На пути в референдуму

Ещё продолжали бушевать страсти по поводу вильнюсских событий, как грянули события в Риге. 15 января заявил о своём существовании Вселатвийский комитет народного спасения. В столице Латвии тоже началось противостояние. Возле правительственных зданий появились баррикады, затем пролилась кровь.

Вокруг рижских событий до сих пор тоже много дезинформации. Что бесспорно?

Вечером 20 января, когда колонна ОМОНа перемещалась по городу, возле здания МВД её обстреляли. Кто стрелял и откуда, не установлено. Омоновцы ворвались в здание МВД, но стрелявших не обнаружили. Первоначально СМИ утверждали, что в результате захвата здания МВД погибло пять человек. Позднее было установлено, что в самом здании МВД погиб только один сотрудник милиции. Четыре человека были убиты в стороне от места событий. Кем, неизвестно. Появилась информация о снайперах, которые сначала обстреляли колонну ОМОНа, затем открыли огонь по гражданским людям, находившимся возле МВД [2949].

Налицо провокация. Кем она была организована, не установлено. Возможны три варианта: а) КГБ СССР, б) иностранными спецслужбами, в) латышскими националистами.

И хотя на этот вопрос ответа до сих пор нет, факт захвата МВД рижским ОМОНом сразу же приобрёл международный резонанс, а вся вина за произошедшее была возложена на Москву.

АнтиГорбачёвская кампания приобрела ещё больший размах. За рубежом открыто заговорили о необходимости экономических и политических санкций против Кремля.

В связи с этим 21 января А.С. Черняев предложил М.С. Горбачёву отменить встречу на высшем уровне с американским президентом Д. Бушем, которая должна была состояться в Москве 11–13 февраля, вместо это встретиться с ним «в Хельсинки, Вене или Лондоне и там объясниться по всем актуальным вопросам». На письме имеется пометка: «Доложено 25.01.91» [2950].

Однако А.С. Черняев опоздал.

24 января М.С. Горбачёв принял американского посла, который вручил ему письмо Д. Буша. Текст письма пока неизвестен. Но известно, что в нём шла речь о событиях в Прибалтике и друг Джордж предупреждал друга Майкла о возможных санкциях против СССР. И хотя санкций удалось избежать, одна угроза была приведена в исполнение. Д. Буш отменил запланированный на февраль официальный визит в Москву [2951].

По свидетельству Д. Мэтлока, он ожидал, что советский президент начнёт «возмущаться нашим вмешательством», заявит, что угрозы «прекратить экономическое сотрудничество» могут подорвать перестройку. Однако Михаил Сергеевич «воспринял сообщение спокойно» и попытался заверить своего собеседника, что его последние действия - это не изменение стратегического курса, а тактика, «чтобы избежать дворцового переворота» [2952].

Такова была прелюдия к референдуму.

Демократическая оппозиция открыто шла на референдум под знаменем разрушения СССР. 26–27 января 1991 г. в Харькове состоялась конференция 46 партий и политических движений из 10 союзных республик [2953]. Среди них была и «Демократическая Россия» [2954]. Конференции приняла решение учредить Конгресс демократических сил суверенных республик [2955] и призвала своих сторонников дать на референдуме отрицательный ответ на вопрос о сохранении обновлённого СССР. Одновременно было выдвинуто требование отставки союзного руководства и передачи власти Совету Федерации. Главным средством достижения этих целей должна была стать кампания «гражданского неповиновения» [2956].

Подготовка и проведение референдума ещё ждут своего исследователя. В данном случае отмечу только один факт как современник тех событий. На удивление, призывы голосовать против сохранения СССР звучали не только со страниц оппозиционной печати, но и с телеэкранов и в радиоэфире. Хотя к тому времени и радио, и телевидение почти полностью находились в руках союзного центра и лишь частично контролировались российским правительством.

7 февраля В.А. Крючков обратился к М.С. Горбачёву с запиской «О политической обстановке в стране», в которой, говоря об «угрозе развала СССР», отмечал: «В то время как «демократическая пресса» принялась шельмовать референдум уже с момента его объявления, со стороны центральных и партийных средств массовой информации серьёзные выступления в его пользу практически отсутствуют». Из этого шеф КГБ делал вывод о необходимости «усилить контроль над средствами массовой информации» [2957].

Только через месяц после этого, 7 марта, ЦК КПСС утвердил «План действий», который поставил перед партией задачу «обеспечить последовательное наращивание в средствах массовой информации пропагандистских материалов, связанных с референдумом» [2958].

Но что можно было сделать за полторы недели?

Вместе с тем В.А. Крючков предлагал в своей записке продумать вопрос о возможности «образования в соответствующий момент временных структур в рамках мер, предоставленных президенту Верховным Советом СССР» [2959]. Мнение В.А. Крючкова было сообщено всем членам и кандидатам в члены Политбюро, секретарям ЦК КПСС [2960].

12 февраля «Труд» опубликовал интервью с новым советским премьером B.C. Павловым, который обвинил иностранные банки в том, что они занимаются скупкой обесценивающихся советских рублей, чтобы, используя их, влиять на финансовую ситуации в СССР [2961]. И хотя первый заместитель КГБ СССР В.Ф. Грушко отмежевался от этого интервью, заявив, что КГБ «о подобном заговоре абсолютно ничего неизвестно» [2962], вряд ли новый премьер решился бы на такой шаг, не согласовав его с КГБ и президентом страны.

В связи с этим заслуживает внимания сохранившаяся среди бумаг А.С. Черняева запись размышлений М.С. Горбачёва, датированная 11 февраля 1991 г. и содержащая критический анализ политики США в отношении СССР. Из этой записи вытекает, что советский президент готов был допустить причастность «американцев» к последним событиям в Прибалтике [2963].

Обеспокоенность президента на этот счёт была неслучайной.

Как уже отмечалось, «ещё в 1989 г.» Совет национальной безопасности США стал рассматривать идею о «создании на российской почве параллельного союзному политического и экономического центра» [2964].

По утверждению В.А. Крючкова, «в феврале 1991 г. о нём активно заговорили в окружении Ельцина». Причём «при анализе политико - экономического содержания параллельного центра» учитывались «суждения Г. Попова» [2965], который в январе побывал в США. КГБ СССР располагал сведениями, что этот визит был организован Д. Мэтлоком [2966].

Делясь впечатлениями об этой поездке, Г.Х. Попов сообщал, что он «встречался с политическими деятелями, с государственным секретарём Бейкером, беседовал с группой его помощников, с руководителями ведомств США, которые занимаются СССР. Среди них были и специалисты из министерства обороны, из госдепартамента, из ЦРУ - люди, формирующие американскую политику. Состоялись встречи с лидером большинства в Палате представителей Р. Гепхардтом, бывшим государственным секретарём США Генри Киссинджером и, разумеется, с Эдвардом Кеннеди» [2967].

«Главным компонентом» замысла американской администрации, считал В.А. Крючков, «являлось создание на территории Советского Союза разорванных, разделённых между собой рынков с равной ориентацией на российский и международный рынки. По задумкам авторов плана, это означало бы неотвратимый развал «советской империи» [2968].

Особая роль в этих замыслах, судя по всему, отводилась Б.Н. Ельцину. Однако он не имел прочного большинства в Верховном Совете России. В связи с этим было решено учредить пост всенародно избираемого президента России и таким образом вывести его из - под контроля парламента [2969].

7 февраля Верховный Совет РСФСР принял постановление «О мерах по обеспечению проведения референдума СССР и референдума РСФСР 17 марта 1991 года». В нём говорилось: «Разрешить Центральной комиссии РСФСР по проведению референдумов включить в один бюллетень для голосования два вопроса, вынесенные на Всероссийский референдум». Первый вопрос касался судьбы Советского Союза, второй - необходимости «введения поста Президента РСФСР, избираемого всенародным голосованием?» [2970].

В ответ на это 15 февраля 1991 г. 270 народных депутатов РСФСР - членов Компартии РСФСР предложили срочно созвать Третий съезд народных депутатов РСФСР и заслушать на нём отчёт Б.Н. Ельцина. Смысл этой инициативы заключался в том, чтобы отправить Б.Н. Ельцина в отставку с поста председателя Верховного Совета РСФСР [2971].

Между тем 19 февраля Б.Н. Ельцин выступил по телевидению и потребовал не только немедленной отставки М.С. Горбачёва, но и передачи власти Совету Федерации [2972], т.е., как уточнял А.С. Грачёв, «синклиту республиканских президентов, главой которого, естественно, стал бы будущий президент тогда ещё советской России» [2973].

«Его речь, - комментирует М.С. Горбачёв, - была переполнена грубыми, оскорбительными замечаниями по моему адресу. Руки дрожали. Видно было, что он не владеет полностью собой и с усилием, с натугой читал заготовленный заранее текст» [2974].

В этом интервью Б.Н. Ельцин озвучил то, о чём предупреждал ещё 14 января и к чему 27 января призвал Конгресс демократических сил в Харькове. Поэтому возникает вопрос: были ли к этому времени уже подготовлены меры для реализации озвученного требования или же он блефовал?

20 февраля М.С. Горбачёв собрал своё окружение и поставил вопрос: что делать? [2975] При этом он сообщил о намерении Б.Н. Ельцина создать «союз четырёх»: Белоруссии, Казахстана, России и Украины [2976].

Как уже отмечалось, 14 января на упоминавшейся пресс - конференции Б.Н. Ельцин открыто объявил о существующем замысле создать подобный союз и о намеченной с этой целью встрече представителей четырёх республик в Минске.

25 января Борис Николаевич дал интервью телекомпании Эй - Би - Си, в котором обрушился с обвинениями на М.С. Горбачёва и заявил: «Либо он... откажется от своей попытки установить диктатуру и сосредоточить абсолютную власть в одних руках, - всё идёт именно к этому, - либо он должен уйти в отставку, распустить Верховный Совет и Съезд народных депутатов СССР... Если Горбачёв попытается добиться диктаторских полномочий, Россия, Украина, Белоруссия и Казахстан отделятся от СССР и создадут свой собственный союз» [2977].

Говоря через год о беловежском сговоре, Г.Э. Бурбулис поведал «о попытке провести встречу того же рода в феврале 1991 г.» [2978]. «В феврале 91 - го, - сообщил он позднее в беседе с М. Ройзом, - была сделана первая проба четырёхсторонней встречи - Россия, Украина, Беларусь и Казахстан» [2979]. О том, что «в феврале» был подготовлен «договор - «заготовка», который послужил основой документа, принятого через несколько месяцев в Беловежской пуще», - вспоминает С.С. Шушкевич [2980].

По свидетельству З.А. Станкевича, «4 февраля» «представители Белоруссии, Казахстана, Российской Федерации и Украины» провели в Москве «альтернативную рабочую встречу», «на которой предполагалось руководителям этих республик рассмотреть проект заявления «Об основах Союза суверенных государств». При этом имелось в виду его подписание в «ближайшее время в г. Минске» [2981].

Позднее в интервью итальянской газете «Репубблика», Б.Н. Ельцин заявил, что подобная встреча в Минске имела место [2982]. Он относил её к декабрю 1990 г. Но это, по всей видимости, ошибка.

«В феврале, незадолго до референдума, - пишет А.И. Лукьянов, - пришло «сообщение о том, что руководители России, Украины, Белоруссии и Казахстана направили своих представителей в Минск, чтобы без участия союзного руководства рассмотреть предложения о создании «Содружества», означавшее по сути своей ликвидацию Союза ССР или по крайней мере превращение единого союзного государства в аморфное конфедеративное Сообщество независимых государств» [2983].

Есть основания думать, что минская встреча состоялась не ранее 5 - не позднее 19 февраля. Во всяком случае 20 февраля на совещании в Кремле М.С. Горбачёв заявил: «Ельцин хотел подписать «союз четырёх» (Россия, Украина, Казахстан, Белоруссия), но сорвалось» [2984].

Возникает несколько вопросов. Не было ли связано с подготовкой минской встречи появление 23–25 января на страницах «Российской газеты» договоров России с Белоруссией [2983], Казахстаном [2986] и Украиной [2987], заключённых ещё в ноябре - декабре 1990 г.? Не был ли связан с этой встречей перенос телевизионного выступления Б.Н. Ельцина с 5 февраля сначала на 8 - е [2988], затем на 19 - е февраля? И, наконец, не объясняется ли содержание этого выступления неудачей минской встречи?

По воспоминаниям П. Вощанова, «несколько дней спустя» после выступления Б.Н. Ельцина по Центральному телевидению к нему «обратилось одно из доверенных лиц союзного вице - президента с предложением: надо организовать конфиденциальную встречу Ельцина и Янаева. Мол, Горбачёв ни на что уже не способен... Страна гибнет... Надо спасать...». Однако Б.Н. Ельцин не пошёл на контакт с Г.И. Янаевым [2989].

Иначе освещает этот эпизод А.С. Грачёв. Он утверждает, что «в начале весны 1991 г.» П. Вощанов и Р.И. Хасбулатов сами «вошли в контакт с Г. Янаевым и некоторыми другими будущими путчистами в Горбачёвском окружении и повели разговоры о том, что президент «явно выработался» и больше не тянет, а потому дальнейшее его пребывание на посту становится для всех обременительным». Но договориться им не удалось [2990].

Тогда же в ЦК КПСС был разработан «План действий - 28», который предусматривал меры, направленные на то, чтобы добиться отставки Б.Н. Ельцина на Третьем съезде народных депутатов РСФСР, намеченном на 28 марта. Как пишет Р.Г. Пихоя, «сохранились любопытные рукописные наброски Гиренко, посвящённые данной проблеме и датированные 1 марта 1991 года». «В тот же день руководству ЦК КПСС была направлена записка зам. зав. Отделом ЦК КПСС по связям с общественно - политическими организациями Виктора Мироненко «О некоторых аспектах развития современной политической ситуации в стране», в которой отмечалось, что 1991 г. - это год, когда должен быть решён вопрос: кто кого» [2991].

На этой записке М.С. Горбачёв начертал следующую резолюцию:

«Тов. Ивашко В.А., членам Политбюро, секретарям ЦК КПСС. Записка Отдела по связям с общественно - политическими организациями содержит дельные предложения. Надо буквально мобилизовать всю партию, чтобы реализовать их на практике. Остаются считанные дни, а тут нужна огромная по масштабам организаторская работа, да и расходы немалые (печатание листовок, их распространение и т.д.). Но это - политическое сражение, может быть, решающее... М. Горбачёв» [2992].

1 марта снова поднялась волна шахтёрских забастовок, «инициированных и финансировавшихся, по мнению B.C. Павлова, российским политическим руководством во главе с Ельциным». В ходе этого забастовочного движения зазвучал призыв «переходить под юрисдикцию России» [2993], а также такие требования, как устранение КПСС и отставка Горбачёва [2994].

Невольно возникает вопрос: не являлись ли эти забастовки началом той кампании «гражданского неповиновения», которая была намечена 26–27 января на учредительной конференции Демократического конгресса в Харькове?

5 марта 1991 г. М.С. Горбачёв выступил на совещании первых секретарей ЦК компартий, обкомов, крайкомов и райкомов [2995] и заявил, что в США «вызрела» идея «подмены центра», т.е. перехода в Москве реальной власти от союзного правительства к российскому [2996]. В связи с этим М.С. Горбачёв заявил, что ситуация в России «требует развязки» [2997].

9 марта, в очередном своём выступлении в Доме кино Б.Н. Ельцин снова призвал своих сторонников «объявить войну руководству страны» [2998]. А через несколько дней «Российская газета» опубликовала рисунок, на котором Россия в составе обновлённого Союза была изображена за тюремной решёткой, ниже находился призыв голосовать против сохранения Советского Союза [2999]. Это была официальная агитация к референдуму.

15 марта М.С. Горбачёв принял Д. Бейкера [3000]. Одной из тем их беседы была необходимость предоставления СССР кредитов. Государственный секретарь США обещал подумать, но подвиг на это только Кувейт и Саудовскую Аравию [3001]. В то же время он предложил М.С. Горбачёву после референдума выйти и сказать республикам: вы свободы [3002].

Во время встречи Михаил Сергеевич заявил, что, по имеющимся у него сведениям, Б.Н. Ельцин вёл переговоры с Д. Мэтлоком о возможности захвата союзной власти в свои руки. Д. Бейкер не стал опровергать эти сведения, предложив обсудить эту проблему с участием самого Д. Мэтлока, но Михаил Сергеевич от такого предложения отказался [3003].

Естественно, Д. Бейкер сразу же поставил американского посла в известность об этом разговоре. Если верить Д. Мэтлоку, он был возмущён подобным обвинением и решил лично объясниться с М.С. Горбачёвым. Однако почему - то сделал это только через полторы недели [3004]. Очевидно, он ждал результатов референдума. Если бы большинство населения проголосовало против сохранения СССР, с обидами М.С. Горбачёва можно было бы не считаться.

Показательно, что буквально за неделю до голосования, 9 марта, в печати появился новый проект Союзного договора. Теперь он назывался Договором о Союзе суверенных государств [3005]. Это означало, что возглавляемое М.С. Горбачёвым руководство страны открыто взяло курс на превращение СССР в конфедерацию, на отказ от советской власти и «социалистической собственности».

Референдум по вопросу о судьбе Советского Союза, как и намечалось, состоялся 17 марта [3006].

Хотя СССР оставался единым государством и на все республики распространялись союзные законы, причём во главе почти всех республик оставались коммунисты, руководство шести из них (Армения, Грузия, Латвия, Литва, Молдавия, Эстония) проводить референдум отказалось.

Что касается остальных 9 республик, на которые приходилось около 80 процентов населения страны, то более 76 процентов проголосовавших высказались за сохранение СССР [3007].

Таблица 11. Итоги референдума 17 марта 1991 г. (%%)

Республика	Участвовали в голосовании	Ответили «Да»
Азербайджан	75.1	93.9
Белоруссия	83.3	82.7
Казахстан	88.2	94.1
Киргизия	92.9	96.4
Россия	75.4	71.3
Таджикистан	94.4	96.2
Туркмения	97.7	97.9
Узбекистан	95.4	93.7
Украина	83.5	70.2
Всего	80.0	76.4

Источники: Сообщение Центральной комиссии референдума СССР «Об итогах референдума СССР, состоявшегося 17 марта 1991 г. // Правда. 1991. 27 марта. Союз можно было сохранить. 2 изд. С. 214–217.

Только после этого Д. Мэтлок счёл необходимым опровергнуть информацию о «заговоре». 25 марта он посетил М.С. Горбачёва и заявил, что «Ельцин никогда даже не намекал на возможность взятия власти неконституционными средствами» [3008].

В устах дипломата - это признание, что накануне референдума Б.Н. Ельцин действительно обсуждал с американским послом вопрос о смещении М.С. Горбачёва, правда, конституционными средствами.

В сложившихся условиях руководство СССР решило внести коррективы в свою внешнеполитическую стратегию. По свидетельству B.C. Павлова, на одном из заседаний Совета безопасности, созданного 7 марта 1991 г. вместо Президентского совета [3009], он сделал «секретный доклад» «по вопросам международной экономической интеграции», в котором поставил вопрос «о переориентации нашей экономической стратегии с США на Западную Европу» [3010].

Есть основания думать, что в данном случае речь прежде всего шла о ФРГ. Как явствует из воспоминаний Г. Корниенко, именно в это время велись тайные переговоры о создании оси «Москва - Берлин» [3011].

По всей видимости, к этим переговорам был подключён А.Н. Яковлев. «Пришлось побывать и в ФРГ, - вспоминал он, - причём не один раз. Запомнился любопытный разговор с канцлером Колем. К нему меня послал Горбачёв, чтобы обсудить вопрос о возможной координации усилий Запада в области экономического сотрудничества с Советским Союзом. Вынашивалась идея, в чём - то похожая на «план Маршалла». Беседа была продолжительной и многообещающей» [3012], но, как мы теперь знаем, не имевшей практических последствий.

Капитуляция

После референдума оппозиция неистовствовала. Но не видно было радости и на лице М.С. Горбачёва. Дело в том, что экономическая ситуация в стране продолжала ухудшаться. Экономический кризис приобретал всё более угрожающий характер.

Между тем, как писал Е.Т. Гайдар, «российские и союзные власти в 1990–1991 годах наперегонки снижали ставки налога на прибыль. К тому же первые, отдав установление ставок налога с оборота на места, фактически потеряли контроль за важнейшим источником бюджетных поступлений» [3013].

«Говоря о причинах кризиса, - пишет М.С. Горбачёв, - нельзя не упомянуть от отказе с 1991 года от системы многостороннего клиринга в отношениях с бывшими социалистическими странами, введения мировых цен и расчётов в свободно конвертируемой валюте. С точки зрения перспективы постепенный переход на условия мирового рынка был неизбежен, но единовременное, разовое решение этой задачи оказалось мерой ошибочной, ущербной и для нас, и для наших партнёров» [3014].

«По данным Внешэкономбанка СССР, - информировал ЦК КПСС В.М. Фалин, - в январе с.г. поступления свободно конвертируемой валюты от экспорта товаров составило 1,4 млрд руб. при общей сумме платежей за границу 2,9 млрд, в том числе погашение внешнего долга - 2,1 млрд руб. В феврале - марте недостаток валютных средств для обеспечения внешнего долга увеличится ещё на 1,2 млрд руб. Положение усугубляется тем, что страна имеет огромную просроченную задолженность инофирмам по уже поставленным в СССР товарам. Эта сумма составляет около 3 млрд валютных рублей. По оценке Внешэкономбанка СССР, страна находится на пороге банкротства» [3015].

Ситуация усугублялась тем, что к тому времени союзное правительство стало терять такой важный резерв, которым оно располагало до этого, как золотой запас. «В начале 80 - х советский золотой запас, - отмечал американский журналист Пол Хлебников, - составлял 1300 тонн (в те дни около 30 млрд долл.). Всего за два года, с 1989 - го по 1991 - й, большая часть этого золотого запаса (около 1000 тонн) была продана. В то же время валютные резервы Советского Союза упали с 15 млрд долл. в начале правления Горбачёва до 1 млрд в 1991 году....Можно утверждать, что в 1990–1991 гг. Советский Союз за счёт бегства капитала потерял около 20 млрд долл.» [3016].

Между тем дефицит государственного бюджета в СССР продолжал увеличиваться. В сложившихся условиях правительство пыталось компенсировать его рост за счёт денежной эмиссии. В 1986 г. было выпущено 3,9 млрд руб., в 1987 г. - 5,9 млрд, в 1988 г. - 11,7 млрд, в 1989 г. - 18,3 млрд, в 1990 г. - 28,4 млрд, в 1991 г. - 65,7 млрд (только за восемь месяцев) [3017].

Но чем больше становилось денег, тем меньше они были обеспечены товарами.

Таблица 12. Обеспечение денежной массы товарами в СССР. 1970–1991 гг. (млрд руб.)

Дата	Денежные средства	Товарные запасы	Степень обеспеченности (%)
31.12.1970	73.0	45.0	61.6
31.12.1980	228.0	67.0	29.4
31.12.1985	320.0	98.0	30.6
31.12.1990	568.0	72.0	12.7
01.09.1991	854.0	124.0	14.5

Источник: Раевский В.А., Грибов В.Г. Комитет по оперативному управлению народным хозяйством СССР. 27 сентября 1991 г. // ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 163. Д. 41. Л. 28.

«Вечером, - записал А.С. Черняев в своём дневнике 10 марта, - я сел писать письмо Горбачёва к Колю,...это SOS: ибо наступает голод в некоторых областях, забастовал весь Кузбасс, тоже «Долой президента». В магазинах больших городов полки пустуют абсолютно, в буквальном смысле. М.С. просит Коля срочно помочь - заставить банки открыть кредит, а также дать деньги вперёд под заклад военного имущества, оставляемого нашими уходящими из Германии войсками... Грядёт крах» [3018].

Из дневника А.С. Черняева 29 марта. В понедельник Горбачёв собрал Совет безопасности: «Через 2–3 месяца кормить страну будет нечем, хотя хлеб в стране есть... Ситуация 1927 года» [3019].

Запись 31 марта: «Вчера был Совет безопасности. Проблема продовольствия... Скребли по сусекам, чтоб достать валюту и кредиты и закупить за границей. Но мы уже неплатежеспособны. Кредиты никто не даёт: надежда на Ро Дэ У.., на Саудовскую Аравию» [3020].

Вторая запись 31 марта: «Объехал с Михаилом Михайловичем всю Москву, начиная с Марьиной Рощи: на булочных либо замки, либо ужасающая абсолютная пустота. Такого Москва не видела, наверное, за всю свою историю - даже в самые голодные годы» [3021].

В таких условиях со 2 апреля союзное правительство вынуждено было пойти на повышение цен [3022].

А накануне 28 марта открылся Третий съезд народных депутатов РСФСР [3023].

В тот же день на страницах газеты «Московская правда» появилась статья «Предотвратить катастрофу, обеспечить развитие общества», в которой рассматривались семь сценариев дальнейшего развития событий:

1) включение СССР «в число развитых стран «первого мира»;

2) «превращение СССР в развивающуюся страну нового типа, ориентирующуюся на ненаукоемкое производство»;

3) «превращение СССР в отсталую страну... - источник сырья и трудовых ресурсов, резервацию для экологически вредных производств»;

4) превращение СССР «в отсталую, не имеющую перспектив страну с медленно угасающим народом, ставшим объектом экспериментов нового типа»;

5) вымирание «народов, населяющих СССР от голода, эпидемий, межнациональных конфликтов, социальных взрывов, политических революций, террора новоявленных минидиктаторов и т.д.»;

6) распад Советского Союза и всеобщая катастрофа. Авторы статьи - доклада считали, что развитие событий, скорее всего, пойдёт по седьмому, комбинированному сценарию, который сделает невозможными первый и второй варианты [3024].

Судя по всему, В.А. Крючков информировал М.С. Горбачёва, что в окружении Б.Н. Ельцина существует план организовать 28 марта массовую демонстрацию и направить его участников на штурм Кремля, для чего якобы уже были заготовлены даже специальные канаты с крюками, чтобы подняться на кремлёвские стены [3025].

Насколько эти сведения соответствовали действительности, мы не знаем, но на всякий случай М.С. Горбачёв приказал ввести в Москву воинские части [3026]. Были блокированы все подходы к Кремлю и не допущены митинги на Красной площади и возле Манежа [3027].

«Третий съезд народных депутатов России, - пишет М.С. Горбачёв, - открылся в накалённой обстановке. Митингующие в канун съезда переступили грань, угрожая «идти на штурм Кремля». Во избежание беспорядков в день открытия съезда в столицу были введены силы милиции и внутренних войск. Противостояние достигло опасной черты» [3028].

Развернувшаяся на Третьем съезде народных депутатов России борьба достигла особый остроты 29 марта, когда перед депутатами выступил Б.Н. Ельцин и потребовал для себя чрезвычайных полномочий [3029]. Одновременно он предложил немедленно начать диалог представителей «всех республик на принципах «круглого стола» [3030].

Вокруг доклада Б.Н. Ельцина разгорелись ожесточённые споры. Но когда 2 апреля началось голосование, то при кворуме 532 голоса за одобрение доклада спикера высказалось 565 депутатов, против - 254, воздержалось - 63, не голосовало - 5 [3031].

Почему оппозиция потерпела поражение?

Это стало понятно сразу же после голосования, когда на трибуну вышел народный депутат, тогда ещё полковник А.В. Руцкой [3032] и объявил о создании новой фракции - «Коммунисты за демократию», заявившей о поддержке Б.Н. Ельцина. В неё вошло 170 депутатов [3033]. Если бы не этот шаг, постановление по докладу Б.Н. Ельцина могло собрать максимум 395 голосов, что означало бы выражение ему вотума недоверия.

Накануне съезда, 21 марта, в Москву прибыл бывший американский президент Р. Никсон (в этот день он встречался с Е.М. Примаковым) [3034].

«В перерыве между работой Съезда народных депутатов РСФСР» Р. Никсон посетил с Б.Н. Ельцина [3035]. Поскольку съезд не заседал в воскресенье 31 марта, вероятнее всего, тогда и состоялась эта встреча. Данный факт, видимо, стал известен М.С. Горбачёву. Поэтому «после нескольких дней колебаний» 1 апреля он тоже решил принять Р. Никсона. Встреча была назначена на 2 - е и продолжалась полтора часа [3036]. По сведениям печати, после двух этих бесед американский политик сделал вывод, что Б.Н. Ельцин перспективнее М.С. Горбачёва [3037].

Среди тех, с кем встречался в Москве Р. Никсон, был вице - президент СССР Г.И. Янаев, который, как стало известно бывшему американскому президенту, «находился в контакте с заместителями Ельцина» и считал, что выход из сложившегося положения только «в союзе Горбачёва с Ельциным» [3038].

9 апреля «Независимая газета» вышла со статьёй В. Третьякова «Альтеративы Горбачёву», в которой рассматривался вопрос о его отставке и далее говорилось: «Есть, правда, одна лазейка, - союз с Ельциным. Но на условиях... последнего».

Видимо, именно тогда, - как пишет Михаил Сергеевич, - его «мозговой центр» пришёл к выводу о необходимости «соглашения центристов и демократов» [3039]. Г.Х. Шахназаров утверждал, что именно он предложил М.С. Горбачёву идею компромисса, причём не только с Б.Н. Ельциным, но и президентами других республик [3040].

Первый шаг на этом пути, отмечает бывший генсек, был сделан «с моей встречи с Ельциным в загородной резиденции правительства» [3041]. Когда именно имела место эта встреча, Михаил Сергеевич не пишет, но сообщает одну деталь, которая позволяет установить это.

«Уже на другой день, - читаем мы в воспоминаниях М.С. Горбачёва, - Ельцин выступил на пресс - конференции... и попытался представить соглашение как... собственную победу» [3042]. А поскольку съезд закончил свою работу 5 апреля, и именно в этот же день Борис Николаевич провёл пресс - конференцию [3043], получается, что встреча М.С. Горбачёва и Б.Н. Ельцина состоялась в четверг 4 апреля. Если допустить, что договорённость о встрече была достигнута накануне, получается, что на такой шаг М.С. Горбачёв пошёл сразу же после беседы с Р. Никсоном.

«Незадолго до отбытия Никсона» сопровождавший его Дмитрий Саймс (бывший советский эмигрант Дмитрий Цимис) был приглашён на встречу с сотрудником КГБ Юрием Зиминым. По поручению В.А. Крючкова последний проинформировал Д. Саймса, что выступление против М.С. Горбачёва «становится неизбежным», что, опираясь на армию и КГБ, председатель Верховного Совета СССР А.И. Лукьянов готов взять власть в свои руки, и «США должны быть готовы к такому повороту событий» [3044].

Что скрывалось за этой историей, пока сказать трудно. Однако А.И. Лукьянов категорически отвергает свою причастность к подобному плану [3045].

9 апреля А.С. Черняев записал: «Ельцин, проведя «триумфально» Съезд и получив чрезвычайные полномочия.., укатил на Кавказ... играть в теннис. Страна же поднимается с воплем: «Долой Горбачёва». Шахтёры продолжают бастовать... За Минском - вся Белоруссия с теми же требованиями. Вчера читал информацию из десятков городов: по всей стране - все накануне забастовок. То есть дело идёт ко всеобщей стачке» [3046].

В таких условиях, по свидетельству Г.И. Янаева, снова возник вопрос о необходимости введения чрезвычайного положения [3047]. Об этом же пишет и Ю.А. Прокофьев.

«В марте 1991 года, - говорится в его воспоминаниях, - мы вместе с Олегом Шениным были у Ивашко по нашим внутрипартийным делам. Раздался звонок Горбачёва. Он спросил у Ивашко, что тот делает. Узнав, кто у него находится, Горбачёв сказал: «Бери Олега и Прокофьева и приезжайте ко мне в Кремль». В Кремле мы прошли к Горбачёву в так называемую Ореховую комнату, которая располагалась между залом заседаний Политбюро и кабинетом Горбачёва. Там уже сидели за круглым столом Лукьянов, Язов, Пуго, Догужиев (вместо Павлова - он тогда болел). Из секретарей я заметил Семёнова, Строева. Присутствовали Янаев и Болдин...» [3048].

По свидетельству А.И. Лукьянова, это было 28 марта - в день открытия Третьего внеочередного съезда народных депутатов РСФСР [3049].

«На этом совещании, - пишет Ю. А. Прокофьев, - Горбачёв создал комиссию под руководством Геннадия Ивановича Янаева. В комиссию входили все будущие члены ГКЧП, за исключением двух человек - Тизякова и Стародубцева. Это были Янаев, Язов, Крючков, Пуго, Павлов, Шенин и Болдин. Был включён туда и я» [3050].

«Мы по поручению Горбачёва после совещания перешли в кабинет Янаева и там договорились, что сотрудники Крючкова, Пуго и Болдина проработают формы введения чрезвычайного положения в стране, а затем мы встретимся и обсудим, как всё должно происходить» [3051].

«Собиралась эта комиссия, - говорится в воспоминаниях Ю.А. Прокофьева, - с моим присутствием ещё дважды - у Янаева и Язова. В принципе положения о том, как вводить чрезвычайное положение в стране с учётом существующей Конституции, с учётом международной практики законов, были проработаны. Группа генералов, офицеров Крючкова из идеологических подразделений, даже готовила воззвание к народу, которое в августе было озвучено» [3052].

«В 1991 г., - вспоминал B.C. Павлов, - после шахтёрских забастовок... чрезвычайные меры стали острейшей необходимостью. Их разработка велась тремя группами специалистов под общим контролем и руководством Горбачёва. Одну из этих групп возглавлял А. Тизяков, будущий член ГКЧП, другую - А. Милюков, тогда и сейчас верный советник вождей, президентов, спикеров, третью - В. Величко, первый заместитель премьер - министра» [3053].

Этот факт подтверждает А.И. Лукьянов: «В апреле 1991 года, - пишет он, - в Совете Безопасности СССР уже прорабатывались различные аспекты возможного введения чрезвычайного положения... Шла и подготовка соответствующих документов... без президента делаться это не могло. Ведь он председательствовал в Совете безопасности» [3054].

Как отмечает Г.И. Янаев, если ближайшее окружение президента настаивало на немедленном введении чрезвычайного положения, то М.С. Горбачёв продолжал колебаться [3055].

Вскоре после этого, 16 апреля, он отправился в Южную Корею и Японию, где пробыл до 19 апреля [3056].

А пока Михаил Сергеевич путешествовал, созданная им группа продолжала работать над документами о введении в стране чрезвычайного положения. Причём поскольку сам М.С. Горбачёв не решался на такой шаг, возникла идея временно передать его полномочия Г.И. Янаеву [3057].

20 апреля члены рабочей группы собрались в Министерстве обороны. «Когда происходило совещание у Язова, - пишет Ю.А. Прокофьев, - возник острый вопрос: Горбачёв может вести дело по принципу «вперёд - назад», потом остановится, как быть в таком случае? Кто - то сказал, что тогда придётся Янаеву брать руководство страной в свои руки» [3058].

Поскольку М.С. Горбачёв не решался на такой шаг, - отмечает в своих мемуарах Е.М. Примаков, была предложена идея временно передать его полномочия Г.И. Янаеву, но Г.И. Янаев от этого уклонился [3059]. О том, что Г.И. Янаев отклонил это предложение, пишет и Ю.А. Прокофьев [3060].

По свидетельству Ю.А. Прокофьева, «Пуго с Язовым заявили, что вводить чрезвычайное положение они согласны только при условии конституционного решения вопроса, то есть при согласии президента и по решению Верховного Совета СССР. В ином случае они участвовать во введении чрезвычайного положения не будут. Поведение Язова, Янаева и Пуго вызвало у меня некоторое удивление» [3061].

И далее: «О том, что заседания происходили, Горбачёв знал. Например, когда мы были у Язова, он возвращался из Японии и с борта самолёта позвонил Крючкову. Тот в разговоре с Горбачёвым сказал, что, выполняя его поручение, мы сейчас сидим и совещаемся. Так что Горбачёв был инициатором разработки документов о введении чрезвычайного положения в стране, и, в сущности, почти весь состав сформирован им» [3062].

По всей видимости, какие - то сведения на этот счёт дошли до А.Н. Яковлева, и он в Японии специально предупредил М.С. Горбачёва о возможности переворота [3063].

А пока президент путешествовал, 16 апреля в Смоленске прошло совещание представителей партийных организаций городов - героев, здесь собрались «в основном первые и вторые секретари» обкомов. «В рамках общей встречи, - пишет М.С. Горбачёв, - состоялись заседания узких групп, на которых шла речь о предъявлении жёстких претензий Горбачёву, проведении внеочередного съезда КПСС, смене руководства. Знала об этих разговорах, если не выступала их инициатором, та часть Политбюро, которая пыталась повлиять на генсека с целью использовать президентские полномочия для введения чрезвычайного положения» [3064].

По утверждению М.С. Горбачёва, особую роль в этих встречах играл первый секретарь МГК КПСС Ю.А. Прокофьев. Вслед за тем вопрос об отставке Михаила Сергеевича с поста генсека был поднят на пленумах Московского городского и Ленинградского областного комитетов КПСС [3065].

После этого появилось письмо с требованием отставки М.С. Горбачёва и созыва внеочередного Пленума ЦК КПСС или же партийного съезда. Его подписали 32 из 72 секретарей обкомов. Тогда же это требование поддержали «крупнейшие обкомы» и «сотни первичных парторганизаций» [3066].

А пока М.С. Горбачёв летал в Японию и Корею, готовилась его встреча с лидерами союзных республик. Она состоялась 23 апреля в Ново - Огарёве. В ней участвовали руководители Азербайджана, Белоруссии, Казахстана, Киргизии, России, Таджикистана, Туркмении, Узбекистана, Украины [3067]. Подготовка велась настолько скрытно, что о ней не знал даже С. Черняев [3068].

Участники встречи выступили с заявлением, которое на следующий день появилось в «Правде» [3069].

Комментируя это событие, корреспондент «Российской газеты» В. Кузнечевский писал: «Компромисс между М. Горбачёвым и Б. Ельциным, зафиксированный в «Заявлении десяти» 23 апреля, достигнут не только в силу осложнения внутриполитической ситуации, но и под давлением со стороны Запада - к такому выводу может прийти наблюдатель, анализирующий западные средства массовой информации» [3070].

Формально итогом этой встречи было решение совместными усилиями форсировать разработку нового Союзного договора. Но фактически, отмечал Г.Х. Шахназаров, «Горбачёв признал, что отныне он не в состоянии править единолично и готов пойти на передачу власти республикам с сохранением за Союзом в основном координационных функций» [3071].

По сведениям «Коммерсанта», во время этой встречи была достигнута договорённость, по которой с этого момента центр не вмешивается в дела республик и, если Союзный договор, подготовленный центром не будет их устраивать, они могут подготовить и подписать его самостоятельно. В обмен на это республики согласились прекратить войну с центром. «Коммерсантъ» сравнил эту договорённость с отречением царя от престола [3072].

«На закрытой встрече с депутатами российского парламента Борис Ельцин заявил, что Михаил Горбачёв, подписав вместе с руководителями 9 союзных республик совместное заявление, признал их в качестве суверенных государств». Поэтому те республики, которые не хотят, могут не подписывать Союзный договор и выйти из СССР [3073].

Имеются сведения, что именно тогда, весной 1991 г., республики получили право денежной эмиссии [3074]. Отказ союзного центра от контроля за денежной массой должен был повести к её нерегулируемому росту, дальнейшему обесцениванию рубля, а, значит, к обострению экономического кризиса, что делало неизбежным переход отдельных республик к выпуску собственных валют и разрушение единого государства.

Соглашение в Ново - Огарёве было достигнуто 23 апреля, а 24 - го в Москве открылся объединённый Пленум ЦК и ЦКК КПСС, продолжавшийся два дня [3075].

Накануне собралось Политбюро. «Когда М.С. показали проект решения Пленума, - читаем мы в дневнике А.С. Черняева, - он взорвался: там речь шла об «антинародной политике» генсека» [3076]. «Консервативные силы в КПСС, - с возмущением пишет М.С. Горбачёв, - решили превратить апрельский Пленум ЦК в своего рода разбор персонального дела Горбачёва, намереваясь открыто предъявить мне политические обвинения и ультимативные требования» [3077].

Своё выступление на Пленуме он начал с критики и левого радикализма и правого экстремизма [3078]. Несмотря на это на следующий день оппозиция перешла в наступление. Один из выступающих сравнил генсека с машинистом, который ведёт состав на красный свет. Тогда М.С. Горбачёв взял слово и сам заявил об отставке [3079].

«Был объявлен перерыв». В.В. Бакатин, А.И. Вольский, А.С. Грачёв и О.Р. Лацис собрали сторонников М.С. Горбачёва, которые выступили с заявлением о недоверии ЦК и требованием созыва партийного съезда. Несмотря на то, что им удалось получить только 72 подписи (это менее пятой части членов ЦК) [3080], Политбюро предложило снять заявление М.С. Горбачёва об отставке с голосования, что и было сделано [3081].

Касаясь этого эпизода, А.С. Черняев совершенно справедливо отмечал: что значит снять? «до следующего пленума, что ли?» [3082].

И действительно, имеются сведения, что сразу же после этого голосования оппозиция приняла «решение о созыве на 3 сентября внеочередного съезда КПСС и съезда народных депутатов СССР, где планировалось отправить Горбачёва в отставку».

Вскоре после Пленума ЦК КПСС была завершена подготовка документов для введения чрезвычайного положения. Если «в марте эти материалы были на стадии черновых документов», то «в конце апреля Горбачёв получил все уже согласованные предложения». «Тогда же, - вспоминает Ю. Прокофьев, - он позвонил мне. Советовался: положение в стране улучшается, может быть, и не надо принимать закона или постановления о чрезвычайном положении в стране. А принять чрезвычайные меры в отдельных регионах и отдельных областях страны? Я с ним согласился» [3083].

В мае такой указ был принят и «прошёл почти незаметно» [3084].

«Единственно, что мне тогда запомнилось, - пишет Ю.А. Прокофьев, - позвонил Горбачёв и, посмеиваясь, сказал: «Я вот с Ельциным согласовал этот Указ. Ельцин дал согласие и внёс одну поправку. Указ вводится только на год. А нам больше одного года и не надо» [3085].

Что в данном случае имел в виду Михаил Сергеевич, мы не знаем. Но когда около 22 апреля 1991 г. А.Н. Яковлев спросил Э.А. Шеварднадзе: много ли у нас времени, тот ответил: «Три - четыре месяца. Ну, от силы пять - шесть. А потом все сгорим - все пионеры перестройки» [3086].

С протянутой рукой

Весной 1991 г. госдепартамент США пригласил Г.А. Явлинского в качестве консультанта на очередную встречу «большой семёрки» [3087]. Она состоялась 25–30 апреля в Вашингтоне [3088]. Во время встречи Григорий Алексеевич предложил разработать программу перехода СССР к рынку совместными усилиями американских и советских специалистов [3089]. Идея получила поддержку. Вернувшись в Москву, Григорий Алексеевич поставил о ней в известность Е.М. Примакова, сообщив, что под эту программу можно получить не менее 30 млрд долл. кредита [3090].

5 мая Г.А. Явлинский и Е.М. Примаков направили в адрес «большой семёрки» письмо и заявили о готовности советской стороны участвовать в разработке такой программы [3091]. 11 числа М.С. Горбачёв в телефонном разговоре с Д. Бушем сообщил о намерении направить в США Е.М. Примакова и Г.А. Явлинского, «чтобы вместе с американскими экспертами разработать программу адаптации советской экономической реформы к мировой экономике» [3092].

Имеются сведения, будто бы во время этого разговора советский президент дал понять американскому президенту, что если Запад не поддержит перестройку, возможно возвращение к «холодной войне» [3093].

Д. Буш поддержал идею совместной разработки перехода СССР к рынку. 17 мая А.С. Черняев записал в дневнике: «Вчера М.С. вдруг поручил мне встретиться с двумя профессорами из Гарварда (Аллисон и Сакс) вместе с Явлинским. Его одного М.С. принимал и согласился, чтобы тот вместе с американцами сделал «avant - projet» - для «семёрки» и для М.С., - на основе которого мы (если М.С. примет и если примут Ельцин и проч.) дальше будем вести экономическую реформу, оттолкнувшись от 15, 30 или даже 150 млрд долл., которые дадут нам МБ, МВФ и т.п. после одобрения «семёрки» [3094].

19 - го Г.А. Явлинский отправился в Гарвард [3095]. Здесь было решено до 15 июня подготовить обоснование подобного проекта, а затем предложить его вниманию «большой семёрки» в Лондоне [3096].

«Явлинский, - вспоминает А.С. Черняев, - привлёк к своему проекту двух гарвардских профессоров - Сакса и Аллисона» [3097]. Джеффри Сакс - это уже упоминавшийся советник польского правительства, будущий консультант Е.Т. Гайдара и его команды, а Грэхем Аллисон - декан Школы управления имени Кеннеди, бывший директор Совета по международным отношениям, член Бильдербегского клуба и Трёхсторонней комиссии [3098].

Под руководством Г. Алиссона была разработана та часть программы, которая касалась «помощи стран Западной Европы и США», а также условий, на которых она могла быть оказана. Эта программа получила поддержку как в нашей стране (Примаков, Яковлев, Шаталин, Шеварднадзе), так и за рубежом (Буш, Коль, Валенса, Миттеран) [3099].

К 11 июня работа над концепцией программы была закончена. Предлагалось начать переход к рынку с 1 января 1992 г. и осуществить его в четыре года. Причём ежегодный приток иностранного капитала планировался в пределах 20–35 млрд долл., что в сумме должно было составить 80–140 млрд [3100]. Г.А. Явлинский был принят Д. Бушем, после чего 16 - го вернулся в Москву [3101]. На следующий день он передал текст подготовленной программы М.С. Горбачёву [3102], затем Б.Н. Ельцину [3103].

Тем временем демократическая оппозиция, желая вывести Б.Н. Ельцина из - под контроля народных депутатов, организовала прямые президентские выборы. С ним соперничали бывший министр внутренних дел В.В. Бакатин, лидер только что возникшей Либерально - демократической партии (ЛДПР) В.В. Жириновский, генерал A.M. Макашов и бывший премьер Н.И. Рыжков [3104]. Выборы состоялись 12 июня. Победу одержал Б.Н. Ельцин [3105].

Как и в избирательной кампании Бориса Николаевича 1990 г., в выборах 1991 г. принимали участие специалисты американского фонда «Свободный конгресс», в том числе уже упоминавшийся Роберт Крибл и президент созданного им института Пол Вайрич (другое написание - Вайрих) [3106].

Не дожидаясь официального подведения итогов выборов, Б.Н. Ельцин отправился в США, где на 20 - е ему была назначена встреча с Д. Бушем [3107].

Накануне, 19 - го, Палата представителей американского Конгресса «одобрила проект закона об иностранной помощи на 1992 финансовый год». В нём впервые фигурировал Советский Союз. Однако речь шла об оказании помощи только отдельным республикам и «демократическим организациям». Более того, была принята поправка, запрещавшая «направлять американскую помощь центральному советскому правительству» [3108].

Этим самым Палата представителей США фактически выразила недоверие М.С. Горбачёву и открыто продемонстрировала курс на дезинтеграцию Советского Союза.

По свидетельству Г.Х. Попова, едва только Б.Н. Ельцин покинул Москву, как состоялось заседание Верховного Совета СССР, на котором B.C. Павлов потребовал чрезвычайных полномочий и получил поддержку В.А. Крючкова, Б.К. Пуго, Д.Т. Язова. Узнав об этом, Гавриил Харитонович отправился к американскому послу с просьбой передать Борису Николаевичу сообщение о возможности переворота и необходимости срочного возвращения в Москву. Далее, если верить Г.Х. Попову, Д. Мэтлок немедленно связался с Д. Бушем, а тот не только с Б.Н. Ельциным, но и с М.С. Горбачёвым [3109].

Получив 20 июня от Д. Мэтлока [3110] и Д. Буша [3111] информацию о возможности переворота, М.С. Горбачёв на следующий день, 21 - го явился на заседание Верховного Совета и добился того, чтобы просьба B.C. Павлова была отвергнута [3112].

Такова версия Г.Х. Попова.

Однако упоминаемое им выступление B.C. Павлова состоялось не 20 - го, а 17 июня [3113]. Может быть, это заседание происходило в закрытом режиме, и мэр узнал о нём с большим опозданием? Ничего подобного. Уже 18 - го в газетах появились сообщения: «Премьер требует президентских полномочий» [3114]. Сообщали газеты о нём и на следующий день, 19 - го: «Второй день в Верховном Совете продолжается обсуждение доклада премьер - министра В. Павлова» [3115].

Данное уточнение очень важно потому, что в день выступления B.C. Павлова Б.Н. Ельцин ещё находился в Москве и только на следующий день отправился в США [3116]. «Вчера, - сообщала 19 июня «Российская газета», - в столицу США по приглашению Конгресса с рабочим визитом прибыл Председатель Верховного Совета РСФСР Б.Н. Ельцин», визит «продлится до 21 июня» [3117].

Однако дело не ограничивается этим.

Оказывается, несмотря на то, что выступление В.А. Крючкова состоялось 17 июня на закрытом заседании Верховного Совета [3118], в тот же день вечером информация о нём появилась в передаче А.Г. Невзорова «600 секунд» [3119]. Я даже помню фрагмент из этого выступления шефа КГБ. В нём меня поразила параллель между сложившимся положением в стране и тем, что было накануне Великой Отечественной войны, когда И.В. Сталина предупреждали о надвигающейся угрозе, а он якобы не желал обращать внимания на эти предупреждения.

Вспоминая об упомянутом заседании Верховного Совета СССР, А.Н. Яковлев утверждал, что он сразу же связался с Г.И. Янаевым. «У вице - президента Янаева спросил: знает ли суть дискуссии Горбачёв? Янаев заверил, что Горбачёв «в курсе вопроса и не видит никакого политического подтекста» [3120].

«Я, - читаем мы в воспоминаниях А.Н. Яковлева далее, - тут же позвонил Горбачёву и рассказал ему о содержании выступлений. Горбачёв ответил, что он дал санкцию на выступление только Павлова и удивился, что оно сделано в таком духе. О выступлениях «силовиков» он услышал впервые» [3121]. О том, что его выступление было согласовано с президентом, заявил позднее и сам премьер. Причём, по утверждению B.C. Павлова, первоначально М.С. Горбачёв одобрил содержание его выступления и только затем выступил «с негодующей речью» [3122].

На самом деле выступление М.С. Горбачёва 21 июня было очень корректным и никакой критики премьера не содержало. Более того, Михаил Сергеевич заявил, что это он «поручил» B.C. Павлову выступить с прозвучавшим 17 июня докладом [3123].

Вспоминая позднее те события, бывший министр обороны Д.Т. Язов сделал ещё более сенсационное признание: «Горбачёв, - заявил он, - предложил мне, Пуго, Крючкову и Павлову выступить на сессии Верховного Совета и самым добросовестным образом рассказать о положении в стране» [3124].

Поскольку М.С. Горбачёв и В.А. Крючков оставили свидетельства B.C. Павлова, Д.Т. Язова и А.Н. Яковлева без опровержения, мы можем относиться к ним с полным доверием. Но тогда следует признать, что упоминаемое заседание Верховного Совета СССР было инициировано и организовано самим М.С. Горбачёвым. Это было настолько очевидно для тех, кто внимательно следил за происходящим, что уже 25 июня «Независимая газета» опубликовала статью, которая так и называлась «Ещё одна гениальная постановка Михаила Горбачёва» [3125].

Нетрудно заметить, что она состоялась примерно через месяц после того, как М.С. Горбачёв предупредил американского президента о возможности возвращения к «холодной войне», и была приурочена к встрече Бориса Николаевича с Д. Бушем. Не исключено также, что эта инсценировка должна была помочь М.С. Горбачёву в Лондоне, куда он в это время собирался.

О сознательном нагнетании политических страстей свидетельствует ещё один эпизод. В первую неделю июля 1991 г. В.А. Крючков принял у себя на даче бывшего руководителя итальянской военной секретной службы адмирала Фульвио Мартини и в беседе с ним заявил, что в СССР неизбежно установление сильной власти или во главе с М.С. Горбачёвым или же без него. По возвращении домой Ф. Мартини немедленно известил своё руководство об этом разговоре [3126].

В.А. Крючков не был так наивен, чтобы не понимать, что его заявление немедленно будет доведено до руководства Италии. Следовательно, подобная утечка информации была допущена специально. Но с какой целью? Ответить на этот вопрос несложно. М.С. Горбачёв с помощью КГБ продолжал шантажировать Запад угрозой путча и возвращения к «холодной войне», надеясь выторговать у него финансовую поддержку в Лондоне.

«Формально, - вспоминает он, - я получил приглашение на лондонский саммит в середине июня, но подготовку мы начали заранее в связи с разработкой антикризисной программы и мер перехода к рынку [3127]... В середине мая на заседании Совета безопасности СССР обсуждалась записка Кабинета министров о нашем вступлении в Международный валютный фонд... Рабочей группой в Волынском были проанализированы и учтены программы «Согласие на шанс» Аллисона - Явлинского, предложения Жака Аттали (Европейский банк реконструкции и развития), Брукингского института (США), Института экономических исследований (Германия), Института международных отношений (Франция), Королевского института международных отношений (Великобритания), исследовательского института «Комура» (Япония)» [3128].

В самом обращении к зарубежным специалистам не было ничего зазорного. Проблема заключается в другом: а) кто был инициатором этих обращений, б) какую роль играли иностранные эксперты: советовали или навязывали, в) насколько эти советы отвечали нашим интересам и г) что из этого получилось?

Подготовка к поездке в Лондон была завершена 6 июля [3129].

На следующий день А.С. Черняев отметил в дневнике: «Большой спор разгорелся, выдавать ли цифру нашего внешнего долга и вообще государственного долга (240 миллиардов). Абалкин - «за», чтобы «разжалобить» и пошантажировать угрозой катастрофы. Щербаков - «против»: нам на другой день закроют и те кредиты, которые ещё дают» [3130].

«В 1990 и 1991 годах, - вспоминает К. Брутенц, - практически не было ни одной беседы Горбачёва с иностранными руководителями, где не поднимался бы вопрос о помощи. Займы просили у США и Англии, Италии и Германии, Саудовской Аравии и Кувейта, Японии и Южной Кореи, Китая и Франции, Испании и Португалии, Омана и ОАЭ, Катара и Бахрейна, Израиля и Канады, Дании и т.д. Затем пошла речь о своеобразном финансовом пакете. С президентом Европейского банка 19 сентября 1990 г. говорили уже о проекте в «15–20 млрд дополнительного кредита с началом выплат через шесть - семь лет с подходящим процентом». Кульминации - цифры в 70–100 млрд долл. - этот вопрос достиг в связи с Лондонским совещанием «семёрки» [3131].

Характеризуя эту политику М.С. Горбачёва, В.К. Буковский пишет: «Одних кредитов и займов - то бишь денег западных налогоплательщиков - выдоил Горбачёв с Запада за это время 45 миллиардов долларов» [3132].

В 1985 г. внешний долг Советского Союза составлял 28,3 млрд долл., в 1989 г. - 53,9 млрд, в 1990 г. - 59,8 млрд, в 1991 г. - 95,3 млрд. Таким образом, за 1985–1991 гг. внешний долг вырос на 67 млрд долл., т.е. увеличился более чем в три раза [3133].

Собираясь в Лондон, М.С. Горбачёв намеревался поставить перед лидерами большой семёрки вопрос о реструктуризации советского внешнего долга. В его «распоряжении» о подготовке к лондонской встрече предлагалось «до 20 июня» представить «соображения о возможных путях стабилизации внешнего долга СССР», а также «подготовить проект возможного обращения к западным государствам о консолидации этого долга и перенесении сроков платежей» [3134].

«Я, - пишет А.С. Черняев, - и Щербаков... резко возражали,.. но он послушался Абалкина и Медведева... Буш,.. Миттеран,.. Андреотти... не советовали этого делать». - «Да о ситуации и так весь мир знает, - возразил я. - Но когда сами признаем себя банкротами, это что - то значит для кредиторов» [3135].

На что именно рассчитывал М.С. Горбачёв, мы не знаем. Не исключено, что одним из козырей, которые он вёз в Лондон, был закон «Об основных началах разгосударствления и приватизации предприятий», принятый 1 июля [3136], другим - «Основы законодательства об иностранных инвестициях в СССР», одобренные 5 июля [3137].

В Лондон на разведку был отправлен академик С. Шаталин, который ещё недавно являлся членом Президентского Совета и советником М.С. Горбачёва, а лётом 1991 г. на президентских выборах был доверенным лицом Б.Н. Ельцина [3138].

«Два дня (8 и 9 июля), - вспоминал С.С. Шаталин, - я заседал в Лондоне с Мировым банком и Международным валютным фондом. Они относятся ко мне с полным уважением, абсолютно искренним, - и мне было прямо сказано: «Станислав, всё это несерьёзно». Конечно. Я согласен. Тэтчер говорит: «Мы удивляемся, почему Горбачёв едет в Лондон без вас»... Я четыре дня заседал в Лондоне и - как оппозиционер - сделал всё, чтобы Горбачёву был предоставлен режим наибольшего благоприятствования» [3139].

«11 июля, - пишет М.С. Горбачёв, - моё личное послание [3140] с приложениями было направлено дипкурьерами западным партнёрам. Бушу его вручил приехавший в Вашингтон Бессмертных». «Реакция последовала через 2–3 дня» [3141].

Д. Буш писал: «Если вы убеждены, что рыночная экономика - решение ваших проблем, тогда мы можем помочь вам создать её в СССР. Но если вы всё ещё чувствуете, что быстрый переход к рынку слишком рискован и поэтому необходимо на некоторый период сохранить административный контроль в соответствии с тем курсом, который намечен в антикризисной программе, тогда нам будет труднее вам помогать. Если вы полностью привержены реформам для внедрения рынка, тогда я предложил бы, чтобы мы двигались вперёд одновременно в нескольких областях. Во - первых, необходимо установить определённую связь, чтобы дать вам возможность составить такую программу реформ для вашей страны, которая пользовалась бы международным доверием. Это лучше всего сделать, работая непосредственно с МВФ и Всемирным банком... если вы согласны, что это разумно, а другие руководители «семёрки» поддержат такой подход, тогда немедленно после Лондона МВФ и Всемирный банк могут начать работу, чтобы не терять времени» [3142].

Иначе говоря, Д. Буш ясно дал понять М.С. Горбачёву, что США раскошелятся только в том случае, если Советский Союз полностью откажется от планирования и встанет на путь приватизации, программа которой будет разработана зарубежными экспертами.

Письмо Д. Буша не вселяло надежд.

16–19 июля М.С. Горбачёв провёл в Лондоне, где был допущен в качестве просителя на встречу большой семёрки [3143]. Как явствует из дневника А.С. Черняева, он был настолько тронут этим, что, устроив по такому случаю специальный приём, расчувствовался и ударился в воспоминания. Михаил Сергеевич заявил, что «он и Раиса» давно шли к этому, вспомнил «детство», «отрочество», «Женеву», «Рейкьявик» [3144].

Детали лондонской поездки советского президента и её результаты до сих пор остаются под покровом тайны. Можно лишь отметить, что получить блеснувшие на горизонте миллиарды ему не удалось [3145].

Объясняя причину неудачи М.С. Горбачёва, С.С. Шаталин отмечал, что на иностранные кредиты М.С. Горбачёв мог рассчитывать только в том случае, «если бы он привёз с собой программу. Вот первое: завтра я разгоняю КПСС, коммунистическую идеологию запрещаю... Второе: такого кабинета министров тоже не будет... Союз распускается... Ну, и - самое главное: да, я строю капитализм» [3146].

«Звёздный час» Михаила Горбачёва

Вернувшись из Лондона, 22 июля, М.С. Горбачёв разоткровенничался с А.С. Черняевым: «Знаешь, пришла информация: Буш после завтрака в Лондоне (помнишь?) сказал своим: Горбачёв устал, нервничает, не владеет ситуацией, не уверен в себе, поэтому и подозревает меня в неверности... Надо, мол, переключиться на Ельцина» [3147].

Это свидетельствовало, что дни М.С. Горбачёва как политика были сочтены. В той игре, которую вёл Вашингтон, его уже рассматривали как фигуру, которой было решено пожертвовать.

Тем временем «из ряда регионов, - вспоминает Михаил Сергеевич, - явно скоординированно поступали обращения с требованием отставки генсека. Организацией таких обращений занимаются те же лица, чьи замыслы не удались на апрельском Пленуме ЦК. Потом стало ясно, что это делалось в Москве, в аппарате ЦК РКП» [3148]. «На очередном пленуме МК, куда были приглашены секретари горкомов КПСС в городах - героях, с резкой критикой политики генсека и президента выступил Прокофьев... В таком же духе... выступили Гидаспов, Гуренко, Шенин» [3149].

Ю.А. Прокофьев утверждает, что до лета 1991 г. существовали лишь отдельные внутрипартийные оппозиционные центры (Ленинград, Москва, Смоленск). И только на упомянутом совещании в МГК был создан единый «штаб оппозиции» [3150].

20 июля, на следующий день после возвращения М.С. Горбачёва из Лондона, Б.Н. Ельцин подписал указ о департизации государственных учреждений [3151]. После издания названного указа партийные организации на территории России фактически распускались, а возглавлявшие их парткомы ликвидировались. Партия превращалась в совокупность разрозненных членов, которых необходимо было заново объединить, теперь уже по территориальному принципу. Между тем указ появился в разгар отпусков, поэтому никаких действий по воссозданию низовых партийных организаций предпринято не было.

Как будто бы президент России знал, что через месяц в стране грянет «путч» и к этому времени КПСС лучше всего нейтрализовать.

25–26 июля состоялся Пленум ЦК КПСС. Можно было бы ожидать, что он отреагирует на указ российского президента и даст соответствующие директивы. На удивление многих Пленум ограничился только рассмотрением проекта новой программы партии [3152].

А.И. Лукьянов объясняет молчание оппозиции тем, что «здоровые силы» в партии собирались «поставить вопрос о замене Генерального секретаря на внеочередном Пленуме ЦК в сентябре» [3153].

По свидетельству Ю.А. Прокофьева, накануне июльского Пленума его пригласил к себе на Старую площадь А.И. Вольский и поставил в известность: если оппозиция попробует на Пленуме поднять вопрос о доверии генсеку, его сторонники обратятся за поддержкой к партии, что неизбежно поведёт к её расколу. В связи с этим оппозиция решила отложить решающее сражение на осень, когда предполагалось созвать внеочередной партийный съезд [3154].

Не отреагировал Пленум ещё на один жизненно важный вопрос - о судьбе СССР. 17 июня подготовительный комитет завершил работу над проектом Союзного договора, после чего он был направлен Верховным Советам республик [3155].

Подчёркивая, что работа над новым Союзным договором велась в тесном сотрудничестве с Верховным Советом СССР, М.С. Горбачёв пишет: «В конечном счёте Верховный Совет выразил принципиальное согласие с проектом, и его председатель, председатели палат должны были вместе с делегациями республик его подписать» [3156]. А поскольку не все республики были одинаково готовы к этому, то, по мнению президента, «разумным» было провести подписание в несколько этапов, начиная с 20 августа.

Впервые и эта дата, и поэтапная процедура подписания Союзного договора были упомянуты М.С. Горбачёвым 2 августа в его телевизионном обращении к населению страны. В этом обращении он заявил, что 20 августа начинается подписание нового Союзного договора, что оно будет проходить в три этапа и что первыми его подпишут три республики: Казахстан, Россия и Узбекистан, «остальные присоединятся позднее» [3157].

Когда и как было принято такое решение? Рассмотрев 11–12 июля вопрос «О проекте договора о Союзе Суверенных государств», Верховный Совет СССР принял постановление, в котором говорилось: «1. Поддержать в основном проект Договора о Союзе суверенных государств, представленный 18 июня 1991 года Президентом СССР от имени Подготовительного комитета, образованного четвёртым Съездом народных депутатов СССР. Признать возможным подписать Договор после соответствующей доработки и согласования между республиками с участием полномочной Союзной делегации» [3158].

Это значит, что, вопреки утверждению М.С. Горбачёва, 12 июля окончательн