2013-12-31
659
Последнее особенно относится к плану «социальной работы щ немецкого народа», который предложил общественности осенью Щ руководитель НТФ Роберт Лей121. Свое назначение 15 ноября на пос рейхскомиссара по вопросам социального жилищного строительствам тех пор совершенно заброшенного, Лей расценил как общее задание приступить к реализации амбициозных проектов. Фюрер желает, веди] он объявить своим заместителям, «чтобы победа сделала лучше жнзв каждого немца». В этой связи ставилось «пять больших задач, известии* под следующими наименованиями: 1. пенсионное обеспечение; 2.3] охранение, а также организация досуга и отдыха; 3. регулирование зав I платы в пределах рейха; 4. профессиональное обучение; 5. программ социального жилищного строительства»122.
В последующие месяцы Лей поручил специалистам из Института! труда НТФ разработать практически всестороннюю социально-полита 1 ческую программу на послевоенный период. Несомненно, властолюбива I руководитель НТФ думал при этом и о расширении своих полномочий, о превращении Трудового фронта в высшую, обладающую универсальной компетенцией инстанцию во всей сфере социальной политики. Но наряду 1 с этим им руководила подлинная социально-политическая необходимость, которая очень похоже проявлялась в других индустриальных государствах. Например, от британского плана Бевериджа «социальная работа» Лея отличалась разве что определением тех полей, которые предполагалось возделывать в рамках расширенной государственной социальной политики; эта разница являлась прежде всего результатом (расово — идеологического радикализма национал-социалистического проекта.
|
|
|
Разработанные Институтом труда планы единого пенсионного обеспечения по старости и здравоохранения уже осенью 1940 г. приняли вид законопроекта. Независимо оттого, «какие марки были наклеены в мрач- 1 ном прошлом», как выразился Лей в характерной статье для газеты 1 «Ашрнф» (подзаголовком «Государственный социализм прокладывает себе дорогу»), в будущем все «подданные рейха немецкой и родственной немецкой крови» должны получать государственную пенсию. Мало того, что ликвидировалось разграничение между пенсионным обеспечением рабочих и служащих и устанавливалась гарантированная базовая пенсия: в развитие уже принятых в 1937-1938 гг. законов планировалось превращение системы социального обеспечения в общенародную. «Социальное обеспечение немецкого народа», по мнению экспертов, легитимировалось «идеей народного сообщества», а также принципом «договора между поколениями»: «если трудящиеся выделят часть своих трудовых доходов соотечественникам, которые уже отдали свои силы на службу сообществу», это будет справедливо. Здесь уже содержался намек на то, что недвусмысленно формулировалось в другом месте: рассчитывать на пенсию в старости может только тот, кто всегда выполнял свои «трудовые обязанности» и работал «безусловно на благо нации», то есть не «враждебный народу» или «асоциальный» элемент. Тем самым подрывался принцип равноправия и правовой гарантии в пенсионном обеспечении и пенсия по старости превращалась в инструмент социального дисципли-нирования и претворения в жизнь жесткой идеологии трудовой эффективности.
|
|
|
Биологистскими идеями производительности был проникнут и принадлежавший НТФ проект реформы здравоохранения. «Если когда-нибудь у нас будет такое здравоохранение, мы станем самым здоровым и производительным народом Земли», — провозглашал Лей в декабре 1940 г., выступая перед партийными функционерами. Красноречивое, с нотками в духе классовой борьбы, требование открывать санатории и курорты в рамках «системы организованного отдыха» преследовало ясную цель: «Нужно каждые четы ре-пять лет поправлять здоровье каждого немца с помощью системы организованного отдыха; как периодически перебирают мотор, так нужно периодически "перебирать" человека и путем профилактики поддерживать его в здоровом состоянии». Руководитель Трудового фронта соглашался с главным врачом рейха Леонардо Конти, что между политикой «регулирования здоровья» н «трудового использования» существует тесная взаимосвязь. Правда, выдвинутая НТФ идея создания сети семейных врачей («Защита немецкого народа»), в рамках которой врач должен получать предварительный гонорар не за отдельные виды работы, а за медицинское обслуживание и наблюдение целых семей, противоречила интересам врачебного сословия.
Амбиции Лея в сфере здравоохранения в целом принесли ему еще меньше успеха, чем предложения по реформированию пенсионного обеспечения, в том числе и потому, что в этой области у него был серьезный конкурент — руководитель «Национал-социалистической народной благотворительности» Эрих Хилы енфельдт. Последний уже в 1934 г. успешно разработал имеющую, по мнению Гитлера, важное значение с точки зрения демографической политики социальную программу «помощи матери и ребенку», которой ни Лей, ни Конти не могли ничего противопоставить. Лей временно отступил, он знал «принцип фюрера: если у кого-то появилась мысль и он с ней выступил, то ее практическое воплощение остается за ним н его организацией».
В целом интенсивные дебаты в течение нескольких месяцев после кампании против Франции конкретных результатов не принесли. Ни
планы в области пенсионного обеспечения и здравоохранения шпЛ ложения по коренному переустройству системы оплаты труда с строго ориентировать ее на результат, ни проекты Лея в области щ ильного жилищного строительства, соответствующего демографии политике, не воплотились в жизнь. Однако прояснилось, какое напр&1 пение примет социально-политическое развитие в будущем. И стц! очевидно, что Немецкому трудовому фронту после войны будет прннц.1 лежать важная роль в сглаживании социально-классовых различий, "существующих в расово однородном «народном сообществе».
Хотя многие элементы разрабатывавшейся НТФ социальной полнти Г ки соответствовали общим тенденциям развития социального государ.] ства, в рамках национал-социалистической идеологии «жизненногопро-1 странства» они приобретали специфический, глубоко антигуманна! смысл. В условиях «идейной» войны на Востоке социальная политика*! могла иметь ценность сама по себе. Она решала конкретные задачи no-1 стольку, поскольку они не противоречили ее единственной цели — «нем тованию производительной силы» «народного организма». Сведение как отдельного человека, так и всего общества к его производительной ою-собности — предпосылка и следствие политики «жизненного пространства»: без дисциплинированной армии чрезвычайно работоспособных 1 «солдат труда» «созидательная работа на немецком Востоке» была обре-1 чека на провал, не успев начаться.
|
|
|
Поэтому «отбор самых работоспособных» и улучшение человеческой 1 породы стали внутриполитическим дополнением к расистско-империали-стической завоевательной войне на Востоке. Не случайно Гитлер задним числом датировал свое распоряжение о ликвидации психически больных 1 сентября 1939 г. В тех случаях, когда социальная политика не оказывала «целительного», способствующего росту производительности индивида воздействия, с момента нападения на Польшу принципиально провозглашалась необходимость уничтожения бесполезных для общества людей и в «старом рейхе».
начальнику своей личной канцелярии Филиппу Боулеру и личному врачу
Карлу Брандту. Лишь в октябре 1939 г. фюрер подписал краткое письменное поручение, ставшее основанием для массовых убийств в рамках «акции Т-4» (названной так по адресу соответствующего специального
бюро: Тиргартенштрассе, 4)ш. щ
Умерщвление газом около 70 000 умственно отсталых и психически больных людей, методично подготовленное с помощью авторитетных медицинских консультантов и осуществлявшееся под эгидой организаций -ширм вроде «Комитета психиатрических лечебниц» в шести специальных клиниках смерти, служило лишь прологом к социально-биологическому «процессу чистки». Зачатки его можно проследить в законах о стерилизации и охране наследственного здоровья, принятых еще в мирное время, но только в годы войны он развернулся во всю мощь.
Несмотря на все изощренные попытки камуфляжа, уже через несколько месяцев после начала истребительной операции слухи о ней достигли общественности. К 1941 т. практически все знали, что в психиатрических больницах творится неладное. «В широких кругах населения царит большое волнение, — сообщал, например, председатель Верховного земельного суда в Вамберге, — и не только среди тех соотечественников, у кого в семье есть душевнобольные. Подобное положение долго терпеть нельзя, поскольку оно чревато опаснейшими сомнениями... Уже поговаривают, что если так пойдет дальше, то в конце концов любой человек, который больше не приносит пользу обществу, а только обременяет его — в чисто материальном плане, — будет в административном порядке признаваться не заслуживающим жизни и уничтожаться»18*.
|
|
|
Насколько обоснованной была тревога, охватившая прежде всего пожилых людей, показало дальнейшее развитие событий после официального прекращения программы эвтаназии. Развернувшаяся в то же время акция «Особое лечение 14 f 13», в ходе которой тысячи больных, нетрудоспособных и нежелательных с расовой и политической точки зрения узников концлагерей «отбраковывались» и препровождались для умерщвления в специальные заведения, продолжалась, так же как и детская
Лечить, использовать, уничтожать
Очевидный параллелизм традиционного государственного управления и господства особых органов, «непосредственно подчиненных фюреру», сосуществование «государства правовых норм» и «государства чрезвычайных мер», часто принимающее гротескные формы, в начале войны, несомненно, облегчили Гитлеру и национал-социалистической верхушке проведение политики, соответствовавшей их мировоззрению. Ярким примером может служить так называемая операция по эвтаназии. Сначала Гитлер отдал только устное распоряжение о тайной подготовке к ней
По поводу нижеизложенного см.: Dorner К. Natlonalsozlallsmus und Lebensvernlchtung // VIZ. 1967. №15. S. 121-152; Wee E. «Euthanasle» Im NS-Siaat. Die «Vernlchtung lebeniunwenen Lebens», Frankfurt am Main, 1083; Dokumente zur Eulhanasie / Hrsg. E. Klee. Frankfurt am Main, 1986; NftUonalsozlalisUscht Massenlbtungen (lurch Glhgas / Hrsg. E, Kogon u. a. Frankfurt am Main, 1983. S. 27-80; Aktlon T 4 1934-1945. Die «Eulhanasie*Zentrale In der Tiergartenstr. 4 / Hrsg. G. My. Berlin, 1987; Schmuhl VI.-W Rassenhygiene. Natlonalsoztallsmus, Eulhanasie. Von der VerhUtung zur Vernlchtung «lebensunwerten Lebens» 1890-1945. GMtlngan, 1987; Medlzln und Gesundhellspolilik In der NS-Zelt / Hrsg. N.Frel. MUnchcn, 1991. m Цит. no: Stelnert M. Hitlers Krieg und die Deutschen. S. 158.
зия, начатая весной 1939 г. под руководством «Имперского в* тета по научному учету наследственных и проеденных тяжелых ваний». Полицейские и социальные службы» не ограничиваясь больными, включали в сферу действия программы эвтаназии все воц группы общественно «непригодных»: в конце концов «переводу наосов лечение» стали подлежать также «асоциальные элементы» ~ таюа* ки, психопаты, гомосексуалисты, жертвы «военной истерии», вшивные иностранные рабочие и старики, которые были уже не в а* подняться с постели. Теперь убивали не в газовых камерах, как во в«» «акции Т-4 а в обычных психиатрических лечебницах с помошью* дикаментов. Помимо того что загородные убежища для детей требсщ много места, в конце войны ухудшилась ситуация с продовоявшв* и вплоть до весны 1945 г. это служило аргументом в пользу уничтожив «бесполезных едоков», которых намеренно держали на «голодном вщ (в Баварии, например, министр внутренних дел отдал соответствуюс» приказ). В общей сложности жертвами «терапевтического убивав** стали примерно 150000 человек.
Политические организаторы н рекрутированный из рядов (Хтеж-ческий персонал «акции Т-4», будучи в основном убежденными нашивал-социалистами, руководствовались идейными соображениями. Бввг шинство же врачей, которые выступали в роли консультантов, а поев и сами активно принимали участие в убийствах с целью научного жя* римента, рассматривали свою деятельность не столько как идейио-пвав тическую кампанию, сколько как выполнение оправданной и даже необходимой с профессиональной точки зрении задачи. Насколько мши судить, их поведение диктовалось отнюдь не личными садистскими w клон костями, не национал-социалистическим вульгарным © натопим» н не откровенно ненаучными концепциями расовой гигиены, выдвинул* ми Гитлером и Гиммлером. У ченые — еле пиал и сты поспешили взять и вооружение подобные нацистские идеи» руководствуясь в основном мотивами защиты корпоративных интересов и профессионального честолюбия, характерными и для других функциональных элит, — правда, в специфическом контексте дискуссии об эвтаназии, уже несколько десятитеп* интенсивно ведущейся не только в Германии, роста международного престижа евгенических исследований, а также фундаментальных переиея в психиатрической терапии, отчасти тесно связанных с развитием экою мики и социального государства1*.
Меры в целях экономии, предпринимавшиеся в годы мирового эко** мического кризиса, пагубно оказались на совсем недавно добившее
Ufton R. J Ante im PnUen Reich Stuttgart. Ш Ж См.: Siemen H L. Manschen blifbcn auf der Strike. — Psychiatric zwiseh
und Nationalsozialismus Gutersloh. 197 *n kv
признания реформаторской стационарной психиатрии и усилили тенденцию к разграничению неизлечимых и поддающихся лечению пациентов. Мысль об уничтожении «пустых оболочек человека», «балласта» еще до 1933 г. присутствовала, по крайней мере подспудно, в умах многих поборников современных методов охраны наследственного здоровья («не лечить заболевания, а предохранять от них») и интенсивной психиатрической медицины («не прятать, а исцелять»). Так пропаганда терапии (трудовой), научный прогресс в области евгеники и доведенный до крайности холодный расчет, оперирующий исключительно категориями эффективности и трудоспособности, соединились в Третьем рейхе в «гремучую смесь», заложив новую основу для психиатрической практики. Стремительно освобождаясь от нравственных ограничителей, научная мысль прошла страшный путь: от 360000 операций принудительной стерилизации по решению «судов по охране наследственного здоровья», где заседали в основном врачи127, до массовых убийств в рамках постоянно расширяющейся программы эвтаназии, за которой начали вырисовываться чудовищные контуры «окончательного решения социального вопроса».
Профессор Эрнст Рюдин, директор мюнхенского Психиатрического института им. кайзера Вильгельма, в канун 1943 г. в журнале «Архив расовой и социальной биологии» подвел некоторые промежуточные итоги, причем неизбежная патетика в связи с десятой годовщиной прихода национал-социалистов к власти не заслоняла в его статье трезвый взгляд на ситуацию: «Достижения нашей науки и раньше привлекали величайшее внимание внутри страны и в международных кругах — вызывая как одобрение, так и протест. — но непреходящая историческая заслуга Адольфа Гитлера и его соратников заключается в том, что они осмелились сделать первый решающий шаг на пути не только к чисто научным знаниям, но и к гениальному делу расовой гигиены немецкого народа. Именно он и его соратники осуществили на практике положения теории и требования нордической расовой мысли. начали борьбу с такими паразитическими чуждыми расами, как евреи и цыгане, и профилактику размножения больных наследственными болезнями и наследственно неполноценных людей»1*.
Практика социально-санитарной «отбраковки» была не случайным побочным продуктом политики Третьего рейха, а одной из важнейших ее составляющих. Вера в ее результативность основывалась на сочетании современных научных воззрений. сош1ально-техническон рациональности и реакционно-утопических целевых установок. Начавшаяся отнюдь не
128 Цит no: MBller-Hill В Tod lie he Wlssensehalt Die Aussonderung «w Judcn. Zigeunem und Geisteskrankert [<Ш-1ЗД5. Reinbek, 1984. $.64.
во время войны, а лишь принявшая в эти годы радикальный хаоак*! направленная на создание послевоенного порядка, свободного от какойiВ то ни было расовой или социальной «неполноценности», она во многое ч свидетельствовала о деструктивном потенциале современной социальн.; политики.
Несмотря на отдельные противоречия, национал-социалистически! расовая и демографическая политика, как и политика в области здрав охранения, явилась порождением общей идеи «всенародного обнов.-ния». В твердом намерении национал-социалистов претворить эту изд 1 в жизнь после победоносного завершения войны нет никаких сомнения учитывая то, с каким фанатизмом осуществлялись ее антисемитские кои поненты в форме геноцида евреев. Правда, если говорить о «внутренней) части проекта, направленной на «арийское народное сообщество», то I здесь для определения целей в значительной мере (гораздо большей, чем I при истреблении евреев) привлекались рекомендации современной сош 1 ильной технологии. Статистики-демографы, специалисты по вопросам щ труда и продовольствия, антропологи, генетики, медики и другие экспер-1 ты индустриальной цивилизации служили отнюдь не только подручным I политики: они намечали реально осуществимое в каждом конкретном 1 случае. I
Для медицины и здравоохранения это означало как минимум смену 1 парадигмы. Идея врачебной заботы об отдельном человеке, имеющем при I этом «право на физическое самоопределение», заменялась понятием I народного здоровья. «Твое здоровье принадлежит не тебе!» — гласил I лозунг. В рамках ускоренного развития массовой «производственной медицины» здоровье превратилось в обязанность. Оно стало уже не ценностью само по себе, а условием оптимальной работоспособности и производительности. При этом оно должно было стоить максимально дешево. Предпринятая в предвоенные годы — и особенно поддерживаемая Рудольфом Гессом — попытка институционализировать некоторые элементы движения за реформу образа жизни и лечение природными средствами в виде организации «Новая немецкая медицина» — один из примеров усилий удешевить медицину; поиски лечебных трав и вегетарианское питание — это вполне в духе автаркического хозяйствования, так же как сбор вторсырья и «борьба за бережное обращение с вещами».
Вплоть до начала войны перестройка системы здравоохранения в большинстве ее отраслей происходила таким образом, что население относилось к ней весьма положительно. Новые меры по медицинскому обслуживанию и профилактике здоровья малышей, учащихся школ, рабочих и служащих предприятий, бесспорно, представляли прогресс, хотя во время войны заводских врачей часто считали надсмотрщиками и старались избегать. Общее представление о медиках, как и прежде, складывалось главным образом в результате контакта с домашними врачами среди которых находились и сторонники, и противники нацистской меди* цины — и те, кто направлял на стерилизацию собственных пациентов, и те, кто рекомендовал родственникам психически больных забрать их из клиники, дабы уберечь от эвтаназии.
Наряду с гуманными жестами, действительной или мнимой «нормальностью» то и дело обнаруживались знаки, предвещавшие ненормальное будущее. Социальные инженеры не теряли из виду свою «практическую» цель: «В строгом смысле биологическую и поэтому достойную цель регулирования здоровья представляет... только такое положение, когда момент постепенного истощения сил наступает незадолго до физиологической смерти, а окончательный упадок сил — одновременно с ней»129.
Теми же социал-дарвинистскими категориями оперировали и разработчики демографической политики, предлагавшие в дополнение к стерилизации и эвтаназии евгеническое стимулирование рождаемости, провозглашая идеал «полной семьи со здоровой наследственностью». Всюду, вплоть до концентрационного лагеря, ценность человека устанавливалась по расовым критериям. Ведущие специалисты произносили речи, строили планы и действовали так, будто понятия человеческого достоинства никогда не существовало.
Параллельно с законом об эвтаназии, который должен был прийти на смену секретному распоряжению фюрера, в министерстве внутренних дел уже с февраля 1940 г. обсуждался «Закон об антиобщественных элементах»130. В то время как закон об эвтаназии имел целью сделать практику умерщвления неотъемлемой частью повседневной жизни психиатрических лечебниц, которые отныне предназначались не для содержания больных и ухода за ними, а только для «самого активного лечения и научной работы», закон об антиобщественных элементах призван был оптимальным образом свести воедино давно уже реализующиеся по отдельности возможности воздействия на социальные отклонения в поведении — иначе говоря, регулировать отбор кандидатов на эвтаназию. Тот, кто «в силу личных качеств и образа жизни, особенно из-за каких-то исключительных изъянов ума и характера, окажется не в состоянии собственными силами выполнять минимальные требования народного
сообщества», подлежал как антиобщественный элемент полнцейсы1 надзору, стерилизации, отправке в лагерь, а при необходимости — сцЛ ной казни. Конечная цель — избавить «народный организм» от кашI либо отклонений в любой форме. По оценкам дзухуниверсвтетаиП дикое, число «антиобщественных элементов» должно было состамаД меньшей мере миллион человек. Более точные заключения генетики «Л деялись дать после создания общеимперской картотеки наследствен».] сти, региональные образцы таковой уже имелись.
Не только подобные планы делали акции эвтаназии частью безтрь ничного — в прямом и переносном смысле — проекта «искоренения» мнимой социальной и расовой неполноценности. Красноречивым указанием на взаимосвязь между кампанией по уничтожению душевнооольив I и расовой войной в Восточной Европе послужило использование пера-нала заведений, специализирующихся на эвтаназии, в газовых камера.! сооруженных на польской территории. Геноцид евреев и цыган тенте-1 ки и организационно опирался отчасти на опыт эвтаназии в «старя рейхе»131.
Расовая политика, помимо необходимости завоевания «жизненное пространства» и экономической эксплуатации, была одним из критериев, с самого начала определявших реалии нацистской оккупации в Польше, а позднее — в Советском Союзе. Если в «старом рейхе» убийства по программе эвтаназии еще всячески маскировались, то психиатрические лечебницы Польши карательные отряды СС в начале 1940 г. очиним с помощью пулеметов. Завоеванный Восток стал опытным полем расовой биологии и демографической политики Гиммлера132. Рейхсфюрер СС действовал в качестве «рейхскомиссара по делам укрепления немецкой народности» в так называемых присоединенных восточных областях Германии (Данциге — Западной Пруссии, Верхней Силезии, Вартеланде, Юго-Восточной Пруссии), а в качестве верховного главы полиции и фюрера СС — на оккупированной территории остальной Польши (генерал-губернаторства), не связанный никакими нормами и законами.
Сначала жестокой гиммлеровской политике германизации подверг лись в основном аннексированные западные польские области. Несколько тысяч представителей польских правящих кругов попросту ликвидировали. Ради «поселения» немцев из Прибалтики, Волыни, Бессарабии, Буковины и других областей, вошедших в советскую сферу интересов, около 365 ООО поляков и евреев к февралю 1941 г. депортировали в генерал-губернаторство. Впрочем, поскольку в целом польское население превышало 8 млн человек, на быстрое «онемечивание» таким путем присоединенных областей рассчитывать не приходилось. Включение затем поляков, особенно в Верхней Силезии и Западной Пруссии, в группу 3 так называемого Немецкого народного списка, означавшее предоставление им немецкого гражданства с возможностью его отмены в дальнейшем, как будто указывало на частичное возвращение к политике ассимиляции, проводившейся до Первой мировой войны. Однако против этого говорил расово-идеологический радикализм национал-социалистической системы категорий, отводившей массе поляков статус бесправных, экспроприированных «подопечных» и вызывавшей строгое размежевание немецких господ и польских рабов в повседневной жизни.
Еще до нападения на Советский Союз по указанию Гиммлера под руководством Главного управления безопасности рейха был составлен проект Генерального плана «Ост». В свете этого документа все прежние меры по германизации выглядят не более чем «разминкой» перед началом реализации фантазий Гитлера насчет «жизненного пространства», касавшихся в основном Прибалтики и Украины. Проект, в обсуждении которого разрешалось принять участие и новому, не слишком влиятельному министерству по делам оккупированных восточных территорий Розенберга, и отделу расовой политики НСДАП, предусматривал германизацию генерал-губернаторства; сверх того, «границу проживания немецкой народности» следовало передвинуть по меньшей мере на 500 километров на восток. В первую четверть столетия после войны расовые стратеги планировали «эвакуировать» от 31 до 51 млн «чужаков» из будущих областей немецкой колонизации в Сибирь; правда, специалисты не пришли к согласию как по многим деталям, так и по вопросу о том, надолго ли останутся там пережившие депортацию. Далее вызвал споры вопрос, как отделить 14 млн «расово полноценных чужаков», в первую очередь прибалтов и украинцев, которых предполагалось использовать в качестве рабов в учрежденных в июле-августе 1941 г. рейхскомнсса-риатах Остланд и Украина, от «нежелательной родни» (здесь к дискуссии снова подключились антропологи из института им. кайзера Вильгельма).
Многие специалисты быстро увидели, насколько трудно будет раздобыть в достаточном количестве «чистокровных» немецких переселенцев для опустошенных районов; в результате южных тирольцев, предназначенных для заселения после завоевания Франции ray Бургундии, пришлось в конце концов «перенаправить» на Украину. Но Гиммлеру не слишком понравилась окончательная редакция плана «Ост». Ему казалось неудачным решение, предусматривавшее вместо «тотальной германизации» только создание немецких «марок» (Ингерманланда — под Ленинградом, Готенгау — в Крыму и Мемельско-Нарвской области), а также 36 «опорных пунктов колонизации». Поэтому Гиммлер потребовал
на колонизации», который наряду с прежними J I ими относительно присоединенных восточных областей «в общих че Л касался бы также протектората Богемия и Моравия, Эльзаса — Лота! гии, Верхней Краины и Южной Штирии. Только установив, «сколЛ; в целом нам нужно людей, рабочих, денежных средств», по егомиенщ! следовало решать, «какие пункты вычеркнуть, если что-то действие,. невозможно»133. Мысль о том, что «народ без пространства» можетьЛ ночном счете раствориться в «великогерманском» пространстве безы рода, была чужда главному идеологу «разведения людей»..
Верхушка СС и узкий круг национал-социалистического руководи до последних месяцев войны цеплялись за абсурдные «восточные грезы» I и это свидетельствовало не только о колоссальном разрыве с реально к стью. Это стало следствием того, что оккупационная политика на Восток Н с первого дня уничтожила всякую возможность хотя бы частичного кон промисса и создала в корне иную ситуацию, чем в других регионах Евро I пы, хотя и там совершалось много зверств и военных преступлении В Советском Союзе, как ранее в Польше, с момента вторжения существ вал один путь — дальнейшей радикализации. Кампания, ведущаяся u&I война на уничтожение, включающая ликвидацию всех пленных коммунистических функционеров («приказ о комиссарах»), в ходе которой кара щ тельные отряды СС в первый же год убили свыше миллиона «нежели- I тельных элементов», постоянно порождала новые эксцессы насилие. 11 Идеологическая «зацикленность» Гитлера и Гиммлера исключала любую возможность корректировки нацистской оккупационной политики И даже после очевидного перелома в ходе войны. Особенно наглядно это г. проявилось в генерал-губернаторстве, где осуществление идеи расово* империалистического господства застопорилось, столкнувшись с расту- щим сопротивлением и партизанской войной. Тем не менее власти не 1 отказались от принципа подавления польского населения во всех сферах жизни, однозначно противоречившего задаче максимальной эксплуатв- цнн этой квазиколонии. Предпринимаемые время от времени прагматичным генерал-губернатором Гансом Франком попытки хоть немного сгладить столь явное противоречие разбивались о незыблемые идеологические постулаты. По цинично-примитивным представлениям Гиммлера, «лишенный руководства рабочий народ» предназначен одновременно служить и объектом эксплуатации, и объектом расовой политики. Результатом стал террористический режим, установленный СС и только террором
ржавшийся, который угнал на принудительные работы в рейх около млн поляков, похитил сотни «расово приемлемых» детей-сирот для их «онемечивания» с помощью «Национал-социалистической народной благотворительности» и эсэсовского общества «Источник жизни», присваивал польскую сельскохозяйственную и промышленную продукцию и, наконец, вслед за гетто построил на польской земле фабрики смерти для уничтожения европейских евреев.
Связь использования и уничтожения, столь же характерная для национал-социалистической оккупационной политики на Востоке, как и для политики здравоохранения немецкого населения, яснее всего видна на примере Освенцима134. Там из пересыльного лагеря, устроенного летом 1940 г. для приема польских заключенных из присоединенных областей и генерал-губернаторства, СС сделали свой самый крупный лагерный комплекс. На площади 40 км2 помимо сельскохозяйственного предприятия с опытными станциями и принадлежащими СС пронзводственнымн цехами, где работали заключенные, весной 1941 г. вырос внешний лагерь Моновиц с заводом «ИГ Фарбен» по производству искусственного каучука, осенью того же года — лагерь Биркенау, а рядом с ним — газовые камеры. С тех пор как началось «окончательное решение еврейского вопроса», врачи на платформе вокзала сортировали вновь прибывших по степени трудоспособности. Те, кого не убивали сразу, предназначались для «уничтожения трудом» или — как цыгане, содержавшиеся с начала 1943 г. в ужасающих условиях в отдельном лагере135, — для медицинских экспериментов и евгенических исследований.
