Возникновение повести, последние события которой приурочиваются ко времени архиепископства в Новгороде Василия (1330— i 1352), относится, видимо, к концу XV в. Во второй четверти i XVI в. она была переработана и затем перерабатывалась ещё не-s сколько раз, дойдя до нас в количестве свыше 250 списков XVI— XIX вв. Автором первой переработки, возможно, был переводчик, (толмач) Дмитрий Герасимов, деятельный сотрудник новгородского архиепископа Геннадия по собиранию и переводу библейских книг, ездивший по посольским делам и по делу о составлении пасхалии в Рим.
Повести предшествует предисловие в форме послания Дмитрия архиепископу Геннадию, сообщающее, что Дмитрий благополучно доехал до Рима, где ему поручено было разыскать писание о белом j клобуке. Это писание, по его словам, не заслуживающим, впрочем, доверия, он раздобыл с большим трудом, так как в Риме его тща-с тельно скрывали «срама ради». Книгохранитель римской церкви, Иаков, почувствовав расположение к Дмитрию и снизойдя к его мольбам, сообщил ему, что греческий подлинник повести о беломклобуке, привезённый благочестивыми греками в Рим после паде-, ния Константинополя, уничтожен начальниками Рима, и хранится: втайне лишь римский перевод его. Этот перевод Дмитрий, как он говорит, вымолил у римского книгохранителя и в русском переложении сообщает его Геннадию.
Самая повесть начинается с легендарного рассказа о том, что римский император Константин Великий (IV в.), преследовавший» христиан и римского епископа Сильвестра, сам становится христианином после того, как Сильвестр, крестив Константина, чудесно исцеляет его от проказы. В благодарность за это Константин хочет возложить на голову Сильвестра царский венец, но папа смиренно отказывается от него, и после этого, по указанию явившихся? Константину в видении Петра и Павла, царь торжественно в храме. возлагает на голову Сильвестра белый клобук. Испросив у царя золотое блюдо, на котором кладётся царский венец, Сильвестр положил на блюдо белый клобук, хранившийся им в церкви «в наро-чите месте», и надевал его лишь по большим праздникам. То же он завещал делать и своим преемникам после своей смерти. На тринадцатом году своего царствования Константин решил, что там, где установлена «святительская власть», неприлично быть власти земного царя, и, передав папе Сильвестру Рим, переселился в Византию, где и основал «Константинград».
По смерти папы Сильвестра все православные папы и епископы воздавали клобуку великую честь, как заповедал Сильвестр. И так прошло много времени. Но противник человеческого рода, «супостат дьявол», воздвиг некоего царя, именем Карула, и папу Формоза и научил их «прельстити- християнский род своими ложными словесы и учении», и они отступили от православной веры и разорвали «соединение благочестия святыя апостольския церкви» (речь идёт о разделении церквей, к которому, однако, папа Формоз не имел отношения). Оба они не любили белый клобук и чести ему не воздавали. Клобук был спрятан в церковном приделе, затем новый папа хотел его сжечь, бог же не допустил этого, и решено было клобук отправить в дальние заморские страны, чтобы там надругаться над ним и истребить его. Но клобук был чудесно спасён одним благочестивым человеком и снова возвращён в Рим, где ему, однако, по-прежнему не воздавали почестей. По «повелению божию», переданному папе через ангела, явившегося ему во сне, клобук переслан был в Константинополь патриарху Филофею.
В то время Филофею в ночном видении явился светлый юноша, который, рассказав патриарху историю клобука, велел по прибытии его в Константинополь отослать в Русскую землю, в Новгород, для ношения его тамошним архиепископом Василием: «тамо бо (т. е. в Новгороде) ныне воистину славима есть христова вера». Патриарх с великою честью встретил клобук и положил его на торжественном месте в храме св. Софии до того времени, пока по совету с царём не будет решено, как поступить с ним дальше.
Папа же римский, отпустив клобук, раскаялся в этом и потребовал было его возвращения, но патриарх с проклятием и укорами папе отказал ему в этом. Прочитав ответное послание Филофея и узнав, что патриарх принял клубок с честью и хочет отправить его в Новгород, папа разъярился и впал в болезнь: так он не любил Русской земли из-за того, что она соблюдала веру христову. Его постигли тяжёлые и отвратительные болезни, и смрад великий стал исходить от него. Он до того дошёл, что псом и волком выл и ел собственные нечистоты. И так он окончил свою жизнь.
Между тем патриарх делал попытки удержать клобук в Константинополе, мысля носить его на своей голове. Но в видении ему явились два светлых незнаемых мужа, оказавшихся папой Сильвестром и царём Константином, и запретили ему помышлять об удержании клобука, ибо< через некоторое время Константинополем овладеют — за умножение грехов человеческих — агаряне (мусульмане) и осквернят все святыни, как предсказано было при самом основании города (имеется, очевидно, в виду вступление к повести Нестора-Искандера о взятии Царьграда). «Ветхий бо Рим,— говорит Сильвестр,— отпаде славы и от веры христовы гордостию и своею волею; в новом же Риме, еже есть в Коньстянтинеграде, насилием агарянским такоже християнская вера погибнет; на тре-тием же Риме, еже есть на Русской земли, благодать святаго духа воссия». «И да веси, Филофие,— продолжает Сильвестр,— яко вся християньская приидут в конец и снидутся во едино царство Рус-кое, православия ради. В древняя бо лета, изволением земнаго царя Констянтина, от царствующаго сего града царьский венец дан бысть рускому царю; белый же сей клобук изволением небеснаго царя Христа ныне дан будет архиепископу Великаго Новаграда, и колми сий (т. е. клобук) честнее онаго (т. е. царского венца), понеже архангельскаго чина есть царский венец и духовнаго суть». Сильвестр велит Филофею незамедлительно отправить клобук в Новгород. Как отнята была благодать от Рима, так отнимется она и от Константинополя, «и вся святая предана будет от бога вели-цей Рустей земли во времена своя, и царя рускаго возвеличит господь над многими языки, и подо властию их мнози царей будут от иноязычных, под властию их и патриаршеский чин от царствую-щаго сего града такожде дан будет Рустей земли во времена своя, и страна наречется светлая Росия...»
Проснувшись в ужасе, Филофей много плакал, вспоминая слышанное о белом клобуке и о грядущей судьбе Константинополя, и наутро, после литургии, с честью отправил клобук в Новгород к архиепископу Василию со многими дарами и с «крещатыми» ризами. Василий же в то время, задремав, увидел во сне ангела с белым клобуком на голове. Ангел объяснил ему происхождение клобука, который отныне будет носить он и последующие новгородские архиепископы, и велел утром идти навстречу клобуку. Василий торжественно со всем церковным собором и множеством народа встретил греческого епископа, принесшего в Новгород клобук. И с тех пор утвердился белый клобук на головах новгородских архиепископов. Потом стали приходить в Новгород люди из многих городов и царств, дивились, как на чудо, видя тамошнего архиепископа, ходящего в белом клобуке, и рассказывали об этом во всех царствах и странах '.
Повесть о белом клобуке, обосновывающая идею преемственности духовной власти фактом преемственности материальных символов этой власти, исходила из тех же тенденциозных предпосылок, что и повести о Вавилоне и «Сказание о князех Владимирских», написанные на тему о преемственности власти светской.
Наша повесть заняла явно компромиссную позицию. В пору, когда Новгород был покорён Москвой, уже поздно было ему претендовать на византийское политическое наследство: это наследство он уступает «русскому царю», т. е. князю московскому, но право на преемство церковное, как видим, Новгород оставляет за собой. И что очень показательно для понимания этого скрытого компромисса, так это как бы мимоходом брошенная оговорка о том, насколько белый клобук, «архангельского чина царский венец», «честнее» царского венца в буквальном его понимании. Этой оговоркой повесть не только закрепляла непререкаемый авторитет новгородской церкви, но и утверждала превосходство «священства» над «царством» — тенденцию, во всей своей остроте выдвинутую через полтораста с лишком лет патриархом Никоном в его кончившейся поражением борьбе с царём Алексеем Михайловичем. И недаром поэтому московский собор 1666—1667 гг., низложивший Никона, определил повесть о белом клобуке как писание «лживо и неправо», а об авторе её, Дмитрии-толмаче, отозвался как о человеке, «еже писа от ветра главы своея». Отрицательный отзыв собора о повести обусловлен был и тем, что она приобрела большую популярность у старообрядцев, так как подрывала авторитет греческой церкви, поддерживавшийся никонианами.
Наша повесть, помимо новгородской легенды о белом клобуке, использовала также переводные житие Константина и его подложную грамоту (так называемый «Дар Константина» — «Donatio Constantini»), сфабрикованную, видимо, в VIII в. в интересах папства в его борьбе со светской властью за свои привилегии. Разоблачение фальшивого документа было начато итальянскими гуманистами в XV в., но католические богословы окончательно перестали защищать его подлинность лишь в XIX столетии. Русская повесть при всём том отличается острой противокатолической и противо-папской направленностью, что явилось естественной реакцией на Флорентийскую унию.
В начале XVI в. в Новгороде, при архиепископе Серапионе, возникло сказание о Тихвинской иконе божьей матери, по своему идейному смыслу сходное с повестью о белом клобуке. Рассказ приурочен к 1383 г., за 70 лет до падения Константинополя. В это время в пределах Новгорода, на Ладожском озере, говорится в сказании, явилась икона богоматери, «по божию благоволению» ушедшая из Царьграда, чтобы ею не овладели агаряне. Рыбаки, ловившие в озере рыбу, увидели, как икона шествовала по воздуху над водной пучиной, а затем унеслась вдаль и несколько раз появлялась невдалеке от Тихвина. На местах появления иконы жители строили часовни и церкви в честь богородицы. Наконец, икона остановилась на Тихвине, где её торжественно встретили духовенство и народ и где построена была после этого церковь во имя Успения. Вскоре затем сама богородица в чудесном видении явилась некоему богобоязненному мужу, велев при этом поставить на церкви в её честь не железный крест, как было предположено сделать, а деревянный. При великом князе Василии Ивановиче сооружена была в честь богородицы каменная церковь, освящённая архиепископом Серапионом в 1515 г., и тогда же было положено начало Тихвинскому монастырю.
Позднее Тихвинская икона отождествлялась с иконой «богоматери-Римляныни», которая написана была, как передаёт предание, по распоряжению патриарха Германа и во время иконоборства отпущена им в Рим. Через 150 лет она вернулась в Византию, а затем перешла в пределы Новгорода. Таким образом, Тихвинская икона, как и белый клобук, связывается не только с Византией, но и с Римом '.
К концу XV или к началу XVI в. относится и житийное оформление новгородского предания о прибытии в XII в. в Новгород из Рима тамошнего святого Антония. В житии Антония говорится, что он родился в Риме от «християну родителю» и воспитан был в христианской вере, которой родители его держались тайно, потому что Рим отпал от христианской веры и впал в «богомерзкую» латинскую ересь. По смерти родителей Антоний роздал часть их богатства нищим, а прочее вместе с драгоценными церковными сосудами вложил в бочку, которую бросил в море, и ушёл в дальнюю пустыню, скрываясь от еретиков в пещерах и земных расселинах. В пустыне он нашёл монахов, «живущих и тружающихся бога ради», и пробыл там двадцать лет в непрестанной молитве и посте. Затем, по наущению дьявола, князья и папы стали преследовать живших в пустыне монахов, которые, спасаясь от преследования, разбежались. Антоний направился к морскому берегу и там продолжал своё подвижничество, пребывая всё время на одном камне. Однажды, когда он стал на камень, поднялось сильное волнение, и камень, точно корабль, поплыл по морю и попал в реку Неву, затем в Ладожское озеро, из озера поплыл вверх по Волхову и остановился у сельца Волховска. Выучившись русскому языку, Антоний продолжал жить на камне, по-прежнему день и ночь пребывая в молитве. Потом, по настоянию архиерея, он построил на том месте, где причалил камень, церковь в честь рождества богородицы.
Через год после прибытия Антония в новгородские пределы рыбаки, ловившие рыбу около антониева камня, вместе с рыбой поймали и ту самую бочку, которую некогда Антоний бросил в море, и хотели её присвоить, но по приговору суда бочка была отдана Антонию. На золото и серебро, находившиеся в бочке, были построены богато украшенная каменная церковь и монастырь, игуменом которого стал Антоний, пробывший в этом сане шестьдесят лет, до своей смерти '.
Изучение литературной традиции в Новгороде в XV и в начале XVI в. свидетельствует о том, что издавна, ещё в XI в., обнаружившаяся там литературная культура в дальнейшем не только не ослабела, но ко времени политического падения Новгорода всё более и более возрастала. Эта культура, развивавшаяся параллельно с общей культурой города, выразилась и в значительном развитии былевого эпоса, отразившего бурную политическую действительность Новгорода, его бытовой уклад, торговую практику и т. д.
Книжная новгородская литература особенно горячо откликалась на те события, которые так или иначе были связаны с политической судьбой некогда вольного города, постепенно утрачивавшего свою независимость. «В нашей истории немного эпох, которые были бы окружены таким роем поэтических сказаний, как падение новгородской вольности,— писал Ключевский.— Казалось, «господин Великий Новгород», чувствуя, что слабеет его жизненный пульс, перенёс свои думы с Ярославова двора, где замолкал его голос, на св. Софию и другие местные святыни, вызывая из них предания старины» 2.
Тверь, соперничавшая с Москвой в XIV и XV вв. за политическое первенство, создала ряд литературных памятников, частично отразивших в себе политическое самосознание верхов тверского общества. Прежде всего следует отметить довольно интенсивное развитие в Твери ещё с конца XIII в. летописного дела, приведшее к образованию уже в начале XV в. общетверского летописного свода 3. В 1406 г., как указано было выше, в пределах Твери возникает так называемая «Арсеньевская» редакция Киево-Печерско-го патерика. В XV в. переделывается в новой риторически-витиеватой манере написанная ещё в начале XIV в. повесть об убиении в Орде великого князя тверского Михаила Ярославича4. В том же XV в., при князе Борисе Александровиче, складывается житие тверского великого князя Михаила Александровича (ум. в 1399 г.)1, Особенно интересно второе произведение. Устанавливая генеалогию Михаила Александровича и ведя его родословие от киевского князя святого Владимира, как это будет делать позже и в отношении других князей «Степенная книга», автор жития стремится воздать честь Михаилу Александровичу, «да всем ведомо будет, от котораго богосадна кореню таковая богосадная отрасль израсте». Оба произведения написаны тверскими патриотами и ставят задачей прославить князей, отстаивавших независимость Тверского княжества.