Мировая война Z 16 страница

- Я хи­ба­ку­ся. Я по­те­рял зре­ние в 11.02 де­вя­то­го ав­гус­та 1945 го­да по ва­ше­му ка­лен­да­рю. Я сто­ял на го­ре Ком­пи­ра, наб­лю­дал за воз­мож­ной уг­ро­зой с воз­ду­ха вмес­те с нес­кольки­ми ре­бя­та­ми из сво­его клас­са. В тот день бы­ло об­лач­но, так что я ско­рее ус­лы­шал, чем уви­дел Б-29, про­ле­та­ющий низ­ко над го­ло­вой. Один-единст­вен­ный Бсан, воз­мож­но, раз­вед­чик, да­же док­ла­ды­вать не о чем. Я ед­ва не рас­сме­ял­ся, ког­да мои од­нок­лас­сни­ки поп­ры­га­ли в щель, и не сво­дил глаз с до­ли­ны Ура­ка­ми, на­де­ясь разг­ля­деть аме­ри­канс­кий бом­бар­ди­ров­щик. Вмес­то не­го я уви­дел вспыш­ку, а дальше - тем­но­та.

В Япо­нии хи­ба­ку­ся, «вы­жив­шие пос­ле бом­бар­ди­ров­ки» за­ни­ма­ли от­дельное мес­то на со­ци­альной лест­ни­це. К нам от­но­си­лись с со­чувст­ви­ем и пе­чалью: жерт­вы и ге­рои, сим­во­лы тра­ги­чес­ко­го прош­ло­го. Но как че­ло­ве­чес­кие су­щест­ва мы яв­ля­лись не­чем иным, как из­го­ями. Ни од­на семья не одоб­ри­ла бы брак сво­его ре­бен­ка с од­ним из нас. Хи­ба­ку­ся бы­ли не­чис­той кровью в не­за­пят­нан­ном ге­не­ти­чес­ком он-се­не[54] Япо­нии. Я глу­бо­ко пе­ре­жи­вал по­зор: не прос­то хи­ба­ку­ся, но обу­за из-за сво­ей сле­по­ты.

Я слы­шал, как за ок­на­ми са­на­то­рия мои со­оте­чест­вен­ни­ки бо­рют­ся за вос­ста­нов­ле­ние на­шей стра­ны. А чем по­мо­гал им я? Ни­чем!

Столько раз я пы­тал­ся най­ти ра­бо­ту, пусть мел­кую и нез­на­чи­тельную. Ник­то ме­ня не брал. Но все же я - хи­ба­ку­ся, и я уз­нал столько веж­ли­вых спо­со­бов от­ка­за. Брат умо­лял ме­ня пе­ре­ехать к не­му, за­ве­ряя, что они с же­ной мо­гут по­за­бо­титься обо мне и да­же най­ти ка­кую-ни­будь «по­лез­ную» ра­бо­ту по до­му. Для ме­ня это бы­ло да­же ху­же са­на­то­рия. Он только вер­нул­ся из ар­мии, и они пы­та­лись за­вес­ти еще од­но­го ре­бен­ка. На­вя­зы­ваться им в та­кой мо­мент ка­за­лось не­мыс­ли­мым. Ко­неч­но, я ду­мал о са­мо­убийст­ве. Да­же сде­лал нес­колько по­пы­ток. Но что-то ме­ня ос­та­нав­ли­ва­ло, каж­дый раз удер­жи­вая ру­ку, тя­нув­шу­юся за горстью таб­ле­ток или ос­кол­ком стек­ла. Я счи­тал это сла­бостью, чем же еще? Хи­ба­ку­ся, па­ра­зит, а те­перь еще и по­зор­ный трус. В те дни не бы­ло пре­де­ла мо­ему сты­ду. Как ска­зал им­пе­ра­тор в сво­ей ка­пи­ту­ля­ци­он­ной ре­чи пе­ред на­ро­дом, я дейст­ви­тельно «тер­пел нес­тер­пи­мое».

Я по­ки­нул са­на­то­рий, ни­че­го не ска­зав бра­ту. Не знал, ку­да нап­рав­ля­юсь, только бы по­дальше от жиз­ни, от вос­по­ми­на­ний, от се­бя. Я ски­тал­ся, про­сил ми­лос­ты­ню… у ме­ня больше не ос­та­ва­лось чес­ти, что­бы ее по­те­рять… по­ка не осел в Сап­по­ро, на ост­ро­ве Хок­кай­до. Эта хо­лод­ная се­вер­ная пус­ты­ня всег­да бы­ла са­мой ма­ло­на­се­лен­ной пре­фек­ту­рой Япо­нии, а с по­те­рей Са­ха­ли­на и Ку­рил ста­ла, как го­во­рят на За­па­де, край­ней точ­кой.

В Сап­по­ро я поз­на­ко­мил­ся с са­дов­ни­ком-айном, Ота Хи­де­ки. Ай­ны - ста­рей­шее на­се­ле­ние Япо­нии, на со­ци­альной лест­ни­це они сто­ят да­же ни­же ко­рей­цев.

Наверное, по­это­му он по­жа­лел ме­ня. Еще один от­вер­жен­ный пле­ме­нем Яма­то… Воз­мож­но, ему не­ко­му бы­ло пе­ре­дать свои уме­ния. Его сын так и не вер­нул­ся из Маньчжу­рии. Ота-сан ра­бо­тал в «Ака­кад­зэ», быв­шем рос­кош­ном оте­ле, ко­то­рый те­перь слу­жил цент­ром для японс­ких ре­пат­ри­ан­тов из Ки­тая. Вна­ча­ле ад­ми­нист­ра­ция жа­ло­ва­лась, что у них нет средств на­ни­мать еще од­но­го са­дов­ни­ка. Ота-сан пла­тил мне из собст­вен­но­го кар­ма­на. Он был мо­им учи­те­лем и единст­вен­ным дру­гом, а ког­да он умер, я хо­тел пос­ле­до­вать за ним. Но… ка­ков трус! Я не мог се­бя зас­та­вить. Вмес­то это­го про­дол­жал су­щест­во­вать, ти­хо ко­пал­ся в зем­ле, по­ка «Ака­кад­зэ» прев­ра­щал­ся из ре­пат­ри­аци­он­но­го цент­ра в рос­кош­ный отель, а Япо­ния из по­беж­ден­ных ру­ин в эко­но­ми­чес­кую су­пер­дер­жа­ву.

Я все еще ра­бо­тал в «Ака­кад­зэ», ког­да уз­нал о пер­вых японс­ких вспыш­ках эпи­де­мии. Я под­ре­зал жи­вую из­го­родь воз­ле рес­то­ра­на и подс­лу­шал раз­го­вор гос­тей об убийст­вах в На­гу­мо. По их сло­вам, ка­кой-то че­ло­век убил собст­вен­ную же­ну, а по­том наб­ро­сил­ся на те­ло и стал его по­жи­рать по­доб­но ди­кой со­ба­ке. Тог­да я в пер­вый раз ус­лы­шал тер­мин «афри­канс­кое бе­шенст­во». Я ре­шил не об­ра­щать вни­ма­ния и про­дол­жил ра­бо­ту, но на сле­ду­ющий день раз­го­во­ров ста­ло больше, больше приг­лу­шен­ных го­ло­сов на лу­жай­ке и воз­ле бас­сей­на. На­гу­мо не шел ни в ка­кое срав­не­ние с бо­лее серьезной вспыш­кой в больни­це «Су­ми­то­мо» в Оса­ке. А на сле­ду­ющий день это слу­чи­лось в На­гоя, Сен­даи, Ки­ото… Я пы­тал­ся выб­ро­сить страш­ные раз­го­во­ры из го­ло­вы. Мне и так приш­лось уехать на Хок­кай­до, что­бы сбе­жать от ми­ра, до­жи­вать дни в по­зо­ре и бес­сла­вии.

Голос, на­ко­нец убе­див­ший ме­ня в опас­нос­ти, при­над­ле­жал ме­нед­же­ру оте­ля, чо­пор­но­му де­ло­во­му слу­жа­ще­му. Пос­ле вспыш­ки за­бо­ле­ва­ния в Хи­ро­са­ки он соб­рал пер­со­нал что­бы оп­ро­верг­нуть раз и нав­сег­да эти не­ле­пые слу­хи о вос­ста­ющих из мерт­вых тва­рях. Мне при­хо­ди­лось по­ла­гаться только на слух, но ког­да че­ло­век отк­ры­ва­ет рот, о нем уже мож­но ска­зать все. Гос­по­дин Су­га­ва­ра вы­го­ва­ри­вал сло­ва слиш­ком тща­тельно, осо­бен­но твер­дые сог­лас­ные. Он изо всех сил пы­тал­ся скрыть за­ика­ние, ког­да-то уже по­беж­ден­ное, но уг­ро­жа­ющее про­явиться в тре­вож­ный миг. Я уже наб­лю­дал дейст­вие это­го за­щит­но­го ме­ха­низ­ма у не­воз­му­ти­мо­го на вид Су­га­ва­ра-са­на, пер­вый раз во вре­мя зем­лет­ря­се­ния де­вя­нос­то пя­то­го го­да, по­том в де­вя­нос­то восьмом, ког­да Се­вер­ная Ко­рея за­пус­ти­ла по нам «учеб­ную» ра­ке­ту сред­не­го ра­ди­уса дейст­вия, спо­соб­ную нес­ти ядер­ный за­ряд. Тог­да в ре­чи Су­га­ва­ра-са­на нап­ря­же­ние ед­ва ощу­ща­лось, а те­перь оно виз­жа­ло гром­че си­рен воз­душ­ной тре­во­ги из мо­ей юнос­ти.

Итак, во вто­рой раз в жиз­ни я сбе­жал. Я хо­тел пре­дуп­ре­дить бра­та, но прош­ло столько вре­ме­ни… я не предс­тав­лял, как до не­го доб­раться, да и жив ли он во­об­ще. Это был пос­лед­ний и, на­вер­ное, ве­ли­чай­ший из мо­их бес­чест­ных пос­туп­ков, тя­же­лей­шее бре­мя, ко­то­рое при­дет­ся нес­ти до смер­ти.

- Почему вы сбе­жа­ли? Бо­ялись за свою жизнь?

- Конечно, нет! Я с ра­достью бы встре­тил смерть! Уме­реть, по­ло­жить ко­нец стра­да­ни­ям - да­же слиш­ком хо­ро­шо… А бо­ял­ся я, как преж­де, стать обу­зой для ок­ру­жа­ющих. Тор­мо­зить ко­го-то, за­ни­мать цен­ное прост­ранст­во, под­вер­гать уг­ро­зе чу­жие жиз­ни, ес­ли лю­ди по­пы­та­ют­ся спас­ти сле­по­го ста­ри­ка… а вдруг слу­хи о вос­став­ших мерт­ве­цах прав­да? Вдруг я за­ра­жусь, сам ста­ну мерт­вя­ком и нач­ну бро­саться на со­оте­чест­вен­ни­ков? Нет, обес­че­щен­но­го хи­ба­ку­ся ждет дру­гая судьба. Ес­ли мне суж­де­но уме­реть, я ум­ру так же, как жил. За­бы­тый, в оди­но­чест­ве.

Я ушел ночью и стал про­би­раться на по­пут­ках на юг по ско­рост­ной хок­кайдс­кой ав­тост­ра­де. С со­бой взял только бу­тыл­ку во­ды, сме­ну белья и ику­па­суй,[55] длин­ную и плос­кую ло­пат­ку, по­хо­жую на ша­олиньский зас­туп, с дав­них пор слу­жив­шую мне тростью. В те дни ез­ди­ло еще до­вольно мно­го ма­шин - нефть пос­ту­па­ла из Ин­до­не­зии и из Залива, - так что мно­гие во­ди­те­ли сог­ла­ша­лись ме­ня под­вез­ти. С каж­дым из них раз­го­вор не­из­мен­но скло­нял­ся к кри­зи­су: «Вы слы­ша­ли, что мо­би­ли­зо­ва­ли войс­ка са­мо­обо­ро­ны? Пра­ви­тельству при­дет­ся объявить чрез­вы­чай­ное по­ло­же­ние. Слы­ша­ли о вспыш­ке эпи­де­мии прош­лой ночью пря­мо здесь, в Сап­по­ро?» Ник­то не знал, что нам при­не­сет завт­ра, как да­ле­ко зай­дет бедст­вие или кто ста­нет сле­ду­ющей жерт­вой, но с кем бы я ни го­во­рил и ка­ким бы на­пу­ган­ным ни был го­лос мо­его со­бе­сед­ни­ка, все за­кан­чи­ва­ли сло­ва­ми: «Ноя уве­рен, влас­ти ска­жут нам, что де­лать». Один во­ди­тель гру­зо­ви­ка за­явил: «На­до только тер­пе­ли­во ждать и не соз­да­вать па­ни­ки». Это был пос­лед­ний че­ло­ве­чес­кий го­лос, ко­то­рый я слы­шал. На сле­ду­ющий день я уда­лил­ся от ци­ви­ли­за­ции, по­се­лив­шись в го­рах Хид­да­ка.

Я очень хо­ро­шо знаю этот на­ци­ональный парк. Ота-сан при­во­зил ме­ня ту­да каж­дый год со­би­рать сан­саи, ди­кие ово­щи, ко­то­рые прив­ле­ка­ют вни­ма­ние бо­та­ни­ков, пу­те­шест­вен­ни­ков и шеф-по­ва­ров изыс­кан­ных рес­то­ра­нов со всей Япо­нии. Как че­ло­век, час­то вста­ющий пос­ре­ди но­чи и точ­но зна­ющий рас­по­ло­же­ние каж­до­го пред­ме­та в тем­ной спальне, я знал каж­дую ре­ку, каж­дый ка­мень, каж­дое де­ре­во и кло­чок мо­ха, знал да­же каж­дый он­сен, ко­то­рый бил из-под зем­ли, и по­то­му ни­ког­да не ис­пы­ты­вал не­дос­тат­ка в го­ря­чей ми­не­ральной во­де для омо­ве­ния. Каж­дый день я го­во­рил се­бе: «Здесь луч­шее мес­то для то­го, что­бы уме­реть, ско­ро со мной про­изой­дет нес­част­ный слу­чай, упа­ду где-ни­будь или за­бо­лею, подх­ва­чу ка­кую-ни­будь за­ра­зу или съем ядо­ви­тый ко­рень, а мо­жет, со­вер­шу на­ко­нец-то бла­го­род­ный пос­ту­пок и вов­се пе­рес­та­ну есть». И все же каж­дый день я до­бы­вал се­бе пи­щу и мыл­ся, теп­ло оде­вал­ся и соб­лю­дал ос­то­рож­ность. Я так же­лал смер­ти - и все рав­но де­лал так, что­бы она не приш­ла.

Я не мог знать, что про­ис­хо­ди­те мо­ей стра­ной. Слы­шал да­ле­кие зву­ки, стре­кот вер­то­ле­тов, рев ист­ре­би­те­лей, спо­кой­ный гул граж­данс­ких са­мо­ле­тов. Воз­мож­но, я ошиб­ся, ду­мал я. На­вер­ное, кри­зис за­кон­чил­ся. Мне ка­за­лось, что влас­ти по­бе­ди­ли, и опас­ность рас­та­яла как дым. Мо­жет, ре­зульта­том мо­его пос­пеш­но­го бегст­ва ста­ло все­го лишь по­яв­ле­ние ва­кант­но­го ра­бо­че­го мес­та в Ака­кад­зэ, и од­наж­ды ут­ром ме­ня раз­бу­дят ла­ющие го­ло­са ра­зоз­лен­ных ту­рис­тов, смех и ше­пот школьни­ков, выб­рав­ших­ся на про­гул­ку. И дейст­ви­тельно, од­наж­ды ут­ром кое-что прер­ва­ло мой сон, но это бы­ла не куч­ка ве­се­лых уче­ни­ков… нет, и не один из них.

Это был мед­ведь, один из мно­гих круп­ных бу­рых хи­гу­ма, бро­дя­щих по ле­сам Хок­кай­до. Хи­гу­ма миг­ри­ро­ва­ли с по­лу­ост­ро­ва Кам­чат­ка и об­ла­да­ли сви­ре­постью и мо­гу­чей си­лой сво­их си­бирс­ких соб­ратьев. Мой гость об­ла­дал чу­до­вищ­ны­ми раз­ме­ра­ми, я по­нял это по его ог­лу­ши­тельно­му ды­ха­нию, при­ки­нув, что мед­ведь на­хо­дил­ся не бо­лее чем в че­ты­рех-пя­ти мет­рах от ме­ня. Я мед­лен­но под­нял­ся; стра­ха не бы­ло. Ря­дом ле­жа­ла ику­па­суй - единст­вен­ное, что я мог ис­пользо­вать в ка­чест­ве ору­жия, ес­ли бы за­хо­тел, и она ста­ла бы дос­той­ной за­щи­той.

- Но вы не за­хо­те­ли.

- Нет. Ко мне не прос­то при­шел ка­кой то го­лод­ный хищ­ник. Это бы­ла судьба. Встре­ча ка­за­лась уго­то­ван­ной ка­ми.

- Кто та­кой Ка­ми?

- Что та­кое ка­ми. Ка­ми - ду­хи, ко­то­рые на­пол­ня­ют каж­дую грань на­ше­го су­щест­во­ва­ния. Мы мо­лим­ся им, по­чи­та­ем их, на­де­ем­ся уми­лос­ти­вить и по­лу­чить их бла­гос­ло­ве­ние. Ка­ми по­буж­да­ли японс­кие кор­по­ра­ции ос­ве­щать мес­то, где бу­дет стро­иться фаб­ри­ка, а япон­цев мо­его по­ко­ле­ния - пок­ло­няться им­пе­ра­то­ру, слов­но бо­гу. Ка­ми - фун­да­мент син­то, в пря­мом смыс­ле «Путь Бо­гов», а пок­ло­не­ние при­ро­де - один из его древ­ней­ших и свя­тей­ших прин­ци­пов.

Вот по­че­му я ве­рил, что в тот день вер­шит­ся бо­жест­вен­ная во­ля. Уда­лив­шись в ди­кие мес­та, я оск­вер­нил чис­то­ту при­ро­ды. Обес­чес­тив се­бя, семью, стра­ну, я со­вер­шил пос­лед­ний шаг и обес­чес­тил бо­гов. И они пос­ла­ли па­ла­ча сде­лать то, на что я не ре­шал­ся столько вре­ме­ни: очис­тить ме­ня от сквер­ны. Я поб­ла­го­да­рил бо­гов за их ми­лость. Я пла­кал, го­то­вясь к уда­ру.

Но он так и не пос­ле­до­вал. Мед­ведь за­та­ил ды­ха­ние, а по­том вы­со­ко, поч­ти по-детс­ки зас­ку­лил.

«Что с тобой? - спро­сил я трех­сот­ки­лог­рам­мо­во­го хищника. - Да­вай при­кон­чи ме­ня!»

Медведь про­дол­жал ску­лить как на­пу­ган­ная со­ба­ка, по­том рва­нул в сто­ро­ну, буд­то зверь, за ко­то­рым го­нят­ся охот­ни­ки. Вот тог­да я ус­лы­шал стон, по­вер­нул­ся, прис­лу­шал­ся. Су­дя по вы­со­те, на ко­то­рой на­хо­дил­ся рот мерт­вя­ка, он был вы­ше ме­ня. Я ус­лы­шал, как од­на но­га тва­ри во­ло­чит­ся по мяг­кой влаж­ной зем­ле, а из глу­бо­кой ра­ны в гру­ди вы­ры­ва­ет­ся воз­дух.

Я ус­лы­шал, как мерт­вяк по­тя­нул­ся ко мне, зас­то­нал и схва­тил пус­той воз­дух. Я су­мел ук­ло­ниться от не­ук­лю­жей тва­ри и подх­ва­тил ику­па­суй. Я сос­ре­до­то­чил­ся на том мес­те, от­ку­да ис­хо­дил стон. Стре­ми­тельно уда­рил. Тварь упа­ла на спи­ну, и я по­бед­но зак­ри­чал «Бан­зай!».

Трудно опи­сать мои чувст­ва в тот мо­мент. Ярость прос­ну­лась в серд­це, си­ла и сме­лость унич­то­жи­ли стыд, как солн­це про­го­ня­ет ночь с не­ба. Я вдруг по­нял, что бо­ги мне бла­го­во­лят. Мед­ведь был пос­лан, что­бы пре­дуп­ре­дить ме­ня, а не убить. Тог­да я еще не по­ни­мал при­чи­ны, но знал, что дол­жен до­жить до то­го дня, ког­да эта при­чи­на мне отк­ро­ет­ся.

Следующие нес­колько ме­ся­цев я за­ни­мал­ся од­ним: вы­жи­вал. Я мыс­лен­но раз­де­лил гор­ную цепь Хид­да­ка на нес­колько со­тен ти-тай.[56] В каж­дой ти-тай име­лась зо­на бе­зо­пас­нос­ти - де­ре­во или вы­со­кая плос­кая ска­ла - мес­то, где я мог спо­кой­но пос­пать без уг­ро­зы на­па­де­ния. Спал всег­да днем, а ночью до­бы­вал се­бе пи­щу и охо­тил­ся. Я не знал, за­ви­сят ли тва­ри от зре­ния так же, как лю­ди, но не со­би­рал­ся да­вать им ни ма­лей­ше­го пре­иму­щес­т­ва.[57]

Потеряв зре­ние, я при­учил­ся хо­дить, сох­ра­няя не­усып­ную бди­тельность. Зря­чие при­ни­ма­ют ходьбу как долж­ное. По­че­му же они спо­ты­ка­ют­ся о то, что прек­рас­но ви­дят? Де­ло не в гла­зах, а в го­ло­ве, в ле­ни­вом мыс­ли­тельном про­цес­се, ис­пор­чен­ном го­да­ми за­ви­си­мос­ти от зри­тельно­го нер­ва. Для та­ких, как я, все по-дру­го­му. Мне с детст­ва при­хо­ди­лось быть го­то­вым к воз­мож­ной опас­нос­ти, хо­дить вни­ма­тельно, сле­дить за со­бой. До­ба­ви­лась еще од­на опас­ность, ну и лад­но. За раз я де­лал не бо­лее па­ры со­тен ша­гов, по­том ос­та­нав­ли­вал­ся, слу­шал и ню­хал ве­тер, иног­да да­же прик­ла­ды­вал ухо к зем­ле. Этот спо­соб ни­ког­да ме­ня не под­во­дил. Ме­ня ни ра­зу не зас­та­ли врасп­лох.

- А ори­ен­та­ция на больших рас­сто­яни­ях не бы­ла проб­ле­мой? Вы ведь не мог­ли уви­деть на­па­да­юще­го за нес­колько миль.

- Благодаря мо­ему ноч­но­му об­ра­зу жиз­ни, зре­ние не иг­ра­ло большой ро­ли в охо­те за мной, и лю­бая тварь, на­хо­дя­ща­яся за нес­колько ки­ло­мет­ров, бы­ла не большей уг­ро­зой для ме­ня, чем я для нее. Не сто­ило бес­по­ко­иться, по­ка мерт­вя­ки не пе­рес­ту­па­ли по­ро­га не­ко­его «кру­га об­на­ру­же­ния», оп­ре­де­ля­юще­го мак­си­мальное рас­сто­яние чувст­ви­тельнос­ти мо­их ушей, но­са, пальцев рук и ног. В луч­шие дни, при хо­ро­ших ус­ло­ви­ях и бла­го­во­ле­нии Фуд­зин,[58] этот круг рас­тя­ги­вал­ся на пол­ки­ло­мет­ра. В худ­шие - сок­ра­щал­ся до трид­ца­ти или пя­ти­де­ся­ти ша­гов. Та­кое слу­ча­лось очень ред­ко, только ког­да я по-нас­то­яще­му гне­вил ка­ми, хо­тя и не предс­тав­ляю чем. Зом­би ока­зы­ва­ли мне большую лю­без­ность, всег­да пре­дуп­реж­дая о на­па­де­нии.

Стоны, ко­то­рые из­да­ва­ли мерт­вя­ки, за­ви­дев до­бы­чу, не только сиг­на­ли­зи­ро­ва­ли об их по­яв­ле­нии, но и ука­зы­ва­ли мне нап­рав­ле­ние, дальность и точ­ное по­ло­же­ние на­па­да­юще­го. Я слы­шал стон, не­су­щий­ся над хол­ма­ми, и знал, что при­мер­но че­рез пол­ча­са один из жи­вых мерт­ве­цов на­не­сет мне ви­зит. В та­кие ми­ну­ты я ос­та­нав­ли­вал­ся и тер­пе­ли­во го­то­вил­ся к на­па­де­нию. Клал на зем­лю свой узел, раз­ми­нал ру­ки и но­ги, иног­да да­же на­хо­дил мес­то, где мож­но ти­хо по­си­деть и пре­даться ме­ди­та­ции. Я ни­ког­да не за­бы­вал пок­ло­ниться и поб­ла­го­да­рить их за лю­без­ное пре­дуп­реж­де­ние. Мне бы­ло поч­ти жаль без­мозг­лых тва­рей, ко­то­рые про­де­ла­ли та­кой путь, мед­лен­но и ме­то­дич­но, только что­бы окон­чить его с раск­ро­ен­ным че­ре­пом или раз­руб­лен­ной ше­ей.

- Вы всег­да уби­ва­ли вра­га с пер­во­го уда­ра?

- Всегда.

(Делает взмах во­об­ра­жа­емой ику­па­суй).

- Выпад впе­ред, ни­ка­ких по­во­ро­тов. Вна­ча­ле я це­лил­ся в ос­но­ва­ние шеи. По­том, под­наб­рав­шись опы­та, на­чал бить сю­да…

(Дотрагивается реб­ром ла­до­ни до впа­ди­ны меж­ду лбом и но­сом).

- Немного труд­нее, чем прос­то от­ру­бить го­ло­ву, там толс­тая проч­ная кость, но за­то унич­то­жа­ет­ся мозг, тог­да как при обезг­лав­ли­ва­нии ну­жен еще один удар.

- А ес­ли на­па­да­ющих бы­ло мно­го? При­хо­ди­лось ху­же?

- Да, вна­ча­ле. Ког­да их ста­ло больше, ме­ня час­то ок­ру­жа­ли. Пер­вые бит­вы бы­ли… «не­чис­ты­ми». Дол­жен приз­нать, я поз­во­лил эмо­ци­ям во­зоб­ла­дать над ра­зу­мом. Я был тай­фу­ном, а не уда­ром мол­нии. Во вре­мя од­ной ру­ко­паш­ной в То­ка­ти-да­кэ я при­кон­чил со­рок од­но­го за со­рок од­ну ми­ну­ту. По­том две не­де­ли отс­ти­ры­вал одеж­ду от те­лес­ных жид­кос­тей. Поз­же, на­чав про­яв­лять так­ти­чес­кую изоб­ре­та­тельность, я стал при­зы­вать бо­гов на по­ле боя. Уво­дил груп­пы мерт­вя­ков к ос­но­ва­нию вы­со­кой ска­лы, где мог про­ла­мы­вать им че­ре­па, бро­сая кам­ни свер­ху. Отыс­ки­вал да­же уте­сы, на ко­то­рые они мог­ли взоб­раться сле­дом за мной, не все сра­зу, вы по­ни­ма­ете, а по од­но­му, а по­том сбра­сы­вал их об­рат­но на ост­рые выс­ту­пы вни­зу. Я не за­бы­вал поб­ла­го­да­рить ду­ха каж­до­го кам­ня, каж­до­го уте­са или во­до­па­да, ко­то­рый уно­сил их к ты­ся­че­мет­ро­во­му об­ры­ву. К пос­лед­не­му спо­со­бу я при­бе­гал ред­ко. Слиш­ком дол­го и труд­но бы­ло спус­титься вслед за те­лом.

- Вы спус­ка­лись за те­лом?

- Чтобы его по­хо­ро­нить. Я не мог поз­во­лить им оск­вер­нять по­ток. Это бы­ло бы… неп­ра­вильно.

- Вы хо­ро­ни­ли все те­ла?

- Все до еди­но­го. В тот раз, пос­ле То­ка­ти-да­кэ, я ко­пал мо­ги­лы три дня. Го­ло­вы всег­да от­де­лял от те­ла, обыч­но я их прос­то сжи­гал, но по­том бро­сал в кра­тер вул­ка­на, где гнев Ояма­цу­ми[59] очи­щал их от сквер­ны. Я не до кон­ца по­ни­мал, от­че­го это де­лаю. Прос­то мне ка­за­лось пра­вильным от­де­лить ис­точ­ник зла.

Ответ при­шел на­ка­ну­не мо­ей вто­рой зи­мы в изг­на­нии. Я про­во­дил пос­лед­нюю ночь в вет­вях вы­со­ко­го де­ре­ва и со­би­рал­ся вер­нуться в пе­ще­ру, где про­вел пре­ды­ду­щую зи­му. Только я уст­ро­ил­ся по­удоб­нее в ожи­да­нии, ког­да ме­ня уба­юка­ет пред­рас­свет­ное теп­ло, как ус­лы­шал звук ша­гов, слиш­ком быст­рых и энер­гич­ных для тва­ри. Фуд­зин был ми­лос­тив в ту ночь. Он при­нес че­ло­ве­чес­кий за­пах. Я уже дав­но за­ме­тил, что жи­вые мерт­ве­цы ли­ше­ны за­па­ха. Да, есть лег­кий на­мек на гниль, иног­да до­вольно ощу­ти­мый, ес­ли труп дав­но раз­ла­гал­ся или про­же­ван­ное мя­со про­ва­ли­лось че­рез киш­ки в ниж­нее белье. Но в ос­тальном жи­вые мерт­ве­цы от­да­ва­ли «вонью без за­па­ха», как я это на­зы­ваю. Они не по­те­ли, не мо­чи­лись и не вы­де­ля­ли фе­ка­лии в обыч­ном по­ни­ма­нии. У них не бы­ло да­же бак­те­рий в жи­во­те и во рту, ко­то­рые пор­тят ды­ха­ние жи­вых лю­дей. К дву­но­го­му жи­вот­но­му, ко­то­рое быст­ро приб­ли­жа­лось к мо­ему де­ре­ву, это не от­но­си­лось. Зу­бы, те­ло, одеж­ду яв­но не чис­ти­ли дол­гое вре­мя.

Было еще тем­но, и он ме­ня не за­ме­тил. Я по­нял, что до­ро­га при­ве­дет его пря­мо под мое де­ре­во и ти­хо, ос­то­рож­но при­ник к вет­вям. Кто его зна­ет, вдруг он враж­деб­но наст­ро­ен, бе­зу­мен или да­же не­дав­но уку­шен. Я не со­би­рал­ся рис­ко­вать.

(Тут к по­вест­во­ва­нию при­со­еди­ня­ет­ся Кон­до).

Кондо: Он сва­лил­ся на ме­ня, не ус­пел я и гла­зом морг­нуть. Мой меч по­ле­тел в сто­ро­ну, но­ги по­дог­ну­лись.

Томонага: Я прыг­нул ему на заг­ри­вок, ста­ра­ясь не при­чи­нить сильно­го вре­да, но вы­ши­бить дух из его хлип­ко­го, го­лод­но­го те­ла.

Кондо: Он пе­ре­вер­нул ме­ня на жи­вот, ли­цом в зем­лю, упе­рев свой стран­ный жезл мне в шею.

Томонага: Я ве­лел ему ле­жать ти­хо, приг­ро­зив, что убью, ес­ли он ше­вельнет­ся.

Кондо: Я пы­тал­ся го­во­рить, хва­тая ртом воз­дух и каш­ляя, хо­тел ска­зать, что да­же не за­ме­тил его и хо­чу прос­то ид­ти дальше сво­ей до­ро­гой.

Томонага: Я спро­сил, ку­да он нап­рав­ля­ет­ся.

Кондо: Я от­ве­тил, что в Не­му­ро, глав­ный эва­ку­аци­он­ный порт на Хок­кай­до, где мог еще ос­таться транс­порт, ка­кое-ни­будь ры­бо­лов­ное суд­но или еще что… только бы доб­раться до Кам­чат­ки.

Томонага: Я не по­нял и ве­лел ему объяснить.

Кондо: Я рас­ска­зал все - об эпи­де­мии, об эва­ку­ации. Пла­кал, го­во­ря, что Япо­ния ос­тав­ле­на, что Япо­ния по­гиб­ла.

Томонага: И вдруг ме­ня осе­ни­ло. Я по­нял, за­чем бо­ги отоб­ра­ли у ме­ня зре­ние, по­че­му отп­ра­ви­ли ме­ня на Хок­кай­до учиться то­му, как за­бо­титься о зем­ле, и по­че­му прис­ла­ли ме­ня мед­ве­дя, что­бы пре­дуп­ре­дить об опас­нос­ти.

Кондо: Он зас­ме­ял­ся, от­пус­тив ме­ня и по­мо­гая стрях­нуть грязь с одеж­ды.

Томонага: Я ска­зал ему, что Япо­ния не по­ки­ну­та - во вся­ком слу­чае, не те­ми, ко­го бо­ги изб­ра­ли ей в са­дов­ни­ки.

Кондо: Вна­ча­ле я не по­нял…

Томонага: И я объяснил: как и лю­бой сад, Япо­ния не долж­на за­сох­нуть и уме­реть. Мы бу­дем о ней за­бо­титься, сох­ра­нять, ист­реб­лять за­ра­зу, ко­то­рая по­ра­зи­ла и оск­вер­ни­ла ее, вос­ста­нав­ли­вать кра­со­ту и не­по­роч­ность ра­ди то­го дня, ког­да де­ти вер­нут­ся к ней.

Кондо: Я пос­чи­тал его су­мас­шед­шим, о чем и за­явил пря­мо ему в ли­цо. Двое про­тив мил­ли­онов си­афу?

Томонага: Я вру­чил ему об­рат­но меч, чей вес и ба­ланс по­ка­за­лись мне зна­ко­мы­ми. Я ска­зал: пусть да­же пе­ред на­ми вста­нут пятьде­сят мил­ли­онов чу­до­вищ, но пе­ред эти­ми чу­до­ви­ща­ми бу­дут сто­ять бо­ги.

Сьенфуэгос, Куба

Сережа Гар­сиа Альва­рес пред­ла­га­ет встре­титься в его ка­би­не­те. «Отту­да пот­ря­са­ющий вид, - обе­ща­ет он. - Вы не ра­зо­ча­ру­етесь». Рас­по­ло­жен­ный на шестьде­сят де­вя­том эта­же зда­ния стро­ительной ор­га­ни­за­ции «Мальпи­ка», вто­ро­го по вы­со­те стро­ения на Ку­бе пос­ле ба­шен «Хо­се Мар­ти» в Га­ва­не, уг­ло­вой офис сеньора Альва­ре­са вы­хо­дит на свер­ка­ющую сто­ли­цу и шум­ную га­вань вни­зу. Это «ма­ги­чес­кий час» для энер­ге­ти­чес­ки не­за­ви­си­мых зда­ний, по­доб­ных «Мальпи­ке», вре­мя, ког­да его фо­то­гальва­ни­чес­кие ок­на улав­ли­ва­ют лу­чи за­хо­дя­ще­го солн­ца, при­об­ре­тая поч­ти не­уло­ви­мый пур­пур­ный от­те­нок. Сеньор Альва­рес прав. Я не ра­зо­ча­ро­ван.

- Куба вы­иг­ра­ла вой­ну с зом­би. Воз­мож­но, это не слиш­ком скром­ное за­яв­ле­ние, учи­ты­вая, что слу­чи­лось с дру­ги­ми стра­на­ми, но только пос­мот­ри­те, где мы бы­ли двад­цать лет на­зад и где мы сей­час.

До кри­зи­са мы жи­ли в псев­до­изо­ля­ции, ху­же, чем в раз­гар хо­лод­ной вой­ны. По край­ней ме­ре во вре­ме­на мо­его от­ца мож­но бы­ло рас­счи­ты­вать на эко­но­ми­чес­кую по­мощь Со­ветс­ко­го Со­юза и стран СЭВ. Од­на­ко пос­ле па­де­ния ком­му­нис­ти­чес­ко­го бло­ка нас пос­то­ян­но и во всем ог­ра­ни­чи­ва­ли. Про­дук­ты по кар­точ­кам, топ­ли­во по кар­точ­кам… я бы срав­нил это раз­ве что с Ве­ли­коб­ри­та­ни­ей во вре­мя блицк­ри­га.

Подобно это­му осаж­ден­но­му ост­ро­ву, мы то­же жи­ли под тем­ным об­ла­ком вез­де­су­ще­го вра­га.

Американская бло­ка­да, пусть и не та­кая стро­гая, как во вре­мя хо­лод­ной вой­ны, все-та­ки ду­ши­ла на­шу эко­но­ми­ку. США на­ка­зы­ва­ли лю­бую стра­ну, ко­то­рая пы­та­лась за­вя­зать с на­ми сво­бод­ную и отк­ры­тую тор­гов­лю. Но ка­кой бы ус­пеш­ной ни бы­ла стра­те­гия аме­ри­кан­цев, са­мый большой ее три­умф поз­во­лял Фи­де­лю ис­пользо­вать се­вер­но­го при­тес­ни­те­ля как пред­лог, что­бы ос­та­ваться у влас­ти.

«Видите, как тя­же­ло вам живется, - го­во­рил он. - Это все из-за бло­ка­ды, это все из-за ян­ки, и без ме­ня они бы пря­мо сей­час штур­мо­ва­ли на­ши бе­ре­га!»

Он был вос­хи­ти­те­лен, луч­ший из сы­нов Ма­ки­авел­ли. Фи­дель знал, что мы его ни­ког­да не сбро­сим, по­ка враг сто­ит у на­ших во­рот. Так мы и тер­пе­ли труд­нос­ти и гнет, длин­ные оче­ре­ди и приг­лу­шен­ные раз­го­во­ры. В та­кой Ку­бе я вы­рос, это единст­вен­ная Ку­ба, ко­то­рую я мог предс­та­вить. По­ка не на­ча­ли по­яв­ляться мерт­вя­ки.

Случаев бы­ло ма­ло, их тут же лик­ви­ди­ро­ва­ли. Ки­тайс­кие бе­жен­цы и па­ра ев­ро­пейс­ких биз­нес­ме­нов. Въезд из США был прак­ти­чес­ки зап­ре­щен, по­это­му нас ми­но­вал удар пер­вой вол­ны мас­со­вых пе­ре­се­ле­ний. Реп­рес­сив­ная при­ро­да на­ше­го об­щест­ва поз­во­ли­ла пра­ви­тельству пре­пятст­во­вать расп­рост­ра­не­нию ин­фек­ции. По­езд­ки внут­ри стра­ны зап­ре­ти­ли, мо­би­ли­зо­ва­ли ре­гу­ляр­ные войс­ка. Бла­го­да­ря вы­со­ко­му про­цен­ту вра­чей на ду­шу ку­бинс­ко­го на­се­ле­ния, наш вождь уз­нал ис­тин­ную при­ро­ду за­ра­зы в счи­тан­ные не­де­ли пос­ле док­ла­да о пер­вой вспыш­ке эпи­де­мии.

К Ве­ли­кой Па­ни­ке, ког­да мир на­ко­нец-то уви­дел кош­мар, ло­мя­щий­ся к не­му в две­ри, Ку­ба уже под­го­то­ви­лась к вой­не.

Одно только ост­ров­ное рас­по­ло­же­ние спас­ло нас от опас­нос­ти круп­но­масш­таб­но­го нап­лы­ва по су­ше. На­ши мерт­вя­ки приш­ли с мо­ря. Ар­ма­да ло­доч­ни­ков. Они не только при­но­си­ли с со­бой за­ра­зу, как про­ис­хо­ди­ло по все­му ми­ру, но и счи­та­ли, что мо­гут уп­рав­лять сво­им но­вым до­мом как сов­ре­мен­ные кон­кис­та­до­ры.

Взгляните, что слу­чи­лось в Ис­лан­дии, до­во­ен­ном рае, та­ком бе­зо­пас­ном, что там да­же не счи­та­ли нуж­ным со­дер­жать свою ар­мию. Что мог­ли сде­лать ис­ланд­цы, ког­да уш­ли аме­ри­канс­кие во­ен­ные? Как бы­ло ос­та­но­вить по­ток бе­жен­цев из Ев­ро­пы и с за­па­да Рос­сии? Не­уди­ви­тельно, что ког­да-то идил­ли­чес­кий ле­дя­ной рай прев­ра­тил­ся в ко­тел за­мерз­шей кро­ви, от­че­го и по сей день это на­ибо­лее за­ра­жен­ная «бе­лая» зо­на на пла­не­те. На их мес­те мог­ли быть мы, ес­ли бы нам не по­да­ли при­мер братья с бо­лее мел­ких ка­рибс­ких ост­ро­вов.

Эти муж­чи­ны и жен­щи­ны, от Ан­тильи до Три­ни­да­да, мо­гут с гор­достью за­нять мес­то ве­ли­чай­ших ге­ро­ев вой­ны. Они пер­вы­ми ист­ре­би­ли мно­жест­вен­ные вспыш­ки эпи­де­мии, по­том, ед­ва пе­ре­ве­дя дух, от­ра­зи­ли ата­ку не только зом­би из мо­ря, но и нес­кон­ча­емый по­ток зах­ват­чи­ков-лю­дей. Они про­ли­ли кровь, ос­во­бо­див от это­го нас. Зас­та­ви­ли на­ших по­тен­ци­альных ла­ти­фун­дис­тов-по­ра­бо­ти­те­лей пе­рес­мот­реть свои пла­ны и за­ду­маться: ес­ли куч­ка граж­данс­ких, во­ору­жен­ных лишь пис­то­ле­та­ми и ма­че­те, мо­гут так ярост­но за­щи­щать свою ро­ди­ну, что ожи­да­ет их на бе­ре­гах стра­ны, где есть все, на­чи­ная от тан­ков до ра­ди­о­уп­рав­ля­емых про­ти­во­ко­ра­бельных ра­кет?

Естественно, оби­та­те­ли Ма­лых Ан­тильских ост­ро­вов сра­жа­лись не за ин­те­ре­сы ку­бинс­ко­го на­ро­да, но их жерт­вы да­ли нам рос­кош­ную воз­мож­ность ста­вить свои ус­ло­вия. Лю­бо­го, кто ис­кал убе­жи­ща, встре­ча­ли пос­ло­ви­цей: «В чу­жой мо­нас­тырь со сво­им ус­та­вом не хо­дят».

Не все бе­жен­цы бы­ли ян­ки, нам дос­та­лись и ла­ти­но­аме­ри­кан­цы, и аф­ри­кан­цы, и жи­те­ли За­пад­ной Ев­ро­пы, осо­бен­но Ис­па­нии. Я поз­на­ко­мил­ся с нес­кольки­ми до вой­ны, ми­лые лю­ди, веж­ли­вые, сов­сем не­по­хо­жие на вос­точ­ных нем­цев мо­ей юнос­ти, ко­то­рые, бы­ва­ло, бро­са­ли в воз­дух при­горш­ню кон­фет и сме­ялись, ког­да мы, де­ти, бро­са­лись за ни­ми как кры­сы.

Но большая часть ло­доч­ни­ков прип­лы­ва­ла из США. Каж­дый день - на больших ко­раб­лях или част­ных су­де­ныш­ках, иног­да да­же на са­мо­дельных пло­тах, ко­то­рые вы­зы­ва­ли у нас иро­ни­чес­кую улыб­ку. Столько на­ро­да, око­ло пя­ти мил­ли­онов, поч­ти по­ло­ви­на на­ше­го ост­ров­но­го на­се­ле­ния… Они тут же по­па­да­ли под дейст­вие пра­ви­тельствен­ной прог­рам­мы «ка­ран­тин­но­го пе­ре­се­ле­ния».

Я бы не стал на­зы­вать цент­ры для вре­мен­но­го про­жи­ва­ния пе­ре­се­лен­цев тю­рем­ны­ми ла­ге­ря­ми. Они не срав­нят­ся с тем, что приш­лось пе­ре­жить на­шим по­ли­ти­чес­ким дис­си­ден­там. У ме­ня был при­ятель, ко­то­ро­го об­ви­ни­ли в го­мо­сек­су­ализ­ме. Его рас­ска­зы о тюрьме не мо­гут срав­ниться с ус­ло­ви­ями жиз­ни при­быв­ших во вре­мя Ве­ли­кой Па­ни­ки.

Но жить там бы­ло не­лег­ко. Всех бе­жен­цев, не­за­ви­си­мо от их преж­не­го ста­ту­са и ро­да за­ня­тий, отп­рав­ля­ли ра­бо­тать - по две­над­цать-че­тыр­над­цать ча­сов в сут­ки - в по­ле, вы­ра­щи­вать ово­щи там, где ког­да-то бы­ли го­су­дарст­вен­ные са­хар­ные план­та­ции. Но кли­мат был на их сто­ро­не. Тем­пе­ра­ту­ра па­да­ла, не­бо тем­не­ло. Мать-при­ро­да ока­за­лась доб­ра к ним. Но не страж­ни­ки.

«Радуйся, что жив, - кри­ча­ли они пос­ле каж­до­го шлеп­ка или тычка. - Бу­дешь жа­ло­ваться, отп­ра­вим те­бя к зом­би!»

В каж­дом ла­ге­ре хо­ди­ли слу­хи об ужас­ных ямах с зом­би, ку­да бро­са­ли смутьянов. Гос­бе­зо­пас­ность да­же внед­ря­ла сво­их аген­тов сре­ди прос­то­го на­се­ле­ния, что­бы те рас­ска­зы­ва­ли, буд­то лич­но наб­лю­да­ли, как лю­дей опус­ка­ют го­ло­вой вниз в кот­ло­ва­ны, ки­ша­щие упы­ря­ми. Это де­ла­лось, что­бы дер­жать всех в уз­де, по­ни­ма­ете, ни кап­ли прав­ды… хо­тя… рас­ска­зы­ва­ют о «бе­лых с Ма­йя­ми». Большую часть аме­ри­канс­ких ку­бин­цев при­ня­ли до­мой с расп­рос­тер­ты­ми объяти­ями. У ме­ня са­мо­го бы­ли родст­вен­ни­ки, жив­шие в Дай­то­не, ко­то­рые ед­ва унес­ли но­ги с ма­те­ри­ка. Слез от стольких вос­со­еди­не­ний в пер­вые, су­ма­тош­ные дни хва­ти­ло бы на це­лое Ка­рибс­кое мо­ре. Но пер­вая вол­на пос­ле­ре­во­лю­ци­он­ных им­миг­ран­тов - это бо­га­тая эли­та, ко­то­рая пре­ус­пе­ва­ла при ста­ром ре­жи­ме и ос­та­ток жиз­ни про­ве­ла, ста­ра­ясь пе­ре­вер­нуть с ног на го­ло­ву все, что ра­ди че­го мы так тру­ди­лись. Что ка­са­ет­ся этих арис­ток­ра­тов… Я не го­во­рю, что есть до­ка­за­тельства, буд­то этих лю­би­те­лей «Ба­кар­ди» взя­ли за их толс­тые зад­ни­цы и бро­си­ли упы­рям… Но ес­ли так, пусть в аду ли­жут яй­ца Ба­тис­те.