О свободной лояльности

Чтобы преодолеть этот глубокий и опасный кризис, современный человек должен прежде всего обратиться к са­мому себе, к своему личному правосознанию, постигнуть, чем оно болеет и чего ему не хватает, и попытаться возро­дить в своей душе священные основы и глубокие источники здорового правосознания.

Каждый из нас имеет правосознание, совершенно независимо от того, знает он об этом или нет, заботится он о нем, очищая его, укрепляя и облагораживая, или, нао­борот, пренебрегает им. Нет человека без правосознания, но есть множество людей с пренебреженным, запущенным, уродливым или даже одичавшим правосознанием. Этот духовный орган необходим человеку; он участвует так или иначе во всей его жизни даже и тогда, когда человек со­вершает преступления, притесняет соседей, предает свою родину и т.д.; ибо слабое, уродливое, продажное, рабское, преступное правосознание остается правосознанием, хотя его душевно-духовное строение оказывается неверным, а его содержания и мотивы — ложными или дурными.Сло­вом, человек не может обходиться без правосознания, ибо всякая случайная встреча с другим человеком, всякий разговор, всякое соседство, не говоря уже о сделках и об участии в любой общественной организации, ставит не­медленно вопрос о праве и не праве, о моем праве и твоем праве, о взаимных обязанностях, о законах и т. д. И каж­дое такое явление обращается к правосознанию человека и приводит его в движение*.

И вот, если я забываю о моем правосознании и прене­брегаю им, предоставляя ему слагаться и проявляться как угодно, то оно не исчезает от этого и не перестает влиять на мои поступки и направлять мою жизнь, но уподобляется заброшенной дорожке в саду, которая зарастает сорной травой и по которой все-таки надо ходить; или оно уподобляется грязному, зараженному инструменту в руках хирур­га, которым тот продолжает производить свои операции. Правосознание есть как бы легкое, которым каждый из нас вдыхает и выдыхает атмосферу взаимного общения. Пре­небрегать этим орудием или органом — просто непозво­лительно.

Но что же значит — не пренебрегать им?

Первое, что мы все должны понять и усвоить, — это то, что мы постоянно нуждаемся в правосознании и пользу­емся им, и что правосознание есть творческий источник права, живой орган правопорядка и политической жизни. Каждый закон, каждый указ возникает в правосознании и является его плодом — то зрелым, то незрелым, то полез­ным, то вредным. Каждый закон, возникнув из правосозна­ния властвующих людей, обращается к правосознанию множества подчиненных людей, чтобы сказать им: «это ты обязан сделать», «так ты имеешь право поступить», «этого ты не смеешь делать», и соответственно, чтобы этим «вдви­нуть» им в душу веское, решающее побуждение поступать лучше, правомернее, справедливее, осторожнее... Это про­исходит во всех сферах права.

Тот, кто поймет эту задачу права и увидит эту работу правосознания, тот сразу отделается от очень распростра­ненного и вредного предрассудка, согласно которому право есть нечто «формальное» и «внешнее».

В действительности право «формально» только в том смысле, что оно обыкновенно формулируется в виде общих суждений, помысленных и облеченных в слова, и что поэтому оно редко имеет возможность охватить всю глу­бину и сложность единичного жизненного явления. Но по своему исходному пункту (правосознание законодателя) и по тому пункту, куда оно направляется (правосознание подчиненного человека), право нисколько не «формально». К тому же оно совсем не призвано «формально» действо­вать в жизни и «формалистически» применяться к отноше­ниям людей; напротив, между общей формулой закона и единичным человеком должно встать живое правосозна­ние, которое и будет заботиться о том, чтобы формальное и строгое, неумолимое применение закона не породило в жизни сущую несправедливость (по римской формуле: «Summumjussummainjuria»)⁸⁵ Итак: формален только закон; но ни правосознание законодателя, ни правосознание чиновника и судьи (применяющих право), ни право­сознание рядового подчиненного гражданина — вовсе не формальны. Напротив, все эти три инстанции правосозна­ния должны быть связаны с глубокими источниками духов­ной жизни, им необходима и вера, и любовь, и внутренняя свобода, и совесть, и патриотизм, и чувство собственного достоинства, и чувство справедливости. Тогда они будут стоять на высоте и жизнь людей будет не вырождаться от их действия, а совершенствоваться.

Подобно этому, право есть нечто внешнее только в том смысле, что его законы и предписания исходят, так сказать, от других людей и поэтому подходят к нам как бы «извне», не спрашивая нашего согласия и налагая на нас обязанно­сти и запреты часто вопреки нашей воле. Но творческий источник права пребывает во внутреннем мире человека; и действовать в жизни право может только благодаря то­му, что оно обращается к внутреннему миру человека, а именно к тем слоям души, в которых слагаются мотивы че­ловеческого поведения и, сложившись, порождают живой поступок человека.

Из этого вытекает, что если человек хочет видеть свои личные права огражденными и защищенными, то он должен вложиться своим правосознанием в эту обще­ственную правовую жизнь и верно участвовать в ее устро­ении. В качестве законодателя он должен верно творить законы из верной глубины своего правосознания; в каче­стве судьи и чиновника он должен толковать и применять закон так, как этого требует его справедливое право­сознание; в качестве рядового подчиненного гражданина он должен принять закон в свое правосознание и включить приказы, запреты и позволения, содержащиеся в законе, в процессы мотивации своего поведения.

Во всех этих положениях человек призван к тому, чтобы добровольно вменить себе законы своего государства, ста­раться верно понимать их и повиноваться им по чувству свободно признанной обязанности. Пусть эти законы ка­жутся ему формальными и внешними — он все-таки дол­жен принять их в порядке самообязывания и верно соблю­дать их. Это необходимо по следующим основаниям.

Во-первых, потому, что в самую сущность права и пра­вопорядка входит эта способность — совершенствоваться посредством лояльного повиновения граждан. Само собой разумеется, что всюду и всегда могут встречаться нецеле­сообразные или несправедливые законы, такие, которые были неудачны с самого начала, или такие, которые с тече­нием времени утратили свою жизненную полезность. Но закон не отменен, он должен применяться и соблюдаться, по римской формуле — «суров закон, но он закон», это есть единственное средство поддерживать правопорядок в стра­не, укреплять его и не отдавать его в жертву произволу, личной корысти и случайности. Тот, кто умеет блюсти «суровый» закон вплоть до самой его отмены, — тот пре­дотвращает анархию и бесправие, ограждает принцип права и воспитывает правосознание своих сограждан. Од­нако наряду с этим выдержанным блюдением права долж­на вестись борьба за отмену нецелесообразного или не­справедливого закона; он обязателен до законодательной отмены, но отмена эта должна быть по возможности уско­рена. Каждый здоровый правопорядок открывает гражда­нам эту возможность: бороться за новые, лучшие законы и за новый порядок жизни, пребывая в лояльности по отношению к действующим законам. В этом смысле право подобно перестраивающемуся дому, в котором люди про­должают жить и во время его перестройки. Нельзя отме­нить закон, не заменив его новым: ибо беззаконие есть начало произвола, несправедливости, «захватного права» и взаимных обид. Нельзя позволить гражданам не соблю­дать действующий закон: ибо противозаконно расшатыва­ет правосознание и узаконивает в стране дух преступности. Но нельзя также звать граждан к самовольному ниспро­вержению закона снизу, ибо этот путь совмещает безза­коние с противозаконием и ведет к революции и граждан­ской войне, а гражданская война есть одно из самых страш­ных и разрушительных явлений истории.

Итак, первое правило правосознания гласит: соблюдай добровольно действующие законы и борись лояльно* за но­вые, лучшие.

Во-вторых, гражданин призван добровольно призна­вать и соблюдать законы своей родины потому, что это есть единственный способ поддерживать правопорядок и в то же время оставаться в нем свободным. Каждый право­порядок, как мы уже указали, обращается к гражданам со словами: «это тебе предписывается — твоя обязанность», «это тебе разрешается — твое полномочие», «это тебе запрещается — твоя запретность»... Допустим, что грани­цы этих обязанностей, полномочий и запретностей меня не удовлетворяют; так обыкновенно и бывает, потому что всякий человек хотел бы иметь побольше полномочий и поменьше обязанностей и запретностей. Однако эти правовые обязанности, полномочия и запретности образу­ют целую живую систему субъективных прав, как граж­данских (имущественных, семейных и наследственных), так и публичных (права свободы, права избирательные, права властные), и права эти поддерживаются и огражда­ются всем правопорядком и особенно государственной властью. И вот, человеческая история показала и подтвер­дила много раз, что лучше пользоваться более ограничен­ной системой субъективных прав, крепко огражденных и действительно обеспеченных, чем видеть, как твой без­граничный круг субъективных притязаний попирается про­изволом соседей и деспотической властью. Лучше малая свобода, всеми чтимая и блюдомая, чем большая свобода, никем не соблюдаемая и не уважаемая, ибо такая «большая свобода» есть величина мнимая, которая не за­служивает ни названия «свободы», ни названия «права». Таков великий урок всех революций: люди не хотят малых, но огражденных прав, они хотят максимума (величайших полномочий и полного освобождения от обязанностей и запретностей); революционеры обещают им этот желанный максимум, ниспровергают старый правопорядок, и люди радуются, как поток истории уносит и поглощает их малые, но огражденные права; тогда революция развертывает свои разрушительные силы, и к концу ее люди с ужасом удостоверяются в том, что за ними остался минимум прав, лишенных всякой прочности и защиты...

Так обнаруживается великая тайна свободы. Человек призван не к внешнему самоосвобождению от закона (таков путь революции, анархии, деспотизма); но к внут­реннему самоосвобождению в пределах закона (таков путь лояльности, правопорядка и здорового развития). Внутреннее освобождение совершается в духе и выражает­ся в добровольном самообязывании; оно освобождает че­ловека не от закона, а в законе, ибо человек свободно блюдет закон, который свободно признало его правосознание. Человек не призван ниспровергать правопорядок; он призван беречь его, ограждать и совершенствовать его содержание, верно и терпеливо реформируя его. Свобода от закона есть анархия, бесправие и гибель. Человек может быть свободным только под законом и через закон. А эта законная свобода будет тем прочнее и полнее, чем больше он опирается на внутреннюю свободу — на лояльное самообязывание здорового правосознания.

Таково второе правило правосознания: освободи себя внутренне посредством добровольного самообязывания и ищи свободы только через закон и под законом.