Посвящается памяти родителей 14 страница

Современные историки сообщают кровавые факты, которые полностью подтверждают оценку автора «Капитала». Приведем только один пример. Тверской князь Михаил донес хану Узбеку о том, что московский князь Юрий скрыл значительную часть дани, предназначавшейся татарам. В награду за это он получил титул великого князя и власть над всей Русью. Но то ли не рас­полагая достаточными доказательствами вины Юрия, то ли по другим причинам он собственноручно убил соперника вместо того, чтобы доказать справедливость обвинения в открытом про­цессе. Суд хана приговорил его к смерти, однако ярлык на «ве­ликое княжение» получил не брат убитого, а брат убийцы — Александр Тверской. Этот факт можно толковать по-разному, но наиболее подходящее объяснение состоит в том, что титул ве­ликого князя стал наградой для доносчиков. Совершенно ясно, что в таких условиях формировались вполне определенные ха­рактеры людей, стремящихся к власти. Разумеется, были и дру­гие характеры среди русских князей, однако они находились в худшем положении в борьбе за власть над Россией. Власть могли получить лишь самые изворотливые.

Начало политической карьеры «московской линии» было весьма знаменательным. В 1327 г. в Твери вспыхнуло восстание народа против татарских насилий и поборов, в ходе которого был убит ханский посол — баскак Чолхан. Но не Золотая Орда подавила восстание народных масс. Московский князь скачет в Орду и просит у хана права на подавление русского восстания московскими руками. Калита жестоко расправился с тверичами и подверг тверское княжество страшному погрому, надолго устранившему тверских князей от активной борьбы за полити­ческое превосходство на Руси.

С 1328 г. московский князь Иван получает титул великого князя и право на сбор дани со всех русских княжеств в пользу монголов. Нетрудно понять, что с этого времени в его казне начала исчезать большая часть награбленных денег. Поэтому на­род дал ему прозвище Калита. «Политика Ивана Калиты состо­яла попросту в следующем: играя роль гнусного орудия хана и заимствуя, таким образом, его власть, он обращал ее против своих соперников — князей и против своих собственных под­данных. Для достижения этой цели ему надо было втереться в доверие к татарам, цинично угодничая, совершая частые поездки в Золотую Орду, униженно сватаясь к монгольским княжнам, прикидываясь всецело преданным интересам хана, любыми средствами выполняя его приказания. Подло клевеща на своих собственных сородичей, совмещая в себе роль татар­ского палача, льстеца и старшего раба, он не давал покоя хану, постоянно разоблачая тайные заговоры. Как только твер­ская линия начинала проявлять некоторое стремление к наци­ональной независимости, он спешил в Орду, чтобы донести об этом. Как только он встречал сопротивление, он прибегал к помощи татар для его подавления...

Иван Калита превратил хана в орудие, посредством которо­го избавился от наиболее опасных соперников и устранил вся­кие препятствия со своего пути к узурпации власти. Он не за­воевывал уделы, а незаметно обращал права татар-завоевате­лей исключительно в свою пользу. Он обеспечил наследование за своим сыном теми же средствами, какими добился возвы­шения Великого княжества Московского, в котором так стран­но сочетались княжеское достоинство с рабской приниженнос­тью. За все время своего правления он ни разу не уклонился от намеченной им для себя политической линии, придерживаясь ее с непоколебимой твердостью и проводя ее методически и дерзко. Таким образом, он стал основателем московской дер­жавы, и характерно, что народ прозвал его Калитой, то есть денежным мешком, так как именно деньгами, а не мечом про­ложил он себе путь... Ни обольщение славой, ни угрызения совести, ни тяжесть унижения не могли отклонить его от пути к своей цели. Всю его систему можно выразить в нескольких словах: макиавеллизм раба, стремящегося к своей цели»[59].

Так писал об Иване Калите Карл Маркс. Но дело не в том, что Иван Калита был трусом, абсолютно лишенным челове­ческой совести. Люди, подобные ему, встречаются в человечес­ком обществе. Однако лишь в политической сфере — в данном случае при создании Московского государства, потребовавше­го создания системы контроля над собственными властителя­ми, — обладание такими свойствами характерно для людей, считающих государственную власть главной человеческой цен­ностью, и обеспечивает успех в политическом соперничестве. Кроме того, объективно создание системы контроля над соб­ственным аппаратом власти обеспечило возможность «большо­го скачка» в развитии русского государства и общества — скач­ка от феодальной раздробленности к абсолютной монархии.

На Западе этот процесс шел значительно медленнее. Там эво­люция системы власти была связана с необходимостью лавирова­ния возникающей верховной светской власти между властью ду­ховной, властью крупных земельных феодалов, военной властью сословия рыцарей, экономической властью купечества, город­ской властью средневековых корпораций и т. п. В этом процессе верховная власть обязана была учитывать совершенно различные интересы и конфликты между ними, завоевывать союзников в собственном обществе путем уступок, обещаний, предоставле­ния привилегий отдельным сословиям и т. д. И характерно, что главное сочинение политической мысли Европы, в которой обосновывалась необходимость полного освобождения от хрис­тианской морали в борьбе за власть и создание сильного госу­дарства, — «Государь» Н. Макиавелли — появилось почти пол­тора столетия спустя, на рубеже XV—XVI вв.

§ 4. Влияние Золотой Орды на формирование политических отношений в Русском государстве

Во второй половине XIV в. Золотая Орда была погружена во внутренние конфликты. В этот период предпринимались попытки обрести независимость. Возглавил борьбу русского народа против монголо-татарского ига московский князь Дмитрий. В 1360 г. Орда вручила ярлык на великое княжение суздальскому князю Михаилу. По просьбе митрополита Алек­сия ярлык был возвращен князю Дмитрию. В 1370 г. Орда из­менила решение и передала ярлык на великое княжение тверскому князю Михаилу. Однако во Владимир, находящийся на территории Московского княжества, Михаила просто не пус­тили, и он так и не смог взять в свои руки правление. За не­послушание татары решили наказать князя Дмитрия и отпра­вили Мамая в поход на русские земли. Монголо-татарские войска под началом Мамая потерпели поражение от князя Дмитрия в битвах на р. Воже (1378 г.) и на Дону (Куликовская битва, 1380 г.). За победу на Куликовом поле Дмитрий полу­чил прозвище Донской.

Значение Куликовской битвы было и остается предметом споров. Академический учебник сообщает: «На Куликовом поле был нанесен решающий удар по монголо-татарскому вла­дычеству над народами нашей страны, был развенчан миф о непобедимости «всей Орды». (...) Куликовская битва укрепила значение Москвы как национального и политического центра объединения русских земель в единое государство»[60]. Другие ис­точники полагают, что независимо от значения для более по­зднего русского самосознания, великая победа над Доном ос­талась только эпизодом.

Два года спустя равновесие сил между русскими и татарами было восстановлено. В 1382 г. хан Тохтамыш подошел к Москве. Князь Дмитрий покинул город, оставив его жителей на произ­вол судьбы. Жители организовали оборону и открыли ворота татарам лишь в ответ на их обещание ограничиться сбором дани. Татары не выполнили обещания и устроили резню жите­лей. Дмитрий Донской признал власть Орды над Русью, отно­шения Москвы с Ордой нормализовались.

В последующие годы и десятилетия Москва уже не выступа­ла с оружием в руках против татар, она пыталась освободиться при помощи хитрости и коварства. Принципиальный анализ процесса освобождения Руси от монголо-татарского ига осуществлен К. Марксом: «Иван освободил Московию от татарского ига не одним смелым ударом, а в результате почти двенадцати­летнего упорного труда. Он не сокрушил иго, а избавился от него исподтишка. Поэтому свержение этого ига казалось боль­ше делом природы, чем рук человеческих. Когда татарское чу­довище наконец испустило дух, Иван явился к его смертному одру скорее как врач, предсказавший смерть и использовавший ее в своих интересах, чем как воин, нанесший смертель­ный удар. С освобождением от иноземного ига дух каждого на­рода поднимается — у Московии же под властью Ивана наблюдается как будто упадок. Достаточно сравнить Испанию в ее борьбе против арабов с Московией в ее борьбе против татар.

Когда Иван вступил на престол, Золотая Орда уже давно была ослаблена: изнутри — жестокими междоусобицами, из­вне — отделением от нее ногайских татар, вторжениями Тимура (Тамерлана), появлением казачества и враждебными действиями крымских татар. Московия, напротив, неуклонно следуя политике, начертанной Иваном Калитой, стала необъятной громадой, стиснутой татарскими цепями, но вместе с тем крепко сплоченной ими. (...)

Чтобы восстать против Орды, московиту не требовалось изобретать ничего нового, а надо было только подражать са­мим татарам. Но Иван не восставал. Он смиренно признавал себя рабом Орды. Через подкупленную татарскую женщину он склонил хана к тому, чтобы тот приказал отозвать из Моско­вии монгольских наместников. Подобными незаметными и скрытными действиями он хитростью выманил у хана одну за другой такие уступки, которые были гибельными для ханской власти. Таким образом, могущество было им не завоевано, а украдено. Он не выбил врага из его крепости, а хитростью зас­тавил его уйти оттуда. Все еще продолжая падать ниц перед по­слами хана и называть себя его данником, он уклоняется от уплаты дани под вымышленными предлогами, пускаясь на все уловки беглого раба, который не осмеливается предстать перед лицом своего хозяина, а старается только улизнуть за пределы досягаемости. Наконец монголы пробудились от своего оцепе­нения и пробил час битвы. Иван, содрогаясь при одной мысли о вооруженном столкновении, пытался искать спасения в своей собственной трусости и обезоружить гнев врага, отводя от него объект, на который тот мог обрушить свою месть. Его спасло только вмешательство крымских татар, его союзников. Против второго нашествия Орды он для видимости собрал столь превосходящие силы, что одного слуха об их численнос­ти было достаточно, чтобы отразить нападение. Во время тре­тьего нашествия он позорно дезертировал, покинув армию в 200 тыс. человек. Принужденный против воли вернуться, он сделал попытку сторговаться на унизительных условиях и в конце концов, заразив собственным рабским страхом свое войско, побудил его к всеобщему беспорядочному бегству. Московия тогда с тревогой ожидала своей неминуемой гибели, как вдруг до нее дошел слух, что Золотая Орда была вынужде­на отступить вследствие нападения на ее столицу крымского хана. При отступлении она была разбита казаками и ногайски­ми татарами. Таким образом, поражение превратилось в успех. Иван победил Золотую Орду, не вступая сам в битву с нею. Бросив ей вызов и сделав вид, что желает битвы, он побудил Орду к наступлению, которое истощило последние остатки ее жизненных сил и поставило ее под смертные удары со стороны племен ее же собственной расы, которые ему удалось превра­тить в своих союзников. Одного татарина он перехитрил с по­мощью другого. (...) Действуя крайне осторожно, он не решил­ся присоединить Казань к Московии, а передал ее правителям из рода Менгли-Гирея, своего крымского союзника. Чтобы они, так сказать, сохраняли ее для Московии. При помощи до­бычи, отнятой у побежденных татар, он опутал татар победив­ших. Но если этот обманщик был слишком благоразумен, что­бы перед свидетелями своего унижения принять вид завоевате­ля, то он вполне понимал, какое потрясающее впечатление должно произвести крушение татарской империи на расстоя­нии, каким ореолом славы он будет окружен и как это облег­чит ему торжественное вступление в среду европейских держав. Поэтому перед иностранными государствами он принял теат­ральную позу завоевателя, и ему действительно удавалось под маской гордой обидчивости и раздражительной надменности скрывать назойливость монгольского раба, который еще не за­был, как он целовал стремя у ничтожнейшего из ханских по­сланцев. Он подражал, только в более сдержанном тоне, голосу своих прежних господ, приводившему в трепет его душу. Неко­торые постоянно употребляемые современной русской дипло­матией выражения, такие как великодушие, уязвленное досто­инство властелина, заимствованы из дипломатических инст­рукций Ивана III[61].

В приведенном тексте Маркса можно вычленить опреде­ленную структуру явления русской государственной власти. Прежде всего повторим факты, связанные со сложившимся положением вещей. Золотая Орда приходит в упадок, сила Москвы идет в гору. Кризис Орды продолжается уже почти полтора столетия. Последним ханом, у которого была хоть видимость прежней силы, был Джанибек (1342—1357 гг.). После него в Орде наступает длительный период хаоса и сму­ты. Властители и претенденты на власть наперегонки режут друг друга. Только на протяжении 20 лет (1360—1380 гг.) на троне сменилось четырнадцать ханов. В результате смуты от Золотой Орды отпадают и переходят в состав Литвы Киевское, Новгород-Северское, Черниговское княжества, а также Подолье, на которое до этого времени распространялась не­посредственная юрисдикция Орды. В конце концов Орда распадается на Сибирское, Казанское, Крымское и Астраханс­кое ханства (1420—1460 гг.).

В это же самое время территория Московского государства увеличивается с 10 до 430 тыс. кв. км. Поэтому казалось наибо­лее логичным для московского властителя стать во главе уже достаточно сильного народа и с оружием в руках освободиться от татарского господства. Однако московский князь петляет, как заяц, в своей политике, в решающий момент проявляет повторную трусость, а действительное соотношение сил пока­зывают ему его союзники, побеждая без особого труда врага, приводящего Ивана III в ужас.

Следует заметить, что в этот период истории Московского государства князья неоднократно либо просто убегали не столько от реального врага, сколько от малейшей угрозы, либо наперегонки спешили к татарам выторговать наиболее удобные для себя условия подчинения. Защиту города организовывала «чернь», избирая из своей среды первых попавшихся вождей или приглашая их из соседних государств. (К слову сказать, этим народным вождям ни царская, ни советская, ни нынеш­няя Россия не удосужилась поставить памятники.)

Возникает вопрос, что было причиной такой политики Ивана III, и правы ли современники, назвав его «великим». С одной стороны, Иван III стоял во главе уже сильного к тому времени народа, ненавидящего монголов; у него были сильные союзники; противник был ослаблен длительными внутренни­ми раздорами. С другой стороны, московские властители всегда соперничали между собой в грабеже своего же народа, по соб­ственной инициативе приглашали монгольских чиновников для обоснования «чрезвычайных» методов сбора и количества дани. Они не останавливались перед отцеубийством, отравле­нием соперников и доносами друг на друга врагу. Иван III гра­бил свой народ больше, чем требовали монголы, и больше, чем платил им дани.

Поэтому, когда пробил час освобождения, Иван III убоял­ся не Орды (он был достаточно искушенным политиком, что­бы не знать слабости собственного господина), а устрашился ситуации неопределенности, которую создавало это освобож­дение. Он колебался между желанием самостоятельности и страхом остаться один на один со своими подданными.

Отсюда следует, что поведение Ивана III объяснялось не его характером, а содержанием власти, одним из представите­лей которой он был. Это содержание предопределялось отно­шением между властью и гражданами, которое сформирова­лось в специфических условиях России, контролируемой мон­голами на протяжении двух с половиной столетий (от первой трети XIII до конца XV в.).

Таким образом, особенности политического развития Рус­ского государства в условиях монголо-татарского ига сводились к следующему.

1. Русь переживала период феодальной раздробленности (уже в конце XII в. на территории Киевской Руси существовало около 70 независимых уделов и княжеств).

2. Монголо-татарское нашествие и специфический характер навязанного господства создали совершенно новый механизм политической конкуренции, который опирался только на во­енную силу и стал основным. В этом механизме главной став­кой политической игры было обретение верховной власти над огромной страной, а цена состояла в максимальном подчине­нии другому государству.

3. Историческим результатом данного процесса была ликви­дация феодальной раздробленности властью, основанной не на определенной социальной категории своего общества, а на чу­жом государстве и чужой власти. Русская власть не противосто­яла одной части общества, выступая представителем второй его части, а противостояла русскому обществу в целом, будучи представителем чужого и ненавистного государства.

После падения внешней опоры московская власть осталась один на один с собственными подданными и оказалась перед альтернативой: либо быть свергнутой, либо усилить власть до такой степени, чтобы лишить их даже малейшего стремления К сопротивлению. Далеко не случайно властитель, воплотивший в жизнь выбор власти, получил прозвище Грозный.

§ 5. Развитие монголо-татарского права

Яса, или иначе Великая Яса, представляла собой свод зако­нов и уставов, составленных по распоряжению основателя Монгольской империи Чингисхана. Яса не дошла до нас в подлинном списке, она известна лишь в отрывках или в сокра­щенном виде[62].

Более того, далеко не все отрывки законоположений, изве­стные под именем фрагментов Ясы, на самом деле принадле­жали к составу свода. Чингисхан сам не был грамотен. Секрета­ри его должны были записывать не только новые законы, но также различные его изречения или высказывания — билик (мудрость). Помимо официальных записей должны были сохра­ниться и частные записи законов и изречений Чингисхана, сделанные для памяти его приближенными.

Вопрос о Ясс представляется поэтому очень запутанным. Однако в самом факте существования Ясы как официального свода ханских законов сомнений быть не может[63]. Факт этот за­свидетельствован целым рядом надежных источников. Персид­ский историк Джувейни (ум. в 1283 г.) рассказывает, что копии Ясы хранились в казне каждого из потомков Чингисхана. Дру­гой персидский историк, знаменитый Рашидаддин (1247— 1318) также упоминает о Ясс совершенно определенно. Извес­тный арабский путешественник Ибн Баттута (1304—1377), све­дения которого обычно весьма точны, также сообщает, что Чингисхан издал свод законов, известный под названием эль-Ясак. Арабский же географ и историк Макризи (1364—1442) свидетельствует, что список Ясы имелся в его время в одном мусульманском монастыре близ Багдада.

По словам Рашидаддина, первый хан Золотой Орды Батый повелел всем своим подданным повиноваться постановлениям Ясы под страхом смертной казни. Преемники Батыя ссылались на великую Ясу в своих ярлыках, данных русской Церкви. Ссыл­ки на Ясу имелись в Китайском уложении Юанской (Монгольс­кой) Династии 1320 г., Яса известна была и в Египте.

Яса была утверждена великим курултаем в 1206 г. Курултай этот был собран после победы Темучина (как звали Чингисха­на до принятия им императорского титула) над кереитами, найманами и меркитами. На этом курултае Темучин подвел итог всей своей государственной деятельности, заложил осно­вы дальнейшего устройства монгольской державы и был про­возглашен Чингисханом.

Монгольские походы на Китай (с 1211 г.) и Туркестан (с 1219 г.), увенчавшиеся рядом побед, привели к превраще­нию провинциальной монгольской державы в мировую импе­рию. Расширение государства потребовало основательного пре­образования всей прежней административной системы. При этом были приняты во внимание навыки и традиции китай­ской, уйгурской и иранской государственности. Чингисхан су­мел подобрать себе выдающихся помощников из уроженцев вновь завоеванных земель. В результате создавшихся новых ус­ловий потребовался пересмотр первоначального свода законов (Ясы).

Пересмотр и расширение Ясы, вероятно, имели место на курултае 1218 г., одобрившем план кампании против Турке­стана. В 1225 г. Яса утверждена в окончательной редакции[64].

По сохранившимся фрагментам Ясы можно судить о разма­хе правовой мысли ее творцов — Чингисхана и его ближайших соратников[65]. Яса включала: международное право; государственное и административное право, в том числе: верховная власть (хан), народ, крепостной устав, тарханные привилегии (иммунитет), воинский устав, устав о лове, управление и ад­министративные распоряжения, податной устав; уголовное право; частное право; торговое право; судебное право; укреп­ление законов.

Международное право. Общей задачей международного пра­ва монголов являлось установление вселенского мира. Эта цель должна была быть достигнута путем или международных пере­говоров о подчинении других народов воле Хана, или при от­казе их от подчинения — путем войны. В дошедших до нас фрагментах Ясы на эти общие цели международного права и международной политики монголов сохранились лишь намеки. Но задачи эти довольно ясно выражены в дипломатической переписке монгольских ханов с римским престолом и некото­рыми европейскими государствами.

Изложенные Абуль Фараджем и Джувейни отрывки Ясы, посвященные дипломатической переписке, касаются непос­редственно лишь формы объявления войны. «Когда (монголам) нужно писать к бунтовщикам или отправлять к ним послов, не надо угрожать надежностью и множеством своего войска, но

Макризи в своей передаче законов Ясы несамостоятелен. Писал он значительно позже Рашида и сам список Ясы не видел. Однако приятель его, некий Абу-Хашим, видел список Ясы в библиотеке Мостаюеровой школы в Багдаде. Так, по крайней мере, он говорил Макризи. Однако то, что с его слов записал Макризи, ни в коем слу­чае не может считаться полным списком Ясы. Это лишь отрывки, ка­сающиеся преимущественно норм уголовного права. Или Абу-Хашим изложил своему приятелю содержание Ясы в весьма сокращенном виде, или тот список Ясы, который он видел в Багдаде, сам пред­ставлял собою лишь сокращение свода.

Помимо сочинений Рашидаддина и Макризи следует обратить внимание на сведения о Ясе, имеющиеся в сочинениях двух армян­ских историков XIII в., Магакии и Вардана. Оба они обрисовали со­держание Ясы лишь весьма общими чертами.

Значительно больше для представления о Ясе дают два других ис­торика XIII в., сочинения которых хорошо известны всем востокове­дам, но на сообщаемые ими сведения о Ясе до сих пор почти совер­шенно не было обращено внимания. Это «История Завоевателя мира» (Тарих-и-Джехан-Гуша) персидского историка Джувейни и сирий­ская «Летопись» Григория Абуль Фараджа, известного под именем Вар-Еврея (1225(6)-1286).

Из этого предписания Ясы видно, что Чингисхан верил, что сам он и его народ находятся под покровительством и ру­ководством божественного Провидения. Нужно иметь в виду, что, хотя Чингисхан сам не принадлежал ни к одному из определенных вероисповеданий, он несомненно был проникнут глубоким религиозным чувством. Именно вера в свою боже­ственную миссию давала Чингису уверенность во всех его предприятиях и войнах. Руководимый этой верой Чингис и требо­вал вселенского признания своей власти. Все враги его импе­рии в его глазах лишь «бунтовщики».

Итак, одним из основных положений международного пра­ва Ясы была определенная форма объявления войны с гарантией безопасности населению враждебной страны в случае добровольного подчинения.

Другим важным началом международного права монголов нужно считать неприкосновенность послов, хотя в дошедших до нас фрагментах Ясы об этом ничего не говорится. Но вспом­ним, что поход на Туркестан в 1219 г. предпринят был Чингис­ханом для отметки за убийство его послов Хорезмшахом Мо-хаммедом. И русские князья в 1233 г. навлекли на себя гнев монголов именно избиением монгольских послов, результатом чего и была катастрофа на Калке. Об уважении, с которым Чингис относился к послам, можно судить, между прочим, по тому, что, согласно Ясе, послы имели право бесплатно пользоваться ямскою службою империи.

Государственное и административное право. Верховная власть. Верховная власть была сосредоточена в лице хана. Хан­ский титул — единственный атрибут верховной власти. Монго­лам воспрещалось «давать (царям и знати) многообразные цветистые титулы, как то делают другие народы, в особенности мусульмане. Тому, кто на троне сидит, один только титул при­личествует — хан или каан»[66].

Народ. С точки зрения монгольского государственного права только монголы составляли государственно дееспособный народ в империи. И только в периоды междуцарствия народ монгольский мог осуществлять в полной мере свое право, принимая участие в избрании нового хана. Всякий новый хан дол­жен был по рождению принадлежать к дому Чингиса. После смерти правящего хана члены его рода, высшие сановники, войска, племенные и родовые старейшины сходились вместе на курултай, на котором избирали нового хана. Избранным должен быть наиболее способный из потомков Чингисхана. Никто не мог быть ханом без утверждения на курултае.

С избранием хана политическая роль народа кончается. Курултаи, собираемые ханами по различным вопросам во время их царствований, были, в сущности, лишь совещаниями офи­церов армии и родовых старейшин для принятия к сведению и исполнению решений хана по поводу предстоящего похода и других важных дел.

Общественный строй монголов был основан на племенном и родовом праве. В сохранившихся отрывках Великой Ясы нахо­дим мало указаний на внутренние социальные отношения монгольских племен и родов, и вероятно, и в подлинной Ясс об этом говорилось мало. Эти отношения направлялись не Ясой, а обычным правом.

Крепостной устав. Империя Чингисхана основана была на всеобщем прикреплении населения к службе государству. Каждый имел свое определенное место в войске или податном уча­стке, и с этого места он не мог сойти. Этот принцип крепости лица государству позже сделался основанием Московского царства XVI-XVII вв.

Сокращенное изложение Крепостного устава Ясы находим и у Абуль Фараджа, и у Джувейни. «Никто да не уходит из сво­ей тысячи, сотни или десятка, где он был сосчитан. Иначе да будет казнен он сам и начальник той (другой) части, который его принял».

В компиляции Пети де ла Круа мы находим такое постанов­ление касательно обязательной службы: «Чтобы изгнать празд­ность из своих владений, он (Чингисхан) повелел своим под­данным работать на общество так или иначе. Те, кто не шел на войну, должны были в известное время года работать опреде­ленное количество дней на общественных постройках или де­лать иную работу для государства, а один день каждую неделю работать на хана».

Рашидадцин и Макризи также сохранили некоторые из по­становлений и изречений Чингисхана, относящихся к всеоб­щей служебной повинности и строгой ответственности началь­ников за подчиненных. Каждый начальник, будь он даже выс­шего ранга, должен беспрекословно подчиниться всякому приказу Хана, хотя бы переданному через гонца низшего слу­жебного ранга. Женщины также обязаны были служебной по­винностью, замещая мужчин юрта, не явившихся на призыв.

Прикрепление к службе соединяется с другим началом — равенства в несении служебных тягот. Строгая дисциплина утверждается во всех отраслях службы, но от каждого требуется равное напряжение и не позволяется ни на кого возлагать чрезмерных тягостей.

В этом отношении представляет большой интерес 17-й фрагмент Рашидаддина, хотя очевидно, что в нем излагается не какая-либо из статей Ясы, а лишь одно из изречений (би-лик) Чингисхана: «Еще сказал: нет героя, подобного Суетаю, нет в тысячах подобного ему человека. Однако так как он не знает усталости от похода, не чувствует ни жажды, ни голода, то и других людей из нукеров и воинов, находящихся при нем, всех считает подобными себе в перенесении тягостей, а они не имеют силы и твердости к перенесению. По этой причине не подобает ему начальствовать войском. Подобает начальствовать войском тому, кто сам чувствует жажду и голод и соразмеряет с этим положение других, идет в дороге с расчетом и не до­пускает войско терпеть голод и жажду, а четвероногих — отощать. На этот смысл указывает: идите шагом слабейшего из вас»[67].

Равенство в труде требует равенства в пище. Яса воспрещала крму бы то ни было есть в присутствии другого, не разделяя с ним пищу. В общей трапезе ни один не должен есть более другого.

Тарханные привилегии (иммунитет). Некоторые группы населения могли быть изъяты из-под действия общего крепостного устава или освобождены от податной повинности. Такие изъятия делались иногда по религиозным соображениям (ханские ярлыки церквам), иногда же по соображениям особой ценности для государства изымаемых из общего крепостного устава групп (врачи, техники, ремесленники), ввиду того, что от них ожидалась служба специального характера, которая не могла быть согласована с общим уставом.

Абуль Фарадж излагает постановление Ясы об изъятиях в несколько туманной форме: «Должно возвеличивать и уважать чистых, невинных, правдивых, грамотеев и мудрецов, какого бы то ни было племени».

Джувейни говорит, что Чингисхан «ученых и отшельников всех толков уважал, любил и чтил, считая их заступниками перед господом Богом». Можно с этим сопоставить один из фрагментов Макризи: «Он (Чингисхан) установил уважать все ис­поведания, не отдавая предпочтения ни одному. Все это он предписал как средство быть угодным Богу». По сообщению Вардана, Чингисхан приказал «так называемые дома Божий и Его служителей, кто бы ни был — щадить, оставлять свободными от налогов и почитать их».

О применении этого закона в действительной жизни лучше всего свидетельствуют ханские ярлыки в пользу русской Церк­ви. Ярлыки эти обеспечивали русскому духовенству свободу от военной службы и податей. Они были возобновляемы при каж­дой смене хана в Золотой Орде.