Метафоричность поэтического языка Кузмина

Язык произведений М.Кузмина яркий и образный. По мнению Вейдле В.: “Язык его прозы, как и язык его стиха заслуживают всяческого внимания: и прежде всего своей гибкостью, легкостью, свободным повиновением
мысли” [13,С.9]. Как отмечает К.В.Мочульский “во всей своей “простоте и ясности” творчество М.Кузмина загадочно”: “Он говорит о самом несложном, говорит бесхитростными, почти детскими словами. Построение изумительно отчетливое, рисунок легко различимый, образы всем близкие, почти родные. Но как же этими “элементарными” поэтическими средствами достигается неожиданная острота впечатления? Почему знакомые слова в обычных сочетаниях так нас поражают? Как осознать это смутно воспринимаемое мастерство и разгадать искусство писать такие “безыскусственные”
стихи?” [13,С.9].

Необходимо отметить, что в своей лирике Кузмин использует различные виды стилистических приемов и фигур. Часто он прибегает к помощи сложных сравнений: “Бегут стихи, как стадо резвых коз” [13,С91].

Так же Кузмин употребляет анафорические конструкции:

Не верю солнцу, что идет к закату,

Не верю лету, что идет на убыль,

Не верю туче, что темнит долину [13,С88].

Однако в ходе работы над произведениями выяснилось, что превалирующим в творчестве Кузмина является употребление слов в переносном значении. Буквально в каждой строчке, каждого стихотворения можно встретить метафору, немного экономней автор использует метонимию и синекдоху.

Преобладает в поэзии Кузмина метафора, поэтому представляется необходимым рассмотреть употребление именно этого тропа.

По структуре метафоры Кузмина в основном просты, хотя он не мог отказаться от употребления развернутых метафор. Так в качестве яркого примера развернутой композиционной метафоры можно привести стихотворение “Трижды в темный склеп страстей томящих…” из цикла “Осенний май” второй книги стихов. Кузмин, апеллируя к интуиции читателя, оживляет Любовь, называя ее “вестник меченосный”. Или такой авторский прием как отождествление периодов жизни человека со временем суток: “расцвет” – юность, “пустыни полуденной дороги” – молодость и “закат” – зрелость [13,С.91 – 92].

Пример развернутой сюжетной метафоры можно увидеть в стихотворении “Ах, уста, целованные столькими…” из цикла “Любовь этого лета” первой книги стихов, где уста приобретают способности живого существа: “Ах, уста… Вы пронзаете стрелами горькими…” [13,С.23].

Простые метафоры у Кузмина многословны: “темный склеп страстей томящих” – о сердце [13,С.91], “как сильно рыба двинула хвостом” – об ударе сердца [13,С.285]. Однако существуют в произведениях и однословные метафоры.

По семантике метафоры у Кузмина также различны. В стихотворениях имеется немало языковых метафор: “губ разрез” [13,С.22], “моря
гладь” [13,С.95], “тупеет голова” [13,С.283] и т. д. Хотя, все же, предпочтение Кузмин отдает речевым метафорам, которые будут рассмотрены ниже.

По частям речи, которые метафоризируются, у Кузмина преобладают субстантивные и глагольные метафоры. По словам Н.Г.Мед: “существительное метафоризируется чаще и ярче, чем прилагательное” [6,С.203]. Субстантивная метафора у Кузмина служит для описания качеств и свойств явлений и предметов (как конкретных, так и абстрактных).

Здесь можно выделить два стилистических приема метафоризации:

1. Использование конкретно-бытовой лексики: “осколки облаков” [13,С.168], “сети вен” [13,С.169], “грудь земли” [13,С.170], “хмель
свиданий” [13,С.241], “яд выдумок и слов” [13,С.242], “причудливая мозговых частиц поросль” [13,С.243];

2. Персонификация (олицетворение): “взгляд мольбы” [13,С.23], “улыбки света” [13,С.96], “статуй сон” [13,С.171].

В этой связи необходимо отметить, что персонификацию М.Кузмин осуществляет чаще всего на основе уподобления неживого предмета живому (отношение: неживое – живое):

1. Звезда сквозь тучу крадучись восходит
И стерегущий глаз на нас наводит [13,С.95].

В этом отрывке присутствуют три метафоры: (а) звезда крадучись восходит; (б) звезда стерегущий глаз на нас наводит. Это простые глагольные метафоры (метафоризируются глаголы действия – восходит, наводит). И “ звезда стерегущий глаз… наводит ” простая субстантивная метафора (глаз звезды).

2. Наши маски улыбались,
Наши взоры не встречались… [13,С.24].

Здесь также присутствуют две простые метафоры: (а) маски улыбались; (б) взоры не встречались. Часть (а) – простая однословная субстантивная метафора, которая вносит эмоцинально-оценочный оттенок: посредством этой метафоры Кузмин подчеркивает притворство и желание создать видимость несуществующих чувств; часть (б) – простая языковая (стертая) метафора – не ощущается как стилистический прием.

3. [Когда] И вновь пленительной отравой
Меня насытит взор лукавый,
И нежность милых прежних рук
Опять вернет мне милый друг? [13,C.27] –

спрашивает автор у любви. С помощью такой совокупности простых метафор Кузмин создает эмоциональный эффект – показывает всю силу ожидания терзающего его сердце.

Использование приема олицетворения способствует созданию ярких образов природы и точному отображению противоречивых чувств, господствующих в душе автора.

Кузмин осуществляет олицетворение и на основе отношения живое – живое (уподобляет живые существа живым): “тебе [форели]
надоело” [13,С.283], “кони бьются, храпят в испуге” [13,С.285]. Последняя метафора – языковая (стершаяся), которая не ощущается как стилистический прием.

В основе приема овеществления у Кузмина лежит принцип уподобления живых предметов и явлений окружающей действительности неживым (отношение живое - неживое):

Жены, юноши и девы –
Все текут на те напевы.[13,С.35].

Эта метафора может служить примером когнитивной предикатной метафоры, т.е. присвоение объектами чужих признаков. При метафоризации глаголов Кузмин нередко использует принцип аналогии.

Иногда в поэзии Кузмина встречается и овеществление на основе отношения неживое – неживое: “Ах, уста… расцветаете улыбками…” [13,C.23], “ярость утолить” [13,C.35], “дни текли”.[13,С.92]. Можно сделать такие пояснения “Ах уста… расцветаете улыбками” (как цветами), “ярость утолить” (как жажду), “дни текли” (как вода).

Однако прием овеществления, как и прием олицетворения на основе отношения живое – живое – редкое явление в поэзии Кузмина.

Метафоризируя глаголы движения, Кузмин прибегает к замене одушевленного субъекта действия на неодушевленный, оживляя последний (применяя прием персонификации):

Солнце тускло, сонно смотрит из-за розовых завес,
А меж туч яснеет холод зеленеющих небес. [13,С.37].

В данном отрывке заключено несколько метафор:

1. “солнце… смотрит” – по структуре – простая, по семантике – речевая, по части речи – предикатная, метафора созданная с помощью приема олицетворения на основе сходства впечатления, сложной ассоциации, порожденной воздействием предмета – солнца.

2. “розовые завесы”. Это простая речевая субстантивная метафора созданная на основе приема овеществления (отношение неживое – неживое) – тучи, облака уподобляются “розовым завесам” по цвету и функции.

3. “яснеет холод” – простая речевая глагольная метафора на основе овеществления (отношение неживое - неживое) созданная на основе сходства впечатлений. Смысл этой метафоры раскрывается через следующую.

4. “холод… небес” – по структуре – простая, по семантике – языковая, по части речи – субстантивная метафора созданная с помощью приема овеществления (отношение неживое - неживое) на основе сходства сложных ассоциаций.

Так с помощью многоступенчатой метафоры, Кузмин создает прекрасный образ заката.

Еще один пример олицетворения в глагольной метафоре:

Без тревоги те дороги,
Где идет сама любовь.[13,C.35].

Однако особо часто М.Кузмин при метафоризации использует глагол бежать: ”Море…То бежит к земле то нет” [13,C.35], “пароход
бежит” [13,С.28], “берега бегут” [13,С.28], “кровь бежит” [13,С.169]. Последняя метафора – языковая (стертая), не ощущается как стилистический прием.

Как справедливо отмечает Н.Г.Мед: “Глагол конкретного физического действия в нормативном употреблении подразумевает наличие одушевленного объекта” [6,С205]. У М.Кузмина употребление глаголов со значением физических действий также расширяет образную сферу произведений: “Как жадно пил я кубок томных нег” [13,С.34]. В данном отрывке заключено несколько метафор:

1. “кубок томных нег” – по структуре простая (многословная), по семантике – речевая, по части речи – субстантивная метафора, созданная с помощью приема овеществления (отношение неживое – неживое) Любовь уподобляется “кубку томных нег” на основе возникновения сложных ассоциаций.

2. “пил я кубок томных нег” – по структуре – простая, по семантике – речевая, по части речи – глагольная метафора. Являясь в данном контексте синонимом глаголов “испытывать”, “знать по опыту”, глагол “пить” помогает достичь яркого поэтического образа, кроме того, помогает ощутить эмоциональный эффект данной метафоры: именно пить кубок томных нег, т.е. наслаждаться в полной мере, получать удовольствие от любви. Тем тяжелее, когда любовь проходит.

Глаголы состояния также способствуют созданию образов, предметов и явлений действительности: “стоит… тележка” [13,С.25], “сердце,
ныло” [13,С.37], “кости спали” [13,С.92], “сердце… не понимало” [13,С.169]. М.Кузмин широко и более часто, чем субстантивную метафору, использует глагольную.

Важно также отметить, что “возможности метафоризации не безграничны, связь с метафоризируемым словом в любом случае должна быть мотивирована” [6,С203].

На необходимость наличия общей черты сравниваемых понятий указывает и И.В.Арнольд. У Кузмина объективное сходство между предметами состоит в таких свойствах:

1. цвет – “вишен спелых сладостный агат” [13,С.22], “бор чернел” [13,С.37];

2. форма – “разрывы туч” [13,С.28], “губ разрез” [13,С.22], “гроздья ль темные кудрей” [13,С.35];

3. звук – “плакал соловей” [13,С.96], “звенит полет… стрекоз” [13,С.172], “визжат коньки” [13,С.172], “визг полозьев” [13,С.285];

4. функция – “розовые завесы” (о тучах и облаках) [13,С.37], “луна показывает” [13,С.93].

Однако чаще всего в основе метафоры лежит сходство впечатлений, сложных ассоциаций, порожденных воздействием предметов: “дух
травы” [13,С.170], “цепь любви” [13,С.171], “страсти порыв” [13,С.94], “веселой дружбы хрупкий плен” [13,С.95], “часов перемена” [13,С.27], “песни вздох” [13,С.171], “любви торжество” [13,С.172].