Финансовая политика минского правительства

Цзинь, Пин, Мэй». — выдающийся социально-обличительный роман конца 16 — начала 17 вв. Несмотря на то, что действие его отнесено по традиции к прошлому, к 12 в., неизвестный автор, скрывавшийся под псевдонимом Ланьлинского Насмешника (Ланьлин Сясосяошэн), нарисовал правдивую картину быта и нравов современной ему эпохи «накопления денежного богатства» (15 — 16 вв.) — В кн.: Хрестоматия по истории Китая в средние века. – М.: изд-во Московского ун-та, 1960, с.71 — 79.

Глава семнадцатая, рассказывающая о том, как инспектор Юйвэнь осудил командующего Яна (отрывок).

...Симынь Цин[56] сел на коня и примчался домой. Во внутд еннем зале при свете фонарей и свечей увидал он дочь с муа ем, которые только что приехали. Вокруг них громоздились сундуки, корзины, кровати, пологи и прочая утварь. Симынь Цин с испугом спросил:

– Почему это вы вдруг приехали?

Чэнь Цзинцзи, отвешивая земной поклон, с плачем заговорил – Наш уважаемый господин Ян на днях был разжалован и смещен придворным прокурором и по высочайшему указу о заключен в Южную тюрьму. Всех его родственников, служащих и сторонников допрашивают, забивают в колодки и высые лают. От Яна вчера ночью к нам примчался управитель рассказал обо всем отцу и так его напугал, что отец велел мне с женой укрыться на время в вашем доме, захватив с собою пожитки. Сам же он отправился в Восточную столицу к моей тетке разузнать, как обернется дело. Онне забудет вашего благодеяния и, когда все уляжется, щедро отблагодарит.

– Он написал мне? – спросил Симынь Цин.

– Вот письмо, – Чэнь Цзинцзи достал из рукава и вручил тестю. Тот разорвал конверт и стал читать: «Младший сват Чэнь Хун бьет челом.

Милостивейший сват Симынь! Настоящим без лишних слов сообщаю, что во время нарушения границы и Сюнчжоу северных варваров начальник военного Ван не отправил ни пеших, ни конных, допустил стратегическую ошибку, причинил двору неприятности. Жестокое наказание вместе с ним понес и господин Ян.

По гневному указу его величества Ян Цзянь был заточен в Южную тюрьму. Его допрашивали на судебной трех управлений прокурорского, уголовного и кассационного. Все его родственники и служащие приговорены, как к ссылке в пограничные войска. Эти вести привели в ужас мою семью. Не зная, где искать прибежища, я отправил некоторое время к Вам сына с Вашей любимой дочерью и велел им захватить кое-какое добро. Сам жееду к мужу сестры - Чжан Шиляню, чтобы узнать о дальнейшем. Как только уладится, я вернусь домой. Не забуду о Вашем благодеянии и щедро Вас отблагодарю.

Тревожась, как бы дело не получило отклика и у Вас в де, велел сыну захватить еще пятьсот лян серебром. прощенья за причиненные Вам хлопоты и беспокойство. буду Вам благодарен. Пишу наспех при лампе, без новостей.

Еще раз низко кланяюсь – Хун. Середина лета, 20 дня».

Симынь Цин растерялся, но все же велел У Юэнян[57] накрыть стол и угостить дочь с мужем, слугам приказал – приготовить для приехавших расположенный перед залой ный флигель в три комнаты, а сундуки, корзины и убрать в покои У Юэнян. Чэнь Цзинцзи достал пятьсот серебром и передал хозяину на расходы. Симынь управляющего У, отдал ему пять лян и велел ночью же виться в уезд к архивариусу (кунму) списать ~ «Столичных ведомостях» известия из Восточной столицы.

Там было написано следующее:

«Доклад инспектора Военного ведомства Юйвэнь Сюйчжуна.

Покорнейше прошу Ваше Величество судить и со всей гостью наказать самовластных преступников, нарушивших устои империи, чтобы поднять дух в воинстве нашем и покончить с бедствиями от набегов варваров.

Как слышал Ваш покорный слуга, варвары совершали набеги с древних времен. Племя сяньюнь при династии Чжоу, гунны при доме Хань, тюрки при Танах, кидане в эпоху Пяти династий, а когда создал царство наш Оунский государь, даляо бесчинствовали на землях империи не один день. Однако никто не слыхал, чтобы угроза нашествия зародилась извне, тогда нет тому повода внутри страны. Поговорка ведь гласит: ока иней не выпадет, колокол не загудит; пока дождь не пойет, колонна не отсыреет, Одно зло порождает другое, это – непреложный закон. Так, например, больной долго страдает т внутреннего недуга, изначальный эфир в нем истощается, в него отовсюду входит нечисть, от которой заболевают руки, ноги и кости. Такой больной не выживет, лечи его сам луский Вянь Цяо[58]. Ныне же Поднебесная напоминает крайне истощенного больного. Вы, государь, ее голова, помощники-сановники – ее внутренности, все чиновники – ее руки и ноги.

Вы, Ваше Величество, пребываете на девятом небе. Чиновники Ваши внизу со всем усердием управляют страною. Если бы все внутри было наполнено жизненным эфиром, а процветание защищено от внешнего удара, откуда бы явилась еда? Ныне накликал нашествие орд инородцев не кто иной, как наставник Вашего Величества (да сюэши) Цай Цзин, что лужит в зале Высокого правления. Это коварный злодей, умея угождать, льстить в глаза, действовал бесстыдно и корыстолюбиво за спиной. Он не мог помочь государю в выполнении законов и соблюдении естественного начала, а низшим – в исполнении распоряжений, в охране народа и любви к нему. Он пекся лишь о собственной корысти и жалованье, добивался положения, создавал собственную клику и вынашивал заговоры, в тайне обманывая государя. Он губил лучших, из-за него казнили верных слуг государя: он посеял страх во всей стране. У его ворот собирались отовсюду сановники н красных н лиловых одеждах. Не так давно он самовольно изменил нашу политику на побережьях рек Хуанхэ и Хуайшуй, отдал три области варварам ляо. Во время мятежа Го Яоши потери достигли крайнего предела, и варвары чжурчжэни в конце концов нарушили перемирие, полчища их стали теснить Китай. Вот как тяжки его преступления против Империи! Цай Цзин недостоин занимать такой пост.

Ван Фу – алчный бездарный негодяй и ведет себя балаганный комедиант. По протекции Цай Цзина он был приближен ко двору. Вскоре емуошибочно дали власть над сками. Он же помышлял только о возвышении и о благополучии, не мог выдвинуть ни единого соображения. этому он растерялся и впал в панику, как только Чжан стал бесчинствовать в Тайюани. Ныне, когда варвары вторглись в наши пределы, он в страхе за свою жизнь бежал на юг с женой идетьми. За такое государственное преступление мало казнить.

Ян Цзянь – щеголь в белых атласных штанах, тонких яств, который присвоил себе заслуги предков да опирался на родню жены – потомков фаворитки. назначенный на пост командующего войсками, он в своей; разнузданности завел много наложниц. Притворяясь преданным, он, вероломным и беспримерным трусом.

Эти трое подобрали себе друзей, тесно связанных друг с другом, сколотили клику, оплели и двор и всю страну. Эти паразиты подточили власть Вашего Величества изнутри. немногие годы они навлекли на страну ужасные бедствия, дорвали основу жизни и нанесли ущерб населению. Они отягчили повинности и поборы. Народ разбегался, уходил в разбойники, варвары перестали покоряться, богатства истощились, все ее устои расшатались. Преступлений Цай Цина и его клики не перечесть, как волос на голове.

Наш долг предотвращать преступления, служить государю. Если мы, увидав собственными глазами, как предатели губят империю, не доложили бы о том государю, то оправдали бы Высочайших милостей и изменили тому, нас учили. Пав ниц, умоляю Ваше Величество о – приговора.

Дело Цай Цзина и всей его клики злодеев передать в кассационную палату (тинвэй) для более легкого наказания, либо приговорить к высшей мере наказания: отрубить голову либо, как принято, забить в колодки с написанным на приговором; либо сослать в места отдаленные, пусть сражаются с чудовищами. Тогда только восстановится Воля неб, возрадуется народ, восторжествуют законы и варварские набеги. Возликует вся Поднебесная, Ваши слуги и народ.

Удостоились получить Высочайшее повеление:

«Цай Цзина пока оставить на прежнем посту – государева. Ван Фу и Ян Цзяня направить в судебную коллегию трех ведомств. Быть посему».

После дознания в коллегии участники Клики – преступники Ван Фу и Ян Цзянь – за попустительство вторжению варваров и потерю земель, за гибель народа, воинов и полководцев должны будут быть разжалованы и по закону приговорены к казни, разрублены пополам.

Дун Шэна, Лу Ху, Ян Шэна, Пан Сюаня, Хань Цзунжэня, Хуан Юя, Цзя Ляня, Лю Шэна, Чжао Хундао и других выявленных соучастников из числа родственников и писцов и секретарей после допроса забить на месяц в колодки, а затем сослать в пограничные войска».

Пока не прочел Симынь Цин этого сообщения, он еще не так беспокоился, но теперь у него зашумело в ушах, затряслось все внутри, замерло сердце, душа чуть не рассталась лихорадочной спешке приказал он связать во вьюки золота, серебро, драгоценности, привел в свою спальню слуг Лайбао и Лайвана и шепотом приказал: «Наймите вьючных животных и сейчас же, ночью, спешите в Восточную столицу, новости. Но к свояку Чэню в дом не показывайтесь. Случится что недоброе, постарайтесь уладить на месте возвращайтесь, чтоб обо всем рассказать».

Симынь выдал им на дорогу двадцать лин серебром и ранним утром в пятую стражу, наняв носильщиков, они двинулись в столицу. Но о них пока речи не будет.

Хозяин всю ночь не смыкал глаз. На другое же утро отдал распоряжение Лайчжао и Бэню Четвертому прекратить разбивку парка, распустить мастеров, в дом никого не пускать, улице не показываться. Ворота по целым дням оставались на запоре. Самого Симынь Цина все бросало в дрожь, он становился все мрачнее и мрачнее, метался по дому взад и вперед, словно сороконожка под палящими лучами солнца. И даже мысль о женитьбе на Ли Пинъэр выбросил из головы.

Стоит ли так расстраиваться? – обратилась к сидевшему по целым дням дома удрученному мужу У Юэнян. – Это ведь Чэни попали в беду, им и ответ держать. На каждый говорят, свой ростовщик. Что вы, бабы, понимаете? – возразил Симынь. – Чэнь свояк. Тут не до шуток! Еще на горе доченька с муженьком пожаловала. Да и соседи давно на нас зубы точат. Как говорится, прялка на месте стоит, да челнок-то бегает. овечку, ослы в драку полезут. Найдется подлец, доложит, и вырвут дерево, доищутся до корешков, тогда никому несдобровать. Правду говорят: запрешь ворота, так беда грянет... (гл. 5, стр. 433 – 440).

Глава восемнадцатая, рассказывающая о том, как Лайбао уладил дело в Восточной с т о л и ц е (отрывок).

...Расскажем о том, как шли улаживать дело, Лайван. С зарею выходили по чуть светлевшей тропе и на закате по темневшей пыли. Садились поесть лишь изголодавшись, принимались пить лишь изнывая от жажды. ночевали под луной, под звездным небом, пока, наконец, не добролись до столицы.

Тут они остановились на постоялом дворе за воротами Долголетия. На другой день они отправились бродить по роду, прислушиваясь, о чем судачат, о чем шепчутся на улицах и в переулках. А толковали все об одном: вчера-де после допроса начальнику Военного ведомства Вану объявили Высочайший указ. Приговор ему будет утвержден осенью. разыскали еще не всех подчиненных, близких и родных командующего Яна, потому и приговор им пока не вынесен. Но теперь и до них, должно быть, черед дошел.

Тут слуги Симынь Цина взвалили на спину вьюки с подарками и поспешили к Цай Цзину. Вызвать у него по делу приходилось не раз, и дорога была знакомая. У самого особняка под аркой на улице Драконовой Доблести они остановились понаблюдать, вскоре увидели человека в синем, который вышел из ворот и поспешил на восток. В нем Лайбао сразу узнал управителя Яна – родственника командующего Цзяня. Лайбао чуть не окликнул Яна, да вовремя вспомнил наказ хозяина и удержался. Выждав пока Ян прошел, они неторопясь подошли к дому, и привратник протянул:

– Слушаю вас!

– Дома ли его милость, господин наставник? – с Лайбао.

– Господина нет, – ответил тот, – еще не вернулся дворца. А зачем он тебе?

– Нам бы повидаться с управляющим Чжаем, дело ~ – не унимался Лайбао.

– Дяди Чжая тоже нет, он уехал вместе с хозяином. «Постой, – смекнул Лайбо, – ждешь от меня подарка,

и не хочешь разговаривать. Он вынул из рукава ~ и протянул его привратнику.

– Тебе кого надо? – приняв серебро, спросил тот, рого господина или молодого ученого? У старого г дворецкий Чжай Цянь, младшему докладывает Гао Ань. Его милость еще не вернулись, а младший господин дома. Если ты по делу, хочешь вызову управляющего Гао Аня. Не все ли равно, доложишь младшему.

– Я от командующего Яна, – схитрил Лайбао. – У меня дело к господину. Стражник не посмел больше медлить и тотчас удалился. уи долго ждали, пока не появился Гас Ань. – Ваш покорный слуга в родстве с его милостью господином Яном, – начал Лайбао, поспешно поднося десять лян ребром. – У нас письмо от него. Прибыли-то мы вместе с о управителем, но пока я мешкал с обедом, он успел у вас побывать.

– Ян только что ушел, – сказал Гао Ань, принимая серебро. – Господин наставник еще не вернулся. Подожди здесь я доложу младшему господину.

С этими словами управляющий Гао Ань повел Лайбао через мощеный темным камнем двор в глубь особняка. Всюду стрели ярко-красные надписи, проходы между постройками украшали покрытые зеленым лаком перила. Они миновали лысую залу, еще одни парадные ворота и очутились у приройки, выходившей на юг. На золотой таблице рукой императора было начертано: «Приемная Ученого».

Цай Ю, сын Цай Цзина, тоже был фаворитом при дворе, ученым залы Счастья и Согласия, начальником ведомства рядов и надзирателем при дворце Тайи. Лайбао остался, ждать у дверей, а Гао Ань пошел доложить, потом велел ему войти.

В зале висел красный занавес. Перед ним восседал одетый по-домашнему Цай Ю.

– Откуда явился? – спросил он Лайбао, ставшего на колени.

– Ваш покорный слуга сродни господину Яну, из домаших Чэнь Хуна... – объяснил Лайбао и вынул из-за пазухи письмо.

Цай Ю увидал на конверте надпись: «Отборного рису пятьсот даней», велел подойти поближе и продолжал:

– Господин Цай все эти дни избегал появления при дворе из-за тяготевшего над ним обвинения. Вчера дело рассматривалось в Судебной коллегии. Им занимается помощник председателя палаты господин Ли. Как стало известно вчера, государь объявил господину Яну высочайшее помилование, и наказание будет смягчено. Правда, в списки преступников занесены его близкие и служащие, приговор которым вынесут о окончании расследования. Ступай поговори с господином Ли.

– Нижайше прошу, ваше сиятельство, указать, где изволит проживать почтенный господин Ли, – с поклоном обратился Лайбао. – Смею просить высокой милости от имени господина Яна.

– Дойдешь до моста через Небесную реку, а потом на север, – пояснил Цай Ю, – там на склоне увидишь большие ворота. Спроси любого, где живет помощник председателя палаты, главный ученый из залы Цзычжэн, начальник ведомства обрядов господин Ли. Его всякий знает. А я пошлю провожатого.

Тут Цай Ю велел писцу (чжихоугуань) составить письмо, поставил печать и попросил Гао Аня проводить Лайбао.

Гао Ань с Лайбао вышли из дома Цая, Лайвану велел забрать подарки. Миновали улицу Драконовой Доблести, прошли мост через Небесную реку и когда приблизились к дому Ли Ванъяня, хозяин как раз возвращался с высочайшей аудиенции. Одетый в расшитый шелковый красный хал, с яшмовым обручем на поясе, он проводил к паланкину какого-то сановника и проследовал в свои покои.

– Прибыл управляющий господина Цая-младшего, – доложил привратник.

Сперва позвали Гао Аня, после разговора с ним велели войти Лайбао и Лайвану, которые пали на колени перед возвышением, где восседал хозяин. Гао Ань, стоявший сбоку, подал письмо от Цай Ю и перечень подарков, которые Лайб тут же преподнес.

– Как я могу принять все это, когда за тебя просит сам господин Цай, – увидев подношения, начал Ли Банъянь, - да ты еще и в родстве с почтенным господином Яном? К тому жеего величество было растрогано, и он оказал высочаишую милость господину Яну, так что все улажено. Только вот прокурор сурово обвинял тех, кто с ним. Некоторым не избежали наказания.

И он велел писцу подать присланные накануне списки обвиняемых.

«Вместе с Ван Фу, – гласил доклад, – письмовод (баньгуань) Дун Шэн, домочадец (цзяжэнь) Ван Лянь, начал ник стражи (баньтоу) Хуан Юй; вместе с Ян Цзянем писец Лу Ху, управляющий имением (ганьбань) Ян Шэн, секретарь (фуюань) Хань Цзунжэнь и Чжао Хундао, начальник стражи Лю Чэн, клика родственников (циньдан):.Чэнь Хун, Симы о Цин, Ху Четвертый. Эти прихвостни и хитрые лисы, пользовавшиеся покровительством тигра, с расчетом приобретали себе чины и, опираясь на сильных, губили народ. Их лихоимство беспримерно, их злодеяния велики как горы. Они возмутили простой люд (сяоминь), от этого начались смуты в горох. Покорнейше просим Ваше Величество или передать дело Высший суд и сослать клику преступников на далекие раины, чтобы сражались там с оборотнями, или же примять высшее наказание и казнить Судом империи (дяньсин, энгофа). Нельзя ни дня оставлять их в живых».

Растерявшиеся слуги лишь отвешивали земные поклоны. – Ваш покорный слуга как раз из домашних Симынь Цина. Уповаю на вашу высокую милость, Ваше сиятельство, пощадите моего господина, оставьте в живых.

Вместе со слугами коленопреклоненно просил о пощаде и Гао Ань.

Ну как не порадеть при виде пятисот лян всего за одно лицо? И тут Ли Банъянь велел слугам принести стол, взял кисть и исправил в докладе имя «Симынь Ция» на «Цзя Ция», забрал подарки, а просителей отпустил, передав ответное письмо Цай Ю и пятьдесят ляя для Гао Аня, Лайбао и Лайсина.

Выйдя от него, слуги Симыня простились с Гао и направились на постоялый двор. Собрали свои вещи, расплатились с хозяином и звездной ночью пустились обратно в Цинхэ.

По прибытии сразу жепо порядку доложили обо всем хозяину. От их рассказа Симынь Цика будто в ледяную воду всунули.

– Не отблагодари их заранее, что бы мы теперь делали?! – сказал он У Юэнян.

В эти минуты жизнь Симынь Цина подобно солнцу то закатилась было за западные хребты, то вдруг вновь возродилась из-за Фусана. Точно камень от сердца отвалился.

Через два дня ворота больше не запирали, опять возобновилась разбивка парка, стали понемногу выходить на улицу; жизнь пошла по-прежнему (цзюань 5, стр. 451 – 457).