Сказанное относится и к искусству, посвященному воплощению религиозных проблем. Его питает, как и всякое искусство, сознание достигнутых общественных свершений. Но в отличие от светского искусства религиозное усматривает в них чудо божественного провидения, направляющего мысль, руку, глаз, слух художника. Прежние достижения искусства на пути воплощения религиозной проблематики, религиозные тексты, наставления религиозных проповедников, т. е. материализованный опыт предыдущей религиозной деятельности (в том числе и в сфере искусства), становится преимущественным источником религиозного искусства.
Различают религиозное искусство в широком смысле слова — как имеющее религиозную направленность, но не связанное непосредственно с культом, и в узком смысле — как включенное в систему культа (См.: Угринович Д.М. Искусство и религия. Теоретический очерк. М., 1982. С. 102).
Включенность в систему культа — свидетельство признания, одобрения того или иного художественного решения священнослужителями и, в конечном счете, верующими, т. е. путь обретения им церковного [333] статуса. Последний, как правило, закрепляется в официальном признании этого решения высшими авторитетами данной церкви: в постановлениях соборов, рекомендациях церковного руководства, одобрении от его имени и т. д. Прямое отношение к системе культа того или иного художественного решения (иконы, стихиры, распевы и т. д.) повышало его значимость в глазах как верующего художника, так и прихожанина храма. Евангельские и иные религиозные сюжеты служили и служат основой образов христианского религиозного искусства. Наряду с общечеловеческими нормами эти сюжеты закрепили такие стороны бытия, как ограниченность, неравномерность, противоречивость (по характеру развития и результатам) преобразовательной деятельности человека. Аналогичные процессы протекали и протекают в художественном творчестве, связанном с системой индуистских, буддийских, синтоистских религиозных образов, имеющих, как известно, многоплановые национально-региональные и историко-временные видоизменения, множественность прочтений. Сложнее обстояло дело в религиозных системах, запрещавших изображения людей и животных (иудаизм, ислам и др.). Изобразительное искусство специализировалось здесь на художественном воплощении многочисленных религиозных символов, сложных геометрических орнаментов, а также орнаментов, построенных на сочетаниях листьев, цветов, плодов и т. д.
|
|
Во внерелигиозном искусстве встречается множество примеров подобного эстетического осмысливания действительности. Но в отличие от религиозного оно не ориентируется на требования культа и не прилагает к проблемам человеческого бытия критерии, освященные авторитетом трансцендентного начала. Религиозное же искусство оценивает проявления человеческой активности по их отношению к этому началу. Религия, с одной стороны, располагает системой идей, образов и действий, способной стимулировать психологическое «пространство» личности, где приостановлено всевластие бездушия и бессердечия, возможны высшая справедливость, доброта и милосердие. С другой стороны, она обеспечивает и конформное отношение к миру (как к творению Бога). Культ, насыщенный образами искусства, призван создать впечатление присутствия «неземного» мира в посюстороннем, земном.
|
|
Как и в любом искусстве, в религиозном искусстве смысловым центром является эстетический идеал. В отличие от нерелигиозного он направлен к выявлению божественного начала, вдохновляется религиозным сюжетом. Поскольку в традиционных религиях его концентрированным выражением выступает богослужение, соответствие его требованиям и составляет основу оценок прекрасного с ортодок [334] сально-религиозных позиций. Тип мифа предопределяет эстетические оценки в той или иной религиозной системе. Так, искусство, связанное с буддийским культом (например, буддийские иконы или маски), оценивается христианином в русле вероучения его собственной религии; правоверный мусульманин отвергает ренессансную живопись на религиозные темы; для старообрядца православные иконы, написанные в XVIII — XX вв., неприемлемы в силу их несоответствия канонам древнерусской живописи, сложившимся к середине XVII столетия.