Формирование и развитие соционормативной системы регуляции

В социальной регуляций и соответствующих средствах (в том числе — нормативных) такой регуляции нуждаются любое общество и любое общественное производство, на какой бы стадии исторического развития они ни находились. Объектив­ная потребность в социальной регуляции обусловлена тем, что всякое общество как совместная жизнедеятельность людей предполагает определенную целесообразность, устойчивость, организованность и упорядоченность человеческих взаимоотно­шений, определенные правила бытия и функционирования данной социальной общности, общеизвестные и обязательные нормы поведения членов этой общности, словом — надлежа­щий нормативный порядок. Без соответствующего порядка, в условиях случайности и хаоса, невозможно само существова­ние социальной общности как- таковой.

См.: Фрейденберг ОМ. Указ. соч. С. 596.

196 Раздел IV. Общество, право, государство

Появление социальных норм и нормативного типа регу­ляции связано с процессом социализации и рационализации че­ловеческих отношений и в целом поведения человека как осо­бого природно-биологического и вместе с тем общественного существа.

Истоки возникновения соционормативной регуляции восхо­дят к тем временам, когда, обобщенно говоря, шел процесс формирования человеческой общности с характерными для нее качественно новыми формами регуляции коллективного и ин­дивидуального поведения. В русле этого процесса возникли и развивались новые формы жизнедеятельности людей, новые типы их ориентации в окружающем (природном и социальном) мире, новые виды и средства регуляции, постепенно сформи­ровались осознанные представления о нормах жизни людей, правилах и формах их взаимоотношений, об одобряемом и по­рицаемом, поощряемом и наказуемом в человеческом поведе­нии и т.д.

Нормогенез (формирование норм) в любом обществе (до-государственном и государственном) представляет собой про­цесс взаимодействия стихийности и сознательности. Объектив­ный процесс формирования норм, который всегда и во всех обществах носит стихийный характер, необходимо отличать от субъективного осознанно-целенаправленного процесса их фор­мулирования (устно или письменно) соответствующими автори­тетными и властными инстанциями коллектива, общества, го­сударства.

При этом стихийность процесса нормогенеза в условиях первобытного общества вовсе не означает, что он протекал вообще без участия человеческого сознания, без сознательных и целесообразных усилий людей. Люди всегда жили и живут в определенным образом осознаваемом (и "пропущенном" через сознание) мире, и это относится к числу фундаментальных свойств человеческого бытия и ориентации в мире. Диалекти­ка стихийности и сознательности в процессе формирования нормы такова, что объективно сложившаяся норма не являет­ся сознательным творением людей и в этом смысле не зависит от их воли и сознания, хотя и сложилась при их сознательно-деятельном участии. Здесь, как и везде, осознание объектив­но данной действительности (включая ее нормативные свой­ства и характеристики) не означает, конечно, ее преодоления и элиминации.

При формулировании тех или иных норм, наряду с влия­нием социальных интересов тех групп и слоев общества, в чьих руках находится властная функция общезначимого форму ли-

Глава 1. Первобытнообщинный строй 197

рования норм (а также их толкования и применения), важное значение имеют (в силу наличия специфического социопоз-навательного и творческого аспекта в этом властно-волевом процессе установления и применения нормы) достигнутый уро­вень соционормативного познания, опыт, умение и способность правильно выявить и выразить нормативные реалии, надлежа­щим образом применить общее правило к конкретным случа­ям жизни и т.д. Чем адекватнее властно-формулируемые нор­мы и их применение объективно сложившимся реалиям, тем прочнее и целостнее соционормативный порядок общества, тем эффективнее его функционирование.

Благодаря властной формулировке социальные нормы и санкции за их нарушения получают высшее для данного сооб­щества признание, оправдание и легитимацию, приобретают надлежащую общезначимость, определенность и известность.

Формулирование норм — это не только властно-автори­тетная форма признания итогов объективного процесса нор­мообразования, но и эффективное средство социального кон­троля за этим стихийным процессом, мощный канал созна­тельно-целенаправленного влияния на него. Признанные и сформулированные нормы, в свою очередь, становятся важ­ным фактором, оказывающим активное воздействие на всю жизнедеятельность общества, на продолжающийся процесс нормообразования, на нормодательную и нормоприменительную деятельность.

На процесс нормогенеза (как в первобытную эпоху, так и теперь) существенное влияние, оказывает то обстоятельство, что у человека как биосоциального существа сохраняются и продолжают действовать в социальном контексте и обрамле­нии, наряду с социальным началом и под его контролем, так­же и определенные биологические инстинкты, влечения, по­зывы, реакции и т.д. Все эти проявления (в социальном контек­сте или опосредовании) биологически инстинктивного в чело₇ веческом поведении играют иную роль, чем инстинкты у животного: момент разрыва и опосредования между природ­ным влечением и соответствующим поведением (реализацией влечений в признаваемых формах и пределах или воздержа­нием от их реализации) образует исходный пункт социаль­ности и человеческой культуры, опорный механизм социаль­ного контроля, регуляции и нормообразования.

Всякое опосредование (от простейших и примитивных его форм при первобытном социогенезе до сложных и изощренных форм в условиях развитой нормативной культуры) какого-либо явления означает определенное мысленное абстрагирование от

198 Раздел IV. Общество, право, государствб

него как фактической данности и придание ему некоторого искусственного, абстрактно-смыслового, идеального значения. Тем ^амым опосредуемое явление переводится в мыслительно-духовную плоскость, одухотворяется и идеализируется в том или ином приданном ему значении.

Специфически человеческим средством такого идеализи­рующего опосредования фактически данного и его абстрактно­го обозначения (т.е. придания ему определенного значения) является речь (сперва устная, затем и письменная). Именно при помощи речи (и, следовательно, словесно-мыслительной операции) наряду с естественно данным появляется и обозна­чается его звуковое и смысловое отображение, его искусствен­ный эквивалент-заменитель, абстрактный символ, смысловой образ. Слово-обозначение в смысловой плоскости замещает обозначаемый объект.

Слово обладало огромной организаторской и регулятивной силой. Первобытные представления о сверхъестественных воз­можностях слова и словесного способа воздействия на окружа­ющую природу и людей.нашли свое яркое отражение, напри­мер, в вербальной магии, для которой вещь и название, имя и его носитель — идентичны. Отсюда и табуирование некоторых слов, имен, названий, замена их магическими знаковыми обо­значениями —- исходным началом как будущей письменности, ■гак и изобразительного искусства.

Особой силой обладало слово вожака формировавшегося сообщества, обладавшего высшим и непререкаемым авторите­том. Слово вожака было необходимо для организации как це­ленаправленного поведения, так и нормального течения пси­хических процессов, снятия "у членов сообщества тягостного невротического состояния"¹.

Существенное значение в процессе генезиса и развития социальной нормативности сыграли символические образы по­ложительного и отрицательного, которые служили системой координат для ориентации в мире, играли роль оценочных критериев.

На пути к формированию социальных норм постепенно складывались и обогащались представления о таких социаль-

'■ Файвишевский В. Слово, которое было в начале /■/ Наука и религия, 1984, № 9. С. 30. К числу весьма ранних слов человеческого языка отно­сятся слова-запреты "нет", "нельзя", а также слово "дай", означавшее повелительную просьбу-требование, "предназначенное побудить другого (вопреки его, другого, интересам) поделиться с просящим" //' Там же. С. 33.

к Глава 1. Первобытнообщинный строй 199

I но и регулятивно значимых противоположностях, как день —

| ночь, свет — тьма, жизнь — смерть, верх — низ, правое —

J левое, полезное — вредное, добро — зло, правильное — не-

V правильное, дозволенное — запрещенное, уместное — неуме-

: стное, целое — часть, мы — они (все другие, враги) и т.д.

Абстракция таких полярных противоположностей, являющаяся

необходимым моментом для всякой социально-нормативной

регуляции, могла появиться лишь после длительного развития

первобытного общества, на основе большого (социального,

трудового, духовного, познавательного и т.д.) опыта, в качестве

своеобразного ценностного осознания и резюмирования этого

опыта (как положительного, так и отрицательного).

В процессе социализации человека коллективное явно превалирует и безусловно доминирует над индивидуальным во всех сферах жизни и деятельности людей, обеспечивая тем самым выживание хрупких ростков социальности в стихии могучих естественных сил. Преодоление огромной силы есте­ственного притяжения требовало жесткого и безусловного единства всех сил социализировавшегося первобытного коллек­тива. Этим продиктованы как абсолютно непререкаемый ха­рактер первобытных норм, так и суровость наказаний за их нарушение (вольное или невольное).

Формирование социального — в его различении с приро­дой (всем неорганическим, растительным и животным миром), вместе и наряду с ней — не было и не могло быть простым отрывом или прямым переходом от одного к другому. Это.был окольный путь вызревания, обогащения, развития и охраны начал и отношений социальной жизни в условиях слепой необ­ходимости и естественной нужды посредством неизбежного и бессознательного компромисса с естественным, с окружающей природой. Яркое подтверждение тому — первобытный ани­мизм (одушевление всего окружающего мира), мотивы родства и единства первобытного коллектива и его членов со всей при­родой, мотивы, которые присутствуют во всех представлени­ях, верованиях, установках и действиях того времени. Весьма выразительно это проявляется в тотемистическом отождеств-. лении людей с животными. Но также и многие другие аспек­ты архаических мифологических и религиозных представлений и верований настойчиво подчеркивают эту общность природно­го и социально-человеческого.

Постепенно социальное (по преимуществу сперва коллек­тивное, но постепенно также и индивидуальное) в человеке набирало силу, опыт, инерцию, традиции, самостоятельность, становилось как бы на собственную основу и превращалось во

200. Раздел IV. Общество, право, государство

вторую натуру (наряду с первой природой, а постепенно и над
ней). В связи с этим изменилось в целом и соотношение в че­
ловеке начал естественно-биологического и социально-приоб­
ретенного..

Этот общесоциальный прогресс сопровождался все большим развитием социальной и мыслительной (тоже во многом социаль­ной, социально-разумной) абстракции. С появлением абстракции качественной оценки социальная регуляция перестает быть ме­тафорой и становится в принципе сознательной оценкой (верной или неверной — другой вопрос) фактического состояния, явле­ния, поведения и т.д. с точки зрения идеального (той или иной аб­стракции качества). Социальные нормы представляют собой конкретизацию (по сферам, объектам, видам и т.д.) этой каче­ственной социально-регулятивной оценки, являются формами приложения и действия такого оценочного принципа.

Исследователи отмечают существенную роль абстракции и оценки в процессе генезиса социальных воззрений и норм: "Огонь, вода, дерево, звери начинают терять свою материаль­ную природу, обращаясь доброй третью в понятие "справедли­вости", "добра", "кары" и т.д. Сперва этика орудует полярны­ми, наиболее примитивными категориями. Пространственные образы "левое" и "правое", "низкое" и "высокое" становятся качественными понятиями с противоположным этическим со­держанием. Менее наглядно, но таково же перерождение конкретных и пространственных образов "добра" и "зла", "правды" и "кривды", "закона" и "беззакония", "святости" и "нечестия" в отвлеченные и качественные этические категории. "Самый термин этики вырастает из образа "хлева", "стойла", "логовища", что и значит по-гречески этос. Жилище зверя, теряя свой пространственный характер, обращается в понятие "нрава", "свойства", "правила"¹. Кстати Говоря, аналогичная связь "нравов" с жильем и местопребыванием зверя-тотема, "отца" и "бога" данного клана, отражена и в русском языке: нора — норов — нрав — нравственность. В. Даль приводит по­словицу: "Что город, то норов, что деревня — то обычай"².

Вся жизнедеятельность первобытного коллектива была же­стко регламентирована системой тотемистических ритуалов, обрядов, культов, представлений, знаков, символов, магичес­ких слов, действий, заклинаний и т.д.

¹ Фрейденберг ОМ. Миф и литература древности. М., 1978. С. ПО—111.

² Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. И, М., 1979.

С. 555. ■;. ■

Глава 1. Первобытнообщинный строй 201

Существенную объединяющую, организующую и регулятив­ную роль играло представление о тотеме — животном, симво­лизировавшем единство всех членов данного первобытного кол­лектива, общность их происхождения, судьбы, верований, ин­тересов, дел и целей. Особое значение имел периодически осу­ществлявшийся ритуал умерщвления и поедания сородичами тотемного животного, что символизировало возрождение (через емерть), возобновление и продолжение жизни данного коллек­тива. Причем тотем-животное делилось вожаком (он же — _;"жрец", "отец") на части, которые раздавались всем членам со­общества. Доля (по древнегречески — мерос) каждого означала его часть (участь, "жребий", участие, меру причастности) в об­щей судьбе данного рода, его обязанность вместе со всеми под­держивать данные отношения, сложившийся уклад и порядок жизни. Фактические отношения (в их мифологически-символи­ческом восприятии и обрамлении, в их тотемистической ритуаль­ности, магической значимости и т.д.) имели общеобязательный, безусловно императивный характер. Всякое отклонение от при­нятого, фактически сложившегося и действующего порядка было запрещено, жестко затабуировано и сурово пресекаемо.

Показательно, что в ходе дальнейшего развития социо-нормативных представлений мерос (доля, часть каждого при дележе тотемного животного) модифицируется в абстрактную категорию меры, играющую ключевую роль в условиях разви­той нормативной регуляции, в определении абстрактно всеоб­щей и единообразной меры дозволенного и запрещенного, в установлении границы между нормальным и отклоняющимся поведением и т.д.

В соционормативном плане представляет интерес и то. об­стоятельство, что уже в ритуальном разделе долей тотемно­го животного между сородичами, наряду с моментом меры (доли), имелся и зародыш того, из чего в дальнейшем возникли процедуры и институты жребия и выборов. "Логика" здесь такова: какая доля тотема кому достается — такова его часть и участь в общем сакральном деде и общей судьбе, такова его доля (как мы и сейчас говорим, намекая на судьбу), таков его жребий, таков в отношении каждого выбор судьбы. Выбор первоначально — это жребий, выбранный самой судьбой в отношении кого-либо, а не собственный выбор посредством процедуры жребия своей судьбы: первоначально жребий еще не средство для выявления судьбы, а символическое явление самой судьбы в виде той или иной доли.

К тотемическому меросу восходят и последующие пред­ставления о весах судьбы и весах правосудия и справедливо-

I

202 Раздел IV. Общество, право, государство,

1 _—^ „ ^

сти. Мерос как сакральная участь человека (его часть в судь-! бе) стал трактоваться как вес его доли жизни и смерти, как вес всех его дел на весах судьбы. Так, у Гомера (Илиада, VIII, 69—74; XXII, 212—214) Зевс взвешивает на весах судьбы <i участь (жребии) данайцев и троян, Ахилла и Гектора. Это сак- ] ральное значение взвешивания (и определения) участи, доли ■{ судьбы каждого и сделало образ весов символом сакральной I правды, божественной справедливости и правосудия. Богиня | правосудия Фемида у древних греков и верховный судья заг-! робного мира Осирис у древних египтян изображаются с веса­ми правосудия в руках.

Символическое изображение справедливости и правосудия в виде весов дошло до наших дней, а выражение "взвешен­ный подход" и сегодня продолжает оставаться характеристи­кой мудрости и справедливости, синонимом правильного суж­дения об обстоятельствах того или иного дела. Без преувели­чения можно сказать, что весы (в их материальном и духов­ном виде, в их сакральном значении символа правосудия и в их "просранной" роли средства взвешивания различных предметов) представляют собой одно из величайших открытий в области материальной и духовной культуры человечества.

Исходные мифологические представления о весах право­судия, оценочном "взвешивании" и т.д. представляют интерес также и как свидетельство формирования абстрактной модели правосудия — в качестве единства верховной авторитетной инстанции, особой функции и специальной процедуры — для нормативной оценки того или иного, поступка и дела, для вы­явления и установления правильного и неправильного, спра­ведливого и несправедливого в рассматриваемых делах, по­ступках и отношениях.

Появление такой модели и ориентация на нее наличных средств и форм социальной регуляции содействовали развитию и утверждению абстрактно-нормативных представлений, офор­млению абстракций нормального и ненормального в отношени­ях и действиях людей. Правосудие, суд (как в их мифологичес­ком, так и реально-практических проявлениях и функциях) становятся специальной формой, авторитетной инстанцией и средством нормативной оценки, квалификации и решения того или иного конфликта и в целом вопроса о том, что чего сто­ит на весах правосудия. Такое правосудие обладает всеобщим и безусловным авторитетом, поскольку в мифологическом и религиозном плане оно является функцией сверхъестествен­ных, надчеловеческих сил (функцией богов), в практически-земном плане — функцией вожака, вождя, жреца, совета

старейшин, родового собрания, архаического "царя" и т.д., вплоть до возникновения и выделения специального учрежде­ния. Кстати, и в этом случае (даже после разделения властей в новейшее время и появления особого законодательного орга­на — парламента) некоторые правотворческие функции оста­ются в ряде развитых правовых систем современности за су­дом, а отдельные важные судебные функции — за высшими, наиболее властно-авторитетными инстанциями общества.

Особая роль суда в процессе нормогенеза обусловлена спе­цификой судебной деятельности (судоговорения, судебной оцен­ки, квалификации, решения и т.д.), которая состоит, в частно­сти, в формализации фактического, в придании фактам фор­мального значения с позиций сложившегося требования и обы­чая, под углом зрения общепринятых образцов поведения и т.д. По необходимости формализованная процедура судебного рас­смотрения и решения дела есть по сути своей формальный, норт мативный взгляд на фактические отношения, подход к ним и их I оценка с точки зрения их соответствия или отклонения от над-г лежащей единообразной и образцовой формы (нормы, правила).

Правосудие — формальная процедура, она нуждается в формах, производит и поддерживает их. Неокрепшая соци­альная жизнь первобытного общества, нуждавшаяся в жестких и безусловных запретах и предписаниях, требовала и соответ­ствующего жесткого формализма, что отчетливо отразилось в жесткости первобытных ритуальных, религиозных и судеб­ных форм.

Судебное "взвешивание" поступков людей и решения по ним были авторитетными образцами (прецедентами) не только для аналогичных будущих судебных квалификаций, но и для повседневного поведения членов первобытного общества.

Представления о сверхъестественных силах, о бессмертии души, загробном суде, где надо будет отчитаться за дела и по­ступки всей предшествующей жизни, придавали огромную ре­гулятивную силу и значимость сложившимся правилам поведе­ния в первобытном обществе.

Соционормативная система первобытного общества посте­пенно изменялась вместе с эволюцией первобытного общества, особенно в результате "неолитической революции" и перехо­да от общества с присваивающей системой хозяйства (охота, рыболовство и собирательство) к обществу с производящей экономикой (земледелие и скотоводство)¹.

¹ См.: Венгеров А.Б., Барабашева Н.С. Нормативная система и эффектив­ность общественного производства. М., 1995. С. 258 и ел.

204 Раздел IV. Общество, право, государство

Мифологические представления (и соответственно —мифо-логическитрактуемые и воспринимаемые средства и формы со­циальной регуляции) постепенно дополнялись (отчасти также мо­дифицировались или вытеснялись) различными формами рели­гиозных и религиозно-нравственных воззрений <и. установлений, которые берут на себя существенную нагрузку в сфере регуля­ции социальной жизни и регламентации человеческого поведения.

Вместе с тем характерные для мифологии представления о сверхъестественном, надчеловеческом (божественном) перво­источнике форм общественной жизни и правил человеческого поведения, об обусловленности форм и норм человеческого общения глобальными общемировыми (космическими) силами, факторами и процессами сохранили (с теми или иными изме­нениями и модификациями) свое значение и в дальнейшем, в условиях формирования права тл. государства.

Глава 2. Основные концепции происхождения и сущности права и государства

1. Общая характеристика

Переход от доправового и догосударственного состояния к - праву и государству осуществлялся в условиях разложения первобытнообщинного строя и знаменовал собой существенные изменения во всей системе социальной жизни людей.

Существует множество различных теорий (прошлых и со­временных), по-разному объясняющих смысл и характер этих изменений, условия и причины возникновения права и государ­ства. Разнообразие этих теорий обусловлено как сложностью данной проблемы и пробельностью знаний о той далекой эпо^ хе генезиса права и государства, так и существенным разли­чием исходных позиций авторов соответствующих теорий, раз­личием их мировоззрения, идеологии, социально-политических взглядов и устремлений, разным пониманием самой сущности, назначения и судеб права и государства.

К тому же каждая эпоха (от древности до наших дней) на­кладывала свой отпечаток на эти теории, по-своему понимала и трактовала вопросы происхождения и роли права и государ­ства. Так, соответствующие концепции древности и средневе­ковья в целом находились под существенным влиянием мифо­логических и религиозных воззрений, тогда как концепций нового и особенно новейшего времени — при всех различиях

Глава 2. Концепции происхождения и сущности права и государства 205

между ними —■ носят по-преимуществу светский, рационали­стический характер. Вместе с тем также и в светских концеп­циях (прошлых и современных) в той или иной форме присут­ствует влияние целого ряда положений предшествующих ми­фических и религиозных воззрений о происхождении и назна­чении права и государства.

В гносеологическом плане наличие множества различных, нередко — прямо противоположных, теорий происхождения права и государства демонстрирует относительный характер человеческого познания, отсутствие и невозможность абсолют­ного знания по данной проблематике, которая была, остается и, вероятно, всегда будет дискуссионной.

Это, конечно, не обесценивает данные теории, каждая из которых по-своему освещает один из аспектов многогранного процесса формирования права и государства, вносит свой вклад в углубление его познания.

Было бы поэтому неверно рассматривать одни концепции и теории как полностью ошибочные, а другие (и тем более какую-нибудь одну) — как полностью правильные и истинные. Конечно, не все подобные концепции и теорий равноценны, но на пути к искомой истине все они представляют определенную познавательную ценность.

Различные концепции происхождения и назначения пра­ва и государства дополняют друг друга и содействуют мысли­тельному воссозданию более полной и верной картины, смыс­лового образа и значения рассматриваемого сложного и мно­гоаспектного процесса.

Положения этих различных концепций в целом ряде отно­шений перекрещиваются и совмещаются друг с другом. Так, мифологические и теологические представления имеются и во многих патриархальных, органических, договорных или психо­логических концепциях происхождения и назначения права и государства. Встречаются также различные варианты сочета­ния патриархальных и органических концепций и т.д.