2018-02-14
256
Итак, мы на данный момент выяснили, что человеческая природа накладывает на все формы поведения, каким бы сложными и высокоорганизованными они ни были, определенный детерминизм. Он включает в себя некоторое число витальных последовательностей, которые необходимы для здорового функционирования организма и сообщества в целом и должны быть инкорпорированы в любую традиционную систему организованного поведения. Эти витальные последовательности образуют узлы кристаллизации некоторого множества культурных процессов, продуктов и сложных механизмов, выстраивающихся вокруг каждой из этих последовательностей. Также мы имели возможность увидеть понятия формы и функции уже определенными через соотнесение с витальной последовательностью как чисто органическим поведением.
Теперь перейдем к вопросу о том, каким образом импульсы, действия и удовлетворения реально проявляются в культурной среде. Что касается импульса, то очевидно, что в любом человеческом обществе каждый импульс трансформирован традицией. В своей динамической форме он все еще проявляется как побуждение, однако побуждение модифицированное, преобразованное и детерминированное традицией. Если взять в качестве примера дыхание, то оно осуществляется в ограниченных пространствах: в доме, пещере, шахте или на фабрике. Можно было бы сказать, что существует некий компромисс между потребностью легких в кислороде и потребностью во всеобъемлющей защите во время сна, работы или социального сборища. Требования температуры и вентиляции должны соблюдаться при помощи культурных механизмов. В данном случае происходит некоторое традиционное приспособление, или привыкание организма. Общеизвестно, что даже в европейских культурах на чистоту воздуха, в отличие от температурного режима, в Англии, Германии, Италии и России обращают неодинаковое внимание. Другое усложнение этого простого импульса вдыхания воздуха с целью наполнить легкие кислородом сопряжено с тем фактом, что органы дыхания являются также в немалой степени и органами речи. Приспособление глубокого дыхания к публичному речевому поведению, произнесению магического заклинания и пению образует еще одну область, в которой культурное дыхание отличается от чисто физиологического акта. Взаимодействие между верованиями (магическими, религиозными и связанными с этикетом) и дыханием даст нам еще один определяющий фактор, действующий наравне с физиологическим в тех культурах, где резкий выдох, особенно в небольших помещениях, расценивается как опасность, невежливость или причинение вреда, а глубокий, шумный вдох является знаком уважения или покорности.
Культурная детерминация - известный факт, когда речь идет о голоде или аппетите, короче говоря, готовности поесть. Ограничения, связанные с тем, что считается вкусным, допустимым, этичным; магические, религиозные, гигиенические и социальные табу, накладываемые на качество пищи, сырые продукты и способы их приготовления; привычная рутина, устанавливающая время трапезы и род аппетита, - всему этому можно найти немало примеров в нашей собственной цивилизации, в правилах и принципах иудаизма, ислама, брахманизма и синтоизма, а также в любой примитивной культуре. Сексуальный голод, регулярно наступающий и неизменно допускаемый в определенных пределах, также окружен строжайшими запретами, например, запретом инцеста, временными воздержаниями, временными или постоянными обетами целомудрия. Целибат - по крайней мере как идеальное требование - открыто исключает сексуальные связи в некоторых меньшинствах, существующих в культуре. В качестве постоянно действующего правила он никогда не охватывает все сообщество в целом. Та специфическая форма, в которой допускается проявление сексуального импульса, глубоко модифицируется анатомическими вмешательствами (обрезанием, застежкой, клиторидэктомией, нанесением увечий груди, ногам и лицу); на привлекательность сексуального объекта оказывают влияние экономический статус и сословная принадлежность; интеграция сексуального импульса предполагает персональную желательность брачного партнера как в его индивидуальном качестве, так и в качестве члена группы. Так же легко было бы показать, что усталость, сонливость, жажда и обеспокоенность детерминируются такими культурными факторами, как веление долга, неотложная настоятельность задачи и установленный ритм активности. Аналогичные факторы, несомненно, оказывают также влияние на давление в мочевом пузыре и толстой кишке, а также на импульсы боли и страха. Что касается боли, то и в самом деле кажется, что большинство элементарных инвариантов культурной истории и внушительный корпус этнографических данных доказывают, что стойкость и выносливость могут почти беспредельно повышаться под влиянием изменений в центральной нервной системе, вызываемых религиозным воодушевлением, героизмом патриота или типичной дисциплиной пуританина.
Короче говоря, было бы напрасно пренебрегать тем фактом, что импульс, ведущий к простейшему физиологическому действию, столь же высоко пластичен и детерминирован традицией, сколь и в конечном счете неотвратим, будучи предопределен физиологическими потребностями. Мы видим также и то, почему простые физиологические импульсы не могут существовать в условиях культуры. Дыхание должно как-то совмещаться с вокальными действиями, с сосуществованием в пределах одного и того же пространства многих людей и теми типами деятельности, в которых воздух загрязняется опасными или ядовитыми газами. Питание в условиях культуры представляет собой не просто употребление даров окружающей среды, а нечто такое, когда люди причащаются к приготовленной пище, которая до этого, как правило, некоторое время накапливалась и хранилась и которая неизменно является результатом организованной дифференцированной деятельности группы, пусть даже в простейшей форме собирательства. Обычно питание предполагает определенные условия, связанные с количеством, привычками и манерами, и создает некоторые правила сотрапезничества. Совокупление у человеческого вида - это не такой акт, который выполняется в любом месте, как попало и без учета чувств и реакций других. Прилюдное совокупление фактически встречается крайне редко; оно происходит либо как прямое отклонение от норм общества и как форма сексуальной перверсии, либо - что бывает исключительно редко - как компонент сложной магической или мистической церемонии. В таких случаях оно становится скорее культурным использованием физиологического факта, нежели биологически детерминированным удовлетворением простого побуждения. Акты отдыха, сна, мышечной или нервной деятельности, а также снятия беспокойства неизменно требуют специфической обстановки, оснащенности некоторым аппаратом физических объектов, а также особых условий, упорядочиваемых и дозволяемых сообществом. Как в самых простых, так и в чрезвычайно сложных цивилизациях мочеиспускание и дефекация осуществляются при совершенно особых условиях и окружены строгой системой правил. Многие туземцы, из магических соображений и из страха перед колдовством, а также в силу наличия у них определенных представлений об опасности, исходящей от человеческих экскрементов, вводят даже более строгие правила приватности и уединения, нежели те, которые мы обнаруживаем в цивилизованной Европе. Все это примеры того, как сам акт, т. е. ядро витальной последовательности, регулируется, ограничивается и тем самым модифицируется культурой.
То же самое, очевидно, касается и третьей фазы витальной последовательности, а именно удовлетворения. Оно, опять-таки, не может быть определено в категориях простой физиологии, хотя физиология и дает нам его минимальное определение. Насыщение, безусловно, является состоянием человеческого организма. Но австралийский абориген, по ошибке утоливший голод съедением своего тотемического животного, иудей-ортодокс, по недоразумению насытившийся свининой, или же брамин, вынужденный утолить голод коровьим мясом, все как один могут проявить чисто физиологические симптомы - тошноту, расстройство пищеварения и болезненные симптомы, считающиеся возмездием за допущенный проступок. Удовольствие, доставляемое половым актом, в котором нарушается табу инцеста, совершается супружеская измена или нарушается священный обет целомудрия, опять-таки приводит к органическим последствиям, которые предопределены культурными ценностями. Это доказывает, что при изучении культурного поведения мы не должны забывать о биологии, но не можем довольствоваться одними только биологическими детерминациями. Что касается дыхания, то можно было бы упомянуть чрезвычайно широко распространенную веру в “дурные флюиды”, или опасную атмосферу, примером чему может послужить итальянское выражение mal aria, которое означает, как правило, не реально опасные летучие субстанции, а культурно детерминированные категории, порождающие, тем не менее, патологические результаты.
Итак, мы видим, что грубый, чисто физиологический подход, нашедший выражение в нашей таблице витальных последовательностей, представляет собой необходимую исходную точку, но не является достаточным, коль скоро мы делаем предметом своего рассмотрения то, как человек удовлетворяет свои телесные потребности в культурных условиях. Прежде всего очевидно, что принимая организованную человеческую группу как целое, рассматривая культуру и тех людей, которые ее осуществляют, в целом, мы должны соотносить каждую витальную последовательность с индивидом, организованной группой, традиционными ценностями, нормами и представлениями, а также той искусственной средой, в которой происходит удовлетворение большинства потребностей. Понятие побуждения лучше исключить из анализа человеческого поведения, коль скоро мы понимаем, что должны использовать его иначе, нежели психологи или физиологи. Поскольку концептуальная дифференциация всегда лучше, если сопроводить ее терминологической дифференциацией, то мы будем говорить далее о мотиве, подразумевая под ним потребность, как она обнаруживает себя в рамках данной культуры. Вместе с тем, нам следует переформулировать наше понятие физиологического минимума, т. е. тех пределов, в которых трансформирование физиологических мотиваций еще не вызывает среди членов культуры органической дегенерации или депопуляции. В противоположность мотиву мы говорим о потребностях. Этот термин мы будем относить скорее не к индивидуальному организму, а к сообществу и его культуре в целом. Итак, под потребностью я понимаю систему таких внутренних условий человеческого организма, условий культурной среды и связей тех и других с природной средой, которые являются достаточными и необходимыми для выживания группы и организма. Потребность, стало быть, представляет собой ограничивающий комплекс фактов. Привычки и их мотивации, приобретаемые реакции и основания организации должны быть упорядочены таким образом, чтобы обеспечивать удовлетворение базисных потребностей.
Данное понятие станет более ясным, когда мы непосредственно и конкретно его обсудим, а также построим таблицу потребностей, которая лишь косвенным образом соответствует нашей таблице импульсов.
