МонологПерворудовой в учительской

 

– Ох, – вздыхала Мария Ивановна, вслух делясь своими мыслями с коллегами.–Пригрела я на груди змеёныша, не распознала в нём сразу классового врага! Таких бы душитьещё в зародыше, а если не успели так сажать немедля в тюрьму! Подкинула нам его судьба, угораздило! – разгорячилась она.–Натуральная шпана, а на вид уж такой прилежный.Мне Балякин понарассказывал, что этот Демидов в Куйбышеве со своими дружками вытворял. Как они по заводским складам лазили и по метрострою – воровали пиропатроны и ещё чего-то там, одним словом жульё. И ведь он бравирует этим. Людей чуть не убили. Другой бы призадумался, осознал, а этот хвалится. Гипсоблок они, на станции Безымянка, с моста через железнодорожные пути на товарный поезд скинули. Это было ещё,когда он в третьем классеучился! А что теперь здесь учинит? И главное ведь, с его же слов, машинист их с гипсоблоком, выставленным на поручни, издали заметил– гудел, сигналил.А они, видя как человек беспомощно по кабине мечется, швырнули эту глыбу в него. Сначала, говорит, хотели в вагон кидать, но когда увидели реакцию машиниста, со словами «Врешь, не уйдёшь!» сбросили на локомотив. Выродки. Знали же, что притормозить, остановить состав невозможно. Хорошо попали по крыше кабины, а не в стекло, и машинист не пострадал, а то не знай какая катастрофа бы случилась.

–Ну, так полбеды, этот гипсоблок, отскочив в сторону, влетел в поросль клёна, растущую вдоль железнодорожного полотна. А там люди были! Алкашня в кустах «Тройной»[21] распивала. Выскочили жертвы сухого закона[22] в ужасе,– кто бегом, а кто и на четвереньках. Шпана довольна – для них это развлечение. Ладно обошлось, никого не зашибло. Он же возомнил из себя непонятно что, хвалился: это был алкоголикам «знак свыше», мол, наверняка после такого кто-то из них «навсегда завязал». Что скажете – хороший мальчик? Борец прям за трезвый образ жизни! Асоциальный тип! Если это не выдумкивсё, так его не то чтобы на учёт в детскую комнату милиции ставить, по нему колония для малолетних преступников плачет!

–А тот случай, когда он у меня из стола ключ от класса выкрал?Нечист на руку. Общественные устои для него ничто. Вообще не социализируемый элемент. Личное ставит выше общественного. Способен на подлость, пакость какую-нибудь. Подставить кого-то – для него раз плюнуть. Критики не воспринимает никакой. Говоришь ему: «Миша, это не хорошо – это плохо», а он: «Плохо – это хорошо!» Ссы в глаза –всё божья роса!–А как со старшими разговаривает: никакого уважения,никаких авторитетов! Родителей его жалко. Мама у него такая хорошая, понимающая. Намучилась она с ним. Упустилиони его.Вольноопределяющийся! Опыт старших для него ничтожен. Говорит: «Хочу на своих ошибках учиться!»Ему хоть кол на голове теши!

–Я таких повидала за свои годы, помяните моё слово: он плохо кончит. В нашем советском обществе ему не место. Самовлюблён, считает себя исключительным. Слышала, мнит себя на арене Колизея. Клоун!Не замечает, что на самом-то деле он на дне большой клоаки!

Выдав эту тираду, Мария Ивановна немного успокоилась и замолчала. Пора было идти на очередной урок.

 

Щуколов

 

Я не знаю тех, кто танцует со мной, Я не нужен тем, кто зовёт меня, Я хочу немного поболтать с рекой И понять, что вода не боится огня. Сергей Галанин группа СерьГа

Зашвырнув в укромное местечко, где-нибудь на сеновале, свой портфель и прихватив оттуда заранее припрятанные рыболовные снасти, сразу после школы, даже не заглядывая домой, Мишка мчался на велосипеде к реке– его большой страстью стала рыбалка. Ещё живя в Куйбышеве Миша с удовольствием проводил время с удочкой на берегах самарских и волжских затонов. Обладая первичными навыками рыбной ловли, здесь на реке Иргиз, водохранилище и прилегающих к райцентру озёрах он совершенствовался. Неплохо поднатаскавшись в ловле карасей, плотвы и окуней его излюбленной добычей стала царица здешних водоёмов: щука – рыба интеллектуальная и хитрая.

 

Предрассветный промозглый холод, вытеснивший тепло преющей травы, разбудил Мишу, ночевавшего на лугу в стоге сена. Проснувшись и сделав несколько резких движений, отдалённо напоминающих физзарядку, он, приминая колёсами велосипеда мокрую от росы траву, направился к водохранилищу кормить рыбу завтраком, а заодно выловить завтрак и себе. Утренний клёв выдался на славу: плотва ловилась одна за другой, её уже с лихвой хватало на ушицу для утреннего перекуса.

И вот полнейшая тишина, ничего не нарушает водной глади. Как-то враз замерли поплавки. Перестал беситься малёк. Михаил всем своим нутром почувствовал её – щуку, вышедшую на охоту. Ему даже показалось, что он видит эту «подводную лодку», медленно-медленно перемещающуюся в прозрачной воде, выплывшую из водорослевых лесов и спрятавшуюся в них вновь. В Мишке ожил инстинкт охотника.

Отцовский спиннинг, используемый им до этого в качестве обычной закидушки^[23], единственная имеющаяся ржавая блесна в качестве приманки и отсутствие практического умения блеснения. Заброс наудачу. Новичкам всегда везёт: совершенно случайно он выбрал верный сектор и правильный угол протяжки. Блесна попала прямо между водорослями в промежуток наподобие тропки. Только Михаил принялся крутить катушку, как почувствовал резкий рывок – хищник на крючке! Аккуратно, чтобы не сорвалась, Миша подвёл её к берегу. Надо выуживать, но как? Берег то обрывистый, а щука килограмма на полтора! Время идёт на секунды, рукой не дотянутся. В запале Мишка лихорадочно ищет решения, допуская ошибку: резко дёргает на себя, на обрыв берега. Вылетев на метр из воды, щука отцепилась и плюхнулась в водоём прямо перед носом разгорячённого рыболова. Несостоявшийся трофей, застыв в шоке у самого дна, словно палка, только минуты через три, оклемавшись, вильнув хвостом, ушёл на глубину.

«Надо же, с первого раза взяла! Обидно, но ничего – клюнула первая, клюнет и вторая!», – подумал Михаил, продолжив блеснить ту же баклужину^[24]. За блесной – этим металлическим «мальком-подранком», стали гоняться окуньки. Но – бегать бегают, а не берут. Неожиданно новый результат: маленький щурёнок сантиметров на семнадцать – этого вытащить удалось!

Ободрившись, Миша решил сменить место. Отныне его интересовали только щуки. Проехав с километр, он выбрал похожую баклужину, по всему здесь должна была стоять щука. Стал наблюдать. И точно – немного правее, недалеко от подтопленного кустарника, не заставив себя долго ждать, на поверхности воды появились всплески хищницы, гоняющей греющуюся на солнышке рыбёшку. Миша, переместившись поближе, тихонько чтоб не спугнуть, зашёл в воду по пояс – так было удобнее пробрасывать блесну вдоль берега и при этом не зацепить её за куст.

Погружаясь в прохладную воду яички Михаила сжались. Но именно такая позиция станет у него излюбленной. По уверениям Михаила, его яйца, работая как эхолоты, не только обнаруживают щуку в стометровом радиусе, но и дают их обладателю достаточно точную информацию о том, кто запеленгован – господствующая здесь хозяйка или периферийная подрастающая особь, её размеры, настроение и род занятий на текущий момент.

Щука продолжала нагло плескаться, а предлагаемую «рабочую» блесну не брала. Несмотря на достаточно холодную воду, Миша два часа с паузами в три-пять минут, тщетно «утюжил» это место.

Как показал последующий опыт, которым Миша в то время ещё не обладал, причина двухчасовой не результативности заключалась именно в блесне, она была не так хороша, как ему тогда казалось, вернее эта блесна не соответствовала сложившейся ситуации с кормовой базой хищницы. Дело в том, что малёк, на которого здесь охотилась щука, был мельче и светлее блесны, имитировавшей более крупную приманку; кроме того это была тяжёлая придонная блесна, а малёк находился у поверхности.

Михаил решил перекусить. Увлёкшись, он ещё не завтракал, в то время как солнечный диск неуклонно подходил к своему зениту. Щучка тоже решила отдохнуть, снизив свою активность (она в отличии от Миши, уже наелась).

Выкопав корешки неподалёку растущего шиповника, и ободрав немножко дубовой коры, Миша развел костёр, расположившись на бережку. В его походном котелке бурлила уха из плотвы и щурёнка. Рядом, на кореньях и коре настаивался «чай».

Подкрепляясь нехитрым завтрако-обедом, он, не прекращал наблюдения за местом своего безуспешного блеснения. Определённо, в планы Михаила входило - эту щуку всё же взять.

Примерно через час разбойница вновь стала плескаться, но несколько поодаль от прежнего места. Вполне возможно, что это была уже другая щука. Миша смекнул, что солнце отклонилось, вслед за ним переместился и греющийся малёк, вот щучий пир и сместился. «Попугаю-ка я малька своей блесной» – подумал Михаил, и принялся кидать блесну чуть дальше протягивая её вдоль солнечного пятна на воде, средь пуганой мелюзги. Но как Мишка ни старался, щука блесну не брала. По паузам между её атаками на малька, (а мальку требовалось время, чтобы пригреться и успокоится), он вычислил (спасибо яйцам) предстартовое, как у ракеты, как у крадущейся кошки, положение щуки. Миша стал гонять мелюзгу, так как это делала щучка, имитируя блесной хищника-конкурента, проделывая всё это прямо перед её мордой. Семь-восемь бесполезных забросов, и подобная тактика дала результат: щука кинулась в лобовую! В этот раз Михаил не угадал угол атаки: из ямки работала хищница, (а не из кустов и водорослей как он предполагал); в результате крючки блесны впились ей в глаз и голову. И тут началось нечто фееричное! Щука сопротивлялась, тянула, крутила, выдавала финты и свечи, выскакивая из воды во всей своей красе, бегала в трёх-пяти метрах перед стоящим в воде Михаилом на одном хвосте. Зрелище завораживающее. И всё тот же вопрос: «Как её вытащить?» Михаил решил подведя поближе хватать зубастую за голову прямо в воде.

Такая методика не очень-то плодотворна и впоследствии принесёт Михаилу немало досадных сходов щуки, а так же расцарапанные в лохмотья пальцы и воткнутые в руку крючки тройников.

В этот раз он тоже пропорол крючком ладонь, но это не имело значения: Миша держал в руках своего первого «крокодила» весом килограмма на два! Отцепив крючок и поцеловав полосато-пятнистую, он уложил её в садок. Затем, несколько сменив позицию, попытался поработать блесной ещё, но в этот день ему уже больше не «фартило».

В будущем Михаил прочтёт много специальной литературы, касающейся поведения щуки и способов охоты на неё. Досконально изучив повадки речной и озёрной хищницы, он сможет наверняка определить её местоположение, вычислить и поймать самую матёрую, самую крупную, а значит и самую мудрую, главенствующую в месте лова щуку.

Гордый уловом и довольный собой, Миша поехал домой. До дома было километров двенадцать.

Не впервой преодолевая подобные расстояния, –часто в гору, когда требовалось максимальное мускульное напряжение, у Миши всё сильнее крепла мечта о мотоцикле или, на крайний случай, хотя бы о приобретении мопеда. Родители в скором будущем обещали ему его купить, но при условии, если он будет хорошо учиться, хорошо себя вести и так далее, и так далее.

Во время следовавшего за подъёмом затяжного спуска Михаил забыл обо всём, он наслаждался скоростью: как он сам выражался – он «пил ветер».

 

Баянисты

 

Я ядреный, как кабан, Я имею свой баян. Я на нем панк-рок пистоню – Не найти во мне изъян. Первый парень на весь край, На меня все бабки в лай: А-а-а-ай, ну и няхай! Юрий Хой группа Сектор Газа

Отличный подарок с далеко идущими планами, приготовила на шестилетие Михаила тётя Галя (старшая сестра матери)– она подарила ему баян. Миша неминуемо должен был пойти в музыкальную школу. Не посещать музыкалку^[25] при наличии инструмента – непозволительная роскошь. Спустя год предрешённое свершилось: одновременно с тем как Михаила отправили в первый класс общеобразовательной школы, он поступил в школу музыкальную, воплотив в жизнь родительскую мечту.

 

Не так представлял себе Миша обучение музыкальной грамоте...

Музыку он возненавидел, а баян мечтал швырнуть с крутого обрыва так, чтоб тот разлетелся вдребезги. Особую ярость опостылевший инструмент вызывал у Михаила, когда он, занимаясь музицированием, наблюдал в окно за гоняющими мяч сверстниками: в такие моменты он с беспредельным усердием растягивал меха, рассчитывая на то, что они, не выдержав, разорвутся.

 

Ко времени переезда Демидовых в Большущую Глушь учиться в музыкалке Мишке оставалось всего лишь один год, но он всё же питал надежду, что в райцентре музыкальной школы нет, и его мучениям придёт конец. Большущая Глушь Мишкиных надежд по этому поводу не оправдала. Три дня в неделю, как и в Куйбышеве, он был вынужден ходить на занятия музыкой. Они отнимали у него уйму времени – того самого свободного времени, которое с удовольствием было бы потрачено на общение с природой, рыбалку и прочий промысел. Это Мишку не то чтоб раздражало, это его просто бесило.

Но нет худа без добра. В большущеглушской музыкальной школе Демидов, среди собратьев по несчастью (таких же, как и он, учащихся музыкалки), нашёл себе настоящих друзей Антона Ходова и Сашку Черкасова.

Структура занятий была такова, что между групповыми (сольфеджио, хор и проч.) и индивидуальными (уроки игры на инструменте проходили поочерёдно с каждым учеником) временные промежутки были достаточно длинные, порою ждать приходилось часа четыре – это время ребята проводили с пользой. Его хватало на многое: выучить домашнее задание из общеобразовательной школы; прошвырнуться по чужим садам и огородам (главное подальше от музшколы, чтоб не «сели на хвост»); в дальнем, запущенном, углу школьного двора испечь картошку или зажарить на приспособленном под вертело старом осыпавшимся электроде тут же пойманного или сбитого из рогатки голубя.

Друзья обменивались идеями и увлечениями. Благодаря Антохе все трое, в том числе и Михаил, увлеклись филателией и нумизматикой. Общались и вне школы. Вместе лазили по старым заброшенным строениям, домам и погребам, занимаясь в какой-то мере диггерством и археологией (своего рода рыбалкой в прошлое). Находили царские монеты, старинные самовары и утюги которые нагревались раскалёнными докрасна древесными углями. Саньку даже однажды повезло найти серебряный Георгиевский крест! Мишка, в свою очередь, приобщил друзей к вылазкам на лоно природы и рыбалке. В общем, образовался некий тройственный союз баянистов поневоле.

 

Слепой от рождения, Александр Митрич в большущеглушской музыкалке преподавал баян. Он прекрасно знал, что Демидов, Ходов и Черкасов учатся из-под палки и, несмотря на это(хотя, в общем-то, ох как не жаловал лентяев!) к этой троице он отнёсся благожелательно. Ребята резко отличались от прилежно-унылой массы старательных и не очень учеников. В них бурно кипела энергия жизни, порою выплёскиваясь через край и обжигая рядом находившихся. Они ничего не воспринимали на веру, для них не существовало аксиом. Неминуемо, раз за разом, наступая на грабли, эта троица упорно искала свой путь и постоянно попадала в различные приключения и переделки.

Незрячий Митрич очень чутко слышал как внешнее, так и суть – нутро человека.Он стал для парней кем-то вроде наставника, смог заинтересовать, научил воспринимать музыку как выражение души, не имеющее языковых барьеров. Парни вполне дружелюбно спорили с ним о ценности тех или иных музыкальных направлений: о вечности классики и бренности попсы, о рок-н-ролле и электронной музыке.

Мишка в лице Александра Митрича приобрёл единственного взрослого, с которым мог на некоторые темы говорить вполне откровенно. Они частенько обсуждали социум. Демидов рубил с плеча, критикуя всё то, что ему не нравилось в Большущей Глуши, сетовал на примитив сельского менталитета и его отличие от городского. В свою очередь, Митрич, выслушивая Михаила с пониманием, доносил до него мысль о том, что мир не идеален в силу того, что у людей, живущих в нём, разные идеалы и что хорошо одному, может быть плохо другому. «Возможно, – говорил Александр Митрич,–именно тот мир, в котором живём мы сейчас, и есть идеальный, потому что нет войны, достигнут некий баланс сил, а проблемы отдельных индивидуумов – это песчинки в планетарном масштабе. Но это совсем не означает, что нужно смириться, и перестать бороться за своё счастье. Есть главный человеческий идеал – Свобода. АМузыка, помимо всего прочего– это ещё и средство борьбы за неё».

Беседовать с Митричем Мишка любил, и хотя не всё доходило до подросткового сознания максималиста, зерно разумного всё же было заложено. Обсуждая тему «белых ворон», Михаил вдруг понял, что Митрич, со своим врождённым дефектом, всегда был истинным изгоем – настоящей «белой вороной»! При этом Митрич не чувствовал себя ущербным, он крепко стоял на ногах. В какой-то мере Александр Митрич стал для него примером.

 

Троица Демидов, Ходов и Черкасов музыкой стали заниматься охотнее. Правда основной учебной программе они предпочитали подбор аккордов к песням Игоря Талькова, «Машины времени», «Nirvana» и «Queen» – зато они открыли для себя новые возможности инструмента: это была мощная струя свежего воздуха!

 

 

Настало время выпускных экзаменов. В музыкалке царила особая торжественная творчески-интеллигентная атмосфера. Экзаменационная комиссия из директора и учителей музыкальной школы плюс директора местного ДК^[26] уже не первый час слушала выпускников, истово исполнявших произведения согласно заранее утверждённой и годами заезженной программе. На растроганных лицах членов комиссии читалась гордость за своих питомцев. Выступили скрипачи и пианисты, порадовали своим вокалом певцы. Подошла очередь баянистов.Игра первых из них продолжала комиссию умилять. Экзаменационные прослушивания подходили к концу. Великой чести завершать их удостоились Ходов, Демидов и Черкасов – именно в таком порядке.

На сцене появился Антон, и сразу же всё пошло не так: не те звуки, не те аккорды – это были «Плуги-вуги» «Сектора Газа», да ещё и с вокальным сопровождением исполнителя! Комиссия в замешательстве, никто не проронил ни слова. Окончив, Антон вежливо поклонился и в полной, гробовой, тишине покинул сцену.

На смену ему вышел Демидов, и всё повторилось: теперь под аккомпанемент баяна надрывный вокал Михаила горланил «Колхозного панка». Такого развития событий комиссия ожидать не могла, в утверждённом списке подобные произведения не значились, да и о существовании такой группы, как «Сектор Газа», многие члены уважаемой комиссии даже не подозревали. Прерывать выступления не стали, но среди экзаменаторов прокатился шёпот негодования и предположений: «Что за самодеятельность?» «Это они сами сочинили?» Директор ДК напряжённо вслушивался в текст. Когда Михаил закончил, председатель комиссии строго спросил:

–Что это Вы здесь устроили, и куда подевалась прелюдия Баха? Что Вы этим хотели сказать?

– Это по панку! – ответил Михаил, удовлетворённый вызванной реакцией.

Поскольку дальнейший диалог ничего хорошего не сулил, на том его и отпустили.

Черкасова комиссия встречала настороженно:

– Если Вы тоже по панку, тогда можете сворачиваться сразу!

Александр Митрич был явно недоволен:

– Александр, будьте так любезны, исполните нам фугу!

Бормоча себе что-то под нос, Черкасов нехотя приступил к исполнению произведения из утверждённого списка.

 

История выступления на выпускных экзаменах «панк-рокеров» стала известна далеко за пределами музыкалки. К участию в выпускном концерте для родителей неблагонадёжная троица допущена не была. Митрич получил серьёзное взыскание. Тем не менее, в вопросе вручения дипломов об окончании музыкальной школы за своих учеников он вступался до последнего. Но положительное решение об их выдаче Ходову и Демидову было принято лишь после вмешательства отца Антона, занимавшего должность главного редактора районной газеты.

 

Дикие псы

 

Злобные собаки – вы хотели драки, Я же с вами драться вовсе не хотел. Клочья полетели, рваный след на теле – Вот такой печальный ваш теперь удел. Георгий Корабельников

Величие первозданной природы, гармония которой очищала мысли от шелухи домашних разборок и школьных интриг, безудержно и непрестанно влекла Михаила Демидова к себе. При малейшей возможностиМишка сбегал от общества людей в поля, луга, леса, реки и озёра, сливаясь с ветром, дождём, шумом листвы и травы, журчанием воды и пением птиц. Здесь он ощущал себя дома, здесь он учился жизни. Инстинкты охотника и рыбака просыпались в нём, обостряя чувства, взгляд и обоняние.

Он жил настоящим бродягой, ночлегом которому служили наскоро сооружаемые, при использовании рельефа и растительности, укрытия из подручных материалов. Обычно это был шалаш, устроенный им в овраге или у ствола раскидистого дерева, поблизости от водоёма. Самостоятельно добывая себе пропитание– по большей части рыбу, голубей и сусликов, Миша неделями мог жить в полной независимости от родителей, денег и прочих благ созданной взрослыми –цивилизации. Таков был его мир: мир свободы, мир Маугли^[27] и Тарзана^[28], мир отшельничества.

 

 

Где-то с середины осени друзья по музыкальной школе, Сашка Черкасов и Антон Ходов, приохотившиеся к рыбной ловле, стали всё чаще составлять Михаилу компанию и в его пеше-велосипедном бродяжничестве. Притом, если Антон с ночевкой оставался лишь пару раз, то Санёк,у которого дома тоже случались серьёзные скандалы (мать со своей мамой не могли найтиобщего языка),присоединялся к Михаилу частенько.

Ночевать вдвоём, особенно в холодную погоду, было сподручнее и веселее.

 

Встретив в своих семьях Новый год, оставшуюся часть зимних каникул ребята решили провести вместе, в полях. Основу их дневного занятия составляла подлёдная рыбалка. Это результативное занятие серьёзно увлекло их.

 

Поздним вечером, Антон, традиционно, пошёл домой, пообещав прийти завтра утром. Мишка и Сашка стали располагаться на ночлег, положив массивное бревно в костёр, чтобы оно тлело всю ночь, давая хоть какое-то тепло. Надев на себя всё, что только было можно, они улеглись на подстилки из старого тряпья, дополнительно укрывшись старыми промасленными стёганками, ещё летом удачно снятыми со спинок и сидушек бесхозно стоящих в поле тракторов. Такие ценные вещи, как котелки и фуфайки, добытые раз и навсегда, парни таскали с собой от стоянки к стоянке. Всё остальное, необходимое для устройства шалаша-лачуги, приспосабливалось из того, что валялось поблизости: куски шифера, палки, доски, пакеты со строительным мусором, листы железа и прочее. Щели и дыры латали травой, тряпьём и снегом.

 

Обыкновенно спящий безмятежно Михаил в эту ночь спал крайне тревожно, всё время ворочался и постоянно просыпался, при этом каждый раз подкидывая в костёр новые дрова. Благодаря чему горел он достаточно ярко, и в шалаше было тепло. Сашка дрых без задних ног.

 

Событиям этой ночи предшествовали два обстоятельства.

Первое: прошлым летом стаи одичавших бродячих собак особенно назойливо стали досаждать жителям окрестных деревень и сёл. Собаки не довольствовались только одними объедками, но и шарили по курятникам и птичьим дворам. Напали на людей, покусав с десяток человек, и даже задрали нескольких овец. Мужики, дабы избавится от этой напасти, взялись за отстрел вредоносных животных.

Второе обстоятельство: парни хранили запасы своего провианта - в специально выкопанной яме, неподалёку от шалаша.

 

Проснувшись в очередной раз, Мишка заподозрил неладное. Кто-то возился в непосредственной близости от их нехитрого жилища. Он, взял с собой палку и вылез на улицу. Направившись к месту хранения провизии, Миха увидел пять пар светящихся глаз, которые смотрели прямо на него. Бродячие собаки! Они сразу же, одна за другой, с рыком и лаем, побежали в его сторону.

– Санёк, Сашка! – закричал Михаил, отступая к шалашу.

Сонный Черкасов почти сразу показался в проёме лаза и, быстро сориентировавшись в ситуации, кинулся к костру, выхватив из него пару горящих палок. Но когда-то одомашненные животные огня не боялись. Тем не менее, сами палки они восприняли как угрозу и, не собираясь сдаваться, принялись ожесточённо атаковать. Друзья оборонялись.

Одна наиболее юркая псина хватанула Мишку за ногу. Благо тряпья на нём было, как на капусте,в несколько слоёв. К удаче, её клыки, проткнув штанину, прошли вскользь, и лишь поцарапали кожу. Собачья челюсть вцепилась крепко, и пёс стал дёргать, мотая башкой, вниз и на себя, явно желая оторвать кусок. Мишка, отводя ногу назад, одновременно нагибаясь над разъярённой зверюгой, рискуя упасть, и подвергнуться нападению других собак, всё же исхитрился схватить пса за задние лапы и поднять его туловище вытянув руки вверх. Собака по-прежнему держала штанину, запутавшись в ней мордой, располагаясь головой вниз, а задними лапами вверх. Её туловище вытянулось вдоль тела Михаила: крестец находился теперь напротив его лица. В голове у парня даже, грешным делом, промелькнула мысль: «а не куснуть ли мне в ответ?», но тут же пришла идея получше. Теперь, потеряв возможность манёвра, псина была уязвима, и Мишка, согнув одну ногу в колене, ударил каблуком ботинка по злобной морде. С треском оторвав кусок штанины и взвизгнув, собака отцепилась. А Михаил уже принялся кружиться вокруг себя, держа её за задние лапы, устроив своему противнику своеобразную карусель. Центробежная сила вытянула собачье тело так, что голова и передние лапы парили в воздухе, описывая по траектории внешний круг. Ещё минуту назад грозный враг превратился в жалкое существо – скулящее, воющее и визжащее одновременно.

– Бей гадину!Гаси её! – выкрикнул Мишка Саньку.

 

Сашка, всё это время сдерживающий остальных собак, выпустил из рук палку, в которую вцепилась наиболее агрессивная из них, а второй, достаточно увесистой, с размаху врезал по голове той, что пролетала мимо, «катаясь на карусели». Сию секунду собака смолкла. Мишка отпустил её задние лапы. Псина, пролетев пару метров, ударилась о заснеженную землю. Тело её было бездыханно. Парни не ожидали такого исхода. Прикончить, клыкастого агрессора тем более с первого удара, они и не мечтали. Вероятно, это был вожак, потому как остальные собаки, скуля и поджав хвосты, тут же убежали.

Светало.

 

Продовольственные запасы Михаила и Александра были полностью уничтожены: в виде ошмётков они валялись на снегу, разбросанные вокруг разорённого хранилища.

Ежедневная забота о пропитании вызывала у ребят обострённое чувство голода.

Окинув взглядом «ледовое побоище» и остановив его на поверженном враге, Сашка произнёс:

–А чё, корейцы собак ведь жрут!

Так и решили. Разделав тушу, порезали её на куски и складировали в яму, переложив утрамбованным снегом– на то самое место, где недавно хранились изничтоженные запасы рыбы.

Содрать шкуру, выпотрошить кишки, порубить кости для ребят проблемы не составило. В отличие от городских (умом конечно понимающих, но как бы продолжающих считать, что мясо появляется на прилавках само по себе), забить какую-либо живность, будь то бычок, телёнок, баран, ягнёнок, козлёнок, свинья, поросёнок, кролик, утка, гусь, индюшка или, скажем курица – для деревенских дело привычное, не выходящее за рамки обыденных забот о ведении хозяйства. А вот от самой стычки пацанов немного трясло:

– Ты молодец– чётко ей прилетело по чайнику! – похвалил друга Мишка.

 

На обед была приготовлена жареная собачатина. В целях дезинфекции от различных болячек мясо сначала было проварено, три раза сливался бульон, и уж потом каждый кусочек прожаривался, причём особо тщательно.

– Вполне съедобно,– констатировал Михаил, с наслаждением отрывая зубами мясо от кости своего недавнего противника.

– Съешь врага своего и обрети его силу! – вторил ему Санёк.

 

В лагере появился Антон:

–А знаете, что тут недалеко свора бездомных собак ошивается? – спросил он, присаживаясь к костру и угощаясь жареным мясом.– Я потому и опоздал! Недобрые у них намерения. Они гнались за мной. Я еле успел на дерево залезть. Просидел на нём три часа, палками в них кидался, а они всё караулили. Как думаете, что им надо?

– Знаем. Съесть тебя хотели! – усмехнулся Санёк.

– Вот она, ирония судьбы! Вожака этой стаи ты сейчас жуёшь!

–Да врёте!..

Друзья рассказали о своём ночном, предрассветном приключении.

– Надо что-то с этим делать. Объявить им войну, истребить всё это отродье!

– И сожрать! Чего добру то пропадать.

 

На точильном станке из полукруглого напильника Мишка изготовил себе обоюдоострый нож, что-то наподобие кинжала или стилета. Отныне он всегда носил его с собой – в голенище сапога, а знойным летом – в боковом кармане рюкзака – так, на всякий случай.

 

Те самые псы больше друзьям не встречались.Возможно, их застрелили охотники.

 

 

 

Неправильный мёд

 

Я тучка, тучка, тучка, Я вовсе не медведь, А как приятно тучке По небу лететь. Из мультфильма «Винни-Пух и все- все-все»

Во дворе родительского дома Демидов паял самодельную блесну, прилаживая крючок к жестянке, вырезанной из консервной банки.

– Привет дипломированному баянисту! –заявился с сияющей улыбкой Антон Ходов.

В руках он держал картонную коробку с огромным жирным пятном, распространившимся по стенке и днищу:

–Вот, у трактористов-механизаторовпозаимствовал. Солидол – хорошая штука, можно втулки великов смазать!

Часов до одиннадцати друзья провозились со своими велосипедами. Разобрали и смазали всё, что было мыслимо и немыслимо разобрать и смазать. Завершив техническое обслуживание, собранные велосипеды решили подвергнуть полевым испытаниям.

Пришла идея проведать Сашку Черкасова, который гостил у своей бабушки (матери отца) в Южном, это километров в шестидесяти от Большущей Глуши.

– Доберёмся часа за четыре, может пять – это как ехать. Там заночуем, а с утра втроём порыбачим на Южном водохранилище,– предложил Михаил.

 

Пыля по просёлочным дорогам, велосипеды теперь ехали гораздо лучше. При спуске с горы получалось дольше не прибегать к кручению педалей, или велосипедистам это только так казалось.

Примерно посередине пути, с очередного пригорка, Антон приметил у лесополосы на краю поля ульи, находящиеся без особого присмотра. Во всяком случае, парни никаких людей рядом с ними не увидели. К этому времени Мишка с Антоном изрядно проголодались. Спонтанно возникла мысль: «А не отведать ли медка!»

Сначала рванули напрямки, но, подъехав ближе, заметили мужика, возившегося со стогом сена на удалении от ульев примерно в километре. Решили не рисковать. Друзья оставили велосипеды метрах в трёхстах от объекта своего вожделения. Передвигаясь на четвереньках и прячась за придорожной травой (благо она была достаточно высокой), ребята потихоньку подкрались ближе. В атаку кинулись с расстояния короткой, пятидесятиметровой пробежки.

Каждый выбрал «свой» призовой улей. Подбежавпочти синхронно, они откинули крышки, и давай выкидывать тряпьё, заложенное сверху – под ним рамки с сотами. Схватив по одной –по две рамки в каждую руку, налётчики кинулись наутёк.

Резкие телодвижения и суету возле ульев пчёлы не приветствуют категорически. Отдельным раздражителем для них служат посторонние запахи, наподобие таких как пахнут вспотевшие тела похитителей мёда. Безрукавки и шорты на Мишке и Антоне прибавили ситуации пикантности. Плацдарма для отмщения, разгневанным пчёлам было хоть отбавляй! Укусов не считал никто.

Кроме пчёл, в погоню с вилами в руках пустился пасечник, для своего грузного сложения оказавшийся довольно-таки прытким. Он почти догнал их, но парням, вовремя домчавшимся до своих велосипедов, улизнуть от него всё же удалось. Чего не скажешь о пчёлах, которые продолжали обслуживать наглых ворюг по высшей категории ещё пару километров.

Запрыгивая на велосипеды, Демидов и Ходов повесили рамки с сотами на велосипедные рули, продев их через ручки. Мёд тёк по рукам и ногам, капал на рамы и колёса. Не обращая внимания на такие мелочи, друзья отчаянно крутили педали. Велосипеды катились хорошо.

 

 

 

Наконец, налёты штурмовых отрядов закончились, прекратили жалить и одиночные пчёлы. Парням повезло, что за ними не погнался весь рой. Перепачканные мёдом с головы до ног, липкие и порядком покусанные, они подъехали к реке Каралык.

–Ну и рожа! Вот это у тебя бубен!– глядя на Михаила и как-то странно наклонив голову, вымолвил Антон.

– Ты свою-то тыкву видел, прежде чем звуки издавать?

Видок у обоих был ещё тот: руки как боксёрские перчатки, у Михаила распухли ноги, нос, губа, у Антона опухшая шея, – голова не поворачивалась, он держал её набок. Приводить себя и велосипеды в порядок пришлось долго, но худо ли бедно всё же отчистились и отстирались. Отмывая велосипеды, парни убедились, что солидол не только хорошо смазал трущиеся поверхности, но и неплохо отталкивает воду.

Передохнули. С мёдом съели, наскоро прихваченный Михаилом из дома шматок ржаного хлеба. Рамок с сотами осталось в избытке. Так как пакета не было, медовый запас сложили в Мишкину безрукавку и приторочили к багажнику его велосипеда. Опасаясь взбучки и облавы, в путь двинулись дальними, обводными, малоизвестными и редко используемыми тропами. К сумеркам въехали в село Южное.

Александр, не ожидавший визита друзей– тем более, в столь поздний час, приезду Тохи и Михи очень обрадовался, хотя признал их не сразу. Разразившись заразительным смехом, он недоумённо смотрел на физиономии друзей с искусно нанесённым пчёлами гримом. Антон и Михаил в ответ лишь слегка скривились.Улыбаться и смеяться им было больно.

Угощаясь мёдом и слушая наперебой рассказываемую историю варварского набега, Санёк и рассказчики пришли к общему мнению, что такую безрассудность от них вряд ли кто мог ожидать: ни они сами, ни пасечник, ни пчёлы, ни велосипеды.

Утром, отмывая багажник и заднее колесо Мишкиного велосипеда, отметили, что солидол надёжно защитил ступицу и от мёда. Полевые испытания удались! Спасибо механизаторам– всё же хорошая штука этот солидол!

 

Похитители арбузов

 

Палёное виски и толчёный мел. Кто смел, тот и съел. Кто съел, тот и сыт. Ещё чуть-чуть, и он уже спит. Ты посмотри, ты не трогай его рукой. Не трогай рукой, чтобы он не вставал. Парадоксальный, как коленчатый вал. Борис Гребенщиков группа Аквариум

«Анти» из параллельного класса Олег Фомичёв по кличке Гвоздодёр, живший через улицу, Женька Сызганцев и Макс Беляев, жившие недалеко друг от друга на одной улице–все почти ровесники, одиннадцати-тринадцати лет от роду, стали Мишкиными дружбанами. У всех велосипеды, катание на которых занимало большую часть времени тех жарких летних дней. Большущая Глушь была исколешена вдоль и поперёк, изучены все самые потаённые места и тихие закоулки, а такие невинные занятия, как нарвать вишни или яблок с веток, свисающих над заборами чужих садов, были избиты и перестали представлять для них какой-либо интерес.

Счастливое время летних каникул и неповторимого возраста, когда ещё не существовало каких-то особых забот и обязательств. Их головы ещё не занимали дурманящие мысли о спиртном и девчонках, хотя первый интерес и первые симпатии уже начинали проявляться. Известное дело, в этом возрасте ребятам хотелось чего-то особенного, неординарного, весёлого и залихватского, в общем – приключений.

 

Однажды Мишка предложил, по-настоящему рискованное и результативное занятие – воровать арбузы. Причём не где-нибудь, а с охраняемой собаками и вооружённым сторожем бахчи: в этом-то и была вся прелесть затеи!

К такому предложению друзья отнеслись сначала с сомнением, но азарт и решимость Михаила взяли верх.

Выбрали укромное местечков прибрежных кустах –  наблюдательный пункт на противоположном от бахчи берегу. Макс притащил из дома бинокль. В него они по очереди, три дня подряд, следили за поведением охранника и собак. В результате наблюдений было установлено, что после обеда сторож по обыкновению дремлет, да и собаки, разморённые палящим солнцем, спрятавшись в тенёк, к охране объекта особого рвения не проявляют. Разработали план, по которому, переплыв речку, они должны будут расположиться цепочкой так, чтобы первый (им как инициатора единогласно выбрали Демидова), могпередавать сорванные арбузы второму, тот – третьему, а четвёртый находящийся у самой воды опускать их в речку для сплава. Ниже по течению реки, найдя удачно поваленное деревце и перегородив им водную поверхность, назначили «точку сбора и по совместительству штаб». Сюда должны будут приплыть арбузы и здесь застопориться.

Назначили день и время проведения этого рискованного предприятия. Олег предложил операцию проводить под прикрытием:

–Придём утром с удочками, как будто бы на рыбалку. Сторож, а главное собаки привыкнут к нашим голосам и близкому присутствию.

Так и решили. В заключение, для хохмы, Женёк изрёк:

–Давайте назовём нашу операцию – «Ы»!

– Почему «Ы»?» – с улыбкой спросил Макс.

– А чтоб никто не догадался!– поставил точку Михаил, и все четверо дружно рассмеялись^[29].

 

На следующий день с утра до обеда парни рыбачили в непосредственной близости от бахчи, не нарушая границы, то есть, не переправляясь через речку. Реакция охранника и собак радовала: насторожившись утром, к обеду они не обращали на них никакого внимания.

Удобно расположившись в старом полуполоманном кресле под навесом перед входом в свою будку-сторожку, охранник, как и предполагалось, задремал. Это и послужило сигналом к началу высадки десанта. Вплавь перебравшись на противоположный берег, «команда диверсантов», перемещаясь по-пластунски, вытянулась в цепочку. Михаил пролез под плетнём, огораживающим бахчу, Олег остался снаружи, дальше Женёк, на берегу Макс. Всё шло по плану, и уже десятый арбуз был погружен в воду, как вдруг охранника укусила какая-то муха, и он, очнувшись ото сна, обнаружил проникновение:

– Тудыт-растудыт, собачий сын, куды залез! – встрепенувшись от дремоты, завопил он.

Затявкали собаки, всем видом доказывая хозяину свою профпригодность. Ещё не обнаружив цели своей агрессии, они стремительно кинулись в ту сторону, в которую бранился сторож. Мишка вскочил и, перемахнув через плетень, «вызывая огонь на себя» побежал вверх, против течения реки, отводя погнавшихся за ним собак от места сплава похищенных арбузов. С разбега нырнув в речку и проплыв под водой столько, сколько позволял ему запас воздуха в лёгких, он вынырнул и, оглядевшись, обнаружил, что собаки, заливаясь лаем, растерянно бегают по берегу, а ребята, на середине реки, сцепившись за руки хороводом, в центре которого плавают арбузы, смещаются вниз по течению к месту сбора, и вот-вот скроются за поворотом. Сторожа видно не было. Переплыв реку и шагая по берегу, Михаил заметил, что охранник был настолько ленив, что даже и не пытался преследовать его, оставив это занятие на откуп собакам.

Собравшись вместе, варварским способом разбивая о коленки и съедая только самые сахарные сердцевины, парни наелись арбузов всласть. Их животы были готовы развязаться в пупке, а арбузный сок стекал по подбородкам и локтям. Разделавшись только с половиной добычи, оставшиеся арбузы они припрятали до следующего дня.

 

Через неделю кто-то из друзей операцию «Ы» предложил повторить. Действовать будем по той же схеме, но выдвигаться к арбузной плантации непосредственно в обед, поскольку прикрыться рыбалкой теперь не выйдет – рассудительно решили они.

Заняв прежний наблюдательный пункт и убедившись, что охрана дремлет, парни приступили к операции по уже отработанному плану.

 

 

Когда достаточно длинная вереница арбузов, покачиваясь на волнах, плыла по течению, раздался предупредительный выстрел вверх, сопровождаемый озлобленным лаем собак – началась погоня. В этот раз, сторож, охая и пыхтя, размахивая ружьём и перепрыгивая через раскидистые арбузные плети, бежал к ним. Мишка вопреки здравому смыслу побежал прямо ему навстречу. Охранник, оторопев, остановился в недоумении «Сам ко мне бежит?! Поймаю – выпорю крапивой и сдам в милицию!» – мелькнула мысль в его голове. Но не тут-то было: как только собаки подбежали к Михаилу почти вплотную, он резко поменял траекторию и что есть мочи побежал к реке, к тому самому месту, где в прошлый раз, нырнув в воду, уходил от преследования. Не лая, а хрипло рыча и скаля зубы, псы бросались на Мишку, не отставая, следуя за ним, клацая зубами у самых пяток и всё же не решаясь его укусить. Сторож, схватившись одной рукой за сердце (от резкой остановки у него оно кольнуло) и опёршись о ствол ружья, приклад которого опустил на землю, некоторое время молча наблюдал за погоней. Затем, проковыляв к ограде, вскинул ружьё и сам не зная от чего, толи от досады, или для порядка, а может быть по злобе душевной или недалёкости ума, пальнул в Михаила. Мелкая дробь, подобно граду, вызвала всплески в том самом месте, где Демидов только что, нырнув, скрылся под водой. Сбившаяся во время бега дыхалка и выплеск адреналина не позволили Мишке проплыть далеко. Примерно через десять метров он вынырнул, чтобы набрать воздуха. Одномоментно хлопок выстрела, и Миша вновь занырнул. «Ведёт меня, зараза», – сделал вывод Михаил, проплыв в этот раз метров двадцать. Охранник продолжал «пасти» воришку, прикидывая место, где он вновь всплывёт, чтобы глотнуть воздуха. Следующий его выстрел был последним, дальше русло реки делало изгиб, за прибрежным кустарником скрывая Михаила от «ворошиловского стрелка»^[30]. Две-три дробинки этого выстрела щипнули Мишу по левому уху, не причинив ему особого вреда.

Вскоре четвёрка «подельников» возбуждённо обсуждала детали своего побега, подтрунивая друг над другом, с усмешками вспоминая, как и кто из них «струхнул», как споткнулся или упал. Но Мишка в их глазах был героем! Макс с помпой произнёс:

– Кто не рискует, тот не пьёт шампанского!

–И не ест арбузов! – добавил Михаил, с аппетитом откусывая очередной кусок.

 

На этом арбузная тема не закончилась, получив своё продолжение в новой, более авантюрной истории.

Катаясь на велосипедах вдвоём, Мишка и Женька Сызганцев, проезжали мимо колхозного рынка, где обратили внимание на бабушку, торгующую капустой. Вернее, их взгляды привлёк огромный арбуз, находившийся возле кучи капусты, которой она торговала. Наверняка она выменяла его по бартеру на ту же капусту. Уж очень огромным был арбуз, не мелкокалиберный местный арбузик, а арбузище астраханское, килограммов на восемнадцать. Да и место торговка выбрала крайне соблазнительное: самое близкое к лазейке в заборе, отделявшем рынок от сквера. Стечение всех этих факторов-обстоятельств и подвигло Демидова на заключение с Женькой пари: мол, стащит он этот арбуз прямо посреди рынка и средь бела дня! Платой за проигрыш назначили десять жевательных резинок «Буббль Гум» – величайшую ценность того времени.^[31]

Миша объехал не ухоженный в ту пору сквер с обратной стороны и спрятал свой велосипед в кустах, благо здесь их была тьма тьмущая. После чего, сняв очки, направился на рынок. Дождавшись, что покупателей стало немного, уличив момент, когда бабулька отошла поболтать с такими же лавочницами, как и она, Мишка мигом подбежал к капустной горе и схватил арбуз. Отрывая его от земли, он понял, что слабым звеном захватнического плана является вес арбуза. Тяжесть неимоверная! Миша ожидал, что он окажется гораздо легче. Старт был нелёгким. До конца не распрямившись, держа на вытянутых руках злосчастный арбуз, Демидов бежал, напоминая своим видом барона Мюнхгаузена, летящего невысоко, у самой земли, на пушечном ядре^[32]. На поворотах Мишку кренило, ядро-арбуз заносил его, и он еле-еле вписался в дырку в заборе сквера. Арбуз, подталкиваемый ногами, чуть не вывалился у него из рук. Бабка тоже представляла собой зрелище не менее комичное: непрерывно причитая «Ой, грабют! Ой, грабют!» она, переваливаясь, как утка, с ноги на ногу и зачем-то через каждые пять-шесть шагов несуразно припрыгивая, пустилась за разбойником вдогонку, размахивая, при этом, граблями как опахалом над каким-нибудь индийским раджой. Причём зубья грабель, в момент, когда Мишка юркнул в лазейку, уже разрезали воздух прямо у его загривка. Рыночные торговцы, не успевшие выскочить из-за своих прилавков, скучавшие до этого от вялости торговли, дружно улюлюкали и хохотали до слёз. Женёк, наблюдавший за всем происходящим со стороны, от смеха свалился с велосипеда.

Занырнув в сквер, Миша пробежал ещё метров двести, причём последняя стометровка далась ему с большим трудом. Закатил арбузище в мелкую поросль клёна. На задах сквера, прыгнул в седло своего припрятанного велика и дал дёру. Приехал домой, переоделся в «ботана»^[33], напялил очки, и уже на отцовском велосипеде не спеша направился к колхозному рынку.

Неподалёку от рынка он встретил Женька и Фомичёва Олега, которому Жека уже всё рассказал. Катаясь втроём по ближайшим улицам, они стали дожидаться завершения торгового дня. Когда последние лавочники разошлись по домам, троица объехала сквер кругом и, не обнаружив ничего подозрительного, делегировала Олега прокатиться в район схрона исполинской ягоды. Всё чисто. Погрузив арбуз в прихваченный Михаилом из дома рюкзак, они поехали прочь, подальше от этого места. Путь их лежал на окраину Большущей Глуши.

Добравшись до кладбища – укромнее и удобнее меставряд ли можно найти! – выложили на один из примогильных столиков чудо-ягоду, разрезали и принялись уплетать её. Насытившись до отвала, они осилили лишь треть, оставшуюся часть припрятав на завтра.

Михаил, выигравший пари, долг Женьке великодушно простил.

 

Противостояние

 

И вновь продолжается бой. И сердцу тревожно в груди… И Ленин – такой молодой, И юный Октябрь впереди! Николай Добронравов

До начала первосентябрьской линейки оставались считаные минуты.У школы в шуме и гаме толкались первоклашки, торжественно-нарядные, как завёрнутые в слюду букеты гладиолусов. Суетились взволнованно-озабоченные родители и учителя. Учащиеся всех классов были возбуждены– многие не виделись целое лето.

Демидову к школе и близко подходить не хотелось. Заплетая ногу за ногу, он шёл, а на душе скребли кошки. «Опять начнётся этот дурдом, давление и идиотизм, глупость и провокации, пора вырабатывать контрмеры», – думал он, приближаясь к своему классу медленно, словно шёл на эшафот.

 

–Вжик (такую кличку ему дали в классе в прошлом году), привет! – встретил Мишку с радостной улыбкой Колька Фахритдинов, двоечник и хулиган, занимавший в иерархии «анти» второе место после Михаила.

– Чему ты так рад? – нехотя буркнул Миха в ответ.

– Как?! Тебя увидел! Подлизы Казёнкины мне уже успели замечаний навешать, а ты свой, ты поймёшь!

– Чего пойму?

– Да я портфель дома забыл, а если назад бежать, так на линейку опоздаю. Ты тетрадками и ручкой не поделишься?

– Ну, пару тетрадок найду, будешь с разных сторон их начинать– на сегодняшние уроки хватит. Второй ручки у меня нет, только карандаш.

– Нормально! Прорвёмся! – с ликованием отозвался Колян.

«Может быть, всё не так уж и плохо», –посетила Мишкину голову мысль.

 

– Ну что, Михаил, учтём ошибки прошлого года? Надеюсь, за лето ты повзрослел, взялся за ум! Успеваемость подтянем, да? – наигранно ласково обратилась к Мише Перворудова.

– Учтём, обязательно учтём, ещё как учтём! – пробурчал Михаил таким тоном, что Мария Ивановна поняла: в этом учебном году от Демидова нужно ожидать новых «сюрпризов».

– Становись сюда. Шестой «Б» класс, внимание! Расписание занятий ещё будет меняться. Построились в две шеренги вот от этой линии. Оксана, подай, пожалуйста, журнал: я проверю по списку, все ли собрались. Столяров, не вертись! Фахритдинов, надень галстук, ты же не Демидов, тебя вроде бы ещё из пионеров не исключали! – последовала привычная круговерть команд–указаний Мариванны.

 

Ношение пионерских галстуков, особенно у «анти», перестало быть желанным, и не потому, что уже отменили статью Конституции «о руководящей роли Коммунистической партии» – переоценка ценностей и смена идеологии произойдут гораздо позже, просто галстук воспринимался как «детский атрибут», а им хотелось быть взрослее. Галстуки снимали, засунув их в карман и повязывая лишь непосредственно перед уроком. Миша по понятной причине пользовался «привилегией» пионерский галстук не носить. Было у него и другое преимущество: его не привлекали к дежурству по классу, а соответственно, и к его уборке. «Наказания» имели обратный эффект: они были предметом его гордости. «Мне даже полы мыть не доверяют! – с нескрываемым высокомерием заявлял Михаил. – Да и воду в умывальник заливать не царское дело!» Эти «лишения» явно прибавляли ему в собственных глазах некоего морального превосходства над остальными.

 

Пропаганда уверяет, что наказания исправляют человека, заставляют его задуматься, осознать и раскаяться– то есть перевоспитывают. На практике исправившихся посредством наказания – жалкие крохи. Своими методами, Михаила, товарищ Перворудова не перевоспитала, поставить его «в строй» и заставить «идти в ногу» у неё не получилось.

 

Противостояние Михаила и Мариванны продолжилось, приобретя новые грани, но по сравнению с прошлым годом ситуация поменялась кардинально: Демидов из обороны перешёл в наступление.

Теперь Перворудовой не требовалось прилагать усилия, науськивая «любимчиков» и выискивая поводы для нападок на Демидова: они сами сыпались к ней, как из рога изобилия; теперь ей приходилось вспоминать Михаила не ежедневно, как раньше, а по нескольку раз на дню. Миша играл «в поддавки». Сделав вывод, что понесёт наказание так и так, (а быть без вины виноватым ему надоело), он решил, что получать взбучки за спланированное и реализованное куда приятнее, чем быть наказанным непонятно за что.

Поменяв своё отношение к проблеме, Миша и задышал по-другому. Прежде он шёл в школу, как на каторгу, гадая, какую «подставу» готовит ему наступающий день. Ныне школа для него стала цирком: он шёл и придумывал, какой бы новый аттракцион устроить сегодня или спланировать наперёд.

 

Осмотревшись и пообтёршись, Михаил «просчитал» всех учеников в своём классе и учителей в школе, изучил характеры, привычки, понял, кто чем дышит, чего боится. Миша был уже не тот, что год назад. У него появились друзья в музыкальной школе и среди пацанов, живущих по соседству. Наладились контакты с многими «анти» своего и других классов школы. Причём у последних, благодаря проводимой Мариванной в отношении Демидова чёрной пиар-кампании, Михаил был в большом авторитете. «Шестёрки-любимчики» для Демидова стали предсказуемы, все их провокации и придирки повторялись, с фантазией у них было туговато, ничего нового они не изобретали, и не придумывали. Миша их даже искренне жалел, понимая, что те – «разменные монеты», зря ввязавшиеся в «битву титанов». Но так как «любимчики» не гнушались пользоваться преференциями, вытекающими из близости к «телу императора», Миша тоже не считал зазорным использовать их в своём генеральном плане: «Раздуть надутый Мариванной мыльный пузырь в отношении него до таких размеров, чтобы он лопнул, разнеся всю гнилую систему культивируемого ею стукачества в клочья!» Он бил по ним их же оружием, от чего Мариванна и её «соглядатаи-подпёрдыши» были уже и сами не рады.

 

Лёгкие проделки Михаила в виде склеенных листков в тетрадках «ябед-отличниц» или подложенные им между страниц учебника дождевые червяки заставляли «стукачек» бегать к Мариванне практически после каждого урока.

Наташке Зябцевой он в дневнике написал красными чернилами: «Вызываю родителей в школу!» и поставил жирную двойку, вызвав тем самым у «прилежной ученицы» истерику.

Подкладывал «любимчикам» в портфели кирпичи, выложив тетради и учебники в парту и те, придя домой с кирпичом, вынужденно возвращались за учебниками и тетрадями назад в школу.

Больше всех усердствовавшему против Демидова, в основном исподтишка, мерзкому типу Балякину, Миша приготовил особенный подарок. Лёшка Балякин сидел за партой, стоявшей прямо перед партой Демидова, что и навело Михаила на мысль. А поводом для «подарка» стала случившаяся с Сергеем Пименовым беда – у него прямо на уроке произошло непроизвольное мочеиспускание. Вместо того чтобы посочувствовать больному парню, класс поднял его на смех; больше всех, конечно же, потешался Балякин.

Подготовив пластиковую бутылочку – такую, которая нажимается плавно и беззвучно, наполнив её собственной мочой и присоединив к крышке резиновую трубочку, Миша принёс «поделку» в школу. Во время своего любимого урока физики он просунул её под партой на сидушку стула Балякина, и в результате незамысловатых манипуляций Балякин «обоссался». У порывавшегося до этого дополнить ответ и потому тянувшего руку Алексея, решимость выступить перед классом как то сразу пропала, но было поздно. Мариванна уже увидела поднятую руку и спросила Алексея Балякина, что тот ещё хотел бы добавить.

– Да нет, ничего, –застенчиво-скромно, не похоже на себя ответил Алексей.

Мариванна настаивала. Тут Балякин окончательно сконфузился. Ему пришлось встать, испытав на себе весь позор и унижение, которому накануне подвергался Пименов.

Получив ожидаемый эффект, Михаил переключился на отличавшуюся особой щенячьей преданностью Мариванне, Оксану Анищенко. Несколько раз, удачно подложив ей под попунапальчник с водой, он добился того, что к уже существующей кличке Стукачка,которой её за глаза называли в классе, приклеилась не менее обидная –Зассыха.

В другой раз Мишка, собрав все мелки у доски, разложил их по партам «любимчиков» и, когда на уроке учителю нечем было писать, те были вынуждены возвращать мел, оправдываясь и краснея.

Проделкам Михаила не было ни конца, ни края. Практически каждый урок он что-нибудь да вытворял.

Возмущённые учителя, на чьих уроках происходили инциденты, стали частенько приглашать для выяснений классного руководителя – Марию Ивановну, чем её неслабо раздражали.

 

Всё чаще и чаще вызываемые в школу родители Демидова должного воздействия на сына не оказывали, а со временем и вообще стали игнорировать требования прийти в школу. Перворудова была в растерянности, не зная, что предпринять.

 

В учительской, не сориентировавшись в смене концепции, Мария Ивановна продолжала жаловаться на «отвратительного Демидова», не замечая, что это всем порядком поднадоело, и работает против неё. История с украденным из учительского стола ключом, потерявшая свою актуальность, но рассказываемая ей в сто первый раз, упала в своей цене в разы.

Свет клином на Демидове не сошёлся, в школе было полно других проблем и задач: открытые уроки, проведение школьной олимпиады, подготовка к отопительному сезону, и товарищ Перворудова по многим позициям стала пробуксовывать.

Появились первые ласточки падения её авторитета. Самая молодая учительница– вчерашняя выпускница пединститута, позволила себе усомниться в пользе телесеансов Кашпировского^[34], с помощью которых Мариванна якобы несказанно поправила своё здоровье. Раньше подобного в отношении Перворудовой не допускалось, любой совет Марии Ивановны воспринимался как наимудрейшая истина.

Теперь, к примеру, на жалобу приспешниц Мариванны о пропаже тетрадок, реакция учителя географии бывала такой: «Что, опять во всём один Демидов виноват? Урок он тоже за вас невыучил?»

 

Между тем Демидову удалось столкнуть Балякинскую и девчачью группировки. Зная, что Оксанка докладывает Мариванне всё подряд, не фильтруя, он умышленно, когда Анищенко с Зябцевой в очередной раз сели ему «на хвост», пошел на рожон, сунув свой нос в беседку, где Лёшик покуривал со своей компанией. «Какого перца тебе здесь надо?!» – прозвучал ожидаемый вопрос. Слово за слово, и завязалась драка. Как Михаил и предполагал, о драке и о том, что Балякин со своими дружками курят, Перворудова узнала незамедлительно. Синяк под Мишкиным глазом стоил того – Балякинская и Анищенская группировки стали враждовать.

Через несколько дней Демидову представился случай закрепить достигнутый результат, подкинув Оксанке и Лёшику новое яблоко раздора. В тот день Балякин собирался задержаться на дополнительное занятие, в то время как Анищенко, наоборот, очень торопилась домой. Мишка ухитрился Оксанкину куртку спрятать под курткой Балякина, вдев рукава нижней куртки в рукава верхней, так что найти пропажу можно было лишь, когда Лёшка начнёт свою куртку одевать. Михаил понимал, что перегнул палку, но ему, уходя из школы, было приятно видеть, как Оксанка осталась, мечась в поисках и сильно нервничая. Случай с курткой примирению Анищенко и Балякина не способствовал. Сработала железобетонная логика Анищенко, доводы Алексея в счёт не шли: он был обвинён в провале какого-то очень важного для Оксаны мероприятия.

 

«Подстава» сработала, подтолкнув Михаила к более радикальным действиям. Мариванна давлела над многими учителями, порою выравнивая своим авторитетом отметки «любимчиков», но только не по истории. Её преподавала суровая, немногословная, исключительно по делу, Агне Дарюсовна – литовка по национальности, изящная женщина старше сорока, но моложе пятидесяти лет. Историчка^[35] требовала уважения к своему предмету, его протеже Мариванны зубрили. «Шестёрки-любимчики» Дарюсовну ненавидели; она же, как нарочно, гоняла их по датам, событиям и мучила дополнительными вопросами. К Демидову она относилась ровно: он имел то, чему соответствовали его знания - твёрдая четвёрка его вполне устраивала.

«Отличникам» нужны были по истории пятёрки, и на классном часе Мариванна обещала им в этом подсобить. После такого заявления столкнуть лбами Мариванну, Дарюсовну и «шестёрок» сам Бог велел! Мишка тут же «помог» «отличникам», собственноручно наставив в журнал пятёрки им и ещё парочке посредственностей из числа «серой массы», для отвода глаз и хохмы ради.

Такое историчка не заметить не могла, тем более что пятёрки она ставила только в исключительных случаях. Агне Дарюсовна не стала акцентировать внимание на подложные отметки, не стала жаловаться или исправлять их. Она принялась «драть» фамилии с пятёрками так, чтоб от зубов отскакивало! Хотели «отлично» – учите! Двойки и единицы посыпались одна за другой, в журнале выстроился частокол. «Отличники» взвыли, они ныли и жаловались Мариванне. История стала самым главным предметом – теперь весь класс учил её как никогда, повторяя пройденный материал разве что только не во сне, на переменах и даже в туалете. Посредственности в результате стали лучше учиться. Хуже была ситуация с «отличниками», о «пятёрках» они уже не мечтали, вышло бы за четверть «хорошо».

На очередном классном часе Мариванна позволила себе пообещать «любимчикам», что лично переправит любые оценки в журнале по истории, не имея в виду этого буквально. Однако слова произнесены! «Получи гранату, старая грымза!», – и Мишка коряво, жирно, явно демонстративно, чтобы было заметно, переправил две единицы на четвёрки! Дарюсовна в ярости! Остальные в замешательстве. Бедняг, которым были исправлены единицы, как подменили: они показывали чудеса тяги к знаниям, что подозрений с них не снимало. С того дня классный журнал выдавался лично завучем каждому учителю в руки и возвращался с сопроводительным листком, подтверждающим каждую оценку, поставленную на уроке. Михаил и сам пребывал в некотором шоке, но гонения наябед и их слёзы были для него как бальзам на сердце. Вдобавок он получил передых - всем было уже не до него.

На последней перед каникулами учебной неделе ситуация накалилась до предела. Историчка провела контрольную работу с вопросами на восемьдесят процентов не из учебника. Михаил и ещё двое получили «удовлетворительно», остальные «неуд». Пошла речь об индивидуальной, поодиночке, пересдаче контрольной. Нервы «шестёрок» ни к чёрту. А тут ещё как назло парочка идиотов, из компашки Балякина, была уличена с поличным: истерично, в панике, прямо в классе, корпящих во время перемены перед уроком истории над журналом. Их неудавшаяся попытка исправить единицы на четвёрки была явно глупа и нисколько не смешна.

На экстренном родительском собрании, кроме Мариванны, присутствовали завуч и Агне Дарюсовна. Историчка грозила каждую четверть устраивать экзамен, намекая, что никакая Мариванна никому не поможет, чуть ли не в лицо, при родителях, обвинив её в необъективности, некомпетентности и в самочинном исправлении оценок ученикам. Это было первое родительское собрание, где про Демидова вообще не вспоминали!

 

Прикинув, что при наличии других глобальных проблем Мариванне не до него, Мишка, проезжая поздним вечером мимо школы на велосипеде, разбил пару форточек в своём классе, и Мариванна, ответственная за содержание классного кабинета, всю следующую неделю решала новую, внезапно возникшую, задачу.

 

Потихоньку на Мишкином примере и другие «анти» перенацелили свои проказы на «стукачей-любимчиков». Перевес сил явно склонялся в сторону Демидова. Да и «шестёрки», уставшие от «войны», уже не проявляли такого рвения, как раньше.

 

Заразительным оказался и другой пример, поданный Михаилом – перечить Мариванне.

Сначала восстала – кто бы мог подумать! – всегда забитая и, честно сказать, тупенькая Машка Синицина. Мариванна, привычно отчитывая её за плохую успеваемость, имела неосторожность привести в пример отличниц Олю и Люду Казёнкиных. И вдруг Синицина огрызнулась, заявив: «Знаем мы, за что Вы им пятёрки ставите! За сметану, которую они Вам носят!» Всё замерло. Немая сцена. Хватая воздух ртом, Перворудова напоминала рыбу, выброшенную на берег. Затем взрыв нейтронной бомбы:

– Тварь! Как ты посмела! Я коммунист! Я за свои кровные!..

Конечно, Казёнкины отметок добивались не сметаной, учились на самом деле, но тот факт, что они её действительно приносили Перворудовой, потому как их мать работала дояркой, был известен всему классу. Хотя справедливости ради нужно отметить, что пару раз оценки им она действительно явно натягивала.

После этого случая Мария Ивановна брать сметану у Казёнкиных перестала.

Затем было особенно порадовавшее Михаила, возмущение Константина Столярова, заявившего во