2013-12-28
712
В ротном клубе в Лай Кхе было радио, на котором время от времени ловили "Ханойскую Ханну". Она говорила по-английски и с гордостью рассказывала нам, каким пехотным частям в этот раз надрали зад, сколько сбито вертолётов и какие авианосцы бороздят воды у Станции Янки и Станции Дикси33 близ побережья Вьетнама. Она также объявляла, сколько американских военнослужащих погибло на предыдущей неделе. Иногда она даже называла несколько имён. Я думал, что было бы необычайно круто, если бы они нашли мои жетоны и потом объявили бы меня по радио убитым в бою. Я слушал, но, конечно, этого так и не произошло.
Командование было очень уязвлено своим фиаско со складом боеприпасов и потребовало от нас вывесить на крепостной стене несколько местных ВК, что означало патрули силами отделения с утра, патрули силами отделения днём, и засады силами отделения вечером. Это начинало надоедать. Сегодня официальные армейские любители слухов, разведслужба G-2, прибыли проинформировать нас, что ВК планируют взорвать стоящую неподалёку семиярусную высоковольтную вышку. Через неё в Лонг Бинь подавалось высокое напряжение, и она должна была стать первостепенной мишенью. Около полудня мы вышли к вышке и разведали места для хорошей ночной засады.
Остаток дня мы просидели вместе со всей ротой в месте нашего расположения в Лонг Бинь. Во время отдыха меня вдруг охватило предчувствие обречённости. Это было не обычное волнение или нервная дрожь, случающиеся иногда приступы общей нервозности, которые мы все испытывали тогда и впоследствии. Это было зловещее предчувствие. Я был искренне убеждён, что ВК придут той ночью. Должно было случиться что-то плохое. Я мог погибнуть в этой вылазке. Предчувствие было столь сильным, что не обращать на него внимания я не мог. Я боялся. Я не хотел идти, но был обязан. Я чувствовал беспокойство весь остаток дня и в начале патрулирования. Этот случай оказался моим единственным предчувствием собственной смерти за все проведённое во Вьетнаме время. Я благодарен судьбе за это.
Нам не хотелось подходить ближе, потому что основание вышки окружали противопехотные мины. Через час после того, как мы устроились, вышка была уже едва различима на фоне огней Лонг Бинь вдалеке. Небольшое умственное расстройство, недавно беспокоившее меня, волшебным образом развеялось. Во время первой часовой вахты, я изо всех сил боролся со сном. Я был поглощён битвой со своими веками, стараясь удержать их поднятыми, когда в кустах в нескольких футах от меня упал камень. Это моментально вернуло меня в реальность. Замерев, я ждал развития событий. Прилетел ещё один камень. Может быть, это прикалываются парни с соседних позиций? Нет, такого и представить себе нельзя: вы не станете швыряться камнями, когда вас в темноте окружают неуравновешенные тинэйджеры с автоматическим оружием. Потом у меня в голове немного прояснилось. Рядом с нами там находились ВК, и они пытались выявить наши позиции, вызвав огонь. Упал ещё один камень.
Какая-то фигура, пригнувшись низко к земле, приближалась ко мне по кустам справа. Наведя на неё винтовку, я до половины нажал спусковой крючок, потом вдруг решил остановиться и закричал: "Стой! Кто идёт?", вместо того, чтобы просто открыть огонь. Мой вопль оказался слишком громким. Ему следовало бы больше походить на шёпот. Приближающийся ко мне человек оказался Шарпом. Он сказал мне соблюдать тишину, спросил, не мы ли кидаемся камнями и заверил меня, что они тоже не кидаются.
- Сохраняйте спокойствие, думаю, мы тут не одни, - сказал он и пополз дальше, не оставив ни советов, ни инструкций. Я был настолько смятён тем, что лишь миллисекунда отделяла меня от убийства сержанта Шарпа, что ВК меня больше не занимали. Ощущение в животе было ужасным. Я никогда не смог его до конца забыть. Этот случай оживил воспоминания о подрыве "клаймора" в школе джунглей, отчего остаток ночи стал ещё более неудобоваримым, чем был и без того.
Во время следующего часа упало ещё несколько камней. Мы играли в игру на долготерпение и постепенно зондирование местности прекратилось. К концу я превратился в один комок нервов. На следующий день мы задним числом мы все решили, что разумно было не выдавать свою позицию выстрелами, но странно, что мы не додумались кинуть пару гранат. Кто знает, может быть, нам повезло бы. Ещё мы решили, что одержали в некотором роде победу, если G-2 не ошибались и ВК действительно приходили взорвать вышку, но не смогли этого сделать из-за нас.
Та ночь стала примером обучения без отрыва от работы. Многое из того, с чем мы сталкивались во Вьетнаме, становилось таким обучением. Нас не учили, как поступать в той или иной конкретной ситуации, к примеру, что делать, если ВК прячутся в кустах и кидают камни на вашу ночную позицию. Мы оказались достаточно сообразительными сохранять тишину, но недостаточно опытными, чтобы догадаться бросить гранату. Как и во многих других случаях, мы учились по ходу дела. Если бы такое произошло снова, мы бы уже подумали воспользоваться гранатами. Вот так выглядело обучение без отрыва в зоне боевых действий. Либо вас убьют, либо вы поймёте, что делать.
Мои нервы всё ещё были не в порядке от того, что я чуть не прихлопнул Шарпа. До того времени мы не пользовались паролями. А если пользовались, то чаще всего это было слово "душа" в качестве пароля и "брат" в качестве отзыва. Считалось, что ВК этого не знают. Возможно, стоило бы заводить пароли на каждую ночь, чтобы снизить возможность ошибок и исключить случайные выстрелы, если кому-то понадобится перейти с позиции на позицию в темноте. Хорошая мысль, но командовал не я. Шарпу и дела не было до того, настолько близко он оказался к досрочной отправке домой.
Когда показалось солнце, мы без происшествий покинули позицию и вернулись к роте, планов на остаток дня, похоже, не было. Когда начальство это заметило, они предложили отрыть ещё ячеек. У нас их было достаточно для всех, и они предложили их углубить. Мы согласились. Надо было подготовиться на случай, если "Гарлем Глоубтроттерс"34 вдруг окажутся тут во время миномётного обстрела и им придётся укрыться в наших ячейках. Довольные, что мы чем-то заняты, всё равно чем, начальство оставило нас в покое.
Позже в тот же день состоялась сорокаминутная лекция про полевую санитарию, малярию, гепатит и вензаболевания. Присутствие обязательно. Лекция оказалась такой скукой, что к концу я находился почти в коме. Чего им точно не стоило делать, чтобы оживить рассказ - показывать свой низкопробный фильм о венерических болезнях с невыносимыми язвами на гениталиях. После окончания я показал лектору свой член. Его глаза загорелись.
- Это джунглевая гниль, - сказал он, - Сообщите своему медику. У них есть такой порошок в маленьких баночках.
Я застонал и поблагодарил его за мудрый совет.
С посещением военного магазина мы пролетели, потому что он был уже закрыт. Тыловики, которые им заведовали, не работали после обеда. Неприятность обернулась благом. Вместо шопинга мы болтались по округе, и нашли помывочный пункт. Он состоял из цементной плиты с установленными по краям фанерками, обеспечивающими некоторую, но не полную приватность. Сверху висели огромные резиновые мешки, похожие на гигантские клизмы. Мы разделись, отвернули краны и приняли наш первый душ в момента выезда из Лай Кхе. День прошёл не впустую. Казалось неправильным снова одевать то же самое старое засаленное бельё, но всё равно было здорово.
Вместе со всей ротой мы вышли на тысячу пятьсот метров метров в относительно безопасную зону в зарослях и окопались на ночь. Как обычно, все установили "клайморы". Я раздобыл фальшфейер, чтобы поставить его под свой "клаймор", как некоторые делали. Идея заключалась в том, что если гук снимет мою мину, чтобы украсть её или развернуть в обратную сторону, фальшфейер сработает и предупредит меня. Вьетнам изобиловал историями о "клайморах", развёрнутых в обратную сторону, так что при подрыве семьсот стальных шариков 25-го калибра летели в джи-ай.
Эту легенду джунглей я слышал много раз. Больше проблем создавали, как мне кажется, ошибки самих джи-ай, которые ставили мины не той стороной. Теоретически эти прямоугольные, открыто стоящие надземные мины походили на миниатюрные модели экранов из кинотеатров под открытым небом. Джи-ай, не задумываясь, ставили мину задом наперёд, потому что думали, что в нужную сторону надо направлять "экран". Соответственно, в качестве предупреждения, на минах с одной стороны была отштампована надпись, гласящая "Этой стороной к противнику".
На следующее утро, совершенно забыв, какую умную штуку я придумал с фальшфейером, я выкрутил взрыватель и снял мину. ПУФФ! Фальшфейер сработал, оставив ожоги второй степени на моей правой ладони и безымянном пальце. Ожог причинил такую боль, что я выронил мину. Конечно, вспышка фальшфейера на мгновение ослепила меня. Глядеть вниз в поисках мины и взрывателя было всё равно, что смотреть на сварку.
БУХ! От фальшфейера сработал взрыватель, который взорвался мне прямо в лицо, осыпав меня гравием. Опасаясь, что сейчас может взорваться мина, которая разорвёт меня тучей подшипниковых шариков, я бросился к своей ячейке и нырнул в неё головой вперёд. Фальшфейер шипел ещё несколько секунд и погас, так и не запалив мину. На дне своей ячейки и беззвучно молился, чтобы никто ничего не заметил, но услышал, как кто-то докладывает по рации о том, что срабатывают фальшфейеры, слышна стрельба и солдаты укрываются в ячейках. Звучало это так, как будто нас одолевает противник.
Вскоре показались Фэйрмен и капитан Бёрк. Нечего было и думать соврать или как-то вывернуться, так что я во всём признался деловым тоном, как будто не произошло ничего особенного. Капитан Бёрк недавно стал нашим командиром. Он сменил Паоне, который провёл в поле шесть месяцев и сменился в тыл. По-видимому, офицеры ротного звена проводили только полгода в гуще событий, а затем получали более безопасную работу на остаток года во Вьетнаме. Бёрк был профессиональным военным, лет двадцати пяти. Он имел любопытную привычку прицеплять наручные часы к петле рубашки возле левого края воротника. До тех пор он казался уравновешенным человеком, серьёзно относившимся к важным вещам, но не слишком беспокоившимся насчёт повседневных мелочей. Ознакомившись с ситуацией, он повернулся и пошёл прочь без единого слова. Однако по пути капитан покачивал головой, как бы говоря, что я тупой осёл. Возможно, он уже начинал видеть во мне реинкарнацию Сэда Сэка35 или Битла Бейли36.
Предыдущим вечером Тайнс несколько раз говорил мне не забыть про фальшфейер с утра, когда я пойду снимать мину. Видимо, он опасался, что всё закончится тем, что случилось. Без сомнения, он никогда не слышал излюбленного высказывания моего отца о своих детях: "Вы можете приказывать Роннау, но много ему не прикажешь".
Фэйрман отреагировал несколько более оживлённо. Он чувствовал себя обязанным постоянно ругаться и притом орать во весь голос, чтобы все слышали. Это было частью его работы, и, можете мне верить, он с ней вполне справлялся. Видя недостаток сочувствия, я решил не упоминать про свой обожженный палец. Это лишь продлило бы мучения от нашей встречи.
Утро во Вьетнаме - дело нелёгкое, и тот раз не был исключением. Завтрак состоял из одного кофе. Конечно, после целой ночи без курения несколько первых сигарет я курил так жадно, как будто поедал их. Потом, словно по часам, начиналось туалетное движение. К сожалению, приходилось выходить за периметр. Мы не хотели раскладывать вонючие кучки внутри лагеря. Получилось бы неприятно, если бы нам пришлось бы задержаться в этом месте. Кроме того, кто на зелёной божьей Земле захочет, мирно завтракая, видеть перед собой чью-то волосатую срущую задницу?
Достаточно часто меня пробирала дрожь, когда я сидел совершенно один со спущенными штанами. Обычно, делая своё дело, я клал винтовку на землю. Однако при приступах страха я старался не выпускать её из рук. Трудно одновременно усаживаться, какать и подтираться, притом держа винтовку в боеготовом положении, но я научился. К счастью, кофеин и никотин действовали безотказно, словно сифонная клизма, так что мне никогда не приходилось сильно задерживаться. Однако ощущение незащищённости и уязвимости во время каждого такого утреннего ритуала меня так никогда и не покинуло.
От нас требовали регулярно бриться, и бритьё стало одной из моих утренних процедур. Небольшие усики разрешались, бороды - нет. У нас не было ни одного бородатого президента со времён Бенджамина Гаррисона37. Наш главнокомандующий регулярно брился и нам это тоже полагалось. Таков был военный подход. Одно- или двухдневную небритость ещё могли стерпеть, но не более того. Некоторые парни носили баночку крема для бритья на операциях в поле. Но не я. Мой способ был такой: умыться поутру и побриться, прежде чем смывать мыло.
Я не был поклонником бритья без смазки. На подготовительных курсах сержанты-инструкторы временами заставляли нас бриться насухую, без воды, и в этом было мало приятного. Иногда так делали в качестве группового возмездия за умышленное нарушение, например, не спустить воду в унитазе. В других случаях причина могла быть не столь очевидной. Иногда мы получали подобный приказ под видом воспитания характера, правда, не очень понятно, какая черта характера вырабатывалась таким образом. К счастью, побрить моё лицо было всё равно, что удалить пух с персика, так что это оказалось сносно.
Ещё одним неприятным утренним моментом была возня со стрелковыми ячейками. Раньше на войне были фронты, так что если вы покидали ячейки, то просто оставляли их позади. Во Вьетнаме чётких фронтов не было. Вы могли в один из дней пройти по лужайке с востока на запад, а неделей позже - по тому же объекту недвижимости с запада на восток. Командование решило, что мы не должны оставлять постройки, укрытия или ячейки, чтобы их впоследствии не использовали против нас. Так что почти каждый день во время завтрака нам приказывали засыпать наши ячейки, потому что мы уходили. Это было далеко не так тяжело, как рыть чёртовы ямы, но кому захочется начинать день с перелопачивания кучи земли?
Ближе к вечеру операция закончилась. Нам не сказали, было ли так задумано, или это просто совпадение, но Тет, вьетнамский Новый год, начался на следующий день. Соединённые Штаты объявили перемирие на период Тета, как я думаю, в надежде, что оно перерастёт во что-то более длительное и постоянное. Мы уже объявляли подобное перемирие в предыдущую пару лет, но до сих пор приобретали лишь изрядное количество солдат, убитых и раненых в это время.
Наш план теперь состоял в том, чтобы выдвинуться к ближайшему открытому пространству, которое для нас послужило бы местом отправки. Прямо перед прибытием туда капитан Бёрк подошёл к третьему отделению, в самый конец, и вручил мне и ещё нескольким солдатам коробки спичек. Он сказал нам поджигать всё вокруг по мере продвижения. Это поспособствует общему процессу дефолиации и помешает ВК следовать за нами по пятам. У меня в каске лежало письмо от моего брата Келли. Я быстренько его перечитал, а затем использовал для розжига и подпалил небольшое поле слоновой травы. Трава была сухой и легко занялась. В ответном письме Келли я сообщил ему, что его письмо послужило делу борьбы с Вьетконгом.
Кое-где нам встречалась зелёная растительность, которая отказывалась сотрудничать. Это раздражало Сою, который превратился в пироманьяка-берсерка и опустошил свой огнемёт в окружающие нас заросли. Своим загущённым керосином он мог заставить гореть всё, что угодно. Конечно, его мотивация к участию подогревалась острым желанием носить значительно меньший груз весь остаток дня. Я забыл спросить у него, как он перезаряжал эту штуковину и сделал крупную ошибку, когда не попросил его дать разок выстрелить. Вот было бы приключение!
Вертолёты перевезли нас на большой аэродром в Сайгоне, где мы все набились в пустые грузовые отсеки нескольких заляпанных грязью самолётов "Карибу", которые должны были отвезти нас домой. Сидений не было, просто пол. Мотор сильно шумел, исключая любые попытки разговаривать, пока самолёт, гремя и трясясь, двигался в сторону Лай Кхе. По звуку мы как будто сидели внутри стиральной машинки, которая вот-вот разлетится на части. Я заметил три дырочки от пуль на высоте головы на правой стороне и ещё одну на левой. Я попытался представить, как они там появились. Они могли остаться от четырёх пуль, или, может быть, только от трёх, которые попали в правую сторону, но только одна пролетела насквозь и вышла с левой стороны. Две, которые не прошли, могли угодить во что-то вроде груза или попали в голову сидящего там пехотинца, думающего, что он на несколько минут очутился в безопасности, потому что выбрался из джунглей.
В расположении роты первым делом прошла раздача почты. Потом нас, словно победоносных героев, отвезли в помывочный пункт Лай Кхе, чтобы привести себя в порядок. Лимузинами нам послужили двух-с-половиной-тонные грузовики. Вечером у нас состоялось ротное барбекю, их иногда устраивали, чтобы отметить окончание крупной операции. Огромное количество гамбургеров и хот-догов шипело возле столовой на пятидесятипятигаллонных бочках, разрезанных вдоль и наполненных пылающими углями. Повар Джонс работал, не покладая рук. Пива было вдоволь, и офицеры смешались с нами, обычными солдатами, чтобы нас подбодрить и каждому сообщить, какое большое дело мы выполнили.
Джеймисон собрал круг слушателей неподалёку от гриля, громко высказывая свои мнения по различным вопросам любому, кто пожелал бы его слушать. Его волосы прямо сочились "Брилкримом"38, которым он пользовался в базовом лагере, но не в поле. "Бронзовая Звезда", без V за храбрость39, висела на тонкой цепочке у него на шее. Он получил её ранее во время "Седар-Фоллс" за обследование каких-то туннелей. В них не оказалось никого, кто его обстрелял бы, так что ему досталось "Бронзовая звезда" за заслуги, без V за храбрость. Джеймисон называл её своей похвальной звездой и горел желанием нам о ней рассказывать. Из его рассказа я не почерпнул ничего полезного, но он послужил мне хорошим развлечением, пока я ел гамбургер и печёные бобы.
Когда еда закончилась, парни разбрелись повсюду. Моей конечной целью стал ротный клуб. Однако пиво там подавали не бесплатно, так что надо было захватить деньги для "Монополии" из моей тумбочки. В бараке с полдюжины парней пили пиво и в Н-надцатый раз перечитывали письма. В дальнем конце помещения Лопес протирал рацию влажной тряпкой. "Да, вылижи её так же, как вылизываешь Фэйрмену задницу", - сказал Хэнли громко, чтобы все слышали. Хэнли был рослым белым парнем из Техаса, он провел во Вьетнаме уже несколько месяцев. Обычно он держался тихо и угрюмо. Ещё несколько недель назад он сам был радиотелефонистом. "Хэнли, иди нахуй!" - ответил Лопес.
- Да, ты наверняка поцеловал Фэйрмена в зад. "Можно я буду радистом, ну пожалуйста?", - произнёс Хэнли тоненьким голосом, передразнивая Лопеса, как будто тот был маленькой девочкой.
- Я сказал: иди нахуй, - таков был ответ Лопеса. С этими словами он встал и направился к Хэнли.
Ссора переросла в драку. Она была короткой и яростной. Немало ударов достигло цели, но крови не было. Другие парни прервали бой и разняли дерущихся, которым пришлось ограничиться ругательствами в адрес друг друга. Драка вроде бы закончилась вничью. Насколько я сам понял, дрались за то, кому быть радиотелефонистом и нести рацию Фэйрмена. Рация была тяжёлой и неуклюжей, но давала определённые преимущества - не надо ходить головным, никаких постов прослушивания и ночных засад.
Когда оживление от драки утихло, я вышел на улицу. Вывеска на ротном клубе гласила, что он называется "У Чарли". Это должно было изображать тонкую игру слов, указывающую и на нас40, и на ВК. На дверях был нарисован огромный плейбоевский кролик. Я никогда, никогда, ни разу не видел в заведении ни одной женщины.
Внутри клуб выглядел, как небольшая местечковая таверна в Штатах. Обычное облако сигаретного дыма временами напоминало разбушевавшийся пожар в прерии. Слева там стояла мокрая барная стойка с холодильником для пива, которое поставлялось в банках, а не в бутылках. Это выглядело разумно с учётом обстоятельств. Иногда можно было заказать стаканчик виски. Чаще всего виски оказывалось тошнотворной дрянью неизвестной марки, о которой никто из нас не слышал. За пару долларов можно было взять всю бутылку, но тогда вам полагалось уйти и пить свою огненную воду в другом месте. Я не помню в продаже водки, джина или скотча, но тогда я не уделял особого внимания крепким напиткам. Столы и стулья стояли в беспорядке, сверху свисала пара вентиляторов, которые иногда работали. Телевизор на высокой полке за баром почти никогда не включался. Если его включали, он показывал мешанину белых помех и его тут же выключали обратно. Порой ему удавалось наловить AFTV (телевидение вооружённых сил). Я не знаю точно, откуда велось вещание. Они показывали новости, прогнозы погоды и образовательную ерунду. Никогда не показывали ничего негативного о наших усилиях в Индокитае.
Обычно ночное телевещание заканчивалось в то же время, как и дома, где телевидение выключается и выходит из эфира около полуночи. Играло "Звёздно-полосатое знамя", наложенное на кадры величественных военных сцен. Они были одни и те же каждую ночь. Показывали военные самолёты, бомбящие немецкие города, морских пехотинцев, поднимающих флаг на Иводзиме, истребители, атакующие поезд, и, в конце, "Энолу Гей", разносящую Хиросиму. Почти каждую ночь грибообразный взрыв служил мне сигналом прекратить пить и идти спать. Мне было неуютно оставаться дольше, потому что я переживал, какие ещё незнакомые дела принесёт рассвет и насколько рано они начнутся. Кроме того, к тому времени, когда AFTV выходило из эфира, я был уже в стельку. Для многих из нас алкоголь стал выходом. Довольно скоро после вступления в ряды "Чёрных львов" я начал напиваться каждый вечер, если не находился в джунглях или в патруле. Если я вечером оставался в Лай Кхе без особых заданий для исполнения, то я накачивался. Всё очень просто. Таков был мой план, и я его придерживался. Так жизнь становилась более сносной. Далеко не один солдат в подразделении делал то же самое, так что, прибегнув к помощи алкоголя, я не был Одиноким Рейнджером.
В клубе жил новый талисман роты. Это был одноухий котёнок по имени Брут, который большую часть времени шастал по барной стойке, принюхиваясь к открытым банкам пива. Изначально он был вражеским домашним животным. Несколькими неделями ранее парень из 1-го взвода закинул гранату в траншею, которая убила двух вьетконговцев и оторвала котенку ухо. Кота взяли в плен и, не слишком удивились, обнаружив, что он изрядно глуховат. Несмотря на свой недостаток, Брут оказался хорошим слушателем. Вы могли излить ему душу, как я часто делал, и он никому не выдаст ваши личные секреты.
Стаканов в ротном клубе не было, поэтому мы все пили прямо из банок. Одному парню прислали из дома почтой его любимую стеклянную пивную кружку. Она, видимо, помогала ему чувствовать себя, как дома, стоило ему надраться в говно. Он сидел у стойки, жестоко пил, как и все остальные, и указывал коту на мух. Всеобщее ликование разражалось, когда Брут совершал свое первое убийство за вечер, а Пивная Кружка объявлял, что это была муха-ВК.
По моей оценке, средний уровень алкоголя в крови по помещению составлял где-то 200-250. Конечно же, не было недостатка в ужратых парнях испытывающих неудержимое влечение проинформировать новичка, то есть меня, каково во Вьетнаме на самом деле. Легендам джунглей не было конца. После того, как ВК убьют тебя, они отрежут тебе член и засунут его тебе в рот. Наши парни отрезали мёртвым ВК левое ухо в качестве сувенира. ВК боятся пикового туза, так что ношение такой карты под лентой на каске защищает тебя. ВК иногда кладут взрывные устройства на землю под портрет Хо Ши Мина, зная, что наши парни обязательно на него наступят и взорвутся. Иногда они использовали обратную психологию и проворачивали тот же номер с портретом Линдона Джонсона. Парни из нашей разведки допрашивали одновременно двоих ВК в вертолёте. Если первый отказывался говорить, то его выкидывали, так что у второго тут же открывался словесный понос, и он пел, словно канарейка. Множество парней погибло от ректального кровотечения, потому что проститутки в Сайгоне клали им в напитки толчёное стекло. Одна знаменитая шлюха вставляла бритвенные лезвия себе во влагалище и могла порезать кому-нибудь член. Это было невероятно. Наш бар был просто эпицентром рая для легенд. У меня ум за разум заходил. Эти парни были ещё хуже, чем кисло-сладкие соски из школы джунглей.
За несколько минут я дошёл до главного солдатского клуба. Это заведение было открыто для всех, не только для нашей роты. Принципиально он не отличался от нашего, но был больше размером, больше заполнен и там громко играли музыкальные автоматы. Когда я подошёл, группа из четырёх или пяти парней внезапно вывалилась из дверей на улицу, колотя и пиная друг друга. Удары выглядели столь беспорядочными, что трудно было сказать, кто за кого. Драка закончилась внезапно и, похоже, никто не пострадал.
Я узнал одного из драчунов, он служил в роте "С", звали его Гленн какой-то. Я не очень близко его знал и впоследствии с ним тоже не сошёлся. Не бывает удачного времени, чтобы отправиться за океан в зону боевых действий, но для некоторых людей некоторые времена оказываются ещё хуже остальных. Как рассказывали, у этого парня жена погибла в автокатастрофе за две или три недели перед его отъездом. У него осталось двое детей, которых пришлось оставить у родственников. Как я полагаю, он был зол на весь мир, потому что его жена умерла, а его самого всё равно отправили за океан. Соответственно, он приобрел склонность много пить, был неприятен в пьяном виде и постоянно влезал в драки. Если бы его убило, то его дети остались бы круглыми сиротами, а не полусиротами, как сейчас. Я пришёл к мысли, что надо завести какое-то правило, чтобы солдатам отменяли отправку во Вьетнам в случае смерти жены.
Не будучи особым драчуном, я решил воздержаться от выпивки в этом клубе и отступил к клубу "Чарли". Там я, по крайней мере, буду знать, кто меня бьёт и смогу опознать напавшего впоследствии, если потребуется. По пути мимо меня на полной скорости промчался джи-ай, которого я не смог узнать в темноте. За ним гнался Ортис, вопя и размахивая топором. Его крики звучали серьёзно. Первый парень промчался прямо сквозь провисшие электрические провода и исчез в ночи, Ортис следовал за ним по пятам. Один из концов провода сорвался, и от искр загорелись сухие листья. Восстановив самообладание, я поспешил убраться оттуда, пока кто-нибудь из начальства не прибыл и заставил меня что-нибудь делать.
Спустя несколько банок пива настало время сваливать из "Чарли" и отправляться на боковую. Едва я вышел в путь, меня остановили какие-то звуки слева, как будто там сидел потерявшийся телёнок или ещё какое-нибудь мелкое животное. Звуки привели меня к неглубокой сточной канаве возле дороги. Там на дне кто-то был, он стоял на четвереньках, пьяный и стонал, словно раненое животное. Я не очень уверен, но он чем-то напоминал Фэйрмена. Не теряя времени, я на цыпочках отошёл обратно, пока он не заметил меня, и мне не пришлось ему помогать.
По моему мнению, события того вечера для всех были способом выпустить пар и снять напряжение, накопившееся за время длительной полевой операции. Половина роты ещё праздновала. Для меня праздник закончился, пиво одолело меня. Я улегся на свою пружинную койку и уснул мертвецким сном.
Естественно, утро сопровождалось всеобщим похмельем. Половина роты страдала головной болью четвёртой степени. Моя голова болела так, что я поначалу я продумал, что подцепил какую-то разновидность азиатского менингита. Потому пришло осознания, от чего она болит, и неизбежное обещание никогда больше не пить ни при каких обстоятельствах. К сожалению, вставать пришлось рано. Мы толком не поели. Для переживших ночные бесчинства завтрак состоял в основном из кофе и сигарет.
Вскоре мы уже шагали на дневное дежурство охранять участок в юго-восточной части периметра, принадлежащий какому-то другому подразделению. Каждый шаг причинял боль, боль пронзала меня от пяток по позвоночнику до затылка. На полпути мы увидели, как вдали на аэродроме вспухают яркие оранжевые шары, похожие на калифорнийские маки, что внезапно расцветают после весеннего дождя. Это был миномётный обстрел. Спустя секунду или две, оглушительных грохот, сопровождающий оранжевые вспышки, донёсся до нас. Он был гораздо более устрашающим. Большие куски раскалённого тармака летели в небо, пока снаряды разносили восточный конец аэродрома. Вдали кто-то вопил: "Воздух, воздух, бля!", как будто ситуация и так не была до боли очевидной.
Я опустился на одно колено. Взрывы были слишком далеки, чтобы высосать воздух из моих лёгких или хотя бы вселить страх в мою душу. Тем не менее, от них по земле расходились колебания, которые я чувствовал всем телом через колено, на котором стоял. Колебания, казалось, били по моему черепу синхронно с ритмом сердцебиения, отчего головная боль ещё усиливались. Может быть, мне это только казалось. Все остальные тоже остановились посмотреть на пиротехнику.
К счастью, снаряды продолжали падать вдалеке и не приближались к нам. Мы оценивали изменения дистанции, замеряя время между вспышкой и грохотом. Обстрел был одним из тех прискорбных событий, в которых мне не хотелось так или иначе участвовать. Моей целью в тот день было нести службу, сидя в тени, словно ящерица и пить воду до тех пор, пока мой обезвоженный мозг не пополнит свои запасы воды. Мой план также призывал обезьян сотрудничать, то есть не подрывать противопехотные мины на охраняемом нами периметре, чтобы нас не донимать.
