Ликвидация рабочего движения и соглашение с промышленниками 9 страница

Информацию о массовых расправах и (правда, реже) о лагерях смерти приносили солдаты, приезжавшие на побывку, или отправленные в тыл раненые. В одном только Освенциме сотни женщин неделями каждое воскресенье посещали служивших там мужей-эсэсовцев, а колония немецких переселенцев в строящемся «образцовом городе Аушвиц» постоянно жаловалась на запах, исходивший от перегруженных крематориев158.

Тесная связь изгнания, депортации, войны и геноцида делала не только вермахт и оккупационную администрацию, но и функциональные элиты «на внутреннем фронте» соучастниками преступлений в гораздоfc* шей степени, чем можно предположить, сосредоточив внимание на * посредственных исполнителях. При этом верхушка режима воокщ* ласе к своей выгоде свойственным современному индустриально» обществу разделением труда и ответственности, позволявшим вытащ геноцид евреев из сознания даже тем немцам, которые в качестве чинш никой, инженеров, техников или железнодорожников выполняли свое часть (сама по себе она зачастую казалась незначительной) «ужаснейша задачи» (слова Гиммлера) или узнавали о ней.

Немалую роль сыграла также невообразимость происходившего. Си-тематическое, поставленное на поток истребление как минимум 5,29 нк человек (а предположительно свыше 6 млн)159 единственно по «причина их якобы «кровно-расовой» инородности казалось настолько невершным в самом прямом смысле слова, что это заставляло и мировую общее? венность сомневаться — даже в свидетельствах очевидцев, которым удалось выбраться живыми из лагерей смерти160. Столь чудовищно» преступление, как показывают исследования, посвященные степени ин формированности и реакции союзников по антигитлеровской коалиции, как будто не умещалось в сознании наций и их политических элит, ню выходило далеко за рамки того, что они желали знать и во что мош повериты61. Понадобились военная победа над Германией и освобождение последних уцелевших, чтобы сложилось первое представление о событиях, которые впоследствии получат общее название «Холокост».

Тотальная война и распад режима

Дважды, в феврале 1943 г. и в июле 1944 г., режим объявлял «тотальную войну». Но шансы на скорую «окончательную победу» рухнули уже в первую зиму военных действий на Восточном фронте. Год спустя, после гибели 6-й армии под Сталинградом, всем стало очевидно, что в войне

произошел перелом. О «тотальной победе», которую Геббельс в середине февраля 1943 г., выступая в Берлинском дворце спорта, обещал в награду за еще одно, очередное, усилие, давно не могло быть и речи. Кто этого не знал, тот, по крайней мере, догадывался. И все же многим немцам хотелось верить «маленькому доктору», поскольку правда казалась непереносимой. Настал час министра пропаганды. Человек, который годами следовал в кильватере политического развития и из-за личных скандалов пару раз почти исчезал с горизонта, теперь понадобился — тем более что фюрер начал сторониться своего народа.

Первые ряды, в которые Геббельс вернулся во второй половине войны, заметно изменились. После побега в Англию в 1941 г. Гесса — давно не пользовавшегося особым влиянием заместителя фюрера — на его место пришел Мартин Борман и, занимая номинально подчиненную должность, завязал с фюрером необычайно близкие отношения. А Герман Геринг, официально назначенный преемником фюрера в начале войны, стал терять влияние на военно-экономическую политику. Это выразилось уже в создании рейхсминистерства вооружений и боеприпасов во главе с Фрицем Тодтом в феврале 1940 г. Ставший министром вооружений после гибели Тодта в авиакатастрофе в феврале 1942 г. Альберт Шпеер еще сильнее склонил чашу весов не в пользу Геринга. Престиж «рейхсмарша-ла» неумолимо падал — в основном из-за неудач его авиации. В области внутренней политики, все больше сводившейся к террору и насилию, верховенство Гиммлера не подлежало сомнению задолго до его назначения министром внутренних дел взамен Вильгельма Фрика, переведенного в протекторат Богемия и Моравия.

Гиммлер, Шпеер, Борман, Геббельс, да еще начальник рейхсканцелярии Ганс-Генрих Ламмерс в качестве посредника между остальными министерствами и государственным аппаратом — такой состав верхушки режима во второй половине войны символизировал прогрессирующий распад рационально упорядоченных структур власти и принятия решений. Конечно, Третий рейх никогда не был строго организованным сверху донизу «государством фюрера», о построении которого всегда говорил Гитлер, но теперь основные властные комплексы ощутимо тянули в разные стороны. Пока фюрер вникал в детали ведения войны, власть канцелярий и особых уполномоченных, во многом конкурировавших друг с другом, росла. Национал-социалисты как будто вернулись к тому, с чего начинали: к пропагандистской активности, непредсказуемости перманентного «движения» и институциональной перестройки, кровожадной агрессивности мышления в категориях «друг — враг» — все это снова вышло на первый план, но имело иные последствия, чем во «время борьбы».

Геббельс показал особенно впечатляющий пример такого обратного превращения. Конечно, во Дворце спорта он выступал перед избранной публикой, но, в отличие от фюрера, его не пугали контакты с людьми.

министра и с видимым удовольствием вновь вживался в патупрше. И скую роль гауляйтера Берлина. Военный социализм, который пропек*. I вал теперь пропагандист стойкости, пробуждал воспоминания о г. II происхождении из левого крыла НСДАП. Его по сути квазиредигаацЩ призывы к жертвам, исполнению долга и солидарности венчались воошс I лешем разрушений, вызванных бомбежками, как желанного освобяов I ния от «балласта цивилизации»1**. В результате бомбовой войны, ш1 сил вердикт Геббельс, наконец пали последние классовые барьеры

Война и ее последствия действительно гораздо успешнее, ча! предшествующие годы национал-социалистического господства, стлала I множество социальных, культурных и региональных различий. Но верх I было и то, что горести и тяготы войны обрушивались отнюдь не равно I мерно на все группы населения. Союзники совершали воздушные налеты I главным образом на крупные города, сельская же местность в глубине I рейха до последних недель войны оставалась нетронутой; от рабочих I военных заводов требовали гораздо больше, чем от служащих конто? I и административных учреждений; на Восточном фронте погибали был-1 рее, чем на Западном. Несмотря на обязательства по госпоставкам», 1 ложенные на крестьян под угрозой суровых штрафов, и титанические усилия по распределению продовольствия, семьи рабочих в промышлен-1ных агломерациях страдали от начавшегося весной 1942 г. урезание пайков куда в большей степени, чем жители маленьких городков и деревень. Впрочем, особенно туго приходилось тем, кто стоял вне «народного сообщества» и кого поэтому дозволялось эксплуатировать совершенно безжалостно, — заключенным концлагерей, военнопленным и так называемым иностранным рабочим. Политика «трудового использования» этих групп как раз и показывает, что выделявшееся геббельсовской пропагандой различие между фазой «блицкрига» и начавшейся лишь после нее стадией тотальной мобилизации сил имело значение только в военно-стратегической сфере. Привлечение «инородцев» для нужд немецкой военной экономики началось сразу же после первых военных успехов в Польше и во Франции183. Уже летом 1941 г. в Германии работали почти 3 млн иностранцев, и прекращение принудительных работ не предусматривалось даже в случае скорого окончания войны. Чем дольше длилась война и чем больше она приносила потерь, тем сильнее немецкая экономика зависела от иностранных рабочих. Примечательно, что еще за год до объявления Геббельсом «тотальной войны» начался более интенсивный

Передовица Геббельса: Das Reich. 1944. 30. Juni. 163 См.: Herbert U. Fremdarbelter. Politik und Praxis des «Auslfinder-Einsat der Kriegswirtschaft des Dritlcn Relches. Berlin; Bonn, 1985 (ппим».. ZCS

o-7i приведенные ниже

данные на с. 271).

их набор. В этих целях новому «генеральному уполномоченному по трудовому использованию», гауляйтеру Тюрингии Фрицу Заукелкх пришлось бороться с расово- идеологическими предубеждениями против усиленного привлечения рабочей силы с территории СССР, которые существовали в партии и в ведомстве Гиммлера. Чтобы добиться своего, Заукель приобщил, по крайней мере формально, к политике трудового использования своих коллег-гауляйтеров, которые, являясь рейхскомиссарами по вопросам обороны, и без того пользовались все большей властью. Одновременно он дал аппарату Гиммлера, которому подчинялись так называемые лагеря трудового воспитания, полную свободу применять к содержавшимся там на положении рабов «остарбайтерам» самые драконовские меры за малейшее недовыполнение нормы. Если в первые месяцы русской кампании сотни тысяч советских военнопленных попросту уморили голодом164, то с середины 1942 п под давлением промышленников, нашедших поддержку у командования вермахта и рейхсмннистерства труда, начались пресловутые «акции Заукеля» по систематическому «набору остар-байтеров» во все больших количествах.

Летом 1944 г. немецкую военную экономику поддерживали на плаву примерно 7,6 млн иностранных рабочих: почти 2,8 млн из Советского Союза, 1,7 млн поляков, 1,3 млн французов, 590 тыс. итальянцев, 280 тыс. чехов, 270 тыс. голландцев и четверть миллиона бельгийцев. В сельском хозяйстве иностранцы составляли почти половину всей рабочей силы, в военной промышленности — около трети. В среднем на трех местных рабочих приходился один иностранный, Чуть меньше двух миллионов иностранцев были военнопленными, все остальные — так называемыми гражданскими рабочими. Однако для судьбы этих людей данное различие имело меньше значения, чем их национальность. Западные рабочие («вестарбаИтеры»), отчасти действительно завербованные, а не угнанные в принудительном порядке, питались, как правило, немногим хуже своих немецких коллег, и обращались с ними довольно сносно, зато условия жизни «остарбайтеров» в рейхе чаще всего были катастрофические. К экономической эксплуатации примешивался идейный расизм: на самой низшей ступени национал-социалистической шкалы ценности стояли подневольные работники и работницы из Советского Союза, опять-таки военнопленные, содержавшиеся в самых примитивных лагерях. Их кормили меньше, чем необходимо для поддержания сил, заставляли работать практически бесплатно, под угрозой исключительно суровых на-

Из 5,7 млн советских военнопленных 3,3 млн погибли в немецком плену, См.: Strelt С. Koine Kameradcn. Die Wehrmacht und die sowjellsclicn KrldgsgefHngOtion 1941-1945. Bonn, 1997; Hartmann C. Mflsscnsterbon oder Massenvcrnlchtung? Sowjetischc Kjrlegsgefangene im «Untcmehmen Barbarosaa» // VfZ. 2001, M49. S. 97-158.

и поляков. Бели в ходе войны положение «остарба! несколько улучшилось, то это произошло в силу потребностей **щ индустрии и соображений экономической рациональности,

Требовнниями изменившейся военной ситуации (их не о даже идеологи СС в Главном управлении безопасности рейха) обих*] ется и примечательный прагматизм, с которым новый министр аоодац ний и боеприпасов, назначенный Гитлером незадолго до того, какiioayval свой пост Заукель, работал над тем, чтобы поднять военное производи) на рекордный уровень. Альберт Шпеер, еще не достигший 37 лет,*] неоднократно проявивший свой организационный гений, быстром»! на только симпатию фюрера, но и уважение лидеров индустрии, 0» 1 сделал еще более эффективным тесное сотрудничество частного «па стоп с государством, начавшееся после принятия четырехлетнего плат возложив на крупную промышленность больше ответственности зии-полнение военных заказов, но при атом предоставив ей широкое сшнр равление. К учрежденным еще Тодтом главным комитетам по уирзш пню военным производством, возглавляемым предпринимателями добавилась система объединений субпоставщиков. Ориентируясь иск» чительно на максимальный объем производства, министр вооружение подыскивал оптимального производителя той или иной продукции; зета ее изготовление сосредоточивалось на так называемых лучших предприятиях. Важнейшим инструментом управления для Шпеера стала «Шит-ральняя плановая комиссия». Кяждыо две недели она под его председательством заново распределяли нее сырье и координировала заявким людей и материалы. Задолго до начала сентября 1943 г., когда Шпеер получил в свое ведение и гражданское производство (а также звени рейхсмииистра вооружений и военной промышленности), он с помощью «Центральной плановой комиссии» взял под контроль важнейшие аспекты военной экономики.

Успех, казалось, служил оправданием организатору, действовавшему практически без шума, но не менее грубо, чем Заукель, добывавший рабочую силу; под руководством Шпеера выпуск военной продукции намного увеличился. Производство тяжелых танков, например, о 1941 по 1044 г. выросло в шесть раз, самолетов — в три с половиной раза. В июле 1044 г., несмотря на бомбежки союзников, военная промышленность достигла пика производительности. Эти почти невероятные результаты, в силу возросшего превосходства и решительности противника способные привести разве что к затягиванию и ужесточению войны, казалось, обеспечивали Шпееру роль архитектора послевоенного экономического планирования, о котором в различных структурах режима думали до самой весны 1945 г. Но между тем сформировалась оппозиция ставшему чересчур могущественным и демонстрировавшему полную безыдейность зодчему фюрера.

Прежде всего прагматическая безапелляционность, с какой Шпеер признавал крупную индустрию решающим фактором военно-экономической мобилизации, считаясь только с ее интересами, вызывала сомнения принципиального характера в ведомстве Гиммлера. Тотальный характер войны действительно дал дополнительный толчок концентрации предприятий, начатой в ходе четырехлетнего плана; крупные концерны разрастались за счет мелкого и кустарного производства. Акции по «прочесыванию» кадров и «замораживанию» работ, призванные высвободить новые силы для фронта или военных предприятий либо сэкономить сырье в отраслях, не имеющих военного значения, в первую очередь затрагивали торговлю, ремесло и мелких кустарей. Такие люди, как Отто Олендорф, некогда научный директор нильского Института мировой экономики, с 1939 г. — шеф СД в Главном управлении безопасности рейха, а с 1943 г. — заместитель статс-секретаря в министерстве экономики, намеревались по окончании войны переломить подобную тенденцию с помощью целенаправленной политики развития среднего класса и разукрупнения концернов. По мнению ревнителей нацистских экономических идеалов, дело зашло слишком далеко.

Олендорф, эсэсовские специалист по экономике, стал в последние месяцы войны противником Шпеера по государственно-политическим и идейным соображениям, связанным с будущим и вряд ли имеющим отношение к текущей политике. В своей любви к технике и современной научной экспертизе эти два человека почти одинакового возраста были даже довольно похожи; оба принадлежали к новой технократической элите, стремившейся построить более рациональный послевоенный режим, ввести его, так сказать, в научно-технические рамки. Шпеера, пожалуй, отличал от людей, подобных Олендорфу, один недостаток (сточки зрения СС) — отсутствие у него принципиальных идейных убеждений, непоколебимым сторонником которых зарекомендовал себя Олендорф в начале русской кампании в качестве начальника айнзац-группы Д. Приняв участие в преступлениях на Востоке, Олендорф показал себя стопроцентным национал-социалистом, «достойным» высокого положения в послевоенной системе, управляемой СС, которая должна была в своем идеологизированном реализме сохранить национальные идеалы движения168.

Впрочем, примерно с середины 1944 г. концепция немецкого «жизненного пространства на Востоке» уже не играла какой-либо роли в планах национал-социалистического мирного порядка. Крупные предприятия вроде «Сименс» начали адаптировать свои организационные структуры к предполагавшемуся разделу Германии союзниками на три оккупационные зоны. Предвидя поражение, хотя и не говоря о нем,

169 См.: Herbs! L. Der Totalc Krieg und die Ordnung der WtrtschaR. S. 341-452.

специалисты переориентировались на Запад; пусть иииаденю! J лично, но стали намечаться контуры экономической области, вероятно, еще могла бы владеть Германия, отказавшись от точной Европы, переходящей под советский контроль Геббельс Сталинграда отразил эти давно циркулировавшие локпузвоц, в усиленной «западнической» пропаганде, пытаясь добиться ней» J щеевропенской солидарности в «оборонительной войне» против*] шевизма». Однако реалии нацистского оккупационного режима в nxv ние годы сделали подобные надежды абсолютно беспочвен! Последующие спекуляции насчет сепаратного мира со Сталиными! деннское наступление Гитлера в конце 1944 г. (буквально в послш час перед ним Гиммлер предпринял попытки зондирования среда: ных союзников по антигитлеровской коалиции) показали, что речыи во всяком случае со стороны национал-социалистического руковдан не более чем о поиске возможностей избавиться от войны на ава fc»1 та, даже самых невероятных и умозрительных. Несмотря на то европейские идеи начала 1940-х гг. были обречены остаться нллюзв» хотя бы потому, что неизменно предполагали немецкую гегемонию щ! европейцами и недопущение вмешательства США в дела контакт в них уже содержались определенные элементы европейской интенции, которая стала осуществляться впоследствии, правда уже вей руководством Германии.

Среди лидеров экономики и в кругах политической оппозиции до ж следнего момента не прекращались размышления о будущей Герман» обычных людей по большей части волновали совсем другие заботы. № занимал вопрос элементарного выживания. Как сильно изменилось «строение в связи с ухудшением «воздушной обстановки», показали попытки Геббельса воспользоваться требованием союзников о безоговорочной капитуляции как пугалом, чтобы заставить население «.держат Фанатизм иссяк, столкнувшись с буднями бомбардировок, реальность оставляла все меньше места для пропагандистских заклинаний. И все ж многие немцы до последних недель войны цеплялись за надежду на обещанное министром пропаганды «чудо-оружие», с помощью которого режим отомстит за разрушение немецких городов и добьется перелома в ходе войны. Страх, ярость, упрямство и политический самообман не позволяли людям, вопреки очевидному, расстаться с верой в «конечную победу». I

Подобное состояние умов отражало в конечном счете высокую степень интеграции немецкого общества, достигнутую в предыдущие годы, и с ним теснейшим образом связан тот факт, что даже теперь любые мысли о сопротивлении режиму в основном воспринимались населением в штыки. Внутригерманская оппозиция Гитлеру находилась в «социальной изо ляции», и чем дольше длилось господство фюрера, тем сильнее эта изо 152 ляция становилась; оппозиционеры были «отщепенцами», вынашивающими преступные замыслы166.

Причина очевидной нерешительности и слабости небольшой группы военных противников режима заключалась и в этом тоже — а не только в том, что цели и интересы вермахта слишком во многом совпадали с целями и интересами политического руководства, чтобы в его рядах могла сформироваться широкая и принципиальная оппозиция. Мысли о государственном перевороте появились внутри вермахта еще летом 1938 г. Но, когда Мюнхенское соглашение на первых порах как будто предотвратило угрозу войны, эти планы рухнули. После того как война все-таки началась, подобные замыслы и сроки их реализации все время откладывались; попытка покушения на Гитлера в марте 1943 г. провалилась.

Помимо военной оппозиции и связанной с ней группы именитых национал-консерваторов, преимущественно пожилого возраста, во главе с Карлом Герделером, в конце 1938 г. вокруг графа Петера Йорка фон Вартенбурга младшего объединились противники режима различной политической окраски, состоявшие в основном на государственной службе. Возникший таким образом «кружок Крейзау» с 1940 г. провел несколько больших встреч в нижнеснлезском поместье графа Гельмута -Джеймса фон Мольтке. Там политически активные представители поколения тридцати- и сорокалетних, в том числе бывшие социалистические политики и профсоюзные деятели, профессора, дипломаты, духовные лица обеих конфессий, обсуждали новое политическое и социальное устройство Германии в послегитлеровском будущем. Вопрос о государственном перевороте и покушении не стоял в центре внимания; сам Мольтке считал тираноубийство несовместимым с его христианской совестью.

С 1942-1943 гг. появились признаки роста оппозиции, хотя она по-прежнему оставалась уделом небольших политически или религиозно мотивированных групп и одиночек. Однако террор и находчивость преследователей тоже возрастали. В конце августа 1942 г. абвер и гестапо раскрыли в Берлине самую большую шпиокско-диверсионную организацию времен Второй мировой войны. Группа левых интеллектуалов, писателей и художников во главе с Харро Шульце-Бойзеном и Арвидом Харна-ком сотрудничала с советским разведчиком Леопольдом Треппером, руководившим ею из Парижа. Около 100 членов «Красной капеллы» были арестованы, подвергнуты пыткам и по большей части р&сст как «большевистские предатели родины».

В Мюнхене летом 1942 г. возникла студенческая группа, romj покончить с ситуацией, когда «каждый ждет, чтобы начал другое (J приняла название «Белая роза» и призывала к саботажу и nacsgteJ сопротивлению. 18 февраля 1943 г. брата и сестру ГансаиСфЫ застиг комендант университетского здания, когда они разбраешш стоики в коридорах; «народный суд» под председательством ФряЫ приговорил к смерти вместе с ними еще четырех членов гдовы-Ц подвиг этих юных противников национал-социализма особенно запечатлелся в сознании немецкого послевоенного общества, вовдм ем немецкого сопротивления Гитлеру стало все же покушение 2ftщ 1944 года.

Разгром «кружка Крейзау» в январе 1944 г., отстранение от а ности шефа абвера Канариса, сотрудничавшего с участниками coq> тнвления, события самых последних дней, когда участвовавшие в (Mfot кружка социал-демократы Юлиус Лебер и Адольф Райхваин биа арестованы, а Карл Герделер объявлен в розыск, привели дшшвп ся удобного случая заговорщиков к выводу, что операцию «Валькири больше откладывать нельзя. Бомба с часовым механизмом, зал ожени полковником Клаусом Щенком фон Штауфенбергом во время совей ния в ставке фюрера в Растенбурге (Восточная Пруссия), взорвш но Гитлер отделался легким ранением. Думая, что фюрер убит, Ши, фен-берг вылетел в Берлин. Там заговорщики приступили к дальнеиши действиям, правда не слишком решительно. Когда по радио сообщил что Гитлер остался жив, государственный переворот окончательно провалился. Штауфенберга и многих других офицеров в ту же ночь расстреляли по законам военного времени. Страшным итогом следующих недель стали около 200 смертных приговоров, вынесенных «народный» судами», и 7 ООО арестов.

Провал не повлиял на морально-политическое значение этой запоздавшей акции национально-консервативного сопротивления: заговорщики показали, что «другая Германия» продолжает жить. То, что они представляли себе будущую Германию не парламентской демократией, а в лучшем случае авторитарным правовым государством, нисколько не умаляло человеческого достоинства «восстания совести», но позже ограничило возможность ссылаться на него как на продолжение германской демократической традиции. I

Враждебная реакция значительной части населения на попытку переворота проистекала из того же морально-политического ослепления которое заставляло людей безучастно взирать на варварское обращение с иностранными рабочими или депортацию соседей-евреев Изве о взрыве всюду вызвало возмущение. Многие поверили фюреру тему по радио о заговоре «крошечной клики честолюбивых, бессовестных и преступных, глупых офицеров»167.

Конечно, наряду с этим кто-то питал симпатию к заговорщикам и с сочувствием наблюдал, как жестоко режим обошелся и с ними самими, и даже с их семьями, но облегчение оттого, что Гитлер спасся, перевешивало все. Помимо страха перед гражданской войной оно прежде всего отражало уверенность, что никто кроме Гитлера не может довести войну до конца. Так думали не только убежденные национал-социалисты и функционеры, которым в случае поражения приходилось опасаться последствий для себя лично; многие просто были не в состоянии распроститься с мифическим кумиром, объектом многолетнего почитания. Правда, после того как улеглось первое волнение, вызванное офицерской фрондой, в донесениях о настроениях в обществе все чаще зазвучали трезвые суждения: шанс сократить войну, «покончить с ужасом» упущен""4.

Следующие месяцы действительно принесли бесконечный ужас, заключительная фаза войны стоила сотен тысяч новых человеческих жертв. Бессмысленные с военной точки зрения бомбардировки немецких городов продолжались с нарастающей интенсивностью; в последний год войны американские и английские самолеты сбросили на Германию больше миллиона тонн взрывчатки, и только часть ее — на стратегические объекты. В результате воздушных налетов, от которых пострадали не только густонаселенная Рейнско-Рурская область, крупные городские агломерации, но и такие города, как Фрайбург, Вюрцбург, Кассель, Магдебург, Пренцлау, Эмден, а в феврале 1945 г. — Дрезден, подвергшийся чудовищному разрушению, погибли примерно полмиллиона человек, сотни тысяч получили ранения, миллионы потеряли кров. Маятник насилия качнулся в другую сторону, и немцы теперь в полной мере почувствовали это на себе.

Череа пять дней после взрыва в ставке фюрера Гитлер назначил своего министра пропаганды «генеральным уполномоченным по тотальной военной мобилизации». Режим окончательно перестал хоть сколько-нибудь принимать во внимание интересы населения. В союзе со Шпеером и Гиммлером (ему Гитлер дополнительно поручил верховное командование резервной армией), однако не координируя с ними свои действия, Геббельс объявил спешную мобилизацию последних резервов. Людей «выгребали» из административного аппарата и с предприятий, они погибали на фронте либо становились безработными, нигде больше не находя осмысленного применения своим силам. В октябре 1944 г. режим призвал в «Немецкий фольксштурм» всех способных держать в руках оружие мужчин в возрасте от 16 до 60 лет, через четыре месяца во вся* тигельные части мобилизовали женщин и девушек. «Мероприятия, > потов трех ведомств оказались заключительной стадией АпоказдЗ Режим в последний раз «встал на дыбы», выпустив на волю чудовищ разрушительные силы.

После Гитлера не должно было остаться ничего. Сама мысль.<Ц смену «тысячелетнему рейху» придет государственный порядок, ащ ющийся на политические кадры республики, вычищавшиеся из ореад власти и в 1933-м, и в последующие годы, казалась фюреру нестерпиц Этим объяснялась операция «Гроза» в августе 1944 г., в ходе кото подверглись аресту несколько тысяч политиков и чиновников Венмарсна эпохи (сыграл свою роль и страх перед продолжением оппозиционен движения), такие же мотивы лежали в основе политики выжжена земли, провозглашенной Гитлером в марте 1945 г. Фюрер не проев смирился с мыслью о гибели Германии — он хотел, чтобы она пала отер руки. Потерпевшей поражение нации надлежало сойти с мировой № вместе с ним: «Если война будет проиграна, пропадет и народ. Таш судьба неизбежна». Поэтому, сказал Гитлер своему военному министр «нет нужды сохранять базу, необходимую немецкому народу для продож ния самого примитивного существования». Напротив, в крайнем случи даже лучше разрушить всё, раз немецкий «народ оказался слабым и Ьщ-щее принадлежит исключительно более сильному восточному народу» Шпеер, вермахт, а также большинство гауляйтеров и рейхскомисса ров по обороне противились «нероновскому приказу» Гитлера. Слишкон очевидны были его бессмысленность и эгоцентризм, слишком сильна была в народе «воля к жизни», к которой так часто взывал Требование Гитлера уничтожить технически-цивилизационную основх Германии — не слишком согласующееся с претензией на посмертна звание великого государственного строителя, заявленной в его политическом завещании, — если и дошло до немцев в хаосе крушения власти, нисколько их не тронуло. Каждый, еще не освободившись из распаляю щегося «народного сообщества», отныне боролся сам за себя. В процессе мучительного отрезвления люди вспомнили о собственных интересах.

На Востоке миллионы сломя голову бежали от Красной армии в результате стремительного развала немецкого фронта. Из-за официальной политики, требовавшей «держаться до последнего», эвакуацию граждан ского населения практически не подготовили, и она превратилась в катастрофу. Тысячи погибли в колоннах беженцев, пытавшихся уйти из Восточной Пруссии на Запад по льду залива Фришес-Хафф170; другие

160 Цит. no: Kriegstagebuch des Oberkommandos der Wehrmacht / Hrsg pre

Frankfurt am Main, 1961. Bd. 4. S. 1582 f. b-Schramm

настигнутые войсками противника, стали жертвами убийств, изнасилований, подверглись депортации и многолетнему интернированию в Польше, Югославии и Советском Союзе. Преступления, совершавшиеся там ранее немцами, спровоцировали теперь волну мщения и новое насилие; об этом, наверное, думал Гиммлер, отдавая в начале ноября 1944 г. приказ ликвидировать в Освенциме газовые камеры н массовые захоронения убитых.

В процессе распада власти бессмыслица, подлость и террор дошли до предела. Правосудие вместе с эсэсовцами и местными партийными вождями выступало в роли безжалостного слуги режима в хаосе разрушенных городов, агонизирующего снабжения, вспыхивающих тут и там очагов сопротивления и отчаянной борьбы за жизнь жертв бомбежек, беженцев, дезертиров и освободившихся иностранных рабочих. «Народный суд», особые суды и обычные коллегии по уголовным делам даже в последние дни господства национал-социалистов продолжали выносить смертные приговоры обвиняемым в измене родине и шпионаже или «подрыве обороноспособности»; «летучие» военно-полевые суды вносили свою лепту в террор карательной военной юстиции, направлен* ный против дезертиров и «бунтовщиков». Наконец, подразделения «Вер-вольф» (о том, что они приступили к операциям, Геббельс объявил в пасхальное воскресенье 1945 г.) сражались не столько с войсками союзников, которые, ожидая встречи с сильными партизанскими формированиями, сами чинили при наступлении много ненужного насилия, сколько со своими соотечественниками, оставлявшими позиции без боя, чтобы в последние часы избежать нового кровопролития и разрушений. В ряде городов и сел фанатичные отряды преданных Гитлеру штурмовиков и эсэсовцев еще «казнили» самых смелых граждан, когда партий" ная верхушка давно скрылась.

Большинство столпов режима, и первыми — Горши, Шпеер и Риббентроп, покинули Берлин вечером в день 56-летия Гитлера. В этот день, 20 апреля 1945 г., все они собрались в последний раз в «бункере фюрера», расположенном в пятнадцати метрах под землей под разбомбленным зданием рейхсканцелярии. Через три дня Геринг, бежавший в «альпийскую крепость» в Оберзальцберге, осведомился, имеет ли он теперь свободу действий и как обстоит дело с наследством фюрера. Окружавшие Гитлера стали свидетелями взрыва безудержной ярости; такой же взрыв произошел 28 апреля, когда стало известно о попытках Гиммлера вступить в контакт с западными союзниками. Заживо похороненный диктатор выгнал рейхсфюрера СС из партии и назначил Геббельса, который до последнего оставался рядом со своим хозяином, рейхсканцлером. Адмирал Дёниц должен был стать рейхспрезидентом, Борман — «партийным министром». Прежде чем уйти, Гитлер разрушил должностную структуру, сделавшую Третий рейх «государством фюрера».

30 апреля 1945 г., через двенадцать с четвертью лет после своего вступления на пост рейхсканцлера, фюрер «Германского рейха и народа» положил конец своей агонии в бункере. Его самоубийство стало всего лишь материальным воплощением смерти, постигшей в эти мучительные недели миф о нем. Немцы покончили с Гитлером. Еще прежде, чем Третий рейх прекратил существование, нимб его фюрера обратился в ничто, из которого когда-то возник. Ничего не осталось от политической наглости, державшей в страхе и напряжении сначала Германию, а затем весь мир, — только нищета, разруха, миллион терзаний. Национал-социализм приказал долго жить.