Постскриптум 2 страница

Знали они про наше местонахождение, или нет, но ВК не беспокоили нас в ту ночь и во время патрулирования на следующий день. Патрулирование результатов не принесло. Раз мы ничего не нашли, то продолжали искать. Меня это выматывало. Война - игра для молодых. Половина кинозвёзд в военных фильмах, что мне довелось посмотреть, выглядели слишком старыми для подобных походов.

Когда нас везли вертолётом обратно к периметру на ночёвку, моё место оказалось рядом с открытой дверью. Обычно, сидя на таком месте, я немного отклонялся назад, чтобы в случае, если меня подстрелят или я по какой-то причине потеряю сознание, я упал бы внутрь, а не за дверь. В этот раз я отклонился внутрь вертолёта, опасаясь, что могу уснуть от усталости и выпасть наружу.

На следующий день в 0800 часов небо было ясным, а воздух уже прогрелся. Мы, в полном снаряжении и готовые отправляться, примерно час толклись на месте, пока ротные офицеры и командиры взводов совещались с командованием батальона. После долгих радиопереговоров и сравнения карт походный порядок - то есть распределение, какие роты и взводы будут прокладывать путь, а какие пойдут на флангах или прикроют тыл - был установлен. Были назначены радиочастоты и завершено согласование действий с артиллерийской поддержкой и вертолётными подразделениями.

Кто-то спросил у Фэйрмена, что у нас на сегодня. Он дал ничего не значащий ответ, и главного не выболтал. Затем он обратился к капитану Бёрку, что собирается пройти со взводом на другую сторону периметра, чтобы получить наши походные указания. У него как будто бы не нашлось к тому серьёзного повода, когда капитан его об этом спросил, однако разрешение он всё равно получил.

Мы остановились у склада боеприпасов, трёх футов глубиной и тридцати футов в диаметре, наполненной всеми типами патронов и гранат, о каких только может мечтать пехота. Мы его толком не рассматривали, пока Фэйрмен не начал говорить. Он сказал, что мы сейчас выходим на восемь километров в большой лагерь СВА на границе с Камбоджей. Если лагерь никто не защищает, мы входим в него, захватываем и уничтожаем. Кто-то спросил, что будет, если его защищают СВА. Фэйрмен спокойно ответил, что даже если там сидит сам Хо Ши Мин и вся северовьетнамская армия, мы всё равно входим в лагерь, захватываем его и уничтожаем. Нам придётся идти на штурм. Затем он добавил равнодушным монотонным голосом, что если у кого-то из нас недостаточно боеприпасов или если кто-нибудь просто хочет запастись получше, то склад открыт для всех желающих. Мы может взять всё, что понравится. Лишь потом я понял, что Фэйрмен играл на нас, как на хорошо настроенной скрипке.

Вскоре склад выглядел, как универмаг наутро после распродажи на День Благодарения. Солдаты усердно рылись в контейнерах в поисках конкретного нужного им вида патронов или гранат. Несколько парней повесили на себя дополнительные пулемётные ленты. Имея в ближайшем будущем лагерь СВА, я тоже решил увеличить свою ношу. Я сделал это, надев ещё две стопатронные ленты для пулемёта. Теперь мою грудь пересекали крест-накрест восемь лент, свисающих с плеч. Они были тяжёлыми, громоздкими и сразу становилось ясно, почему кольчужные доспехи исчезли ещё в шестнадцатом веке. Тем не менее, я носил восемь лент до конца службы. У меня из головы не выходила мысль, что если пуля или даже осколок попадёт мне в грудь, то от удара могут сдетонировать один или несколько патронов. К счастью, ленты удобнее всего было носить так, что головные части патронов смотрели в противоположную от головы сторону.

После того, как мы перерыли склад боеприпасов, у нас ещё оставалось несколько свободных минут, прежде чем отправиться в путь на весь день. Пока мы стояли, Фэйрмен рассказал, что нам повезло, что мы в джунглях, потому что прошлой ночью, пока мы спали, ВК обрушили на наши базы в Лонг Бинь, Бьен Хоа, Ди Ан, Лай Кхе и в других местах более тысячи миномётных залпов. Некоторые из них на самом деле могли оказаться ракетами. Были повреждения и потери, но деталей Фэйрмен не знал. На долю Лай Кхе выпало больше сотни мин.

Наш поход проходил без событий, и лагерь, к счастью, никто не оборонял. Место выглядело впечатляюще в сравнении с теми, что мы видели ранее. Помимо обычных складов и бараков тут была столовая с достаточным количеством скамей и столов, чтобы накормить десятки человек одновременно. Там также была отдельная кухня, с металлическими стульями, плитами и всеми разновидностями кухонной утвари. Очевидно, всё это предназначалось отнюдь не для пары кое-как вооружённых парней. Объект такого размаха был построен для сил масштаба роты или батальона и означал, что вокруг этого места полно вражеских войск, даже если мы их не видим прямо сейчас. Это давало повод для размышлений, даже для беспокойства. Возможно, они следили за нами и пересчитали нас для оформления своих планов. Мы разгромили и поломали всё, что смогли и подожгли здания перед уходом.

В тот вечер мы сидели в лагере, когда прогремела короткая россыпь выстрелов на периметре справа от нас, примерно в ста метрах. Мы ещё не спали, но уже достаточно стемнело, чтобы мы не смогли увидеть, что происходит. Мы просто слушали. Всё закончилось через полминуты и забыто нами через пять.

Утром нам сообщили, что пара ВК, которые не смотрели, куда идут, нечаянно забрели внутрь периметра. Джи-ай и ВК одновременно заметили друг друга и обменялись выстрелами. Двое джи-ай из роты "А" были убиты. Никто не знал, удалось ли найти тела ВК или следы крови. Когда мы вышли на патрулирование, наш маршрут не пролегал по тем местам, где была перестрелка с ВК, так что мы не могли сами поискать кровь. На расстоянии в один или два клика мы наткнулись ещё на один лагерь. Там нашлись винтовки, миномётные мины и целая гора патронов к ручному оружию. Оружие ценилось на вес золота. Наш улов должен был осчастливить командование в Лай Кхе и Сайгоне.

Интересно, что многие боеприпасы из стран коммунистического блока делались на один шаг калибра больше, чем наши. У нас был пулемёт 50-го калибра, у них - 51-го. У нас 81-миллиметровый миномёт, у них 82-миллиметровый. С таким расхождением в размерах, наши боеприпасы подходили к их оружию, но их боеприпасы в нашем оружии использовать было нельзя. Эта уловка была порождением "холодной войны", которую они рассматривали, как участие в многочисленных вооружённых конфликтах по всему земному шару до тех пор, пока либо капитализм, либо коммунизм не одержит верх и не воцарится над миром.

Самая интересная находка в тот день обнаружилась в маленькой узкой траншее, накрытой свежезамаскированной крышей. Парень 4-го отделения полез внутрь в поисках сокровищ. Он высунул голову наружу и протянул мне кусок ткани, чтобы я его вытянул. Это оказался целый военный парашют. В траншее также отыскались личные жетоны лётчика, из чего я сделал вывод, что он попал в плен. К сожалению, я не смог посмотреть его имя, чтобы разыскать его в дальнейшем, и жетоны ушли по командной цепочке, чтобы известить вышестоящее начальство в Сайгонею

Днём позже мы вылетели на ротное патрулирование не нашли там ничего, кроме военной авиации. Реактивные истребители F-4 "Фантом" бомбили и обстреливали участок прямо перед нами. Я не знаю, почему. Возможно, там было что-то, что надо было убрать до нашего прибытия.

Обстрелы земли с самолётов для нас были чем-то новым. Обычно ближняя воздушная поддержка состояла только из бомб. F-4 не имели встроенных пушек. Они могли стрелять, только если на них снизу устанавливались специальные контейнеры со скорострельными пушками "Вулкан". Мы нечасто такое видели. "Фантомы" проносились прямо над головой со своими 20-миллиметровыми пушками, торчащими из пасти. Пули вылетали так часто, что нельзя было различить отдельные выстрелы. Мы слышали просто протяжный, странный механический визг, который трудно описать. Пустые латунные гильзы сыпались на нас. Некоторые с металлическим лязгом падали на землю и отскакивали в сторону. Мы нашли на земле пару осечных патронов. Если патрон не срабатывал, механизм пушки, по-видимому, просто выбрасывал его вместе с гильзами. При весе в фунт или чуть побольше, они могли с лёгкостью продырявить человека, словно гигантские сосульки, или взорваться от удара. Вот ещё напасть! На войне есть много способов погибнуть и почти все они неприятные.

Когда мы вернулись в лагерь, там полным ходом шла раздача почты. Я получил несколько писем от мамы с кучей газетных вырезок из "Лос-Анджелес Таймс" и "Лонг-Бич Пресс Телеграм", которые мы все вместе охотно прочли. Как писали газеты, с 14-го по 21-е февраля, пока мы разносили все эти хижины, мы на самом деле участвовали в отдельной операции под названием "Тусон". Мы о такой и не слышали.

Могло ли сообщение между высшим командованием и нами, мелкими сошками в самом низу стать ещё хуже? Мы и впрямь были, как говорят "первыми, кто идёт и последними, кто узнаёт". Потребовались старые газетные вырезки и маленькая карта с другого конца планеты, чтобы показать нам, где мы были, в какой операции участвовали и сколько имущества ВК мы захватили и уничтожили. Вот убожество! Я чувствовал себя, словно Гречка в сериале "Пострелята"63. Все указывали мне, что делать, но никто не говорил зачем и что происходит.

Передовицы говорили о "Джанкшен-Сити", как о крупнейшей операции во всей войне. Предыдущий рекорд принадлежал "Седар-Фоллс". Заголовок гласил "ЗАПАДНЯ-ПОДКОВА" с подзаголовком "ДЕСАНТНИКИ ПРОКЛАДЫВАЮТ ПУТЬ". Это всех задевало и вызывало гоготание и многочисленные ругательства. Там также упоминались антивоенные протесты в Америке. "Ястребы" на телевидении и в новостях годами твердили о прямой зависимости между растущей антивоенной активностью и повышенной активностью ВК во Вьетнаме. Они говорили, будто одно вызывает другое. Я не могу этого подтвердить. Я не заметил никакой связи.

Ко мне подошёл Ортис. Он попросил пятицентовый пакетик растворимого напитка "Чу-Чу Черри", и я ему его подарил. Он напоминал порошковый "Кул-Эйд", только лучше. Моя мама клала пятицентовые пакетики напитка в некоторые письма. Были и другие вкусы, например "Рутин-Тутин Рутбир" или "Индейский апельсин". Меня страшно удивляло, почему другие матери не присылали своим детям эту штуку. Она была прекрасна.

Ортис был благодарен и вручил мне комок взрывчатки С-4 размером с теннисный мяч в виде ответного подарка. Для того, чтобы вскипятить воду или разогреть еду, не было топлива лучше, чем С-4. В каждом "клайморе" находилось около полутора фунтов этого вещества. Просто отковыряйте пластиковую крышку при помощи штыка и выскребите взрывчатку. Возьмите кусочек размером с лесной орех и разомните его, словно тесто, чтобы не было комков. Затем подожгите с помощью спичек или сигареты. Она будет гореть ярко-белым пламенем, давая достаточно тепла, чтобы привести в действие паровую машину, довести до полного кипения чашку воды, или сделать банку свинины в подливке такой горячей, что вы не сможете её есть. Однако, нужна была осторожность. Если вы оказались недостаточно искусны в пекарном деле и не смогли размять все комки, эта дрянь иногда взрывалась.

Соя первым показал мне, как готовить на С-4. Он также заявил, что её можно использовать вместо жевательной резинки. Закинув в рот небольшой комочек, он принялся жевать. Я наблюдал за ним с осторожностью, ожидая, что сейчас его голова взорвётся. Использовать взрывчатку вместо жвачки не было необходимости - в каждый паёк входила маленькая пачка "Чиклетс". Я не хотел показаться полным слабаком, что заставило меня тоже пожевать маленький кусочек. Он был похож на резину и на вкус очень напоминал жидкость для зажигалок "Ронсон", которая однажды случайно попала мне в рот. Эта штука, должно быть, содержала много нитратов, как ТНТ, потому у меня от неё тут же разболелась голова, острая боль во лбу, какая бывает, если слишком быстро есть мороженое. Я почти сразу её выплюнул.

Одним из наиболее важных аспектов использования С-4 для готовки было то, что приходилось быть очень аккуратным с останками "клаймора". Их следовало тщательно спрятать. Армия не одобряла уничтожения сорокадолларовой противопехотной мины ради того, чтобы подогреть чашечку кофе.

Ходили слухи, что некоторые парни собирали обратно опустошённые мины и носили их вместо полных, чтобы облегчить свою ношу. На мой взгляд, эта история столь неправдоподобна, что её даже нельзя отнести к легендам джунглей, которые могут оказаться правдой. Ни один 11-Браво, "стоящий своей соли", не поставит нерабочей мины напротив своей ячейки на ночь. Так нельзя одурачить никого, кроме самого себя. Это просто немыслимо.

Ещё один менее эффективный способ разогреть еду заключался в том, чтобы смешать репеллент от насекомых с содержимым маленькой баночки арахисового масла из пайка. Такая каша могла медленно гореть, словно "Стерно"64 для нищих. Она могла разогреть еду, но не могла сделать её по-настоящему горячей или вскипятить воду. Страдая от недостатка калорий и сражаясь с потерей веса, я не пользовался этим методом, а просто съедал всё своё арахисовое масло. Мы почти никогда не пытались готовить на костре. Чаще всего всё вокруг было слишком зелёным и слишком сырым, чтобы гореть. Если же оно загоралось, то вы превращались в индейца, посылающего противнику дымовые сигналы.

Наше следующее патрулирование проходило совместно с танками и бронетранспортёрами из 1-го дивизиона 4-й кавалерийской дивизии, "Кватерхорс". На борту одной из машин, бронетранспортёра, была намалёвана надпись "УЧЁТ ГУКОВ" печатными буквами и ниже несколько маленьких человечков. Человечки были ВК в характерных конических шляпах. По моей оценке, они заявляли о восьми или девяти жертвах, что было чертовски много для одного человека или машины. Это напомнило мне о самолётах времён Второй Мировой войны, с рядами бомбочек или фашистских флажков, нарисованных на кабине пилота. Это было типа круто.

Такое патрулирование имело свои преимущества. Во-первых, с танками мы шли в более расслабленном темпе. Они не могли преодолевать многие препятствия, через которые могли пройти мы, и должны были двигаться с осторожностью и продуманно. Если растительность оказывалась слишком плотной, склон слишком крутым, а ручей слишком глубоким, им приходилось разворачиваться и искать объезд. То и дело мы стояли на их флангах, остужая ноги, пока они выполняли манёвры по развороту пятидесятитонных чудовищ и искали новый способ попасть из точки А в точку Б.

Ещё танковые экипажи обожали стрелять из своих 90-миллиметровых пушек. Они любили разносить предметы нажатием кнопки, что ощутимо сокращало нашу работу. Мы находили хижину или бункер, а затем, вместо того, чтобы надрывать себе задницы, разбирая чёртову постройку, просто предоставляли танкам аннигилировать её парочкой пушечных залпов. Пока они опускали ствол, мы бежали в укрытие, вновь высовывая головы после выстрела, чтобы поглазеть на оставшиеся развалины.

Самым главным было то количество припасов, которое возили с собой эти парни. У них было всего навалом. Пайки они возили ящиками и запивали их галлонами газировки. Почти любая бронированная машина во Вьетнаме возила больше "Кока-Колы" и "Пепси", чем небольшой ночной магазинчик. Алкогольные напитки в поле не одобрялись, так что пива они возили только на пол-магазина. Они не могли позволить себе снабжать нас напитками в банках, но щедро одаривали нас пятигаллонными канистрами свежей воды. Для нас это было чудесно. Это означало, что нам не придётся экономить воду или следовать общепринятому правилу не допивать последние несколько глотков из последней фляги. Когда рядом были танки, мы могли пить, как сошедшие на берег моряки. Если у нас заканчивалась вода, танкисты давали нам наполнить наши фляги.

Несмотря на очевидные плюсы жизни за бронёй, пехота смотрела на гусеничные машины с некоторым недоверием. Они были слишком шумными, слишком жаркими, и, самое главное, слишком опасными. Они притягивали гранаты и мины, как помойки притягивают мух. Они всё время взрывались, объятые пламенем.

Кто бы ни отвечал за отправку "Кватерхорс" с нами, он обладал инсайдерской информацией и заранее знал, что мы должны найти. Это был самый обширный и обустроенный лагерь за всё время. Десятки каркасных построек соединялись деревянными тротуарами. Там даже было электричество, подаваемое несколькими бензиновыми генераторами. Генераторы были такие здоровые, что только восемь наших могли поднять один из них, чтобы погрузить на бронетранспортёр, без которого их было бы невозможно вывезти. Даже просто протащить эти чёртовы штуковины на несколько футов оказалось непосильным трудом, что говорить о том, чтобы принести их сквозь джунгли за много миль от ближайшей дороги. Усилия, которые маленькие человечки потратили, чтобы доставить генераторы в лагерь, трудно было даже представить.

В некоторых хижинах имелось электрическое освещение. Пятьдесят или шестьдесят велосипедов использовались для доставки припасов в этот конечный пункт тропы Хо Ши Мина. В швейной комнате мы нашли пять больших электрических швейных машин, много серой материи и большую кучу белых лифчиков с чрезвычайно щедрым по азиатским стандартам размером чашечек. Я так никогда и не нашёл им объяснения. Возможно, это было начало какого-то нового секретного оружия. Сборочная линия на фабрике по производству "клайморов" изрядно впечатляла и давала пищу для размышлений. Множество мелких и средних поросят шныряли в загонах. Танкисты расхватали их, чтобы потом съесть или подарить сельским жителям. Это было логично, потому мы их унести не могли. Офицеры прикарманили несколько шёлковых вьетконговских флагов. Это было в порядке вещей. На самом деле ВК не имели своего флага, а просто использовали флаг Северного Вьетнама. Полагаю, это кое-что говорит о том, кто на самом деле заправлял делами у ВК.

Когда мы покидали это место, вся бронетехника была нагружена такими кучами барахла, что напоминала грузовик Джеда Клампетта из сериала "Деревенщина в Беверли-Хиллс"65. Мы ни за что не смогли бы вывезти оттуда всё оружие и контрабанду без помощи "Кватерхорс". Моим сувениром в тот день стало мачете с выгравированной на лезвии надписью. Слова показались мне скорее китайскими, нежели вьетнамскими.

Мы не слишком хорошо умели подкрадываться к врагу. Мы определённо не были так хороши, как солдаты Джеффа Чендлера в "Разбойниках Меррила"66. Я подозреваю, что и настоящие "разбойники" были не столь беззвучными, как их киноверсия. Так просто не бывает. Даже без грохочущих рядом танков две сотни человек вряд ли смогут идти пешком, не поднимая шума. ВК всегда слышали нас и убегали. Они хотели победить по-партизански, выбивая нас по одному ловушками и снайперами. В целом они избегали крупных битв, где могли быть большие потери. Вот почему лагеря были пусты. В этом заключался их план войны.

В сумерках мы окопались. Тайнс присел возле дерева передохнуть. ЩЁЛК! Змея на дереве возмутилась вторжением и укусила Тайнса за ногу, прямо над коленом. Укус проник сквозь ткань и оставил на коже две точки - следы зубов. У себя в центре Лос-Анджелеса Тайнс никогда не подвергался нападениям змей, оказался не подготовлен и сильно заволновался. Сиверинг зарубил рептилию лопаткой.

Мы не привыкли иметь дело со змеиными укусами. Они не так часто случались. Мы решили отправить Тайнса на медэваке, не слушая, что говорят герпетологи-любители из массовки. Так его смогут осмотреть в медпункте, если вдруг появятся серьёзные медицинские симптомы. Было уже довольно темно, когда его увезли. Конечно, будучи пехотинцами, мы не оказались достаточно сообразительны, чтобы отправить заодно и змею для идентификации, чтобы доктора могли подобрать для Тайнса оптимальный план лечения.

В последнюю минуту меня и Сиверинга отправили на пятьдесят метров за периметр в качестве поста прослушивания из двух человек. Первые несколько часов всё шло хорошо. Затем один или несколько ВК, исследовавших наши позиции, были замечены из одной ячейки нашего взвода, где был прибор "Старлайт". Это устройство, которое позволяет видеть в темноте. Головной ВК находился не более чем в двадцати пяти метрах от периметра, что означало, что он был у нас за спиной, между нашим постом и остальной частью роты.

Мы пребывали в неведении относительно лазутчиков, пока я не взял рацию в 2300, чтобы начать свой час дежурства. В 2305 я надел наушники, чтобы после вызова доложить обстановку с помощью щелчков. В наушниках я услышал, как солдат со "Старлайтом" докладывает командиру, что заметил прямо за периметром ВК. ВК находился немного в стороне, так что прикрывавший ячейку "клаймор" не задел бы его при подрыве. Капитан Бёрк по радио приказал не стрелять и не выдавать свою позицию. Он посоветовал продолжать наблюдение за противником и не подрывать "клаймор", если только ВК не сменит позицию так, чтобы его накрыло. Разговор окончился.

Эпизод заставил меня понервничать, это мягко говоря. Я не знал, в какой именно ячейке был "Старлайт", что означало, что я не мог понять, находился ли враг левее или правее позади меня. Обстановка заставила меня изо всех сил прислушиваться к звукам вокруг. Пару раз я на несколько секунд задерживал дыхание, чтобы услышать всё, что возможно. Моя голова медленно поворачивалась из стороны в сторону, пока я пристально вглядывался в окружающую меня тьму. В ту ночь почти не светила луна, которая могла бы помочь мне видеть. Я был весь напряжён. В течение остатка часа больше не было радиопереговоров и мины не взрывались.

В полночь я вкратце шёпотом изложил события Сиверингу, прежде чем лечь спать. Мои дальнейшие часы дежурства в ту ночь были более нервными, чем обычно. Я по-прежнему не знал, где находится ВК. На следующий день, когда мы вернулись в роту, нам сказали, что замеченные ВК ушли где-то после полуночи и просто исчезли.

Нам также объявили, что все мы посвятим день рытью траншей от ячейки к ячейке по всей протяжённости периметра, так, как это делали в Первую Мировую войну. Как будто генерал Першинг67 вновь объявился в Пентагоне и начал отдавать приказы. В последние две недели мы использовали в качестве оборонительного периметра одно и то же место. Когда мы уходили на патрулирование, его занимали другие подразделения. Когда другие подразделения уходили, мы занимали периметр. Без сомнения, ВК знали, где он располагается. Казалось, наши командиры поддерживали Юлия Цезаря, который утверждал, что если удерживаешь позицию на вражеской территории в течение двух недель, то надо строить форт для обороны. Таков был план. Мы должны были укрепить нашу оборону окопами.

Шарпу, похоже, нравилось быть копателем канав. Он вслух размышлял, что провести день на земляных работах внутри периметра означает, что мы не рискуем за его пределами. По его словам, мы можем отрыть несколько футов траншеи и оказаться на один день ближе к отправке домой живыми. Тем не менее, приятно было на следующий день отправиться на охрану дороги. Мы стояли достаточно близко от периметра, чтобы нас прикрывал защитный зонтик наших миномётов, недостаточно близко, чтобы участвовать в рытье окопов и не настолько далеко, чтобы найти какой-нибудь лагерь.

Для меня это выдался удачный день. Я сыграл в почтовую рулетку и выиграл. Письма пересылались в поле каждые несколько дней. Посылки из дома - нет. Если приходила посылка, вас извещали о её прибытии и спрашивали, желаете ли вы, чтобы её прислали в поле или оставили в Лай Кхе. Уловка была в том, что то, что приходило, оставалось у вас. Не было никакой возможности отправить посылку обратно в вашу тумбочку в Лай Кхе. Если в посылке оказывалось полное издание "Британской энциклопедии", вам приходилось таскать её с собой до окончания операции, сколько бы она ни тянулась, или выбросить её. Ранее один из парней получил посылку, в котором оказался большой плюшевый медведь. Через два дня героических усилий он вышвырнул медведя в ручей и пронаблюдал, как тот уплывает. Мы хотели обстрелять его, но Шарп отклонил предложение из-за его шумности.

Моя посылка оказалась приятной, как Рождество. Она была маленькая, завёрнутая в светло-коричневую бумагу из разрезанных бакалейных пакетов из "Сэйфвей"68. На посылке было больше обычного белой бечёвки и скотча, чтобы противостоять физическим повреждениям со стороны армейской почтовой службы. Вес и размер тут же подсказали мне, что внутри находятся две книги в мягких обложках. Почерк моей мамы на ярлычке с адресом подсказал мне, что это хорошие книги. Это оказались "Хладнокровное убийство" Трумена Капоте и "Раввин" Ноя Гордона.

Как только мы расположились на день на наших сторожевых позициях у дороги, я открыл книгу Капоте. На некоторое время я перенёсся в Канзас. Это была приятная смена обстановки. Затем на всех парах яростной рысью примчался Фэйрмен. Его лицо пылало, он отдавал команды, не снижая темпа и даже не глядя на нас.

3-й взвод вылетел на вертолётах в патрулирование. Теперь их прижало к земле вражеским огнём, и наш взвод отправлялся на помощь вызволять их. Нам надо было бегом собираться, выдвигаться на шоссе, и бежать трусцой некоторое расстояние до поляны, где вертолёты смогут приземлиться и подобрать нас. Вскоре звуки вертолётных моторов вдали обернулись эскадрильей "Желтые Куртки" из 1-го авиационного батальона, летящей прямо над верхушками и деревьев и приземляющейся на поляне. Полёт оказался слишком коротким, чтобы расслабиться, всего пять или шесть минут. Начало нашего снижения говорило об окончании полёта, а угол снижения - о его срочности. Как обычно, щелканье и перещёлкивание винтовочных затворов, верный признак беспокойства у пехоты, раздавалось сквозь вой мотора. Некоторые парни во время полёта по несколько раз вытаскивали из винтовок магазины, чтобы убедиться, что они по-прежнему полны патронов.

На высоте примерно трёхсот футов Смиттерс и я вылезли на полоз с левого борта. Восточная часть зоны высадки, казалось, горела. Отдельные трассеры проносились вокруг под странными углами. Один из них взвился в нашу сторону и исчез над головой бортового стрелка. Меня передёрнуло. Бортовой стрелок тут же взбесился и выпустил сотню пуль, или около того, в место происхождения трассера. На высоте приметно в две сотни футов ганшип слева от нас выстрелил из обоих ракетных контейнеров, выпустив две дюжины ракет, которые врезались в деревья внизу. Неожиданное извержение вулкана перепугало меня так, что мне пришлось схватиться за сиденье бортового стрелка, чтобы не вывалиться за борт и не спикировать рыбкой в зону высадки. Взрыв ракет как будто разбудил всех остальных бортстрелков, так что все они одновременно стреляли в окружающие зону высадки джунгли в течение последних драгоценных секунд перед нашим приземлением.

К счастью, когда мы выпрыгнули, воды на рисовом поле, послужившем зоной высадки, оказалось всего на фут, и она не сильно нас задержала. Мы быстро добрались до края поля, где собрались позади и левее 3-го взвода, который оказался прижат огнём на верху насыпи, ведущей от зоны высадки. Вокруг нас клубился зелёный дым. Это был дежурный цвет, который указывал вертолётам, где мы и куда им не следует стрелять из пулемётов и выпускать ракеты. Треск ручного оружия раздавался с вершины насыпи и за ней. Никто из тех, кого я мог видеть, не стрелял. Мы все лежали, прижавшись к земле, гадая, что происходит впереди, и почему мы не уходим из зоны высадки.

Все, что я знал наверняка - то, что это место было боку сраным дерьмом. Мне ещё пришло в голову, что лучше всего двигаться по возможности с первой волной. В таком случае, если зона высадки оказалась горячей, как в этот раз, и мы все оказались в глубокой жопе, как в этот раз, то вы, по крайней мере, будете лучше знать, что происходит, если будете находиться там с самого начала. Возможно, так будет проще выжить. Те, кто идёт во второй или третьей волне, попадают в то же самое дерьмо, но им тяжелее будет понять, в чём дело. Это может вылиться в неприятности.

Моё туловище было сухим, на насыпи, а мои ноги лежали в воде на рисовом поле. Стрельба над нами то оживлялась, то затихала, и пули регулярно пролетали над нашими головами. Метрах в десяти от нас по насыпи торчал толстый ствол дерева, в который то и дело попадали пули. Некоторые отлетали от твёрдой древесины и падали в грязь вокруг нас. Самые горячие шипели. Ни одна не упала достаточно близко, чтобы припрятать её в качестве сувенира.

Крупный, несколько полноватый парень из 3-го взвода по фамилии Чикарелли лежал справа и выше по склону от меня. Конечно же, ему, как самому толстому во всём взводе, дали огнемёт. Везде пользовались одной и той логикой. Были ли вы самым большим из-за жира или из-за мускулов, вы всё равно получали самое тяжелое и сложное оружие из всего, что приходилось носить с собой. Наверное, потому что окружающим не так мучительно видеть какого-нибудь задохлика или середнячка, таскающего семидесятифунтовый комплект огнемётного снаряжения.

Минуты шли, гравитация постепенно стянула Чикарелли по склону по несколько дюймов за раз, пока он не очутился рядом со мной. Угостив меня сигаретой, он разразился длинным и комичным горестным монологом о том, как он попал во Вьетнам. Всё это была сплошная ошибка. Он вступил в армию, чтобы играть на валторне, чем он зарабатывал в гражданской жизни. Он думал, что раз он играет в оркестре, то не попадёт на войну. Он всё разузнал заранее. Затем, как только он расписался над пунктирной линией, у него отобрали валторну, запихнули его в пехоту, отправили во Вьетнам и вручили ему огнемёт. В каждом предложении слово "ёбаный" встречалось примерно в трёх местах. Вся речь была хорошо отточенной и очень смешной. Можно было подумать, что он уже произносил её раньше. Я смеялся до слёз, что выглядело не очень уместно с учётом того, что чуть выше все стреляли, пытаясь убить друг друга. Тем не менее, было очень весело.


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: