Положение земледельцев и рабов в Риме

Глава 3. Крах и падение Римской Империи

Подобно Катону Цензору Тиберий порицал также возраставшую роскошь знати, содействовавшую развращенности, порокам и изнеженности и вывозившую в Индию и Китай в обмен на шелк и драгоценные камни драгоценные металлы, которые ему казалось более благоразумным употребить на увеличение армии и достижение безопасности границ. Он не хотел также чрезмерного увеличения общественных расходов и слишком частых денежных раздач, которых народ требовал со всевозрастающей дерзостью. В то время как Август управлял финансами с известной снисходительностью, он хотел бы вернуться к суровому управлению древней аристократии; особенно он порицал беззаботность, с которой позволяли частным лицам расхищать имущества республики…

Г. Ферреро. Величие и падение Рима

До того как рабский труд возобладал в производстве, мелкое крестьянское хозяйство составляло экономическую основу жизни римского общества. Однако уже к I в. до н. э. рабский труд стал доминировать в сельском хозяйстве. Шло разорение мелких собственников. Роль и значение свободного крестьянства в жизни страны заметно уменьшилось. Дело в том, что хотя слой мелких крестьян и поставлял Риму основную часть воинов и налогоплательщиков, они являлись главным объектом социальной и экономической эксплуатации. Показательно, что в Поздней Римской империи наряду с прежними сословными делениями возникло деление на «почтенных» (honestiores) и «низших» (humiliores). К числу последних относились городские и сельские плебеи. Законы ставили их в особо низкое положение по сравнению с представителями высших слоев общества. Их презрительно называли «наихудшими» (pessimi), «ничтожнейшими» (tenuiores), против них уголовное право предусматривало особые наказания. Значительная часть плебеев со временем утратила свою земельную собственность и свободу.

Римский скульптор I в. н.э. Старый крестьянин

Предвестником начала упадка римского государства, как ранее у греков, стало не только разлагающее влияние рабства, но и разорение большинства мелких и средних земледельцев. Многолетние войны отрывали собственников от труда на своих полях. По цензорским спискам можно отследить, как богачи, опутывая долгами тружеников, разоряли их, а затем задешево скупали все эти хозяйства. Нередко бывало так, что воин, отстаивавший, как он считал, интересы отечества в кровавых битвах, вернувшись, дома сталкивался с нищетой или вовсе лишался крова. Тиберий Гракх заявил, что даже дикие звери имеют норы, а у тех, кто сражается и умирает за Италию, «нет ничего, кроме воздуха и света». Места свободных земледельцев все чаще занимали рабы. Рим сокрушил Карфаген и Коринф, но не смог сокрушить возраставшую стену отчуждения между слоями общества. Римский нобилитет с огромными поместьями (латифундиями) давно оторвался от народа. Алчность римских богачей и ростовщиков (публиканов) не знала границ. В таком же духе действуют проконсулы и пропреторы. Впрочем, ничего нового в таком противоборстве интересов и положении вещей не было и нет. Как давно уж известно: Peccant reges, plectuntur Achivi! (Грешат цари – страдают ахейцы!)

Движение Гракхов ставило своей целью удовлетворить нужды и чаяния части римского крестьянства, лишенного средств к существованию… М. Вебер пишет в «Аграрной истории Древнего мира»: «Решительной борьбой свободного труда и поселения с несвободными было движение Гракхов, которое опять ухватилось за старое требование раздела ager publicus. Гракхи лично, по крайней мере Тиберий, были прежде всего политическими реформаторами; их цель – восстановление старых основ военного строя. Они ставили, само собой разумеется, интересы крестьянства – для себя и для своих детей получить возможность дешево приобрести землю – на службу своему делу. Земля для целей поселения могла быть в большом количестве получена лишь путем ограничения и частичной конфискации оккупаций. Но это отнятие старых владельческих прав целых поколений… шло вразрез с интересами не только римских, но также и допущенных к оккупации, в принципе на равной ноге, союзнических поссессоров; и поэтому движение Гракхов вызвало не только классовую борьбу в Риме, но также борьбу римского гражданства с союзниками, которые теперь уже для своей экономической защиты и для того, чтобы участвовать в ассигнациях, должны были потребовать права гражданства, тогда как до тех пор, напротив, они довольно часто должны были протестовать против оттока в Рим своих самых состоятельных граждан». Таковы едва ли не все экономические конфликты в истории: спор идет за собственность и землю, а также за властные посты.

Служанка. Деталь росписи склепа

Гибельны и позорны времена, когда труд честного земледельца вытесняется не подвластными контролю откупщиками. В Риме этот капитал возникал «на рабах и деньгах», вытесняя деловых людей и квалифицированный труд ремесленника. Его богатства достигаются не совестливой и разумной жизнью (тогда об этом не было и речи), а разбойничьим и военным грабежом. Хотя надо признать, что в нормальное время экономическое преобладание древней городской знати в очень большой степени «было создано торговлей и сделанным ею возможным имущественным накоплением». В том числе и по этой причине Рим болезненно переживал переход от республики к империи. Олигархия признавала один путь управления – организованный ею систематический грабеж значительной части Средиземноморья. Гораций гневно пишет о преступной роскоши тогдашнего общества (I в. до н. э.), в котором добродетель превращается в порок. С ростом богатства одних росли ненависть и подозрительность других. Фраза Платона – «Богатство развратило душу людей роскошью, бедность вскормила страданием и довела до бесстыдства» – поистине буквально кричала тогда с италийских улиц и площадей…

Земли уж мало плугу оставили

Дворцов громады; всюду виднеются

Пруды, лукринских вод обширней,

И вытесняет платан безбрачный

Лозы подспорье – вязы; душистыми

Цветов коврами с миртовой порослью

Заменены маслины рощи,

Столько плодов приносившей прежде;

И лавр густою перенял зеленью

Весь жар лучей… Не то заповедали

Нам Ромул и Катон суровый, —

Предки другой нам пример давали.

Скромны доходы были у каждого,

Но умножалась общественная

собственность;

В своих домах не знали предки

Портиков длинных, лицом на север,

Простым умели дерном не брезговать

И дозволяли камень обтесанный

Лишь в государственных постройках

Да при убранстве священных храмов.

Рим быстро менялся в худшую сторону. Несправедливые войны портят нравы и людей. Ведь, как заметил еще Аристотель: «Нет ничего более жестокого, чем вооруженная несправедливость». Войска Рима (да и римляне) стали привыкать к легкой добыче, грабежам и развлечениям. Конечно, пороки, против которых ранее боролся Катон Старший – т. е. алчность (avaritia), стремление к роскоши (luxuria), тщеславие (ambitus), – и ранее существовали в Риме, но никогда они не приобретали такой власти над обществом. Печальнее и трагичнее всего было то, что постепенно исчезал вкус к умелому, полезному труду. Немецкий историк Т. Моммзен писал, что в древности ремесла в Риме имели куда большее значение, нежели в позднюю эпоху, когда за них взялась масса невольников, работавших на господ или трудившихся на них на оброке. Это видно хотя бы на примере песен. Древнейшие песни римлян прославляли не только бога брани Мамерса, но искусного оружейника Мамурия, умевшего изготавливать щиты, которые по качеству и красоте сравнивали с божественным щитом Вулкана. В древнейшем Риме «умение изготовлять из металлов плуг и меч шло рука об руку с умением ими владеть, и вовсе незаметно того высокомерного пренебрежения к ремеслам, которое мы находим там впоследствии». По сути дела, с низведения ремесел и забвения труда свободного земледельца и начался закат Римской республики. Презрение к созидательному труду – это первый признак загнивания общества и строя. В Риме стали наблюдаться отчетливые признаки такого пренебрежения. Таким же образом воцарение скотской философии богачей-нуворишей в современной России, презирающих труд мастера, учителя и ученого, есть признак заката Республики!

Щит легионера

Нельзя не признать, что как внешняя, так и внутренняя политика римского государства зачастую была враждебной в отношении большинства не только его противников, но и, казалось бы, естественных союзников. Те попадали в самую тяжелую кабалу к Риму. В то же время со времен покорения Италии доступ в ряды римских граждан стал чрезвычайно за-труднен. Рим ограничивал права и свободы переселения (даже для италиков). Постановлением сената и народа все проживавшие в столице неграждане были изгнаны из Рима. Италики сохраняли относительное спокойствие до тех пор, «пока революция не стала расшатывать Рим». Само существование Рима оказалось под угрозой. Ситация ухудшалась.

Одним из первых обратил внимание на положение рядовых римлян Тиберий Гракх (162–133 гг. до н. э.). Этот отважный юноша еще в 15 лет проявил себя под стенами Карфагена. Воспитан он был на идеях эллинистической философии. В 134 г. его избрали в народные трибуны. Он сразу же выступил как решительный сторонник аграрных реформ. Тиберий Гракх потребовал дать народу землю.

Опорой Тиберия Гракха стало крестьянство. Тиберий так говорил о положении простых людей в Италии: «Дикие звери, живущие в Италии, и те имеют норы и логовища, между тем как люди, умирающие, сражаясь за Италию, не имеют ничего, кроме воздуха и света. Они без крова, лишенные постоянного местожительства, бродят с женами и детьми. Полководцы обманывают солдат, увещевая их сражаться с врагом за могилы предков и храмы, в то время как у массы римлян нет ни алтаря, ни кладбища предков. Их называют властелинами, между тем как у них нет даже клочка собственной земли». Он, направляясь на службу в Испанию (на долж-ность войскового казначея), видя нищету и горе крестьян, приходит к решению изменить подобное положение. «Непременно нужно помочь крестьянству, – думает он, – непременно нужно обеспечить их землею. Когда возвращусь из Испании в Рим, сделаю все для того, чтобы упрочить крестьянское хозяйство. Свободный труд крестьян – основа всего». Но как это осуществить практически? Необходимо самому идти во власть. И тогда можно изменить несправедливую систему. Тиберий Гракх стал сенатором. Его поддержали народ и армия, успев оценить храбрость молодого человека (при взятии Карфагена он первым вступил на стены крепости). Жил он скромно и строго, несмотря на то, что принадлежал к знатному роду. Однако ему не по душе были злоупотребления властей, прежде всего «капиталистической элиты». Подлинными хозяевами Рима становились откупщики, бравшие в аренду земли и сдававшие их мелким арендаторам. Они же получали налоги с провинций. По словам брата Тиберия Гракха, Гая, римские аристократы и откупщики уезжали в провинции с бочками, наполненными вином, а возвращались в Рим с бочками, наполненными золотом. Жалобы провинциалов на злоупотребления чиновников и откупщиков ни к чему не приводили. Сенат покрывал их, ибо сам имел долю в подобных операциях. Латифундисты чаще всего поддерживали спекулянтов.

Повозка с бочкой для вина

В сенате Тиберий поставил на голосование закон, требующий раздела крупных поместий. Закон вовсе не требовал отмены частной собственности на землю и оставлял крупным владельцам по 125 десятин. Гракх потребовал от сената вернуть к жизни земледельца, предложив ограничить размеры латифундий (семья должна была иметь не более чем 1 тысячу югеров земли). Все излишки земли у крупных магнатов отбирались и распределялись среди безземельных крестьян в личное наследственное пользование. Сенаторы выступили против этих мер и провалили опасный для них закон. Аграрная реформа всколыхнула весь плебс. И тогда, по словам Диодора, в Рим стали стекаться толпы из деревень, «словно реки во всепринимающее море». Но и оптиматы, в свою очередь, стали готовиться к сопротивлению. С помощью подкупленного трибуна Марка Октавия им удалось наложить вето на закон о земле. Тогда народный трибун Тиберий Гракх, сказав, что не может быть народным трибуном тот, кто идет против интересов народа, наложил вето на деятельность государственных учреждений. Был опечатан храм Сатурна, где находилась казна (т. е. своего рода Центральный банк страны), прекратили работу магистраты. Это равносильно тому, как если бы взять и опечатать Кремль и все службы президента, включая его кабинет! Однако в Риме-то это сделали… Теперь вы понимаете, что такое истинная демократия народа (в Римской республике – 2133 года тому назад). С помощью голосов народа он заставил сенаторов принять закон. Суверенитет народа тем самым был поставлен выше ограниченной и отсталой конституции.

Взгляните, как действовали в Древнем Риме (две с лишним тысячи лет тому назад) истинные друзья народа. Тиберий обратился к народному собранию. Под давлением народа закон был принят. Никто из владельцев не мог владеть землей более 250 десятин (холостой не более 125 десятин). Земля сверх этого предела отбиралась и отдавалась крестьянам участками по 7–8 десятин на каждый двор в наследственную аренду. Так начался раздел земель. В итоге тысячи крестьян получили земельные наделы. На приобретение инвентаря и скота Т. Гракх хотел отдать богатство царя Пергама, Аттала III, который не имел собственных детей и завещал Риму свои сокровища. Он сократил срок военной службы, понимая, что труженику лучше работать на земле и дома, от чего зависит благосостояние его семьи и его самого. Во время новых выборов Тиберий вновь выставил свою кандидатуру, рассчитывая закрепить успехи его политики (по рим-ским законам запрещалось два раза подряд быть трибуном или консулом). Народ дважды голосовал за него, но сенаторы яростно сопротивлялись. Враги трибуна напали на него и его сторонников, убив 300 человек (132 г. до н. э.). Тиберий погиб.

Плотник с мраморного рельефа. III в. н.э.

Любопытно, что даже явно не симпатизирующий ему Т. Моммзен, возражая против «власти черни», обвиняя Тиберия Гракха в тирании и демагогии, считал все же его патриотом и весьма даровитым человеком. Моммзену не нравится намерение Гракха дать возможность народу «вмешиваться в дела управления» страной. Он осуждал его за то, что он вырвал из рук сената орудие управления и контроля. Как это так, как посмел Гракх дать возможность «налагать на проекты легальный штемпель суверенной народной воли»! Конечно, совсем другое дело протаскивать в парламенте закон в угоду толстосумам и власть имущим! Таких и сегодня хватает. Моммзен оплакивает Цезаря и выражает восторг по поводу смерти Гракха. Как же это прекрасно и умно, что в итоге «демоны революции, которых он сам призвал, овладели неумелым заклинателем и растерзали его» (Гракха). Нас удивляет не смерть Гракха и даже не то, как долго жил человек, говоривший: «Республика – ничто, пустое имя без тела и облика» (Цезарь), а то, как редко в парламентах и сенатах мира можно встретить бойца за дело народа.

Благодаря активной и справедливой политике Тиберия, поддержанной затем братом Гаем Гракхом, около 80 тысяч крестьянских семей получили наделы. Почти полмиллиона десятин земли было заселено и засеяно. Гибель трибуна не остановила деятельности и аграрной комиссии народа, которая осуществляла конфискацию излишков земли в крупных поместьях. Продолжил дело брата Гай Гракх (153–121 гг. до н. э.), избранный трибуном в 123 и 122 гг. Он предпринял меры по оживлению экономической жизни, строил дороги, провел и хлебный закон, по которому плебей мог купить дешевый хлеб. Эта акция означала признание за государством обязанности оказать помощь малоимущим. Он же настаивал на том, чтобы народу достались богатства пергамского царя, перешедшие к Риму. Тогда италийские крестьяне получат средства для покупки нужного инвентаря (представьте себе, если правительство России вдруг вернуло бы награбленные у народа и вывезенные за рубеж миллиарды – ученым, крестьянам, врачам, учителям!). Гракх провел закон, давший право народу обращаться с апелляцией к народному собранию (кстати, такое же право отныне получили и солдаты, которые смогли теперь обжаловать решения своих отцов-командиров). На военную службу в Риме не могли призвать лиц моложе 17 лет. Согласно закону прекратились вычеты из солдатского жалованья и жуткие задержки выплат. Он же потребовал предоставления гражданства Рима всем его союзникам. Речи Гая Гракха производили столь сильное впечатление, «что нельзя было сдержать слез». Число сторонников народной демократии росло. В результате реформ количество мелких сельских хозяйств выросло с 318 тысяч до 395 тысяч за 9 лет. Сенаторы и богачи ненавидели Гая Гракха не меньше, чем его великого брата. И вновь спор богачей и народа разрешился тогда кровавой битвой. Погибло несколько тысяч сторонников Гая, тела их бросили в реку, а за отрубленную голову Гая Гракха сенат Рима выдал его убийце столько золота, сколько весила отрубленная голова героя… Имущество народных заступников было отобрано и передано в казну, дома разграблены. Матери запретили носить траур по ее невинно убиенному сыну. Вероятно, им не нашлось бы места в колумбарии, где покоились урны с пеплом умерших (с конца республиканского Рима до середины императорской эры).

Римский колумбарий. Место захоронения

После смерти народных трибунов простой люд Рима лишился своих главных защитников. Русский историк, публицист, издатель Н. И. Новиков, крупнейший просветитель XVIII в., сказал о республиканцах: «В благополучном веке Рима вольность была душою красноречия и заставила Силлов и Помпееев дрожать пред народным трибуном. Но когда после благородной гордости сих республиканцев последовало подлое рабство во времена императоров, то сей благороднейший жар вдруг погас, и разум римлян вместе с их вольностью погребен был на полях фарсальских». Не погребли ли и мы с приходом подлого века и рабства денег вольность великого народа, а заодно и наш разум на полях фарисейских?!

Напрашивается политическая оценка. Меры Гракхов имели четко выраженный классовый, полупролетарский характер. Конечно, Моммзен в силу буржуазной ориентации осуждает реформу Гракхов. Тем не менее и он вынужден признать: «Что бы ни говорили юристы, а в глазах деловых людей эта мера была не чем иным, как экспроприацией крупного землевладения в пользу земледельческого пролетариата. И действительно, ни один государственный деятель не мог смотреть на нее иначе». Не будучи сторонником сей меры (он считал, что такая экспроприация крупных «помещиков» являлась большим злом), он вынужден признать, что это единственное средство предотвратить если не совсем, то хотя бы на какое-то время другое и худшее зло, грозившее самому существованию государства, – то есть гибель крестьянства. Поступок Гракха, вынесшего вопрос о государственных землях на разрешение народа, он назвал революцией против духа конституции Рима. Но что такое конституция? Бумажка, созданная для того, чтобы служить благу народа и его интересам. Плоха та конституция, что не выполняет этой задачи. Бывает, что она создана под плутократов, тиранов, узурпаторов и воров. Моммзен пишет: «Для истории не существует законов о государственной измене. Кто призывает одну силу в государстве к борьбе против другой, тот, конечно, является революционером, но возможно, вместе с тем и проницательным государственным мужем, заслуживающим… похвалы».

Точильщик. Римская копия

Плебеи часто становились жертвами насилия со стороны магнатов, чиновников, всей правящей верхушки. Хотя по мере того как кризис рабовладельческой системы в конце II и в III вв. н. э. становился очевидным, власть попыталась найти выход: защитить свободных земледельцев от чиновников. С этой целью был учрежден институт дефензоров, который должен был ограждать крестьян от незаконных нападок, грабежа, захвата инвентаря и скота. Но все эти меры, как правило, оказывались малоэффективными. И даже попытки снизить налоги на крестьян в V в. н. э. ни к чему не привели, ибо ворон ворону глаз не выклюет. В итоге все больше свободных крестьян разорялось, теряя имущество и землю, лишаясь статуса свободного человека и становясь колоном (полурабом). И хотя в позднеримских юридических документах сохраняется разграничение мелких земельных собственников (плебея и колона), их положение сближалось. Правда, и плебей-посессор владел примерно 15–25 югерами земли, имел одного-двух рабов и упряжку быка, тогда как колон находился полностью во власти своего господина. Однако и плебеи-собственники, и солдаты-ветераны, имевшие свои наделы, и даже средние землевладельцы (куриалы) – все испытывали на себе гнет имперской системы. Положение солдат-ветеранов (особенно гвардейцев) было более предпочтительно, ибо власть их все же побаивалась, давая им подачки.

О положении рабов в римском государстве писали многие (Энгельс, Моммзен, Валлон, Вестерман, Мейер, Фюстель де Куланж, С. Ковалев, Г. Хёфлинг и др.). Положение рабов значительно ухудшилось по мере роста земельных владений. Это влекло за собой уменьшение свободных земледельцев и увеличение числа рабов. Маркс отмечал: «Только рабство сделало возможным в более крупном масштабе разделение труда между земледелием и промышленностью и таким путем создало условия для расцвета культуры Древнего мира – для греческой культуры. Без рабства не было бы греческого государства, греческого искусства и греческой науки; без рабства не было бы и Римской империи. А без того фундамента, который был заложен Грецией и Римом, не было бы и современной Европы». Однако если это и был фундамент, то фундамент зыбкий, непрочный.

Римский акведук в Испании работает. Сеговия

Экономическая и хозяйственная жизнь Рима зиждилась в первую очередь на подневольном труде. В этом коренное отличие Рима от Эллады и эллинского Востока, где рабство носило ограниченный, патриархальный характер. М. Вебер подчеркивает: «Если не считать спартанского феодального государства и Хиоса, мы почти ничего не слышим в Греции и на всем Востоке о восстаниях рабов, и чем позже, тем меньше, тогда как восстание Спартака в Южной Италии и на Сицилии причисляется к самым страшным социальным потрясениям Древнего мира». Не меняет дела и то, что со временем все больше римских рабов стало получать вольную, поскольку делалось скорее из экономических побуждений. Отпущение рабов на волю происходило не в силу великодушия римской знати, а имело своей целью получение большей наживы. Для рабовладельца нередко было выгоднее иметь солидную долю в тех или иных промышленно-торговых предприятиях вольноотпущенника, чем присваивать себе его труд. Потому и отпущение рабов на волю становилось в Риме все более частым явлением по мере того, как усиливалась промышленная и торговая деятельность римлян. Труд рабов хотя и не был производителен, но многое они делали прочно. Один из поэтов с восхищением скажет о водопроводе, «сработанном рабами Рима».

Вряд ли мы вправе говорить с умилением, как это делает Жюллиан: «Античное рабство в определенных отношениях имело больше демократического мужества и человечности, чем сегодняшний наемный труд. Ничего нет более трогательного, чем эти надгробные памятники Галлии, алтари, на которых господин молил богов за своего сына и своего раба, и могилы, где он покоился в мире со своим слугой». Но рабство остается рабством даже при самых близких взаимоотношениях двух субъектов. Наличие многочисленных надписей и плит вольноотпущенников указывает на широкую практику отпуска рабов на волю.

Мотивы освобождения рабов могли быть различны: по завещанию бывшего владельца, в результате сожительства со свободными или в итоге рождения при подобном сожительстве, как награда за безупречную службу, ну и, наконец, в результате выкупа раба. В качестве примера можно упомянуть положение рабов в Галлии. Конечно, никак нельзя согласиться с мнением тех, кто идеализирует их положение, указывая на совместные погребения господ вместе с господами. Таков памятник в Арелате. Оный воздвиг гению господ Макра и Лициниана (по обету после освобождения) бывший раб Алфий. Такие случаи имели место, но памятники, надписи и надгробия с барельефными изображениями посвящались, конечно же, не теми рабами, что были заняты в поле, ремеслах, рудниках (таких большинство), и не тем рабам, а малой части рабов-виликов, управляющим, канцеляристам и служащим, лицам «интеллигентных» профессий. Домородный раб императора из Виндониссы, занимавший должность диспенсатора, сам имел рабов, которые, в свою очередь, были весьма состоятельны и влиятельны. Такие совместные погребения господ и рабов, являясь исключением, отражают статус привилегированной челяди (кормилицы, личные слуги, охрана). Случалось, что мужем свободнорожденной женщины оказывался ее бывший раб, хотя гораздо чаще отпущенницами господ, а затем и их женами становились сами рабыни.

Продажа раба

Значительное число таких вольноотпущенников (и прежде всего городских) прослеживалось в наиболее романизованных областях Галлии. Сельских рабов освобождали крайне редко. Господа относились к рабам с обычной для их практики жестокостью. Подтверждением этому являются не только кандалы и орудия пыток, но и стихотворная надпись, посвященная рабу. В ней говорится, что его освободили благодаря его покорности и усердной службе, и тут же отмечено как нечто исключительное то, что он, служа господину, не знал побоев (I в. н. э.). Основная масса рабов, конечно, не знала подобных идиллий. Примечательно, что отпущенные на волю рабы при первой же возможности сами становились рабовладельцами, содействуя воспроизводству рабства как социального института. Вероятно, многие из них столь же сурово обходились со своими рабами. Об этом говорит одна стихотворная надпись на памятнике, что был поставлен убитому отпущеннику – «скотоводу», которого убил его раб, не выдержавший преследований со стороны бывшего собрата. Раб убил его, а затем покончил с собой, бросившись в реку.

Можно ли сравнить римских рабов с римским плебсом или пролетариями? Иные так и делают, не видя большой разницы в положении плебея и раба. Не вдаваясь в юридические тонкости вопроса, можно сказать, что их социальное и экономическое положение действительно было довольно близким. В то же время, утверждая, что рабство было главным явлением, определяющим характер античной экономики и социальной жизни в Греции, оговоримся: число рабов на пике существования данного института было не столь велико, чтобы считать оный решающей силой и базисом общества. Иная ситуация сложилась в этом плане в Риме. Если, по словам Дионисия Галикарнасского, в эпоху республики рабское население составляло примерно одну восьмую, а может быть только и одну шестнадцатую его часть, то затем, в период от взятия Рима галлами до 2-й Пунической войны, число рабов в Риме постоянно растет, достигая нескольких миллионов (лишь сельских рабов – 2 млн, при общей численности римского населения в 10 млн). Рабство стало неотъемлемой частью римской цивилизации. Плавт писал в «Пленниках»:

Как приятно сознанье, что наши дела

И нам впрок пошли, и отчизне

на пользу!

Как прекрасно я сделал, что пленных

купил!

Кого ни встречаю, поздравить

спешат все:

Отовсюду обступают, чуть меня

не задавили…

Рим в полной мере использовал преимущества, полученные им от победоносных войн. Как отмечалось, только за период от 200 до 150 г. до н. э. общее число военнопленных, попавших в Италию, достигало 250 тысяч человек. Легионы, разбив армию, окружали деревни и поселки. Раненых или слабых попросту уничтожали, а всех трудоспособных пленных связывали веревками и, с колодками на шее, строили в колонны. Сюда добавим и большое число тех, кого похищали пираты, продавая их в рабство (этим позорным делом занимались и римские сборщики податей). Большое количество военнопленных дали Риму войны Цезаря (примерно 150 тыс. человек). Цены на рабов колебались: от 600 сестерциев за рабыню до 100–200 тысяч за особенно красивых юношей или девушек, которых покупали как предмет роскоши или удовольствий. Цезарь однажды заплатил за молодого раба такие деньги, что даже постеснялся внести эту сумму в его приходно-расходные книги. Число рабов в Риме было огромно, на что указывают и похоронные залы рабов (так называемые колумбарии). У жены императора Августа, Ливии, были рабы для службы в комнатах, прихожей, для ухода за телом и наблюдения за ее здоровьем, для воспитания детей, для забот о ее гардеробе, да и вообще для поддержания того, что римляне по примеру греков назвали «миром женщины».

Кельтские пешие воины, всадники, трубачи

Кто-то из людей читал ей, кто-то оказывал услуги интимного характера, кто-то сопровождал ее или сидел у ног их госпожи, кто-то накладывал грим, кто-то вел общие дела и т. д. Поэт Ювенал говорил о когортах рабов. Плиний обозначал их словом «легион». У многих патрициев были сотни рабов. Домашний штат рабов супруги Августа включал специалистов 50 профессий (3 из них были связаны с приемом пищи и жидкостей, 7 связаны с одеждой). Использование рабов более распространено было в Риме, чем в Греции. Признаком крайней нищеты в Риме считалось, если у кого-то «нет ни раба, ни сумки для денег». Имел своего слугу и простой солдат (после осады Алезии каждый солдат получил по рабу), имела служителей куртизанка. У бедняка и то мог быть свой раб или рабыня. Даже раб иногда имел раба. Рабы становились вольноотпущенниками, как Трималхион, раб, о котором написал в «Сатириконе» Петроний. Иные из них разбогатели, имели собственные дворцы, своих рабов и слуг. В отдельных случаях выходцы из рабов могли подняться на вершину властной пирамиды (таковым был друг полководца Сципиона философ Полибий), и могли разбогатеть (как ростовщик Клавдий Исидор), или могли стать литературными светилами или поэтическими гениями (как Плавт или Теренций). Но все это скорее исключения из правил.

Раб в кандалах

Положение большинства рабов было не только тяжким, но и унизительным. У рабов не было имен, но лишь клички. Жили они в клетушках в земле, больше похожих на хлев для животных. Отношение к рабам было пренебрежительным. В Риме существовал обычай привязывать привратника-раба у дверей на цепь, как собаку. К ним и относились как к бродячей собаке или к животному. Катон, «великий оратор», «правдолюбец», «моралист», говоря о сельском хозяйстве, упоминает и о том, как однажды за негодностью продавал разный рабочий скот, опаршивевших овец, изломанные телеги, сбрую – заодно вместе с престарелыми рабами! Плутарх говорит о нем, что Катон обращался с ними, как «со стадом животных», прогоняя их и продавая, когда состарятся. Я же, говорил Плутарх, не в состоянии продать по случаю старости даже рабочего вола, а не то что престарелого человека, которого в этом случае могут изгнать с родной земли… Рабов держали в бараках, похожих на концлагеря. Им полагалась скудная пища. Вдобавок к месячному рациону зерна (зерно те мололи сами) рабу полагалась горсть полусгнивших маслин из-под деревьев, порция соленой рыбы, уксус. Из обуви и одежды ему выдавали плащ на 2 года, грубую тунику на год и деревянные башмаки.

Танец сукновала. Портрет раба

Их вообще не считали за людей… «Раб, – говорил Катон, – должен работать или спать». Диодор Сицилийский писал: «Люди, которые занимаются работой в рудниках и которые приносят своим господам невероятные по своим размерам доходы, изнывают от своей работы в подземных шахтах круглые дни и ночи, и многие из них умирают от чрезмерного труда. Нет у них ни отдыха от работы, ни перерыва в ней». Немудрено, что в рудниках вспыхивали восстания (Аттика, Фракия, Галлия). У Апулея в «Золотом осле» о рабах в мастерских сказано со всей откровенностью: «Великие боги, что это были за люди! По всей коже у них были видны синебагровые кровоподтеки; рваные лохмотья не закрывали, а только пачкали спину и члены; у некоторых только у живота болтались какие-то грязные лоскутки; решительно у всех сквозь рубище сквозило голое тело; клеймо на лбу, голова, обритая наполовину, на ногах кольца от цепей, мертвенно-бледные лица, слабое и скверное зрение, красные веки, воспаленные в постоянном полумраке, где, словно какой-то чад или дым, всегда стояла тонкая пыль от муки. Эта грязно-белая пыль покрывала им лицо и одежду, так что они напоминали тех, которые, готовясь к борьбе, натерли себе песком тело». В другом месте говорится, как хозяин за проступок любовного характера обмазал раба медом и привязал к муравейнику. В итоге муравьи обглодали несчастного раба, так что к зловещему дереву оказались привязанными «только сверкающие ослепительной белизной кости». Петроний в «Сатириконе» писал, как на двери висело объявление, гласившее: «Если раб без господского приказа выйдет за ворота, то получит сто ударов». И таких примеров множество.

Среди рабов существовала определенная иерархия… По словам Филострата, те делились на классы и имели свою генеалогию. Дорогие рабы из Малой Азии и Греции, скажем, занимали в домах рим-ской знати более привилегированное положение, чем рабы из придунайских провинций или же из Африки. Заметно выделялась из «домовой черни» интеллигенция, служители искусств (поэты и т. д.). Привилегированное положение занимали диспенсаторы, т. е. те, кто ведал финансовыми и торговыми операциями. Это была верхушка рабского общества. Введена была должность посредника между господином и рабом. Таковым стал «виллик», то есть управялющий имением. Через него хозяином и передавались все указания рабскому составу поместий. Этот человек, будучи часто рабом по существу, в силу своего положения возвышался над остальной массой рабов, как император или фараон над своими подчиненными. Господа требовали от управляющего всех достоинств: чтобы не пил, не гулял, не роскошествовал, не прелюбодействовал, трудился день и ночь, был честен и скромен, постоянно находился среди рабов, разрешал их споры, удерживал их от преступлений и воровства и сам не воровал. Он должен был последним ложиться, наблюдая за порядком, и первым вставать. Одним словом, чтобы был не вилликом, а ангелом. Варрон требовал, чтобы тот превосходил подчиненных образованием, обладал авторитетом и знаниями. Самое главное, как писал Цельс, чтобы он приносил своим господам «меньше счетов, но больше денег». Однако все эти прекрасные пожелания могли возыметь результат, если и сам хозяин все же принимал более или менее активное участие в содержании поместья, контролируя его работу. Такой рачительный хозяин должен был бы наблюдать и за действиями виллика.

Римлянин со слугой на улицах Помпей

Он должен был бы, пишет Валлон, попробовать их хлеб и вино, чтобы оценить их качество, должен осмотреть их одежды, плащи и обувь; должен принять и их жалобы на жестокое обращение или обман, жертвой которого они стали. Такая разумная политика и гуманное обращение с работниками действительно могло привести к успешному ведению сельского хозяйства, ибо труженик проявлял бы заинтересованность в результатах труда. Однако такого рода земли и поместья, по словам Плиния, были редким исключением. Валлон продолжает: «Напрасно доказывали владельцу необходимость хозяйского глаза, напрасно приглашали его если не постоянно жить, то по крайней мере посещать свое имение в память предков и ради своего собственного интереса. Он приезжал, только сопровождаемый шумной город-ской толпой, окруженный всей суетой городской жизни, а матрона, некогда верная помощница в его работах и надзоре, теперь считала недостойным и унизительным для себя пребывание там хотя бы в течение нескольких дней. Итак, виллик пользовался абсолютной властью, так как, по словам Помпония, «быть управляющим имения, куда господин заглядывает лишь изредка, это значит быть не управляющим, а хозяином», а мы уже видели, что власть, перешедшая в такие руки, приобретает ярко выраженный деспотический характер». Понятно, что такого рода система хозяйствования не могла привести к чему-то иному, кроме как к масштабному воровству, обману, деспотии, насилию, ненависти рабов к труду и их господам.

Хлебная печь

Впрочем, некоторые трудовые функции возлагали на себя женщины. Так, по словам Плиния Старшего, в Риме почти 600 лет со дня основания города не было пекарей. Квириты пекли хлеб сами, и это являлось «преимущественно женским делом». Однако позднее домашний хлеб выпекался только в богатых домах. Остальные граждане покупали его в пекарнях, в которых обычно было 3–4 мельницы. Итальянцы делали только пшеничные хлеба, сорта и качество были различными. Впрочем, и второсортный хлеб, видимо, был хорошего качества, раз его подавали даже к столу императоров Октавиана Августа, Александра Севера и других. Спустя 17 веков после гибели Помпеи в развалинах нашли 80 обугленных булок.

Коврига хлеба, найденная в Помпеях

К управляющим примыкали люди культурного окружения хозяина: секретари, педагоги, врачи, музыканты, актеры, счетчики и т. д. Ниже стояли чернорабочие и прочая челядь. Часть общества (мелкие и средние собственники) в отношении рабов придерживалась принципов, что сформулировал в «Моральных дистихах» Дионисий Катон. Там сказано: «Если ты гневаешься на провинившихся рабов, удержись, дабы пощадить их»; «не отвергай полезного совета раба, ничьим мнением, если оно может тебе помочь, не следует пренебрегать»; «когда ты покупаешь себе рабов, не забывай, что и они люди». Лукиан в «Нигрине» вообще издевается над богачами, всюду появляющимися в толпе рабов. Афиней высмеял богача, заставившего его поваров выучить наизусть диалоги Платона, чтобы те пересказали их гостям. Киники вообще считали, что каждый человек должен обслуживать себя сам. Счастлив тот, считали они, кто обходится без рабов вообще.

Политика государства в отношении рабов была противоречивой. Разумеется, как редкое исключение, были гуманные рабовладельцы. Так, Плиний Младший писал: «По отношению к моим рабам я руководствовался двумя правилами. Во-первых, указанием наших предков, которые домохозяина называли отцом челяди (pater familias), а во-вторых – словами Гомера: как отец, он был кроток всечасно». Плиний видел в них людей, почти полноправных граждан, признавая все семейно-имущественные контракты рабов, хотя законы не обязывали его так поступать. Действительно, постепенно римляне стали распространять и на рабов положения своих законов. Император Адриан (род. в 76 г. н. э.), умный и образованный человек, не любивший войны (при нем не было крупных военных походов), расположенный к свободолюбию (при нем Парфия и Армения обрели независимость), не только заботился о плебсе, но проявлял гуманность к рабам. «Адриан запретил господам убивать рабов и предписал, чтобы судьи (а не господа) выносили обвинительные приговоры, если рабы того заслужили. Он запретил продавать без объяснения причины раба или рабыню своднику или содержателю гладиаторской школы. Рабочие тюрьмы для рабов и свободных людей он упразднил. Согласно его предписанию, если господин был убит у себя в доме, следствие производилось не обо всех рабах, а только о тех, которые, находясь поблизости, могли что-либо услышать». Это вообще был благородный и щедрый человек. Он проявил небывалую в римской истории щедрость – велел сжечь на форуме божественного Траяна долговые расписки, простил огромные суммы оставшихся недоимок должникам в Риме и по всей Италии. Однако говорить, как это делает Ф. Зелинский, о «гуманном обществе Рима» у нас нет каких-либо оснований. Гуманное общество, если оно и было, составляло там меньшинство.

Канделябр из виллы Фабия Руфа. Помпеи

Основной линией была политика гнета и устрашения. Рим считал, что рабов следует заставлять охранять господ «под страхом смерти». Чтобы страх жил в них днем и ночью, рабов подвергали разнообразным и жестоким наказаниям. За малые проступки их секли гибким прутом или же связкою лоз. Более суровое наказание предполагало битье плетью, бичом или ремнем. Хуже и больнее всего били ременным кнутом, имевшим на концах узлы, острые косточки и крючки. От таких ударов из тела вырывались куски живой плоти. Под его ударами рабы часто умирали. Рабов нередко подвешивали, привязав к ногам тяжести. Среди орудий пыток была furca, пыточное приспособление в форме буквы «V». Ее помещали на затылок раба, к ней привязывали руки. Другим распространенным орудием был крест, столб с перекладиной, куда и привязывали раба. Там он и заканчивал жизнь. Казнь на кресте считалась самым позорным орудием пытки. Ей подвергались воры, разбойники, мошенники и вообще все враги государства самого низшего сорта, которых Рим не удостаивал чести погибнуть от меча. «Поэтому-то и Христос был приговорен к крестной смерти, – пишет П. Гнедич, – и экзекуцию над Ним поручили римским солдатам, как людям ex professio отменно сведущим в человекоубийстве. Основная идея крестной смерти состояла не в том, чтобы убить осужденного нанесением ему решительных ударов, ран, а в том, чтобы, пригвоздив негодного раба к позорному столбу за руки, оставить его на этом дереве гнить». Находились рабовладельцы-выродки, подобные некоему Поллиону… Будучи большим любителем морских миног, он прикармливал их живой человеческой плотью – скармливал им рабов. Однажды на званом обеде в присутствии императора Августа Поллион приказал бросить в пищу миногам раба, который нечаянно разбил его драгоценный хрустальный сосуд. Даже просьба самого императора пощадить несчастного раба не тронула жестокосердного патриция. Тогда взбешенный Август перебил посуду хозяина (весь драгоценный хрусталь, что был на столе у патриция), швырнув хозяина в садок к рыбам.

Стеклянная посуда эпохи цезаризма

Не менее изощренным пыткам подвергали своих рабынь и римские матроны. Достаточно было рабыне совершить хотя бы ничтожнейший проступок, что не понравился ее госпоже (скажем, выдернуть волосок или неудачно расчесать ее и раскрасить ее брови или щеки), как та могла проткнуть ее ладонь острой иглой, расцарапать в кровь ее грудь, даже нанести порезы и раны на ее лицо. Об этом вспоминает Овидий: «Противна и отвратительна для меня женщина, которая царапает ногтями и иглою лицо своей горничной, прокалывает ей руку острой иглой, и эта несчастная, обливаясь кровью и слезами, произнося в душе проклятья, все-таки продолжает убирать ей волосы». Сбежать рабу или рабыни от господ было трудно. За это сурово наказывали. Если раба ловили, на лбу ему выжигали раскаленным железом букву «F», что означало «Fugitivus» (беглый). В Риме был найден ошейник, на котором видна надпись: «Я бежал. Держи меня. Если возвратишь меня моему господину, Зонину, получишь пять золотых». Таковы были нравы римских господ, Рима… И думается, прав один из авторов, говоря: «Словом, насчет разнообразных видов и степеней телесного наказания римляне были родоначальниками и учителями последующей Европы».

Плита с римского надгробия на могиле кузнеца

Вот как описана сцена наказания рабынь у одного из римских авторов (оное приписывали Светонию, но вряд ли текст ему принадлежал). Некий патриций по имени Метелиус направил брачное предложение даме, но та его отвергла и еще стала над ним насмехаться. Это вызвало у него гнев, который распространился на весь женский род. Тогда слуга предложил ему высечь рабыню. Это должно было стать для него успокоительным бальзамом. Ведь тот постоянно испытывал удовольствие, когда при нем секли женщин. Слуга сам любил наблюдать за тем, как рабынь наказывают розгами. Хозяин охотно согласился, приказал принести хороших розог и привести рабыню «с широким крупом». Он сказал, что крики наказываемой женщины «немного успокоят» его. Этот тридцатилетний мужлан с деньгами (родители оставили ему очень большое состояние вместе с громким именем) служил в армии и в юности принял участие в разрушении Карфагена. Хотя он был богат, недурен собой и хорошо сложен, попытки создать семейный очаг ни к чему не приводили. Метелиус обладал несносным характером. Дамы свободные (римлянки), видимо, прослышав о его неуживчивости, не торопились связать себя с ним узами брака. Тем более что им было известно, как глубоко он презирал женский пол, относясь к прекрасной половине человечества с каким-то особым жестоким пристрастием. Приходилось ему обходиться наложницами. Это лишь закрепило в нем дикое отношение к женщине как к существу низшего рода. Добавьте сюда навыки, полученные за годы служения в армии (обычно там легионер подвергался экзекуциям центуриона за малейшую провинность). Римляне привыкли к тому, что их безжалостно секли и в школе за любой грех.

Раб на работах в рудниках

Солдаты, в свою очередь, хватали первых попавших под руку женщин, клали их на колено, заголяли и наказывали плетью просто ради забавы. Метелиус охотно участвовал в подобных развлечениях. Это приятно щекотало его чувства. Дома он не оставил эту позорную страсть, но прибегал к ней при первом же удобном случае. Он подвергал несчастных рабынь флагелляции без всякой пощады, хотя старался не повредить кожу. Автор продолжает: «Метелиус выбирал (для таких истязаний) самых опытных исполнителей, которые, наказывая розгами или плетью, умели причинять (женщине) возможно большую боль, не нанося коже неизгладимых повреждений, и сам он достиг в этом жестоком искусстве высокой степени совершенства. Ему не доставляло особенного удовольствия видеть, как у наказываемой девушки течет кровь, он старался достигнуть той особенно сильной боли, которую вызывают удары плетью по нежной женской коже. Он любил наблюдать, как тонкая кожа краснела, мало-помалу, под ударами плети, нервы возбуждались, что (затем) выражалось в конвульсивных подпрыгиваниях ее тела. То он приказывал наказывать молодых девушек, чтобы насладиться их ужасом и видом их нежной кожи; то, наоборот, приказывал сечь взрослых женщин, чтобы полюбоваться законченностью их форм, а также большей выносливостью. Само собой разумеется, наказания… производились по обнаженному телу; причем не обращалось никакого внимания на вполне законную стыдливость, которую могли сохранить даже рабыни». Далее дается картина того, как еще более жестокой экзекуции подверглись мать и дочь, что его когда-то отвергли, но затем волею судеб оказались полностью в его власти. Причем, сделав их любовницами, он каждый раз беспощадно сек женщин перед половым актом. Такая мазохистская акция чрезвычайно возбуждала патриция. Любопытнее и чудовищнее всего то, что когда слухи о жестокости Метелиуса к двум самозванкам (т. е. упомянутым рабыням) дошли до патрицианского Рима, это только подняло его авторитет, и он стал политиком общеримского масштаба.

Рим не церемонился со своими рабами. Согласно решению сената (9 г. н. э.), если господин был убит (кем бы то ни было), все рабы, находившиеся под одной с ним кровлей, на расстоянии окрика или в путешествии, не пришедшие ему на помощь, предавались жестокой пытке и казни. Именно так и сделали, когда в 61 г. н. э. префект Рима Педаний Секунд был убит одним из своих рабов. По закону казнили всех его рабов – 400 человек. Многие были против такого решения, считая его необоснованно жестоким, ибо пострадали невинные люди. Но юрист-сенатор Кассий заявил: «Кого же тогда защитит его положение, если оно не спасло префекта города Рима? Кого убережет многочисленность его рабов, если Педания Секунда не уберегли целых четыреста? Кому придут на помощь проживающие в доме рабы, если они даже под страхом смерти не обращают внимания на грозящие нам опасности?» Может, иные скажут, что вот убийца мстит в данном случае за свои личные обиды? Но тогда пойдем дальше и скажем прямо, что он имеет право убить своего господина, и что он поступил правильно (Тацит). Римский законодатель говорит, что единственным способом обеспечить безопасность общества и добиться серьезных гарантий того, что раб не отнимет у римлянина жизнь, – это было создать обстановку, при которой они будут дрожать за собственную жизнь. Далее сенатор произнес такую фразу… Ведь теперь, когда у нас в рабстве появились целые племена, из которых каждое имеет свои особые обычаи и своих богов, а некоторые и совсем не знают их, теперь ничем уже, кроме страха, не удержишь этот сброд в повиновении. Вы скажете, что при этом пострадает несколько невинных людей! Но ведь, когда казнят десятого в отряде, бежавшем с поля сражения, то разве не бывает так, что жребий мог пасть и на храбреца? При всяком великом деле совершается некоторая несправедливость, но несчастье некоторых с избытком выкупается благополучием всех (Тацит).

Теперь в XXI в. мы видим, как выродки, принадлежащие к отбросам наций, убивают невинных людей, отрезают головы, а их родичи почему-то остаются на свободе, да еще продолжают оказывать этим нелюдям поддержку. Власти пора вспомнить суровый обычай римлян. За смерть надо карать и родню, ибо лишь такой язык понятен тем, кто далек от всяких юридических и моральных норм.

Даже Август, учредивший должность префекта в Риме, одной из главных задач своей политики считал «обуздание» мятежной бедноты и рабов. В то же время властью делалось все, чтобы поощрить верноподданнические настроения среди рабов. Тот, кто донес на бежавших рабов или указал, где их можно найти, получал за каждого по пять золотых из имущества убитого господина, а если то было слишком скудным, то и из казны. Впрочем, Светоний говорил, что Август относился довольно милостиво к рабам и осуждал жестоких владельцев. Раб мог обратиться к магистрату за помощью против таких рабо-владельцев, мог попросить продать его более человечному хозяину… Бывали исключительные случаи и одобрения расправ над рабовладельцами со стороны высшей власти. Когда рабы убили жестокого и скаредного богача Гостия Квадра, Август счел его фигуру недостойной отмщения. Император дал всем понять, что эта тварь получила по заслугам… При нем же были приняты меры для укрепления имущественных прав состоятельных рабов (вольноотпущенников). Август нередко принимал образованных отпущенников дома и не чурался отобедать с ними.

Рим старался соблюдать законы и в том случае, когда дело касалось рабов. Когда Августу нужно было по какому-то делу допросить под пыткой рабов против их господ, он, чтобы не нарушать древнего закона, приказал выкупить рабов за государственный счет и лишь тогда их пытать. Таково было понимание гуманизма и законности римскими императорами. И даже у тех, кто выделялся в лучшую сторону в их политике по отношению к рабам, разумеется, на первом месте был свой собственный экономический и политический расчет. Раб был рабом и никем иным. Поэтому, скажем, Плиний, восхваляя императора Траяна в известном «Панегирике», особо отмечал его заслуги по укреплению внутренних опор и скреп рабовладения. Плиний осуждает систему доносов при Домициане, и это понятно. Но при этом особое внимание он обращает на то, что Траян не только страх полностью с них снял, но с ним вернулось «к рабам послушание: снова они имеют своих господ, уважают их и повинуются им». Плиний ставит Траяну в особую заслугу то, что тот «прекратил, если можно так сказать, войну рабов». Ведь нет ничего страшнее в рабовладельческом государстве, если рабы вдруг чувствуют себя господами. «Панегирик», написанный через четыре года после низвержения Домициана (100 г. н. э.), является хвалебной песнью в адрес Траяна, избавителя и спасителя Рима от величайшей опасности – от рабов: «Это было великое и неустранимое зло, которое приходилось каждому испытать столько раз, сколько у него было рабов, берущих на себя роль господ».

Колонна Траяна в Риме

Так что гуманное отношение к рабам было скорее исключением, чем правилом. Естественно, закономерной реакцией на отношение римских нобилей к плебсу и беднякам становились нередкие восстания. Историки пишут, что уже во время царствования последнего царя этрусской династии – Тарквиния Гордого, среди масс возникает недовольство. Простой народ был раздражен на него за то, что тот требовал деятельного участия в строительных работах в городе. «Римские люди, победители всех окрестных племен, были из воинов обращены в строителей и каменщиков», – писал Ливий. Другие же отмечали, что при этом оплата труда плебса была мизерной и заключалась в раздаче небольших порций зерна. Очевидно, среди недовольных было много рабов, ибо Тарквиний привлек к труду людей, которых он считал негодными для военного дела. Нередко рабы служили лишь инструментом в руках господ (рабы Турна Гердония, 400 казненных рабов Педания Секунда, рабы римского всадника Веттия, вооруженные им, и т. д.). Внутри Римской империи набухал нарыв, который и должен был прорваться.


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: