Значение монголо-татарского нашествия и ига в истории России

1.2

В год 6745 (1237). Пришли безбожные измаильтяне[212], которые раньше бились с русскими князьями на Калке.

Первое их нашествие было на Рязанскую землю, и взяли они приступом город Рязань, выманили обманом[213] князя Юрия и при­вели к Пронску, ведь княгиня его была в то время в Пронске. Обманом выманили и княгиню, и убили князя Юрия и его княгиню, и всех жителей его земли перебили, не пощадили и детей, даже грудных.

В год 6748 (1240). Пришел Батый к Киеву с большой силой, с многим множеством воинов своих, и окружили они город, и обступила сила татарская, и был город в великой осаде. Был Батый у города, а воины его окружали город. И нельзя было голоса слышать от скрипения телег его, от рева множества верблюдов его, ржания стад коней его, и была вся земля Русская наполнена воинами.

Поставил Батый пороки около города, у Ляшских ворот[214]. По­роки непрестанно били день и ночь и разрушили стены. Вышли горожане на остатки стены, и было видно, как тут ломались копья, разбивались на куски щиты, стрелы помрачили свет. Горожане были побеждены, и Дмитр[215] ранен, а татары взошли на стены и там засели. Но в тот же день и ночь горожане построили другие стены около церкви Святой Богородицы. На другой день татары начали приступ, был большой бой между ними и защитниками. Люди укрылись в церкви, влезли на церковные своды со своим добром, и от тяжести рухнули вместе с ними стены церковные.Так город был захвачен воинами. Дмитра вывели раненым и не убили мужества его ради.

Батый же, взяв Киев, узнал, что Даниил в Угорской земле[216], пошел сам на Владимир и подошел к городу Колодяжну. Он поставил двенадцать пороков, но не мог он разбить стены и стал подговаривать людей. Они же, послушав его злого совета, сдались и были перебиты. Затем Батый пошел к Изяславлю и Каменцу и взял их. Видел он, что не сможет взять города Кременец и Данилов, и отошел от них. И пришел к Владимиру, и взял его приступом, и избил всех, не щадя. И также Галич и многие другие города, которым и числа нет[217].

2. МОНГОЛО-ТАТАРСКОЕ ИГО [218]

Условия, на которых татары принимают к себе в подданство какой-нибудь народ, суть следующие: жители подчиненной страны обязаны ходить с ними на войну по первому востребованию, потом давать десятину от всего, от людей и от вещей, берут они десятого отрока и девицу, которых отводят в свои кочевья и держат в рабстве, остальных жителей перечисляют для сбора подати. Требуют также, чтоб князья подчиненных стран являлись без замедления в Орду и привозили богатые подарки хану, его женам, тысячникам, сотникам — одним словом, всем, имеющим какое-нибудь значение; некоторые из этих князей лишаются жизни в Орде; некоторые возвращаются, но оставляют в заложниках сыновей или братьев и принимают в свои земли баскаков[219], которым как сами князья, так и все жители обязаны повиноваться, в противном случае по донесению баскаков является толпа татар, которая истребляет ос­лушников, опустошает их город или страну; не только сам хан или наместник его, но всякий татарин, если случится ему приехать в подчиненную страну, ведет себя в ней как господин, требует все, чего только захочет, и получает. Во время пребывания в Орде у великого хана Плано-Карпини[220] заметил необыкновенную терпи­мость последнего относительно чуждых вероисповеданий; терпи­мость эта была предписана законом: в самом семействе хана были христиане; на собственном иждивении содержал он христианских духовных греческого исповедания, которые открыто отправляли свое богослужение в церкви, помещавшейся перед большою его палаткою.

По уставу Чингисхана и Октая[221], подтвержденному впоследствии, служители всех религий были освобождены от платежа дани.

3. АЛЕКСАНДР НЕВСКИЙ [222]

Узнавши о гибели великого князя, старший по нем брат, Ярослав Всеволодович[223], приехал княжить во Владимир; он очистил церкви от трупов, собрал оставшихся от истребления людей, утешил их и, как старший, начал распоряжаться волостями.

Татары оставляли в покое только те народы, которые признавали над собою власть их; противиться им не было средств у влади­мирского князя,— и Ярослав отправился в Орду к Батыю, который раскинул стан свой на берегу Волги; Батый, по словам летописца, принял Ярослава с честию и, отпуская, сказал ему: «Будь ты старший между всеми князьями в русском народе». Вслед за Ярос­лавом отправились к Батыю и все родичи его, а сын великокня­жеский, Константин[224], поехал дальше, к великому хану[225]; но при­сутствием сына не удовольствовались: в 1245 году Константин воз­вратился в Русь, и отец его Ярослав должен был сам отправиться в Татарию[226], где в августе 1246 года был свидетелем воцарения Куюка, сына Угедеева[227]. Ярослава позвали к матери великого хана, которая, как бы желая оказать честь русскому князю, дала ему есть и пить из собственных рук; но, возвратившись от ханши, Ярослав заболел и через семь дней умер, причем тело его удиви­тельным образом посинело, почему все и думали, что ханша от­равила его, дабы татары могли свободнее владеть Русью.

В то время как на востоке русские князья принуждены были ездить с поклоном к ханам степных варваров, на западе шла борьба с сильными врагами, которые начали грозить Руси еще прежде татар. Тотчас по занятии старшего стола, в 1239 году, Ярослав должен был выступить против Литвы, которая воевала уже в окрестностях Смоленска; с двух других сторон нападают на Севе­ро-Западную Русь враги не менее опасные: шведы и ливонские рыцари. Владимирским князьям нельзя было оборонять ее постоянно от всех этих врагов: у них было много дела у себя, на востоке, вследствие утверждения нового порядка вещей, беспрестанных усо­биц для усиления одного княжества на счет всех других, и татарских отношений. Тогда Новгород Великий должен был взять на свою долю борьбу со шведами, а Псков, бедный средствами Псков, должен был вести борьбу с двумя самыми опасными врагами — Литвою и немцами[228], при внутреннем неустройстве, при частом отсутствии князя, при ссорах с старшим братом своим Новгородом Великим.

Самым сильным ударам с трех сторон Новгород и Псков под­верглись с 1240 года; они выдержали их и этим преимущественно обязаны были сыну великого князя Ярослава, Александру, который стал княжить у них один после отца с 1236 года.

Александр не мог долго оставаться здесь, ибо дела на востоке переменились со смертию отца его. После Ярослава старшинство и стол владимирский наследовал по старине брат его Святослав, который утвердил племянников своих, сыновей Ярослава, на уделах, данных им покойным великим князем. По смерти отца Александр отправился к Батыю вместе с братом Андреем[229]; с берегов Волги поехали они, по обычаю, в Татарию; а между тем в отсутствие старших Ярославичей в Руси произошла важная перемена: один из младших братьев их, Михаил, по прозванию Хоробрит, князь московский, отнял у дяди Святослава великое княжение и сам заступил его место. Михаил скоро погиб в битве с литовцами, еще до возвращения старших братьев из Орды, где Александр был утвержден на столе киевском и новгородском, удерживая также на северо-востоке как отчину[230] Переяславль Залесский, Андрей же получил великое княжение владимирское.

Андрей два года спокойно сидел во Владимире; Александр, по некоторым известиям, хотел идти в Киев, но был удержан новго­родцами, представившими ему опасность от татар на юге. В 1250 году Андрей вступил в тесную связь с Даниилом галицким, женившись на его дочери; а в 1252 году Александр отправился на Дон к сыну Батыеву Сартаку с жалобою на брата, который отнял у него старшинство и не исполняет своих обязанностей относительно татар. Александр получил старшинство, и толпы татар под начальством Неврюя[231] вторгнулись в землю Суздальскую. Андрей при этой вести сказал: «Что это, господи! покуда нам между собою ссориться и наводить друг на друга татар; лучше мне бежать в чужую землю, чем дружиться с татарами и служить им». Собравши войско, он вышел против Неврюя, но был разбит и бежал в Новгород, не был там принят и удалился в Швецию, где был принят с честию. Татары взяли Переяславль, захватили здесь семейство Ярослава[232], брата Андреева, убили его воеводу, попленили жителей и пошли назад в Орду. Александр приехал княжить во Владимир.

В 1255 году умер Батый, ему наследовал сын его Сартак, или Сертак, скоро умерший, и Золотая Орда досталась брату Батыеву, Берге, или Берке. По воцарении этого нового хана, в 1257 году, по русским известиям, происходила вторая перепись: приехали численники, сочли всю землю Суздальскую, Рязанскую и Муром­скую, поставили десятников, сотников, тысячников и темников, не считали только игуменов, чернецов, священников и клирошан[233]. Подобная же перепись происходила одновременно во всех странах, подвластных татарам, и везде служители всех религий, исключая еврейских раввинов, были освобождены от подати. В Новгороде после вести о переписи все лето продолжалось смятение; а зимою убили посадника Михалка[234]; «если бы кто добро друг другу делал,— прибавляет летописец,— то добро бы и было, а кто копает под другим яму, тот сам в нее попадает». Вслед за этим приехал в Новгород великий князь с татарскими послами, которые начали требовать десятины[235] и тамги[236]; новгородцы не согласились, дали дары для хана и отпустили послов с миром; сам Василий, сын Невского[237], был против дани, следовательно, против воли отцов­ской, и выехал во Псков, как только отец приехал в Новгород; Александр выгнал его оттуда и отправил в Суздальскую область, а советников его наказал жестоко. И начали ездить окаянные татары по улицам, переписывая домы христианские. Взявши чис­ло[238], татары уехали; вслед за ними отправился и князь Александр, оставивший в Новгороде сына Димитрия[239].

В Новгороде стало тихо; но поднялись волнения на востоке, в земле Ростовской: здесь в 1262 году народ был выведен из терпения насилиями татарских откупщиков дани; поднялись веча и выгнали откупщиков из Ростова, Владимира, Суздаля, Переяславля и Ярос­лавля; в последнем городе убит был в это время отступник Изосим, который принял магометанство в угоду татарскому баскаку и хуже иноплеменников угнетал своих прежних сограждан. Понятно, что в Орде не могли спокойно снести этого события, и полки татарские уже посланы были пленить христиан: тогда Александр, чтобы отмолить людей от беды, отправился в четвертый раз в Орду; как видно, он успел в своем деле благодаря, быть может, персидской войне[240], которая сильно занимала хана Берге. Но это было уже последним делом Александра: больной поехал он из Орды, проведши там всю зиму, и на дороге, в Городце Волжском[241], умер 14 ноября 1263 года, «много потрудившись за землю Русскую, за Новгород и за Псков, за все великое княжение, отдавая живот свой и за правоверную веру».

4. РУССКИЕ КНЯЗЬЯ И ОРДЫНСКОЕ ИГО [242]

Русские князья в первые годы после нашествия были заняты больше восстановлением своих разгромленных княжеств и распре­делением княжеских столов, чем проблемой установления каких-либо отношений с ушедшими за пределы русских земель завоева­телями.

Видимо, полного единодушия в Северо-Восточной Руси по этому вопросу не было. Сильные и богатые города на северо-западной и западной окраинах, не подвергшиеся татарскому разгрому (Новго­род, Псков, Полоцк, Минск, Витебск, Смоленск), выступали против признания зависимости от ордынских ханов.

Северо-Западной Руси, которая выступала против подчинения ордынскому хану, противостояла группировка ростовских князей: Владимир Константинович Углицкий, Борис Василькович Ростов­ский, Глеб Василькович Белозерский, Василий Всеволодович Ярос­лавский[243]. Их княжества сравнительно мало пострадали от наше­ствия Батыя: Ростов и Углич сдались без боя и не были, вероятно, разрушены татарами, а до Белоозера завоеватели вообще не доходили. Некоторые города Ростовской земли еще во время наше­ствия наладили, вероятно, какие-то отношения с завоевателями.

Существование двух группировок — северо-западной, выступав­ шей против признания зависимости от Орды, и ростовской, склонявшейся к установлению мирных отношений с завоевателями,—
во многом определяло политику великого владимирского князя. Эта политика в первое десятилетие после нашествия Батыя была двойственной. С одной стороны, большая часть Северо-Восточной Руси была опустошена нашествием и уже не имела сил для от­ крытого сопротивления завоевателям, что делало неизбежным при­ знание, хотя бы формальное, зависимости от золотоордынских ханов. Нельзя не учитывать и того обстоятельства, что добровольное признание власти ордынского хана обеспечивало лично великому князю определенные преимущества в борьбе за подчинение своему влиянию других русских князей. В случае же отказа Ярослава Всеволодовича явиться в Орду великокняжеский стол мог при
поддержке Батыя перейти к другому, более сговорчивому князю. С другой стороны, существование сильной оппозиции ордынской власти в Северо-Западной Руси и неоднократные обещания западной
дипломатией военной помощи против монголо-татар могли про­ буждать надежду при определенных условиях противостоять при­ тязаниям завоевателей. Кроме того, великий князь не мог не
считаться с антитатарскими настроениями народных масс, которые неоднократно выступали против иноземного ига. Все это привело к тому, что великие владимирские князья после формального признания власти золотоордынских ханов пытались выступить против монголо-татарского владычества, и факт призна­ния этой власти еще не означал в действительности установления над страной иноземного ига. Первое десятилетие после нашествия является периодом, когда иноземное иго еще только оформлялось, и в стране побеждали силы, поддерживавшие татарское владычество. Установление отношений великого владимирского князя с Ордой плохо освещается в источниках. Суздальский летописец просто сообщает под 1243 г., что «великыи княз Ярослав поеха в Татары к Батыеви, а сына своего Костянтина посла к Канови[244]. Батый же почти Ярослава великого честью, и мужи его, и отпусти и рек ему: "Ярославе, буди ты старей всем князем в Русском языце". Ярослав же възвратися в свою землю с великою честью»[245]. Признав верховную власть хана и пожертвовав в пользу монголо-татарских феодалов часть феодальной ренты[246] (в форме «ордынского выхода»), русские князья получали известные гарантии от повторения на­шествия и сохраняли свои «столы» и власть над угнетенными классами. Неприкосновенной осталась для феодалов возможность эксплуатировать феодально-зависимое население. Сохранив господ­ствующее положение и аппарат власти, феодалы могли переложить на плечи народных масс основную тяжесть иноземного ига (как это и произошло впоследствии). Кроме того, в условиях феодальной раздробленности и княжеских усобиц признание верховной власти хана обеспечивало князьям определенные преимущества в борьбе за княжеские «столы»: князья, выступавшие против власти хана, рисковали лишиться своих княжений, которые переходили при помощи татар к более «дальновидным» соперникам. Ордынские ханы, в свою очередь, были заинтересованы в соглашении с мес­тными князьями, так как получали в лице местной княжеской администрации дополнительное орудие для поддержания своего владычества над народными массами. Политика соглашения с ме­стными феодалами при условии признания верховной власти хана и уплаты дани была обычной в политической практике монголо-татар.

Политику соглашения с завоевателями поддерживала православ­ная церковь. Кроме причин, общих для всего класса феодалов, на позицию церковников оказывала большое влияние обычная для монголов политика привлечения на свою сторону местного духо­венства путем полной веротерпимости, тарханов[247], освобождения от дани и т. д. Не менее важным для объяснения позиции православной церкви по отношению к ордынским ханам представляется то об­стоятельство, что церковники очень подозрительно следили за пе­реговорами антитатарской группировки князей с папской курией[248], видя в союзе с католическими государствами реальную угрозу своим доходам и привилегированному положению. Церковь не только поддерживала политику феодалов, направленную на уста­новление мирных отношений с татарами, но и идеологически обос­новывала власть ордынского хана над русскими землями, провоз­глашая ее божественное происхождение. Именно такую трактовку татарской власти содержит известное «Житие Михаила Чернигов­ского», церковный автор которого вкладывает в уста «святого му­ченика» князя Михаила такие слова: «Тобе цесарю, кланяюся, понеже ти Бог поруцел света сего»[249].

Наконец, нельзя не учитывать и того обстоятельства, что силы, выступившие за мирные отношения с татарами, возглавлялись таким популярным князем, как Александр Ярославич Невский. В борьбе против Андрея Ярославича, которого легко можно было обвинить в «измене» хану, для Александра открывалась единст­венная возможность вернуть принадлежавший ему по старшинству великокняжеский стол. Если Андрей Ярославич опирался на ан­титатарские силы, то Александр, естественно, мог отнять у него великокняжеский стол только при помощи Орды.

Необходимо отметить, впрочем, что в привлечении «поганых» к междоусобной борьбе князей не было для того времени ничего исключительного, ничего противоречащего феодальной этике и обыч­ной практике межкняжеских отношений.

В результате силы Северо-Восточной Руси перед «Неврюевой ратью» оказались раздробленными. Значительная часть феодалов, духовных и светских, не поддержала попытку великого князя открыто выступить против Орды, что предопределило неудачу этого выступления. Ордынский хан был недоволен слишком самостоя­тельной политикой великого князя Андрея Ярославича. На вели-коханском престоле в Монголии в это время уже сидел Монкэ[250], ставленник Батыя, и центрально-монгольская администрация, ранее способствовавшая утверждению Андрея на великом княжении, боль­ше не поддерживала его. Поэтому, когда Александр Ярославич в 1252 г. приехал в Орду «искать» великое княжение, ему был оказан самый благосклонный прием. Против великого князя Андрея была направлена сильная монголо-татарская «рать» царевича Неврюя.

Татарское войско двинулось в 1252 г. против непокорного ве­ликого князя. Андрей Ярославич пытался организовать сопротив­ление. Софийская первая летопись[251] сообщает, что татары «под Владимерем бродиша Клязму», «поидоша к граду Переяславлю таящеся», и под Переяславлем «срете ихъ великыи князь Андрей съ своими полкы, и сразишася обои полци, и бысть сеча велика». Великокняжеское войско, к которому пришли на помощь только тверские дружины с воеводой Жирославом, после ожесточенной битвы «погаными побежедени быша». Ни один из князей ростовской группировки в битве не участвовал; о них в связи с этими событиями летописи вообще умалчивают. Кроме Переяславского княжества, ставшего ареной битвы и преследования разбитых полков великого князя, татарская рать разгромила только Суздаль, «отчину» Андрея. «Неврюева рать» сыграла значительную роль в установлении монголо-татарского ига над Северо-Восточной Русью; она принесла окончательную победу князьям, которые стояли за примирение с завоевателями, за подчинение власти ордынского хана {конечно, обеспечив при этом свои собственные классовые интересы).

Поражение антитатарской группировки привело к тому, что в течение длительного периода (по существу, вплоть до возвышения Москвы) ни одно из северо-восточных русских княжеств уже не могло стать организационным центром для борьбы с завоевателями. Это послужило основной причиной отделения от Владимиро-Суз-дальской Руси, завоеванной монголо-татарами, русских земель на западной окраине (Полоцка, Смоленска, Витебска и др.).

5.1 [252]

Монголо-татарское нашествие XIII в., сопровождавшееся колос­сальным разрушением производительных сил и завершившееся ус­тановлением над русскими землями тяжкого иноземного ига, ока­зало глубоко регрессивное воздействие на экономическое и поли­тическое развитие Руси.

Опустошение русских земель татарскими погромами и система­тическое ограбление русского народа ордынскими данями имели крайне тяжелые последствия для страны. Городское ремесло было подорвано разрушением городов и уводом в плен ремесленников, крестьянское хозяйство разорялось татарскими «ратями» и тяже­лыми выплатами в Орду, экономические связи города с деревней оказались нарушенными, ухудшились условия внешней торговли. Народное хозяйство русских княжеств, подорванное татарскими погромами и постоянно истощавшееся данями и поборами, пере­живало во второй половине XIII в. период упадка. Монголо-татар­ское завоевание надолго искусственно задержало экономическое. развитие Руси.

К. Маркс и Ф. Энгельс в «Немецкой идеологии» указывают еще на одну важную сторону тяжелых последствий вторжений кочевых народов для экономического развития оседлых стран. В период феодальной раздробленности, когда сношения ограничиваются про­стым соседством, каждое изобретение в области производства при­ходится делать заново в каждой отдельной местности, и при этих условиях «достаточно простых случайностей, вроде вторжений вар­варских народов или даже обыкновенных войн, чтобы довести какую-нибудь страну с развитыми производительными силами и потребностями до необходимости начинать все сначала»[253]. Это за­мечание целиком можно отнести и к феодальной Руси.

Однако последствия монголо-татарского нашествия были, как нам представляется, гораздо тяжелее, чем просто временная за­держка экономического развития Руси. Монголо-татары не могли, конечно, разрушить основы феодального строя на Руси, но условия экономического развития русских княжеств претерпели значитель­ные изменения. Завоевание страны кочевниками искусственно за­держивало развитие товарно-денежных отношений, законсервиро­вало на длительное время натуральный характер хозяйства. Этому способствовало прежде всего разрушение завоевателями центров ремесла и торговли — городов, будущих потенциальных очагов бур­жуазного развития. Русские города были не только разрушены монголо-татарами, но и лишены в результате избиения и увода в плен ремесленников основного условия для восстановления эконо­мической жизни — ремесленного производства.

Разрушение городов, нарушение связей города с деревней, обед­нение непосредственных производителей и огромная утечка в Орду серебра, основного денежного металла древней Руси, усилили на­турализацию хозяйства, препятствовали развитию товарно-денеж­ных отношений.

Экономика деревни, более примитивная и простая, восстанав­ливалась после татарских погромов быстрее, чем сложная, осно­ванная на опыте многих поколений ремесленников экономика го­рода. Экономический упадок и политическая слабость городов имели своим следствием крайнее усиление чисто феодальных элементов в общественном строе.

Русские города как политическая сила, способная в какой-то степени противостоять феодалам, погибли в огне татарских погро­мов. В этих условиях феодальная зависимость крестьян развивалась в своих наиболее грубых и неприкрытых формах. Ряды феодаль­но-зависимого населения быстро пополнялись за счет разоряемого татарскими «ратями» и ордынскими данями крестьянства. Даль­нейшему закрепощению крестьян способствовали и татарские пе­реписи. Обязанность регулярно выплачивать ордынскую дань, ко­торая проходила через руки собственных феодалов, усиливала за­висимость крестьян и прикрепление их к земле.

Монголо-татарское завоевание привело к усилению феодального гнета. Вынужденные отдавать ордынским ханам часть феодальной ренты в виде дани, русские феодалы старались возместить ее усиленной эксплуатацией крестьян. Антифеодальные классовые вы­ступления крестьянства в условиях иноземного ига были почти невозможны. Князья выступали как проводники ордынской поли­тики (во всяком случае, во второй половине XIII столетия) и могли рассчитывать на поддержку хана, тем более, что в условиях ига антифеодальные выступления зачастую принимали антитатарский характер.

Монголо-татарские завоеватели, опустошавшие русские земли и систематически грабившие их данями и другими «ордынскими тягостями», ничего не могли дать взамен русскому народу: ни о каком положительном влиянии завоевателей на экономику Руси говорить не приходится. Как показали исследования М. Г. Сафар-галиева[254], Золотая Орда была основана «на примитивном кочевом, скотоводческом натуральном хозяйстве, где только что стало воз­никать земледелие, ремесло же не вышло из рамок домашних промыслов, а товарно-денежные отношения не вошли в быт ос­новной массы кочевого населения»[255]. Монголо-татарское завоевание явилось тормозом для развития производительных сил Руси, на­ходившейся на более высоком уровне экономического и культурного развития.

В политическом плане отрицательные последствия монголо-та­тарского завоевания проявились прежде всего в нарушении процесса постепенной политической консолидации русских земель, в усу­гублении феодальной раздробленности страны.

Непосредственным следствием «татарского погрома» было ослабление великокняжеской власти. Нашествие Батыя расшатало административный аппарат, серьезно ослабило великокняжеское войско. Разгром владимирских земель и бегство населения из бас­сейна реки Клязьмы подорвали экономическую основу великокня­жеской власти, а разгром городов, потенциальных союзников ве­ликого князя в борьбе за политическое объединение страны, сузил ее социальную базу.

Нарушение монголо-татарскими завоевателями наметившегося в первой половине XIII в. процесса постепенной государственной концентрации русских земель — одно из самых тяжких последствий «татарщины». Татарские погромы, нанесшие страшный удар эко­номике феодальной Руси, разрушили объективные предпосылки будущего государственного объединения русских земель.

5.2 [256]

В Древней Руси отрицательное отношение летописцев к татарам проявилось не в XIII веке, а столетие спустя, тогда, когда узурпатор Мамай стал налаживать связи с католиками против православной Москвы. Поздний антитатарский фольклор связан не с эпохой Чингиса, а с трехсотлетней эпохой набегов крымских и причерно­морских татар и ногайцев на Литовскую и Русскую Украину[257].

В европейской историографии сложились три версии, объясня­ющие образование Монгольского улуса[258] в XIII веке и считающие это историческое событие проклятием времени.

Первая версия. Чингис организовал банду, подчинил все кочевые народы Азии и провел ряд войн, продолженных его сыновьями и внуками с корыстной целью — ради личного обогащения. При этом непонятно только: как ему это удалось?

Вторая версия. Весь монгольский народ совершил это преступ­ление согласованно. Неясно только, для чего ему это было нужно, ибо привозить добычу домой при наступлении — невозможно.

Третья версия. Кочевники всегда нападали на трудолюбивых земледельцев, следовательно, здесь не единичное «преступление», а предопределенный положением образ жизни.

После похода Батыя в 1237—1240 годах, когда война кончилась, языческие монголы, среди которых было много христиан-несториан[259], с русскими дружили и помогли им остановить немецкий натиск в Прибалтике. Мусульманские ханы Узбек и Джанибек (1312—1356)[260] использовали Москву как источник доходов, но при этом защищали ее от Литвы. Во время ордынской междоусобицы, или, как тогда говорили, «великой замятии»[261], Орда была бессильна, но русские князья и в это время вносили дань.

Войны между государствами не всегда влекут за собой ненависть народов друг к другу. К счастью, между русскими и тюрками такой ненависти не возникло. Многие татары, путем смешанных браков, вошли в состав русского народа, а те, которые остались мусульманами, живут в Казани с русскими дружно.

Вряд ли такое объединение народов следует называть «игом». И потому нет необходимости обвинять русских князей за то, что они договорились с татарами о взаимной помощи против насту­павших с запада немцев, литовцев и венгров. Зачем называть братский народ потомками «диких грабителей»? Да, они воевали жестоко. Но эта жестокость была вполне в духе того времени. Просто татары воевали более удачно, чем их враги. Можно ли их обвинять за это?

Историческая география — наука об антропосфере[262]. Ее можно изучать, но не нужно оценивать. Происходящие в ней грандиозные события, с точки зрения личной вины или заслуги, отдельные люди не могут ни инициировать, ни предотвратить такие планетарные явления, как эволюция или миграция народов.

Войско Батыя, выступившее против половцев, с которыми мон­голы вели войну с 1216 года, в 1237—1238 годах прошло через Русь в тыл половцам и принудило их бежать в Венгрию. При этом была разрушена Рязань и четырнадцать городов во Владимирском княжестве. А всего тогда там было около трехсот городов. Монголы нигде не оставили гарнизонов, никого не обложили данью, доволь­ствуясь контрибуциями, лошадьми и пищей, что делала в те времена любая армия при наступлении.

До Батыя, а точнее в 1169 году, Киев опустошил Андрей Бого-любский, отдавший столицу Руси на трехдневный грабеж своим ратникам, как поступали только с чужими городами. В 1203 году то же самое сделал и князь Рюрик Ростиславич Смоленский[263], которому содействовал князь Игорь Святославич, известный герой «Слова о полку Игореве». Так что Батыю мало чего осталось от Киева.

Расправа с жителями Козельска, который монголы прозвали «злым городом»[264]? Действительно, этот трагический эпизод выпа­дает из ряда прочих, но объяснить его можно. В 1223 году монголы, воюя с половцами, послали им в тыл 30 тысяч воинов. Тогда все южнорусские князья выступили на защиту половцев. Монголы направили к русским князьям посольство с мирными предложени­ями, но князья этих послов убили. Среди инициаторов убийства был Мстислав, князь черниговский и козельский [265].

Монгольский обычай, основанный на родовом строе и военной демократии, предусматривал коллективную ответственность за пре­ступления. Худшим поступком они считали обман доверившегося и убийство посла, ибо на Востоке посол — гость. В 1238 году мон­голы дошли до Козельска. По их обычаю, советчики князя — бояре и дружина, а также их родня отвечают за содеянное князем зло. Русские тоже это знали, и за семь недель осады никто не прислал подмоги Козельску, хотя тогда на Руси было не менее ста тысяч воинов.

Великороссия, тогда именовавшаяся Залесской Украиной, до­бровольно объединилась с Ордой благодаря усилиям Александра Невского, ставшего приемным сыном Батыя. А исконная Древняя Русь — Белоруссия, Киевщина, Галиция с Волынью — почти без сопротивления подчинилась Литве и Польше. И вот, вокруг Мос­квы — «золотой пояс» древних городов, которые при «иге» остались целы, а в Белоруссии и Галиции даже следов русской культуры не осталось. Новгород отстояла от немецких рыцарей татарская подмога в 1269 году. А там, где татарской помощью пренебрегли, потеряли все. Взгляните на карту того времени. На месте Юрьева — Дерпт, ныне Тарту, на месте Колывани — Ревель, ныне Таллинн; Рига закрыла для русской торговли речной путь по Двине; Бердичев и Брацлав — польские замки — перекрыли дороги в «Дикое поле», некогда отчину русских князей, тем самым взяв под контроль Украину. В 1340 году Русь исчезла с политической карты Европы. Возродилась она в 1480 году в Москве, на восточной окраине былой Руси. А сердцевину ее, древнюю Киевскую Русь, захваченную Польшей и угнетенную, пришлось спасать в XVIII в.

Утверждаю, что русские князья и бояре считали, что выгоднее иметь не очень сильного союзника за широкими степями, какой была Золотая Орда, чем ливонский орден и Польшу на переднем крае агрессивного рыцарства и купеческой Ганзы у себя под боком. Пока существовала сильная Византия, ни «Христианский (католи­ческий)», ни Мусульманский мир не были страшны русской земле. Но в 1204 году этот естественный союзник исчез, так как Кон­стантинополь был взят и разрушен крестоносцами. Без друзей жить нельзя, и тогда возник союз полухристианской Орды и христианской Руси, эффективный до перехода хана Узбека в ислам в 1312 году.

Полагаю, что «нашествие» Батыя было на самом деле большим набегом, кавалерийским рейдом, а дальнейшие события имеют с этим походом лишь косвенную связь.

В Древней Руси слово «иго» означало то, чем скрепляют что-либо, узду или хомут. Существовало оно и в значении бремя, то есть то, что несут. Слово «иго» в значении «господство», «угнетение» впервые зафиксировано лишь при Петре I. Союз Москвы и Орды Держался до тех пор, пока он был взаимовыгоден. Но процессы этногенеза[266] неуправляемы и идут по ходу времени. Россия в веке росла и крепла так неудержимо, что смогла противопоставить себя и западноевропейскому, романо-германскому суперэтносу[267], к которому примкнула Польша, и ближневосточному, возглавленному Турцией. А Орда распадалась. Часть татар после принятия ислама ханом Узбеком в 1312 году влилась в состав России.

Таким образом, Россия в XV веке унаследовала высокую куль­туру Византии и татарскую доблесть, что поставило ее в ранг великих держав.

6. ЮРИЙ ДАНИЛОВИЧ МОСКОВСКИЙ И МИХАИЛ ЯРОСЛАВИЧ ТВЕРСКОЙ [268]

Место родовых споров между князьями заступило соперничество по праву силы: Юрий московский был также силен, если еще не сильнее Михаила тверского, и потому считал себя вправе быть ему соперником.

Юрий недаром жил в Орде; он умел сблизиться с семейством хана и женился на сестре его, Кончаке, которую при крещении назвали Агафиею. Ханский зять возвратился в Русь с сильными послами татарскими, из которых главным был Кавгадый. Наконец войска Юриевы пошли в Тверскую волость и сильно опустошили ее; послы Кавгадыевы ездили в Тверь, к Михаилу, с лестию, по выражению летописца, но мира не было, и в 40 верстах от Твери при селе Бортеневе произошел сильный бой, в котором Михаил остался победителем; Юрий с небольшою дружиною успел убежать в Новгород, но жена его, брат Борис, многие князья и бояре остались пленными в руках победителя.

Юрий явился опять у Волги, и с ним весь Новгород и Псков с владыкою своим Давидом: понятно, что Новгород должен был вступиться за Юрия, не ожидая себе добра от усиления Михайлова[269]. Тверской князь вышел к неприятелю навстречу, но битвы не было: заключили договор, по которому оба соперника обязались идти в Орду и там решать свои споры; Михаил обязался также освободить жену Юриеву и брата. Но жена Юриева не возвратилась в Москву: она умерла в Твери, и пронесся слух, что ее отравили. Этот слух был выгоден Юрию и опасен для Михаила в Орде, и когда тверской князь отправил в Москву посла Александра Марковича с мирными предложениями, то Юрий убил посла и поехал в Орду с Кавгадыем, со многими князьями, боярами и новгородцами.

Начальником всего зла летописец называет Кавгадыя: по Кавгадыеву совету Юрий пошел в Орду. Кавгадый наклеветал хану на Михаила, и рассерженный Узбек велел схватить сына Михайлова, Константина[270], посланного отцом перед собою в Орду; хан велел было уморить голодом молодого князя, но некоторые вельможи заметили ему, что если он умертвит сына, то отец никогда не явится в Орду. В августе 1318 года Михаил отправился в Орду, и когда был во Владимире, то явился туда к нему посол из Орды, именем Ахмыл, и сказал ему: «Зовет тебя хан, поезжай скорее, поспевай в месяц; если же не приедешь к сроку, то уже назначена рать на тебя и на города твои: Кавгадый обнес тебя перед ханом». Давши ряд сыновьям, разделив им отчину свою, написавши гра­моту[271], Михаил отправился в Орду, настиг хана на устье Дона, по обычаю, отнес подарки всем князьям ордынским, женам ханским, самому хану и полтора месяца жил спокойно; хан дал ему пристава, чтоб никто не смел обижать его. Наконец Узбек вспомнил о деле и сказал князьям своим: «Вы мне говорили на князя Михаила: так рассудите его с московским князем и скажите мне, кто прав и кто виноват». Начался суд; два раза приводили Михаила в собрание вельмож ордынских, где читали ему грамоты обвинитель­ные: «Ты был горд и непокорлив хану нашему, ты позорил посла ханского Кавгадыя, бился с ним и татар его побил, дани ханские брал себе, хотел бежать к немцам с казною и казну в Рим к папе отпустил, княгиню Юрьеву отравил». Михаил защищался; но судьи стояли явно за Юрия и Кавгадыя. В другой раз Михаила привели на суд уже связанного; потом отобрали у него платье, отогнали бояр, слуг и духовника, наложили на шею тяжелую колоду, по ночам руки Михаила забивали в колодки, и так как он постоянно читал псалтирь, то отрок сидел перед ним и перевертывал листы. Орда остановилась за рекою Тереком, на реке Севенце, под городом Дедяковым, недалеко от Дербента. На дороге отроки говорили Михаилу: «Князь! Проводники и лошади готовы, беги в горы, спаси жизнь свою». Михаил отказался. «Если я один спасусь, — говорил он, — а людей своих оставлю в беде, то какая мне будет слава?» На глазах его были всегда слезы, потому что он предугадывал свою участь. Прошел еще день, и Михаил велел отпеть заутреню, исповедался, потом сказал: «Дайте мне псалтирь, очень тяжело у меня на душе». Вдруг вскочил отрок в вежу, бледный, и едва мог выговорить: «Господин князь! Идут от хана Кавгадый и князь Юрий Данилович со множеством народа прямо к твоей веже!» Михаил тотчас встал и со вздохом сказал: «Знаю, зачем идут, убить меня», — и послал сына своего Константина к ханше. Юрий и Кавгадый отрядили к Михаилу в вежу убийц, а сами сошли с лошадей на торгу[272], потому что торг был близко от вежи, на перелет камня. Убийцы вскочили в вежу, разогнали всех людей, схватили Михаила за колоду и ударили его об стену, так что вежа проло­милась; несмотря на то, Михаил вскочил на ноги, но тогда бросилось на него множество убийц, повалили на землю и били пятами нещадно; наконец один из них, именем Романец, выхватил большой нож, ударил им Михаила в ребро и вырезал сердце. Вежу разграбили Русь[273] и татары, тело мученика бросили нагое. Когда Юрию и Кавгадыю дали знать, что Михаил уже убит, то они приехали к телу, и Кавгадый с сердцем сказал Юрию: «Старший брат тебе вместо отца; чего же ты смотришь, что тело его брошено нагое?» Юрий велел своим прикрыть тело, потом положили его на доску, Доску привязали к телеге и перевезли в город Маджары[274]; здесь гости[275], знавшие покойника, хотели прикрыть тело его дорогими тканями и поставить в церкви с честию, со свечами, но бояре московские не дали им поглядеть на покойника и с бранью по­ставили его в хлеве за сторожами; из Маджар повезли тело в Усь, привезли в Москву и похоронили в Спасском монастыре[276]. Из бояр и слуг Михайловых спаслись только те, которым удалось убежать к ханше; других же ограбили донага, били как злодеев и заковали в железа (1319г.).

В 1320 году Юрий возвратился в Москву с ярлыком[277] на великое княжение и привел с собою молодого князя тверского Константина и бояр его в виде пленников; мать и братья Константиновы, узнавши о кончине Михаила и погребении его в Москве, прислали просить Юрия, чтоб отпустил тело в Тверь; Юрий исполнил их просьбу не прежде, как сын Михаилов Александр[278] явился к нему во Владимир и заключил мир, вероятно, на условиях, предписанных московским князем.

Димитрий тверской[279] поехал в Орду и выхлопотал себе ярлык на великое княжение; есть известие, что он объяснил хану всю неправду Юрия и особенно Кавгадыя и что хан велел казнить последнего, а Димитрию дал великое княжение, узнавши от него, что Юрий сбирает дань для хана и удерживает ее у себя. Юрий видел необходимость опять идти в Орду и отправился по Каме, будучи позван послом ханским, в 1324 году. Димитрий тверской не хотел пускать соперника одного в Орду и поспешил туда сам. Мы не знаем подробностей о встрече двух врагов; летописец говорит, что Димитрий убил Юрия, понадеявшись на благоволение ханское; Узбек, однако, сильно осердился на это самоуправство, долго думал, наконец велел убить Димитрия (1325 г.); но великое княжение отдал брату его Александру; таким образом, Тверь не теряла ничего ни от смерти Михаила, ни от смерти Димитрия; в третий раз первенство и сила перешли к ее князю.

В 1327 году приехал в Тверь ханский посол Шевкал (Чол-хан), или Щелкан, двоюродный брат Узбека, и по обыкновению всех послов татарских позволял себе и людям своим всякого рода на­силия. Вдруг в народе разнесся слух, что Шевкал сам хочет княжить в Твери, своих князей татарских посажать по другим русским городам, а христиан привести в татарскую веру. Когда пронеслась молва, что татары хотят исполнить свой замысел в Успеньев день, пользуясь большим стечением народа по случаю праздника, то Александр с тверичами захотели предупредить их намерение и рано утром, на солнечном восходе, вступили в бой с татарами, бились целый день и к вечеру одолели. Шевкал бросился в старый дом князя Михаила, но Александр велел зажечь отцовский двор, и татары погибли в пламени; купцы старые, ордынские, и новые, пришедшие с Шевкалом, были истреблены, несмотря на то, что не вступали в бой с русскими: одних из них перебили, других перетопили, иных сожгли на кострах. Узбек очень рассердился, узнав об участи Шевкаловой, и, по некоторым известиям, послал за московским князем, но, по другим известиям, Калита[280] поехал сам в Орду тотчас после тверских происшествий и возвратился оттуда с 50 000 татарского войска. Присоединив к себе еще князя суздальского, Калита вошел в Тверскую волость по ханскому при­казу; татары пожгли города и села, людей повели в плен и, просто сказать, положили пусту всю землю Русскую, по выражению ле­тописца; но спаслась Москва, отчина Калиты, да Новгород, который дал татарским воеводам 2000 серебра и множество даров. Узбек дал великое княжение Калите.

7. МОСКВА И ТВЕРЬ В НАЧАЛЕ XIV ВЕКА [281]

Пользуясь своими средствами и расчетливой фамильной поли­тикой, московские князья в XIV в. постепенно сами выступали из положения бесправных удельных князей. Младшие, но богатые, эти князья предприняли смелую борьбу со старшими родичами за великокняжеский стол. Главными их соперниками были князья тверские, старшие их родичи. Действуя во имя силы, а не права, московские князья долго не имели успеха. Князь Юрий московский оспаривал великое княжение у своего двоюродного дяди Михаила тверского и погубил в Орде своего соперника, но потом сам сложил свою голову, убитый сыном Михаила. Однако окончательное тор­жество осталось за Москвою, потому что средства боровшихся сторон были неравны. На стороне тверских князей были право старшинства и личные доблести, средства юридические и нравст­венные; на стороне московских были деньги и уменье пользоваться обстоятельствами, средства материальные и практические, а тогда Русь переживала время, когда последние средства были действи­тельнее первых. Князья тверские никак не могли понять истинного положения дел и в начале XIV в. все еще считали возможной борьбу с татарами. Другой сын Михаила тверского, Александр, призывал свою братию, русских князей, «друг за друга и брат за брата стоять, а татарам не выдавать и всем вместе противиться им, оборонять Русскую землю и всех православных христиан». Так отвечал он на увещание русских князей покориться татарам, когда изгнанником укрывался в Пскове после того, как в 1327 г., не вытерпев татарских насилий, он со всем городом Тверью поднялся на татар и истребил находившееся тогда в Твери татарское по­сольство. Московские князья иначе смотрели на положение дел. Они пока вовсе не думали о борьбе с татарами; видя, что на Орду гораздо выгоднее действовать «смиренной мудростью», т. е. угод­ничеством и деньгами, чем оружием, они усердно ухаживали за ханом и сделали его орудием своих замыслов. Никто из князей чаще Калиты не ездил на поклон к хану, и там он был всегда желанным гостем, потому что приезжал туда не с пустыми руками. В Орде привыкли уже думать, что, когда приедет московский князь, будет «многое злато и сребро» и у великого хана-царя, и у его ханш, и у всех именитых мурз Золотой Орды. Благодаря тому московский князь, по генеалогии младший среди своей братии, добился старшего великокняжеского стола. Хан поручил Калите наказать тверского князя за восстание. Тот исправно исполнил поручение: под его предводительством татары разорили Тверское княжество «и просто рещи,— добавляет летопись,— всю землю Рус­скую положиша пусту», не тронув, конечног Москвы. В награду за это Калита в 1328 г. получил великокняжеский стол, который с тех пор уже не выходил из-под московского князя.

Приобретение великокняжеского стола московским князем со­провождалось двумя важными последствиями для Руси, из коих одно можно назвать нравственным, другое — политическим. Нрав­ственное состояло в том, что московский удельный владелец, став великим князем, первый начал выводить русское население из того уныния и оцепенения, в какое повергли его внешние несчастия. Образцовый устроитель своего удела, умевший водворить в нем общественную безопасность и тишину, московский князь, получив звание великого, дал почувствовать выгоды своей политики и другим частям Северо-Восточной Руси.

Летописец отмечает, что с тех пор, как московский князь получил от хана великокняжеское звание, Северная Русь начала отдыхать от постоянных татарских погромов. Рассказывая о воз­вращении Калиты от хана в 1328 г. с пожалованием, летописец прибавляет: «...бысть оттоле тишина велика по всей Русской земле на сорок лет и престаша татарове воевати землю Русскую». Время с 1328 по 1368 г., когда впервые напал на Северо-Восточную Русь Ольгерд литовский[282], считалось порою отдыха для населения этой Руси, которое за то благодарило Москву. В эти спокойные годы успели народиться и вырасти целых два поколения, к нервам которых впечатления детства не привили безотчетного ужаса отцов и дедов перед татарином: они и вышли на Куликово поле.

Политическое следствие приобретения московским князем ве­ликого княжения состояло в том, что московский князь, став великим, первый начал выводить Северную Русь из состояния политического раздробления. Вокруг Москвы со времени велико-княжения Калиты образуется княжеский союз, руководимый самим московским князем. Сначала этот союз был финансовый и подне­вольный. Поручение собирать ордынскую дань со многих, если не со всех, князей получил Иван Данилович, когда стал великим князем владимирским. Это полномочие послужило могучим орудием политического объединения удельной Руси. Не охотник и не мастер бить свою братию мечом, московский князь получил возможность бить ее рублем. Простой ответственный приказчик хана по сбору и доставке дани, московский князь сделан был потом полномочным руководителем и судьею русских князей. Когда дети Калиты по смерти отца в 1341 г. явились к хану Узбеку, тот встретил их с честью и любовью. Старшему сыну Семену, назначенному великим князем, даны были «под руки» все князья русские. По смерти Семена в 1353 г. его брат Иван получил от хана вместе с вели­кокняжеским званием и судебную власть над всеми князьями Северной Руси. В княжение Иванова сына Димитрия этот княже­ский союз с Москвою во главе еще более расширился и укрепился, получив национальное значение. Когда при Димитрии возобнови­лась борьба Москвы с Тверью, тверской князь Михаил Александ­рович искал себе опоры в Литве и даже в Орде, чем погубил популярность, какой дотоле пользовались тверские князья в Се­верной Руси. Когда в 1375 г. московский князь шел на Тверь, к его полкам присоединились 19 князей. Они сердились на тверского князя за то, что он неоднократно наводил на Русь Литву и сое­динился даже с поганым Мамаем. Наконец, почти вся Северная Русь под руководством Москвы стала против Орды на Куликовом поле и одержала под московскими знаменами первую народную победу. Это сообщило московскому князю значение национального вождя Северной Руси в борьбе с внешними врагами. Так Орда стала слепым орудием, с помощью которого создавалась полити­ческая и народная сила, направившаяся против нее же.


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: