2018-03-09
143
[Ноан,] 8 Juillet [июля 1845]
Жизнь Моя.
Я знаю из письма Лео, который мне писал по поводу моего берлинского издателя (Речь идет о берлинском издателе Штерне.), что Ты здоров; и вижу, что Ты всё так же любим даже теми, кто знает Тебя недавно. Вероятно, Ты мысленно еще на Рейне — если не по горло в делах. — Несмотря на это, напиши нам всё же словечко о себе. На самом ли деле — и когда можно Тебя здесь ожидать? — А деревня сейчас прекрасна, не то, что несколько недель назад. — Здесь были сильные бури и ливни. Реки, даже небольшие ручьи, необычайно разлились. — Старожилы не помнят такого наводнения. Разрушило мельницы, посрывало мосты. Виардо (Луи Виардо (1800—1883) — французский литератор, историк, критик и искусствовед, сотрудник ряда прогрессивных газет, один из основателей (вместе с Жорж Санд и П. Леру) «La Revue Indépendante»; совместно с Тургеневым перевел на французский язык ряд произведений Пушкина, Гоголя и Тургенева, автор нескольких книг о России; муж Полины Виардо-Гарсиа.), приехавший за женой, недели две тому назад, чтобы не подвергать ее опасности, один вернулся в Париж — и только несколько дней назад Сюзанна (Сюзанна — горничная Жорж Санд.) отвезла его жену. Я не отправил с ними письма, но просил Сюзанну побывать у Тебя и узнать, как Ты поживаешь. — Изобрети-ка, пожалуйста, себе какие-нибудь вакации — или, если можно, какие-нибудь дела в Château [roux]. Поступишь очень хорошо — утешишь, между прочим, старого, всегда преданного, Твоего
|
|
|
Ш.
Княжеской чете (Адаму и Анне Чарторыским.) мое сердечнейшее почтение. Здесь все довольно здоровы. Хозяйка пишет новый роман (Роман Жорж Санд «Чертова лужа».).
РОДНЫМ В ВАРШАВУ
[Ноан, 18—20 июля 1845]
Мои самые Дорогие.
Вот уже больше месяца, как мы здесь. Вместе с нами приехала пани Виардо и провела здесь 3 недели. Мы все совершенно здоровы; однако в деревне зимой свирепствовала лихорадка. Муж Францишки (Францишка — Франсуаза Мейан.) (Людвика, вероятно, помнит его) прохворал почти всю зиму, теперь уже на ногах. — Сейчас погода хорошая, но, когда мы приехали, были сильные грозы. Эндр так разлился, что в Монживрэ у Шатирона (брата Хозяйки) был залит весь сад и в доме была вода. — Виардо, приехавший за женой, не смог ее увезти, потому что дорога до самого Шатору была под водой; а туда, куда мы часто ездили на прогулку и откуда такой прекрасный вид, нельзя было даже добраться. Продолжалось это недолго, но причинило много вреда лугам, однако об этом уже позабыли. — Я не создан для деревни, но всё же наслаждаюсь свежим воздухом. — Играю немного, так как фортепиано расстроено; пишу еще меньше, поэтому Вы так давно ничего от меня не получали. — Предполагаю, что Вы все уже в деревне, что Бартолоско Антолоско (Антоний Барциньский.) и думать забыл о болезни, что Людвика следует советам Маржолена (Находясь в Париже, Людвика Енджеевич показывалась Жану Маржолену (1780—1850) — известному в те годы французскому хирургу.) и не утомляется. — Скажите ей, что рукопись романа, который здесь при ней читали, я получил для нее как автограф (Речь идет о романе Жорж Санд «Чертова лужа»; его первое издание имело посвящение: «A mon ami Frédéric Chopin» — «Моему другу Фридерику Шопену». В следующем издании романа это посвящение было автором снято.); что перед самым его отъездом я видел Гутм[ана] и поручил ему всех Вас обнять и что к отъезду он нравился мне уже гораздо больше. — Право, он славный. — Пусть милая Изабеллочка после своего беспокойства о здоровье мужа немного развлечется и отколотит Каласанты (Каласанты Енджеевич.), потому что он самый сильный и может выдержать подобное поручение. —
|
|
|
Странно мне здесь в этом году; часто по утрам загляну в соседнюю комнату, но там никого нет. Иногда ее займет какой-нибудь знакомый, приехавший на несколько дней. — Поэтому я больше [в ней] не пью шоколада по утрам — и фортепиано поставил иначе, около стены, — туда, где была софа со столиком, за которым Людвика часто вышивала мне туфли, а Хозяйка занималась каким-нибудь другим делом. Посередине стоит письменный стол, на котором пишу, налево лежат несколько моих музыкальных рукописей — пан Тьер (Луи Адольф Тьер (1797—1877) — французский историк и политический деятель, идеолог крупной буржуазии, первый президент Третьей республики, зверски подавивший Парижскую коммуну; тут, вероятно, имеется в виду его «История французской революции (1789 год до 18 брюмера)», Париж, 1823—1827.) и стихотворения (те, что с усиком) (Речь идет о песне Шопена «Пригожий парень», начинающейся словами: «Пригожий парень, чего хочешь, черный усик, белое тело»; то есть сборник стихов Б. Залеского.); направо Керубини; передо мной — присланные Вами часы с репетиром, в своем футляре (сейчас 4 часа). Розы, гвоздики, перья и кусок сургуча, оставшийся еще от Каласанты. — Я всегда одной ногой у Вас — другой ногой в соседней комнате — где работает Хозяйка, а в данный момент я и вовсе не у себя — а, как обычно, в каких-то удивительных мирах. — Это, вероятно, те самые espaces imaginaires [воображаемые миры] — но я этого не стыжусь; ведь именно у нас появилась пословица, что «благодаря имажинации поехал на коронацию», а ведь я настоящий слепой мазур («... настоящий слепой мазур...» — существует предание, по которому мазуры (то есть жители Мазовии — центральной части Польши) появляются на свет слепыми, как котята или щенки; Шопен таким образом подчеркивает, что он истинный, подлинный мазур.). — Поэтому, не заглядывая далеко, я написал 3 новые Мазурки (Три Мазурки ор. 59, опубликованные в 1845 г. у Штерна.), которые, вероятно, выйдут в Берлине, потому что их у меня очень просит один мой знакомый, милый юноша, образованный музыкант — Штерн, отец которого основывает музыкальное издательство. — Я тут получил приглашение от комитета, который сооружает памятник Бетховену (в Бонне на Рейне), приехать туда на открытие. Сами посудите, поеду ли я. Впрочем, если бы Вы там оказались где-нибудь поблизости, то я, может быть, и двинулся бы. Это, однако, на будущий год. — Не знаю, писал ли я Вам, что этой осенью там, у Вас, проездом должна быть P [rince] sse [княгиня] Обрескова (Наталья Васильевна Обрескова; ее дочери, Екатерине Суццо, посвящена Фантазия f-moll, ор. 49, Шопена.), очень любящая музыку и всем сердцем расположенная ко мне, которая на обратном пути собирается привезти мне в своей карете Мамочку — а будущей весной надо будет, чтобы за нею приехали дочери и зятья с внучатами. Право, эта пани необычайно любезна по отношению ко мне и в высшей степени искренна; впрочем, я, должно быть, и раньше писал Вам о ее любезности ко мне, но признаюсь Вам, что эти ее милые проекты меня очень позабавили. Если Вы ее увидите, отнеситесь к ней также с большой сердечностью, потому что у меня было много доказательств ее доброты — и я очень ее люблю. Она чрезвычайно любит музыку. Ее дочь, к [няги] ня Суццо, — моя ученица. — Словом, очень достойная пани (хотя может показаться немножко чересчур живой). Виардо тоже говорила мне, что навестит Вас, когда будет проезжать через ваш город. Она пела мне здесь сочиненную ею в прошлом году в Вене испанскую песню и обещала спеть ее Вам. Мне она очень нравится, и я сомневаюсь, чтобы можно было услышать или сочинить что-либо лучшее в этом роде. Эта песня соединит Вас со мной, я слушал ее всегда с огромным восторгом.
|
|
|
Моя Соната и Berceuse (Соната h-moll, ор. 58 (третья), опубликована в июне, а Колыбельная ор. 57 — в мае 1845 г..) уже вышли. — A propos [в связи] с Berceuse мне приходит мысль об особе, которую хотела иметь Людвика, и хотя это трудно, но не невозможно, — я не раз уже справлялся, и, может быть, что-нибудь и найдется (Вероятно, речь идет о бонне для детей Людвики Енджеевич.). — Что же Вам рассказать о Париже. Перед моим отъездом Гофманова (Клементина Гофманова-Таньская скончалась в Париже в 1845 г..) была очень плоха, — за нее серьезно опасались. Надеюсь, что ей лучше, так как Альберт (Войцех Гжимала.) ничего мне об этом не писал. Он сообщил мне только про то, о чем, не называя имен, писали и газеты, — о Викторе Гюго, с которым недели две назад произошло следующее приключение. У г-на Бийара (peintre d’histoire [исторического живописца], не очень известного), безобразного собою, была красивая жена, которую соблазнил пан Гюго. Пан Бийар застал свою жену с поэтом так, что Гюго пришлось даже показывать тому, кто хотел его арестовать; свою медаль пэра Франции (Пэры, или пожизненные члены Верхней палаты, могли быть арестованы только с разрешения палаты. В. Гюго (1802—1885) был пэром с 1845 г..), чтобы тот оставил его в покое. Пан Бийар хотел возбудить против своей жены процесс, но дело кончилось тихим официальным разлучением. Гюго же внезапно на несколько месяцев уехал путешествовать. Пани Гюго (какое великодушие) взяла пани Бийар под свое покровительство; а Жюльетта (Жюльетта Друэ.) (знаменитая лет 10 тому назад актриса театра Porte St. Martin, которую Гюго давно содержит, несмотря на пани Гюго, своих детей и стихи о семейной добродетели), — так вот эта Жюльетта поехала вместе с ним. — Парижские язычки довольны, что у них есть о чем поговорить: да и действительно — забавная история; добавьте к этому, что Гюго [идет] пятый десяток и что он при каждом удобном случае разыгрывает из себя человека крайне серьезного и возвышающегося над всем миром. — В Париж приехал Доницетти (Шопен не знал, что как раз в это время Гаэтано Доницетти (1797—1848) заболел тяжелым умственным расстройством и был разбит параличом; это лишило его возможности продолжать творческую деятельность.); здесь он должен провести лето и писать новую оперу. Это тот Доницетти, что написал Люцию [ди Ламермур], Дона Паскуале, Фаворитку и т. д.. — Ламартин с женой здесь в Нери — ближайшем отсюда, на расстоянии половины дня пути, курорте, там, где был Мéри (Мери — прозвище Стефана Витвицкого.), который сейчас, вероятно, еще в Преснице и от которого я давно не имел вестей. Тут, в Шатору, идут большие приготовления к балу в честь г[ерцо]га Немура (Герцог де Немур (1814—1896) — второй сын короля Луи Филиппа.), который, направляясь в Бордо, проедет здесь со своей женой. Les sauvages indiens [дикие индейцы] (Joways) (В то время в Париж была привезена группа северо-американских индейцев. Жорж Санд с Шопеном посетили их в зале Валентино, что послужило писательнице темой для статьи, озаглавленной «Une asile chez les sauvages de Paris...» — «Визит к дикарям Парижа...». В этой статье Жорж Санд доказывала превосходство жизни и культуры «свободных, независимых и счастливых детей американских прерий» над европейской цивилизацией. Жорж Санд приводила слова одного из индейцев: «Они нам сулят богатство, а ведь именно у них есть люди, которые умирают от голода». Статья появилась летом 1845 г. в журнале «Diable à Paris» (см.: Владимир Каренин, Жорж Санд, ее жизнь и произведения, т. II. Петроград, 1916, стр. 353—357).) уже уехали на пароходе «Le Versailles» из Гавра. Жена одного из них, который назывался Shinta-yi-ga, petit loup [волчонок], а ее по-индейски звали Oke-wi-mi, что по-французски значит l’ours femelle qui marche sur le dos d’une autre [медведица, ходящая по спине другой], умерла (бедное создание) du mal du pays [от тоски по родине]; ей на кладбище Montmartre (там же, где похоронен и Ясь (Ян Матушиньский.)) ставят памятник. Перед самой смертью ее крестили, и похороны происходили в ее приходе, в [церкви] Магдалины (Парижская церковь Мадлен (св. Магдалины).); памятник. кажется, необыкновенный, работы довольно известного скульптора пана Прео (Антуан Огюстен Прео (1809—1879) — французский скульптор; ряд его произведений, таких, как «Голод», «Резня», «Страдание», украшали парки, церкви и кладбища Парижа.) и архитектора Лассю (Жан Батист Антуан Лассю (1807—1857) — известный французский архитектор и археолог, реставрировавший ряд архитектурных памятников, в том числе Sainte-Chapelle и Notre-Dame в Париже.). Он будет из камня; вокруг него вьется до самого верха бронзовый цветок, который срывает un fantôme [призрак] (олицетворяющий le mal du pays [тоску по родине]); кроме того бронзовые bas-reliefs [барельефы] с позолоченными видами их montagnes rocheuses [скалистых гор], берегов Миссури и т. п., тамошней их жизни и стихи пана Антония Дешана (Антуан Франсуа Дешан (1800—1869) — французский поэт.). Надеюсь, что я сообщаю Вам новости. Скажите Бартечку, что электромагнитный телеграф между Балтиморой и Вашингтоном работает чрезвычайно успешно. Часто распоряжения, которые даются в Балтиморе в час пополудни, приводятся в исполнение уже в 3 часа, так что товары и пакеты лежат уже готовые к отправке из Вашингтона, а небольшие пакеты, заказанные в 41/2, доставляются convoi de 5 h. [5-часовым поездом] из Вашингтона в Балтимору в 71/2. 75 английских миль — 25 французских, мне кажется, что быстро!! Уже год прошел, как мы виделись с Енджеевичами; он пролетел словно по проволоке электрического телеграфа! Если мое письмо не клеится, так это потому, что я каждый день пишу по одной фразе. — Вчера меня прервала Соль, чтобы играть с ней в 4 руки. Сегодня — чтобы посмотреть, как рубят одно из деревьев около флигеля, где жил Шень, в саду у дороги, где вышли из экипажа Енджеевичи. Это дерево замерзло, и поэтому его надо было срубить. — Я получил из Парижа письма от Франкомма, от панны де Розьер, которая приглядывает за моей квартирой. — Франкомм мне пишет, что Хабенек едет в Бонн на открытие памятника [Бетховену]; что Лист написал кантату, которую будут петь под его управлением (Ф. Лист дирижировал в Бонне концертами по случаю открытия памятника Бетховену. Исполнялись — Пятая симфония; финал из оперы «Фиделио» и Концерт Es-dur Бетховена (исполнял Лист). На третий день торжеств была исполнена симфоническая поэма Листа «Festklänge».). Шпор будет дирижировать большим концертом, который состоится вечером. Будут 3 дня музыки. — A propos [кстати], о памятниках, — Лесюэру (музыканту) тоже ставят [памятник] на его родине, городе Аббевилле. Лесюэр был капельмейстером Наполеона (membre de l’Institut [членом Академии]) и профессором Консерватории. П [ан] Эльснер его хорошо знал, он дал мне письмо к нему, когда я ехал в Париж. Это был очень просвещенный и достойный человек; он умер лет 10 назад, раньше Паэра и Керубини — он был не очень стар. Раз уж зашла речь о памятниках, то через несколько дней будет окончена конная статуя г[ерцо]га Орлеанского (Фердинанд Филипп, герцог Орлеанский (1810—1842) — сын короля Луи Филиппа.) (который разбился, выскакивая из экипажа). Ее сооружают на площади Лувра из алжирской бронзы, и барельефы из нее же. Это произведение Марокетти (Карло (Шарль) Марокетти (1805—1868) — выдающийся скульптор, по происхождению итальянец, живший с 1841 г. в Париже. После революции 1848 г. вместе с двором Луи Филиппа уехал в Англию.), одного из известнейших здешних ваятелей, и хотя у Марокетти итальянская фамилия, но он француз и необыкновенно талантливый; все подобного рода ответственные работы поручаются ему. — Статуя обращена к Тюильри. Один барельеф изображает взятие Антверпена, другой — какой-то алжирский эпизод. — A propos [кстати], о статуях: около склада государственных мраморных изваяний, вблизи Champ-de-Mars [Марсового поля], куда выбрасывали мраморные обломки различных памятников (en dernier lieu [в последний раз] из [церкви] Магдалины), сильные дожди обмыли некоторые обломки, и один из надзирателей заметил среди них руку какой-то статуи, поднимавшуюся над другими камнями, которая словно протестовала против своей судьбы. — Завершили дело, начатое водой, убрали закрывавшие ее обломки и нашли греческую мраморную статую, антик высокохудожественной работы, изображающий Геркулеса, arrêtant la chèvre Amalthée [останавливающего козу Амальтею (Амальтея — по греческой мифологии — коза, выкормившая Зевса.)]; козы недостает — одни рога. Очень интересный sujet [сюжет] — ибо он был известен только по нескольким небольшим pierres gravées [гравюрам на камне]. — По решению комиссии, состоящей из пана Летронна (Жан Антуан Летронн (1787—1848) — французский географ и археолог.), Леба (Ипполит Ле Ба (1782—1867) — известный французский архитектор.) (того самого, что поднял обелиск) и т. д. и т. д., эту статую тотчас поместили au Palais des Beaux-Arts [во Дворец изящных искусств] (Упоминаемая Шопеном скульптура до сих пор находится в так называемой Греческой галерее Дворца изящных искусств в Париже.) (там, где в прошлом году я оставил Енджеевичей и, вернувшись, нашел их в том зале, где находится полукруглая фреска Делароша (Поль (собственно Ипполит) Деларош (1797—1856) — известный французский исторический живописец.), изображающая всех знаменитых художников разных времен, — припоминают ли они это?). — В четвертый раз сажусь за письмо и на этот раз надеюсь закончить его. С начала предыдущей страницы погода успела измениться, и сегодня идет дождь. — Можно предполагать, что для парижских празднеств этого месяца будет хорошая погода; в нынешнем году будет не так, как видели в прошлом Енджеевичи, — будет иллюминация. Спекулянты человеческим веселием блеснули в этом году на Сене новыми выдумками. По вечерам разъезжают несколько сильно разукрашенных кораблей и гондолы, наподобие венецианских; эта новинка пришлась по вкусу бульварной публике, и говорят (я этого еще не видел), необыкновенно много народа катается по реке. Елисейские поля в этом году будут иллюминированы меньше, зато всё великолепие лампионов, так же как и фейерверк и фонтаны, множество состязающихся лодок и т. п. и т. п., всё будет на quai [набережной]. В выдумках недостатка не будет, так же как и в мерах предосторожности, чтобы было как можно меньше несчастных случаев. — Как можно меньше, потому что не бывает, чтобы несколько человек не утонули или на суше не подушили друг друга из любопытства. — Впрочем, Каласанты с женой, должно быть, помнят, что за давка царит в такие дни; но люди, однако, так глупы, что чем больше давка, тем они как будто лучше развлекаются. — Сейчас на дворе сильная гроза — и на кухне тоже. Что происходит на дворе видно, но я бы и не знал, что творится на кухне, если бы Сюзанна не пришла жаловаться на Яна, который всячески изругал ее по-французски за то, что она взяла у него со стола нож. Енджеевичи знают его французский и поэтому могут себе представить, как он красочно выражается; напр[имер], laide comme cochon [безобразна, как свинья], — bouche comme derrière [рожа, как зад] или еще почище. Не знаю, припоминают ли они, как, напр [имер], на вопрос, есть ли дрова, он ответил: il est sorti [он вышел]; дома ли Сюзанна? Он отвечает: il n’y a pas [его нет]. Они часто бранятся, а поскольку служанка п [ани] С[анд] очень ловка, проворна и незаменима — может статься, что ради [восстановления] мира мне придется отпустить его, — а этого я не выношу, так как от перемены лиц ничего не выигрываешь. К несчастью, он здесь и детям не нравится, потому что аккуратен и добросовестно делает свое дело. — Пора обедать. Написал бы Вам еще больше, но хочу уж непременно сегодня отправить это письмо.—Оно пойдет к панне де Розьер, которая сама отнесет его на почту. Я пишу ей, чтобы она переслала мне, если есть что-нибудь от Вас. Я не беспокоюсь, так как знаю, что сейчас такое время, когда одни [уезжают] налево, другие — направо, а если и нет, то [заняты] различными проектами. — Всё-таки я Вас прошу обязательно уговорить Маму поехать куда-нибудь в деревню — и чтобы Бартек хорошенько отдохнул. Надеюсь, что господь бог хранит здоровье ребятишек Людвики. — Пусть только Каласанты не обучает их тому, чему научил здесь Мориса, который до сих пор употребляет различные выражения, вроде [...] и т. п.. Пусть Изабелла как самая боевая следит, чтобы милая Людвика не слишком утомлялась. Мы с Изабеллой блондины, и поэтому нас очень интересуют шатенки. Обнимите знакомых, начиная с соседей и кончая теми, что за городским шлагбаумом, если Вы еще в городе. — Обнимите пана Фрид [ерика Скарбка], Эльснера, Новака, Бэлзу, Титуса — и всех представительниц женского пола. Вчера я видел очень хороший сон о пани Козубовской. Часто думаю о пани Лутыньской, потому что мне о ней много хорошего говорили в прошлом году.
|
|
|
От всего сердца обнимаю дорогую Мамочку и всех Вас.
Ш.
Если увидите Домуся, или панну Людвиню, или Юлия с женой, передайте им привет от меня. — Хозяйка работает. — Не отрываю ее для того, чтобы она написала словечко Людвике, но заранее знаю, что она сердечно ее приветствует. — Вот как раз в эту минуту она кончила писать и посылает Людвике несколько слов (В записке, вложенной в письмо Шопена, Жорж Санд сообщала Людвике Енджеевич, что Шопен хорошо переносит жару и что она дала ему для Людвики большой автограф — «на память об одном из лучших периодов нашей жизни».). Adieu [прощайте], мои горячо любимые.
20 Juillet [июля] 1845
В будущем месяце именины Людвики.
[На полях:]
Истóрийка à propos [в связи] с Гюго для Каласанты. Одна из тех дам, что, говоря о скáчках, захотела увидеть six petites chaises [шесть стульчиков] (steeple-cheasse) (Тут и дальше непереводимая игра слов, построенная на фонетическом созвучии следующих выражений: «шесть стульчиков» — «скачки с препятствиями»; «поймали в кровати» — «поймали на месте преступления»; «табак папаши Голеза» — «Стабат Перголези»»; «ей покрасили пупок» — «покрасили панели»; «был так назван, потому что был наиболее совершенным (так же звучит — «крепким бульоном») капитаном своего времени».) (пусть Бартек произнесет Вам по-английски), это означает то, что здесь называют une course au clocher, — я не знаю, есть ли у нас такое выражение, это — скачки прямо через рвы, изгороди и тому подобные препятствия. Так вот одна из таких особ, говоря о ком-то, кто оказался в таком положении, как Гюго, сказала: qu’il a été trouvé flagrant dans le lit (en flagrant délit). Если ему эта историйка была знакома, то пусть извинит меня, ради благого намерения, и довольствуется той барыней, что хотела знать ce que c’est que ce tabac du père Golèze (Stabat de Pérgolèse). — Но это, вероятно, еще старей! Новее та дама, которая, нанимая квартиру, просила хозяина: de lui faire peintre le nombril (вместо: lambris), потому что он запачкан. — En tout cas [во всяком случае], пусть он вспомнит, что Годфрид де Буийон был ainsi nommé parce qu’il a été le capitaine le plus consommé de son temps.
