О частной собственности

ПРОБЛЕМА

Есть два различных понимания человека — духовное и недуховное.

Духовное понимание человека видит в нем творческое существо с бессмертною душою, живое жилище Духа Божия, самостоятельного носителя веры, любви и совести. Жизнь этого существа есть таинственный, внутренний про­цесс, процесс самоутверждения и самостроительства. Этот творческий центр нуждается в свободе и заслуживает ее; он есть самостоятельный субъект права и правосознания. Он есть живая основа семьи, родины, нации и государства, ответственный источник духовной культуры: церковной жизни, науки, искусства, нравственности, политики, труда и хозяйства.

Безумно и преступно гасить этот творческий очаг на земле. Заменить его нечем, обойтись без него невозможно. Несовершенства же его преодолеваются и могут быть устранены — только им самим, в процессе внутреннего горения. Для того, чтобы стать лучшим и жить лучше, че­ловек должен принять данный ему от Бога и от природы способ бытия и совершенствовать свою жизнь изнутри. Гасить огонь личного духа безумно, потому что угасить его все равно не удастся, сколько бы людей ни было погублено и умучено в этих попытках; человеку дано быть духом; он призван быть духом; в этом основной и священный смысл его жизни; и огонь этот все равно вспыхнет вновь и разгорится с новою силою. Гасить огонь личного духа преступно, потому что это значит лишать людей доступа ко всему священному, великому и бессмертному на земле; это значит обессмысливать жизнь и разрушать культуру. Угасание этого творческого очага останавливает и опусто­шает жизнь человечества на земле, ибо то, что остается после его видимого, мнимого прекращения есть лишь мучи­тельное и унизительное, слабое и бесплодное подобие бы­лого огня и былой жизни...

Проблема частной собственности сводится при таком понимании к вопросу, подобает ли этому творческому ду­ховному центру иметь на земле некое прочное, веществен­ное гнездо, предоставленное ему и обеспеченное за ним — гнездо его жизни, его любви, деторождения, труда и сво­бодной инициативы? И если подобает, то в силу чего и на каких условиях? Должно ли государство беречь духовную самостоятельность и творческую самодеятельность граж­дан — и в культуре, и в политике, и в хозяйстве — или же оно призвано стать всепоглощающим, всепорабощаюшим, обезличивающим чудовищем Левиафаном*⁸⁶ и потому должно стремиться к изъятию и огосударствлению частной собственности, принадлежащей отдельным гражданам, их семьям и их свободным объединениям (корпорациям)? Имеет ли оно основание и право — превращать граждан посредством экспроприации и конфискации в стадо зави­симых и беззащитных рабов? Должна ли «публичная» стихия поглощать и упразднять стихию частной жизни и личной инициативы? И что есть государство — органичес­кое единение живых людей, одаренных честью, совестью и правосознанием, или бюрократическая маши­на, «регистрирующая» рабочую силу и принуждающая ее к рабскому труду? Возможен ли дух без свободы и твор­чества? Возможны ли свобода и творческая инициатива без частной собственности?..

Так ставится вопрос о частной собственности при ду­ховном понимании человека. Совсем иная постановка во­проса слагается при недуховном понимании человеческой природы.

Отвлеченно говоря, можно представить себе такое не­последовательное учение, которое соединяло бы «духов­ную» точку зрения с коммунистическими требованиями; история человеческой мысли знает и не такие еще курьезы. Но по существу говоря, совсем не случайно, что практи­ческий социализм и воинствующий коммунизм оформились и выработали свою программу именно тогда, когда связа­лись с «экономическим материализмом»; это было последо­вательно и неизбежно. Для материалиста на свете нет ни­чего, кроме материи — ни души, как самостоятельной, не сводимой к телу реальности, ни тем более духа. Человек состоит из тела, телесных потребностей и отправлений; этим он и исчерпывается. При этом он подлежит механи­ческим законам, которые управляют его жизнью, — зако­нам «простым» и «ясным»; здесь нет никаких тайн и ника­кого особенного «творчества»; так же обстоит и в обще­ственной жизни. Все то, что разумеют духовно настроен­ные люди, говоря о Боге, о бессмертной душе, о вере, о со­вести, о духовном творчестве, не существует для материа­листа; все это кажется ему порождением невежественной глупости или своекорыстного лицемерия. Согласно этому, человек есть не духовная, а материальная величина, не творческий очаг, а рабоче-мускульный центр, не самосто­ятельный субъект прав, а зависимый объект, подлежащий властным распоряжениям. Ему нужна не вера, а трезвая сообразительность, не инициатива, а дисциплина и безого­ворочная исполнительность, не любовь, а классовая нена­висть, не совесть, а классовое сознание. Нравственное чувство может только помешать его классовой борьбе; семья ему не нужна, она только отвлекает его от классово­го единения; разговоры о родине и нации должны быть покончены раз навсегда; государство есть машина для подавления классовых врагов и для принудительной ор­ганизации труда. Естественно, что эта машина призвана поглотить жизнь и труд личного человека. Когда госу­дарство получает форму классово-пролетарскую и про­летарски-партийную, оно сведет частную жизнь человека к минимуму или совсем упразднит ее. Трудовые обязаннос­ти и размеры потребления будут предписываться человеку государственной властью; никакого прочного веществен­ного гнезда, своего жилища или оседлости у него не будет. Свободная инициатива ведет только к вредным субъектив­ным выдумкам или к хозяйственной анархии, а имущест­венная независимость совершенно не нужна и даже недо­пустима, ибо она создает только дурное своеволие, беспо­рядок и «эксплуатацию» человека человеком. В силу всего этого частная собственность вообще, а в особенности на орудия производства (земля, фабрики, машины, скот, инструменты, библиотеки и т.д.) должна быть упраздне­на, а соответствующие вещи должны быть изъяты и пере­даны в распоряжение бюрократически-классового аппара­та. Самостоятельности и самодеятельности граждан дол­жен быть положен конец. Государство должно создавать новую культуру и новое хозяйство: безбожно-безличную, материалистическую культуру и механически-принуди­тельное, коммунистическое хозяйство.

Так противостоят друг другу духовное и недуховное по­нимание человека в их последовательно продуманных ос­новах и выводах. Два противоположные миросозерцания, две различные веры, два «человека», два способа жизни. Два противоположных отношения к частной собственности. Одно — начинающееся от Бога и духа и утверждающее начало частной собственности, идущее от веры и любви, чтущее свободу и совесть, строящее семью, родину и на­цию, воспитывающее в человеке правосознание и здоровое чувство сверхклассовой государственности. Другое — иду­щее из рассудка и ненависти, презирающее свободу и со­весть, сознательно разлагающее семью, родину и нацио­нальную жизнь, подрывающее в человеке все основы пра­восознания и сверхклассового государства... В каждом из этих воззрений вопрос о частной собственности раз­решается не «случайно» и не «произвольно». И там, и тут все предопределено заранее — исходным отправным пунктом.

Куда же ведет каждый из этих путей?

ЛОЖНЫЙ ПУТЬ

Какие бы вопросы ни разрешал человек в своей земной жизни — теоретические или практические, материальные или духовные, личные или общественные,— он обязан всег­да считаться с реальностью, с данными ему объективными обстояниями и законами. Правда, он может и не считаться с ними, но этим он обеспечивает себе, рано или поздно, жизненную неудачу, а может быть, и целый поток страда­ний и бед.

Человеку реально дан от Бога и от природы особый, определенный способ телесного существования, душевной жизни и духовного бытия: индивидуальный способ. Всякая теория и всякая педагогика и политика, которые с ним не считаются, вступают на ложный и обреченный путь. Этот способ существования отнюдь не исключает ни общения, ни единения, ни совместимости людей; отвержение же ведет по ложному и обреченному пути всякое общение, вся­кое единение и всякую человеческую совместность, ко­торые пытаются игнорировать личную раздельность, са­модеятельность и самоценность человеческого существа. Ложность этого пути обнаруживается в наступающем снижении уровня и качества жизни: снижается уровень внешне-телесного существования (питание, одежда, отоп­ление, жилище, здоровье), снижается уровень душевной дифференцированности (т.е. сложности, многостороннос­ти, тонкости и гибкости), падает качество жизни (труда, продукта и творчества и особенно нравственности, право­сознания, искусства и науки). Всякая культура — и мате­риальная, и душевная, и духовная — падает, разлагается и извращается. Осуществляется провал в некую перво­бытную упрощенность, которая создается искусственно и потому лишена всех былых достоинств былой «докультурной простоты». Творческие различия исчезают из жизни, уступая место монотонной одинаковости, одинаковой опу­стошенности, повальному оскудению. Качественность исче­зает и не восполняется никаким количеством, ибо дурнее множество есть не что иное, как обилие дурных вещей, состояний или усилий, которые никому не нужны. Без ка­чества всякое обилие теряет свой смысл; оно прямо стано­вится бедствием и опасностью подобно тому, как в навод­нении, в налетах саранчи или в многословии глупца. Жизнь вообще имеет смысл и может совершенствоваться только тогда, когда бережется и растится качество; нет его — и гибель становится неминуемой. А качество творится и обес­печивается прежде всего и больше всего культурой лично­го духа. Невозможно создать хорошую ткань из гнилых ни­тей; нельзя построить прочный дом из трухлявого, рассы­пающегося кирпича; больные и умирающие, стеная в уни­сон, не создадут прекрасного хорового пения. Где личный дух пренебрежен и унижен, общественность будет больною и творчески бессильною.

Тот, кто признаёт эту аксиому, признает и начало част­ной собственности. Кто отвергает частную собственность, тот отвергнет и начало личного духа, а этим он подорвет и общество, и государство, и хозяйственную жизнь своей страны.

Итак, коммунизм ведет людей по ложному и обреченно­му пути. Его последовательное противобожие, его недву­смысленный материализм, его отрицание человеческого духа и особенно самодеятельности и самоценности чело­веческой личности создают именно тот духовно больной и творчески бессильный общественный строй, который мы только что очертили.

1. Коммунизм противоестествен. Он не приемлет индивидуального способа жизни, данного человеку от Бо­га и природы. Он пытается переделать, переплавить чело­веческую душу в ее основных свойствах и естественных тяготениях, и прежде всего — погасить личную заинтересо­ванность и личную инициативу человека на всех путях его творчества. Коммунизм отвергает личное начало как ис­точник самостоятельности, многообразия и «анархии». По­этому он угашает не только частную собственность, но и ча­стную семью и стремится искоренить частное мнение, сво­бодное убеждение и личное миропонимание. Для него одинаково неприемлема самодеятельность личного инстин­кта самосохранения и самодеятельность личного духа. Ему нужно социализировать не только имущество, но и весь ук­лад человеческой жизни, чувств и мыслей; ему нужно социализировать душу человека и для этого выработать новый тип — примитивного существа с вытравленной личностью и угасшей духовностью, существа, не способ­ного к личному творчеству, но склонного жить в стадномвсесмешении. Эта противоестественная затея обречена в корне на неудачу. Разложить и угасить на время духов­ное начало — возможно, но личная формула человеческо­го инстинкта неразрушима. Возможно взрастить несколько миллионов «особей», лишенных духовной культуры, умст­венно и нравственно довольно похожих друг на друга, бес­страшных в толпе и ничтожных порознь, по-прежнему лично-своекорыстных, но не сдерживаемых в своей жадно­сти никакими высшими началами. Дух временно угаснет; лично-животное начало развернется и историю личной куль­туры придется начинать сначала. Но природа человека не поддается рассудочному произволу; и на животнообразных особях ни семья, ни общество, ни хозяйство, ни государ­ство держаться не смогут. Вот почему отмена частной соб­ственности противоестественна.

2. Коммунизм противообществен. Это выражается в том, что он пытается создать такой строй, который поко­ится целиком на началах ненависти, взаимного пресле­дования, всеобщей нищеты, всеобщей зависимости и пол­ного подавления человеческой личности. В основе комму­низма лежит идея классовой ненависти, зависти и мести, идея вечной классовой борьбы пролетариата с непролетариями; на этой идее строится все образование и воспи­тание, хозяйство, государство и армия; отсюда — взаим­ное преследование граждан, взаимное доносительство и ис­коренение. Идея всенародной солидарности и братства от­вергается и попирается. Проводится всеобщее изъятие имущества; добросовестные и покорные теряют все, недоб­росовестные грабят и втайне наживаются. Согласно ос­новному замыслу, все должны превратиться в пролетариев, т.е. в неимущих людей, могущих кормиться только наем­ным трудом. После всеобщей экспроприации и пролетари­зации оказывается, что в стране имеется только один монопольный работодатель — диктаториальное государст­во, ведомое монопольной коммунистической партией и уп­равляемое аппаратом коммунистических чиновников. Таким образом, всеобщее обнищание восполняется всеобщей зависимостью от государства, от партии и от бюрократического аппарата. Никто сам по себе не может ничего пред­принять; кого государство лишит права на работу, тот погибает голодной смертью; условия жизни, продовольст­вия и труда предписываются монопольным работодателем; монополия печати и образования, преследование веры и церкви довершают дело, и к хозяйственному подавлению личности присоединяется ее духовное порабощение. Та­ким образом, коммунизм есть попытка создать вампиристический строй, покоящийся на страданиях порабощенного человека и высасывающий жизненные соки из обнищав­ших и беспомощных граждан. Человек оказывается бес­правным и раздавленным; а государство является его не­ограниченным эксплуататором. Вот почему отмена частной собственности создает самый противообщественный строй, известный в мировой истории.

3. Коммунизм осуществляет растрату сил. Это выража­ется, во-первых, в том, что он не хочет и не умеет пользо­ваться творческою силою живого инстинкта, личного инте­реса и личной инициативы; вся творческая самодеятель­ность всей массы единоличных хозяев подавляется и мерт­веет. Во-вторых, растрачивается впустую вся та масса энергии, которая необходима для самого подавления этих личных сил, — вся разрушительная и искоренительная ра­бота коммунистического чиновничества. В-третьих, рас­трачивается вся та масса энергии, которая пытается выз­вать в душах новую, теоретически выдуманную и властно навязываемую мотивацию (т.е. внутренние побуждения) хозяйственного труда,— вся работа по «агитации» и «про­паганде», все усилия переделать естественный уклад чело­веческих душ. В-четвертых, растрачивается та масса энер­гии, которая пытается осуществить хозяйственное и куль­турное всепредвидение, всеучет, всеруководство, ибо ника­кое правительство не может стать «всезнайкой», «всеучителем» и «всепогонщиком». Вся эта попытка заменить живой организм выдуманным механизмом, сварить на огне всенародной муки искусственного человека и его никому не нужную искусственную жизнь для того, чтобы руководить всеми его поступками и делами, как это делается с ма­рионетками, противоестественна и безнадежна. И, нако­нец, в-пятых, растрачивается вся та масса сил, которая уходит на возвеличение этого опыта в мировом масштабе, на то, чтобы внушить другим народам, будто этот нелепый и безнадежный способ хозяйствования есть самый лучший и самый продуктивный. Таким образом, отмена частной собственности ведет к величайшей растра­те сил, известной в мировой истории.

4. Коммунизм осуществим только при помощи системы террора, т. е. насильственно, силою страха и крови. В ос­нове этого лежит его противоестественность. Живой и здоровый инстинкт может принять его только как нена­вистное иго, которое будет навязываться ему угрозою, уни­жением, мукою голода и страхом смерти. Навыки тысяче­летий, порожденные самою природою, нельзя отменить про­стым запретом. Всемогущество государства осуществимо только там, где народ застращен до конца. Побороть сопротивление масс и разрушить исторически данный ук­лад жизни нельзя «добром», особенно если добиваться бы­строго, «революционного темпа». Уничтожение враждеб­ных классов неосуществимо на словах: оно неизбежно ве­дет к массовому избиению людей. Таким образом, отмена частной собственности требует потоков человеческой крови и ведет к системе террора.

5. Коммунизм отнюдь не ведет к справедливости. Он начинает с призывов к равенству так, как если бы равен­ство означало справедливое устройство жизни. Однако на самом деле все люди от природы не равны и уравнять их естественные свойства (возраст, пол, здоровье, мускуль­ную силу, нервную конституцию, таланты, склонности, вле­чения, потребности, желания) — невозможно. Но в таком случае справедливость требует не «равенства», а чего-то иного, именно предметно-неравного обхождения с пред­метно-неравными людьми. Формула справедливости гла­сит: не «всем одно и то же», а «каждому свое». И потому уравнивать людей во всех правах было бы делом вопиющей несправедливости. Задача иная: надо устранять вредные и несправедливые неравенства, так же, как и несправедли­вые и вредные равенства, и устанавливать новые, жизнен­но полезные и справедливые неравенства.

Вместо этого коммунисты провозглашают «равенство людей от природы» и обещают им всеобщее уравнение в правах, которое будет якобы справедливым. На самом же деле они создают сначала всеобщее уравнение в беспра­вии, а потом — новое, обратное неравенство в пользу чле­нов своей партии, которая превращается в привилегированную касту, набранную из наиболее завистливых, жесто­ких, ловких и раболепных людей. Таким образом, отмена частной собственности не только не ведет к справедливос­ти, но создает систему новых вопиющих несправедливо­стей.

6. Коммунизм отнюдь не освобождает людей. Он вво­дится принудительно и насильственно и для этого отменяет все жизненные права и свободы. Он осуществляет высшую и безусловную форму трудовой зависимости, систему все­общего наемного труда, монопольного работодательства, эксплуатации, беззащитности, необеспеченности и поваль­ного снижения уровня жизни. Коммунизм не освобождает трудящегося, а порабощает его окончательно: все превра­щаются в пролетариев, а у пролетариев отнимаются все возможности защищать свои классовые и профессиональ­ные интересы (исчезает частная конкуренция, нет свобод­ных профессиональных союзов, свободной печати, коопе­рации и т.д.). Все недостатки и пороки капиталистичес­кого строя осуществляются в преувеличенных, чудовищ­ных размерах, и притом сознательно и планомерно, со ссылкою на то, что «в рабочем государстве рабочим за­щищаться не от кого и не для чего». Таким образом, отме­на частной собственности не только не дает людям освобо­ждения, но и отнимает у них всякую и последнюю свободу. «Прыжок из царства необходимости в царство свободы», предсказанный Марксом и Энгельсом, оказывается иллю­зией или обманом.

И вот идея коммунизма, последовательно вытекающая из материалистического безбожия, принадлежит к числу тех ложных идей, которые, по-видимому, много обещают, но в действительности разочаровывают и ведут человеческую жизнь к настоящему крушению. Попытка отвергнуть и отменить частную собственность колеблет одну из пос­ледних и необходимых основ жизни; ее можно сравнить с попыткою отпилить тот сук, на котором сидит сам отпили­вающий, или с попыткою перестроить человеческий орга­низм посредством оперативного удаления из него легких. Эта попытка в ее историческом осуществлении доказывает с силою очевидности, что проблема частной собственности отнюдь не сводится к тому, какие именно внешние вещи на­ходятся у людей во внешнем распоряжении, и притом, у ка­ких именно людей... Частная собственность связана с человеческою природою, с телесным и душевным устройством человека, с жизнью человеческого инстинкта, с теми внут­ренними мотивами, которые заставляют человека трудиться над внешними вещами и строить хозяйство. Эти внутренние мотивы, эти инстинктивные побуждения к труду нельзя «разрушать» или «отменять» безнаказанно. Частная соб­ственность зовет человеческий инстинкт к труду; отменяя ее, надо заменить ее зов чем-нибудь равносильным. Но «идеал» всеобщей зависимости, принудительности и не­справедливости не заменяет этого зова ничем; напротив, он может вызвать только тяжелое отвращение к работе, настоящее бегство от труда, всеобщую надежду на хозяй­ственную безуспешность нового строя, безмолвную всеоб­щую стачку личных инстинктов. И это самоизвлечение массового инстинкта из хозяйственного процесса будет столь же естественным и психологически понятным, сколь фатальным для коммунистического строя.

А это означает, что введение коммунизма не только не скомпрометирует идею частной собственности, но окончательно реабилитирует ее. Так, попытка предпочесть ложный путь непременно вернет человека на верную дорогу, ибо рано или поздно он увидит свою ошибку. Во­прос лишь в том, после скольких неудач и страданий он поймет ее и сделает надлежащие выводы.