Викинг без страха и упрека

СКАНДИНАВ НА РУСИ: СЮЖЕТНЫЕ СТЕРЕОТИПЫ И ИСТОРИЧЕСКИЕ РЕАЛИИ

ГЛАВА 3.

Вся литература средневековья пронизана традиционными сюжетами, мотивами, образами, специфика которых была обусловлена "литературным этикетом" (по выражению Д.С. Лихачева), т.е. представлениями о том, как должно происходить то или иное событие, как надлежит вести себя человеку в тех или иных условиях, какими качествами обладает человек определенного социального статуса. Средневековый автор не мог изобразить человека или событие вне рамок традиционных стереотипов. Однако стереотип никогда не был и чисто литературным феноменом, а отражал в обобщенной форме действительно существовавшие реалии. Поэтому всякий стереотип имеет под собой историческую основу. Тем самым в литературном творчестве сталкивались две противоречивые тенденции: стремление к точному воспроизведению явлений действительности и одновременно к обобщенному, схематизированному изображению этих явлений по нормам литературного этикета.

Типизация прослеживается на трех основных уровнях литературного творчества. На мировоззренческом уровне создавался "этикет миропорядка", т.е. общие представления об обществе, его организации, его функционировании в их литературном преломлении, что предопределяло задачи и цели труда, обусловливало идеализацию одних персонажей и дегероизацию других, жесткий отбор изображаемых событий и их интерпретацию. Ситуативный уровень был связан с "этикетом поведения", т.е. взглядами на то, как в "заданной" ситуации должны действовать герои, каковы должны быть взаимоотношения героев и т.п. Благодаря этому повествование насыщается традиционными сюжетами, которые разрабатываются с помощью стереотипных мотивов. Наконец, на стилистическом уровне вступает в действие "этикет описания", т.е. сложившаяся система устойчивых формул и общих мест для описания схожих ситуаций.

Для такого традиционного жанра, как сага, литературный этикет имел огромное значение. Он диктовал отбор явлений действительности, которые только и могли быть отображены в сагах, характер (или интерпретацию) отдельных эпизодов, изображение персонажей, наконец, речевые формулы. Иерархически соподчиненная система стереотипов является конструктивной основой саги, и потому при использовании саг в качестве исторического источника первоочередная задача - выявление стереотипов всех уровней, с тем чтобы отличить изображение реального факта от изображения типической ситуации, выявить историческое явление, породившее тот или иной стереотип, и установить достоверность не только нестереотипных сообщений, но и конкретных деталей в стереотипном сюжете.

По разным причинам и в разное время на Руси, согласно королевским сагам, оказываются четыре норвежских (и только норвежских) конунга: Олав Трюггвасон (конунг в 995-1000 гг.), которого выкупает из рабства его дядя по матери Сигурд, приехавший в Эстланд собирать дань для русского князя, и привозит ко двору князя Владимира; Олав Харальдссон (1014-1028 гг.), бежавший из Норвегии от своих политических противников к князю Ярославу и княгине Ингигерд; Магнус Олавссон (1036-1047 гг.), оставленный в шестилетнем возрасте князю Ярославу его отцом, Олавом Харальдссоном, вернувшимся в Норвегию и погибшим там в 1030 г.; Харальд Сигурдарсон (1046-1066 гг.), который бежит из Норвегии после поражения Олава Харальдссона, и Русь заменяет ему на время дом и является отправным пунктом для всех его дальнейших странствий, куда он отсылает награбленные в Африке и Византии богатства.

Хотя обстоятельства появления на Руси норвежских конунгов различны, все они ищут здесь временное пристанище и обретают его. Более того, согласно сагам, все четыре конунга оказываются с момента приезда окружены на Руси почетом и уважением. Им (кроме малолетнего Магнуса) предлагаются земельные владения для содержания войска. Они становятся воеводами (хёвдингами) и возвышаются на военной службе русскому князю, совершая немало победоносных кампаний. Все четыре конунга отправляются из Руси назад в свою страну с целью захватить или вернуть себе власть в Норвегии и в трех случаях достигают своей цели.

Казалось бы, каждое из этих событий индивидуально, и его описание выглядит правдоподобно. Однако при рассмотрении их в общем контексте саг можно видеть, что эпизоды созданы в соответствии с "этикетными" требованиями.

При различии деталей во всех четырех случаях выдерживается общая схема: норвежский конунг, являющийся на Русь не с воинственными намерениями, оказывается встреченным здесь со всеми подобающими его статусу почестями, он любим князем и княгиней, он проявляет себя с лучшей стороны на службе русского князя, которая подготавливает его к дальнейшей борьбе за власть в Норвегии.

На первом уровне четко прослеживается общая установка: чтобы быть достойным своего высокого положения, норвежский конунг должен обладать определенным набором качеств и превосходить в этих качествах всех без исключения в своей стране и тем более вне ее. Достойный правитель должен обладать физической красотой, мужеством, силой, воинской доблестью, щедростью, быть наделен удачей. Стереотипны в значительной степени и их судьбы, несмотря на стремление автора саг следовать фактам действительности. Конунги проявляют свои героические качества в полной мере уже в детстве. Харальд Прекрасноволосый, став конунгом в 10 лет, уничтожает всех своих врагов; его сын Эйрик Кровавая Секира в 12 лет возглавляет поход по Восточному пути; Олав Харальдссон в 12 лет одерживает подряд три победы в Шведских шхерах, в Эстланде и Финланде. Показательно, что все юношеские подвиги конунгов совершаются за пределами самой Норвегии во время викингских походов или на службе у иноземного правителя (чаще всего английского). Они воцаряются в своей стране, преодолевая сопротивление бондов и местной знати. Гибнут они, как правило, в своей стране, а не за ее пределами.

Героизация конунга имеет оборотную сторону. Не только его противники, но и его друзья уступают ему в важнейших для характеристики конунга качествах: им недостает отваги или силы, щедрости или удачи. Их недостатки оттеняют достоинства конунга. Отсюда, например, проистекает частое в королевских сагах изображение Ярослава Мудрого нерешительным и слабым правителем, скупым господином (см. ниже 4.1).

Эпизоды пребывания норвежских конунгов на Руси насыщены и стереотипами ситуативного уровня. Яркий пример - описание юношеских подвигов мальчиков Олава и Магнуса. Первый из них, узнав на торгу человека, убившего его воспитателя и продавшего его самого в рабство, отрубает ему голову топором - "и это считается славным ударом для такого юного человека". Второй на пиру наносит топором смертельный удар дружиннику, оскорбившему его, и конунг Ярицлейв (Ярослав) одобряет его поступок. Мотив убийства оскорбителя на торжище и в еще большей степени - во время пира имеет чрезвычайно широкое распространение, особенно в героическом эпосе, уходя корнями в архаические ритуалы. Его использование в данных эпизодах - лишь трафаретная ситуативная характеристика героев повествования.

Лишены поэтому основания распространенные в исторической литературе попытки привлечь эти эпизоды для решения вопросов о древнерусском праве. Обращение историков к рассказам о юношеских подвигах Олава и Магнуса понятно. В первом случае дается яркая и, казалось бы, достоверная картина практического применения правовых норм:

После убийства Клеркона Олав и его дядя Сигурд рассказывают княгине Аллогии о происшедшем. Согласно Снорри, "она отвечала, глядя на мальчика, что нельзя убивать такого красивого мальчика, велела позвать к себе людей в полном вооружении. В Хольмгарде была такая великая неприкосновенность мира, что там были законы, что убить следует всякого, кто убьет неосужденного человека. Бросился весь народ, по обычаю своему и законам, бежать, куда скрылся мальчик. Говорили, что он во дворе княгини и что там отряд людей в полном вооружении. Сказали об этом конунгу. Пошел он туда со своей дружиной и не хотел, чтобы они бились. Устроил он тогда мир, а затем и соглашение. Назначил конунг виру, а княгиня заплатила" (Королевские саги 1. С. 155, 160).

Основываясь на сообщении саги, исследователи пришли к выводам, что при Владимире Святославиче "вира не была штрафом в пользу князя": "за убийство человека, у которого не было кровных мстителей, требовало вознаграждения общество, к которому он принадлежал или в котором совершилось убийство, если убийца был известен" (В. О. Ключевский); что князья боролись с институтом кровной мести и что "в годы правления князя Владимира сделано было несколько попыток реформ русского права" (А.А. Зимин); что княжеский суд в X в. был в значительной мере "условным", а народные общины обладали большой самостоятельностью "в отправлении судопроизводства" (И.Я. Фроянов). Лишь М.Б. Свердлов справедливо указал в этой связи, что нельзя строить выводы такого рода без учета жанровой специфики саг и детального источниковедческого анализа каждого сообщения (подробнее см.: Королевские саги 1. С. 194-198).

Рассказ об убийстве Клеркона существует в пяти редакциях, в значительной мере противоречащих одна другой. Так, в "Обзоре саг о норвежских конунгах" месть Олава была сочтена справедливой и о выкупе там речи не идет; в редакции А "Саги об Олаве" монаха Одда убийство Клеркона не вызывает никаких последствий, а княгиня собирает тинг, чтобы найти человека, который, как предсказали прорицатели, должен принести свет в Гарды, т.е. Олава (Королевские саги 1. С. 121-122, 127-128, 135-136).

Более того, рассказ об убийстве на пиру дружинника юным Магнусом (в своде королевских саг "Гнилая кожа") является трансформацией того же мотива. Если исходить из исторической реальности, то Магнусу в это время было около пяти лет (известие датируют концом 1029 г.).

"Часто забавлялся он в палате конунга и был ловок во многих играх и упражнениях, с большим проворством ходил он на руках по столам... Один дружинник, довольно пожилой, невзлюбил его и однажды, когда мальчик ходил по столам и подошел к этому дружиннику, то подставил тот ему руку и свалил его со стола и сказал, что не потерпит его нападений. Люди расценили это по-разному: высказывались некоторые за мальчика, а некоторые - за дружинника. И в тот же вечер, когда конунг ушел спать, мальчик вернулся в палату, и когда дружинники сидели там вновь и пили, тогда подошел Магнус к тому дружиннику и держал в руке маленький топор, и нанес дружиннику смертельный удар. Некоторые его товарищи хотели убить мальчика и отомстить так за того дружинника, а некоторые воспротивились и хотели испытать, как сильно конунг любит его. [Конунгу сообщили о происшедшем.] "Королевская работа, приемыш, - говорит он и рассмеялся, - я заплачу за тебя виру". Затем договаривается конунг с родичами убитого и тотчас выплачивает виру. А Магнус находится в дружине конунга и воспитывается с большой любовью..." (Msk. 6; Рыдзевская. С.44).

Взаимозависимость рассказов об Олаве и о Магнусе очевидна. Перед нами типичный случай заимствования и переноса сюжета из одного произведения в другое. Можно лишь гадать, с каким из двух юных конунгов - Олавом или Магнусом - произошли (и произошли ли вообще?) описанные события. Вероятно, в рассказах об Олаве, более ранних, можно видеть источник сообщения "Гнилой кожи" о юном Магнусе, тем более что начальная часть "Гнилой кожи" носит литературный характер. Похожие сюжеты встречаются и в сагах об исландцах. Например, в "Саге об Эгиле" (1220-1240 гг.) рассказывается, как во время игры в мяч семилетнего Эгиля Скаллагримссона побил более взрослый мальчик Грим Хеггасон. Эгиль бросился к своему покровителю, Торду Гранасону, и рассказал, что произошло. Торд сказал: "Я пойду с тобой, и мы ему отомстим". Торд дал Эгилю топор, который держал в руках (примечателен следующий далее комментарий: "Этим оружием в то время охотно пользовались"). Торд и Эгиль пошли туда, где играли мальчики, Эгиль подбежал к Гриму и всадил ему топор в голову. Затем Эгиль и Торд ушли к своим. Позднее сторонники Эгиля и убитого мальчика Грима бились между собой, и были убитые и раненые (Исландские саги. С. 131).

Традиционность мотива убийства юным героем (конунгом) своего обидчика, несмотря на кажущуюся историчность повествования, не позволяет делать никаких выводов о нормах русского права, и рассказ не может служить основанием для реконструкции каких-либо исторических реалий жизни на Руси.