Занятие 6. Государство

Цитируемая литература.

Выводы.

О мировоззрении Жана Бодена.

Конечно, социально-политические взгляды Жана Бодена имеют для нас более важное значение, чем мировоззренческие, но все же и об этом стоит сказать. Жан Боден жил в период расцвета эпохи Возрождения. Поэтому было бы странным, если бы он не сочуствовал современным ему космологическим и прочим натуралистическим идеям. И действительно, среди прочих произведений Бодена мы моджем найти и такие, в которых Боден популяризирует идеи Галилея и других астрономов и естествоиспытателей. В отличие от своих современников Боден смело разоблачает сущность религии. Одним из знаменитейших его произведений является “Беседа семерых” (Colloquium heptaplomeres”). Это произведение долгое время ходило исключительно в рукописном варианте, так как было не просто запрещено церковью, но подвергалось жесточайшему преследованию как представителей официальной церкви, так и светских общественных деятелей. Это была своего рода бомба, взорвавшая фундамент господства церкви.

Нам известно, что в разное время Боден был поклонником разных религий, а его эрудиция была необычайно широка. Это позволило ему создать “Беседу семерых”, в которой шестеро собеседников являются представителями различных религий, а седьмой является символом всеобщей естетственной религии. Он не только показывает, что по своей сущности все религии подобны и могут быть заменены единой общей религией, но и делает выводы, которые “внушили панический ужас ревнителям христианства”.

В частности, Боден говорит от лица седьмого собеседника:”Если религия лишь мнение, то она всегда сомнительна, повиснув между истиной и заблуждением, и диспуты потрясают ее с каждым днем все больше.”

Боден пришел к выводу о недоказуемости христианства. При этом он не стал атеистом, но разделил собственно Бога и религию. “Религии измышлялись законодателями или просто честолюбцами с целью освятить в глазах народа те или иные институты. И хотя обычно этот вымысел ставит своей задачей поднять нравственность общества, нередко религия внедряет не нравственность, а безнравственность.”

В некотором роде Боден был одним из предшественников Вольтера.

Как ни странно, при всем своем понимании сущности религии, Боден почему-то верил в демонов и рассуждал о целесообразности охоты на ведьм, причем охоты не в переносном, а буквальном смысле.

Таким образом, мы видим, что хотя мировоззрение Жана Бодена еще не сложилось (а у какого философа оно сложилось окончательно?!), имеются определенные противоречия, нельзя не признать его огромный вклад в политическое учение. Его воззрение на государство в корне отличается от воззрения Макиавелли. Если государство Бодена - правовое, то Макиавеллиевское - хищническое, если цель государства Бодена - мир, то у Макиавелли напротив - вооруженный захват, если у Бодена - умелое управление внутри страны, то у Макиавелли - интриганство в международных отношениях.

Бодена можно считать настоящим буржуазным философом, отстаивающим права верхушки третьего сословия, и несколько презирающего его низы. Но тем не менее, это один из самых здравомыслящих политиков XVI, XVII и, может быть, даже XVIII веков. Его лозунги: буржуазные свободы, независимость от церкви, борьба с нищетой (при сохранении частной собственности) и по сей день актуальны.

1. Антология мировой философии, т.2, М.:Мысль, 1970, стр. 171-177

2. Агабеков Г. Б. Жан Боден - основатель концепции государственного суверенитета //Вестник ИНИОН, М., 1990.

3. Богуславский В. М. У истоков французского атеизма и материализма.М.:Мысль, 1964.

4. Кучеренко Г. С. Исследования по истории общественной мысли Франции и Англии XVI - первая половина XIX в.М.:Наука, 1981.

5. Реале Д., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней.:СПб, Петрополис, 1994, т.2, стр.320-321

Выяснить:

1. Движущие силы истории;

2. Государство, почему возникло и как будет уничтожено;

Каков бы ни был ход истории, люди делают ее так: каждый преследует свои собственные, сознательно поставленные цели, а общий итог этого множества действующих стремлений – и есть история.

Вопрос в том, чего хочет это множество отдельных лиц.

Воля определяется страстью или размышлением, внешними предметами и идеальными побуждениями (честолюбие, «служение истине и праву», личная ненависть или индивидуальные прихоти всякого рода).

Вопрос заключается в том, какие движущие силы скрываются за этими побуждениями, каковы те исторические причины, которые в головах людей принимают форму этих побуждений[1]?

Когда, речь заходит об исследовании движущих сил, то надо иметь в виду не столько побуждения отдельных лиц, хотя бы и самых выдающихся, сколько побуждения, которые приводят в движение большие массы людей – народы, классы. Да и здесь важны не кратковременные взрывы, не скоропреходящие вспышки, а продолжительные действия, приводящие к великим историческим переменам.

Все, что приводит людей в движение, должно пройти через их голову, но какой вид принимает оно в этой голове, в очень большой мере зависит от обстоятельств[2].

Если во все предшествующие периоды, исследование этих движущих причин истории было почти невозможно из-за того, что связи этих причин со следствиями были запутаны и скрыты, то в наше время связи эти до такой степени упростились, что только люди, умышленно закрывающие глаза, могли не видеть, что в борьбе классов и в столкновениях их интересов заключается движущая сила всей истории[3].

Новые факты заставили подвергнуть всю прежнюю историю новому исследованию, и тогда выяснилось, что вся прежняя история была историей борьбы классов[4].

Эти борющиеся друг с другом общественные классы являются продуктом отношений производства и обмена, словом – экономических отношений своей эпохи – экономическая структура общества образует реальную основу всей надстройки из правовых и политических, религиозных, философских и иных воззрений каждого данного исторического периода[5].

Всякая политическая борьба есть борьба классовая, и всякая борьба классов за свое освобождение (невзирая на ее неизбежно политическую форму) ведется из-за освобождения экономического.

Так же как у отдельного человека, для того чтобы он стал действовать, побудительные силы должны пройти через голову, должны превратиться в побуждения его воли, точно так же и все потребности гражданского общества (независимо от того, какой класс в данное время господствует) неизбежно проходят через волю государства, чтобы в форме законов получить всеобщее значение [6].

Спрашивается, почему желают именно этого, а не чего-либо другого?

Ища ответа на этот вопрос, мы находим, что в новейшей истории государственная воля определяется изменяющимися потребностями гражданского общества, господством того или другого класса, а в последнем счете – развитием производительных сил и отношений обмена.

Ана­томию гражданского общества следует искать в политической экономии.

При материальном производстве люди попадают в из­вестные отношения друг к другу, в производственные отношения, которые соответствуют ступени развития производительности экономических сил.

Совокупность этих производственных отношений об­разует экономическую структуру общества – реальное основание, над которым возвы­шается политическая и юридическая надстройка и которому соответствуют определен­ные формы общественного сознания, социальные, политические и духовные процессы жизни.

Если нормы гражданского права представляют собой лишь юридическое выражение экономических условий общественной жизни, то они, смотря по обстоятельствам, могут выражать их хорошо или плохо.

В лице государства перед нами выступает первая идеологическая сила над человеком.

Общество создает себе орган для защиты своих общих интересов от внутренних и внешних нападений – этот орган есть государственная власть.

Едва возникнув, он приобретает самостоятельность по отношению к обществу тем более, чем более он становится органом одного определенного класса и чем более явно он осуществляет господство этого класса.

Но, став самостоятельной силой по отношению к обществу, государство немедленно порождает новую идеологию.

Поскольку экономические факты, чтобы получить санкцию в форме закона, должны принимать юридическую форму и при этом следует считаться со всей системой уже существующего права, кажется, что юридическая форма – это все, а экономическое содержание – ничто.

У политиков по профессии, у теоретиков государственного права и у юристов, связь с экономическими фактами теряется окончательно. Государственное и гражданское право рассматриваются как самостоятельные области, которые имеют свое независимое историческое развитие.

Идеологии еще более высокого порядка, еще более удаляющиеся от материальной экономической основы, принимают форму философии и религии. Здесь связь представлений с их материальными условиями существования все более запутывается. Но все-таки она существует. Вся эпоха Возрождения, так и вновь пробудившаяся с тех пор философия была плодом развития городов, то есть бюргерства – философия лишь по-своему выражала мысли, которые соответствовали развитию мелкого и среднего бюргерства в крупную буржуазию[7].

Государство есть продукт общества на известной ступени развития.

Государство – это признание, что общество раскололось на непримиримые противоположности, избавиться от которых оно бессильно[8].

Чтобы эти противоположности – классы с противоречивыми экономическими интересами, не пожрали друг друга и общество в борьбе, стала необходимой сила, стоящая, по-видимому, над обществом, сила, которая умеряла бы столкновение, держала его в границах «порядка».

И эта сила, происшедшая из общества, но ставящая себя над ним, все более и более отчуждающая себя от него и есть государство.

По сравнению со старой родовой организацией государство отличается разделением подданных государства по территории и учреждением публичной власти, которая уже не совпадает непосредственно с населением, организующим себя как вооруженная сила.

Эта особая публичная власть необходима потому, что самодействующая вооруженная организация населения сделалась невозможной со времени раскола общества на классы.

Для того, чтобы держать граждан в повиновении оказалась необходима полиция.

Эта публичная власть существует в каждом государстве. Она состоит не только из вооруженных людей, но и из тюрем и принудительных учреждений всякого рода, которые были не известны родовому устройству общества.

Публичная власть усиливается по мере того, как обостряются классовые противоречия внутри государства, и по мере того, как соприкасающиеся между собой государства становятся больше и населеннее.

Взгляните хотя бы на теперешнюю Европу, в которой классовая борьба и конкуренция завоеваний взвинтили публичную власть до такой высоты, что она грозит поглотить все общество и даже государство.

Для содержания этой публичной власти необходимы взносы граждан – налоги, которые были совершенно не известны родовому обществу. Но мы теперь знаем их достаточно хорошо[9].

С развитием цивилизации даже и налогов недостаточно, государство делает государственные долги. И об этом старушка Европа может порассказать немало.

Обладая публичной властью и правом взыскания налогов, чиновники становятся, как органы общества, над обществом.

Свободного, добровольного уважения, с каким относились к органам родового общества, им уже недостаточно, даже если бы они могли завоевать его – носители отчуждающейся от общества власти, должны добывать уважение к себе путем исключительных законов, в силу которых они приобретают особую святость и неприкосновенность.

Самый жалкий полицейский служитель цивилизованного государства имеет больше «авторитета», чем все органы родового общества, вместе взятые, но самый могущественный монарх и крупнейший государственный деятель эпохи цивилизации мог бы позавидовать не из-под палки приобретенному и бесспорному уважению, которое оказывают самому незначительному родовому старейшине. Старейшина стоит внутри общества, тогда как они вынуждены пытаться представлять собой нечто вне его и над ним.

Так как государство возникло из столкновения классов, из потребности держать в узде угнетенный класс, то оно является государством самого могущественного, экономически господствующего класса, который при помощи государства становится также политически господствующим классом и тем самым приобретает новые средства для подавления и эксплуатации угнетенного класса[10].

Так, античное государство было, прежде всего, государством рабовладельцев для подавления рабов, феодальное государство – органом дворянства для подавления крепостных крестьян, а современное представительное государство есть орудие эксплуатации наемного труда капиталом.

Кроме того, в большинстве известных в истории государств предоставляемые гражданам права соразмеряются с их имущественным положением, и этим прямо заявляется, что государство – это организация имущего класса для защиты его от неимущего[11].

Высшая форма государства – демократическая республика, официально ничего не знает о различиях по богатству, но при ней богатство пользуется своей властью косвенно, зато тем вернее: с одной стороны, в форме прямого подкупа чиновников (классическим образцом является Америка) с другой стороны, в форме союза между правительством и биржей (который осуществляется тем легче, чем больше возрастают государственные долги и чем больше акционерные общества сосредоточивают в своих руках не только транспорт, но и производство и биржу) [12].

Наконец, имущий класс господствует непосредственно при помощи всеобщего избирательного права[13].

До тех пор пока угнетенный класс не созрел для освобождения самого себя, он будет, в большинстве, признавать существующий общественный порядок единственно возможным и политически будет идти в хвосте класса капиталистов, составлять его крайнее левое крыло. Но, по мере того как он созревает для своего самоосвобождения, он организуется в собственную партию, избирает своих собственных представителей, а не представителей капиталистов[14].

Так как основой цивилизации служит эксплуатация одного класса другим, то все ее развитие совершается в постоянном противоречии. Всякий шаг вперед в производстве означает одновременно шаг назад в положении угнетенного класса, то есть огромного большинства. Всякое благо для одних необходимо является злом для других.

Наиболее ярким примером этого является введение машин, последствия которого теперь общеизвестны.

«С наступлением цивилизации рост богатства стал столь огромным, его формы такими разнообразными, его применение таким обширным, а управление им в интересах собственников таким умелым, что это богатство сделалось неодолимой силой, противостоящей народу. Человеческий ум стоит в замешательстве и смятении перед своим собственным творением. Но все же настанет время, когда человеческий разум окрепнет для господства над богатством. Интересы общества безусловно выше интересов отдельных лиц, и между ними следует создать справедливые и гармонические отношения. Одна лишь погоня за богатством не есть конечное назначение человечества».

Итак, государство существует не извечно. Были общества, которые обходились без него, которые понятия не имели о государстве и государственной власти. Государство стало необходимостью в связи с расколом общества на классы.

Теперь мы быстрыми шагами приближаемся к такой ступени развития производства, на которой существование классов не только перестало быть необходимостью, но становится прямой помехой производству.

Классы исчезнут так же неизбежно, как неизбежно они в прошлом возникли.

С исчезновением классов исчезнет неизбежно государство.

Общество, которое по-новому организует производство на основе свободной и равной ассоциации производителей, отправит всю государственную машину туда, где ей будет тогда настоящее место: в музей древностей, рядом с прялкой и с бронзовым топором.

[1] Старый материализм никогда не задавался таким вопросом: он судил обо всем по мотивам действий, делил исторических деятелей на честных и бесчестных и находил, что честные, как правило, оказывались в дураках, а бесчестные торжествовали. Из этого обстоятельства он делал вывод, что изучение истории дает очень мало назидательного, а для нас вытекает тот вывод, что в исторической области старый материализм изменяет самому себе, считая действующие, идеальные побудительные силы последними причинами событий, вместо того чтобы исследовать, что за ними кроется, каковы побудительные силы этих побудительных сил.

[2] Рабочие теперь не разрушают машин, как они делали в 1848 г. на Рейне, но это вовсе не значит, что они примирились с капиталистическим применением машин.

[3] Со времени введения крупной промышленности, то есть по крайней мере со времени европейского мира 1815 г., ни для кого уже не было тайной, что центром всей политической борьбы являлось стремление к господству двух классов: землевладельческой аристократии, и буржуазии. А с 1830 г. рабочий класс – пролетариат, был признан третьим борцом за господство.

[4] «История всех до сих пор существо­вавших обществ (за исключением истории первобытной общины), – была историей борьбы классов. Свободный и раб, патриций и плебей, помещик и крепостной, мастер и подмастерье – угнетающий и угнетенный – находились в вечном антагонизме друг к другу, вели непрерывную, то скрытую, то явную борьбу, всегда кончавшуюся револю­ционным переустройством всего общественного здания или общей гибелью борющих­ся классов...

Наша эпоха, эпоха буржуазии, упростила классовые противоречия: общество все более и более раскалывается на два большие враждебные лагеря, на два большие, стоящие друг против друга, класса – буржуазию и пролетариат.

Новейшая эпоха, эпоха полной победы буржуазии, представительных учреждений, широкого избирательного права и т.п., эпоха могучих и все более широких союзов рабочих и союзов предпринимателей, показала еще нагляднее борьбу классов, как двигатель событий.

Что стремления одних членов данного общества идут вразрез со стремлениями дру­гих, что общественная жизнь полна противоречий, что история показывает нам борьбу между народами и обществами, а также внутри них, а кроме того смену периодов революции и реакции, мира и войн, застоя и быстрого прогресса или упадка, эти факты общеизвестны. Марксизм дал руководящую нить, позволяющую открыть закономер­ность в этом кажущемся лабиринте и хаосе – теорию классовой борьбы.

[5] Как возникли классы?

Если на первый взгляд происхождение крупного, некогда феодального землевладения могло еще быть приписано, политическим причинам, насильственному захвату, то по отношению к буржуазии и пролетариату это уже немыслимо. Слишком очевидно, что происхождение и развитие этих двух больших классов определялось чисто экономическими причинами. Оба эти класса развились благодаря переходу от цехового ремесла к мануфактуре, а затем от мануфактуры к крупной промышленности, вооруженной паром и машинами.

[6] Всякая борьба внутри государства – борьба между демократией, аристократией и монархией, борьба за избирательное право и т.д. – представляет собой не что иное, как иллюзорные формы, в которых ведётся действительная борьба различных классов друг с другом. Каждый стремящийся к господству класс, должен прежде всего завоевать себе политическую власть, для того чтобы он мог представить свой интерес как всеобщий.

[7] Разделение труда, одна из главных сил истории, проявляется теперь также и в среде господствующего класса в виде разделения духовного и материального труда, так что внутри этого класса одна часть выступает в качестве мыслителей (это его активные идеологи, которые делают главным источником своего пропитания разработку иллюзий этого класса о самом себе), в то время как другие относятся к этим мыслям и иллюзиям более пассивно, с готовностью воспринимают их, потому что в действительности эти-то представители являются его активными членами и поэтому они имеют меньше времени для того, чтобы строить себе иллюзии и мысли о самих себе.

Внутри класса такое расщепление может разрастись даже до некоторой противоположности и вражды, но эта вражда сама собой отпадает при всякой практической коллизии, когда опасность угрожает самому классу, когда исчезает даже видимость, будто господствующие мысли не являются мыслями господствующего класса и будто они обладают властью, отличной от власти этого класса.

Существование революционных мыслей в определённую эпоху предполагает существование революционного класса.

Однако, когда, при рассмотрении исторического движения, отделяют мысли господствующего класса от самого господствующего класса, наделяют их самостоятельностью, упорно настаивают на том, что в данную эпоху господствовали те или иные мысли, совершенно оставляя в стороне основу этих мыслей – индивидов и историческую обстановку, то можно, например, сказать, что в период господства аристократии господствовали понятия – честь, верность и т.д., а в период господства буржуазии – свобода, равенство и т.д. Господствующий класс создаёт себе подобные иллюзии.

Дело в том, что всякий новый класс, который ставит себя на место класса, господствовавшего до него, для достижения своей цели вынужден представлять свой интерес как общий интерес всех членов общества, изображать свои мысли как единственно разумные, общезначимые.

[8] Именно потому, что индивиды преследуют только свой особый интерес, не совпадающий для них с их общим интересом, они считают этот общий интерес «чуждым», «независимым» от них. С другой же стороны, практическая борьба этих особых интересов, делает необходимым практическое вмешательство и обуздание особых интересов посредством иллюзорного «всеобщего» интереса, выступающего в виде государства.

[9] Буржуазные политэкономы о государстве:

«Государство платит хорошо, дабы его добрые граждане могли безнаказанно платить плохо; оно обеспечивает себя слугами, из которых образует силу для охраны добрых граждан – полицию, посредством хорошей оплаты; и добрые граждане охотно платят государству высокие налоги, чтобы уплачивать тем меньшие суммы своим рабочим».

На самом же деле, буржуа заставляют нацию хорошо оплачивать своё государство, чтобы иметь возможность безнаказанно платить плохо; хорошей платой они обеспечивают себе в лице государственных служащих и полиции силу, которая их охраняет. Они заставляют нацию платить высокие налоги, чтобы иметь возможность безнаказанно перелагать уплачиваемые ими суммы на рабочих в виде дани (в виде вычета из заработной платы, налогов).

[10] Мысли господствующего класса являются господствующими мыслями.

Это значит, что тот класс, который представляет собой господствующую м атериальную силу общества, есть в то же время и его господствующая духовная сила. Класс, имеющий в своём распоряжении средства материального производства, располагает вместе с тем и средствами духовного производства, и в силу этого мысли тех, у кого нет средств для духовного производства, оказываются подчинёнными господствующему классу.

Господствующие мысли – это идеальное выражение господствующих материальных отношений, тех отношений, которые и делают этот класс господствующим – это мысли его господства.

Индивиды, составляющие господствующий класс, определяют данную историческую эпоху во всём её объёме, а значит они, само собой разумеется, регулируют производство и распределение мыслей своего времени – их мысли суть господствующие мысли эпохи.

[11] Отдельные индивиды образуют класс лишь постольку, поскольку им приходится вести общую борьбу против другого класса – в остальных отношениях они враждебно противостоят друг другу в качестве конкурентов.

С другой стороны, и класс становится самостоятельным по отношению к индивидам – класс определяет жизненное положение, а вместе с тем и личную судьбу, подчиняет их себе.

[12] Монархия и республика разные формы правления, но при капитализме, обе эти формы, как и все переходные «формы правления» – лишь разно­видности буржуазного государства, т.е. диктатуры буржуазии.

[13] Деньги – материнское молоко политики – говорят в США.

США – единственная крупная демократическая страна, превратившая избирательный процесс в гигантский механизм для перевода общественных денег в карманы частных лиц – от народа через правительство к хозяевам средств массовой информации. (Интернэшнл геральд трибьюн).

[14] Всеобщее избирательное право – показатель зрелости рабочего класса. Дать больше оно не может и никогда не даст в теперешнем государстве; но и этого достаточно. В тот день, когда термометр всеобщего избирательного права будет показывать точку кипения у рабочих, они, как и капиталисты, будут знать, что делать.