Социальные основы христианства II-V вв

Ранняя христианская литература и апологетика. «Тринитарные» и «христологические» споры.

Первоначальная христианская литература (периода после сочинения новозаветных книг) может быть разделена на три группы: 1) обильная литература апокрифических «евангелий», «посланий» и «деяний», свидетельствующая, с одной стороны, о том, какие широкие круги населения были увлечены пропагандой христианства, а с другой — о том, как буйно развивалась фантазия, питаемая пафосом ниспровержения существующей официальной идеологии. Вся эта апокрифическая литература, авторы которой неизвестны, как правило, существенно отклонялась от основных положений собственно христианского учения; 2) сочинения «апостольских отцов», считавшихся непосредственными учениками первых апостолов. Сюда относятся несколько посланий, весьма сходных с вошедшими в канон Нового завета, главным образом посвященных утверждению идеи о том, что Иисус был не только Христом (мессией), но именно Богом,—толкования на отдельные положения Нового завета («Пастырь» Гермы) и Ветхого завета («Послание Варнавы» и др.). Наиболее интересно «Учение двенадцати апостолов» («Дидахе») —род устава ранних христианских общин и наставления для их богослужебной и бытовой практики. Эти сочинения долгое время принимались христианской церковью в качестве равноценных новозаветному канону; они датируются в основном II в., когда канон еще не был определен; 3) апологетические сочинения, имевшие целью убедить римские власти в безвредности христианства. Апологеты широко пользовались разработанным в эклектических философских школах методом противопоставления аргументов различных античных философских учений с целью показать относительность достигнутых философами истин, и противопоставляли им христианскую истину божественного откровения. Возможность такого откровения они базировали на выработанной самою античной философией концепции Логоса; они признавали, что Логос частично уже проявлялся в наиболее праведных из античных философов, как, например, в Гераклите, Сократе и некоторых стоиках, но утверждали, что воплощен он только в Иисусе Христе. Помимо влияния стоиков в писаниях апологетов заметно сильное воздействие платонической философии. От самых ранних апологетов сохранились в лучшем случае отдельные отрывки; наиболее известен Иустин Мученик, чье главное сочинение — «Апология» — датируется 150 г. н. э. Уже в последней четверти II в. оказалась необходимой резкая письменная полемика против апологетов со стороны приверженцев традиционной религии («Истинное рассуждение» философа Цельса).

Попытки апологетов показать безвредность христианства для Римской империи и перебросить мост к христианству от античной философии с помощью учения о Логосе не увенчались успехом. Свидетельства евангелий, по мере того как с ними знакомились скептические воспитанники античных учений, по-прежнему ставили трудные для разрешения логические задачи. Да и сами христиане не настолько были чужды античному школьному учению, чтобы не задавать себе недоуменных вопросов.

Если Христос был бог, то как мог он быть Сыном Бога? Если Христос — бог, то сколько же есть богов — один или два? Что такое Дух Святой и как он соотносится с этим богом или богами? Если Христос сам и есть единый Бог, то как же он молил «да минует меня чаша сия» и на кресте упрекал Бога (самого себя) в том, что тот его покинул?

Три века происходила напряженная идеологическая борьба. Решения были различны. Некоторые, как мы уже упоминали, следуя за Арием, полагали, что Христос был человеком-божеством, но сотворенным, а не существовавшим от века; другие — что он родился человеком и был лишь усыновлен богом ради свершения своей миссии; третьи предлагали считать, что его вообще реально не.было, а существовала лишь видимость его тела, явленная богом, или что оно было лишь проявлением единственного Бога Отца; наконец, существовала гностическая концепция Христа-Логоса как божественного, но подчиненного абсолютному божеству начала. Но большинство христиан согласилось на том, что бог, хотя и един по сущности, проявляется в трех божественных личностях (ипостасях) и что Христос был земным воплощением одной из них. Отсюда его «автономность» от Бога Отца в земной жизни. Такое решение было принято на «соборах» (съездах) христианских церковных руководителей (иерархов) уже после превращения христианства в господствующую религию — в Никое в 325 г. и в Константинополе в 381 г. Однако продолжались споры о том, совмещались ли в Христе две природы — человеческая и божеская, как учил Несторий (начало V в.), или только одна—божественная природа Логоса, как учил, например, патриарх Кирилл Александрийский. В конце концов на соборе в Халкедоне в 454 г. было решено, что у Христа две природы, но одна сущность. Тогда возник вопрос: одна ли у Христа воля или же две?(Ортодоксальное христианство признало, что воли было две, но что человеческая воля подчинила себя воле божественной.) Ожесточение спорящих нарастало. Каждый христианский «собор» сопровождался отлучением «еретиков», их ссылкой, заключением в темницы и т. д.

Между тем в условиях все большего упадка античной философии в течение II—V вв. число идеалистически(Философский материализм в поздней античности практически перестал существовать), но все же логически мыслящей античной интеллигенции постоянно падало. Ей эти все более усложнявшиеся споры представлялись пустословием и формальной игрой в абстрактные понятия. Но античная интеллигенция погибла вместе с императором Юлианом Отступником, вымерла, а среди христиан не раздалось ни одного голоса, который сказал бы, что евангельские повествования просто не дают никаких данных для решения подобных вопросов. Отцы церкви, считавшие, что именно на них перешла благодать Духа Святого, снизошедшего, согласно «Деяниям», на первых апостолов, полагали, что одной силою этой благодати они способны постичь окончательную истину о сущности божества, не открытую самими евангелиями. В конце концов все христианские общины, за малыми исключениями, согласились с положением, сформулированным в «символе веры», принятом на Никейском соборе(По другому предположению, это исповедание веры было принято на Константинопольском соборе 381 г. на основе более краткого символа, принятого в Никее в 325 г.): «Верую во единого Бога Отца вседержителя, творца неба и земли, видимых (вещей) и невидимых, и в единого господа Иисуса Христа, сына божьего единородного, рожденного от Отца прежде всех времен,— свет от света, бог истины от бога истины, рожденного, а не сотворенного, единосущного Отцу, через которого все существует, ради нас (людей) и нашего ради спасения сошедшего с небес и воплотившегося от Духа Святого и Марии Девы и вочеловечившегося... и в Духа Святого, господа животворящего, который...» — здесь, однако, верующие христиане так и не смогли прийти к единодушию, и если восточные христиане читали «который исходит от Отца и которому надлежит поклоняться совместно с Отцом и Сыном», то западные христиане (будущие католики) читали «который исходит от Отца и Сына» и т. д.

Именно на этом небольшом догматическом расхождении разделились римско-католическая и греко-православная церковь. Позже возникли и другие, более важные догматические и богослужебные расхождения, но это было уже в эпоху средневековья и в новое время.

Беззаветное упорство в отстаивании своих позиций при «тринитарных» (относящихся к учению о Боге-Троице) и «христологических» спорах было обусловлено не только и не столько внутренними убеждениями сторонников той или иной доктрины. Если бы дело обстояло так, то споры об этих богословских тонкостях, вероятно, не выходили бы за пределы элиты христианских мысли— телей, не обращались бы к массе верующих, которые едва ли были.способны понять разницу между «подобносущием» Сына Отцу (гомойусия) и их «единосущием» (гомоусия). Ведь, например, в XIII в. религиозная философия Фомы Аквинского отлично уживалась в верхах церковной иерархии с весьма отличным от нее учением, скажем, Дунса Скота, совершенно не затрагивая массу верующих. За доктринальными-спорами III—V вв. стояли социальные силы и политические течения. Недаром в церковных соборах активно участвовали императоры и иерархи, занимавшие государственные посты. Когда спорили о том, исходит ли Дух Святой только от Отца или еще от Сына, вопрос стоял о том, подчинятся ли христиане западной, разваливающейся Римской империи римскому епископу (папе), считавшему себя преемником апостола Петра, или константинопольскому патриарху, находившемуся в полной зависимости от восточноримского императора. Когда египетские и армянские христиане нашли, что никейское исповедание веры недостаточно определенно высказывается против учения о двойной, и божественной и человеческой, сущности Христа, то для египтян речь шла об автономии (хотя бы частичной) от Византии, а для армян — о том, как отнесутся к их вере тогдашние фактические владыки Армении, персидские «цари царей»,— как к враждебной Сасанидам «вере римского императора» или как к особой религии, имеющей право на лояльное существование внутри Сасанидского государства. Примерно те же побуждения заставили большую часть сирийцев Верхней Месопотамии, также подчиненной Персии, сохранять «еретические» несторианское и яковитское учения, так что православной считалась здесь только меньшая часть населения; борьба арианства с католицизмом также происходила на фоне политического соперничества варварских государств Западной Европы с государственным и культурным наследием Западной Римской империи.

Такова в самых общих чертах история идейного развития христианства — от основания его Павлом и другими проповедниками до превращения в господствующую религию Западной и Восточной. Римской империи и ряда соседних государств. Параллельно шло социальное, организационное и бытовое развитие и видоизменение христианства.

Первоначально люди, примкнувшие к христианскому вероучению, образовывали маленькие, изолированные, разбросанные по империи общины или «собрания» (экклесия; этот термин позже стал обозначать церковь). Организованы они были сходно с ессейской общиной Кумрана (но в отличие от последней не имели замкнутого характера); у них было какое-то общее имущество, члены их ограничивали себя в пище, отличались строгостью нравов (апостол Павел рекомендовал даже воздерживаться по мере возможности от браков). Учили в общине странствующие проповедники, апостолы. Эти апостолы (традиция говорит о семидесяти) назначали в каждую общину «надзирателей» (епископов), которые принимали на себя текущую службу — обучение новой вере, богослужения. Помимо этого, епископы наблюдали за нравами и возглавляли общее хозяйство общины. Христиане устраивали общие трапезы, встречались они на тайных сходках за городом, на кладбищах, в подземельях; когда это было возможно, отдельные группы христиан селились вместе.

Но подобно тому как это произошло с ессеями Сирии (ср. «Дамасский документ» с «Уставом» кумранской общины — см. «Расцвет древних обществ», лекция 20), христианским общинам не удалось долго сохранять свой примитивно-уравнительский характер. К общинам все чаще присоединялись и люди имущие, сами общины расширяли хозяйственную деятельность. К тому же в условиях преследований со стороны властей христиане нуждались в покровительстве людей влиятельных, которых нельзя было отпугивать слишком жестким следованием евангельским словам Иисуса: «продай все, что имеешь, и раздай нищим». Христианскими становились целые округи, потом области; христианами делались воины и чиновники. Управлять новообращенными становилось сложно. От первоначальных общин отпочковывались все новые и новые. Если первые епископы были поставлены апостолами, то новых назначали всего лишь преемники (да и то не в первом поколении) епископов, поставленных апостолами. В одних случаях епископы посылали на места «странствующих епископов», в других — ставили пресвитеров (старейшин), подчиненных епископам. К. III в. возникла сложная иерархия с подчинением иереев-пресвитеров (священников) иерархам (епископам-архиереям разных рангов), священники приобретали помощников (диаконов). Для богослужения стали создаваться специальные церковные строения. Чтобы сохранить авторитет, необходимый для действенной проповеди, соблюдения порядка среди верующих и для богослужения, было выработано представление о благодати, полученной от Духа Святого не только апостолами, но всеми их преемниками в иерейском чине через особый обряд рукоположения и елеопомазания. Представление о наличии этой благодати приводило к тому, что соборы епископов отваживались решать вопросы сущности самого божества, не разъясненные в евангелиях, часто на основании совершенно произвольных толкований традиционно передававшихся речей Иисуса и писаний апостолов.

Во II в. христиане могли существовать и действовать преимущественно нелегально; отказ участвовать в культе императора (и вообще римских божеств) по закону карался смертью, хотя эта кара не всегда применялась. Мученичества христиане даже искали, потому что оно считалось вернейшим залогом загробного блаженства; во всяком случае, мученичество поражало умы и привлекало к христианам новых сторонников. Вскоре мучеников стали считать святыми, к которым обращались за заступничеством (так же как к апостолам и к Марии, матери Иисуса): создались как бы культы этих святых, хотя они не считались богами или полубогами. В III и самом начале IV в. жестокие преследования христиан возникали лишь время от времени (при императорах Деции и Диоклетиане), и открытое следование христианскому культу стало самым распространенным явлением. Соответственно нравы и быт христиан стали гораздо менее строгими; учение апостолов свободно сосуществовало теперь с прежним повседневным бытом крестьян, горожан, рабов, воинов или чиновников. Даже священники и епископы вели обычную семейную жизнь. В конце концов христианское движение в его ортодоксальной форме поддержали те самые земельные магнаты, использовавшие труд колонов, которые, как и христианство, хотя и в другой форме, противопоставляли себя косной силе империи (хотя христианское течение донатистов(Донатисты упрекали христианскую церковь в отступлении от чистоты и идеалов погибших мучеников и осуждала светскую жизнь духовенства.) составило идеологию агонистиков, восставших против этих магнатов в IV в.).

В IV в. возникла новая волна анахоресиса. Новые анахореты, или монахи («одинокие»), как они теперь назывались, бежали в пустыню уже не столько от римских налогов и вымогательств и не от принудительного императорского культа, сколько стремясь тем в большей мере соблюдать аскетические идеалы раннего христианства, чем больше эти идеалы исчезали из повседневного быта светских христиан. Монахи возлагали на себя религиозный обет большей или меньшей строгости, обязывающий к целомудрию, соблюдению постов, изнурению себя молитвами, трудом и обрядовыми упражнениями (например, поклонами); мыться считалось непростительной изнеженностью. Некоторые монахи были отшельниками и жили в полном одиночестве (в Месопотамии—нередко на отдельных башнях, или «столпах»); другие жили единым общежитием в монастырях за высокой стеной, со своей общей трапезной и церковью. Места для своего духовного спасения монахи избирали в пустыне, вначале главным образом в Египте, затем на Синае, в Палестине, Малой Азии, Месопотамии. Где не было пустынь, выбирались уединенные лесные или горные места.

В христианском мире монашество вскоре приобрело ореол святости и особый авторитет; даже высказывалось сомнение, возможно ли загробное спасение без монашеского аскетизма в земной жизни. Из монахов стали ставиться епископы и другие архиереи, хотя рядовое священство еще продолжало жить нормальной светской жизнью (запрещение браков для католических священников относится уже к средним векам).

Такой характер приняло христианство к 313 г., когда эдиктом императора Константина было официально прекращено преследование христиан и признана свобода вероисповеданий в Римской империи. Фактически это означало, однако, признание господства христианской церкви в империи; сам император стал принимать активное участие в церковных делах, а богословские споры стали связываться с борьбой за епископские кафедры, превратившиеся в государственные посты.

Греко-римские традиционные культы быстро вымирали, несмотря на попытку императора Юлиана создать из них стройную религиозную систему, способную противостоять христианству. Император Феодосии в 391—393 гг. запретил все языческие культы. Появились и у язычников свои мученики(Так, в 415 г. в Александрии была растерзана христианской толпой Гипатия, женщина-математик, преподававшая неоплатоническую философию; еще в древности предполагали, что это дело рук Кирилла, патриарха Александрийского.); но число людей, готовых умереть за традиционные верования, ничего не обещавшие после смерти, оказалось весьма незначительным. В течение V в. греко-римское язычество быстро исчезло, оказав лишь самое незначительное сопротивление. Больше было мучеников из приверженцев неортодоксальных христианских толков (ересей); с ними официальной церкви пришлось бороться в течение всей ее истории.

Литература:
Редакционная коллегия. Идеология поздней Римской Империи./История Древнего мира. Упадок древних обществ.- М.:Знание, 1983 - с.239