Все немного волхвы

Подошел к концу нелегкий год, началась веселая рождественская неделя – время пиршеств, каникул и распродаж. Правда, про повод многие забывали. Помнят, что день рождения, а чей – не уточняется. Да и какая разница: лишь бы праздник.

– Владимир Владимирович, – сказал Путину главный имиджмейкер, он же политтехнолог. – Надо бы вам народ поздравить.

– Да я и сам думаю...

– Только не вам одному, а вместе с Патриархом и Зюгановым. Все конструктивные силы страны чтобы коллективно выступили. В целях консолидации. Вон у вас с символикой как хорошо получилось – и орлы сыты, и отцы целы...

– Это идея, – Путин говорит. – Но чье Рождество-то? У меня ведь, сам понимаешь, свое, у Зюганова – свое. Патриарх, наверное, еще чье-то празднует...

– Так и отлично! Вы коллективно выступите, и народ поймет, что у нас полный медведь... то есть полное единство, я хотел сказать.

– Какой ты умный! – Путин говорит, – Прямо не Павловский, а какой-то Островский, такой у тебя ум острый. Соедините-ка меня с Патриархом!

– Слушаю, товарищ полковник... то есть сын мой, – быстро поправился Патриарх.

– Товарищ Ридигер, то есть ваше преосвященство, – быстро поправился Путин. – Тут, понимаете, имеется такая задумка... Скоро ведь Рождество.

– Воистину, – подтвердил Патриарх.

– Мы, чекисты, этот день двадцатого декабря празднуем. Но это ничего, у каждого свой календарь, я разве против? Католики, например, двадцать пятого отдыхают...

– А мы – седьмого января, – подтвердил Патриарх.

– Ну вот! Зюганов, наверное, в другой какой-нибудь день... Надо бы нам всем перед народом выступить, в порядке национального согласия.

– С краткой рождественской проповедью? – уточнил Святейший.

– Ну да, только у нас это называется торжественное обращение, а у Зюганова, я думаю, рождественские призывы... Вы текстик подготовьте, а потом мы в прямом эфире и засядем. Числа двадцать пятого, чтобы католики тоже послушали.

– Есть, – говорит Святейший. – Я набросаю и представлю.

– Да зачем эта волокита, я же не против свободы слова! Как Бог надушу положит, так и говорите. Ну, хоп! Зюганова мне!

– Да, товарищ Путин! – Зюганов басит, и слышно, как у него на том конце провода Государственный гимн играет – он все никак наслушаться не может и ушам своим не верит, что дожил до такого светлого дня.

– Тут, понимаете, Рождество намечается... – А как же! – Зюганов радостно отвечает. Очень ему лестно, что вспомнили про грядущий день рождения Отца народов.

– Надо бы по телевизору выступить...

– Охотно!

– Вместе со мной и Патриархом...

– Да конечно! Православная церковь, насколько я знаю, давно благословляет имя этого человека...

– Этой организации, – поправил Путин. – Ну, да ладно. В общем, вы подготовьтесь, и мы двадцать пятого числа в прямом эфире обратимся к нации. Хорошо?

– Рады стараться! – прорычал Зюганов и побежал писать обращение.

Двадцать пятого декабря, в самый прайм-тайм, вместо программы "Вести", выходящей обычно в одиннадцать вечера, в главной телестудии страны собрались все три символа национального согласия – президент, Патриарх и вождь пролетариата.

– Дорогие друзья! – начал Путин по праву главного.

– Возлюбленные братья и сестры! – возгласил Патриарх.

– Уважаемые товарищи! – вступил Зюганов, как из бочки.

– Стоял холод, мела метель, когда много лет назад произошло величайшее событие в истории человечества, – с интонацией доброго сказочника заговорил президент.

– Именно благодаря этому событию все мы с вами спасены, – вторил Патриарх.

– Конечно, мы нередко отступаем от учения этого величайшего из людей, – скорбно поджав губы, признал Зюганов. – Но мы пронесли его, как знамя, сквозь годы рыночных реформ и позорных отступлений... и сегодня он, как прежде, осеняет наш путь!

– Многие, конечно, не хотели этого события. – Путин посерьезнел. – У нового начинания было много могущественных врагов. Они теснились вокруг железным кольцом...

– В результате величайшее из событий мировой истории произошло в хлеву, после избиения младенцев, – сказал Патриарх.

– Ну, батенька, это уж вы загнули, – прошептал Путин. Ему стало обидно, что молодую республику Советов, в которой была создана Чрезвычайная Комиссия, обозвали хлевом, а победу над отрядом юнкеров и женским ударным батальоном – избиением младенцев.

– Так написано, – прошептал в ответ Патриарх.

– Мало ли что у нас писали в последнее время. Очерняли, как хотели...

– Рождение величайшего человека в нашей истории, – веско рассказывал тем временем Зюганов, – всеми ожидалось с надеждой, имело как объективные, так и субъективные предпосылки...

– Знамения, – подсказал Патриарх. – Над миром воссияла новая звезда...

– Красная, – уточнил Путин.

– Гений всех времен и народов вырос без отца, – продолжал Зюганов. – Точнее, отец его был простой сапожник...

– Плотник, – поправил Патриарх.

"Что они несут?! – подумал Путин. – Отцом ВЧК был Дзержинский, это все знают! Никакой не плотник и не сапожник! Совершенно забыли отечественную историю...".

– Восприемника великого младенца звали Иосиф, – объяснил Патриарх.

"А-а, – понял Путин. – Вон он куда клонит... Ну что ж, это тоже справедливо".

– Точнее будет сказать, – пояснил он, – что Иосиф как бы стоял у истоков... он не был, конечно, непосредственно отцом, но много способствовал росту, укреплению, возмужанию...

– Великому младенцу суждено было стать провозвестником новой веры! – радостно воскликнул Патриарх.

– Он призван был уничтожить старую империю и построить новую! – в тон ему отозвался Зюганов. С этим согласились все.

– Величайший гений всех времен любил и уважал свою мать, – гнул свое Зюганов.

"Кого он имеет в виду? – опять не понял Путин. – А, вероятно, Родину...".

– И детей, – заметил Святейший. – "Будьте как дети, учил он, и войдете в царствие Небесное!"

– И многие дети вошли в это царствие именно благодаря усилиям нашей организации, – продолжил Путин. – Приемники для беспризорных, бесплатные школы, коммуны... Положение страны было серьезным. Ее раздирали противоречия. В муках рожала она свое будущее! Не всем пришлось по нраву новое учение. Религиозные фанатики и деятели прежнего государства стояли на пути нововведений. Некоторые отметили перегибы...

– Косность застилала глаза невежественным и жестоким людям, – поддержал его Патриарх. – Они требовали чуда...

– И чудо свершилось! – возликовал Зюганов. – Слепые прозрели! Великому сыну нашей эпохи удалось накормить народ...

– Пятью хлебами, – уточнил Патриарх.

– Основатель великого учения жил в крайней бедности, – прослезился Зюганов. – Его преследовали, бросали в тюрьму...

– Но он не отступался, – твердо поддержал его Путин. – Он всегда утверждал, что главное – горячее сердце, чистые руки и холодная голова.

– Держи пиво в холоде, а ноги в тепле! – сказала рекламная пауза, и три вождя продолжили проповедь.

– Триумфально шествовали по стране адепты нового учения! – не умолкал Зюганов.

– Разумеется, основатель величайшей организации на планете действовал не в одиночку, – вставил коллективист Путин.

– Конечно, – кивнул Святейший. – С ним было несколько вернейших – Андрей, Иаков...

"Молодец! – подумал Путин. – И Вышинского вспомнил, и Блюмкина..."

– Больше всего мешали ему всякие Иуды! – не утерпел Зюганов. – Их еще предтеча нашего героя так называл!

"Молодец! – подумал Патриарх. – Иоанна Предтечу вспомнил!"

– Но новая организация стремительно набирала силу и вскоре заставила считаться с собой всех паразитов! – победительно воскликнул президент. "Молодец! – умилился Зюганов. – Вона что вспомнил! А паразиты никогда!"

– Расправившись с врагами трудового народа...

– Осуществив индустриализацию и коллективизацию...

– Торжественно въехав в Иерусалим, – хором заговорили вожди.

"Что они несут? – подумал Патриарх. – Какая коллективизация? Или имеется в виду эпизод в Кане Галилейской?" "Какой Иерусалим? – не понял Зюганов. – Или они имеют в виду основание Израиля? Это был вполне дальновидный шаг, но..."

– К сожалению, исторические условия сложились так, что новое учение было жестоко скомпрометировано и оболгано, – мрачно сказал Путин.

– Однако свет истины было уже не затмить! – воскликнул Патриарх. – Никакая инквизиция-тоже, кстати, неоднородное и сложное явление, – не могла скомпрометировать величайшего учения!

– И отец народов восстал, чтобы вновь вести свой народ к светлому будущему... – гудел Зюганов.

– Как Феликс из пекла! – подхватил Путин. – Но не только свой народ, а все народы. Мы – интернационалисты.

– Конечно, пришлось пройти через поругание, – продолжал Патриарх. – Храмы рушились, святыни осквернялись...

– Памятники свергались взбесившейся толпой, – играя желваками, сказал Путин.

– Сионистское засилье! – кричал Зюганов. – Это они, они во всем виноваты!

– Но сейчас, во времена небывалого идеологического подъема и национальной консолидации...

– Когда даже наукой доказано, что историческая критика нашей веры несостоятельна, – ввернул Патриарх.

– Когда наша главная святыня, святой гроб, может спать спокойно, – продолжал Зюганов.

– Мы мощным, единым потоком двинемся в будущее, помня заветы нашего общего отца! – закончил Путин эту длинную фразу.

– Истинных борцов мало, – вздохнул Зюганов.

– Много примазавшихся, не имеющих искренней веры, – кивнул Патриарх.

– Спекуляции в прессе, – поддержал Путин. – Все врут, все врут...

– Но сегодня, в радостный день Рождества, – продолжал Святейший, – в наш всеобщий праздник, когда мы устанавливаем в своих домах неувядающее древо...

– Древко, – хором поправили Зюганов и Путин.

– Мы веселимся, радуемся и говорим: с днем рождения!

– С днем рождения! – хором произнесли Зюганов и Путин.

– Отлично! Отлично! – выбежал к ним главный политтехнолог, следивший за приветствием из специальной потайной комнатки тут же поблизости, в телецентре. – Вы никогда еще не выступали так слаженно!

– Да и повод-то какой! – умиленно отвечал Патриарх. – Христос родился!

– Позвольте, – не понял Зюганов. – Какой Христос? Я поздравлял сограждан с днем рождения Иосифа Виссарионовича Сталина!

– А я – с созданием Всероссийской чрезвычайной комиссии! – обиженно произнес Путин.

– Боже мой, какие непонятливые! – воскликнул кремлевский политтехнолог. – Главное, что все мы теперь едины, что окончился долгий период разброда и шатаний, что кончилась великая смута и народ преодолел раскол.

– А может, это и вправду главное? – спросили наши герои друг у друга.

А может, действительно?