Глава 1. Разговоры с живыми

РИМ

КНИГА 2. ЛЕГИОНЫ ПРОСЯТ ОГНЯ

Неси это гордое Бремя

Его уронить не смей.

Не смей болтовней о свободе

Скрыть слабость своих плечей!

Усталость не отговорка,

Ведь туземный народ

По сделанному тобою

Богов твоих познаёт.

Редъярд Киплинг, "Бремя белого человека", перевод В.Топоров

 

 

Слава нашему хозяину европейцу,

У него такие дальнобойные ружья,

У него такая острая сабля

И так больно хлещущий бич!

 

Слава нашему хозяину европейцу,

Он храбр, но он не догадлив.

Николай Гумилев, "Невольничья"

 

Пролог. Другое небо

 

1980 год, Советский Союз, Узбекская ССР, окрестности Ташкента

 

Человек явно не хотел здесь находиться. Но ему пришлось.

Его очень убедительно попросили.

Вытертые солдатские ремни охватили запястья, врезались в кожу. На мощном плече - татуировка.

Латиница. Написано странно: буквы прописные, пробелов между словами нет. Свиридов потянул носом воздух. Пахло болью и прокисшим, застарелым запахом пота.

"LEGIO~PATRIA~NOSTRA" - прочитал капитан еще раз.

- Что это значит?

- Легион - наша родина, - перевел специалист. - Латынь. Обычная татуировка римских легионеров. Что-то вроде "Не забуду мать родную".

Человек с римской татуировкой забился, закричал сдавленно. Свиридов поднял брови.

- Тоже латынь?

Губы специалиста дрогнули в улыбке:

- Нет, как ни странно. Английский. Точнее даже: американский английский, южные штаты. Возможно, Виргиния.

В тоне специалиста проскочила нотка превосходства. Вот мы, мол, какие. Акценты на слух различаем.

- Однако... как он оказался в легионе? Или это Иностранный легион? Французы?

Специалист покачал головой. Нет.

- Хмм. Тогда что за легион?

- Римский. Настоящий римский легион. Седьмой год от Рождества Христова.

Свиридов усмехнулся. "Ага, ага. Как же". И - замер.

Потому что специалист не шутил.

- Кто он вообще такой? - спросил капитан. - Известно?

- Дэннис Л.Хартиган. Разведка Корпуса морской пехоты США. Мастер-сержант. У американцев это довольно высокое звание. Такой сержант получает жалованье больше, чем заслуженный капитан.

"Вечный капитан" Свиридов, которому давно уже пора было носить погоны подполковника, хмыкнул.

- И что этот сержант делал в римском легионе?

- Что? - специалист почесал бровь. - То, что умеет. Учил молодняк обращаться с оружием. Солдат всегда солдат.

Свиридов помедлил.

- Откуда он здесь-то взялся?

- Погранцы взяли. Шел себе - прогулочным шагом - из ущелья Сармыш-сай.

- Того самого?..

- Того самого. Теперь смотрите. Штатовский морпех времен Вьетнамской войны шпарит по советской земле в полном обмундировании римского центуриона. Понимаете ситуацию?

- И что мне с этим теперь делать? - Свиридов повернулся к человеку, который его сюда привез. У человека был мягкий восточный акцент и текуче властные манеры. "Развели тут у себя, в Узбекистане, средневековую сатрапию", - подумал Свиридов с неудовольствием.

- Теперь ваша задача - правильно использовать полученную информацию, - сказал человек с мягким восточным акцентом.

- Совершенно верно, использовать. - Свиридов поморщился. Опять голова кругом. "Мало мне геморроя с Мохтат-шахом". - Кто бы знал, как меня задолбали эти путешественники во времени!

 

* * *

1980 год, Ташкент, окружной военный госпиталь N340

В Ташкенте солнце и весна. За окном госпиталя зреют абрикосы -- их сладко-желтая мякоть мерещится ему даже здесь, в залитой дождями осенней Германии. Возможно, все дело в цвете. Оранжевые абрикосы, зеленые листья, колеблемые теплым ветром, ах, как хорошо сидеть на подоконнике -- белом, широком, деревянном -- и ощущать на лице этот ветерок. Алексей выглядывает в окно и видит медсестричку. Она спешит по двору. Походка раненой верблюдицы, вспомнил он фразу из учебника... или исторического романа? Неважно. Главное, что эта походка приятна взгляду мужчины.

Он наблюдал, как сестричка торопится через двор -- белый халатик, руки в карманах, вся при делах. А колени загорелые так и мелькают. Очень красиво. Очень.

"Я встретил девушку, полумесяцем бровь..." - как в песне.

Только все это больше не для него. Какой девушке нужен чертов калека?!

Алексей спрыгнул с подоконника, затушил недокуренную сигарету в банку с окурками.

В следующий момент он почувствовал, что за спиной кто-то есть. Алексей мгновенно развернулся, напружинил ноги для прыжка...

Твою ж мать.

Давешний капитан смотрел на него с интересом.

Умный, сволочь, подумал Алексей с сожалением. Капитан Свиридов, как представился "комитетчик" в прошлый раз, улыбнулся и протянул руку. Алексей выпрямился. С секундной задержкой сунул в ответ культю.

Капитан аккуратно сжал ему предплечье выше повязки.

- Хорошее утро, - сказал Свиридов. - Как ваши дела, товарищ сержант?

А то ты не знаешь. Алексей выдернул культю из пальцев "комитетчика", отвернулся к окну. Капитан смотрит? Ну и черт с ним. Алексей затылком чувствовал, где тот находится и что делает. Странная способность, которая проявилась у сержанта в Афганистане.

- Весна, - сказал капитан негромко. Подошел и встал рядом. Ростом он был почти вровень с Алексеем, взрослый мужик в полевой форме пограничника. Коротко стриженый затылок. Крепкая шея. В десанте пограничников не любили, но уважали -- в отличие от "махры", мотострелков, путавшихся в собственных соплях, погранцы дело знали туго.

- Я думал, ваши люди ходят в гражданке, - сказал Алексей.

Капитан посмотрел на него внимательно.

- Честно? Я бы с удовольствием походил в гражданском, но увы...

Алексей хмыкнул. Хотел опереться на подоконник ладонями, затем вспомнил, что опираться нечем. Покачал рукой без кисти. Интересно, мышцы чувствуют, что вес руки изменился? Видеть пустое место вместо правой кисти было... Он поморщился. "Забавно"? "Смешно"?

Глупо.

Словно видишь кошмарный сон и никак не можешь проснуться. Черт, подумал он.

Черт, черт, черт.

- Что вы от меня хотите? - спросил Алексей глухо.

Капитан улыбнулся. У-урод. В голове щелкнуло, Алексей расправил плечи.

- Смешно тебе? - спросил равнодушно. Глаза стали мертвые. Алексей представил: серые и тусклые, они неподвижно лежат в глазницах, как в могилах. - А если я тебе шею сверну, будет смешно?

- А ты попробуй, - посоветовал Свиридов.

Этот спокойный тон окончательно вывел Алексея из равновесия. Щелк. В висках - нарастающий стук сердца. Оглушительный, как выстрелы танковых орудий. БУХ. БУХ.

БУХ.

Капитан ждал. Алексей пошел на него, отставив культю в сторону, чтобы ненароком не задеть повязку. Врезать левой в горло, затем подсечка и удар ногой, на добивание. "Посмотрим, какой дисбат мне влепят, с моей-то рукой".

- Стоять, сержант, - произнес Свиридов негромко.

Алексей вдруг против воли остановился. Словно у него все мышцы разом занемели.

У капитана были глаза разного цвета. Очень запоминающиеся глаза...

Один голубой, другой зеленый.

* * *

 

- Викулов? Старший сержант Алексей Викулов? - шагнул навстречу молодой лейтенант. Щеки у него были пухлые, погоны мотострелковые.

- Что? - Алексей не сразу сообразил, что обращаются к нему. Потом встряхнул головой. - А! Да. То есть, нет. Извини, братишка, обознался ты. Викулов дальше по коридору. В двенадцатой, где ожоговые больные.

Викулов был из "пожарников". Сгорел в бээмпэшке. Точно, я его сегодня видел, подумал Алексей. Везли на койке на процедуры. Леха Викулов из второй роты. Викул. Перед глазами возник серый ком белья, пропитанный желтой жирной мазью...

- Прости, братишка, - сказал Алексей "летёхе". - Нужда зовет.

Он отправился в уборную, насвистывая мотив из оперы "Кармен". На стене над унитазом была надпись "Тщательнее мой руки, воин". Алексей хмыкнул, левой рукой завязал тесемки больничных штанов - фокус удавался далеко не всякому. Сестрички говорили, что у него пальцы как у хирурга. Подошел к умывальнику, тщательно вымыл руку, но вытирать не стал. Полотенце оказалось серым и бугристым, словно размокшая вафля.

Не рискнул. Пошел, держа руку на весу, чтобы обсохла.

В коридоре, между плакатами "Товарищ военнослужащий, береги социалистическую законность!" и иллюстрированной цветной памяткой "Симптомы пищевого отравления", маялся прежний лейтенант.

- Нашел своего Викулова? - спросил Алексей. Лейтенант моргнул. Алексей проследил за взглядом "летёхи" и замолчал.

К ним шел врач.

Врач вытер руки полотенцем, хирургическая шапочка криво сидела на его большой голове.

- К Викулову? Кончился ваш Викулов, - сказал врач нехотя. - Ожог третьей степени, почти восемьдесят процентов тела. Две недели под капельницами и вот... Слышите?

- Как же... - лейтенант заморгал. - Как же так? Я ему гостинец вез... от тетки. Из Вологды.

- Гости-инец, - протянул врач. - Мы сделали все, что могли. Интоксикация, почки не выдержали. Понимаете?

Лейтенант растерянно кивнул.

- Идите, мужики, - сказал врач устало. - Накатите за упокой души раба божьего... Викулова... как его по отчеству?

- Алексей Иванович, механик-водитель, - голос лейтенанта дрогнул. - Призыв семьдесят девятого, весна.

 

* * *

Свиридов провел ладонью по лбу, стирая пот. Кожа белая, загара нет. Откуда капитан приехал? С Дальнего Востока? Или из какого-нибудь Лондона?

- Разрешите вопрос? Давно вы здесь, товарищ капитан?

Свиридов помедлил.

- Да вот, прилетел на днях из дружественной ГДР. Приказ, сам понимаешь. Подняли меня, значит, по тревоге... и погнали на аэродром.

- Совсем срочно? Это, значит, пинком под мягкое место? - съязвил Алексей.

Свиридов усмехнулся.

- Вроде того. Я даже зубную щетку с полотенцем из общаги не успел захватить.

"Комитетчик" в сущности, был свой мужик. Нормальный.

- А вы полотенце в гостинице замыльте, товарищ капитан, - посоветовал Алексей невозмутимо. - С вас-то кто спросит?

- Ты прямо кладезь ценных советов. - Свиридов снял фуражку, помахал на себя. - Уф, духота сегодня. Как в парилке. Присядем, что ли?

Город плыл за окнами -- бело-розовый, весенне-майский.

- А ну-ка, - капитан потянулся к ручке, с треском повернул. Через распахнутое окно влился на лестничную площадку кусочек Ташкента. Запахло сухой пылью, нагретым солнцем деревом, цветущей землей. И еще почему-то - вареной бараниной и тушеной капустой. А! Это из столовой, понял Алексей.

- Вообще-то, сидеть на подоконниках запрещено, - заметил он.

Капитан усмехнулся. Достал из портфеля армейскую фляжку, металлические стаканчики и коробку конфет. Алексей невольно загляделся: там лежали аккуратные, завернутые каждая в прозрачный целлофан, желтые круглые конфеты. Яркие, как кусочки кураги особого, "медового" сорта. Только вот такой "кураги" в Ташкенте не купишь. Это заграница, сразу видно.

- Угощайся. Немецкие. Хорошо, сюда самолетом, а то не довез бы. Прозит! - капитан отсалютовал стаканчиком.

- Будем.

Алексей поднес стаканчик к губам, глотнул. Тягучая, пахнущая свежестью жидкость обволокла язык, мягко скатилась по пищеводу в желудок, всплыла к голове теплым шаром. Стало жарко... и хорошо.

За окном закричали: "Зинка! Зинка! Куда ты дела...". И потом по-узбекски.

Алексей не слушал.

- Немецкая мятная водка, - пояснил Свиридов. - Отличная штука. Так на чем я остановился?

Алексей помедлил.

- На задании. Или цели.

Свиридов кивнул, размял костяшки пальцев - с треском.

- Значит, так. Слушай, сержант, повторять не буду...

 

* * *

- Выходит, я остаюсь в армии?

Свиридов усмехнулся:

- Выходит. Дадим тебе прапорщика - сразу старшего, чтобы не мелочиться. Идешь на сверхсрочную.

- С этой рукой? - Алексей покачал культей в воздухе. - Ничего не забыли, товарищ капитан? А?

- Забудешь тут. Когда этой штукой у тебя перед самым носом размахивают...

- И что я должен сделать?

- Думать, - сказал Свиридов. - Тебе решать, сержант. Ты без пяти минут комиссованный, через пару дней тебя выпишут из госпиталя... Получишь документы и домой. Я тебя силком задерживать не стану... Тебе вообще есть, куда возвращаться?

"Дембель, скоро дембель". Мысль билась, словно залетевший в окно голубь. Металась по комнате, круша хрусталь и ломая крылья. Медленно пульсировала заживающая культя.

Жара. Грохот гусениц, мелкие камешки, летящие из-под траков... Вспышка справа, вспышка слева.

"Леша, б...дь! Прикрой!" Алексей мотнул головой, отгоняя воспоминания.

Тень БМП-шки, надвигающаяся на руку...

Пришел дембель, откуда не ждали.

Алексей выпрямился. Подступило невыносимое желание взять капитана в охапку и выкинуть в окно. Пусть летит.

"Тебе есть, куда возвращаться?" Ур-род. А то он не знает.

Алексей усилием воли взял себя в руки.

- Где это будет происходить? Эта операция?

Капитан странно усмехнулся:

- Не "где", а "когда".

Молчание. Капитан аккуратно разлил остатки водки. За это время Алексей успел прикинуть варианты. Афган, Пакистан... что еще? Куба? Вьетнам? Ангола? Камбоджа?

"Не где, а когда".

- Ну, что, есть вопросы? - капитан терпеливо ждал.

"А какая, в сущности, разница, где это будет? Или когда. В любом случае я снова возвращаюсь за Реку".

Алексей медленно поднял здоровую - левую - руку и поскреб подбородок. Побриться бы. И еще...

Он повернулся к капитану:

- Полотенце брать?

 

* * *

За окнами госпиталя плыл Ташкент, цвели абрикосы и яблони. Шел тысяча девятьсот восьмидесятый год, год Олимпиады. За сотню километров отсюда, в дружественной Народной республике Афганистан советский Ограниченный Контингент мужественно выполнял свой интернациональный долг.

В палате читали стихи - не так, как обычно это делают - с надрывом и декламацией, а спокойно, устало. Словно прозу:

Парашюты рванулись,

И приняли вес,

Земля колыхнулась едва.

А внизу дивизии: "Эдельвейс" и "Мертвая голова".

 

Автоматы выли, как суки в мороз

Пистолеты били в упор

А мертвое солнце на стропах берез

Мешало вести разговор.

Алексей мотнул головой. Ерунда какая. Каждый день люди умирают. А я вдруг расклеился. Кто мне этот Викулов? Кто я Викулову?

В приоткрытую дверь Алексей видел железную койку, свисающие до пола трубки капельниц. Из таких плели украшения, они были особого, золотистого цвета. Шнур капельницы покачивался. Медсестра закрывала белой (нет, серой) простыней нечто бесформенное, почерневшее...

Он грешниц любил, а они его,

И грешником был он сам.

Но где ты святого найдешь одного,

Чтобы пошел в десант?

 

* * *

Свиридов кивнул Алексею: садись. В комнате гудел вентилятор, в углу под потолком зависла паутина. У раскрытого настежь окна две мухи гонялись друг за другом.

Видимо, мечтали догнать и зажить полноценной семейной жизнью. Весна.

Перед капитаном лежала толстая папка. Свиридов вытащил лист и взялся за химический карандаш.

- Ну, что решим? Кто ты у нас будешь?

- Буду? - не понял Алексей.

- Фамилию в контракт какую напишем? У нас тут секретность, если не забыл.

Алексей усмехнулся:

- Не забыл, товарищ капитан. - Он помедлил. - Пишите: Викулов Алексей Игоревич. Воинская специальность: механик-водитель.

"Он мертвый, я мертвый. Все правильно". Алексей откинулся на спинку стула, жалобно скрипнуло дерево.

В ушах вновь зазвучал голос из палаты:

И сказал Господь: эй, ключари!

Отворите ворота в Сад.

Даю приказ: от зари до зари

В Рай принимать десант.

Вот это правильный бог, подумал Алексей. Не то, что некоторые.

 

* * *

Алексей лег на койку, затолкал подушку под шею, чтобы получился валик - как делали дехкане в Пенджабской долине. И шея не устает, и голова не потеет. Вытянулся и чуть не застонал от наслаждения. Блаженство. Усталые ноги гудели, словно высоковольтные провода. Культя пульсировала.

Почему людей для заброски в Германию готовят возле Ташкента? - подумалось внезапно.

"Не знаю. Какая разница?"

Алексей закрыл глаза. Будем считать до ста. Или до тысячи. Надеюсь, овец у них хватит. Потому что у меня, мать вашу, после всех этих дел ночное сердцебиение (легкая аритмия, сказал врач, пройдет) и временами бессонница. И вообще, у меня дембель. Его надо бы отметить.

И еще за прапорщика надо проставиться...

Если я им буду, этим прапорщиком.

- Теперь ты "сверчок", - сказал Свиридов утром. - И будешь им до приказа о присвоении тебе звания "старший прапорщик". А получишь ты этот чудесный прыжок через звание за выполнение особо ответственного задания в тылу вероятного противника. За подвиг и проявленный героизм. Другими словами, официально мы все еще в составе "ограниченного контингента", идем в боевой поиск.

- А на самом деле?

- На самом деле - узнаешь. С готским у тебя как?

Алексей пожал плечами.

- Восстанавливаю навыки. И вообще - зачем он? Это же мертвый язык. Уже полторы тысячи лет мертвый. Я владею английским, немецким, понимаю французский. Пушту, таджикский - разговорный.

- Узнаешь. В свое время.

- Товарищ капитан!

- Я сказал: в свое время. Эх, его-то у нас совсем в обрез, - капитан почесал подбородок. - Да, пока не забыл... подарочек тебе пришел. - Он пододвинул коробку к краю стола. На ней были наклеены зеленые марки - не советские точно. Алексей моргнул.

- Мне?

- Нет, летчику Николаю Гастелло! - съязвил Свиридов, но глаза капитана смеялись. - Бери и радуйся.

- Что это? - Алексей напрягся, ногти уцелевшей руки вонзились в ладонь. Боль отрезвляла.

- Увидишь.

 

* * *

- Сержант!

Импортный протез. Из хорошего светлого материала, точно повторяющего фактуру человеческой кожи. Садился на культю он гораздо лучше сделанной в ленинградском протезном цехе руки. Блевотного розово-желтого цвета. С инвентарным номером, надо же. Как табуретка. Алексея передернуло.

А у этого протеза были красивые пальцы. Почти как живые.

- Сержант! Спишь, что ли?

- А? - Алексей поднял голову и вспомнил, где находится. В крепости. Вчера были тренировки по рукопашке...

А сегодня перед ним стоял тощий очкарик - остроносый и круглоглазый. Рядом ухмылялся капитан.

- Знакомьтесь, - сказал Свиридов. - Юрий Святославович Варшавский, доктор от археологии... Алексей Викулов, из "голубых беретов". Десант. Разведрота.

Алексей кивнул "доктору от археологии".

- Приветствую, док!

Так в американских фильмах, что они смотрели на "видиках" в Афгане, военные называли ученых. Алексею, как знатоку языков, приходилось переводить на слух.

- На самом деле я всего-навсего "кин", - сказал археолог.

- Кто?

- Кандидат исторических наук. Докторская моя еще впереди. - Археолог посмотрел на бывшего сержанта с симпатией, протянул руку. - Юра, - представился он. - Будьте как дома. Тут у нас...

Он заметил протез Алексея, споткнулся, но закончил фразу:

-...без церемоний.

Его ладонь неловко зависла в воздухе.

Алексей продолжал смотреть на "академика", не мигая. Потом растянул губы в улыбке и поймал его ладонь в свою левую - молниеносным, почти незаметным движением. Крепко сжал. Археолог вздрогнул. Но тут же сообразил и улыбнулся:

- Ничего себе. Вот это скорость!

- Это трюк, - сказал капитан. - Не ведитесь, Юрий Святославович. Он отвлек ваше внимание и...

В следующее мгновение Алексей вынул из пальцев капитана сигарету, взмахнул ей. Дымный росчерк повис в воздухе. Через секунду сигарета вернулась на место.

- Хмм, - капитан затянулся, выпустил дым и посмотрел на Алексея с веселым прищуром. - А может, и не трюк.

 

* * *

- Готский-то зачем?

- Настоящего древнегерманского языка никто не знает, - пояснил Юра Варшавский. - Не сохранилось письменных источников. Да и были ли они вообще? Так что задача усложняется. Вот рунное письмо разного периода мы находили во многих местах, в том числе в Германии и в Чехии, но восстановить звучание языка по написанному -- это почти невыполнимая задача. Как, например, с языком критян.

- Кого?

- Жителей Крита. У нас множество письменных источников по Минойской цивилизации, но восстановить язык мы не можем. Не хватает материала. Так называемое линейное письмо уже расшифровано - хотя и спорно, на мой вкус, но все же это версия, заслуживающая внимания. А знаменитый Фестский диск до сих пор остается загадкой. Возможно, он записан на языке атлантов... - археолог вдруг смутился. - Это, конечно, только предположение...

- Кого-кого? - Алексей решил, что ослышался. - Атлантов?

- Атлантида. Знаете про такую?

Алексей покосился на Свиридова, тот закатил глаза -- видимо, у археолога это была идея фикс.

- Немного, - сказал Алексей осторожно. - Я читал Александра Беляева. Как там? "Последний человек из Атлантиды".

Археолог отмахнулся.

- Чушь! Фантастика!

"А тут у нас, значит, сугубый реализм?"

- Так что там с Атлантидой?

- Атлантида, - археолог произнес это с благоговением. - Атлантида - это загадка! Только представьте, высокоразвитая цивилизация с огромным флотом, армией и собственной религией - просто исчезает. Не оставив на память о себе ничего, кроме пары упоминаний в мифах. Почему? Как так вышло, что великая империя рухнула в единый миг? Огромное государство - от Тибета до обеих Америк - перестало существовать?

- Может, ее просто не было, - негромко произнес Свиридов, однако археолог сделал вид, что не расслышал.

- И как вы это объясните? - спросил Алексей.

- Объясню что?

- Ну, почему Атлантида погибла?

Археолог помедлил, бросил быстрый взгляд на Свиридова (тот дипломатично промолчал) и вдруг скороговоркой произнес:

- Теория Льда.

- Это еще что такое?

- Один нацистский ученый придумал. Красиво... кхм. Просто красиво. Интересная теория. Вы, наверное, помните: Атлантида утонула?

- У Беляева было именно так. У Платона, насколько помню, тоже.

- Все было наоборот. Атлантиду погубил не Потоп, а - будете смеяться - отсутствие Потопа!

Алексей покрутил головой. Воротничок, по случаю дембеля накрахмаленный до твердости гранита и подшитый неуставными черными нитками, царапал шею. Что поделаешь... традиция!

- Чего? Теперь по-русски, пожалуйста. И... - Алексей помедлил, - в изложении для военных.

Свиридов хмыкнул. Выразительно.

- Попроще... хмм, попроще... - археолог заторопился. - Хорошо, давайте так. Примем как гипотезу, что Атлантида все-таки существовала. Теперь представьте: огромная морская держава. Простирается от Тибета до Южной Америки.

А что самое главное для империи? Первое и необходимое условие ее существования?

Связь!

Тысячи кораблей связывали империю в единое целое. Тысячи кораблей бороздили мировой океан, разнося приказы из столицы и привозя обратно новости из провинций. Так когда-то испанский король управлял Америкой.

И вот однажды вода ушла. Океан отступил, оставив голое дно. И это был конец. Империя развалилась. Потому что пути по суше - это трудно, дорого и опасно. Варвары и дикие звери, болота и бездорожье. А морского пути - быстрого и удобного - больше нет. Атлантида не утонула. Атлантида - всплыла.

- Ну, это... как бы... ненаучно, что ли?

Археолог поднял на него удивительно беззащитный взгляд истинного фанатика.

- Ненаучно? Кто сказал?

Свиридов тяжело вздохнул.

- Юрий Святославович, поймите меня правильно. Вы утверждаете, что нацистский ученый с бредовой, но красивой теорией был прав? Вполне серьезно? Так мы договоримся до того, что Доктор Смерть был, в сущности, милым парнем со склонностью к смелым экспериментам.

- Доктор Смерть? - Алексей не сразу понял.

- Йозеф Менгеле, - пояснил археолог. - Известная в мировой истории тварь. Но разговор же не о нем!

- Тогда о ком?

Археолог повернулся к Алексею, спросил строго, как на экзамене:

- Что тебе говорит дата: девятый год нашей эры?

Алексей моргнул. Что говорит?

- Ничего.

- Девятый год нашей эры. Примерно девять лет со дня рождения... кого? Правильно. Хотя историчность фигуры пока не доказана.

- Чья историчность?

Варшавский растерянно поморгал. Лыжная шапочка с белым бомбоном придавала ему еще большую трогательность.

- Как чья? - переспросил он. - Мы же собираемся... Ты разве не понял? Христа ты знаешь?

У Алексея по спине пробежал холодок.

- Лично?

Археолог окончательно смешался.

- Что ты! Я не это имел в виду. Хотя, лично... - он вдруг поднял голову, глаза стали блестящие и счастливые. - Лично, знаешь ли, было бы лучше всего.

 

* * *

..."Газик" с горем пополам завелся, дернулся несколько раз - Алексей коленом ощутил мощную вибрацию металла кабины - и вдруг поехал. Чудо, не иначе. Мимо проплыли высохшие акации, тень от них скользнула по головам десантников. Затем - каменные неровные столбы вдоль дороги. Старинная крепость, где они провели полтора месяца, уплывала в рассветной дымке.

Спецгруппа тряслась в кузове, увешанная рюкзаками и автоматами. Группа была готова.

Алексей поморщился. От недосыпа тонко ныло в животе.

Напротив сержанта уселся Долохов - казалось, случайно. Алексей, не мигая, посмотрел ему в глаза. Долохов, не выдержав, отвернулся.

"Крысеныш". Этот урод так просто не сдастся.

Пять дней назад, во время тренировок на учебной базе, случился конфликт. Долохов был из академии ГБ, недавний выпускник, с гонором - и почему-то сразу невзлюбил бывшего десантника. Началось с мелких стычек и дошло до того, что они устроили рукопашную в развалинах, за садом. Несмотря на подготовку, Долохов огреб по полной. Умылся кровью в лучших традициях ВДВ. "Ты, псих!" - орал Долохов. Пацаны вовремя их растащили, а то бы Алексей убил придурка. У него в голове знакомо щелкнуло. Он снова был на войне, где врага уничтожают любыми доступными способами...

А теперь они вместе идут на это странное задание. Парадокс.

К четырем тридцати группа была на въезде в ущелье Сармыш.

- Ну, с богом, - Свиридов махнул рукой. Группа зашевелилась; люди поднялись, начали выпрыгивать из кузова, двинулись в ущелье - один за другим, цепочкой. В "линзу" было приказано не лезть, а накапливаться на подступах. Как для атаки.

Алексей замедлил шаг, остановился у огромного валуна, некогда отвалившегося от отвесной стены. Огляделся. Ущелье Сармыш-сай, о котором за последние дни десантник наслушался достаточно, пока особо не впечатляло. Наскальные рисунки нескольких эпох, разбившееся НЛО, чуть ли не путь в иные миры. Угу, угу. Пока вокруг - обычные камни. Много обычных камней.

Алексей поднялся выше и увидел рисунок. Бегущие быки - оранжевые силуэты, почти уничтоженные временем. Обычный мотив наскальной живописи.

А вот это интереснее. Силуэт человека, наподобие того, что рисуют дети в определенном возрасте - длинные руки, короткие ноги, тело черточка, и рядом - намного выше ростом - силуэт человека... в космическом скафандре. Или с огромной головой, в которой - Алексей моргнул - было две головы поменьше. Однако. Инопланетянин в шлеме? Черт его знает. Но почему двухголовый?

- Сержант, не оставать! - раздался окрик. Алексей бросил последний взгляд на двухголового. "Бывай, звездный гость. Удачной дороги".

Свиридов внимательно оглядел археолога, словно хотел получше запомнить на прощание.

- Ни пуха, ни пера, Юрий Святославович, - сказал капитан наконец. - Надеюсь на вас.

Археолог кивнул. Лицо бледное и истовое, как на иконах. Лоб в испарине. Археолог даже начал слегка заикаться.

- К-к черту! - он притопнул, попрыгал на месте. Брякнул котелок, закрепленный к рюкзаку. - П-пошли мы, Илья Ильич.

И вдруг... протянул руку. Черт, подумал Алексей. Повисла мертвая тишина. Вся группа теперь смотрела на них.

Черт, черт, черт. "Я же предупреждал его". Ни черта эти гражданские не соображают.

Лица десантников вытянулись. Многие отслужили свое за Рекой, поэтому приметы не были для них пустым звуком. Археолог оглянулся и вдруг понял. Сник.

- Илья Ильич... я...

Свиридов похлопал его по плечу. Лицо капитана осталось бесстрастным.

- Не волнуйтесь. Товарищ сержант о вас позаботится, Юрий Святославович. Верно, сержант?

Алексей кивнул - медленно. Хотя мечталось врезать очкарику со всей дури. Предупреждал же! Самая дурная примета - руки пожимать перед выходом на "зеленку".

Варшавский крякнул, почесал переносицу. Глаза за толстыми стеклами были беззащитные.

- Мда. Вы уж позаботьтесь, Алексей, я вас очень прошу. Иначе я и двух часов там не протяну.

- Договорились, - кивнул сержант. А что еще сказать? Не убивать же дурака, в самом деле?

 

* * *

Алексей шагнул из светящегося голубым светом проема, пошатнулся. Твою ж налево! Мир вокруг поплыл. Алексей упал на колени, чувствуя себя как после сильнейшего удара в голову, отхаркнулся горьким. Перекатился в сторону, чтобы освободить место следующему...

Ничего. Бывало и хуже.

За его спиной из "линзы" выпал следующий десантник, застонал. Затем - еще один...

Алексей поднялся, огляделся. Вдохнул. Кислорода здесь столько, что чувствуешь себя пьяным. Огромный лес - до горизонта, никаких следов человека.

- Когда появятся звезды, определим координаты, - сказал археолог. Он был бледен, но в целом держался неплохо. Его даже не стошнило.

Алексей почесал лоб протезом.

- А какой сейчас год? Созвездия же смещаются...

Археолог открыл рот, заморгал. Закрыл. Глаза за толстыми стеклами казались огромными и беззащитными.

- Очкарик, - произнес Алексей с легким презрением. - Об этом ты не подумал, да? Четырехглазик хренов.

Детское обзывательство, но здесь оно вдруг стало уместным. И очень точным.

Археолог смутился.

- Седьмой год н-нашей эры... плюс-минус восемнадцать месяцев.

- Пошел ты... со своей точностью "плюс-минус", Юра. Где мы? Это ты можешь сказать?

- В Германии. Вернее: Римская империя, провинция Германия. Римлян здесь скинут через два года...

 

* * *

Пламя взвивалось и вспыхивало синим. Пшш. Пшш. Жадное ночное пламя. Алексей поморщился от выстрелившего в него крошечного уголька. Шашлык должен вот-вот доспеть...

Конечно, шашлык не по-карски. Но тут уж, извините, не до жиру. Где посреди леса возьмешь ребрышки молодого барашка? Олень попался не слишком старый - спасибо и на том. Тварь вкусная, но жилистая. Да и мариновать особо нечем. Алексей покачал головой. Кефиром бы... эх, где ж его взять?

Вдалеке выли волки. Алексей переложил поближе "калаш", для надежности.

- Пусть я погиб, пусть я погиб... - пел археолог.

Над поляной висела луна - слегка откушенная с левого края - и мириады звезд. То есть, действительно, до фига звезд. Никогда столько не видел, подумал Алексей. Словно окунули с головой в бесконечность.

Орлы шестого легиона

Все так же реют в небесах.

Гитара в руках археолога расстроено звякнула, и Алексей понял вдруг, что тот совсем молод. Ему не намного больше, чем мне. Лет двадцать пять-двадцать семь. Ну, ладно - тридцать. Свиридову, оставшемуся в будущем, около сорока. По местным меркам: старик.

Алексей поднялся, выпрямился, пошел в темноту. В звездную ночь. Трава шуршала, не желая расступаться.

Пусть я погиб, пусть я погиб, - стучало в висках.

-...под Кандагаром, - закончил фразу Алексей. Почему-то перед глазами стоял сожженный в бою с "душками" Викулов - не человек, сверток в бинтах, пропитанных желтой мазью, неподвижно лежащий на серой койке...

Мертвый.

"Возможно, и я умер. Там, в Афгане. За Рекой. А это все мне чудится.

Вся эта чертова древняя Германия".

От леса вокруг - огромного, первозданного, нетронутого - кружилась голова. Деревьям по тысяче лет и больше. Великаны.

- Викулов, ты куда? - окликнул его Алексеенко, командир группы вместо оставшегося в будущем Свиридова.

- Так отлить, тарищ капитан.

- Хорошо. Далеко не отходить...

Когда Алексей вернулся к костру, разговор был в самом разгаре.

- От слова "калина"? - Долохов почесал лоб. - Я думал, он как бы сказать... сплетён, что ли... из калиновых веток.

- На самом деле Калинов мост - это не от слова "калина", - пояснил археолог свысока. - Никакой связи с калиновым кустом тут нет и никогда не было. Калинов - это слово "калить", "накалять", "раскаленный". В некоторых вариантах сказки упоминается, что это мост из меди. То есть, Калинов мост - это раскаленный добела мост через огненную реку...

- Которая, как понимаю, никакого отношения к ягоде смородине не имеет, - съязвил Долохов.

- Все-таки кое-что помните? - археолог поправил очки. - Но вообще: верно. Название реки "Смородина" - это от слова "смород", "смрад". Воняет эта река, как... хмм... сильно воняет. Скорее всего, это горит смола. Или, возможно, нефть.

- Огненная река?

- Точно. И река эта лежит как граница между миром живых и миром мертвых. Вообще, в мифах многих народов встречается эта метафора - река и мост. И еще страж моста. У греков переправу сторожит пес Цербер. Трехголовый и жуткий. В скандинавской мифологии ту же роль исполняет пес Гарм - что интересно, с четырьмя головами. Видимо, чем больше голов, тем лучше. Гарм охраняет врата Хельхейма, мира мертвых.

- А зачем вообще охранять мир мертвых?

- Чтобы ты и там консервы не спер! - донесся из темноты насмешливый голос. - Вон и в мире мертвых о тебе наслышаны... псов ставят.

- Заткни фонтан! - огрызнулся Долохов. - А серьезно: на фига? Кто к мертвецам по доброй воле полезет?

- Хороший вопрос. На самом деле задача адских псов Цербера и Гарма другая. Они охраняют не вход, они охраняют - выход.

Долохов присвистнул.

- Зачем?

- Чтобы мертвые оставались там, где им и положено находиться.

Молчание. Археолог задумчиво пошевелил угли веткой, танец пламени отражался в стеклах очков.

- И только птицы летают себе свободно туда и обратно, - сказал он негромко. - Над черными болотами Коцита.

- Верно, - Алексей разомкнул губы. - Птицам можно.

Археолог вздрогнул, повернулся.

- Ничего смешного, Леша. Птицам действительно можно. Есть даже особые птицы, древние греки называли их "психопомпы". Переносчики душ. Обычно это воробьи... ну, или, скажем, голуби.

- Ясно, - Алексей посмотрел на часы, хотя толку от них здесь было пока немного. - Вообще, поздно уже, Юра.

- Спать? - археолог зевнул.

- Ага. Я бы придавил пару часиков.

- Отбой! - приказал Алексеенко, словно услышав его слова. - Долохов, Викулов - в караул.

 

* * *

Алексей остановил бег и поднял голову. Над ним плыло низкое небо, забитое облаками плотно, словно ватой под Новый год. Небо здесь было... другим. Алексей помедлил, проверил, как затянуты ремни протеза.

Другое небо. Чужое небо.

- Пусть я убит, пусть я убит под Ершалаимом, - негромко пропел он. Выпрямился, поправил автомат - плечо уже изрядно оттянуло, и снова перешел на равномерный бег. Алексей спускался вниз, к берегу реки. Там надо будет перейти на другую сторону, а, может быть, даже пройти вверх по течению, чтобы сбить погоню со следа.

Он оглянулся, но бородатых людей с копьями нигде не было видно.

- Пусть кровь моя досталась псам, - снова затянул Алексей. Монотонный напев помогал держать темп.

Орлы шестого легиона,

Орлы шестого легиона

Все так же реют в небесах.

Группы больше не существовало. Примета сработала, черт ее побери, подумал Алексей. Приметы всегда срабатывают...

Кто бы это ни сделал, сделано было чертовски быстро - и одним холодным оружием. Часовые умерли первыми. Археолог Юра застыл, открыв рот. Алексей снова увидел его детское лицо. Из груди археолога торчало огромное древнее копье. Германцы, голые по пояс, длинноволосые, бродили по лагерю и добивали уцелевших. Вот они какие, древние варвары, носители мертвого уже полторы тысячи лет языка...

Алексей видел, как Долохова привязали к дереву и древняя старуха перерезала выпускнику академии ГБ глотку. Кровь потоком хлынула в деревянную чашу. Да, к такому на кафедре "истории КПСС" не готовили, пожалуй.

Судя по знакомым словам (вот и пригодился готский), группе не посчастливилось забрести в священную для местных рощу. Алексей, которого странное чувство разбудило посреди ночи и погнало в темноту, молча наблюдал за происходящим. Из всей группы в живых остался только он. Насмешка судьбы. Однорукий псих с проблемами адаптации в коллективе остался без коллектива. Ха-ха. Ха-ха.

Алексей облизнул пересохшие, растрескавшиеся губы и захрипел:

Орлы шестого легиона,

Орлы шестого легиона

Все так же реют в небесах.

Дурацкая песня привязалась. Он спустился к реке, зашел в воду по колено. Наклонился и зачерпнул ладонью. С жадностью, захлебываясь, выпил. Еще. Утолив жажду, умыл лицо, достал фляжку и набрал воды про запас. Что ж... придется начинать жить здесь, в начале тысячелетия.

Только сначала надо разобраться с теми, ночными налетчиками. Я псих? Пожалуй, что и псих. Но псих с проблемами адаптации в коллективе отомстит за свой коллектив. Так будет... забавней.

А еще забавней будет выполнить задачу, перед этим коллективом поставленную.

Алексей выпрямился. Пора идти.

Полоска по горизонту наполнилась кровью, словно руки полощешь после разделки оленьей туши. Вдалеке занимался рассвет. Утро.

 

Глава 1. Разговоры с живыми

 

9 год н.э., Римская империя, провинция Германия

 

Орел реет над легионом.

Первые лучи рассвета отражаются от золотой птицы, бегут по главной площади лагеря. Над серыми рядами палаток встает солнце...

Неровное и красноватое, словно потемневший от времени медный чан.

Часовой на башенке дернулся и открыл глаза. Сердце бешено стучало. Уфф, не спать! Наказание за сон на посту - смерть. Может, в мирное время и в другом легионе он отделался бы плетьми, но здесь, в проклятой богами варварской Германии...

Часовой сглотнул. Лучше об этом не думать. Префект лагеря Эггин - суровый и жесткий солдат, он ошибок не прощает. Вот новый командир легиона - другое дело. Он губить хорошего воина не станет... наверное.

Часовой поежился. Поле за пределами лагеря, вытоптанное тысячами ног легионеров, лежало пустое и мертвое, как равнины загробного мира. Тьфу, тьфу, тьфу, как бы не накаркать. Вдалеке темнел лес - огромная масса колышущейся зелени. Некоторые деревья, несмотря на теплую для начала осени погоду, успели пожелтеть. Готовятся к зиме, что ли? Германия, что тут скажешь.

Варварская Германия.

Часовой повел плечами. Два года как легионы стоят за Рением. Казалось, все спокойно, варвары утихомирились. Если бы! Прежний легат водил дела с германцами, "гемами". Хороший был легат, ничего не скажешь... но слишком верил варварам. Теперь у Семнадцатого легиона новый командир, к тому же - родной брат прежнего. Гемы и его хотели убить, подослали двадцать человек, а легат их в капусту нашинковал.

Хорошая штука капуста, кстати.

Вкусная.

Ходят слухи, Гай Деметрий Целест раньше выступал на арене. Сражался с лучшими гладиаторами Рима. Но затем Август отправил его в Германию, на место прежнего легата.

Принцепс сказал: если умеешь драться, делай это там, где это пойдет на пользу Риму...

Ну, или где варваров много.

Теперь этот легат-гладиатор здесь.

Светает. Серые ряды палаток затапливает розово-золотистым сиянием. День солдата начинается с первыми лучами солнца. По главной улице лагеря шествует центурион. Его легко узнать по гребню на шлеме - отчего издалека голова кажется намного больше человеческой.

Правда, мозгов там маловато, ну, так это ж центурион! Часовой хмыкнул. Центурион, словно услышав его мысли, поднял взгляд. Часовой поспешно отвернулся - сделав вид, что рассматривает дорогу, ведущую к лесу. Обычно по ней ездили за дровами для легионных пекарен, кузен и лагерных костров...

Сейчас дорога была пуста.

Ветер донес запах дыма и пригоревшей пшенки. Часовой сглотнул слюну. Сейчас бы каши - парящей, горячей как вулкан, с медом и сыром. И заправить оливковым маслом. Кра-со-та. "О чем я думаю?!" Часовой заставил себя выпрямиться. Так, не спать, не спать! Скоро смена... скоро, уже скоро... стук копыт... смена... смена...

Смена.

- Заснул! - его толкнули в плечо. - Эй!

Часовой вскинулся. Рядом - напарник. Улыбается кривым от шрама ртом.

- Смотри!

Они наблюдали, как суетится тессерарий, караульный офицер; как открываются главные ворота, чтобы выпустить из лагеря вереницу всадников.

Копыта стучат по дороге. Всадники пускают коней рысью. Судя по пурпурным плащам, всадники - это преторианцы из личной когорты Августа. Здесь, в Германии, они приставлены только к самым важным "шишкам".

На одном из всадников - белый плащ. Этот человек - точно не преторианец.

Через некоторое время всадники исчезают за поворотом.

Туман плывет над дорогой, изгибается бесшумными, тягучими волнами. Опускается на лагерь, на лес вокруг, на дремлющую гладь реки...

- Кто это был? В белом? - спросил часовой. Напарник лениво почесал толстую мозоль на подбородке - от ремешка шлема. У каждого из легионеров есть такая отметина. Это еще вернее, чем татуировка "ЛЕГИОН~НАША~РОДИНА", выдает "мула".

- Не узнал, что ли? Это же новый легат!

- Я думал, он малость повыше, - признался часовой. - Как думаешь, зачем он здесь?

Напарник пожал плечами.

- Хмм. Мстить, небось, приехал. Кто ж их знает, этих патрициев? Вот ты бы что сделал, если бы гемы у тебя брата убили?

Часовой задумался.

- Женился бы на его вдове, - сказал наконец. - Красивая баба.

- Вот! А он тут гемов убивает. Странные они люди, эти патриции. Кстати, о странном. Перекинемся в "дюжину"?

Деодециум - одна из любимых игр в легионе. Популярней только обычные кости.

Часовой почесал локоть, шею. Проклятые германские комары!

- Ну... можно.

- Правда, ты мне с прошлого раза четыре асса должен, - напомнил напарник.

Сын собаки! Часовой от возмущения проснулся окончательно.

- Иди ты к воронам! Все я тебе отдал!

- Это ты сейчас так говоришь... кодекс.

- Сам ты кодекс! Ну, отдал... или отдам. Какая разница? Все равно они уже твои.

Против такой логики напарнику возразить было нечего. Он поболтал в воздухе деревянным стаканчиком для "костей" - защелкало, застучало. Приятный звук - особенно для азартных ушей...

- Ну что решил? Сыграем?

Молчание.

- Давай, - обреченно махнул рукой часовой. - Эх! Была, не была... отыграюсь!

 

* * *

Негромко стучат копыта.

Я слышу крики и музыку. Жеребец поводит ушами, фыркает.

- Тихо, мальчик, тихо, - я похлопываю его по мокрой шее. - Мы уже приехали.

В кончики пальцев отдается каждый удар огромного лошадиного сердца.

У входа в дом стоят, вытянувшись по струнке, рослые преторианцы. Я киваю, спешиваюсь, бросаю поводья мальчишке-рабу. Прохожу в вестибул, затем - в атриум. Зажмуриваюсь. Ослепляющий после вечерних сумерек свет. Запахи горящего воска, жареного мяса, рыбного соуса и разгоряченных тел...

От перезвона кимвал, пения флейт, стона кифар голова идет кругом.

Атриум полон народа. Полуобнаженные рабыни разносят напитки, рабы бегают с блюдами, гости в гражданских тогах беседуют с гостями в военных туниках. Римляне традиционно держатся подальше от германцев. Красные отсветы вина в стеклянных чашах режут глаза...

Гааа. Гааа. Гул вокруг, плотный, словно из войлока.

Я пробираюсь сквозь толпу.

На меня тут же наскакивает кто-то смутно знакомый. Римлянин.

- Легат, вы здесь! - жмем запястья, словно давние друзья.

- Рад видеть, - говорю я сдержанно. "Кто это, Дит побери?".

Через голову собеседника я замечаю в толпе коренастого человека в военной одежде. Солдатская выправка. Волосы точно присыпаны солью. На затылке - толстый шрам. Это Нумоний Вала, командир Восемнадцатого легиона. Он поворачивается, и мы учтиво киваем друг другу.

Нумоний Вала приближается. Суровым солдатским шагом.

- Легат, - говорит он.

- Легат, - говорю я.

- Слышал, ты убиваешь гемов, Гай? - Нумоний внешне невозмутим, но в глубине его темных глаз тлеет улыбка.

- Слухи... хмм, сильно преувеличены.

- Правда? Неужели вы хотите меня разочаровать, легат? - спрашивает Нумоний насмешливо.

- Конечно, хочу, - говорю я. - Если вы не против, легат.

Нумоний Вала смеется - я вижу его неровные зубы.

Германцы как-то странно косятся в нашу сторону. С уважением и с опаской.

- Так ты убил тех гемов? - уточняет Нумоний.

Отрицать бессмысленно.

- Да.

- Сколько их было на самом деле?

- Шестеро. Против двоих - со мной был один из моих центурионов.

- Ты честен, - Нумоний удивлен. - Ты мог бы увеличить число убитых германцев до сорока или до сотни - с легкостью. И тебе бы поверили - потому что хотят верить. Но ты этого не делаешь. Почему?

Пауза.

- Я не хочу быть героем.

Нумоний Вала смотрит на меня с прищуром - как на породистого жеребца, что из принципа не желает размножаться. Хотя кобылы уже приведены и жаждут...

- Ты когда-нибудь плавал на корабле, Гай?

- У меня брат - командир триремы.

Словно это важно - кто мой брат.

- Его же убили?

Я сжимаю зубы.

- Другой брат, младший. Квинт. Он служит на флоте.

- А! - говорит Нумоний Вала. - Прости, Гай. Знаешь, что я думаю по этому поводу? - он кивает в сторону веселящихся германцев.

- Я слушаю.

- Эти варвары, гемы... - легат делает паузу. - Ты когда-нибудь видел, как ловят акул? Чтобы поймать акулу, ее нужно приманить - опустить в море кусок мяса, и чтобы кровь пошла по воде.

Акулы всегда приходят на запах крови.

А теперь смотри, что у нас происходит с германцами...

Мы кормим акул сырым мясом - голыми руками. И надеемся при этом сохранить пальцы целыми.

Они не слижут кровь у нас с пальцев. Нет, Гай. Это не дворовые собаки. И не кошки. И даже не рабы. И уж точно не союзники. Это - убийцы.

Они появляются из темноты - бесшумные, быстрые. Убивают и уходят на глубину. А вода окрашивается кровью.

Что, в свою очередь, приманивает других акул.

Нумоний Вала некоторое время молчит, затем продолжает:

- Какой союз может быть у человека и акулы?

- Гастрономический, - говорю я.

Легат Восемнадцатого смеется.

- Тише! - окликают нас. - Он идет.

 

* * *

У каждого праздника есть план.

Каждый человек на своем месте: кто-то гость, кто-то раб, подающий фрукты или полотенце, кто-то обнаженная нумидийская танцовщица с лиловой от света факелов грудью...

Кто-то хозяин.

Тишина. Преторианцы мощными телами раздвигают толпу. Голоса стихают, музыки больше нет. Ждем.

Наконец, он появляется. Белоснежная тога с широкой пурпурной полосой. Лицо блестит, волосы уложены по последней римской моде. Кажется, я даже чувствую запах раскаленных щипцов для завивки...

Публий Квинтилий Вар, правитель беспокойной провинции Великая Германия, обводит толпу взглядом.

Молчание.

Губы пропретора растягиваются в улыбку. Он поднимает руку:

- В консульство Мессалы Волеза и Цинны Великого наш повелитель, первый сенатор, Отец Отечества и император Цезарь Август вынес на решение сената вопрос о создании новой провинции -- Германии. Великой Германии! Которой ныне управляю от имени принцепса я, скромный и недостойный Публий Квинтилий Вар.

Аплодисменты. Если бы гости могли, они бы топали ногами...

Бух, бух, бух.

О, уже топают.

Болтун. Будь у меня выбор, я бы послушал флейтистов. Или посмотрел на танцовщиц.

- Рим пришел на эти земли навсегда. Великой Германии процветать! Да будет на то воля богов, Квирина, Юпитера и Весты, а так же, - Вар делает почтительный жест в сторону бронзовой статуи, глядящей на нас из глубины кабинета, - самого Божественного Августа!

Аплодисменты. Возгласы одобрения.

Вар, несмотря на бодрость слов, выглядит осунувшимся и больным. Насколько я знаю, пропретор больше не пьет вина. Под видом дара Бахуса ему подают воду из целебного источника, подкрашенную отваром шиповника...

Я перевожу взгляд на римлян - в основном они довольно чахлые. Климат Германии не щадит моих соотечественников.

Напротив - германцы выглядят настолько здоровыми, словно собираются жить вечно...

Сволочи.

Раб подносит Вару стеклянную чашу с "вином". Вар выплескивает немного жидкости на пол и поднимает чашу над головой:

- Пью за это!

Все пьют.

- Но не будем о серьезном! - продолжает Вар. - Сегодня первый день Патрицианских Игр, так же называемых Театральными. Значит, вечер должен закончиться хорошим представлением!

Я киваю. Посмотрим, что нам приготовил Квинтилий Вар.

- А вот и мой сюрприз, - говорит он.

- Расступитесь! Дайте пространство! - Преторианцы раздвигают толпу. - Расступитесь! Расступитесь!

Квинтилий Вар улыбается. Я смотрю, затем пожимаю плечами.

Интересное, однако, у пропретора Германии представление о театре...

 

* * *

 

Когда-то бог-кузнец Вулкан - или, как его называют греки, Гефест - сделал людей из глины. Хорошо сделал, с чувством, с толком, с расстановкой. Мастер. Но чего-то не хватало...

Люди были красивы, но мертвы.

Прекрасные оболочки без души.

И тогда титан по имени Прометей похитил огонь, чтобы вдохнуть в людей жизнь...

И был наказан. Отец богов Юпитер приказал приковать смутьяна к скале, и каждый день прилетал орел -- клевать печень Прометея. А утром она снова отрастала. Как новенькая. Чтобы продлились эти мучения целую вечность. Так задумал великий Юпитер...

Но самое главное: со скалы открывался прекрасный вид на все человечество.

Чтобы наивный, прекраснодушный, мечтательный Прометей наконец понял, что натворил.

 

* * *

В круг, освобожденный преторианцами, входит темнокожий человек в синем одеянии и высоком колпаке - вроде тех, что носят вольноотпущенники. На ткань нашиты серебряные монеты, кусочки цветного стекла и ракушки.

Человек поднимает руки - торжественно.

Германцы на мгновение затихают, затем начинают вопить еще громче. Гаа, гаа!

Вот что выбрал для нас Публий Квинтилий Вар...

Черного человека с грацией заклинателя змей.

Помощник фокусника - тощий, высокий, лица не видно в тени капюшона - выносит подставку и водружает на нее деревянный цилиндр. Затем произносит неожиданно звучным, летящим голосом:

- Слушайте, слушайте, слушайте! Великий маг и волшебник Острофаум прибыл в Германию из Египта! Секрет своей магии он узнал в Африке! В самом ее сердце, таинственном царстве огромных обезьян и диких слонов!

Острофаум? Где я слышал это имя?

- Откройте глаза!

Я открываю.

- Приготовьтесь узреть чудо!

Я готовлюсь.

- Великий маг Острофаум... ЗДЕСЬ!!

Спустя мгновение я вспоминаю - и едва не начинаю хохотать в голос. Ализон, рыночный день. Прекрасный сюрприз. Великий фокусник, приехавший с центральной площади.

- Этот трюк никто не может повторить! - кричит зазывала.

Конечно, конечно. Потому что никто и не пробовал.

- Настоящая магия! - гремит зазывала. - Настоящая!

Как неосторожно. По приказу Августа по всем землям Рима преследуют колдунов. Без особого, правда, успеха.

Что галльские друиды, что ярмарочные фокусники до сих пор могут творить чудеса в любой деревне. И люди прячут их от римских властей...

Впрочем, власти тоже не особо усердствуют.

Колдуны и маги нужны всегда.

И уж тем более нужны фокусники. Иначе кто будет развлекать бедных необразованных диких германцев?

- То, что вы увидите, повергнет вас в трепет! - повышает голос зазывала. - Приготовьтесь увидеть незабываемое! Необычайное! Жуткое!

Фокусник поднимает руки. Глаза его закрыты, лицо спокойное. Свет факелов причудливо переливается по угольно-черной коже - словно вода, подкрашенная закатом.

- Сейчас! - кричит зазывала.

Гул стихает. Германцы замерли.

Я слышу только дыхание.

Фокусник открывает глаза...

 

* * *

Тот, кто долго идет по следу тигра, сам становится тигром. Сопереживает ему, сочувствует его утратам, радуется его радостям. Начинает его понимать...

Я понимаю убийцу брата.

Я почти люблю его.

Я - тигр. И я тот, кто убьет тигра.

 

* * *

На мгновение мне чудится, что у меня вместо правой кисти - пустота. Ничто. На миг мне показалось, что я - тот высокий гем, что замешан в смерти моего брата...

Однорукий германец, которого ищут по всей Германии и никак не могут найти.

Найдут ли? Германия большая. Недаром название провинции звучит как Germania Magna - Великая. Правда, название не имеет отношения ни к размерам провинции, ни к доблести ее обитателей. А только к моменту основания. Это был год, когда консулом стал Цинна Великий.

Правда, прозвище Великий - Магна, Цинна получил не сам, а унаследовал от отца.

Как легко в наше время обрести величие!

Просто берешь нужного отца и...

Мне становится скучно.

Когда фокусник проделывает трюк с веревкой, с которой исчезают узлы, меня окликают:

- Гай?

Вибрирующий низкий голос. Я поворачиваю голову. Это Арминий, царь херусков. Рослый, красивый и очень спокойный. Белые волосы собраны в пучок на затылке. Я улыбаюсь. Всегда приятно видеть умного человека, особенно если этот умный человек - твой друг.

- Здравствуй, римлянин, - говорит Арминий, улыбаясь.

- Здравствуй, варвар.

Арминий протягивает мне чашу с вином. Выплескивает из своей пару капель на землю и говорит:

- На добро тебе! - как принято в Риме. Похоже, скоро варвары будут знать наши обычаи лучше нас самих.

- Живи, - отвечаю традиционно. Вино льется внутрь; тягучей прохладной рекой заполняет желудок. Хорошо.

- Философы ошибаются, считая, что человек меняется в течение жизни, - говорит Арминий спустя пару чаш. - Ерунда. Полная чушь. Мы упорно остаемся такими, какими были - это и называется "воспитание".

- Воспитание? Если бы... Упорно следовать всю жизнь одним и тем же заблуждениям - это называется "характер", - говорю я, - а не воспитание.

Мне нельзя пить - я начинаю философствовать.

Арминий усмехается.

- Играешь словами, Гай?

- Разве я не прав, дорогой варвар?

- Пожалуй, - германец смеется. - И ты решил собственным примером доказать это умозаключение?

- А что делать? Мужчинам и легатам - в отличие от философов и женщин - приходится нести ответственность за свои слова.

Арминий хмыкает.

- Другими словами... - Внезапно в дверном проеме мелькает тонкая девичья фигура. И - я забываю, о чем хотел сказать.

- Гай?

- Прости, царь, - я смотрю на Арминия. - Мне нужно идти.

- Ответственность? - спрашивает он серьезно. Голубые глаза смотрят на меня в упор.

- Она самая.

 

* * *

 

Мы встречаемся в галерее.

И стоим, как два идиота...

Думаем.

Юная германка смотрит на меня. Я смотрю на нее. И, кажется, пора нам что-то делать с этим молчанием...

Туснельда поворачивается, идет. Я следом за ней - глядя, как движутся ее ноги под платьем. Толстая светлая коса спускается до пояса.

Она подходит к алтарю, посвященному ларам. Алтарь вот-вот рухнет под тяжестью золота.

Туснельда поворачивается ко мне:

- Ты веришь в духов, римлянин?

Серые глаза кажутся темными, как мрак загробного мира.

- Я верю в богов, - говорю я хрипло. - Нет, не верю.

Я делаю шаг, наклоняюсь...

В следующее мгновение мои губы касаются ее губ. Все вокруг исчезает. Это как вспышка молнии. Как извержение вулкана. Как...

"Ты слишком импульсивный, Гай", сказал бы Луций.

...как удар в голову деревянным мечом в учебной схватке. Тишина. Гром. Земля и небо меняются местами, в ушах - звон, мир кружится и теряет очертания...

Красота - это смерть. Желание женщины - бесстрашие перед лицом смерти.

Я чувствую, как плывет подо мной земля...

Я медленно открываю глаза. Все вокруг становится четким и ярким... Живым.

Я - родился.

Пока мужчина рядом с женщиной, он бессмертен.

- Я верю в богинь, - говорю я.

- Идем, - говорит Туснельда.

Мы проходим через галерею и оказываемся в малом перистиле. Внутренний сад дома Вара. Обычно здесь гуляют заложницы - дочери знатных германцев. Сейчас тут пусто.

Туснельда - дочь Сегеста, царя хавков. Германка и заложница. Обычная практика. Если отец Туснельды восстанет против римской власти, девушку казнят...

И даже я, легат, один из высших военачальников здесь, в Германии, не смогу этому помешать.

Это отрезвляет.

Мы стоим рядом. Над нашими головами, в черном проеме над садом -- сияют звезды. Я нахожу глазами: вот Венера, голубая звезда, звезда богини Любви. Красный жестокий Марс, бог воинов...

Что бы он сделал на моем месте? Вырвал убийце брата кишки?!

Нежные ладони ложатся на мои щеки. Мою голову берут и опускают обратно, к земле.

Туснельда смотрит на меня в упор. Глаза - глубокие, как бездна.

- Я здесь, - говорит она. Я смотрю, как шевелятся ее губы. - Здесь, римлянин. А не там, на небе.

- Я тоже здесь. - Беру ее ладонь - она прохладная. Легонько касаюсь губами запястья.

- Оставь... перестать? - она отдергивает руку. Туснельда неплохо говорит на латыни, но только когда не волнуется. - Перестань... месть. Не... думать месть, Гай. Пожалуйста.

...Мой умный старший брат. Мой мертвый старший брат.

Я говорю:

- Не думай.

- Вос ист?

- Правильней сказать "не думай о мести". Я понимаю.

Она улыбается.

Улыбкой вспыхивающей, как падающая звезда. Мгновенной и ослепительной, как бликующая под солнцем гладь моря. Лодка сонно покачивается под ногами. Штиль. Розовая полоса по горизонту...

- Но ты думаешь? - спрашивает германка.

Некоторое время я молчу.

"Ты слишком импульсивный, Гай".

- Да. Думаю.

Протягиваю руку и касаюсь пальцами ее щеки.

Иногда мне трудно понять, зачем вообще нужны слова. Мы больше понимаем без слов, одними движениями... наше тело предает нас.

Вот он, вечный наш предатель.

Мы говорим о мести или о долге, а наши тела говорят о слиянии...

Слиянии тел.

"Все критяне -- лжецы".

Все?

- Что ты знаешь о моем брате? - слова срываются прежде, чем я успеваю их перехватить.

Глаза Туснельды гаснут.

- Ты глупый, римлянин, - говорит она. - Ты все испортить. Ты - не здесь.

Поворачивается и уходит.

Я стою, неловко опустив руки. Ладони, что впитали тепло ее тела, горят огнем.

 

* * *

Когда я возвращаюсь, представление в самом разгаре.

Красные, желтые, зеленые мячики летят по кругу, мелькают перед глазами. Германцы радуются. Фокусник демонстрирует ловкость рук.

Африканец.

Почему боги создали таких черных людей? У них что, белая глина закончилась?

- Как тебе представление, Гай? - спрашивает Арминий.

В полутьме лицо фокусника выглядит жутковато. Половина золотая, половина черная. Пламя факелов колеблется, по коже африканца бегут огненные волны...

- Замечательно.

Стоило бы сказать: полная ерунда, но...

- Замечательно, - я поворачиваюсь к Арминию. - Пропретору стоило бы взять этого... - я киваю в сторону фокусника, - и сделать послом в землях за Рением.

Меня прерывает хохот германцев.

Фокусник - посол? Варвары были бы рады. Я смотрю на веселящихся германцев. Простодушие этих ребят завораживает. Но смеются-то они над фокусником, а кинжал в спину воткнут нам.

Отличные ребята, в сущности.

- Бросьте, легат! - к нам подходит еще один римлянин. Лет тридцати, очень белокожий, с каштановыми волосами. - Представление - кошмарный ужас и безвкусица!

Это Гортензий Мамурра по прозвищу Стручок, командир Девятнадцатого легиона. На сегодня это уже третий легат - не много ли для одного вечера?

Арминий улыбается. С едва заметным огоньком в глазах.

- Даже так?

Стручок важно кивает:

- Несомненно! Вы заметили, насколько чудовищно поставлено представление...

- А мне нравится, - говорит Арминий. - Видимо, у меня плохой вкус, легат. Простите. Но мне нравится фокусник. Ничего не могу с собой поделать. Это, наверное, потому что я варвар, да?

Лицо Гортензия мгновенно становится кислым. Стручок складывает тонкие губы, еще раз - словно не может отыскать для них нужного положения...

- Увидимся, легат, - говорю я.

 

* * *

Фокусы - развлечение для толпы. Для охлоса. Для варваров.

Глотание зажженного факела. Исчезновение монеты. Распутывание цепей и веревок...

Свет факелов падает на мозаичный пол. Изгибается. Плывет.

Германцы кричат и хлопают в ладоши.

...Однорукого убийцу искали по всей Германии, но не нашли. И пока варвар на свободе, тот, кто заманил моего брата в ловушку - остается безнаказанным.

Луций встречался в лесной деревеньке с неким германцем. И - умер. Его людей перебили всех до единого. Но у меня нет ключа к этой загадке. Я не знаю, что делать дальше...

- Я могу помочь, - говорит Арминий.

Поднимаю голову и неожиданно вспоминаю слова Нумония. Похож ли царь херусков на акулу? Пожалуй... когда так скалится.

- Но вот хочешь ли ты этого? - с