Первый шаг к капитуляции

20–21 октября 1990 г., буквально через несколько дней после того, как Б.Н. Ельцин пошёл в атаку, а Верховный Совет РСФСР заявил о своём намерении апеллировать за поддержкой к США, в кинотеатре «Россия» состоялся учредительный съезд новой политической партии - движения «Демократическая Россия». В нём принимали участие 1270 делегатов из 73 субъектов федерации, в том числе 23 народных депутата СССР и 104 народных депутата Российской Федерации, а также около 200 гостей из США, Великобритании, ФРГ, Франции, Японии, около 300 советских и иностранных журналистов. Главную роль играли Ю.Н. Афанасьев и А.Н. Мурашёв [2823].

На своём последнем заседании съезд принял решение, в котором говорилось: «В случае принятия Верховным Советом СССР или Президентом СССР каких - либо актов, ущемляющих суверенитет России, движение будет... добиваться выхода Российской Федерации из состава СССР и национализации всей собственности Союза на территории Республики» [2824].

С возникновением этой партии российское руководство получило массовую организационную поддержку за стенами Верховного Совета РСФСР и, используя её, продолжило наступление.

24 октября Верховный Совет РСФСР принял решение о верховенстве российских законов над союзными [2823]. И хотя в тот же день Верховный Совет СССР подтвердил обязательность исполнения союзных законов [2826], 31 октября российский парламент утвердил закон «Об обеспечении экономической основы суверенитета РСФСР». В полном противоречии с союзной конституцией он закрепил за Россией право на всю находящуюся на её территории собственность [2827] и подтвердил своё решение начать с 1 ноября реализацию программы «500 дней» [2828].

Это означало, что из трёх названных ранее Б.Н. Ельциным вариантов действия российское руководство окончательно выбрало первый и фактически объявило войну союзному центру.

В тот же день, 31 октября, М.С. Горбачёв срочно созвал Президентский Совет. В.В. Бакатин предложил не идти на конфронтацию и «искать согласия с республиками» «в форме круглого стола». Однако на его предложение никто не обратил внимания. В то же время А.И. Лукьянов заявил: «Нужен оперативный штаб с диктаторскими функциями» [2829]. Обобщая обмен мнениями, М.С. Горбачёв констатировал: «По - видимому, нам не избежать самых трудных решений вплоть до президентского правления» [2830].

2 ноября состоялось заседание Совета Федерации, на которое был вынесен вопрос о новом Союзном договоре. Подводя итоги его обсуждения, М.С. Горбачёв предложил к 15 ноября собрать замечания по концепции Союзного договора, затем «направить проект в Верховные Советы республик и опубликовать». «Мы, - заявил он, - подошли к последнему рубежу. Если так идти дальше, будет распад» [2831].

По воспоминаниям А.С. Черняева, именно в это время, «в ноябре 1990 г.», Э.А. Шеварднадзе поставил на заседании Политбюро вопрос «о сдаче власти», т.е. о передаче её оппозиции. Его предложение «было отвергнуто». Причём Е.К. Лигачёв, если верить А.С. Черняеву, «после хулиганской демонстрации 7 ноября у Мавзолея» заявил: «Отдать власть таким подонкам - повесят на столбах» [2832].

В воспоминания А.С. Черняева следует внести уточнение: упоминаемое им предложение было сделано Э.А. Шеварднадзе на заседании Президентского Совета 5 ноября. По этой причине Егор Кузьмич мог иметь в виду не ноябрьскую, а первомайскую демонстрацию [2833].

А.С. Черняев так описывает эту демонстрацию: «После того, как сошла первая официальная волна демонстрантов, на площадь ввалилась вторая волна «московских клубов избирателей» с лозунгами «Долой Горбачёва», «Долой КПСС - эксплуататора и грабителя народа», «Долой социализм», «Долой фашистскую красную империю», «Свободу Литве», «Партия Ленина, прочь с дороги» и т.п.» [2834].

А далее произошёл эпизод, который не нашёл отражения в дневнике А.С. Черняева, но о котором я слышал от одного из участников тех событий. Когда 30 - тысячная колонна оппозиции подошла к Мавзолею, из её рядов вышла баба, повернулась спиной к Кремлю, нагнулась, задрала подол и показала стоящему на Мавзолее руководству голую задницу. Возмущённые этим руководители партии и государства стали покидать Мавзолей [2835].

«Горбачёв и другие, - читаем мы в дневнике А.С. Черняева, - стали спускаться с Мавзолея под улюлюканье и хохот, сопровождаемый криками: «Позор», «Пошляки». Красную площадь покрыл оглушительный свист» [2836]. Так торжествовала «демократия».

Что же касается ноябрьской демонстрации, то она вошла в историю ещё более знаменательным фактом. Во время её проведения из толпы было произведено несколько выстрелов по трибуне Мавзолея. Как выяснилось потом, это была попытка покушения на М.С. Горбачёва [2837].

В воскресенье 11 ноября М.С. Горбачёв встретился с Б.Н. Ельциным [2838]. Сначала они беседовали с глазу на глаз. Потом к ним присоединились Н.И. Рыжков, И.С. Силаев и Р.И. Хасбулатов. Встреча продолжалась пять часов. В результате «были достигнуты договорённости о создании из представителей правительства Союза и России совместной комиссии по разделу собственности, реализации программы приватизации, использованию национальных богатств, распределению валюты и финансовых ресурсов, решению проблемы налоговых платежей, разведению банковских систем Союза и России, контроля за денежной эмиссией и бюджетом» [2839].

Во время этой же встречи «М. Горбачёв согласился, чтобы важнейшие законодательные акты и решения правительства СССР предварительно согласовывались с республиками» [2840]. Был также рассмотрен вопрос о создании коалиционного правительства. Причём российская сторона выразила желание, чтобы её представители получили портфели премьера, министра обороны и министра финансов [2841].

По существу это означало, что союзное руководство изъявило готовность сделать первый шаг на пути к капитуляции перед натиском российского руководства, первый шаг на пути передачи своей власти республикам. Не удивительно поэтому, что итоги достигнутого соглашения не были обнародованы. Но буквально через день вопреки договорённости Б.Н. Ельцин познакомил с ними российский парламент [2842].

14 ноября 1990 г. состоялось заседание Верховного Совета СССР, знаменовавшее, по словам Н.И. Рыжкова, начало кризиса законодательной власти [2843]. 16 - го М.С. Горбачёв выступил на заседании Верховного Совета СССР с докладом «О положении в стране» [2844], «но к успокоению это не привело» [2845].

В тот же день, 16 ноября, сложившееся положение стало предметом специального рассмотрения Политбюро [2846]. На этом заседании М.С. Горбачёв заявил, что в кулуарах уже трое суток (т.е. с по крайней мере с 14 ноября) обсуждается вопрос об отставке Политбюро и Президентского Совета [2847]. Выяснилось, что одновременно рассматривается вопрос о смене руководства Верховного Совета и Совета министров СССР [2848]. Снова прозвучало предложение о необходимости коалиции, и снова никакого решения по этому вопросу принято не было [2849].

В ночь с 16 - е на 17 - е ноября М.С. Горбачёв уединился со своими советниками [2850], на следующий день снова появился в Верховном Совете СССР [2851] и, не только не согласовав этот шаг с премьером, но даже не поставив его в известность [2852], изложил свою программу выхода из кризиса, которая получила название «Восемь пунктов Горбачёва».

Она предполагала: 1) расширение прав Совета Федерации, 2) преобразование Президентского Совета в Совет безопасности, а Совета министров в Кабинет министров; 3) усиление контроля над правоохранительными органами, 4) принятие экстренных мер в продовольственном вопросе, 5) повышение эффективности транспорта, 6) ускорение работы над новым Союзным договором, 7) укрепление армии и 8) координацию деятельности Советов [2853].

Особое значение в этой программе имели два пункта: о Совете Федерации и Кабинете министров. М.С. Горбачёв предложил наделить Совет Федерации правами, которых до этого он не имел, чтобы отныне «решения, затрагивающие всю страну», независимо от того, где они принимались, в центре или республиках, предварительно обсуждались и получали «добро в Совете Федерации» [2854].

Касаясь этого предложения, Г.Х. Шахназаров обратил внимание президента на то, что «с изменением функций Совета Федерации произойдёт по существу преобразование СССР в Союз суверенных республик» [2855].

Что же касается Кабинета министров, которым предлагалось заменить Совет министров, то хотя по замыслу М.С. Горбачёва он должен был подчиняться непосредственно президенту [2856], но, как уже отмечалось, российское руководство желало видеть на посту союзного премьера своего человека.

«Месяца два назад, - сообщила в январе 1991 г. в интервью «Аргументам и фактам» жена премьера, - Николай Иванович начал работать над новой схемой Совмина. Это должна была быть облегчённая структура с самым необходимым количеством министерств. Но приниматься она должна была после заключения Союзного договора. По словам Николая Ивановича, Президент поддерживал это, интересовался, как идут дела. Так было до пятницы 16 ноября. А в субботу утром, 17 ноября, Президент предложил Верховному Совету СССР преобразовать Совет министров в Кабинет министров, который будет подчиняться непосредственно Президенту. Для Николая Ивановича это было полной неожиданностью» [2857].

После выступления М.С. Горбачёва Н.И. Рыжков взял слово: «Говорил о том, что давно наболело - о целенаправленно и мощно ведущемся разрушении в стране единой политической системы и, как следствие, гибели самой идеи перестройки» [2858].

Можно было надеяться, что после этого хотя бы на время между противоборствующими силами наступит перемирие. Между тем 18 ноября на страницах «Московских новостей» появилось «Открытое письмо учредителей «Московских новостей», среди которых фигурировали Т. Абуладзе, А. Адамович, Ю.Н. Афанасьев, Т.И. Заславская, Ю.Ф. Карякин, А. Нуйкин, В. Тихонов, Ю. Черниченко. В этом письме они выдвигали М.С. Горбачёву требование: «Или подтвердите свою способность к решительным действиям, или уходите в отставку» [2859].

В тот самый воскресный день, когда «Московские новости» опубликовали требование с отставкой М.С. Горбачёва, Михаил Сергеевич уже был в Италии, где ему была вручена очередная премия - премия Фьюджи. Вечером он вылетел в Париж [2860].

Здесь 19–21 ноября был подписан Договор о сокращении обычных вооружений до следующего уровня: самолёты: СССР - 5150, НАТО - 6800, вертолёты соответственно 1500 и 2000, танки 13 и 20 тыс., бронемашины - 20 и 30 тыс., артиллерия - 13 и 20 тыс. [2861]. Неравноправный характер этого договора виден невооружённым глазом. Поэтому генерал Н.С. Леонов охарактеризовал его как акт о капитуляции [2862].

20 ноября 1990 г. советский президент подписал «Парижскую хартию для Новой Европы» [2863], которая провозглашала дальнейшее движение вперёд по тому пути, который был намечен «Венской конвенцией» 1989 г.

Едва только советская делегация вернулась в Москву, как 22 - го в печати появился проект Конституции РСФСР, который М.С. Горбачёв оценил как заявку на ликвидацию СССР [2864]. 25 - го был опубликован проект Союзного договора [2865]. А 27 - го открылся Второй внеочередной съезд народных депутатов России, который продолжался до 15 декабря [2866].

По замыслу его инициаторов, он должен был сыграть решающую роль в нарастающей конфронтации между российским и союзным руководством. М.С. Горбачёв сделал попытку сорвать этот замысел и снова встретился с Б.Н. Ельциным. Встреча состоялась не ранее 25 - не позднее 30 ноября, и растянулась на пять часов [2807].

Однако найти общий язык им, видимо, не удалось. 15 декабря Второй съезд народных депутатов РСФСР принял закон «Об изменениях и дополнениях Конституции (Основного закона) РСФСР», подтвердивший упоминавшееся решение Верховного Совета республики о главенстве российских законов над законами СССР [2868].

Едва только закончился российский съезд, как 17 декабря открылся Четвёртый съезд народных депутатов СССР [2869]. Первое же заседание ознаменовалось скандалом. Народный депутат Сажи Умалатова вышла на трибуну и поставила вопрос о недоверии президенту [2870].

В тот день А.С. Черняев записал в дневнике: «Предательство этой суки Умалатовой, чеченки, теперь члена ЦК КПСС, которую Горбачёв сам лично вписал в «красную сотню», чтобы она попала в народные депутаты... Лукьянов, председательствующий на съезде, специально выпустил её, зная, что она предложит» [2871].

Приводя эту запись, нельзя не отметить не только её оскорбительный, грубый характер, но и явное проявление шовинизма. Неужели так важно, является Сажи Умалатова чеченкой, русской или еврейкой? Поражает в этой записи и другое. Оказывается, все, кого генсек включил в «красную сотню», по логике автора, не имели права на собственную позицию и обязаны были составлять его дворню.

Здесь, вероятно, следует отметить, что вопрос о выражении недоверия президенту возник до съезда на собрании депутатской группы «Союз». Это предложение, сделанное В.И. Алкснисом, не получило поддержки, после чего он, по его словам, сложил с себя обязанности руководителя группы и вышел из её состава. Но им и его сторонниками было решено действовать на съезде в зависимости от обстоятельств. И если в ходе дебатов антипрезидентские настроения захлестнут зал заседания, поставить вопрос об отставке М.С. Горбачёва [2872]. С. Умалатова нарушила эту договорённость и смогла получить поддержку лишь 423 депутатов из 1955 [2873].

19 декабря съезд начал обсуждать главный вопрос своей повестки - проект Союзного договора [2874].

Одним из первых по этому вопросу выступил Б.Н. Ельцин [2875].

«Так называемая революция сверху, - заявил он, - закончилась. Кремль перестал быть инициатором обновления страны и активным проводником нового». Более того, по его мнению, именно Кремль начал «блокировать» перестроченные процессы, поэтому центр тяжести переместился в республики, которые имеют реальную возможность самостоятельно «начать радикальные преобразования» [2876].

В связи с этим российский спикер потребовал, чтобы «союзное руководство решительно и навсегда отказалось вмешиваться во внутренние дела республик» и поставил задачу «в сжатый срок осуществить и подписать решение о разделе полномочий и собственности между республиками и Союзом», а «затем начать работу над Союзным договором». Причём, как специально подчеркнул Б.Н. Ельцин, «диктовать условия должны республики», «время команд из Кремля прошло» [2877].

20 декабря на трибуну съезда поднялся Э.А. Шеварднадзе и, заявив, что готовится установление диктатуры и что он не желает иметь к этому отношения, подал в отставку с поста министра иностранных дел [2878].

Что скрывалось за его выступлением, до сих пор остаётся неясным.

Можно отметить лишь следующие факты.

Как отмечает Д. Мэтлок, «с середины ноября» 1990 г. «тональность внутренней политики» М.С. Горбачёва стала меняться [2879].

23 ноября Верховный Совет СССР принял постановление, которое констатировало нарастание кризисных явлений в стране и наделило президента дополнительными полномочиями [2880].

Не позднее 30 ноября в ходе обсуждения положения в стране на заседании Политбюро был поднят вопрос о необходимости введения президентского правления. Некоторые члены Политбюро поддержали это предложение. М.С. Горбачёв и В. Бакатин высказались против [2881]. Решение принято не было.

6 декабря с просьбой о введении президентского правления к М.С. Горбачёву обратился Вселатвийский комитет спасения [2882]. 15 - го с таким же обращением выступил Интернациональный фронт Латвии [2883]. Имеются сведения, что призывы о необходимости введения президентского правления поступили в Москву из Эстонии [2884].

Накануне съезда народных депутатов СССР Ф.Д. Бобков и В.А. Крючков предложили М.С. Горбачёву провести в Латвии акцию по недопущению свержения советской власти. М.С. Горбачёв одобрил их предложение. Поддержал его и Э.А. Шеварднадзе. Однако когда руководители КГБ попросили дать им письменное распоряжение, первым возмутился Э.А. Шеварднадзе, потом М.С. Горбачёв. Закончилось всё его обещанием дать распоряжение позднее, но оно так и не поступило [2885].

9 декабря В.А. Крючков со ссылкой на М.С. Горбачёва поручил заместителю Первого главного управления (внешняя разведка), в недавнем прошлом начальнику Секретариата председателя КГБ СССР генерал - майору КГБ В. Жижину и помощнику начальника Второго главного управления КГБ полковнику А. Егорову «подготовить записку о первоочередных мерах «по стабилизации» обстановки в стране на случай введения чрезвычайного положения». Через несколько дней «такая записка ему была представлена», а «вместе с ней - проект указа Президента М.С. Горбачёва и постановление Верховного Совета СССР о введении в стране чрезвычайного положения» [2886].

По свидетельству А. Егорова, тогда же «по поручению Горбачёва» «другими товарищами» были подготовлены «документы о введении прямого президентского правления в Литве» [2887].

Видимо, к тому же времени относится начало разработки проекта указа «О временных чрезвычайных мерах по борьбе с нарушениями правопорядка» [2888].

11 декабря В.А. Крючков выступил по телевидению и, заявив, что «возникла угроза развала Советского Союза», обвинил зарубежные спецслужбы и поддерживаемые ими «группировки» в ведении «тайной войны» против Советского Союза [2889]. Если учесть, что год назад на Мальте было объявлено о прекращении «холодной войны», если учесть, что М.С. Горбачёв продолжал носиться с идеей «общеевропейского дома», то на многих выступление шефа КГБ произвело впечатление холодного душа.

Таким образом, заявление Э.А. Шеварднадзе было неслучайным.

Касаясь этого эпизода, А.С. Черняев пишет: «Полезли на трибуну с истерическими заявлениями Лихачёв, Залыгин, Рой Медведев, Бурлацкий. Визжал Адамович. И все на счёт угрозы диктатуры. А такие, как Петрушенко и Алкснис, подливали масла в огонь» [2890].

Смысл сделанного Э.А. Шеварднадзе заявления ещё требует выяснения. Но одно бесспорно. Обрисовав угрозу надвигающейся диктатуры, он пытался оказать влияние на обсуждение главного вопроса, вынесенного на съезд - вопроса о судьбе Советского Союза. Несмотря на горячие споры, 25 декабря съезд высказался за сохранение союзного государства и проведение по этому вопросу референдума, намеченного на 17 марта 1991 г. [2891].

Такое решение устраивало не всех. Как явствует из дневника В.И. Воротникова, 26 декабря 1990 г. Верховный Совет РСФСР «решил все доходы на территории республики оставить себе, не отчисляя в Союз ничего» [2892]. На самом деле утверждённый бюджет Российской Федерации предполагал перечисление в союзный бюджет 23,4 млрд руб. [2893]. Неужели бывший российский премьер ошибся?

М.С. Горбачёв утверждает, что «под новый 1991 год российское руководство решило сократить отчисления Союзу на 100 млрд руб.» [2894]. И действительно, по данным руководителя бюджетного комитета Верховного Совета СССР А. Орлова, вместо положенных 132 млрд руб. Россия выделила в союзный бюджет на 1991 г. лишь 23 млрд, т.е. на 109 млрд меньше [2895].

Этот факт нашёл отражение и в дневнике В.А. Медведева. 27 декабря он записал: «По бюджетным делам Россия заняла непримиримую позицию, сократив на 100 млрд рублей в свою пользу поступления средств в союзный бюджет» [2896].

Принятие такого решения означало, что Российская Федерация не только становится на путь самостоятельной экономической политики, но и объявляет экономическую войну союзному правительству. Даже в нормальных условиях сокращение союзных доходов на 100 млрд руб. представляло собой сокрушительный удар по бюджету. Между тем доходы союзного бюджета на 1991 г. были запланированы в размере 250 млрд руб., расходы в размере 277 млрд, дефицит в пределах 27 млрд, или же 10 процентов [2897].

Сокращение доходов на 100 млрд означало бы увеличение дефицита до 127 млрд, или же 46 процентов. А если учесть продолжающееся обострение экономического кризиса и «парад суверенитетов», возникала угроза, что в следующем году дефицит союзного бюджета может перевалить за 50 - процентную отметку и поставить союзное правительство перед лицом финансового банкротства.

Тогда же была сделана ещё одна попытка развалить СССР, инициатива которой, по утверждению М.С. Горбачёва, тоже исходила от российского руководства [2898].

По утверждению Г.Э. Бурбулиса, с этой целью Б.Н. Ельцин начал переговоры с другими республиками о заключении двухсторонних соглашений [2899]. С одной стороны, тем самым он демонстрировал, что является главой независимого государства, субъекта международного права, с другой стороны, так начался поиск республик, которые российское руководство надеялось оторвать от Союза.

Первой такой республикой стал Украина, договор с которой был подписан 19 ноября, о чём на следующий день сообщила газета «Правда Украины» [2900]. 21 ноября подобный договор Россия подписала с Казахстаном [2901], 18 декабря - с Белоруссией [2902]. Есть основания утверждать, что именно при подготовке этих документов началось обсуждение возможности выхода названных республик из состава СССР.

«В декабре 1990 года, - вспоминает бывший министр иностранных дел Белоруссии П. Кравченко, - в Москву выезжала белорусская правительственная делегация для заключения договора между БССР и РСФСР... У депутатов состоялось несколько неформальных бесед с людьми из окружения Ельцина. Говорили в том числе и о необходимости создания нового постсоветского образования, причём по сценарию Ельцина, а не по плану Горбачёва». Причём «собраться для заключения нового договора» по аналогии с 1918 г. предлагалось «возле Бреста», «в Беловежской пуще» [2903].

После подписания двухсторонних договоров переговоры были продолжены, теперь уже в более широком составе.

Позднее в интервью итальянской газете «Репубблика», отвечая на вопрос, как родилась идея СНГ, Б.Н. Ельцин заявил: «Впервые об этом речь шла в декабре прошлого года, когда центральное правительство торпедировало реформы» [2904].

«Во время очередного съезда народных депутатов СССР (декабрь 1990 года), - вспоминает Н. Назарбаев, - в моей резиденции в Москве встретились руководители России, Украины, Беларуси и Казахстана. К концу 1990 года было очевидно, что государство движется без руля и без ветрил. И мы хотели попытаться спасти единство с теми государствами, которые желают этого. Только четыре государства тогда были готовы на основе суверенитета создать новый союз» [2905].

«В декабре 1990 г., - читаем мы в книге «Эпоха Ельцина», подготовленной его ближайшими соратниками, - на IV съезде народных депутатов СССР с резкой критикой союзных властей выступил Н. Назарбаев и руководители ряда других республик. Именно тогда по инициативе Б. Ельцина была предпринята попытка заключить четырёхстороннее (Белоруссия, Казахстан, Россия, Украина) соглашение «внутри» Союза. Соответствующие консультации были проведены и общее понимание достигнуто» [2906].

Данный факт полностью подтверждает Н.А. Назарбаев: «В декабре 1990 г., - говорится в другом его интервью, - мы вчетвером - Б.Н. Ельцин, Л.М. Кравчук, С.С. Шушкевич (это, видимо, ошибка и следует читать Н.И. Дементей - А.О.) и я - подготовили четырехстраничный меморандум [2907] о том, что мы, четыре союзные республики, создаём Союз Суверенных государств, признаём М.С. Горбачёва его президентом и приглашаем всех остальных к нам присоединиться» [2908].

К сожалению, текст этого «меморандума» до сих пор неизвестен. Поэтому трудно судить о его содержании. Можно лишь предполагать, что тогда Союз суверенных государств мыслился как объединение союзных республик «внутри» Союза. Но даже и в таком случае - это означало нарушение союзной конституции, которая не предусматривала других субъектов Союза, кроме союзных республик.

«Такой документ, - утверждает Н.А. Назарбаев, имея в виду упомянутый «меморандум», - был составлен и подписан всеми нами» [2909]. Однако авторы книги «Эпоха Ельцина» пишут: «По - видимому, об этом (т.е. о достигнутом соглашении - А.О.) стало известно М. Горбачёву, и он принял определённые меры, чтобы в последний момент кто - то дрогнул и подписание соглашения сорвалось» [2910].

По свидетельству Н.А. Назарбаева, это было не так. «На другой день, - пишет он, имея в виду составление «меморандума», - я спросил Горбачёва, согласен ли он возглавить такое начинание, если мы создадим вот такое ядро, а потом будем смотреть, кто будет к нему ещё подходить». Михаил Сергеевич «категорически» отверг это предложение, и соглашение реализовано не было [2911].

Таким образом, первая попытка ликвидировать Советский Союз была сделана ещё в декабре 1990 г., но оказалась неудачной.

В то же время Съезд народных депутатов СССР одобрил предложение М.С. Горбачёва о ликвидации Совета министров и создании вместо него Кабинета министров, а также о превращении Совета Федерации из совещательного органа в координационный, что означало существенное ослабление центральной власти и усиление роли глав союзных республик [2912].

События в Вильнюсе

В таких условиях произошло резкое обострение ситуации в Прибалтике.

В конце декабря 1990 г. истёк срок моратория, который был наложен Верховным Советом Литвы на решение о выходе из СССР. Компромисса на переговорах между делегациями республики и союзного правительства достигнуть не удалось. Возник вопрос, что делать дальше?

Ответ на этот вопрос руководство Литвы искало вместе с опекавшими его американскими советниками. Как писали тогда по свежим следам современники тех событий, прежде всего это касается «весьма солидной группы американских аналитиков, деятельность которых финансируется известным Фондом Рокфеллера». Здесь же тогда «работали специалисты из Гарвардского, Йельского и Джорджтаунского университетов США, вашингтонской консультационной фирмы «План - Экон», известного Института Гэллапа и т.д.». Все они «официально» «помогали правительству Литвы» [2913].

Видимо, с их подачи 2 января 1991 г. Витаутас Ландсбергис заявил об отказе от моратория на постановление литовского Верховного Совета «О восстановлении независимости Литовского государства». 7 января литовское правительство самостоятельно начало экономическую реформу, первым шагом на пути которой стала шоковая терапия - повышение розничных цен в 4–5 раз [2914].

В тот же день, пишет М.С. Горбачёв, «ЦК КПЛ (на платформе КПСС) обратился ко мне с предложением ввести президентское правление» [2915]. На следующий день, 8 января, в знак протеста против повышения цен состоялась массовая демонстрация. Правительство К. Прунскене ушло в отставку [2916].

9 - го в Вильнюсе прошла новая демонстрация, на этот раз с требованием введения президентского правления. 10 - го М.С. Горбачёв предложил Верховному Совету Литовской ССР незамедлительно и в полном объёме восстановить на территории республики «действие Конституции СССР» [2917].

На следующий день в Вильнюсе десантники взяли под контроль здания Дома печати и ДОСААФ, где находился Департамент охраны края. А в 17.00 по местному времени заведующий идеологическим отделом ЦК КПЛ (на платформе КПСС) Ю. Ермолавичус дал пресс - конференцию и заявил о создании Комитета национального спасения Литвы, который «берёт на себя всю полному власти» и потребовал от Верховного Совета Литовской ССР немедленного выполнения требования Президента СССР [2918].

«В соответствии с разработанным оперативным штабом КГБ Литвы и Прибалтийским военным округом Министерства обороны СССР планом, - говорится в воспоминаниях М.С. Горбачёва, - исходя из складывающейся критической политической обстановки в республике, перед сотрудниками Министерства обороны, МВД СССР была поставлена задача по деблокированию ряда объектов, недопущению вывода их из строя сторонниками движения «Саюдис», прекращению вещания провокационных и подстрекательских теле - и радиопередач и взятию этих объектов под охрану внутренних войск МВД СССР... В оперативное подчинение «Альфе» передавались силы 234 - го полка 76 - й Псковской воздушно - десантной дивизии Министерства обороны СССР и сотрудники ОМОНа МВД Литвы» [2919].

В ночь с 12 на 13 января при выполнении этих распоряжений в Вильнюсе пролилась кровь. Ответственность за это М.С. Горбачёв возлагает на силовые ведомства, которые якобы всё это готовили и делали за его спиной [2920].

«Недавно, - пишет М.С. Горбачёв, - я получил книгу от ветеранов подразделения «Альфа». Она называется «Альфа - сверхсекретный отряд КГБ». Вот что, в частности, там написано: «7 января 1991 года сотрудники группы... находились в командировке в городе Вильнюсе для проведения рекогносцировки и других подготовительных мероприятий по планированию чекистско - войсковой операции» [2921].

Однако Михаил Сергеевич, как всегда, лукавит.

Обратите внимание: 7 января появилось объявление о повышении цен и в тот же день сотрудники «Альфы» уже были в Вильнюсе, т.е. они начали готовиться к предстоящим событиям, о возможности которых, если они были стихийными, тогда ещё никто не мог знать. Это даёт основание предполагать, что и повышение цен, и использование «Альфы» планировалось одновременно.

Кому подчинялась «Альфа», мы знаем. Неслучайно, видимо, А.Н. Яковлев обвинял В.А. Крючкова в том, что он провоцировал развитие событий в Вильнюсе [2922].

Однако в данном случае шеф КГБ был лишь исполнителем.

Как уже отмечалось, в руководстве страны вопрос о необходимости использования для сохранения СССР чрезвычайных мер обсуждался ещё в ноябре 1990 г., и уже в декабре началась подготовка необходимых для этого документов. После заявления Э.А. Шеварднадзе о грядущей диктатуре она была продолжена.

22 декабря на трибуне съезда появился В.А. Крючков [2923]. Как утверждает бывший начальник Секретариата КГБ СССР В. Сидак, председатель КГБ собирался поставить ребром вопрос о нависшей над Советским Союзом угрозе и потребовать чрезвычайных мер [2924]. Но, как явствует из стенограммы, он фактически повторил, причём в более мягкой форме, то, о чём за две недели до этого говорил по Центральному телевидению [2925].

24 декабря О. Бакланов, А. Васильев, В. Догужиев, В. Крючков, Б. Пуго, Д. Язов представили Президенту СССР комплект документов, принятие которых способствовало бы нейтрализации криминогенной обстановки. Среди них проект указа «О временных чрезвычайных мерах по борьбе с нарушениями правопорядка» [2926].

«В конце декабря 1990 г., - вспоминал В.А. Крючков, - на совещании у Горбачёва было принято решение применить силу против действий экстремистов в Латвии и Литве, пытавшихся явочным порядком сменить общественный строй, покончить с советской властью и выйти из Союза... Горбачёв дал указание Язову, Пуго и мне ускорить подготовку конкретных мероприятий» [2927].

2 января 1991 г. на заседании Бюро и Секретариата ЦК Компартии Литвы (на платформе КПСС) М. Бурокявичюс сообщил, «что звонил М. Горбачёв». Генсек заявил ему, что в союзном руководстве есть мнение ввести в Литве президентское правление и попросил обсудить это предложение. Бюро и Секретариат ЦК Компартии Литвы единогласно поддержали «инициативу президента СССР» [2928].

Можно не сомневаться, что это решение сразу же было доложено М.С. Горбачёву. Какие за этим последовали действия со стороны главы советского государства, пока неизвестно.

3 января 1991 г. встревоженный выступлениями шефа КГБ Д. Мэтлок посетил В.А. Крючкова, и тот заявил ему, что «в некоторых местах, возможно, потребуется президентское правление» [2929]. 4 - го американский посол беседовал с А.С. Черняевым, который, подтвердив такую возможность, заверил, правда, что «оно будет введено только особым юридическим порядком» и только «там, где возникнет угроза жизни людей». Из этого Д. Мэтлок сделал вывод, что «Горбачёв, должно быть, рассматривает этот вопрос очень серьёзно» [2930].

Как вспоминает один из руководителей Компартии Литвы Валентин Лазутка, вскоре после Нового года из Мозамбика экстренно был вызван в Москву бывший премьер Литовской ССР В. Сакалаускас. В. Лазутка предполагает, что именно ему отводилась роль нового главы правительства республики после введения в ней прямого президентского правления [2931].

10 января 1991 г. М.С. Горбачёв должен был встретиться с литовскими товарищами, но не принял их [2932]. В этот день у него состоялось экстренное совещание с В.А. Крючковым, Б.К. Пуго и Д.Т. Язовым [2933], после которого президент предъявил Верховному Совету Литвы свой ультиматум. На следующий день, как мы знаем, объявил о своём возникновении Комитет национального спасения Литвы, обратившийся к М.С. Горбачёву с просьбой о введении прямого президентского правления на территории республики.

Через несколько дней после этих событий корреспондент «Аргументов и фактов» взял интервью у В.И. Алксниса. «В беседе с западными корреспондентами, - уточнил он, обращаясь к народному депутату, - Вы сказали, что комитеты национального спасения в прибалтийских республиках были созданы по инициативе Президента М.С. Горбачёва, чтобы в конечном итоге ввести в этих республиках президентское правление». «Да, - ответил В.И. Алкснис, - это соответствует действительности. Я на днях разговаривал с товарищами из Комитета национального спасения Литвы. Они сказали так: всё, о чём нас просила Москва, мы сделали. Москва обещала, что вторую половину пути - введение прямого президентского правления - она пройдёт сама. Однако Москва бросила нас. Нас предал президент, нас предали Верховные Советы СССР и РСФСР, правительство СССР, нас предал Б.Н. Ельцин» [2934].

Итак, и образование Комитета национального спасения, и обращения к Президенту СССР с просьбой о введении президентского правления были предварительно согласованы с М.С. Горбачёвым. Факт, который в своих воспоминаниях он не только не опроверг, но даже не поставил под сомнение.

Почему же Москва отказалась от намеченного ею же плана действий?

Причина этого, по всей видимости, заключается в том, что 11 января в 16.00 М.С. Горбачёв позвонил Д. Бушу [2935], который отказался обсуждать с ним проблему Прибалтики, заявив: «Меня беспокоят и даже мучают ваши внутренние проблемы. Хотелось бы надеяться, что вы найдёте возможность избежать применения силы для их решения. Американская позиция на этот счёт ясна. Это будет хорошо для ваших отношений с нами, да и не только с нами» [2936].

Тем самым Д. Буш дал понять, что США не одобрят введение прямого президентского правления в Литве.

День 12 января прошёл в Литве в противоборстве двух группировок. А ночью в ходе операции по установлению контроля над вильнюсской телебашней пролилась кровь.

«Механизм, который был приведён в действие в ночь с 12 на 13 января (вооружённая акция по взятию башни и радиостанции), - утверждает М.С. Горбачёв, - до сих пор не раскрыт. Не выяснены и конкретные лица, давшие команду уже после того, как состоялось заседание Совета Федерации и были приняты его решения, направить полномочных представителей в Литву» [2937].

Произошедшие события действительно вызывают много вопросов.

Можно понять стремление прекратить вещание литовского радио и телевидения, которые способствовали дальнейшей дестабилизации положения в республике. Но почему решение этой задачи было начато в 1.20, а не под утро, когда толпа, окружавшая здание радио - телецентра, должна была поредеть? Можно понять, почему в ходе этой операции были использованы военные силы, но неужели для этого нужны были танки? Неужели бойцы «Альфы» не могли подойти к телебашне в гражданской экипировке, использовать для расчистки пути отвлекающие внимание толпы действия и овладеть телебашней, используя эффект неожиданности?

Зачем вообще был нужен её штурм? Прекратить работу телецентра можно было гораздо проще - отключив подачу электроэнергии. Какой смысл имела операция по установлению контроля над вильнюсской телебашней, если в руках литовского правительства оставался каунасский телецентр?

Получается, что главный смысл этой операции заключался не в установление контроля над теле - и радиоэфиром, а в дальнейшем нагнетании политических страстей.

В связи с этим обращает на себя внимание следующий факт. Ещё в середине декабря 1990 г. секретарь ЦК Компартии Литвы (на платформе КПСС) В. Швед «направил в литовский Минздрав депутатский запрос по поводу устного указания министра главврачам вильнюсских больниц подготовить операционные к приёму большого количества раненых». Ответа он не получил. Но это означает, что уже в декабре литовское правительство знало, что скоро в столице прольётся кровь [2938].

Принимаемые меры оказались не напрасными. Во время штурма телебашни погибли 13 человек. В печати сообщалось также о сотнях раненых и изувеченных. Утверждалось, что они или оказались под гусеницами танков или же под автоматным огнём десантников.

Не имея возможности в данной работе специально рассмотреть этот вопрос, ограничимся только погибшими. Официальный медицинский документ, засвидетельствовавший смерть упомянутых 13 человек приведён в книге В.В. Иванова (Виленского) «Гекатомба» [2939].

Из него явствует, что документально зафиксирована одна смерть в результате попадания под «движущееся автотранспортное средство», каковым могла быть «гусеница подвижного тяжёлого механизма» (Асанавичюте Л.С.). Однако если бы погибшая действительно была раздавлена танком, она вряд ли бы имела перелом лишь отдельных костей, как явствует из медицинского заключения. Трое (Каволюкас А.Ю., Шимуленис И.З., Янкаускас Р.Б.) погибли в результате «перекатывания колеса через тело», т.е. в результате попадания под автомобиль или бронемашину. Один человек (Канапинскас А.Э.) умер в результате взрыва, восемь погибли от огнестрельных ранений [2940].

С одной стороны, прокуратурой было установлено, что на площади стрельба действительно велась, с другой стороны, военное командование заявило, что выстрелы производились для острастки только вверх и, главным образом, холостыми патронами. Холостыми стреляли и танковые орудия [2941].

Факт, который до сих пор не опровергнут.

В связи с этим следует обратить внимание, что из восьми человек, погибших от огнестрельных ранений, у троих (Масюлис Т.П., Повилайтис А.Ю., Римантас Р.) были обнаружены пулевые каналы спереди назад, трое (Гербутавичюс Д.А., Мацюлявичюс В.И., Друскис В.А.) получили смертельные ранения «сверху вниз», двое (Вайткус В.П., Шацких В.В.) - «снизу вверх». Особенно поразительна смерть И.З. Шимулениса, который получил семь пулевых ранений, причём одно «сверху вниз», другое «снизу вверх», одновременно он пострадал от «перекатывания колёс автотранспортного средства».

На чьей же совести эти восемь убитых плюс ещё один, погибший от взрывного устройства?

По одним данным, стрельбу вели «неизвестные снайперы, разместившиеся на крышах и в окнах близлежащих домов», по другой версии, стреляли из телебашни, находившейся под контролем местных органов внутренних дел - Департамента охраны края, который возглавлял Андрюс Буткявичус [2942].

«На совести Ландсбергиса и Андрюса Буткявичуса - кровь тринадцати жертв, - утверждает, например, писатель В. Петкявичус, бывший тогда одним из лидеров «Саюдиса». - Это по их воле несколько десятков переодетых пограничников были размещены в Вильнюсской телебашне. Они стреляли вниз по толпе боевыми патронами». Один из убитых, Артур Сакалаускас, был убит в стороне от места происшествия, причём «из мелкокалиберной винтовки», которых не было и не могло быть у советских солдат [2943].

По свидетельству уже упоминавшегося В. Шведа, «в 1997 г. бывший руководитель литовской Армии Охраны края А. Буткявичюс рассказал английским журналистам о том, что в январе 1991 г. в толпу, окружавшую телебашню, стреляли его боевики» [2944]. В печати упоминается подобное же признание А. Буткявичуса, сделанное им в 2000 г. на страницах газеты «Обзор» [2945].

Всё это вместе взятое наводит на мысль, что вильнюсские события 1991 г. были спровоцированы - как с одной, так и с другой стороны [2946].

14 января 1991 г. Б.Н. Ельцин дал пресс - конференцию.

Он «проинформировал журналистов о том, что руководители четырёх крупных республик - России, Украины, Белоруссии и Казахстана - решили, не дожидаясь Союзного, заключить между собой четырёхсторонний договор по всем позициям. Для этого решено собраться в Минске в ближайшее время - точная дата пока не названа... К нашему договору смогут потом при желании присоединиться другие республики и центр» [2947].

На этой же пресс - конференции Б.Н. Ельцин заявил, что в ближайшее время будет реализовано постановление Съезда народных депутатов «о переподчинении органов госбезопасности на территории республики российскому парламенту» и начнётся создание республиканских вооружённых сил. Причём «руководство страной должно... перейти к Совету Федерации» [2948].

По существу, Б.Н. Ельцин объявил о том, что готовится государственный переворот, в результате которого М.С. Горбачёв фактически будет отстранён от власти, а СССР в его прежнем виде ликвидирован.