Философско-политического

ИССЛЕДОВАНИЯ

Определение сущностных характеристик менталитета как категории философско-политического исследования предполагает изучение, во-первых, эпистемологических предпосылок введения этого понятия в научный оборот, во-вторых, интерпретации его содержания и структуры в различных отраслях социально-гуманитарного знания и, в-третьих, соотнесения его с другими категориями политической философии. Категориальный анализ понятия политического менталитета позволяет разработать его многомерную модель эвристического характера.

Широкое использование понятия менталитет в современной науке было обусловлено возникновением неклассической парадигмы социального познания. В рамках этой парадигмы переосмысливается предмет социального исследования: жестко детерминированная надындивидуальная реальность уступает место миру повседневной жизни и дорефлексивных форм обыденного сознания. Познавательной целью неклассической парадигмы является исследование «живых» социальных коммуникаций и жизненных практик[9].

Категориальный синтез понятий менталитета, используемых в различных отраслях современного научного знания возможен с учетом тенденции его к интеграции в контексте междисциплинарных исследований.

При определении сущности политического менталитета можно использовать идеи, которые разрабатывались в таких направлениях социально-гуманитарного знания, как история ментальностей, семиотика, теория «карнавальной» культуры, теория социальной информации, историческая, структурная и культурная антропология.

История ментальностей, как специальное направление исторических исследований, появилось во французской исторической науке в 20-30-х гг. ХХ столетия. В рамках этого направления предметом исследования стала социальная, или антропологически ориентированная история. В центре «социальной истории» стоит человек как представитель социальной общности, творящий или воспринимающий культуру.

Программа создания исторической науки как науки о человеке в обществе, мыслящем и чувствующем общественном существе, была разработана на страницах журнала «Анналы», созданного М.Блоком и Л.Февром в конце 20-х гг. В их трудах и было применено к истории европейского средневековья понятие «ментальность», которое до них употреблялось этнологами лишь в отношении первобытных народов, а также понятие «умственное оснащение», при помощи которых, по их мнению, можно было изучать особенности сознания человека в ту или иную эпоху[10].

М.Блок связывал менталитет с вопросами религии и народных верований. Л.Февр, занимаясь историей умственной жизни образованной элиты (что по-английски называется «intellectual history»), считал, что менталитет - это эволюционно и исторически сложившаяся структура, определяющая строй мыслей, чувств и поведения и формирующая систему ценностей и норм индивида или социальной группы[11].

В целом в «социальной истории» при изучении менталитета проявлялся особый интерес к маргинальным социальным группам и прослойкам - преступникам, сумасшедшим, проституткам, еретикам и т.д. Другой видный представитель французской исторической науки Ж.Ле Гофф высказал мысль, что менталитет проявляется самым ясным образом в нерациональном и ненормальном поведении, имея в виду менталитет всего общества[12].

В исторической науке на Западе проблема менталитета выросла ныне в центральную задачу исторического знания, вокруг решения которой концентрируются лучшие силы французской школы «Анналов» и целого ряда представителей историографии США, Англии, Италии, ФРГ, Польши.

Показательна эволюция таких крупных ученых, как Ж.Дюби и Э.Леруа Ладюри: составив себе имя в качестве исследователей социальной и аграрной истории, они обратились затем к изучению ментальностей -неотъемлемого и в высшей степени существенного аспекта этой истории, без уяснения которого непонятна, с их точки зрения, сама социальная история[13].

Разработка истории ментальностей как интегральной части социальной истории активно развернулась в 60-х гг. под «крышей» так называемой «новой исторической науки», которая включала в себя широкий спектр методологических ориентаций (П.Вилар, Ж.-П.Вернан, М.Вовель, Ж.Дюби, Ф.Бродель, Э.Лабрусс, Р.Мандру, Ф.Ариес, и др.)[14].

Для «новой исторической науки» изучение ментальностей стало главным предметом исследования. При этом основное внимание уделялось социально-психологическим установкам, автоматизмам и привычкам сознания, способам видения мира, представлениям людей, принадлежащим к той или иной социокультурной общности. Исследователи считали, что в то время как всякого рода теории, доктрины и идеологические конструкции организованы в законченные и продуманные системы, ментальности диффузны, разлиты в культуре и обыденном сознании. По большей части они не осознаются самими людьми, обладающими этим видением мира, проявляясь в их поведении и высказываниях как бы помимо их намерений и воли.

Роль «истории ментальностей» в становлении понятия менталитет, по мнению А.Я.Гуревича, определяется рядом факторов.

«Во-первых, изучение картин мира, исходящее из презумпции исторической изменчивости, «инаковости» мировидения человека и его поведения представляет собой несомненную победу историзма и создает возможность избегать переноса в изучаемую эпоху современных представлений».

«Во-вторых, этот подход служит предпосылкой для новой формулировки самого понятия социальной истории». В этом плане «человеческая личность может рассматриваться как «средний член» между обществом и культурой. Одни и те же люди принимают участие в социальных отношениях и творят культуру или воспринимают ее».

Поэтому понять участие человека в социальных отношениях можно с точки зрения «истории ментальностей», как считает А.Я.Гуревич, только путем изучения изменчивых картин мира, «инаковости» мировидения человека[15].

При этом он утверждает, что «постановка проблемы ментальностей в историческом исследовании возвращает нас из химерического мира политико-экономических и социологических абстракций к «забытому» предмету истории - к человеку как живому социальному существу, служит заслоном против вульгаризации и дегуманизации истории»[16].

Однако некоторые ученые полагают, что понятие менталитета «воплощает собою скорее форму восприятия историков, чем четко обозначенный предмет исследований».[17]

Большую роль в становлении концепции менталитета сыграли также идеи, разработанные в семиотике. Это связано с тем, что ментальности, будучи имплицированы в языке и других знаковых системах, в обычаях, традициях и верованиях, выражают не столько индивидуальные установки, сколько надындивидуальную сторону общественного сознания. В этом смысле предмет изучения истории ментальностей отчасти сближается с предметом семиотики.[18]

Авторы, рассматривающие проблемы менталитета в контексте семиотики, считают, что «семиотика как наука о знаковых системах осознает себя преимущественно дисциплиной, выросшей из лингвистики, где все сферы человеческой жизнедеятельности понимаются ею как «тексты», знаковые системы которых подлежат расшифровке».[19]

При этом некоторые исследователи отмечают большую роль тартуской, или тартуско-московской школы структуральной поэтики и семиотики, в рамках которой были разработаны оригинальные методы изучения письменных текстов. Эти методы позволяют использовать письменные тексты как источник информации при изучении менталитета.

Тартуско-московская школа как научное направление (Ю.М.Лотман, В.В.Иванов, Б.А.Успенский и др.) сформировавшаяся в 60-х гг., по мнению Б.М.Гаспарова, сама была семиотическим феноменом. Семиотические исследования, проводимые ее представителями, являлись своеобразным культурным «текстом», выражавшим дух своего времени[20].

При этом Б.М.Гаспаров подчеркивает, что основным методологическим стержнем семиотических исследований этой школы, явилось представление о дуалистическом бытии всевозможных проявлений культуры, в основе которого лежит противопоставление «языка» и «речи», сформулированное применительно к языку Ф.де Соссюром.

Согласно такому подходу, любая наблюдаемая нами форма деятельности в обществе, будь то общение на вербальном языке, создание и восприятие произведений искусства, религиозные обряды и магические ритуалы, формы социальной жизни и повседневного поведения, моды, игры, знаки личных взаимоотношений и социального престижа - представляют собой вторичный феномен: «речь» или «текст». Всякий текст построен на основе некой абстрактности, скрытой от непосредственного наблюдения системы правил - «языка» и «кода». Любой акт поведения в известной среде представляет собой высказывание на определенном языке; чтобы успешно общаться в рамках культурного сообщества, его члены должны владеть «кодами», принятыми в этом сообществе.

Только знание соответствующих кодов позволяет члену сообщества порождать правильные культурные «тексты», имеющие смысл для носителей данного «культурного» языка и понимать предлагаемые ему «тексты», оценивая их как правильные или неправильные, «осмысленные или бессмысленные, трафаретные или новаторские»[21].

Эта центральная идея, разработанная тартуско-московской семиотической школой, имеет большое значение при изучении менталитета в том смысле, что ориентирует исследователя на понимание культурных кодов, на основе которых строится текст или речь. Поскольку эти коды создаются носителями определенного культурного языка, то в них отражается и менталитет человека.

Отмечая влияние этой школы в становлении понятия «менталитет», американский исследователь Д.Фильд подчеркивает, что большая роль при его изучении должна отводится не только письменным текстам, но и «вещественным» (жестам, поворотам речи и т.д.), чтобы найти в знаках то, о чем письменные источники безмолвствуют. Данные вещественные источники, следовательно, понимаются также как тексты[22].

Еще одним направлением, идеи которого сыграли большую роль в становлении понятия менталитета, является теория «карнавальной», или «смеховой» культуры, разработанная выдающимся отечественным филологом М.М.Бахтиным. Им был опубликован капитальный труд, в котором разрабатывались проблемы «карнавальной» культуры как неотъемлемого компонента культур докапиталистических эпох. «В исследовании М.М.Бахтина, как отмечается в литературе, был по существу заново открыт этот глубинный культурный пласт, не затронутый официальной церковной культурой и противостоявший ей. Народная смеховая культура ставила под вопрос все основные ценности «серьезной» культурной элиты, перевертывая и релятивируя их»[23].

М.М.Бахтин считал, что на уровне ментальностей и знаковых систем, в области неформального «карнавального» поведения социальных групп культура прошлого «проговаривается» о своих тайнах, в том числе и о таких, о которых люди той эпохи, возможно и не догадывались. Здесь вскрывается иной, неизведанный уровень исторической реальности, на котором следовало бы искать ответы на многие вопросы, связанные с объяснениями не только художественного творчества, но и исторического процесса вообще[24].

Подчеркивая большое значение понятия «карнавальной» культуры в становлении понятия менталитета, Д.Фильд считает, что важную роль играет также «изучение лубочных изображений перевернутого мира (the world turned upside down), ритуального самосуда (charivari) и народных фестивалей разных видов»[25].

При определении сущностных характеристик категории «политический менталитет» можно использовать также некоторые положения теории социальной информации. Это обусловлено тем, что в социальной философии уже была предпринята попытка рассмотрения менталитета как части социальной информации[26].

Понятие социальной информации может быть определено в качестве аспекта и результата отражения различными субъектами общественных отношений разнообразных социально-политических форм[27]. Социальная информация передается, как правило, с помощью как механизмов коллективного бессознательного, которые незначительно подвержены изменениям, так и на основе механизмов массового сознания, которые обеспечивают единство духовной сферы и, в прнципе, подлежат трансформации. Таким образом, теория социальной информации позволяет интерпретировать механизм трансляции политического менталитета.

Социальная информация как один из механизмов передачи и функционирования менталитета выражается в символической форме. В этом плане основной характеристикой символов как выразителей менталитета выступает их неразрывность с повседневностью[28].

Существенную роль в становлении понятия «менталитет» сыграло такое направление гуманитарного исследования, как историческая антропология.

Историческая антропология, сложившаяся в 60-х годах, представляет собой «целый спектр» течений, таких как историческая демография, история ментальностей, история повседневности, микроистория, а также рядом более узких направлений исследования (история женщин, питания, болезней, смерти, детства, старости, жестов и т.д.).

Историко-антропологический подход часто используется как метод исследования «языка» политической символики, что дает возможность увидеть за этой символикой менталитет как социокультурное целое. Анализ этого «языка» и тех представлений, которые за ним стояли, в идеале может объяснить взаимосвязь между политическими концепциями, с одной стороны, и событиями, с другой.[29]

Другим направлением научной мысли, которое оказало влияние на становление понятия менталитет, явилась структурная антропология. В ней понятие структуры рассматривается как всеобъемлющий компонент всей системы общественных взаимоотношений, охватывающий, по образному выражению М.Вовеля, все уровни социальной действительности, «от подвала до чердака».[30]

Немаловажный вклад в исследование менталитета был внесен представителями культурной антропологии, для которой характерна методологическая установка, уделяющая «большее внимание к духовным образованиям, чем к материальным, а также системам социальных отношений»[31].

Общим для всех этих направлений в плане становления представлений о менталитете было то, что они отразили тенденцию развития социально-гуманитарного знания, связанного с поиском оснований, мощно определяющих сознание и поведение человека, но лежащих как бы «ниже» и «вне» господствующих идеологических систем. Тенденция вырваться из жестких и узких рамок идеологий и высветить установки сознания, им неподвластные и даже им противостоящие, несомненна, как полагает А.Я.Гуревич, для всех этих направлений[32]. Это создавало условия для изучения потаенных пластов общественного сознания, тесно связанных с повседневной жизнью человека, с его жизненными ориентациями. Пласты сознания, которые не могут быть сведены к теориям и идеологиям, и живут в значительной мере своей жизнью, по своим особым законам.

В современной литературе этимология понятия «менталитет» трактуется неоднозначно. Одни связывают его с латинским словом «mens» и с прилагательным от него «mentalis» (mens, mentis - ум и alis - другие), которое родилось в XV в. в языке средневековой схоластики[33].

Другие ученые полагают, что менталитет происходит от французского эквивалента «mentalite», что, по их мнению, означает «мировидение»[34]. На практике, по-видимому, вначале появилось английское mentality, возникшее примерно в XVII в. и являвшееся плодом английской философии, и поэтому оставшееся философским термином. Во Франции слово «mentalite» в ХVIII в. проникает (отчасти благодаря Вольтеру) в обыденный язык, хотя вплоть до начала XX в. это слово все еще воспринималось как неологизм.

В современных англоязычных словарях термин «mentality» интерпретируется как «качество ума, характеризующее отдельного индивида или класс индивидов»[35] или «обобщение всех характеристик, отличающих ум»,[36] или «способность или сила разума»,[37] или «установки, настроение, содержание ума»,[38] или «образ мыслей, направление или характер размышлений»,[39] или как «сумма мыслительных способностей или возможностей, отличающихся от физических»[40].

В зарубежной научной литературе менталитет также часто отождествляется со спецификой ума. В частности, Д.Фильд считает, что «менталитет - устойчивый склад ума, имеющий если не логическую форму, то системный характер, который коренится в материальной жизни и широко распространен в значительной части населения и который оказывает непосредственное влияние на экономические, социальные и политические отношения»[41].

Надо отметить, что понятие менталитета, которым пользовались многие западные ученые, оказалось настолько амбивалентным, что Ж.Ле Гофф в свое время даже предложил смириться с расплывчатостью понятия этого, поскольку «именно в ней усматривается его богатство и многозначность, созвучные изучаемому объекту»[42].

В связи с тем, что в западной литературе термин менталитет обозначает самые разнородные явления, то, как считают некоторые отечественные исследователи, опираться исключительно на иностранную литературу по этому вопросу нецелесообразно[43].

Однако и в отечественной литературе не существует наиболее приемлемого определения понятия «менталитет», поскольку оно также распространяется на самые разнообразные проявления человеческой субъектности.

Проблема определения понятия менталитета обусловлена чрезвычайной сложностью данного социокультурного явления. Дело в том, что определенные критерии, с помощью которых можно идентифицировать рассматриваемый феномен, представляются весьма затруднительными для фиксации. Это объясняется высокой степенью неопределенности и уникальности целого блока причинно-следственных связей, с помощью которых можно описать суть любого события или явления и доказать, что оно носит не случайный характер, а закономерный и поэтому может быть определено на основе специальных научных методик.

Это обстоятельство было отмечено Н.А.Бердяевым, который, определяя содержание понятия «народной индивидуальности», говорил, что здесь «невозможно дать строго научного определения», так как «тайна всякой индивидуальности узнается лишь любовью, а потому в ней всегда есть что-то непостижимое до конца, до последней глубины»[44].

Авторы различных публикаций и исследований дополняют общую картину видения ментальной сферы различными определениями. Эти дефиниции в систематизированном виде обладают рядом общих оснований. Менталитет выступает как «интегральная характеристика людей, живущих в конкретной культуре, которая позволяет описать своеобразие видения этими людьми окружающего мира и специфику реагирования на него»[45]. Здесь подразумевается «коллективный, а не индивидуальный менталитет, который следует рассматривать как присвоенные конкретным индивидом специфические для данной культуры способы восприятия и особенности образа мыслей, выражающиеся в специфических для данной общности формах поведения и видах деятельности». При этом понятия «менталитет» и «ментальность» употребляются как синонимы[46].

В современной литературе предпринимаются различные попытки дать определения понятия менталитет. Так, в толковом словаре С.И.Ожегова и Н.Ю.Шведовой слово «менталитет» называется «книжным» и определяется как «мировосприятие, умонастроение»[47].

Иногда менталитет представляется как «совокупность представлений, воззрений, «чувствований» общности людей определенной эпохи, географической области и социальной среды, особый психологический уклад общества, влияющий на исторические и социальные процессы»[48]. Чаще всего определение понятия менталитета дается через категорию сознания. Менталитет при этом рассматривается как «глубинный уровень коллективного и индивидуального сознания, включающий и бессознантельное, совокупность готовностей, установок и предрасположенностей индивида и социальной группы действовать, мыслить, чувствовать и воспринимать мир определенным образом»[49].

Некоторые исследователи разделяют понятия «менталитет» и «ментальность». Так, В.В.Козловский считает, «в самом общем виде менталитет - это способ, тип, мышления, склад ума, проявляющийся в познавательном, эмоциональном, волевом процессах и характере поведения, дополняемый системой ценностных установок, присущих большинству представителей конкретной социальной общности». Ментальность есть «способ повседневного воспроизводства, сохранения привычного уклада жизни и деятельности». Совокупность ментальных черт «выражает присущие отдельным социальным группам и субкультурам традиционные (архаические) структуры социальных представлений, вплетенных в повседневность». Ментальность являет собой не психическое состояние, а социокультурный феномен, поскольку все его элементы даны либо в качестве символов, кодов культуры, предметных вещественных форм (как результат опредмечивания) и наработанных способов деятельности, т.е. типичных форм практического поведения в социокультурном поле». Менталитет выражает «упорядоченность ментальности и определяет стереотипное отношение к окружающему миру, обеспечивает возможность адаптации к внешним условиям и корректирует выбор альтернатив социального поведения»[50].

Таким образом, В.В.Козловский под ментальностью понимает архаические ценности, духовные коды деятельности, предрасположенности, а под менталитетом - способ когнитивной и поведенческой ориентации. Поэтому, по его мнению, менталитет не содержит в себе ценностей, но вбирает их в совокупность схем собственного восприятия, оценивания и освоения реальности.

В современной литературе даются также определения понятия «политический менталитет». Некоторые исследователи считают, что политический менталитет - это «совокупность устойчивых, общераспространенных в той или иной группе представлений, выражающих особое видение принадлежащими к ней людьми политической и социальной реальности»[51]. Другие ученые дают определение менталитета через категорию повседневного массового сознания. Политический менталитет при этом рассматривается как «совокупность символов, необходимо формулирующихся в рамках определенного семантически-временного пространства и закрепляющихся в сознании людей в процессе общения с себе подобными, т.е. путем повторения. Эти символы (понятия, образы, идеи) служат в повседневном обиходе онтологическим (ответ на вопрос: что это?) и функциональным (ответ на вопрос: как и зачем это?) объяснением, способом выражения знаний о политическом мире и человеке в нем. Идентичность политического менталитета среди его носителей обусловливается в конечном счете общностью социально-политических условий, в которых формируется их сознание, и проявляется она в их способности наделять одним и тем же значением одни и те же политические явления объективного и субъективного политического мира, т.е. тождественным образом их интерпретировать и выражать в одних и тех же символах»[52].

Некоторые исследователи под политическим менталитетом понимают совокупность установок, эмоций и настроений разнообразных политических субъектов. Все эти элементы составляют стиль их мышления и проявляются непосредственно в политической активности[53]. Другие ученые, рассматривая менталитет как область психологической жизни людей, считают, что он проявляется через систему взглядов, оценок, норм, умонастроений, которые основываются на имеющихся в данном обществе знаниях и верованиях[54].

Интегральное понятие политического менталитета дают Т.В.Беспалова и В.Ю.Верещагин как совокупности «мироустановок, привычек мышления, нравственных ориентаций, верований, манер поведения, характерных для какой-либо общности людей или конкретного индивида, обуслволенных отношением к властным структурам и их оценкой. Важнейшим признаком данной трактовки является, по их мнению, отличие менталитета от идеологии и теоретических форм общественного сознания (отсутствует логическая определенность и системность), связь с верой и психологическим складом личности, многкомпонентное содержание, выход на регуляцию человеческого поведения»[55].

Определяя политический менталитет через категорию «массовое сознание», эти исследователи акцент делают на осознанных его структурах.

В научной литературе существует и другая тенденция, которая, наоборот, актуализирует архетипические, бессознательные компоненты при определении понятия политического менталитета, что «умаляет» значимость содержательных характеристик массового сознания. Так, в частности, на конференции «Россия в поисках идентичности», состоявшейся в Институте философии РАН, российский менталитет определялся через соборность, самобытность, всечеловечность, оптимизм, патриотизм, неопределенность и незавершенность русской души, ее устремленность в бесконечность, сакральный характер власти, справедливость и равенство как основа социального ритуала, нормативность предписаний власти и статусность потребления[56].

И.В.Кондаков рассматривает менталитет как глубинные национально-культурные структуры, обладающие этническим и историческим своеобразием. Специфические черты, которые определяют особенность национальной ментальности, в отличие от ряда факторов, обладают особой стабильностью и не подвержены различного рода изменениям. Национальная ментальность, даже претерпевая некоторые изменения в ходе истории, по своей сути остается постоянной, что позволяет определить менталитет в процессе исторического развития[57].

В соответствии с этим, менталитет не является тождеством общественному сознанию, а обусловливает лишь особенность данной разновидности сознания, а осознанные элементы менталитета неразрывно связаны с областью бессознательного, которое может рассматриваться исключительно как коллективное»[58].

Третьи исследователи считают, что «менталитет» - это нечто общее, лежащее в основе сознательного и бессознательного, логического и эмоционального, т.е. глубинный и потому труднофиксируемый источник мышления, идеологии и веры[59].

Примерно такая же точка зрения существует и в западной литературе. Так, «ученый Раульф утверждает, что историки ментальности имеют дело с тремя разными формами человеческого сознания и поведения - категориями мышления, нормами поведения и сферой чувств. Ментальность находится глубже этих форм - это некая предрасположенность, внутренняя готовность человека действовать определенным образом, область возможного для него»[60].

Существует точка зрения, согласно которой менталитет представляет собой константную, глубинную часть социальной информации, которая определятся культурно-исторической и политической традицией и передается из поколения в поколение. Теория информации, считает М.Ю.Шевяков, обусловливая возможности трансляции и интерпретации менталитета, позволяет сделать вывод, что менталитет «совпадает с аффективными, рациональными, когнитивными, иррациональными составляющими культурно-исторического процесса, которые возникают спонтанно, стихийным образом, как результат предшествующего развития»[61].

В литературе предпринимаются также попытки увязать менталитет с идеологией, рассматривая при этом менталитет как ее «теневую структуру». Однако большинство исследователей предпочитает не отождествлять ментальное и идеологическое.

Идеология, представляя собой систему теоретического знания о целях и идеалах развития, несомненно, влияет на менталитет. В литературе подчеркивается, что такие структурные компоненты идеологии, как политические установки и ценности, являются составляющими политического менталитета[62]. В.В.Козловский отмечает, что менталитет принципиально отличается от идеологии, но через комплекс идей, когнитивных структур включает ее в свой состав. Происходит это, как правило, в процессе интеллектуального воздействия со стороны элиты или идеологов социально подчиненных групп. Идеологический элемент как ценностный компонент менталитета представляет собой в этом случае результат принуждения. Это всегда след интеллектуального насилия, санкционированного властью ради осуществления собственных целей[63]. Потому попытка рассматривать менталитет, изучая только идеологию, показала свою неэффективность. Важнее другое: от менталитета зависит, какая именно идеология будет восприниматься на уровне массового сознания[64]. Более того, именно благодаря консерватизму, парадоксальной устойчивости менталитета, отложившейся в структурах повседневного языка, в когнитивных структурах, в системах символического кода возможна критика идеологических принципов, их радикальная смена[65]. Поэтому можно согласиться с существованием «религиозной, национальной, номенклатурно-бюрократической и иных ментальностей», наличие которых вовсе не обусловлено определенными идеологическими отношениями[66].

Ментальности представляют собой различные социальные, психологические установки, привычки, стереотипы поведения, способы видения мира, а также представления людей, принадлежащих к той или иной социально-культурной общности. Ментальности, образно говоря, разлиты в культуре и обыденном сознании, что отличает их от различных теорий и доктрин[67]. Менталитет проявляется в поведении и высказываниях людей, их традициях, верованиях, обычаях, жестах, поступках и т.д.

Менталитет представляет собой глубоко укорененные как в поведении, так и в сознании компоненты, которые, хотя и носят весьма относительный и изменчивый характер, по своему содержанию выступают как системообразующие и могут рассматриваться в качестве стабильных. В отличие от идеологии менталитет - то общее, что объединяет различные уровни бессознательного и сознательного, общественного и индивидуального, теоретического и практического[68].

В этом плане менталитет, по мнению И.Г.Дубова, можно обозначить как определенный жизненный уклад, обусловленный психологическими особенностями проживающей на нем общности, «жизнедеятельность которой детерминирована экономическими и политическими условиями жизни в историческом аспекте»[69].

Аналогичную точку зрения высказывают и иные отечественные ученые, которые рассматривают сущность ментальности как выражение на уровне культуры народа судеб страны, как единство характера исторических задач и способов их решения, закрепившихся в культурных стереотипах.

Менталитет, считает И.К.Пантин, выступает как память народа о прошлом, психологическая детерминанта поведения миллионов людей, верных своему исторически сложившемуся «коду» при любых обстоятельствах. Поэтому проблему ментальности можно поставить как чисто идеологическую, а можно - как социально-историческую, объясняющую ряд составляющих национально-государственного порядка[70].

А.Я.Гуревич предлагает рассматривать менталитет как «мировидение», исходя из французской версии этого понятия[71]. Л.Н.Пушкарев и А.А.Горский, подвергая сомнению вариант перевода французского слова «mentalite», предложенный А.Я.Гуревичем, как «мировидение» (который, по их мнению, содержит элементы пассивности и созерцательности), предлагают передавать смысл этого слова двумя дополняющими друг друга терминами «мировосприятие» и «самосознание». Первый их них подразумевает не только картину мира, существующую в сознании человека, но и активное восприятие, включающее в себя и действия субъекта, обусловленное представлениями о мире. Второй подчеркивает осознание человеком своего места и роли в окружающем мире и обществе[72].

Развивая идею А.А.Горского и Л.Н.Пушкарева о том, что менталитет предполагает не «мировидение», а «мировосприя-тие», т.е. активное отношение к окружающей действительности, В.Крестьянинов разрабатывает и предлагает концепцию ментальных политических технологий[73]. Политические технологии предусматривают наличие особых методик, способов и приемов, используемых в политической деятельности[74].

 В.Крестьянинов определяет технологию как программу предписаний по последовательности шагов и использовании инструментария для достижения поставленной цели. При этом он исходит из того, что: 1) в рамках структуры нации индивиды агрегируются в соответствии со своими целями и потребностями на основе предписаний тех, кто составляет политическую элиту; 2) существует набор ментальных стереотипов, (национальных технологий); 3) сложная деятельность всегда подчиняется определенной логике: исходя из духовных ценностей ставятся цели, разрабатываются правила их достижения.

Национальные ментально-политические технологии определяются ментальностью индивидов, относящихся исключительно к одной нации. Множество индивидов, составляющих единое целое, сопрягается с понятием «ментальное поле». В.Крестьянинов считает, что ментальность - это обозначение для индивидуального сознания с целым комплексом подсознания, стереотипов и архетипов. При этом речь идет о типичном для представителей группы образе мышления.[75]

Еще одним смыслом наполняют понятие менталитета С.И.Ожегов и Н.Ю.Щведова, которые определяют его как «мировосприятие или умонастроение»[76]. Такое определение менталитета также признается недостаточным. По мнению некоторых исследователей, менталитет, не имея четко выраженной логической формы, обладает определенной системностью, отличается как от сознания, так и от верования. Это -совокупность образов и представлений, которыми руководствуется человек или группа людей, которые лежат между двумя формами познания: рациональным и иррациональным, взаимодействуя как с первым, так и со вторым[77].

Однако, на наш взгляд, более перспективным является представление о том, что в структуре менталитета можно выявлять как осознанное, так и неосознанное. «С точки зрения английского ученого Берка, подчеркивают Е.А.Ануфриев и Л.В.Лесная, ментальности свойственен интерес к невысказанному и неосознанному, к практическому разуму и повседневному мышлению»[78].

Надо согласиться с С.В.Лурье, которая считает, что «понятие «менталитет» заполнило очень существенную лакуну в русском научном языке. Дело в том, что единственное слово, которым можно определить сразу и сознание, и бессознательное, - слово «психика». Но последнее имеет слишком явные медицинские ассоциации, и потому в антропологической, социологической, исторической литературе не употребляется. В социологии был найден парадоксальный выход. Слово «сознание» стало употребляться в том числе и в значении «бессознательное». Анализ экономического, экологического, политического и т.д. сознания, по сути, нацелен на исследование бессознательных установок». Употребление слова «менталитет», которое не было в ходу у отечественных ученых снимает эту двусмысленность[79].

С.В.Лурье полагает, что в менталитете выражается прежде всего традиция. По ее мнению, слово менталитет обладает способностью выступать в паре с понятием «традиция» постольку, поскольку подразумевает подвижность, соотнесенность как с прошлым, так и с настоящим, наличие сколь угодно глубоких внутренних противоречий. В этом смысле можно сказать, что традиция выражается в менталитете народа или, точнее, менталитет - нематериализуемая актуализированная составляющая традиции. Еще в те недавние времена, когда никто не пытался давать определений менталитета, большинство было уверено, что с понимаемой таким образом традицией следует считаться[80].

Для понимания сущности менталитета большое значение имеют представления о его структуре. Так, О.Г.Усенко менталитет образно представляет в виде строительной конструкции, фундамент которой - сфера «коллективного бессознательного», а крыша - уровень самосознания индивида. Структуру менталитета образуют «картина мира» и «кодекс поведения». Поле их пересечений, очевидно, и есть то, что называется «парадигма сознания». В понятие менталитета включаются и установки, лежащие в основе концепции мироздания, и представление о том, что такое ценность и соответствующий набор «ценностных образцов», и априорные представления об истине, и «аксиомы сознания», и система универсальных оппозиций сознания, их модификаций и воплощений, а также обозначений (символов), и концепция мироздания, и сфера переживаний, атрибутивно связанных с концепцией мироздания и системой ценностей, и правила мышления, шаблоны оценки и алгоритмы, т.е. стереотипы мышления, и семиотика поведения[81]. С.В.Лурье отмечает, что направленность данного О.Г.Усенко определения ясна: «речь идет о присутствующем в сознании человека стержне, который может при разных внешних условиях выступать в разных обличиях, но который является единым для всего этноса и служит как бы его внутрикультурным интегратором»[82].

Рассматривая структуру менталитета как частного случая коммуникативного акта, М.Ю.Шевяков считает, что центральным ее звеном является содержание передаваемого сообщения, состоящего из ряда бинарных оппозиций, что «в функциональном плане обеспечивает возможность использования наиболее подходящих к данным условиям злементов сознания»[83].

Анализируя смысловую структуру понятия «политический менталитет», И.В.Мостовая и А.П.Скорик дифференцируют его по «слоям». По мнению авторов, первый «слой» менталитета составляет партикулярная культура, которая формируется на уровне массового бессознательного. Это - «нерефлексируемый обыденный мир социальных взаимодействий с его устоявшимися традициями, особым языком, который практически интуитивно понимается «своими», с особой (только для внутреннего пользования) социальной символикой».

Второй «слой» политического менталитета предопределяет специфику и адаптивные возможности культуры локальной общности и предполагает генетическую связь духовной культуры, единую направленность социокультурной традиции различных общественных групп и слоев на рефлексивном уровне.

Третий «слой» структуры политического менталитета, по мнению исследователей, это - это общественная (национальная) культура, для которой характерны генерализующие символические представления.

Четвертый - метасоциальный - «слой» структуры российского политического менталитета характеризует этнокультурную ориентацию вовне, одновременно обращенную внутрь себя. Это - всеобъемлющая национальная идея и связанные с ее флуктуациями состояния сознания.

Каждый из рассматриваемых «слоев», выступая доминирующим в структуре менталитета той или иной социальной общности, предопределяет кульутрный архетип, социогенную матрицу соответствующих общественных групп и слоев[84].

Е.Б.Шестопал, рассматривая политический менталитет в контексте сознания, в его структуре выделяет два блока элементов: мотивационные и познавательные. К мотивационным относятся потребности, ценности, установки, чувства. К познавательным - знания о политике, информированность, интерес, убеждения, способ мышления (когнитивный стиль). При этом она подчеркивает, что разделение это во многом условно, так как в жизни оба эти блока элементов тесно переплетены[85].

Представляя менталитет как выражение «упорядоченности ментальности», В.В.Козловский в ее структуре выделяет: 1) системы значений, 2) ценности, 3) типичные, интеллектуальные и аффективные реакции, 4) коды культуры, 5) формы принятого и отвергаемого поведения, 6) социальные представления, 7) габитус[86]. 

Для определение сущностных характеристик политического менталитета необходимо соотнести его с другими категориями политической философии, такими как политическое сознание, политическая культура и политическая идеология.

В современной научной литературе по вопросу о сущности политического сознания существуют различные точки зрения. Термин «политическое сознание» используется в основном в отечественной науке, так как в западноевропейской и американской традиции не принято подразделять общественное сознание на формы. Это обусловлено рядом причин методологического и лингвистического характера. Термин «политическое сознание» за рубежом находит свое выражение в совокупности рядоположных категорий: «политический разум» (political mind), «политическая идеология», «массовое сознание», «общественное мнение» и др.[87] При этом в структуре «political mind» в качестве базовых элементов выделяются «политические установки» и «политические убеждения» (political attitudes и political beliefs).[88]

В современной отечественной литературе в содержание политического сознания включаются, как правило, осознанные и неосознанные элементы. Политическое сознание при этом рассматривается как совокупность чувственных, рациональных, эмпирических и теоретических, осознанных и неосознанных образов или представлений, с помощью которых регламентируется отношение субъектов политических отношений к различным проявлениям политической реальности[89]. При этом в структуре политического сознания обычно выделяют два уровня: политическую идеологию и массовое политическое сознание.

Однако существует и иная точка зрения, согласно которой политическое сознание содержательно включает только осознанные элементы, что вполне согласуется с семантической природой описываемого феномена. Политическое сознание в этом случае рассматривается как система рациональных представлений о политической реальности, включающих в себя как специализированные теоретические, так и обыденные знания.

Понятие политической культуры также носит неоднозначный характер. Так, ряд зарубежных исследователей определяют политическую культуру как совокупность специфических политических ориентаций в отношении политической системы. Другие ученые рассматривают политическую культуру как своеобразное проявление психологических и субъективных намерений политики в агрегатной форме. Третьи, считая, что культура - это своеобразный устойчивый образ жизни общества, включающий в себя принятые формы мышления и шаблоны поведения, полагают, что политическая культура содержит такие ее элементы, которые имеют отношение к правлению и политике[90].

В связи с этим можно констатировать, что в западной политической науке сформировались два устойчивых определения политической культуры. В первом политическая культура ограничивается сугубо субъективными ориентациями на политическую систему. Во втором политическая культура рассматривается как элемент политического поведения. В «политическую культуру» включают не только политическое сознание, но и политическое поведение[91].

В современной литературе отмечается, что с помощью понятия «политическая культура» пытаются описать, как люди занимаются политикой, почему они участвуют в политических акциях и социально-политических конфликтах, как они относятся к демократии и правящему режиму, каковы личностные качества политических лидеров и граждан, каков тип и характер функционирования политической системы, особенности деятельности властных институтов, стиль правления и т.д.[92]

В отечественной литературе под политической культурой (в узком смысле слова) чаще всего понимается совокупность общепринятых правил политического поведения, которые обусловлены ценностными ориентациями и предпочтениями, связанными с различными проявлениями политической жизни. Политическая культура обусловливает общезначимость политических ценностей, которые носят универсальный характер для определенной общности людей. Политическая культура предусматривает наличие разнообразных ценностных образцов, которые оказывают влияние на различные виды политической деятельности. Среди уровней политической культуры обычно выделяют тот, на котором функционируют ценности общеполитического характера, и тот, на котором воспроизводятся ценностные ориентации в отношении к специфическим политическим феноменам[93].

В зарубежной литературе политическая идеология рассматривается как упорядоченная совокупность идей, которые обосновывают отдельные политические доктрины, а также дают более или менее целостное представление об определенном политическом устройстве.

Большинство зарубежных исследователей политическую идеологию отождествляют с политическим поведением и с политикой в целом. Так, К.Ленк под политической идеологией подразумевает такую систему ценностей, которая легитимизирует существующий политический порядок[94]. По словам Г.Моргентау, «сама сущность политики требует от актера политической сцены использовать идеологию с намерением замаскировать непосредственную цель своих действий»[95].

В отечественной литературе под политической идеологией понимают совокупность упорядоченных и систематизированных политических идеалов определенной политической общности, которые интериоризованы в систему ее представлений различными способами, в частности, могут быть октроированы государством[96].

Политическая идеология представляет собой систему провозглашенных политических идей и ценностей, которые оправдывают сложившиеся политические отношения в обществе, способы и нормы их политического регулирования, а также перспективы развития.

Развести эти категории с понятием политического менталитета позволяют, на наш взгляд, такие оппозиции как «теоретическое - повседневное (обыденное)», «сознательное - бессознательное (архетипическое)».

В отличие от политического сознания и политической идеологии политический менталитет не включает специализированные знания теоретического характера. Политический менталитет - это сфера обыденного опыта. В политическом менталитете теоретические знания переинтерпретируются в тезаурусе повседневности. Кроме того, в отличие от политического сознания и политической идеологии политический менталитет включает в себя неосознанное - «коллективно-архетипическое».

При определении сущности политического менталитета важно определить содержательную его структуру. В отличие от политической культуры как ценностно-ориентированного кода политической деятельности, политический менталитет в содержательном плане представляет собой совокупность повседневных политических представлений, ценностей и установок определенных социальных общностей.

Политический менталитет - это сфера повседневности, включающая как неосознанные, так и осознанные структуры. Неосознанные структуры - устойчивы, консервативны и реактивны. Они «дремлют», но как только возникает подходящая ситуация, активизируются, часто вопреки желанию и воле. Следовательно, понимая эти неосознанные структуры политического менталитета и предвидя их реакцию на ситуацию, можно «вызывать» эти структуры к жизни, создавая подходящую ситуацию, или, наоборот, предотвращая возникновение такой ситуации, «блокировать» активизацию архетипических, коллективно-бессознательных структур.

Осознанные структуры политического менталитета - динамичны, диверсификационны, креативны. Большое влияние на их изменение оказывают многие факторы: смена социально-политических ситуаций, рефлексия по поводу повседневного политического опыта, состояние политических коммуникаций, воздействие символического капитала политической власти и т.п.

Если неосознанные структуры политического менталитета более или менее однородны и присущи в той или иной мере всему социуму и с трудом поддаются изменениям, то осознанные структуры разнородны, изменчивы и присущи различным социальным общностям. Трансформируя осознанные структуры политического менталитета, можно в короткий срок менять политические ориентации той или иной социальной группы, добиваться легитимации политической власти, поднимать рейтинг политического лидера, оказывать влияние на электоральные предпочтения граждан.

Неосознанные структуры политического менталитета выполняют в социуме идентификационную функцию. Осознанные его структуры являются основой его политической дифференциации.

МНОГОМЕРНАЯ МОДЕЛЬ
ПОЛИТИЧЕСКОГО МЕНТАЛИТЕТА

 

Прежде чем разрабатывать многомерную модель менталитета, надо определить тот смысл, который вкладывается в предикат «политический».

В английском языке есть три ключевых слова, имеющих отношение к термину «политика»: 1) «politics» - политическая сфера общества; 2) «polity» - политический строй; 3) «policy» - политическая стратегия, проводимая различными властными структурами.

В русском языке слово «политика» также используется в нескольких смыслах: 1) как политическая жизнь общества; 2) как стратегия деятельности в определенной его сфере: 3) как управление общественными делами; 4) как форма общественного сознания; 5) как наука и искусство.

Подобная многозначность термина «политика» всякий раз требует уточнения значения, в котором он употребляется, тем более, что сами представления о политике за более чем двухтысячную эпоху претерпели значительные изменения.

В современной литературе выделяются три этапа в интерпретации этого понятия политическими мыслителями. На первом этапе (V в. до н.э. - ХVII в.) доминировало представление о политике как государственной жизни или жизни посредством государственного общения между людьми, становящимися в силу этого «людьми политическими». В рамках «государствоцентрист-ской» парадигмы осмысления политики государство рассматривалось в качестве носителя верховной власти, органа регулирования жизни людей с целью создания ее оптимальной общественной организации. Сама жизнь при этом приобретала смысл, лишь вращаясь в орбите притяжения государственной власти. Мир политики политическим философам представлялся прежде всего как область государственного управления подданными. Поэтому их внимание привлекали такие проблемы, как происхождение и природа государства, характер и принципы государственного управления подданными.

Второй этап эволюции представлений о политике (XVIII - XIX вв.) рассматривается как переходный от «государствоцентристской» парадигмы к «социоцентристской». На этом этапе политические философы стали отделять общество от государства. Поэтому в центре их познавательного интереса оказались прежде всего вопросы взаимодействия общества и государства, а не проблемы государства как основы общественной интеграции.

На этом этапе начинает формироваться инструментальный подход к политике. Акцент при этом делается не на роли политики в обществе, а на ее средствах. Таким универсальным средством в первую очередь признается государственная власть, опирающаяся на систему институтов (законодательные, исполнительные и судебные органы, армия, бюрократия), на материальные, финансовые, военные и другие ресурсы, на идеологию, право и т.д. Поэтому политику на этом этапе все чаще начинают рассматривать как отношения по поводу государственной власти: ее использования в интересах определенных социальных общностей или, наоборот, борьбы с ней.

Третий этап начинается примерно во второй половине XIX в. и продолжается до настоящего времени. Это - этап утверждения «социоцентрист­ского», а затем и «антропоцентристского» видения мира политики[97]. На этом этапе мир политики рассматривается в русле системно-функционального подхода или различных теорий социального действия. Политика интерпретируется как «политосфера» (субъекты, ситуации, институты, процессы), связанная с «организацией и мобилизацией ресурсов, необходимых для достижения целей конкретной социальной общности» или как «заинтересованное миропредставление и миродействие на базе предвзятых принципов», направленное на «контролирование межиндивидуального обмена деятельностью, эффективизацию субъективных связей согласно заявленным интересам»[98].

В отечественном обществоведении советского периода господствовало марксистское представление о политике, которое сводилось к следующим положениям. Во-первых, для него был характерен экономический редукционизм, т.е. мир политики выводился из экономического базиса общества. Во-вторых, политика рассматривалась как борьба классов за власть. В-третьих, политика интерпретировалась как организованное насилие и классовое принуждение, осуществляемые государственной властью в условиях антагонистического общества.

Характерным в этом плане является определение политика «как сферы деятельности, связанной с отношениями между классами, нациями и другими социальными группами, ядром которой является проблема завоевания, удержания и использования государственной власти»[99].

В современной политологической литературе существуют самые различные определения политики. Это - 1) сфера деятельности государства, партий и общественных движений; 2) деятельность, направленная на согласование общезначимых интересов и достижение коллективных целей; 3) сфера общественных отношений, в которых отражаются интересы больших групп людей и в которых задействована политическая власть; 4) сфера взаимодействия различных групп, реализующих свои интересы с помощью институтов власти; 5) осуществление влияния и власти; 6) форма господства; 7) способ разрешения конфликтов; 6) управление общественными делами; 7) профессия, связанная с принятием решений; 8) деятельность по принятию общественно значимых решений с учетом разницы интересов; 9) сфера борьбы за завоевание государственной власти; 10) сфера управления, целью которой является мобилизация материальных ресурсов и людей для достижения коллективных целей; 11) социальная активность, связанная с производством и распределением ресурсов; 12) направление деятельности, на основе которой формируются задачи, принимаются и выполняются решения; 13) участие в делах государства, определение форм, задач, содержание его деятельности; 14) целенаправленное участие больших масс людей, организованных социальных групп в делах государства, в решении проблем, относящихся к жизни общества в целом; 15) игра, основу которой составляют общезначимые интересы и ценности [100].

В связи с таким многообразием интерпретаций термина «политика» некоторые исследователи вообще отказываются от самой возможности определения этого понятия, полагая, что политика настолько многогранное и противоречивое явление, что выразить его сущность в каком-то одном высказывании просто невозможно.

Другие ученые, однако, считают, что как бы ни трактовали политику разные авторы, в самой общей форме она может быть определена «как особая сторона человеческого существования, связанная с целедостижением и организацией, а значит прежде всего с развитием способностей к целедостижению и организации». С политикой, полагают эти авторы, мы имеем дело там, где: 1) определяются общие цели и принимаются согласованные решения об их достижении; 2) отдельные люди или целые группы осуществляют контроль за целедостижением с помощью власти - символического посредника (стандарта, средства, меры) политического общения, позволяющего выдерживать стандарты принятых решений, согласовывать средства их осуществления, наконец, служить мерой достижения целей; 3) возникают устойчивые формы согласования целедостижения (политические институты), а также привычные способы их развертывания (политические процессы); 4) формируется целостная система власти, институтов и процессов, обладающая собственной логикой и способная к самовоспроизводству и развитию; 5) люди обладают способностью использовать политические институты, включаться в политические процессы и находить свое место в политической системе благодаря овладению и/или творческому созданию соответствующих ролей[101].

Для политолога, по мнению некоторых зарубежных исследователей, интерес представляют три аспекта употребления слова «политика». Во-первых, «политика, определяемая как курс, на основе которого принимаются решения, меры по выполнению и по формулировке задач». Во-вторых, «политика, понимаемая как конкретная сфера, где люди и политические образования ведут борьбу за завоевание государственной власти. В-третьих, «политика, рассматриваемая как искусство управлять людьми в обществе».

В диссертационной работе мы будем исходить из многомерного мира политики, рассматривая его в рамках деятельностного и системного подхода.

Политику можно рассматривать как деятельность, связанную с непосредственным управлением общественными отношениями и процессами. Политика как деятельность в современной науке рассматривается в русле теории социального выбора. С точки зрения этой теории управленческая деятельность осуществляется в такой ситуации, которая содержит различные возможности дальнейшего развития. Это создает проблему политического выбора, в решение которой втягиваются различные политические силы. Речь идет прежде всего о выборе пути общественного развития, который определяется в первую очередь общезначимыми социальными целями и интересами, которые трансформируются в общественном сознании в определенные политические идеи и ценностные ориентации. Одновременно он включает в себя и выбор возможных способов деятельности, направленных на превращение социальной возможности в действительность.

Политика как деятельность предполагает оценку ее эффективности. При этом различают технологическую и социальную эффективность политики. Первая состоит в достижении максимальных результатов (целей) с минимальными затратами (средствами). Социальная эффективность политики определяется мерой ее соответствия ожиданиям различных социальных групп.

В обществе как системе можно выделить экономическую, социальную, политическую и культурную подсистемы. Экономическая подсистема выполняет функцию производства и воспроизводства человека и социальных общностей. Политическая и культурная подсистемы выполняют функции управления общественными отношениями. Управленческая функция культурной подсистемы, производящей и воспроизводящей ценности и символические нормы, состоит в формировании желаемых образцов жизнедеятельности людей. Управленческое «культурное» воздействие на общественные отношения носит «вербальный», нормативно-желательный характер.

Политическая подсистема производит и воспроизводит «обязательные» образцы жизнедеятельности людей, которые облекаются, как правило, в правовую форму. Управленческая функция политической подсистемы состоит в том, что она целенаправленно регулирует общественные отношения и процессы в различных сферах общества в части его «общезначимых целей и интересов», т.е. затрагивающих цели и интересы общества в целом.

Регулирующее воздействие политической подсистемы носит нормативно-обязательный для всех характер, поэтому политическое управление опирается на особое средство, которое называется политической властью. В организационном смысле политическая власть -это способность «управляющих» добиваться от «управляемых» реализации своих «замыслов». Нормативно-обязательный характер управленческих функций политической системы требует институциализации политической власти и оформления соответствующих государственно-правового и политического режимов.

Исходя из такого представления о политике, мы можем представить предметную область политического в виде триады: «управление -институты - курс». Предметная область политического может быть раскрыта на основе списочного критерия, т.е. определения тех явлений общественной жизни, которые имеют непосредственное отношение к этой триаде. Это - государство, власть, свобода, демократия, автократия, закон, право, партия, лидер, порядок, справедливость, реформы.

При построении многомерной модели политического менталитета важно определить многоуровневую и содержательную структуру.

В содержательном плане политический менталитет представляет собой совокупность осознанных и неосознанных политических представлений, ценностей и установок определенных социальных общностей в сфере политической повседневности.

Разделяя точку зрения о том, что менталитет - это не просто мировидение, поскольку такая трактовка менталитета содержит элементы созерцательности и пассивности, мы в содержательном плане интерпретируем менталитет как мировосприятие и «активность». Это предполагает и активность восприятия, и активность действия. В соответствии с этим структура политического менталитета будет выглядеть следующим образом: 1) осознанные и неосознанные представления о политической реальности, выполняющие функцию когнитивного мотива политического поведения; 2) ценностные политические ориентации, носящие как осознанный, так и неосознанный характер и выполняющие функцию ценностного мотива политического поведения; 3) политические аттитюды и установки - осознанные готовности и неосознанные предрасположенности реагировать определенным образом на ситуацию.

Политические представления - это образные знания о политической реальности, которая непосредственно нами не воспринимается. В литературе отмечается, что социально-психологическим условием политических представлений является сохранение в памяти следов прошлых воздействий и их актуализация. Память обеспечивает непрерывность и преемственность познавательной деятельности. «Припоминание» есть «отнесение образа к созерцанию, и притом в качестве подведения непосредственного единичного созерцания под то, что по своей форме является всеобщим, под представление, имеющее то же самое содержание...»[102].

Политические представления могут быть простым воспроизведением «следов» прошлых воздействий политической реальности на человека. Однако чаще всего политические образы, которыми оперирует человек, не ограничиваются воспроизведением воспринятого. Человек может творчески комбинировать и относительно свободно создавать новые образы. Политические представления стоят как бы на перепутье между чувственным и рациональным познанием. С одной стороны, это нечто конкретное, наглядное, сохраняющее в себе еще «трепещущую» жизнь политического объекта в его реальных связях. С другой - оно уже дальше от политической действительности, чем непосредственное ее отражение в виде ощущений и восприятий. Оно дальше от действительности и в смысле неполноты своего содержания по сравнению с мышлением»[103].

Для понимания политических представлений большое значение имеют концепции коллективных представлений Э.Дюркгейма, социальных представлений С.Московичи и когнитивная психология Ж.Пиаже.

В концепции Э.Дюркгейма коллективные представления понимаются как надындивидуальные феномены сознания, имеющие собственное содержание, не сводимое к сумме индивидуальных сознаний.

Концепция социальных представлений разработана в рамках французской социально-психологической школы С.Московичи. Ее создатели не ставили своей непосредственной задачей изучение социально-политических представлений, они решали проблемы, относящиеся главным образом к внедрению в массовый обиход практики фрейдистского психоанализа и различным «бытовым» психологическим феноменам. Но для них характерен интерес к макросоциальным, связанным с историей и культурной эволюцией социально-политическим явлениям.

В отличие от Э.Дюркгейма, С.Московичи и его последователи относят к «социальным представлениям» не любые знания, но лишь те, которые входят в сферу обыденного сознания, являются продуктом «здравого смысла» и «естественного», наивного мышления, регулируют повседневную жизнь людей, формируют их «практическое сознание». Этим они отличаются не только от продуктов научного сознания, но и от идеологических и политических теорий, предназначенных для воздействия на массовое поведение.

В когнитивной психологии Ж.Пиаже психическая деятельность представлена как единство процессов ассимиляции (перенесения на среду внутренних структурных свойств субъекта психики) и аккомодации (трансформации этих свойств соответственно условиям среды). Феномен у Ж.Пиаже есть взаимодействие субъекта и объекта, которые сцепляются, постоянно преобразуясь один в другой. Эту исходную теоретическую посылку целиком восприняла и концепция социальных представлений, отрицающая жесткое противопоставление стимула и реакции, субъекта и объекта: в представлениях они как бы сливаются в единое целое, происходит творческое «конструирование реальности», «материализация мысли». Так, Ш.Розенберг, придерживающийся методологии когнитивной психологии, рассматривает знания не просто как отражение объективной реальности. Между актом опыта и процессом понимания он включает мыслительную активность индивида, предполагающую процесс субъективного описания или интерпретации[104].

Г.Г.Дилигенский считает, что в концепции социальных представлений проявилась тенденция понять познавательную активность как коллективную, социальную деятельность. Политические представления - это не механический отпечаток поступивших в индивидуальное сознание извне, с каких-то верхних этажей общественной структуры политических идей, а продукт собственной работы субъектов познания, осуществляемой ими в процессе непосредственного общения. Поэтому межличностное отношение является одним из важнейших механизмов формирования и развития политических представлений[105].

Однако надо отметить, что научные и идеологические идеи также являются одним из важнейших источников политических представлений, но эти идеи поставляют человеку лишь первичный материал, который затем трансформируется им применительно к требованиям практики и здравого смысла.

Интеллектуальная активность индивидов и групп, которая формирует социальные представления, состоит в том, что она соединяет понятие, которым обозначается соответствующий политический объект, с его непосредственным восприятием. На этой основе создается образ политического объекта, который часто приобретает для субъекта символическое значение, как бы воплощая, представляя тот смысл, который объект имеет для его собственной жизнедеятельности.

Осуществляемую в политических представлениях «конкретизацию абстракций», воплощение понятий в образы называют объективацией. Обретение объектом смысла для политического субъекта, ориентирующего его практическое поведение, называ