Тема войны в творчестве В. Астафьева

Другие неотъемлемые от Астафьева жизненные пласты воплощения и одновременно формы испытания доброй и прочной основы мира — война и отношение к природе. В повести «Пастух и пастушка» с присущей Астафьеву поэтикой подробностей писатель показывает войну как кромешный ад, страшный не только степенью физического страдания и нравственного потрясения, но непосильностью для человеческой души военного опыта. Ужас войны, то, что называют «окопной правдой», для Астафьева — единственно подлинная правда о войне. И хотя самопожертвование и бескорыстие, нередко оплаченное собственной жизнью, военное братство, неистребимость добра проявляются и обнажаются в дни войны, и не менее — в военном быту — ежедневной изматывающей «работе», Астафьев не видит цены, которая могла бы оправдать человеческое «побоище». Трагически подорванной оказалась душа юного лейтенанта: чистоту и силу своей любви он не смог совместить с нормами военной жизни. Несовместимость военного и мирного опыта, память о войне станут, помимо «Звездопада», темой и отзвуком мн. произведений Астафьева: рассказы «Сашка Лебедев» (1967), «Ясным ли днем» (1967), «Пир после победы» (1974), «Жизнь прожить» (1985) и др. В повести «Звездопад» их или нет совсем, или даны они эпизодически. Но и там, где писатель рисует бой, сражение — это лишено у него аффектации, патетики. Все предельно жестко, порой даже натуралистично. «Война,— убежден В. Астафьев,— если знаешь ее не по кино и не по книжкам, все-таки состоит больше из работы — тяжелой, надсадной...»

Анализ повести Виктора Петровича Астафьева «Звездопад», написанной им в 1960 году. Это небольшое по объему произведение представляется очень емким, оно показывает читателю целую эпоху в жизни девятнадцатилетнего юноши. Те несколько месяцев, что он провел в краснодарском госпитале, отпечатались в его душе и памяти на всю жизнь.
В повести нет ни одного описания военных действий. Написанное спустя пятнадцать лет после войны, произведение, на мой взгляд, представляет собой некий итог размышлений автора о тех событиях. Астафьев здесь воздерживается от рассказов о боях, героических подвигах, великих бедствиях народа. История как будто совершенно будничная. Мы читаем о далеком от комфорта, но все же не лишенном приятных моментов быте обитателей госпиталя, о том, как они стараются «урвать», «ухватить» все возможные преимущества пребывания в больнице. Однако автор не позволяет нам ни на секунду усомниться в готовности этих солдат встать под ружье, как только это станет для них возможно.
В этой повести много автобиографического. Главный герой «Звездопада» Михаил тоже сибиряк, воспитывался в детском доме, учился на составителя поездов, как и сам Виктор Петрович Астафьев. Читая это произведение, невольно проникаешься убеждением, что и эта романтическая история произошла с самим автором повести.
«Звездопад» — произведение, пронизанное глубоким лиризмом. Тема любви начинает звучать в провести-с самых первых строк. Едва юноша открывает глаза, придя в себя после тяжелой операции, его взору предстает молодая медсестра, в которую солдатик влюбляется с первого взгляда. Автор далек от романтизма. Где-то между строк мы можем понять, что эта любовь вовсе не нечто уникальное, неземное. Девятнадцатилетний детдомовец Михаил ни разу не встречался с девушкой до той поры. Побывав на грани жизни и смерти, подсознательно Миша приходит к потребности встретить свою любовь. И первая увиденная им девушка — миловидная обаятельная медсестра Лидочка сразу покоряет его сердце.
Безусловно, есть в повести немало трагических моментов: умирают люди, и те, кто еще вчера разделяли с ними больничную палату, не сразу смиряются с утратой. Астафьев описывает и разоренный город, с разрушенными домами и развороченными улицами, народ, живущий в постоянной нужде. Но все же, в целом, «Звездопад», по моему мнению, одно из самых оптимистичных произведений Астафьева. Так много в повести никогда не унывающих героев, такая ощущается солидарность между ними, что невольно проникаешься уверенностью в том, что такой народ, такие люди не могли не выйти победителями из страшной кровопролитной войны. Это в немалой степени обусловлено тем, что мы видим город военных лет, госпиталь, полный раненых, глазами очень молодого человека. Юношеское жизнелюбие, стремление познать жизнь способны победить боль и ужас войны. И это мы видим не только и молодом солдате, но и в девушке, полюбившей его так глубоко и самоотверженно. Финальные страницы повести полны щемящей боли. И читатель сочувствует оставляемой в тылу девушке едва ли не больше, чем уходящему на фронт солдату. Глубоко трогает сцена прощания Михаила с Лидой. Повесть Виктора Астафьева «Звездопад» напоминает исповедь. Читателю видится немолодой уже, зрелый человек, который заглянул в свое прошлое и увидел в нем сквозь кровавые военные картины блики первой любви, самой чистой, беззаветной, незабываемой.

3. Рассказ написан в 1956 году. Но замысел рассказа возник еще десять лет назад, непосредственно после встречи с человеком, послужившим прототипом Андрея Соколова. Поначалу критика относила «Судьбу человека» к разряду военной прозы. Действительно, общий и частный планы связаны с изображением человека на войне. Но все же батальный элемент не главный. Ядро -- история жизни Андрея Соколова, его внутренний мир. Шолохов пользуется обычным, традиционным приемом - рассказ в рассказе. Сделано это для того, чтобы показать, насколько необычна сама судьба героя-рассказчика. Одно дело, когда художник повествует о своем персонаже, другое же, когда герой, пользуясь случайной встречей, которая располагает к откровенности, что характерно для русского человека в дороге, изливает перед незнакомым душу. Устанавливаются полное взаимопонимание и доверие.В самом начале рассказа через отдельные детали, портретную зарисовку перед нами предстает обыкновенный простой человек: «Высокий, сутуловатый мужчина», «большие темные руки», «...прожженный в нескольких местах ватник был небрежно и грубо заштопан...». Но вот глаза... Ведь ничто не определяет суть человека, хлебнувшего горя до края, как глаза. «Я сбоку взглянул на него, и мне стало что-то не по себе... Видали вы когда-нибудь глаза, словно присыпанные пеплом, наполненные такой неизбывной смертной тоской, что в них трудно смотреть?» Так от простого, обычного -- к поражающему своей глубиной и масштабностью начинает звучать трагический мотив, то усиливаясь, то затихая, чтобы возникнуть с новой силой.Тяжелое ранение, плен, побег, гибель семьи, память о любимой жене как незаживающая рана, гибель сына 9 мая 1945 года, гордости и последней надежды отца. Кажется, человек не может уже физически и психически выдержать перегрузки. «Он на полуслове резко оборвал рассказ, и в наступившей тишине я услышал, как у него что-то клокочет и булькает в горле». Волнение передается не только слушателю, автору-повествователю, но, конечно, и читателю. Мы физически ощущаем пережитое, чужую боль. «Не надо, друг, не вспоминай! -- тихо проговорил я...» То же самое чувствует и читатель. Значительную часть пространства емкого и все-таки краткого рассказа занимают так называемые бытовые сцены плена. Они достаточно подробны, просты и незабываемы. Без них нельзя понять силу характера Андрея Соколова, русского человека. «Били за то, что ты -- русский, за то, что на белый свет еще смотришь, за то, что на них, сволочей, работаешь... Печей-то, наверное, на всех нас не хватало в Германии...» Андрей Соколов в трех шагах от гибели и сохраняет чувство юмора. Он очень любит жену и не может простить себе, что оттолкнул ее, расставаясь... Лирическая подоснова рассказа связана с историей встречи героя с Ванюшей. Между ними возникает особая родственная близость. Другому человеку, не битому, удачливому, просто не хватит духовных ресурсов, чтобы прочувствовать и осознать положение одинокого ребенка. Кульминация лирической линии рассказа: «Наклонился я к нему, тихонько спрашиваю: «Ванюша, а ты знаешь, кто я такой?» Он спросил, как выдохнул: «Кто?» Я ему и говорю так же тихо: «Я -- твой отец». Образ Ванюшки в рассказе появляется вместе с образом Андрея Соколова. Портретную характеристику автор дает не сразу. Шолохов выделяет отдельные детали в портрете Ванюшки - мальчика лет пяти-шести. Сначала он выделяет "розовую холодную ручонку", а потом "глаза, светлые, как небушко". Портрет Ванюшки построен на резком приеме контраста. Он противопоставляется портрету Андрея Соколова.В расказе мы видим еще один очень яркий образ - образ Ирины. Воспитывалась она в детском доме. Ирина была "смирная, веселая, угодливая и умница". Андрей очень хорошо о ней отзывается: "Хорошая попалась мне девка!" В рассказе постепенно вырисовывается образ автора. Мы видим, что он любит жизнь, природу, весну. Ему было хорошо на природе. Автор был участником войны. Он очень внимателен к людям. Переживает автор ничуть не меньше Андрея, "с тяжелой грустью" смотрел он на уходящих людей. В конце рассказа по щеке его бежит "жгучая и скупая мужская слеза".На протяжении всего рассказа автор пытается показать душевную красоту человека-труженика, которого не сломают никакие трагедии. «Судьба человека» -- рассказ с романным мышлением. Реальное время -- два часа, а художественное -- объемно и бесконечно. Автор не стремится к полному, масштабному изображению жизни, а через отдельные временные отрезки, подтекст, детали, ретроспективно выделяет главное: масштабность духа и человечность Андрея Соколова, а они придают произведению эпическое содержание. Молчание, паузы не только усиливают эмоциональную напряженность, но и расширяют художественное пространство. В рассказе действительно нет ни тени намека на чудовищно несправедливое отношение советской власти к бывшим военнопленным, однако и решительного оправдания «преимуществ социализма» в «Судьбе человека» мы тоже не найдем. Задача Шолохова в этом рассказе вообще не сводится к осуждению или оправданию того или иного политического строя, но прежде всего связана с выявлением духовной сущности человека в бесчеловечных обстоятельствах.

4 Особенности развития литературы в 1970-80 гг. Характеристика историко-культурной, литературной ситуации.

Советская культура при Л. И. Брежневе развивалась во многом по инерции, заданной ей предыдущим периодом («оттепелью»). В 70-е г. все отчетливей наблюдается разделение культуры на официальную и 'подпольную', государством не признанную. В сталинские годы не признаваемой государством культуры существовать не могло, а неугодные деятели попросту уничтожались. Теперь, когда таких грубых методов можно было избежать. Оказать давление на неугодного можно было легко, лишив доступа к зрителю, читателю. Большинство писателей как правило оказывались в пограничном пространстве между официальной и неофициальной культурой. Поэтому достаточно было небольшого намека, и издательства прекращали принимать рукописи. Можно было не расстреливать, а вынудить уехать заграницу и объявить после этого предателем.
Среди писателей, творчество которых не вызывало отрицательной реакции у государства и чьи произведения широко издавались, наибольшим читательским интересом пользовались Ю. В. Трифонов, автор повестей 'Обмен' (1969 г.), 'Предварительные итоги' (1970 г.), 'Другая жизнь' (1975 г.); В. Г. Распутин 'Деньги для Марии' (1967 г.), 'Живи и помни' (1974 г.), 'Прощание с Матерой' (1976 г.); В. И. Белов 'Привычное дело' (1966 г.); В. П. Астафьев 'Царь-рыба' (1976 г.). Распутина, Белова и Астафьева называют обычно писателями-деревенщиками. В творчестве 'деревенщиков' по-новому начинает звучать тема сельской жизни. Их произведения психологичны, наполнены размышлениями над нравственной проблематикой.
На военные тему писали К. М. Симонов (продолж. 'Живые и мертвые', 'Солдатами не рождаются','Последнее лето' (1970 г.), Ю. В. Бондарев ('Горячий снег'), Б. Л. Васильев (повесть 'А зори здесь тихие.').
САМИЗДАТ: в 1978 г. группа писателей самостоятельно выпустила литературно-художественный альманах 'Метрополь'. (В. Аксенов, А. Битов, Ф. Искандер, В. Ерофеев) Расплата - многолетний запрет на публикации в СССР.
В списках и машинописных копиях расходились по стране произведения Александра Исаевича Солженицына (род. 1918 г.). В 70-е из под его пера выходит рассказ 'Матренин двор', романы 'В круге первом', 'Раковый корпус', 'Архипелаг ГУЛАГ'. После памятной публикации в 'Новом мире', дозволенной личным распоряжением Н. С. Хрущева, в застойные годы советская печать больше не издавала Солженицына. Его произведения выходят за границей. Это чрезвычайно раздражает советское руководство. В 1969 г. его исключают из Союза писателей. Присуждение ему в 1970 г. Нобелевской премии по литературе и публикация за рубежом романа 'Архипелаг ГУЛАГ' приводят к тому, что писателя насильно выдворяют из страны.
Уехать пришлось и Иосифу Александровичу Бродскому (1940-1996). Его творчество и сама его личность раздражали официальные круги не меньше, чем Солженицын. Причина - исключительная оригинальность После фельетона 'Окололитературный трутень' в газете 'Вечерний Ленинград' Бродский был арестован и осужден на пять лет ссылки 'за тунеядство' (1964 г.) Многие видные деятели культуры выступали в его защиту (А. А. Ахматова, К. И. Чуковский, С. Я. Маршак, А. Т. Твардовский, К. И. Паустовский и др.). Из ссылки Бродскому разрешено было вернуться, однако о публикациях речь идти не могла. В 1972 г. Бродский эмигрировал в США, и Нобелевскую премию, присужденную ему в 1987 г., он получал уже как гражданин Соединенных Штатов.
Вынуждено эмигрированы В. Аксенов ('Остров Крым' 1981 г., 'В поисках грустного беби' 1986 г.), В. Войнович ('Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина'), «Дело» А. Д. Синявского и Ю. М. Даниэля. Арест в 1965 двух московских литераторов за публикацию на Западе своих произведений вызвал первую широкую кампанию общественного протеста. Еще до процесса, 5 декабря 1965, на Пушкинской площади в Москве прошел первый в советской истории правозащитный митинг с требованием гласности суда над ними. Суд, состоявшийся в феврале 1966, поднял новую волну протеста на этот раз в виде индивидуальных или коллективных петиций, направленных в советские партийные, государственные и судебные органы. Молодой журналист А. И. Гинзбург составил документальный сборник, посвященный делу Синявского и Даниэля, который вскоре был опубликован за границей; последовал арест самого Гинзбурга и еще трех диссидентов. Протесты против арестов привели к новым репрессиям, но одновременно и к новому всплеску диссидентской активности.
Ири́на Бори́совна Ратуши́нская (род 4 марта 1954 в Одессе) — русская поэтесса, писательница, диссидент. В 1982 году за участие в правозащитной деятельности и за некоторые стихотворения христианского содержания была осуждена на семь лет лагерей. Годы, проведённые в Мордовском лагере, описаны в автобиографической книге «Серый — цвет надежды». Благодаря заступничеству Рейгана, Тэтчер, Миттерана была досрочно освобождена (в 1986 году). Вскоре с мужем покинула СССР и поселились в Англии. В конце 1990-х годов ей было возвращено Российское гражданство. В настоящее время проживает в Москве.
Наколай Аржак - повесть-антиутопия «Говорит Москва», рассказывающая о введении в СССР Указом Президиума Верховного Совета Дня открытых убийств, единодушном одобрении инициативы со стороны трудящихся масс и непросто дающемся отдельным гражданам неприятии чудовищного «праздника».

5.Особенности развития драматургии 1950-70 гг. « Оттепель» не только развенчала миф о святости «отца всех народов». Она впервые позволила приподнять идеологические декорации над советской сценой и драматургией. Разумеется, не все, но весьма значительную их часть. Прежде чем говорить о счастье всего человечества, неплохо было бы задуматься о счастье и несчастье отдельного человека.

Процесс «очеловечивания» заявил о себе в драматурги как собственно в литературной своей основе, так и в постановочной. В их пьесах на сцену выплеснулась повседневная жизнь людей, их житейские хлопоты. И в этой повседневной жизни обнаружилась своя тон­кая, деликатная поэзия, а в житейских хлопотах — острый драматизм. Эта жизнь была легко узнаваема — воссоздавался быт обык­новенной советской семьи, коммуналки или фабричной «обща­ги», звучал живой человеческий говор. Словом, складывалась та­кая эмоциональная атмосфера, в которой царил дух фамильярно­сти, если угодно — домашности, и он царил не только на сцене, между персонажами, но распространялся также между сценой и зрительным залом. В этой атмосфере выговариваются до донышка, здесь не скрывают своих чувств и выражают их с мелодрама­тической аффектированностью — плачут и смеются, скандалят и нежничают.

Поиски художественных средств, способных в рамках бытовой, камерной драмы передать ведущие тенденции времени, привели к созданию столь значительного произведения, как пьеса Алексея Арбузова Иркутская история (1959–1960).Изображение будничной человеческой драмы поднималось в ней на высоту поэтических раздумий о моральных принципах современника, а в облике самих героев живо запечатлевались особенности новой исторической эпохи.

В начале героиня пьесы, молодая девушка Валя, переживает состояние глубокого душевного одиночества. Изверившись в существовании настоящей любви, она утратила веру в людей, в возможность счастья для себя. Тягостную душевную опустошенность, скуку и прозу будничной работы она пытается восполнить частой сменой любовных похождений, иллюзорной романтикой бездумной жизни. Любя Виктора, терпя от него унижения, она решает «отомстить» ему – выходит замуж за Сергея.

Начинается другая жизнь, Сергей помогает героине обрести себя заново. У него волевой, сильный, настойчивый и вместе с тем по-человечески обаятельный, полный душевной теплоты характер. Именно этот характер заставляет его, не задумываясь, броситься на помощь тонущему мальчику. Мальчик спасен, но Сергей погибает. Трагическое потрясение, переживаемое героиней, завершает перелом в ее душе. Меняется и Виктор, смерть друга заставляет его перфесмотреть многое в собственной жизни. Теперь, после настоящих испытаний, становится возможной и настоящая любовь героев.

Показательно, что Арбузов широко использовал в пьесе приемы сценической условности. Резкое смешение реального и условного планов, ретроспективный способ организации действия, перенесение событий из недавнего прошлого в настоящий день – все это было необходимо автору для того, чтобы активизировать читателя, зрителя, сделать более живым и непосредственным его контакт с героями, как бы вынося проблемы на простор широкого, открытого обсуждения.

Видное место в художественной структуре пьесы занимает Хор. Он вносит в эту драму публицистические элементы, необычайно популярные в обществе того времени

Уже в первой лирической комедии Прощание в июне (1965)отчетливо обозначились приметы героя, который в разных обличьях прошел затем через другие пьесы Вампилова.

Сложными психологическими путями идет к обретению духовной цельности Бусыгин, главный герой пьесы Вампилова Старший сын (1967).Сюжет пьесы строится весьма необычно. Бусыгин и его случайный попутчик Севостьянов по кличке Сильва оказываются в неизвестной им семье Сарафановых, переживающей не самые простые для себя времена. Бусыгин невольно становится ответственным за происходящее с «родственниками». По мере того, как он перестает быть чужим в доме Сарафановых, прежняя связь с Сильвой, оказавшимся на поверку обыкновенным пошляком, постепенно исчезает. Зато сам Бусыгин все более тяготится затеянной игрой, своим легкомысленным, но жестоким поступком. Он обнаруживает духовное родство с Сарафановым, для которого, кстати сказать, совсем уже неважно, кровный ли родственник ему главный герой. Поэтому долгожданное разоблачение приводит к благополучному финалу всю пьесу. Бусыгин делает трудный и потому осознанный, целенаправленный шаг вперед в своем духовном развитии.(Александр Володин – Старшая сестра (1961), Назначение (1963); Эдвард Радзинский – 104 страницы про любовь (1964), Снимается кино (1965).)

Особенно характерно это для женских образов, которым безраздельно отданы авторские симпатии. Героини трогательно-романтичны и, несмотря на весьма непростые отношениями с окружающими, как будто толкающими к отказу от каких бы то ни было мечтаний, всегда остаются верными своим идеалам. Они тихи, не очень приметны, но, отогревая души близких, и для себя находят силы жить с верой и любовью.

Интересно, что в 1960-е многое изменилось даже для так называемой революционной драмы. С одной стороны, она стала прибегать к возможностям документализма, что во многом объясняется желанием авторов быть достоверными до самых мелочей. С другой, образы исторических деятелей обретали черты вполне «живых», то есть противоречивых, сомневающихся, проходящих через внутреннюю душевную борьбу людей(пьеса Михаила Шатрова Шестое июля (1964))

Столкновение различных взглядов на нравственные обязанности личности в обществе, процессы внутреннего, духовного развития героя, формирование его этических принципов, протекающее в напряженных и острых душевных борениях, в трудных поисках, в конфликтах с окружающими, – эти противоречия составляют движущее начало большинства пьес 1960-х. Обращая содержание произведений прежде всего к вопросам морали, личного поведения, драматурги существенно расширили диапазон художественных решений и жанров. В основе таких поисков и экспериментов лежало стремление усилить интеллектуальное начало драмы, а главное – найти новые возможности для выявления духовных, нравственных потенций в характере человека.

6. Традиционное и новаторское в творчестве В. Кондратьева «Сашка» Кондратьев — один из писателей фронтового поколения. С 1-го курса института был в 1939 призван в армию. Служил в железнодорожных войсках на Дальнем Востоке. В дек. 1941 по собственной просьбе был отправлен в действующую армию, на фронт.

В 1942 воевал под Ржевом в составе стрелковой бригады. Был ранен, награжден медалью «За отвагу». После отпуска по ранению служил в железнодорожных войсках, был снова тяжело ранен, пробыл полгода в госпитале, стал инвалидом.

В 1958 окончил Московский заочный полиграфический институт. Много лет работал художником-оформителем.

Первая повесть — «Сашка» — была опубликована в февр. 1979 в журнале «Дружба народов». Повесть была сразу же замечена. Писали о ней прежде всего бывшие фронтовики, узнавшие в ней войну, какой она была.

Глубинным импульсом, послужившим написанию Вячеславом Кондратьевым рассказов и повестей о тяжелых военных буднях, стала его вера в то, что он обязан рассказать о войне, о своих товарищах, которые сложили голову в стоивших нашей стране больших жертв боях подо Ржевом. Писатель считал своим долгом донести горькую военную правду до читателей.

Повесть В. Кондратьева “Сашка” была сразу же замечена и литературной критикой, и читателями. Она заняла достойное место в ряду лучших литературных произведений о военном времени.
Какой мы видим войну в повести Вячеслава Кондратьева? Это редеющий в атаках и от постоянных немецких обстрелов батальон; разные его роты, в каждой из которых осталось по полтора десятка из первоначальных ста пятидесяти бойцов... Это три захваченные фашистами деревни — Панове, Усово, Овсянниково. Это овраг, маленькие рощицы и поле, за которым вражеская оборона, простреливаемая пулеметным и минометным огнем...
В центре повествования Кондратьева именно это овсянниковское поле, в воронках от мин, снарядов и бомб, с неубранными трупами, с валяющимися простреленными касками, с подбитым в одном из первых боев танком. Казалось бы, овсянниковское поле ничем не примечательно — обычное поле боя. Но для героев повести Кондратьева все главное в их жизни совершается именно здесь. И многие из них останутся здесь навсегда...
В. Кондратьев во всех деталях воспроизводит военный быт, что придает его повествованию особую реалистичность, делает читателя соучастником военных событий. Для людей, воюющих здесь, даже самая незначительная деталь навсегда врежется в память. Для бойцов овсянниковского поля содержанием жизни стали и шалаши, и мелкие окопчики, и последняя щепоть махры, и валенки, которые никак не высушить, и полкотелка жидкой пшенной каши в день на двоих. И пока солдат жив и цел, ему снова ходить в атаку, есть что придется, спать где придется... Из этого и складывалась жизнь солдата. Даже смерть была здесь привычной, и мало у кого оставалась надежда выбраться отсюда живым и неискалеченным.
Кому-то может показаться, что повествование Вячеслава Кондратьева содержит и несущественные подробности: дата, которой помечена пачка концентрата, лепешки из гнилой, раскисшей картошки. Но это все правда, та правда, которая помогает понять по-настоящему, чего стоила русскому народу Великая Отечественная война. Картина военного быта дополняется постоянным обращением В. Кондратьева к тылу. Война в тылу легла на плечи людей непосильной работой, слезами матерей, у которых сыновья на фронте, вдовьей долей солдаток.
В кровавом бою местного значения и в описании жизни тыла Вячеслав Кондратьев изобразил картину большой войны. Люди, показанные в повести, — самые обыкновенные. Но в их судьбах отражается судьба миллионов россиян во время тяжелейшей войны.
Кондратьев с большим мастерством передает напряженную жизнь военного времени. В любой момент приказ или пуля могли разлучить людей надолго, часто навсегда. Но за немногие дни и часы, а иногда в одном лишь поступке полностью проявлялся характер человека. Когда Сашка, сам раненый, перевязал тяжело раненного солдата из “папаш”, и добравшись до санвзвода, привел санитаров, он совершил этот поступок, ни минуты не раздумывая. Таков был зов его совести. Он сделал то, что считал само собой разумеющимся, не придавая этому большого значения.
Но тот раненый солдат, которому Сашка спас жизнь, наверняка никогда его не забудет. И пусть он не знает даже имени своего спасителя — он знает гораздо большее: это благородный человек, сострадающий такому же, как он сам, бойцу.
Против нас была очень сильная армия — хорошо вооруженная, уверенная в своей непобедимости. Армия, отличавшаяся необычайной жестокостью и бесчеловечностью, у которой не было никаких нравственных преград в обращении с противником. А как же обращалась с противником наша армия? Сашка, что бы там ни было, не сможет расправиться с безоружным. Для него это означает утрату чувства собственного достоинства, нравственного превосходства над фашистами. Когда у Сашки спрашивают, как он решился не выполнить приказ — не стал расстреливать пленного, разве не понимал, чем ему это грозило, он отвечает просто: “Люди же мы, а не фашисты”. И простые его слова наполнены глубоким смыслом.
Несмотря на то, что война изображена Вячеславом Кондратьевым в жутких подробностях — грязь, кровь, трупы, повесть “Сашка” проникнута верой в торжество человечности.

7. Художественное своеобразие творчества В. Богомолова.

Богомолов разделил типичную судьбу военного поколения. Начал работать с 14 лет. В начале Великой Отечественной войны ушел на фронт. Был курсантом воздушно-десантной школы, командиром отделения разведки, был ранен, награжден. Богомолов прошел немало фронтовых дорог — Подмосковье, Украину, Северный Кавказ, Польшу, Германию, Маньчжурию.

В 1949 был уволен из армии в звании лейтенанта контрразведки.

Литературная биография Богомолова началась в 1958, когда была напечатана первая повесть «Иван». Образ ее главного героя стал безусловным открытием в русской литературе 1960-70-х. Иван Буслов (ребенок, переставший быть ребенком, человек, который в свои 10-11 лет всецело принадлежит только войне) не был похож на уже известных читателю «сыновей полка». Богомолов входил в литературу отнюдь не как начинающий писатель. По строгому стилю, зрелому, реалистическому взгляду на жизнь читатели угадывали за строками повести руку настоящего мастера. А.А.Тарковский поставил по произведению Богомолова фильм «Иваново детство» (1962), получивший главный приз на Венецианском кинофестивале в 1963.

Вторая повесть Богомолова — «Зося» появилась в 1963. События в ней также разворачиваются на фоне военной действительности. Ее сюжет построен на контрастах. В ней сталкиваются две стороны жизни — любовь и смерть, мечта и суровая реальность. Это произведение (по замечанию самого Богомолова) о «несвершившемся» в судьбах молодых людей военного поколения. Повесть проникнута глубокой лиричностью и одновременно проста по стилю, сурова по тональности. Критики увидели в ней «вещь переходную», представляющую собой особую ступень в движении писателя к будущему роману. «Зося» также была экранизирована (реж. М.Богин, 1967).

В «Зосе» повествование идет от первого лица. Рассказчик, он же герой, биографически близкий автору. «Зося» — это память сердца о горечи утрат, и воспоминания о юности, и фрагменты внутренней жизни рассказчика, определившей ступени его духовного развития. Рассказчик со школьной скамьи попал на фронт, ему девятнадцать лет. Он не хлипкого телосложения, достаточно ловок, воюет уже полтора года, имеет награды, «стрелял лучше других и, если верить донесениям и фронтовой газете, имел на личном боевом счету больше убитых немцев, чем кто-либо еще в батальоне». Еще позавчера он, кроме выполнения своих прямых обязанностей начальника штаба, «изнемогал от жары, косил рослых, как на подбор, немцев на высоте 114, озверев, дрался врукопашную запасным стволом от пулемета, выбиваясь из сил и задыхаясь, катался по земле с дюжим эсэсовцем».

Но стоило ему выйти из боя и очутиться на отдыхе в польской деревушке Новы Двур, как он превращается в мальчишку. Контраст помогает автору донести до читателя мысль о хрупкости человеческой жизни, счастье и красоте в условиях войны. Он же помогает нам понять глубину души героя, отзывающейся на красоту. Война не огрубила и не выжгла в нем человеческое: любовь к людям (пожалел молоденького часового, который «спал так крепко и сладко, что я не решался — рука не поднималась — его разбудить»).

Нам открывается его тонкая природная наблюдательность, мальчишеское любопытство и непосредственность (видит с моста, как, «поблескивая серебристыми чешуйками, стайки рыб беззаботно гуляли, скользили и беспорядочно сновали во всех направлениях», как «огромный черный рак, шевеля длинными усами и оставляя за собой тоненькие бороздки, переползал от одного берега до другого»; достает «со светлого песчаного дна» реки раковины и камешки, отбирая «самые красивые для коллекции»; ему хочется «поймать стрекозу и рассмотреть хорошенько»).

Красота окружающего переполняет его душу: окрестности польской деревушки напоминают родное Подмосковье и вызывают в памяти стихи Есенина с его восторженной любовью к родному краю, к раздолью полей и лугов, к русской природе и человеку. Зося появляется, «как сказочное видение», и исчезает. Но юноша, чье восприятие окружающего обострено до предела, успевает заметить и цвет ее глаз, и смешинки в них, и изящную фигурку. Однако писатель рисует не только внешний, но и внутренний психологический портрет: ни одно душевное движение Зоси не ускользает от пламенного взгляда юноши: «брови задрожали обиженно, как у ребенка», «глаза потемнели», гнев прошел, и стали видны «прыгающие смешинки в глазах», «поощряющая приветливость, ласковость», «вопрошающее любопытство».

Приветливость Зоси вселяет надежду на ответное чувство: когда она посмотрела холодно, юноша теряется, но стоит ей улыбнуться — и снова его душа «млеет от затаенного восторга». Он не сразу понимает, что к нему пришла любовь. А очаровательная и лукавая Зося, которую война тоже не пощадила — фашисты убили отца и брата, — своим чутким сердцем улавливает особое расположение к ней советского юноши-офицера.

Разноречивые чувства и мысли терзают юношу. Автор передает их через внутренний монолог, не собственно — прямую речь: он не хочет идти на танцы: «…пусть Зося — да и не только она — думает, что меня это ничуть не волнует, что у меня есть дела и поважнее, чем всякие танцы-шманцы», потом решает пойти туда и пригласить Зосю и, наконец, убеждает себя: «…в самом деле, почему бы мне этого не сделать?». В бой он вступит значительно раньше предполагаемого срока. И Зося, оказывается, думала о нем: «Неожиданно с напряженным лицом — в глазах стояли слезы! — вдруг обхватила меня руками за голову и с силой поцеловала в губы» — и на прощание подарила фотографию с надписью: «Я тебя люблю, а ты спишь!». Почему Зося отдала предпочтение рассказчику, а не Виктору? Виктор взрослее и опытнее рассказчика. Всегда веселый, собранный, полный энергии, смелый и решительный, он, командир батальона, заявляет бойцам: «Мы не просто воины, а освободители… Кого мы освобождаем?.. Обездоленных!.. Мы обязаны, чем возможно, помогать им». И в промежутках между боями вывозит лес, колет дрова, пашет огороды.

Но вместе с тем Байков — человек действия, менее тонок по душевному складу. Не понимает, например, стихов Есенина: «Чушь!.. Да и где он видел розового коня?! Я же сам из крестьян! Навыдумывают черт те что!». К тому же война огрубляет человеческие отношения, Виктор, замечает рассказчик, считал себя бывалым и лихим сердцеедом. Но любимый Витькин афоризм: «Города берут смелостью, а женщин — нахальством» — оказался верным только по отношению к двум-трем одиноким женщинам, встреченным им на дорогах войны и чувствующим, как и он, зыбкость и неустроенность бытия. Витька убедился в этом, когда встретился с чистой и целомудренной Зосей. Оказалось, что Зося и грубость, Зося и нахальство несовместимы.

Внимание, проявленное Зосей за обедом у пани Юлии, и мимолетные встречи с юношей, и ее первый в жизни героя поцелуй — все это не случайность. Гордая Зося разглядела и своим чутким сердцем уловила и его нравственную чистоту, и нежность. Сам рассказчик, став вдвое старше, размышляет: «Города действительно берут смелостью. Виктор — Герой Советского Союза. Виктор Степанович Байков — первым из нашей армии ворвался на улицы Берлина и навсегда остался там под каменным надгробием в Трептов-парке… А вот чем покоряют женщин, я и сейчас… затрудняюсь сказать; думается, это сложнее, индивидуальнее». Что же своей повестью сказал нам В. Богомолов? В маленьком эпизоде войны писатель увидел и нравственную чистоту человека, и красоту его помыслов и чувств; показал, что война враждебна жизни, любви, вообще человеческому существованию. Герой повести так больше и не встретился с Зосей, но пережитое оставило в его душе светлый след на всю жизнь.

9. Философская проблематика и формы её художественного воплощения в военных повестях В. Быкова.

Военные повести В. Быкова в полной мере отвечают всем требованиям жанра. Небольшие по объему (не более ста страниц), охватывающие день - два - три, наполненные будничными, в общем-то, событиями, неторопливые, внимательные к несущественным вроде бы деталям. Герои Быкова - простые люди, именно в том смысле, как обыкновенно понимается этот эпитет: простые - малообразованные, ничем не примечательные крестьяне, рабочие-путейцы, сельская интеллигенция, рядовые солдаты и офицеры небольших чинов. Действие повестей Быкова разворачивается в годы войны, в ее непосредственной длительности, либо (реже) в рассказах дня сегодняшнего, которые зримо переносят нас в те, военные времена и обстоятельства. Характерно для военных повестей Быкова, что в них почти нет батальных сцен, темы всенародного подвига, победы как конечной цели, ради которой сражаются и погибают его герои. Событий мало (несколько эпизодов боя, или подготовка к диверсии, или захват и допросы партизан), и они имеют значение только для их непосредственных участников (но - судьбоносное значение!), четко локализованы в пределах повести от зарождения событий к их окончательному завершению на уровне факта (но не на уровне нравственных уроков, выходящих далеко за пределы факта и в будущее).

Персонажей в повестях Быкова немного (двое, трое, иногда десять-пятнадцать, если это взвод, партизанский отряд), причем в центре внимания всегда два-три центральных персонажа, которые составляют «рамку» конфликтов. Специфика конфликтов в том, что они не вынесены вовне, в какие-то открытые противоречия между участниками, в их активные действия, а помещены внутрь, в глубины души персонажей, который зачастую и не обнаруживают перед другими своих переживаний (не умеют - люди простые, не привыкшие выставлять напоказ, оформлять в слова свои чувства). Получается, что не конфликт, не взаимоотношения персонажей создают некие события и двигают сюжет повести, а независимые от персонажей обстоятельства и события приводят к развитию внутреннего конфликта в душе каждого и затем - к столкновению конфликтов (а не людей, характеров, принципов, идеологий).

В центре внимания автора - нравственные, философские проблемы. Их осмыслению подчинен весь художественный строй повестей, реализующийся в типичных средствах жанра: безыскусном рассказе, подробном неспешном показе событий и поступков, пейзажных зарисовках, создающих эмоционально-психологический фон, обнажении внутреннего мира персонажей, концентрации людей и событий на сравнительно небольшом пространстве и в недолгом времени.

Нетипичным, специфически быковским является подробное, очень подробное исследование причин поведения человека, его смыслов и ценностей; усиленный за счет монотонных описаний эффект обыденности, достоверности происходящего; несколько принужденный, сконструированный сюжет, организованный для создания предельно критической для героев ситуации, в которой они поставлены перед выбором: поступить по совести, по высшему нравственному закону - и погибнуть, или сделать уступку своему страху (жажде жизни) и погибнуть духовно. Такое впечатление, что война - прежде всего художественный прием, необходимый автору для того, чтобы подробно рассмотреть то, что его больше всего интересует, - душевное состояние людей в ситуации почти неразрешимого кризиса, заданного неподвластными им обстоятельствами. Характерна для Быкова и тема самопожертвования, невинной жертвы, мучений и смерти не на виду и не ради высокой цели, а исключительно ради сохранения духовной цельности героя. Таким путем - через рассмотрение «маленького человека» крупным планом - Быков проникает в общечеловеческое нравственное бытие, решает вопросы о смысле и ценности жизни, о значении смерти, о праве человека быть «простым» - и сложным, неоднозначным, слабым, грубым, жестоким - и подниматься к собственным высотам духа, когда иначе поступить нельзя.

10. «На рубеже 70-х и в 70-е годы в советской литературе произошел не сразу замеченный беззвучный переворот, без мятежа, без тени дисси­дентского вызова. Ничего не свергая и не взрывая декларативно, боль­шая группа писателей стала писать так, как если б никакого «соцреализ­ма» не было объявлено и диктовано, — нейтрализуя его немо, стала писать в простоте, без какого-либо угождения, кадения советскому режи­му, как бы позабыв о нем. В большой доле материал этих писателей был — деревенская жизнь, и сами они выходцы из деревни, поэтому (а отчасти из-за снисходительного самодовольства культурного круга, и не без за­ висти к удавшейся вдруг чистоте нового движения) эту группу стали звать деревенщиками. А правильно было бы назвать их нравственниками, ибо суть их литературного переворота — возрождение традиционной нравственности, а сокрушенная вымирающая деревня была лишь естественной наглядной предметностью». Так спустя примерно три десятилетия после явления «деревен­ской прозы» говорил о ней Александр Солженицын. Можно не соглашаться с перечнем имен, приводимых Солженицыным (на­пример, как отмечалось выше, у Ф. Абрамова и Б.Можаева доми­нирует не столько нравственно-философский, сколько остро со­циальный пафос), но данная им общая характеристика нового литературного течения как явления, вненаходимого по отноше­
нию к соцреализму, не вызывает сомнений.

Облик «деревенской прозы» определяли те же эстетические принципы и художественные пристрастия, которые были харак­терны для «тихой лирики». Однако по своему масштабу «дере­
венская проза» крупнее, и ее роль в литературном процессе не­сравнимо значительнее. Именно в русле «деревенской прозы» сло­жились такие большие художники, как Василий Белов, Вален­
тин Распутин и Василий Шукшин, в своем творческом развитии к этому течению пришел и Виктор Астафьев, под влиянием «де­ревенской прозы» сформировалось целое поколение прозаиков (В.Крупин, В.Личутин, Ю. Галкин, Г. Скобликов, А. Филиппо­вич, И.Уханов, П. Краснов и др.). Творцам «деревенской прозы» принципиально чужды приемы модернистского письма, «теле­графный стиль», гротескная образность. Им близка культура клас­сической русской прозы с ее любовью к слову пластическому, изоб­разительному, музыкальному, они восстанавливают традиции сказовой речи, плотно примыкающей к характеру персонажа, челове­ка из народа, и углубляют их. «Все, что было накоплено “сказовым” опытом классической литера­туры и литературы 20-х годов, как будто изменилось в масштабе, и со­временная проза стремится воссоздать не столько ракурс героя, сколько ракурс стоящего за ним корневого целого — народа. То, что в 20-е годы казалось исключительной принадлежностью лишь некоторых великих пи­сателей — одновременная прикрепленность стиля к голосу рассказчика, голосу героя и голосу народа, — оказалось сегодня почти повсеместной нормой “деревенской” прозы». И подобно тому, как в 1920-е годы восста­новление в правах чужого слова «отражало возросшее доверие ли­тературы к суверенности человека, внимание к неповторимости его индивидуального бытия, к складу его мышления, его здравому смыслу», поэтика «деревенской прозы» в целом была ориентирова­на на поиск глубинных основ народной жизни, которые должны были заменить дискредитировавшую себя государственную идеологию.

11. Судьба народа и судьба человека в произведениях Ф. Абрамова «Деревянные кони», «Пелагея», «Алька».

В этих повестях воплощена история русской деревни, многострадальной жизни крестьян и прежде всего русской женщины. Трилогия начинается повестью «Деревянные кони». В ней рассказывается о жизни Милентьевны, русской крестьянки. Про жизнь ее мы узнаем из рассказов Евгении — невестки Милентьевны. И жизнь эта была далеко не легкой. Шестнадцати лет Милентьевну замуж выпихнули. От рассвета до заката — непосильная работа, заботы по дому. Двух сыновей на войне убили. Но выстояла Милентьевна, выдержала все невзгоды.

И даже теперь, несмотря на свою старость, не могла сидеть без работы. Каждое утро уходила в лес за грибами. Возвращалась еле живая, но не хотела покоряться усталости, немощи и возрасту. (А шел Милентьевне уже седьмой десяток.) Однажды пришла она совсем больная и слегла. Но через два дня нужно было ехать ей домой (она гостила у одного из своих сыновей), так как внучке обещала приехать к «школьному дню». И вот, несмотря на свою болезнь, ливень и грязь за окном, несмотря на то, что сын не приехал за ней, пошла пешком, увязая в грязи, покачиваясь от порывов ветра и слабости. Ничто не могло помешать ей сдержать свое обещание, данное внучке.

Повесть «Пелагея» рассказывает нам о другой женской судьбе. Другой, но не менее тяжелой. Пелагея Амосова — пе-карша, с зари до зари работающая в своей пекарне. Это, однако, не одна ее забота: еще надо и по дому справиться, и двор прибрать, и травы накосить, и за мужем, больным успеть ухаживать. У нее постоянно душа болит за дочь свою — Альку. Эта непоседа и егоза, которая не может усидеть на месте, целыми днями и ночами пропадает на гулянках. А между тем сама еще школу не закончила...

Вся жизнь Пелагеи — это сплошная вереница одинаковых дней, проходящих в непосильном труде. Пелагея не может позволить себе хоть день отдыха: вся работа держится на ней. Да и не могла она жить без своей пекарни. «Всю жизнь думала: каторга, жернов каменный на шее — вот что эта пекарня. А оказывается, без этой каторги да без этого жернова ей и дышать нечем».

Кроме непосильной работы, на Пелагею наваливаются и другие невзгоды: тяжелая болезнь и смерть мужа, бегство дочери в город вместе с офицером. Силы постепенно оставляли ее. Нестерпимее всего была невозможность работать. «Не умела болеть Пелагея». Не могла она примириться с тем, что не та уже стала, как раньше.

А жизнь готовит все новые и новые удары уже больной женщине: от дочери никаких вестей, пекарня, ее родная пекарня, запущена, в магазине ее обманули, подсунули давно вышедшие из моды плюшевики. С каждым новым ударом Пелагея понимает, что отстает она от жизни. «Да как тут жить дальше?» — ищет она ответа и не находит его.

Так и умерла Пелагея, не увидев новой цели в жизни, так и не поняв, как же можно жить, когда работать уже не можешь и силы оставляют тебя.

Заключительная повесть трилогии — «Алька». Героиня ее — Алька — дочь Пелагеи, но жизнь у нее совершенно другая, вольная, не закованная в железный обруч непосильной работы. Алька живет в городе и работает официанткой. Жизнь в деревне не для нее, она не хочет жить, как мать, добиваясь всего тяжелым трудом. Алька считает свою работу не хуже других и гордится тем, что работает в городе, в ресторане, зарабатывает большие деньги. В будущем она хочет стать стюардессой (и становится ею).

Алька — это тип совершенно другого человека, нежели ее мать. Она не приучена с детства к тяжелому труду в поле, ей чужда вся деревенская жизнь. Был момент, когда Алька была готова остаться в деревне. Она вспоминает об умершей матери, о том, как неустанно работала та всю жизнь ради нее, Альки, о том, что не приехала проводить свою мать в последний путь. И так горько становится на душе у Альки. В этот момент она решает остаться в деревне, даже бежит и сообщает об этом тетке Анисье. Надо только съездить в город, забрать пятьсот рублей, «остатки от распроданного родительского добра». Но именно эта поездка все изменяет. Снова окунувшись в городскую жизнь, она уже не тянется в деревню. Что деревенская жизнь по сравнению с городской! Да и не такой человек Алька, чтобы на веки вечные похоронить себя в деревне. «Жалковато стало всего этого великолепия, с которым не сегодня-завтра надо расстаться».

В трилогии очень ярко и живо показаны типы русской женщины тридцатых—семидесятых годов. Мы можем увидеть, как постепенно изменялся этот тип из поколения в поколение. Изначально женщина была «привязана» только к дому да работе на земле, но постепенно у нее появляются другие возможности.

Пелагея уже меньше привязана к земле, чем Милентьевна, но она еще не могла оторваться от нее, да ей это было и не нужно. Алька же сызмала не тяготела к деревенской работе и потому спокойно покидает деревню.

Трилогия интересна для читателя не только главными героинями, но и второстепенными, но не менее яркими. С какой живостью, например, выписаны образы Мани-болыпой и Мани-маленькой — двух подружек-пенсионерок — или тетки Анисьи.

Читая повести Федора Абрамова, живо представляешь картины деревенской жизни, взаимоотношения между людьми.

Трилогия Федора Абрамова мне очень понравилась. Написана она ярким, живым и в то же время простым языком. Несмотря на внешнюю простоту повестей, в них очень глубоко показана многострадальная судьба русской женщины.

Повести эти не только о деревне. Они о человеке, который в любых обстоятельствах должен оставаться человеком.

В русской литературе так называемая «деревенская проза» занимает особое место. Устав от трескучих фраз, лжи, диссидентства, люди вернулись к простым и высоким ценностям — доброте, красоте отношений, жертвенности любви. Искать идеал стали не в больших городах, а там, где сохранились подлинно народные нравственные критерии, не зависящие от моды и требований «политического момента». «Малая родина» Федора Абрамова — русский Север — источник его вдохновения и тема его книг.

Главная книга Абрамова — тетралогия «Братья и сестры». Первый роман рассказывает о военном времени, о деревенских женщинах, на которых легла вся тяжесть быта, труда, материнской любви. Мужчины ушли на фронт, но жизнь продолжалась. Чтобы жить, нужно было кормить и растить детей, нужно было взвалить на себя бремя непосильного труда и выдержать. И люди выдержали, потому что жили как братья и сестры, помогая друг другу. Спасло то, что называется «круговая порука добра».

Весна. Деревенская посевная страда. В колхозе не осталось зерна, нет лошадей. Анфиса Петровна Минина, председатель колхоза, обращается к «миру», по древнейшей русской традиции. И «мир» охотно идет на помощь. Люди отдают зерно, оставляя себе минимум. Нет никого, кто отказался бы, думая только о своем благополучии. Даже те семьи, где много детей, откликнулись на просьбу о помощи. Работали сутками, пахали и сеяли кто на корове, кто впрягался сам. Дети помогали, как могли, и, измученные, засыпали в школе за партами. Совместный труд, ощущение единства, помощь и поддержка помогают людям справиться с непосильной работой. Они сохраняют радость, не унывают, находят силы не только работать, но и песни петь.

От работы не плачут. Но война приносит горе почти в каждый дом. Похоронки черными птицами залетают в дома, и тогда плачут женщины. Но горе не может избавить от необходимости жить дальше, кормить и растить детей, поднимать хозяйство. На помощь опять приходит «мир», приходит любовь и взаимовыручка в семье. Последующие три романа тетралогии Абрамов посвящает истории одной из семей деревни Пекашино — семьи Пряслиных. На фронте погиб отец. Анна Пряслина осталась вдовой с шестью детьми. И главой семьи приходится стать четырнадцатилетнему Михаилу, который взваливает на себя заботу и ответственность за мать и пятерых братьев и сестер. Эти люди не жал ют себя, не считают, что им пришлось тяжелее всех. Они даже не видят ничего особенного в такой самоотверженности. Двенадцатилетняя Лиза Пряслина заменила в доме мать, в пятнадцать У работала на ферме. А ведь была еще учеба в школе, домашнее хозяйство, потому что мать с утра до ночи работала в поле.

Герои Федора Абрамова — воплощение лучших черт русского национального характера. Это труженики, беззаветные и скромные, честные и любящие люди. Писатель рассказывает о них просто, без излишнего пафоса, но так, что становится ясно: на плечах этих людей, на их самоотдаче и держится страна. Именно в труде люди проникаются чувством родства, единства не по кровным связям, а по общей судьбе.

Больно и страшно читать страницы, рассказывающие о послевоенной деревне. Трудолюбие и самоотверженность жителей Пекашина не спасают их ни от работы «за галочку», когда за трудодень не получали ничего, ни от голода, ни от тех государственных мер, которые высосали из деревни все жизненные соки, опустошили ее, прогнали людей, которые были плоть от плоти своей земли, в города. Раскрестьянивание деревни — вот о чем с горечью пишет Абрамов. Уничтожив деревню, уничтожили традиции, огромный пласт культуры, надругались над духовными ценностями русского народа — к такому выводу приходит писатель. И спустя десятилетия мы понимаем, как он был прав. Корни и истоки многих нынешних бед лежат именно в том времени, которое разрушило целый мир, не построив ничего.

12. Изображение русского национального характера в повести В. Белова «Привычное дело».

В. Белов в повести "Привычное дело" (1966) отражает историческую эпоху, период середины XX века, когда Россия прошла через горнило Великой Отечественной войны. Произведения В.И. Белова открыли новую страницу в изображении деревни. Автор не идеализирует современную деревенскую жизнь, а показывает ее горести реально. В. Белова, как и Ив. Бунина, интересуют противоположные свойства русского народа: кротость, смирение, доброта и жесткость, бунтарство, склонность к насилию. Все вышеперечисленные качества последовательно, в той или иной мере, воплощены в образе Ивана Африкановича Дрынова, героя повести В. Белова "Привычное дело". На протяжении всего произведения автор показывает трагедию крестьянской семьи послевоенного периода, работающей в колхозе. Глава семейства Иван Дрынов, участник Великой Отечественной войны, работая день и ночь, не может прокормить жену и девятерых детей. Поддавшись уговорам шурина Митьки, он отправляется на заработки в Заполярье. Но, не доехав до пункта назначения, пропив все деньги, затосковав по семье, Иван Африканович принимает решение вернуться в родную деревню. Он еще не знает, что через три дня после его отъезда случилась трагедия, вызванная бесчеловечными условиями жизни. Его жена, Катерина, ухаживая за коровами и стараясь накосить для них корм, надорвалась и умерла. В образе Катерины есть нечто общее с бунинской Анисьей: обе они отдали свою любовь мужу и детям, были великими труженицами, смиренно перенося тяготы жизни, непосильной работы, обе тихо уходят из жизни. Кроткому, поистине национальному образу Катерины, сопутствует образ мужа. Простой, бесхитростный, прошедший рядовым солдатом через Великую Отечественную войну, он в жизненно важные моменты может быть упрям, крут с окружающими, может отстоять свое мнение. Как и бунинский Захар Воробьев, Иван Африканович не может найти приложение своей силе, не может реализовать

себя, находясь в постоянном поиске, пытаясь осознать жизнь. Но нельзя найти полной аналогии между этими героями, так как они принадлежат разным историческим эпохам. Многое в жизни Ивана Дрынова меняется после смерти жены. В сценах, следующих за возвращением Ивана Африкановича в деревню, В.Белов выступает как философ. Автор заставляет главного героя проанализировать свою жизнь, поразмышлять о значении жизни и смерти. Иван Дрынов задумывается о том, что остается после человека, и его поражает простая мысль: "Вот, родился для чего-то он, Иван Африканович, а ведь до этого-то его тоже не было... И лес был, и мох, а его не было, ни разу не было, никогда, совсем не было, так не все ли равно, ежели и опять не будет?... Ну, а другие-то, живые-то люди?... Ведь они-то будут, они-то останутся? И озеро, и этот проклятый лес останется, и косить опять будут. Тут-то как? Выходит жизнь-то все равно не остановится и пойдет как раньше, пусть без него, без Ивана Африкановича. Выходит все-таки, что надо было родиться, чем не родиться..." Образ Ивана Африкановича наполняется философским смыслом. В.Белов показывает духовный мир героя, процесс осознания им красоты жизни, рождение в результате душевных переживаний жизнеутверждающей философии. Представителем другого типа народного характера, соответствующего бунинскому определению "Чудь", является шурин И. Дрынова Митька, который с его погоней за рублем противопоставлен героям, в чьих характерах доминируют трудолюбие, выдержка, цельность и любовь. Итак, крестьянин Иван Африканович Дрынов — человек простой и вместе с тем сложный. Он вроде бы как все на селе и в то же время очень от всех отличается. Показательно, что так воспринимают Ивана Африкановича и его земляки. Я считаю, что автор пытается создать образ идеального деревенского жителя того времени. Показать, что, несмотря на социальные и бытовые негативные условия, душа народа остается чиста. Не зря же к герою Белова не липнет никакая житейская грязь, даже когда он сам сплоховал в чем-нибудь. Например, смешно выглядит он в истории со сватовством Мишки, наутро об этом казусном случае судачат все деревенские бабы. Но смеются только над Мишкой, а Ивана Африкановича жалеют. Ясно, что Иван Африканович является для своих земляков своего рода зеркалом, которое отражает их лучшие чувства и достоинства. Он радует их, подает пример добра. Сила его любви и преданности Катерине благотворно влияет и на остальных сельчан. Он по-житейски мудр и нравственно чист. Вот это и является, на мой взгляд, главным в его образе и отличает от остальных крестьян.

произведения Ив. Бунина и В.Белова можно объединить не только тематическим обращением к насущным проблемам русской деревни, но и изображением сокровенных черт народного характера. Здесь В. Белов является наследником и продолжателем традиций Ив. Бунина. Писателей волнуют духовные основы русского человека, обусловленные психологическими и социальными факторами. Ив. Бунин и В. Белов заставляют задуматься не только над горькой судьбой русского мужика, но и над трагической участью всей России, связывая судьбу Родины с судьбой ее народа.