Актриса. Почему Генуя

По мотивам эпистолярных пьес

Л. Малюгина, Ю. Бычкова

И произведениям А. П. Чехова

(Автор сценической редакции Б. Гранатов)

 

 

                                            ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

 

 

                                    ХРАНИТЕЛЬ МУЗЕЯ ЧЕХОВА

 

ПЕРСОНАЖИ ЖИЗНИ ЧЕХОВА:

 

                                                             Мария

                                                             Лика

                                                             Елена

Ольга

                                         ПЕРСОНАЖИ ЕГО СНОВ:

    Ваняпетя

      Фокусница

                                                            Актриса

                                                            Дядя

 

Время действия с 2003 по 1884 год.

 

 

ПРОЛОГ

       

 

Ночь… Тускло мерцает стеклянный параллелепипед. Он медленно заполняется светом и превращается в прозрачную музейную витрину. За стеклом - кабинет Антона Павловича. Это не конкретный кабинет в Ялте или Мелихове. Это – «КАБИНЕТ ЧЕХОВА» Возникают силуэты давно ушедших людей – дамы в шляпах и длинных платьях, мужчины в сюртуках…Как в музее восковых фигур. Появляется Хранитель музея – странный человек, сутулый - ни дать ни взять – Фирс из «Вишневого сада». Он осматривает витрину, заходит в неё и осторожно смахивает пыль веничком из перьев со стола и с костюмов экспонатов музея. Он выходит из витрины, присаживается на кресло, берет со стола книгу и открывает ее.

ХРАНИТЕЛЬ. (читает) После нас будут летать на воздушных шарах…

  Зазвучала музыка, за стеклом стало светлее и ожили персонажи. И стало видно, что они какие-то странные, «театральные», слишком яркие, бутафорские… Ряженые. Они говорят немного манерно, нараспев, превращая прозу в стихи, но в этом есть какая-то милая наивность и грусть.

   

ВАНЯПЕТЯ. После нас будут летать на воздушных шарах, изменятся пиджаки, откроют, быть может, шестое чувство и разовьют его, но жизнь останется все та же, жизнь трудная, полная тайн и счастливая.

АКТРИСА. Придет время, и мы уйдем навеки, нас забудут, забудут наши лица, голоса и сколько нас было, но страданья наши перейдут в радость для тех, кто будет жить после нас, счастье и мир настанут на земле, и помянут добрым словом и благословят тех, кто живёт теперь.

ФОКУСНИЦА. Мы отдохнём! Мы услышим ангелов, мы увидим всё небо в алмазах, мы увидим, как всё зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир, и наша жизнь станет тихою, нежною, сладкою, как ласка. Я верую, верую…

ДЯДЯ. Те, которые будут жить через сто двести лет после нас, и которые будут презирать нас за то, что мы прожили свои жизни так глупо и так безвкусно, - те, быть может, найдут средства, как быть счастливыми, а мы…

ХРАНИТЕЛЬ. У нас только одна надежда и есть. Надежда, что, когда мы будем почивать в своих гробах, то нас посетят видения, быть может, даже приятные.

 

Раздается странный музыкальный аккорд, на мгновенье гаснет свет, а когда он снова замерцал голубоватым свечением, Хранитель увидел вокруг себя четырех красивых женщин в нарядах 90-х годов XIX века.

 

ХРАНИТЕЛЬ. (осторожно) Добрый вечер…

ОЛЬГА. Добрый вечер.

ЕЛЕНА. Здравствуйте.

        Мария и Лика тоже поклонились, в знак приветствия.

МАРИЯ. Простите, но мы бы хотели…

ХРАНИТЕЛЬ. Я знаю… Всё знаю… Я давно жду вас. Вам нужен Чехов.

ЛИКА. Мы знаем, что здесь музей, много подлинных рукописей…

ХРАНИТЕЛЬ. Подлинных… Да-да… Именно. Поищем, посмотрим, поглядим. Без меня тут кто подаст, кто распорядится? Один на весь дом. Дождался! Теперь хоть и помереть. Я вижу, вам можно верить… Вижу, вижу… Смотрите. Это Его пенсне…

МАРИЯ. (осторожно). Простите… но мы бы хотели…

ОЛЬГА. Нам пришлось наруши ть ваше уединение, но не хотелось бы отнимать у вас много времени…

ХРАНИТЕЛЬ. (грустно). Как там ни философствуй, а одиночество страшная штука, голубушка моя… Хотя в сущности… конечно, решительно все равно! (показав на шкатулку на пол). Здесь письма, фотокарточки – все, что нам нужно…

 

Слышится отдалённый звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, замирающий, печальный.

 

ОЛЬГА. Что это?

ЛИКА. Не знаю…

ЕЛЕНА. Может быть птица какая-нибудь… вроде цапли.

МАРИЯ. Или филин…

ОЛЬГА. (вздрагивает). Неприятно почему-то…

ХРАНИТЕЛЬ. (загадочно улыбаясь улыбаясь). Перед несчастьем тоже так было: сначала сова кричала, и самовар гудел бесперечь.

ОЛЬГА. Перед каким несчастьем?

ХРАНИТЕЛЬ. Перед волей.

ЛИКА. Я не могу здесь больше оставаться, не могу…

ХРАНИТЕЛЬ. Итак… Прошу внимания! Вот вам и театр. Занавес, потом первая кулиса, потом вторая и дальше пустое пространство. Декораций никаких. Открывается вид прямо на озеро…

ОЛЬГА. (с грустной улыбкой)… и на горизонт…

ХРАНИТЕЛЬ. …и на горизонт. Я начинаю. (берет фото Чехова и прикладывает к носу пенсне). Антон Чехов, литератор, врач. Мария – его сестра, Елена Шаврова – молодая литераторша, Лика Мизинова… Любимая… подруга Марии, его сестры.

МАРИЯ. Подруга моих братьев и моя.

ХРАНИТЕЛЬ. Ольга… появится в его жизни чуть позже… Начали!

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

 

ХРАНИТЕЛЬ. Итак… «Москва, 1884 год. Чехов – брату Александру. Мы живем помаленьку. Я безденежен. Читаем, пишем, шляемся по вечерам, пьем слегка водку, слушаем музыку и песнопения». Я выпустил книгу. Советовали мне нарещи ее не псевдонимом «Чехонте», а фамилией. Я предпочел псевдоним. Фамилию я отдал медицине, с ней я не расстанусь до гробовой доски. С литературой же мне рано или поздно придётся расстаться. (передает книгу Марии)

МАРИЯ. (Читает надпись на книге). «Другу и приятелю Марии Павловне Чеховой от собственного ее братца, автора Чехонте».

ХРАНИТЕЛЬ. О книге говорили газеты и журналы. Вот, например: «книга Чехова, как ни весело её читать, представляет собой печальное и трагическое зрелище самоубийства молодого таланта, который изводит себя медленной смертью газетного царства»…

МАРИЯ. Мы живем весело. Антон много пишет. Медицина его идет кресчендо.

ХРАНИТЕЛЬ. Маша уже возросла и играет роль. Она на курсах. Засела за науку. Переживает борьбу с отцом, и какую серьезную… она ничем не хуже любой тургеневской героини. Живётся скучно, писать начинаю скверно. И дело не в бедности (правда, у меня позеленела шляпа и отвалились подмётки), а оттого, что слышишь и читаешь непрерывно ложь, и ложь мелкую.(Марии) В Москве нет ни одного человека, который бы говорил правду. Говорить не с кем, писать некому.

МАРИЯ. Тебе жить надо, а не работать. Ты заработался.

ХРАНИТЕЛЬ. Я написал пьесу, называется она «Иванов». Сюжет сложен и не глуп. К премьере я готовлюсь, как к венцу.

ВАНЯПЕТЯ. (целясь из ружья) Бац! Бац!!!

ХРАНИТЕЛЬ. Бог знает что… Вы меня испугали… своими глупыми шутками…

ВАНЯПЕТЯ. Ой, ё, ёй, ай, я, яй, уй, ю, юй!

ДЯДЯ. Испугал и радуется.

ВАНЯПЕТЯ. Ну, ну… Виноват, виноват. Не буду больше, не буду… Жарко. Верите ли, душа моя, в какие-нибудь три часа семнадцать вёрст отмахал …(проскакал на ружье верхом, как на палочке). Замучился… Пощупайте-ка как у меня сердце бьётся.

ДЯДЯ. Хорошо, после.

ВАНЯПЕТЯ. Нет, вы сейчас пощупайте. (хватает его руку и прикладывает к груди) Слышите? Ту-ту. ту-ту. ту-ту. Это значит, у меня порок сердца. Каждую минуту могу скоропостижно умереть. Послушайте, вам будет жаль, если я умру?

ДЯДЯ. Не приставайте!

ВАНЯПЕТЯ -. Голубчик, скажите: будет жаль?

ДЯДЯ. Мне жаль, что от вас водкой пахнет. Это противно.

ВАНЯПЕТЯ. Разве пахнет? (выдыхает в сторону Актрисы) Удивительное дело… Впрочем, тут нет ничего удивительного. (резко выдыхает во все стороны и хохочет).

ДЯДЯ. Объявляю во всеуслышанье, что вы – подлец!

ВАНЯПЕТЯ. Милостивый государь, это низко! Я вызываю вас на дуэль. (замахивается ружьем, как дубиной)

ДЯДЯ. Я считаю для себя унизительным не только драться, но даже и говорить с вами.

АКТРИСА. За что? За что вы его оскорбили. (Ваня - Петя пытается ее остановить) Нет, позвольте, пусть он мне скажет: за что? Тупые, бессердечные люди.

ФОКУСНИЦА. Ах, да всё это скучно и скучно! Зачем же они говорят вздор? Удивляюсь! Положительно удивляюсь, господа! Ну, если у вас нет других сюжетов, то смейтесь, пойте, пляшите, что ли… (Ваня-Петя и Дядя дурашливо танцуя и напевая «Камаринскую» уходят)

АКТРИСА. Цветы повторяются каждую весну, а радости нет…

АКТРИСА и ФОКУСНИЦА (вместе) …каждую весну, а радости нет …(исчезают)

ХРАНИТЕЛЬ. (читая) На утро, в «Московском листке» появилась рецензия. Пьесу назвали цинической и безнравственно дребеденью.

ЛИКА. Антон Палыч! Сегодня домой меня провожал Левитан. А кто вас провожает?

ХРАНИТЕЛЬ. Кланяйтесь Левитану.

ЛИКА. А знаете, если бы он хоть немного походил на вас, я позвала бы его поужинать.

ХРАНИТЕЛЬ. Попросите его, чтобы он не писал в каждом письме о вас. Это с его стороны невеликодушно. И какое мне дело до его счастья?

ЛИКА. Успокойтесь, ни со мной, ни с Левитаном на свиданиях ничего не случается. Ах, если бы я могла уехать… хоть на Алеутские острова, то была бы счастлива.

ХРАНИТЕЛЬ. Что ж – поезжайте. Куда же мне ехать! Вы лучшую часть земли захватите. Я написал большую повесть – называется она «Степь». Едва ли уже я вернусь в газеты. Прощай, прошлое!

ЕЛЕНА. Антон Павлович! Я прочитала вашу степь. Это так замечательно… Вы меня не помните? Я играла в вашем «Медведе»…

ХРАНИТЕЛЬ. Очень приятно. Знаете, таким образом, начинает знакомство со мной почти каждая барышня. Ну-с…

ЕЛЕНА. Антон Павлович, у вас мой небольшой рассказ…первая проба пера… называется «Софка». Кисловодские впечатления. Мнение ваше мне очень дорого. Женщине, особенно такой неумелой и неопытной, как я самой очень трудно пробиться в литературе.

ХРАНИТЕЛЬ. Уважаемая коллега, ваш рассказ мне понравился. Свежо, интересно, талантливо… Надо продолжать!.. Кое-что я почиркал карандашом, немного изменил конец. Рассказ хорош и вполне годен к печати…

ЕЛЕНА. (Радостно) Годен! Годен! Что же мне делать дальше?

ХРАНИТЕЛЬ. Я отправлю вашу рукопись в Петербург Алексею Сергеевичу Суворину. Имейте в виду: писать полагается только на одной стороне… Ну а сбоку можете рисовать хоть чертиков. И помните: надо писать и вычеркивать, вычеркивать и писать…

МАРИЯ. (Читает из журнала). «Я не знаю зрелища более печального, чем этот даром пропадающий талант. Господин Чехов с холодной кровью пописывает, а читатель с холодной кровью почитывает».

ОЛЬГА. «Господин Чехов и сам не живёт в своих произведениях, а так себе, гуляет мимо жизни и, гуляючи, ухватит то одно, то другое. Вон быков ведут, вон почта едет, колокольчики с бубенчиками пересмеиваются, вон человека задушили, вон шампанское пьют».

ЛИКА. «Господину Чехову всё едино, что человек, что его тень, что колокольчик, что самоубийца»… Ещё вчера, даже жрецы беспринципного писания, такие, как господин Чехов и…». (Захлопывает журнал).

ХРАНИТЕЛЬ. Беспринципным писателем или, что одно и то же, прохвостом, я никогда не был. И все обвинения в мой адрес – клевета. Я, пожалуй, не ответил бы на клевету, но я надолго уезжаю из России, быть может, никогда уже не вернусь, и у меня не было сил удержаться от ответа.

МАРИЯ. Антоша, ты что, действительно решил на Сахалин?

ХРАНИТЕЛЬ. В места, подобные Сахалину, мы должны ездить на поклонения, как в Мекку. Русские люди, исследуя Сахалин, совершали изумительные подвиги, за которые можно боготворить человека… У меня такое чувство, будто я собираюсь на войну. Я купил себе непромокаемое пальто из кожи, высокие сапоги и большой ножик для резания колбасы и охоты на тигров. Я ещё не уехал, а сестра уже начала скучать. Она и её подруга Лика Мизинова будут провожать меня до Троице - Сергиевской Лавры. (подает Лике фотокарточку)

ЛИКА. (Читает на обороте). «Лике Мизиновой - добрейшему созданию, от которого я бегу на Сахалин и, которое оцарапало мне нос. Прошу ухаживателей и поклонников носить на носу… (удивленно посмотрела на него).

ХРАНИТЕЛЬ. …наперсток. А. Чехов.» Эта надпись ни к чему меня не обязывает… Я, должно быть, влюблён в Лику.

ЛИКА. Я, должно быть, влюблён в Лику. Вчера она мне снилась. Где проживает теперь эта обольстительная златокудрая дева?.. Если Лика летом будет гостить у вас, я буду рад. Она очень хорошая.

(Пауза).

 

ХРАНИТЕЛЬ. Конно-лошадиное странствие моё продолжалось два месяца. Мне не верится, что я не в тарантасе и, ложась спать, могу вытянуть ноги. Плыву по Амуру. Московский жулик преобразовался в барина. Если бы я был миллионером…

МАРИЯ. Если бы я был миллионером, то непременно имел бы на Амуре свой пароход.

 

   Музыка. Все персонажи вальсируют. Когда они разошлись, вместо Хранителя музея стоит Чехов.

 

ХРАНИТЕЛЬ-ЧЕХОВ. (осторожно пробуя роль Чехова) Вот я и дома. Я видел всё. Я вставал каждый день в пять часов, сделал перепись всего сахалинского населения… (пауза)

АКТРИСА. (помогая ему)… объездил все поселения…

ЧЕХОВ …говорил с каждым. Видел наказание плетьми, после чего ночи три или четыре мне снился палач и… (пауза)

ФОКУСНИЦА. …и отвратительная кобыла.

ЧЕХОВ. Беседовал с прикованными к тачкам. Не видел никого, кроме каторжных или тех, кто умет говорить только о каторге, плетях и каторжных…

ДЯДЯ. Россия – громадная равнина, по которой носится лихой человек…

ЧЕХОВ. Теперь Сахалин представляется мне целым адом. Я был и в аду, и в раю…

АКТРИСА И ФОКУСНИЦА. (вместе, покачиваясь, как восточные болванчики) …то есть на острове Цейлон.

ДЯДЯ И ВАНЯПЕТЯ. (вместе) Если в царстве небесном солнце заходит также хорошо, как в Бенгальском заливе, то…

ЧЕХОВ. …то царство небесное очень хорошая штука. Хорош божий свет! Одно только не хорошо – мы. Вместо знаний – нахальство и самомнение, вместо труда – лень и свинство, справедливости нет. Понятие о чести не идёт дальше чести мундира… Желание служить общему благу непременно должно быть потребностью души, условием личного счастья.

ЛИКА. Антон Павлович, говорят, что вы женитесь…

ЧЕХОВ. Да?

ЛИКА. На дочери купца Сейгеранова и берёте капиталы несметные.

ЧЕХОВ. К несчастью, это только сплетня. Денег совсем нет…

ДЯДЯ. Если бы к трудолюбию прибавить образование, а к образованию трудолюбие…

МАРИЯ. Мы теперь живем в собственном имении – Мелихово.

ЧЕХОВ. Меня одолевают тучи плотников, столяров, печников, лошадей, алчущих овса, а у меня денег чёрт-ма. Я привёз с собой целый воз лекарств – занимаюсь медициной самым основательным образом. Золотая, перламутровая и фельдикосовая Лика! Приезжайте нюхать цветы, ловить рыбку, гулять и реветь. Можете орошать моё плечо слезами (пятна я потом выведу бензином). Ах, прекрасная Лика, приезжайте. У нас поспел крыжовник!

ЛИКА. В среду Маша будет у меня. Если бы были и вы – я была бы совсем счастлива. Хочу справить свой девичник. Решила выйти замуж с отчаяния.

ЧЕХОВ. Не предавайтесь отчаянию, и приезжайте. Ах, Лика, Лика! Адская красавица! У нас великолепный сад, тёмные аллеи, укромные уголки, речка, мельница, лодка, лунные ночи, соловьи, индюки…

ПЕРСОНАЖИ СНОВ. Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы, обитавшие в воде, морские звезды…             

ЧЕХОВ. В реке и в пруде очень умные лягушки. Мы часто ходим гулять, причём я обыкновенно закрываю глаза и делаю правую руку кренделем, воображая, что вы идёте со мной под руку.

ЛИКА. Мне ужасно хочется повисеть у вас на руке, чтобы у вас потом три месяца ломило руку и вы вспоминали обо мне с проклятием.

ЧЕХОВ. Я люблю вас страстно, как тигр, и предлагаю вам руку. Ответ сообщите мимикой. Вы косая!..

ЛИКА. (в тон ему). Мечтаю о свидании с тобой, как стерлядь в ресторанном бассейне мечтает о чистой прозрачной реке. (вальсируя, исчезает).

ЧЕХОВ. То, что мы испытываем, когда бываем влюблены, быть может, и есть нормальное состояние. Влюбленность указывает человеку, каким он должен быть.

ЕЛЕНА. Антон Павлович! Как вам мой новый рассказ «Мёртвые люди»?.

ЧЕХОВ. (с ироническим негодованием) Многоуважаемая Елена Михайловна, мы, старые холостяки, пахнем как собаки? Это что, житейское наблюдение или ваше раскованное воображение?

ЕЛЕНА. Я не имела в виду кого-либо из знакомых, когда писала рассказ.

ЧЕХОВ. Ну, что ж… Пусть будет так. Новое время – новые песни.

ЕЛЕНА. Всё это у меня только на бумаге. Шер мэтр!

ЧЕХОВ. Что-что?

ЕЛЕНА. Дорогой учитель. По-французски – шер метр. Дела мои плохи - и я не шутя думаю уехать в куда-нибудь… В Австралию!

ЧЕХОВ. Они не так уж и плохи, дела ваши. Я прочёл рассказ и нахожу, что он очень хорош. Прогресс большущий. Ещё год-два, и я не буду сметь прикасаться к вашим рассказам и давать вам советы.

ЕЛЕНА. А как вам псевдоним Е. Шастунов?

ЧЕХОВ. Елена Михайловна, побойтесь бога, что это ещё за Шастунов? Помнится, где-то у Триумфальных ворот я видел бакалейную лавочку Шастунова. Придумайте что-нибудь не столь бакалейное.

ЕЛЕНА. Согласна что Шастунов не того… Прошу вас, придумайте вы мне «литературную кличку». И ведь я пока ещё не решила, каким будет мое артистическое имя после окончания драматического училища. Как быть?

ЧЕХОВ. Неужели вам улыбается актерство? Если бы у семи десятых актрис был такой литературный талант, как у вас, то они побросали бы сцену и молебен отслужили.

ЕЛЕНА. Шер мэтр, не смейтесь. Я действительно хочу поступить на сцену.

ЧЕХОВ. Тогда не возьмете ли псевдоним – Елизавет Воробей? Это имя я встретил у Гоголя, в «Мертвых душах». Помните - Чичиков у Собакевича? «Это что за мужик – Елизавет Воробей? Фу ты, пропасть: баба! Она как сюда затесалась? Подлец Собакевич, и здесь надул!».

ЕЛЕНА. Я подумаю. Антон Павлович, я пришлю вам два моих новых рассказа?

ЧЕХОВ. В начале будущей недели я уезжаю в Италию.

ЕЛЕНА. Шер мэтр, ваше мнение для меня так дорого…

ЧЕХОВ. Ну, хорошо. До отъезда прочту рассказы, но дам беспощадную критику. Будьте здоровы, господин Шастунов. Отчего бы и вам в Италию не поехать? Я еду туда с Сувориным.

ЕЛЕНА. С Сувориным? Хоть мне и совестно, - но я уж скажу - мне ужасно

 

 

нужны деньги. С мамой я поссорилась из-за драматической школы. Она так же,

как и вы, против актерской судьбы. В «Новом времени» у Суворина мне дают теперь 7 копеек за строчку. Нельзя ли устроить, чтобы было немного больше – хоть 10? Очень обяжете. Какая гадость деньги! А всё-таки без них нельзя.

ЧЕХОВ. Я тоже бедствую. Чтобы вынырнуть из пучины грошовых забот и мелких страхов, для меня оставался один способ – жениться на богатой. А вы теперь - «бедная писательница»? Вы опрокинули все мои надежды. Увы и ах!

ЕЛЕНА. Шер метр, вы всё шутите!

(Дядя читает газету и смеется)

ВАНЯПЕТЯ. Что такое вы прочли?

ДЯДЯ. Самарский купец Бабкин завещал все свое состояние на памятник Гегелю.

ВАНЯПЕТЯ. Вы шутите?

ДЯДЯ. Ей-богу нет. Ге-ге-лю.

ВАНЯПЕТЯ. (протягивает гезету Актрисе) Гегелю!!!

АКТРИСА (ему). Глаза бы мои тебя не видели.

ДЯДЯ. (иронично) Ого. Сколько у вас перемен, однако!

ВАНЯПЕТЯ Я опасно болен. Вот история, я опасно болен, а между тем мне не дают никаких лекарств…

ДЯДЯ. А чего вы хотите? Валериановых капель? Соды? Хины?

ВАНЯПЕТЯ. Ну, вот, опять начинается философия. Это невыносимо.

ФОКУСНИЦА. Позвольте вас спросить, доктор, какой город за границей вам больше всего понравился?

ДЯДЯ. Генуя.

АКТРИСА. Почему Генуя?

ДЯДЯ. Там превосходная уличная толпа. Когда вечером выходишь из отеля, то вся улица бывает запружена народом. Движешься потом в толпе без всякой цели туда-сюда, по ломаной линии, живешь с нею вместе, сливаешься с ней физически и начинаешь верить, что возможна одна мировая душа.

ВАНЯПЕТЯ. Вам хорошо говорить. Денег у вас куры не клюют.

ДЯДЯ. Денег? За всю мою жизнь, когда я не принадлежал себе ни днем ни ночью, мне удалось скопить только две тысячи, да и я прожил недавно за границей. У меня ничего нет. (выворачивает карманы, оттуда выпадают цветы).

ФОКУСНИЦА и АКТРИСА (вместе). Какие миленькие цветочки!

ЧЕХОВ. Лютый мороз во дворе и в моём сердце. Денег нет. Угарно. Отец накурил ладаном. Болит голова. Уединения нет. А главное – нет Лики и нет надежды, что я увижу её сегодня или завтра. Лика! Не предавайте нас преждевременному забвению. По крайней мере, делайте вид, что вы нас ещё помните. Обманывайте нас, Лика! Обман лучше, чем равнодушие.

ЛИКА. Очень хочется вас видеть. Удобно ли приехать к вам?

ЧЕХОВ. Вы врунья, я не верю вам – вы вовсе не хотите быть около нас. Мы для вас ничто. Мы прошлогодние скворцы, пение которых давно забыто. Когда же весна? Лика, когда же весна?

ЛИКА. Ах, удивительный, неподражаемый Антон Павлович!

ЧЕХОВ. Как живёте, что делаете, и ухаживают ли за вами ржевские драгуны?

ЛИКА. Конечно, ухаживают! Ухаживают всегда и везде! На этот счёт я всегда счастлива одинаково. А еще мне сделал предложение винозаводчик семидесяти двух лет. Долго боролась между любовью к вам и благоразумием. Наконец, победило благоразумие. Но такой важный шаг в жизни я не могу сделать без вас. Как поступить, полубог мой?

ЕЛЕНА. Боже, как хорошо, как тепло, как радостно отчего-то!

ЧЕХОВ. Полагаю, это от возраста вашего, барышня, господин Шастунов. Насчет гонорара, простите, я не говорил Суворину.

ЕЛЕНА. Мне ужасно совестно, что я надоедаю вам. Давно уже послала вам рассказы. Они немного переделаны. Не откажите мне высказать ваше мнение.

ЧЕХОВ. Рассказы? Какие рассказы?

ЛИКА. Антон Павлович, вы, верно, забыли о моем существовании?

ЧЕХОВ. В вас, Лика, сидит большой крокодил, и я хорошо делаю, что слушаюсь здравого смысла, а не сердца, которое вы укусили. Снится ли вам Левитан с чёрными глазами, полными африканской страсти? Дальше, дальше от меня! Или нет, Лика, куда ни шло: позвольте моей голове закружиться от ваших духов, и помогите мне покрепче затянуть аркан, который вы уже набросили мне на шею.

ЛИКА. Как бы я хотела, если б могла, затянуть аркан покрепче! Да не по Сеньке шапка! Первый раз в жизни мне так не везёт. И зачем вы так усиленно напоминаете мне о Левитане? Неужели я ничего не заслужила, кроме иронии? Я ни о ком не думаю, никого не хочу и не надо мне. Я буду типичной старой девой, потому что чувствую в себе задатки нетерпимости и злости.

ЧЕХОВ. Старой девой? Ну, нет. Со временем из вас выработается злая, крикливая и визгливая баба. Ваш муж – несчастный титулярный советник, будет красть у вас настойку и запивать ею горечь семейной жизни.

ЛИКА. Да, кстати, обещанные билеты на Кавказ будут.

ЧЕХОВ. Билетов на Кавказ не нужно. Уехать я никуда не могу, назначен холерным врачом. От жалования я отказался. О литературе и подумать некогда. Утомлён и раздражён адски.

ЛИКА. Видимо, свыше не суждено нам с вами ехать на Кавказ и хоть две недели провести вместе – оттого и холера.

ЧЕХОВ. Холеру я презираю, но почему-то обязан бояться её вместе со всеми. Дано мне 25 деревень, а помощника ни одного. Приезжайте к нам на зиму! Будете бить меня вместе с мужиками. Приезжайте. Ей-богу, отлично проживём. Будем есть кружовенное варенье, я займусь вашим воспитанием и выбью из вас дурные привычки. Не говорю вам никаких нежностей, вы увидите в них только иронию.

ЛИКА. У меня очень тяжело и нехорошо на душе, и когда всё это кончится – не знаю.

ЧЕХОВ. У вас нет потребности в правильном труде. Потому-то вы больны, кисните и ревёте. Вы обещали мне сделать перевод немецкой пьесы, а вместо этого отдали его немке? В другой раз не злите меня своей ленью и, пожалуйста, не вздумайте оправдываться. Где речь идёт о срочной работе и о данном слове, там я не принимаю никаких оправданий.

ЛИКА. Мне оправдываться не в чем. Отдала перевод, потому что порядком позабыла язык – вот и всё. А, может, из-за перевода я не хотела отрываться от любимого дела, вы об этом не подумали?

ЧЕХОВ.. У вас нет никакого любимого дела, а если бы оно было, вы не держали бы его в тайне. Характер ваш похож на прокисший крыжовник. Что вы ругаетесь? Ждём вас на Машины именины. Я разрешу вам насмехаться надо мной и браниться, сколько вашей душеньке угодно.

 

ЛИКА. Если вы действительно думаете, что и ленива-то я, и характер дурной, и придирчива, то что заставляет вас звать меня к себе, и вообще показывать некоторое расположение?

ЧЕХОВ. Приезжайте, дуся! Я так хорошо лечу холеру, что в Мелихове жить совсем безопасно. Мечтаю о вашем приезде, как житель пустыни бедуин мечтает о воде.

ЛИКА. Спасибо за приглашение, несмотря на мой дурной характер. Но… Я прожигаю жизнь! Это и приятней и менее беспокойно.! Приезжайте помогать поскорее прожечь её. Вы когда-то говорили, что любите безнравственных женщин – значит, не соскучитесь и со мной. А вообще я гибну, гибну день ото дня и всё с досады. И вот вам новость: я, кажется, влюблена и по своему глупому обыкновению – безнадежно! Тоска!

ЧЕХОВ. Тоска? Представляю, как вы, бедненькая, тоскуете в обществе, как противен вам коньяк и каким раем представляется Мелихово, когда вы в симфоническом собрании щеголяете в своём новом голубом платье, которое, говорят, вам очень к лицу.

ЛИКА. Зачем так много иронии там, где её не нужно?

ЧЕХОВ. Ангел мой, вы вскружили мне голову, до такой степени, что я готов поверить, даже тому, что дважды два пять

ЛИКА. Я вскружила вам голову? Вы вскружили мне голову, и я даже готова поверить и тому, что вы хотите меня видеть. Постарайтесь разубедить меня в этом.

ЧЕХОВ. Будем, Ликуся, жить мирно, не хандрите, приезжайте поскорее, милая блондиночка! Поговорим, поссоримся, помиримся, мне без вас скучно.

ЛИКА. Вот, вот, вот! Люди вам нужны настолько, насколько они могут развлечь вашу скуку, когда же вам не скучно – то вы совершенно о них забываете и прячетесь, чтобы иметь возможность писать в полное своё удовольствие. И это вам удается. Вам все удается.

ЧЕХОВ. Мне всё удаётся? Да, Лика, кроме того, что у меня нет ни гроша и я не вижу вас. Холодно, Лика, скверно.

ЛИКА. Что же делать, чтобы не было так скверно?

ЧЕХОВ. Приезжайте, хорошенькая Лика. Приезжайте и спойте. Был у нас Игнатий Потапенко – произвёл хорошее впечатление. Очень мило поёт.

ЛИКА. Вы отлично знаете, как я отношусь к вам. Умоляю вас, помогите мне вылечиться от ужасного состояния, в котором нахожусь – не зовите меня к себе. Для вас это не так важно, а мне это поможет вас забыть.

ЧЕХОВ. На днях был в парикмахерской и видел, как одному молодому человеку (не мне, честное слово!) целый час подстригали бороду. Вероятно, жених. Или шулер.

ЛИКА. Я уезжаю в Париж, учиться пению. Это твёрдо! Что же делать, папочка!

ЧЕХОВ. Я поеду в Париж за вами. Будем видеться, пока не прогоните. Скажите вашим поклонникам, что им не долго осталось блаженствовать.

ЛИКА. Вы, все-таки сумели отделаться от меня и свалить на другого. В Париж меня сопровождает Игнатий Потапенко. Очень мило поет. Не забывайте отвергнутую вами.

ЧЕХОВ. Никто вас, Лика, не отвергал.

ДЯДЯ. (играя пьяного) Погода превосходная! Брат мой, страдающий брат… выдь на Волгу, чей стон?! Мадемуазель, позвольте голодному россиянину копеек тридцать.

ПЕТЯ-ВАНЯ. Всякому безобразию есть своё приличие!

АКТРИСА. У меня нет денег. Я актриса, а не банкирша. Одни туалеты разорили совсем.

ДЯДЯ. Ницше… Философ… Величайший, знаменитейший, громадного ума человек, говорит в своих сочинениях, будто фальшивые бумажки делать можно.

ВАНЯПЕТЯ. А вы читали Ницше?

ДЯДЯ. Ну… А я в таком положении, что хоть фальшивые бумажки делай…

ФОКУСНИЦА. Груба жизнь.

ДЯДЯ. Мадемуазель, позвольте голодному россиянину копеек тридцать.

АКТРИСА. (Ванепете) Дайте ему, ему нужно, он отдаст…

ДЯДЯ. (совершенно трезво) Красивый пушистый хорёк… Вот я уже целый месяц ничего не делаю, бросил всё. Жадно ищу вас – и это вам ужасно нравится, ужасно… ну, что ж? Я побеждён, вы это знали и без допроса. Покоряюсь. Нате, ешьте!

АКТРИСА. Вы с ума сошли!

ДЯДЯ. Вы застенчивы…

АКТРИСА. Я лучше и выше, чем вы думаете! Клянусь вам!

ДЯДЯ. Где мы будем видеться? Говорите скорее: где? Сюда могут войти, говорите скорее. Какая чудная, роскошная… Один поцелуй…

АКТРИСА. Клянусь вам!

ВАНЯ ПЕТЯ (с ружьем) Я видел, видел, как ты обнимал её!

ДЯДЯ. Да-с, обнимал-с, а тебе вот (показывает ему кукиш).   

ВАНЯ ПЕТЯ. Бац! Бац!

ДЯДЯ. Пришла охота стрелять, ну, и палил бы в лоб себе самому.

ПЕТЯ-ВАНЯ. Черт! Черт! Разыграть такого дурака: стрелять два раза и ни разу не попасть! Этого я себе никогда не прощу!

ДЯДЯ. Опять у меня такое чувство, как будто я мухомору объелся. Опять! Мадемуазель, позвольте голодному россиянину копеек тридцать.

ЕЛЕНА. Некто Е. Шастунов – из начинающих – решился посетить вас, Антон Павлович. И ему не легко было сделать это, потому что он очень робок. А вы его не приняли (ужасно это обидное слово «не принять») За что!

ЧЕХОВ. Простите, но я был не совсем здоров, и принять вас физически было невозможно.

ЕЛЕНА. Я не хотела быть вам в тягость, но оказалась бестактной. Простите, простите…

ЧЕХОВ. Коллега, неужели до сих пор вы написали только 15 рассказов? Этак вы и к пятидесяти годам не научитесь писать. Напишите еще двадцать рассказов и пришлите.

ЕЛЕНА. Посылаю рассказ – один из двадцати. Прочтите на досуге и дайте, если можно, беспощадную критику.

ЧЕХОВ. Вы – послушная ученица. Насчет 20-ти рассказов я пошутил всерьез. Нужно писать, писать… Но не все печатать. В Москве теперь Суворин. Он хочет с Вами познакомиться. Не найдёте ли возможным сегодня около 9 часов вечера пожаловать к нему в «Славянский базар», № 35? На сегодняшний вечер забудьте, что вы барышня и что у вас есть строгая маман: будьте только писательницей. Мы поговорили бы, поужинали.

 

ЕЛЕНА. С удовольствием приеду. Не в далекую же Италию приглашаете! К тому же я давно хотела познакомиться с Алексеем Сергеевичем.

ЛИКА. В Париже каштаны давно распустились и цветов масса.

Я очень много пою и играю.
МАРИЯ. У вас каштаны цветут. Антон пишет, в Ялте море смотрит по-летнему. Счастливые! А у нас лютая зима, вчера была страшная метель. Я по тебе сильно тоскую. Не думала, что разлука с тобой будет так тяжела.

ЛИКА. А я живу недурно. У меня много знакомых. Часто бываю в театрах. Была на вечере в русском клубе и произвела своим появлением сенсацию. Маменьки и дочки смотрели на меня в лорнеты и почему-то дулись. А мужчины говорили, что жестоко мне жить затворницей. Собираюсь учиться на скрипке. У меня есть поклонник, француз. Красив и не глуп. Прекрасно поёт. (Пауза). Ах, Маша, почему я не могу поговорить с тобой так, как бы мне хотелось? Ведь ты мой единственный друг! Ничто меня не радует – вчера Игнатий уехал в Россию. Три недели мы с ним провели неразлучно. Эх, Маша!

МАРИЯ. Потапенко рассказал мне всё.

ЛИКА. С первого дня в Париже начались муки, ложь, скрывания. Игнатий заходил иногда утром на полчаса потихоньку от жены. Она угощает его каждый день сценами.

ЛИКА. Когда он уехал, я не шутя думала покончить с собой… Затем рождение моей девочки в самых тяжёлых условиях. Игнатий любит

меня, но он несчастнейший человек. У него нет воли, нет характера, и к тому же его супруга не останавливается ни перед чем.

ДЯДЯ. Ехать в Париж со своей женой всё равно, что в Тулу со своим самоваром.

ЛИКА. Вообще, жизнь не стоит ни гроша.

ЧЕХОВ. Вот увидите, летом вы приедете в Россию – вас погонит тоска по родине.

ЛИКА. Антон Павлович. Меня все забыли… Последний мой поклонник Потапенко и тот коварно изменил мне и бежал в Россию. Ваши портреты расставлены у меня повсюду, и я обращаюсь к ним с некоторыми тёплыми словами, которые ещё не успела забыть.

ЧЕХОВ. Я повидался бы с вами, но не совсем здоров, непрерывный кашель. Очевидно, и здоровье я прозевал так же, как вас.

ЛИКА. Отдала бы полжизни, чтобы очутиться в Мелихове, посидеть на вашем диване, поговорить с вами, поужинать и представить себе, что всё осталось по-старому и всего этого года в Париже не существовало.

ЧЕХОВ. Приезжайте, я жду вас с нетерпением.

ЛИКА. Кто теперь занял моё место? Возможно, через месяц я приеду в Россию. Хочу увидеть только Мелихово и всех вас. А потом уеду куда-нибудь, не знаю куда. В Австралию. Нужно прожечь жизнь как можно скорее. Это одно на свете истина. Остальное придумали люди по глупости.

ЕЛЕНА. Шер метр, как вы поживаете? Что касается меня, - то лето я провела в Малороссии, где была моя свадьба. Теперь я живу в Петербурге, зовут меня Елена Михайловна Юст. Шер метр, я хочу вас просить об одной вещи. Пришлите мне карточку вашу. Предвижу возражения: у меня нет, и пришлю, когда будет.

ЧЕХОВ. Посылаю фотографию работы Асикритова – лучшей у меня нет. Буду теперь ждать вашего портрета. Я совершенно здоров. Пишу понемногу. Надоело все одно и то же, хочется про чертей писать, про страшных вулканических женщин, про колдунов, но, увы! Требуют благонамеренных повестей и рассказов из жизни Иванов Гаврилычей и их супруг.

ЕЛЕНА. Уезжаю в Петербург, где опять будет все то же: бесконечные разговоры мужа о повышениях – назначениях и вечные карты. А я пришлю свою фотографию. Не судите строго, пожалуйста.

ЧЕХОВ. Ваше изображение будет включено в веер фотографических портретов дорогих моему сердцу гостей и друзей Мелихова.

ЕЛЕНА. Очень прошу, пришлите мне те рассказы, которые находятся у вас! Мысль, что их нет, и что они потеряны,- ужасна! Очень прошу вас, разыскать их.

ЧЕХОВ. Ваши рукописи найдены на чердаке между пустыми бутылками и ящиками из-под сигар.

ЕЛЕНА. Судьба.

ЧЕХОВ. Извините, извините, извините. Снисхождения не заслуживаю.

ЕЛЕНА. Да простит вам Аполлон, и все девять муз! Рукописи можете отправить обратно на чердак. Они не достойны лучшей участи. Или бросьте их в печку.

ЧЕХОВ. Хорошо.

 ЕЛЕНА. Или нет, привезите в Москву. Нагружайте ими ваш чемодан. Это вам в наказание.

ЧЕХОВ. Согласен, за рукописи следует сослать меня на каторгу, но, уверяю вас, если бы даже голова моя очутилась на чердаке, а ноги и руки в кабинете, то это бы меня нисколько не удивило. Я закончил пьесу с птичьим названием.

ЕЛЕНА. А как она называется? Или это секрет?

ЧЕХОВ. Называется она - «Чайка». Комедия, три женских роли, шесть мужских, четыре акта, пейзаж (вид на озеро), мало действия, пять пудов любви…

ЕЛЕНА. «Чайка». В самом этом слове свобода, полет…Я пока что в Петербурге. Жду сообщений о ваших планах.

ЧЕХОВ. Если попаду в Москву раньше декабря, то непременно уведомлю. Теперь пишу маленький рассказ «Моя невеста». У меня когда-то была невеста. Ее звали так: «Мисюсь». Я ее очень любил. Об этом я пишу.

ЕЛЕНА. Вы любили?! Шер мэтр любил когда-то и что, значит, это земное чувство ему было доступно и понятно. Не делайте удивленного лица! Право же, мне почему-то кажется, что вы слишком тонко анализируете все и вся для того, чтобы полюбить, то есть быть ослепленным хотя бы на время.

ЧЕХОВ. Быть ослепленным хотя бы на время – мое сокровенное желание. Возможно ли это? Не знаю.

ЕЛЕНА. Если вы не передумали ехать в Австралию, то возьмите меня с собой! В Австралию, на Северный полюс или в преисподнюю, куда хотите, хорошо?

ЧЕХОВ. Что ж, поезжайте в Австралию. Куда же мне ехать? Вы лучшую часть земли захватите.

ЕЛЕНА. Шер метр, у моего нового рассказа, мне кажется, сюжет не сложился.

ЧЕХОВ. Никаких сюжетов не нужно. В жизни нет сюжетов, в ней все перемешано: глубокое с мелким, величавое с ничтожным, трагическое со смешным. Нужны новые формы…

АКТРИСА. Холодно, холодно, холодно. Пусто, пусто, пусто. Страшно, страшно, страшно. Как пленник, брошенный в пустой глубокий колодец, я не знаю, где я и что меня ждёт. От меня не скрыто лишь, что в упорной, жестокой борьбе с дьяволом, началом материальных сил, мне суждено победить… А до тех пор ужас, ужас… Вот приближается мой могучий противник, дьявол. Я вижу его страшные багровые глаза…

ФОКУСНИЦА. Серой пахнет. Это так нужно?

 

ДЯДЯ. Да.

ФОКУСНИЦА. Да, это эффект.

ВАНЯ ПЕТЯ. Мама. (стреляет из ружья. Падает чайка)

ФОКУСНИЦА. Браво, браво!

ДЯДЯ. Браво!

ФОКУСНИЦА. Этому человеку всегда и везде везёт.

АКТРИСА. А теперь пойдемте закусить (поднимая чайку за крыло) чего-нибудь.

ВАНЯПЕТЯ. Но после ужина будем продолжать.

ФОКУСНИЦА. Нужны новые формы?

ВСЕ. Нужны…

ФОКУСНИЦА. А если их нет?

ВСЕ. То ничего не нужно.

ЕЛЕНА. (Читает газету) «Я не знаю, не помню, когда господин Чехов стал большим талантом? Но для меня несомненно, что произведен он в этот чин заведомо фальшиво. Пьеса «Чайка» производит впечатление творческой беспомощности, литературного бессилия лягушки раздуться в вола».

ЛИКА. «Со всех точек зрения – идейной, литературной и сценической – пьеса совершенно нелепа, вымучена. Если бывают дикие «Чайки», то это просто дикая пьеса… В ней всё первобытно, примитивно, уродливо и нелепо».

ЧЕХОВ. Пьеса шлёпнулась и провалилась с треском. В театре было тяжёлое напряжение недоумения и позора.

ЕЛЕНА.. Шер мэтр, «Чайка» так хороша, так трогательна, так правдива и жизненна, так нова по форме, что я не могу не выразить своего восторга и глубокой благодарности.

ЧЕХОВ. Вы добры, очень добры, и это делает честь вашему сердцу. Всё было тускло, серо, уныло, деревянно. Распределял роли не я, декораций мне не дали новых, репетиции было только две, артисты ролей не знали – и в результате всеобщая паника, полный упадок духа: играла неважно даже Комиссаржевская, которая на одной из репетиций играла изумительно, так что сидевшие в партере плакали. Теперь я покоен. Отчего вы не попробуете написать пьесу? Ведь это такое ощущение, точно в первый раз лезешь в не подогретый нарзан. Напишите-ка! Кстати сказать, вы обленились, и уже ничего не пишите, это не хорошо! Я недавно у Толстого был. Он много обо всем говорил. Наконец, я встаю, прощаюсь, он задерживает мою руку и говорит этакой энергичной старческой скороговоркой: «А, все-таки, пьес ваших я терпеть не могу. Шекспир скверно писал, а вы еще хуже!».

ЕЛЕНА. Актеры, декорации, репетиции и настроение – все это, конечно, очень важно, но Шекспир, разыгрываемый даже самыми бездарными лицедеями в деревянном сарае, остается все-таки Шекспиром… А этот монолог я готова повторить за Ниной Заречной: «За такое счастье, как быть писательницей или артисткой, я перенесла бы нелюбовь близких, нужду, разочарование, я жила бы под крышей и ела бы только ржаной хлеб, страдала бы от недовольства собой, от сознания своих несовершенств, но, зато бы уж я бы потребовала славы, настоящей, шумной славы…».

ПЕРСОНАЖИ СНОВ. Голова кружится.

ЕЛЕНА. Голова кружится…

ЧЕХОВ. А я наоборот: хочу любви гораздо больше, чем славы. Впрочем,

это дело вкуса.

 

ЕЛЕНА. Я в Москве. По утрам слушаю звон колоколов храма Христа, крик петухов на дворе.

ЧЕХОВ. Сюжет мелькнул… Сюжет для небольшого рассказа…

ЕЛЕНА. Мне хотелось бы увидеть вас. Вы видите, я откровенна.

ЧЕХОВ. Пожалуйте сегодня в семь вечера в Большую Московскую. Жду.

АКТРИСА. Я чувствовала, что мы ещё увидимся. Завтра меня уже не будет здесь, я ухожу от отца. Я, покидаю всё, начинаю новую жизнь… Я уезжаю, как и вы… В Москву, в Москву, в Москву… Мы увидимся там.

ДЯДЯ. Вы так прекрасны…

ВАНЯПЕТЯ. Вы так прекрасны…

ЧЕХОВ. … так прекрасны…

ДЯДЯ. О, какое счастье думать, что мы скоро увидимся!

ВАНЯПЕТЯ. мы скоро увидимся!

ЧЕХОВ. увидимся!

ДЯДЯ. Я опять увижу эти чудные глаза, невыразимо прекрасную, нежную улыбку…

ВАНЯПЕТЯ. прекрасную, нежную улыбку…

ЧЕХОВ. нежную улыбку…

ДЯДЯ. Эти кроткие черты. Выражение ангельской чистоты…

ВАНЯПЕТЯ. …ангельской чистоты…

ЧЕХОВ. …чистоты…

ДЯДЯ, ВАНЯПЕТЯ и ЧЕХОВ. (вместе) Дорогая моя…

ФОКУСНИЦА. Вот вам слив на дорогу… Очень сладкие. Может, захотите полакомиться…

АКТРИСА. Вы очень добры. Всё будет хорошо, всё будет хорошо. Только вот плакать не нужно!

ФОКУСНИЦА. Время наше уходит!

АКТРИСА. Что же делать! Надо жить

ПЕРСОНАЖИ. Надо жить. Что же делать! Надо жить

ЧЕХОВ. Произошло что-то загадочное: нам не хватило долгого зимнего вечера, чтобы прочитать рассказ в пять страниц.

ЕЛЕНА. Кучер ожидавший меня у подъезда Большой Московской, превратился в Деда Мороза.

ЧЕХОВ. Мы с вами, кажется, позабыли о времени.
ЕЛЕНА. Мне право, ужасно совестно. Пробыть с семи часов почти до двенадцати! Это был вызывающе длинный визит, вы, должно быть, соскучились.

ЧЕХОВ. Увы, «виноваты» мы оба. И знайте, что мне вдвоём с «литераторшей» не бывает скучно.

ЛИКА. Я пою, учусь английскому языку, старею, худею. А теперь буду ещё учиться массажу, чтобы иметь некоторые шансы на будущее. Скоро у меня будет чахотка, так говорят все, кто меня видит. Завещаю вам свой дневник, из которого вы сможете заимствовать много для юмористического рассказа. Напишите мне, дядя, ласковое письмо. Голубчик, я очень несчастна. Ах, какое свинство, что вы не удержали меня от Парижа.

ЕЛЕНА. Я играю в любительских спектаклях, читаю «Чайку» и думаю: «Шер метр забыл меня!».

ЧЕХОВ. О нет, мысль моя следует за вами также неотлучно, как тот московский офицер, который влюблен в вас.. Будут ли любители играть «Чайку»? Если будут, то когда?

ЧЕХОВ. Афишу повешу на стене в рамочке – это на память о вашей доброте. Только, пожалуйста, не сделайте с собой что-нибудь такого, что могло бы помешать вам играть спектакль. Например, не убегите с любимым человеком в Индию…

ЕЛЕНА. Чёт или нечет?

ЧЕХОВ. Чёт.

ЕЛЕНА. Нет. У меня в руке только одна горошина. Я загадала: идти мне в актрисы или нет? Хоть бы посоветовал кто.

ЧЕХОВ. Тут советовать нельзя.

ФОКУСНИЦА. (пародируя диалог) Чёт или нечет?

ДЯДЯ. Чёт.

ФОКУСНИЦА. Нет. У меня в руке только одна горошина. Я загадала: идти мне в актрисы или нет? Хоть бы посоветовал кто.

ДЯДЯ. Тут советовать нельзя

ЧЕХОВ. Спектакль прошел гладко. Публика осталась довольна как пьесой, так и исполнением. Актеров шумно вызывали, громко аплодировали, приходили за кулисы знакомиться. Успех полный! Елена Михайловна, приглашаю всю вашу труппу после спектакля на дружеский ужин и затем все вместе поедем в Москву.

ЕЛЕНА. Мы будем счастливы!

ЧЕХОВ. Я пробуду в Москве дней 10. Как чувствует себя влюблённый офицер? По- прежнему, следует за вами неотлучно?

ЕЛЕНА. Офицеру рекомендовано подать в отставку. Когда встретимся?

ЧЕХОВ. Не пожалуете ли ко мне? Я остановился в Большой Московской, номер пять.

ЕЛЕНА. Шер мэтр, я хочу вас видеть и, несмотря ни на что, буду у вас.

ЧЕХОВ. Сейчас узнал, что некий неизвестный разъезжает по югу под именем Антона Чехова и берет, где удастся, взаймы. Получил сегодня письмо с требованием вернуть 75 рублей. Какого? (ложится на диван. Вокруг него собираются Персонажи снов)

ВАНЯПЕТЯ. Погорел, погорел! Весь дочиста!

ФОКУСНИЦА. Что ж за шутки. Всё сгорело?

ВАНЯПЕТЯ. Всё дочиста. Ничего не осталось. И фотография сгорела, и все мои письма… И хотел подарить вам записную книжечку – тоже сгорела.

ФОКУСНИЦА. (Дяде) Нет, пожалуйста, уходите. Сюда нельзя.

ДЯДЯ. Почему же это ему можно, а мне нельзя?

ВАНЯПЕТЯ. Надо уходить, в самом деле. Как пожар?

ДЯДЯ. Говорят, стихает. Нет, мне положительно странно, почему это ему можно, а мне нельзя?

АКТРИСА. Трам-там-там!

ДЯДЯ. Трам-там-там?

ФОКУСНИЦА. Вы пьяны!

ДЯДЯ. Может быть, может быть.

ФОКУСНИЦА. Где доктор?

ДЯДЯ. Он там… У меня… Может быть, может быть…

ФОКУСНИЦА. И сегодня пили? К чему это?

ДЯДЯ. Все-таки на жизнь похоже… (Ваняпетя пытается его увести) Не мешайте мне. И угощение было настоящее, кавказское: суп с луком, а на жаркое – чехартма, мясное.

 

ВАНЯПЕТЯ. Черемша вовсе не мясо, а растение, вроде нашего лука.

ДЯДЯ. Нет-с, ангел мой. Чехартма не лук, а жаркое из баранины.

ВАНЯПЕТЯ. А я вам говорю, черемша – лук.

ДЯДЯ. А я вам говорю, чехартма – баранина.

ВАНЯПЕТЯ. А я вам говорю, черемша – лук.

ДЯДЯ. Что ж я буду с вами спорить! Вы никогда не были на Кавказе и не ели чехартмы.

ВАНЯПЕТЯ. Не ел, потому что терпеть не могу. От черемши такой же запах, как от чеснока.

ФОКУСНИЦА. Довольно, господа! Прошу вас!

ДЯДЯ. (прорвавшись все-таки к Чехову) После нас будут летать на воздушных шарах… Мы увидим все небо в алмазах…

ВАНЯПЕТЯ. (оттаскивая его за воротник) Реникса! Чепуха! (Фокуснице) Я не пил сегодня кофе. Скажешь, чтобы мне сварили.

АКТРИСА. Я верую, верую …(все уходят)

ФОКУСНИЦА. (уходя) Прошла гроза. Какой хороший воздух.

ЕЛЕНА. Я предчувствовала что-то неладное. Господи, как же это могло случиться? Вы не береглись, наверное, или слишком утомлялись?

ЧЕХОВ. Дело вот в чем. 22 марта в «Эрмитаже», во время обеда, у меня кровь пошла горлом. Попал в клиники. Был у меня Лев Толстой. Мы долго говорили о бессмертии. (Пауза.) Смерть страшна, но еще страшнее было бы сознание, что будешь жить вечно, никогда не умрешь. (Пауза) В четыре часа утра, опять шибко пошла кровь. Снятся архимандриты, будущее представляется весьма неопределенным.

ЕЛЕНА. Мне хотелось бы прислать вам много здоровья, и взять его у глупых, равнодушных и тупых людей.

ЧЕХОВ. Пришлите мне чего-нибудь съедобного, например, жаренную индейку, а то мне ничего не дают, кроме холодного бульона. Жуйте, как следует, - говорил отец. И жевали хорошо, и гуляли по два часа в сутки, и умывались холодной водой, и всё же вышли несчастные, бездарные люди.

ЕЛЕНА. Скажите вашему профессору, что я умоляю его на коленях скорее вылечить вас, что я за это посвящу ему целый роман и расцелую его крепко, крепко, конечно, если все это может доставить ему удовольствие.

 ЧЕХОВ. Меня выпустили на волю в значительно исправленном виде. Доктора предписали мне изменить образ жизни - велят зимовать на юге. Еду в Ниццу.

ЛИКА. Видно свыше нам не суждено встретиться. Как вам живётся в Ницце?

ЧЕХОВ. Лика, адская красавица! Где вы?

ЛИКА. Я ненадолго приехала в Россию.

ЧЕХОВ. (грустно) Молодой человек собрал миллион почтовых марок, лёг на них и застрелился.

ФОКУСНИЦА. Ты очень умный человек и очень страшный; тебя должны безумно любить женщины. Бррррррр!

ЛИКА. Вчера в клубе на эстраде пересеклись пути двух оставленных вами женщин

ЕЛЕНА. Не правда ли это похоже на отпевание любви.

ЛИКА. Впрочем, Шаврова мне очень понравилась! Она интересная женщина, и я ваш бывший вкус одобряю.

ЧЕХОВ. Вы когда же в Париж и Ниццу? Когда бы ни приехали, дайте же знать, я приду на вокзал встретить вас.

ЛИКА. У нас тепло. Я по-прежнему думаю о вас, одним словом, всё идёт своим порядком. Тепло ли у вас, и есть ли дамы в вашем вкусе? Много ли в их лицах той чистоты, которую вы так цените в женщинах и которой так много в лице мадам Шавровой – Юст?

             

        ФОКУСНИЦА достает из кармана огурец и ест.

 

ЧЕХОВ. Для упражнений во французском я завел себе здесь француженку девятнадцати лет. Зовут ее Марго. Извините меня за это, пожалуйста. Верьте, что я ценю в женщинах не одну только чистоту, но и доброту.

ЛИКА. Вот и за вас я порадовалась, что наконец-то вы взялись за ум и завели себе для практики француженку. Я всегда рада, когда моим друзьям хорошо. Надеюсь, что не осрамились.

ЕЛЕНА. Шер метр, вы совсем забыли меня, или недовольны мною, или я не знаю что… Меня это так мучит, если б вы знали! Как ваше здоровье и долго ли вы думаете пробыть в Ницце? Всю ли зиму или вернетесь в Россию?

ЧЕХОВ. В Ницце очень тепло, тихо. Помещение у меня светлое, целый день солнце. Кормят хорошо, берут недорого… Прыгаю, как теленок, которого еще не женили. Прыгаю и больше ничего. О, какое счастье, что я еще не женат. Одним словом, домой не собираюсь

ЕЛЕНА. У нас прошел слух, что будто вы вернулись и в Москве, и сердца забили тревогу…Я часто думаю о вас, вчера видела во сне, что приехала в Ниццу и сижу в вашей комнате…

МАРИЯ. Дома все благополучно. Флигель твой будет отделан на славу. Сегодня начала сажать деревья около пруда. Погода очень плохая – слякоть и очень холодно. Какое счастье, что ты не испытываешь этой кислой мерзости.

ЧЕХОВ. Я, кажется, уже начинаю тосковать по родине, но я страстно люблю тепло, люблю культуру. А культура прет здесь из каждого окошка. Работаю мало, оттого, что много ем. Для писания же нужно, прежде всего, избегать сытости. Передай Лике, что я писал ей и ответа не получил. Не увлеклась ли она кем-нибудь.

МАРИЯ. Лика у бабушки и я давно ее не видела. Я познакомилась с Суриковым. Была у него, показывала свои новые рисунки. Ему понравилось, и он предложил себя в руководители. Конечно, я очень рада. Левитан и все знакомые умоляют тебя не приезжать в Москву, чтобы тебе совершенно отделаться от болезни. Зима промчится живо. Ну, будь здоров и счастлив и укрепляй свое здоровье, если не для себя, то для других. Очень многие нуждаются в тебе. Прости за мораль, но это верно…

ЧЕХОВ. Я вернулся и в Мелихове. Лечу мужиков, пишу, строю новую школу по счёту третью. Влачу жизнь холостого человека, с осени опять начну бродить. Поеду в Крым. Для заграницы нет денег. Если начнётся война, то я пойду, только, конечно, не сражаться, а лечить. В последние полтора-два года в моей жизни было столько всякого рода происшествий, что мне ничего не остаётся, как ехать на войну.

ЛИКА. Я похудела, похорошела, (извините), и сделалась, говорят, похожа на прежнюю Лику, которая столько лет безнадежно любила вас. Я даже начинаю бояться, как бы с прежней наружностью не вернулась и прежняя глупость эта.

ЧЕХОВ. Я давно заметил, что если вы сердитесь на меня, то это значит, что вам очень хорошо.

 

 

ЛИКА. Мне передали, что вы женитесь. Позовите меня на свадьбу, я расстрою её, устрою скандал в церкви, и постараюсь не выцарапать глаз невесте. А всё-таки гадко не сообщить об этом такому старинному приятелю, как я.

ЧЕХОВ. Моя женитьбы – это милая сплетня, пущенная в свет вами. Без вашего позволения я не женюсь и прежде чем жениться, ещё покажу вам кузькину мать. Между прочим, ставится моя злосчастная «Чайка».

ОЛЬГА.«Ты последняя страница моей жизни! Ты такой талантливый, умный, лучший из всех теперешних писателей, единственная надежда России! У тебя столько искренности, простоты, свежести, здорового юмора. Ты можешь одним штрихом передать главное, что характерно для лица или пейзажа, люди у тебя, как живые. Тебя нельзя читать без восторга»! (берёт фотографию и читает). Многоуважаемой Ирине Николаевне Аркадиной – от автора «Чайки».

ЧЕХОВ (Лике). У Немировича-Данченко и Станиславского очень интересный театр. Прекрасные актрисочки. Если бы я задержался в Москве, то потерял бы голову.

ЛИКА. Я сильно боюсь, что вы увлечётесь актрисочками Немировича.

ЧЕХОВ. В Ялте мне скучно. Северная весна лучше здешней. Тепло, деревья распускаются, девицы жаждут чувств, но север всё-таки лучше юга. У нас природа грустнее, лиричнее, левитанестее…Приезжайте-ка в Ялту!

ЛИКА. Я в Россию не поеду, а буду ждать вас в Париже. Слышите, дядя! Я приеду вас встретить, если бы у вас было даже десять невест, и все они собрались меня бить. Я, милый мой, по обыкновения, без гроша. Как мне скучно здесь и как мне все надоели, но я решила выдержать до конца и вернуться в Россию чем-нибудь.

ЧЕХОВ. В Ялте концертирует Шаляпин, мы вчера ужинали и говорили о вас. Хвалил вас, как певицу, я был рад.

ЛИКА. Теперь буду сидеть и зубрить оперы, а недавно пела в ученическом концерте, при публике в пятьсот человек. Ничего себе. Пела не хуже других! Зато дрожала больше всех.

ЕЛЕНА. В окно смотрит молодая луна, та самая, что может быть, в эту минуту освещает цветы на вашем окне. Кругом тихо, так тихо, как бывает только в доме, где нет счастья и нет детей. За что женщины любят писателя, даже в том случае, если он их бранит? Желаю много здоровья и побольше любви к бедным женщинам, вы к ним не справедливы. Прошу вас, рвите мои письма на мелкие клочки (ревнивые люди опасны) и я не хочу, чтобы это сделал кто-нибудь другой.

ЧЕХОВ. У меня умер отец.

 МАРИЯ. У него сделалось ущемление кишки, захватили поздно, везли до станции по ужасной дороге. Конец жизни у него был мучительный.

ЧЕХОВ. Маша настрадалась. И у меня на душе тяжело. Если бы я был дома, я не допустил бы этого.

ЕЛЕНА. Дай вам бог силы перенести тяжёлую утрату – смерть отца. Верьте, что я горячо желаю и молюсь о том, чтобы вы нашли утешение и душевный покой.

ЧЕХОВ. Вы всегда были добры ко мне, очень добры. Ваше письмо меня тронуло, и я шлю вам тысячу благодарностей. После смерти отца едва ли мать и Маша захотят жить в Мелихове. Я уже думаю – не переехать ли нам всем в Крым?

 

ЛИКА. Я не могу подумать без слёз, что не увижу Мелихово. Так много хороших воспоминаний о нём, всё лучшее в жизни связано с ним! Если бы я уже была великой певицей, то купила бы у вас Мелихово. Когда вы приедете в Париж?

ЧЕХОВ. В Париж я едва ли попаду – денег нет. Покупаю в долг участок около Ялты. Буду строить логовище для зимовок, и разводить на досуге ненавистный вам крыжовник. Дайте мне возможность увидеть вас… хоть на фотографии, что ли.

ЕЛЕНА. Как вам живётся в курортной Ялте, шер метр?

ЧЕХОВ. Погода тёплая, ясная, приятная, и всё так вкусно. Но всё же, я бы хотел быть в Москве, чтобы повидаться со своими добрыми знакомыми, например, с вами. Хотел бы побывать в театрах, в ресторанах. У меня нет книг, мне нечего читать, я каменею от скуки, и кончится тем, что брошусь с мола в море или женюсь.

ЕЛЕНА. Не скучайте. И, пожалуйста, не ходите на мол совсем – уж лучше женитесь.

МАРИЯ. У меня была писательница Юст. Она премилая, очень мне понравилась. Лицо у нее стало гораздо красивее и даже показалось мне прекрасным. Поговорили мы с ней с удовольствием.

ЧЕХОВ. Вы были у сестры, уважаемая коллега? Вы очень, добры и очень милы.

ЕЛЕНА. Мария Павловна – прелесть и очень похожа на вас…

МАРИЯ. Она готовится стать матерью и, может быть, от этого похорошела.

ЧЕХОВ. (Елене) Как здравствуете? Что новенького? Нет ли чего-нибудь необыкновенного? Что нового… в Москве.

ФОКУСНИЦА. (с мертвой чайкой в руках) Мой ребеночек, бай, бай… (прячется под стол)

ВАНЯПЕТЯ. Поедем домой!

АКТРИСА. Я здесь останусь ночевать.
ВАНЯПЕТЯ. Поедем! Наш ребёночек, небось, голоден.

АКТРИСА. Пустяки…

ПЕТЯВАНЯ. Жалко. Уже третью ночь без матери.

АКТРИСА. Скучный ты стал. Прежде, бывало, хоть пофилософствуешь, а теперь все ребенок, домой, ребенок, домой, - и больше от тебя ничего не услышишь.

ФОКУСНИЦА. Мой ребеночек, бай, бай. Замолчи, мой хороший, мой милый мальчик. Мне тебя так жалко! Я не могу так. В городе мне жить негде. Надо уходить… Все равно…

ВАНЯПЕТЯ. Был у неё ребёнок. Ребёнок умер. Насколько я мог понять, её личная жизнь не удалась совершенно.

ДЯДЯ. А сцена?

ВАНЯПЕТЯ. Ещё хуже…

ДЯДЯ. Но, все-таки… есть талант?

ВАНЯПЕТЯ. Понять было трудно. Должно быть есть. Но я по лицу вижу, что вам это не интересно.

ДЯДЯ. Отойди, любезный, от тебя курицей пахнет.

ФОКУСНИЦА. (покачивая мертвую чайку) Грудные дети прекрасно понимают… Спит, должно быть… Одни спят, другие гуляют, а эти умники, они такие глупые. А я целый день мыкаюсь… не посылает бог смерти…

ЕЛЕНА. Я была очень больна, и мой маленький умер. Теперь поправляюсь понемногу. Вообще я неудачница.

ЧЕХОВ. Мне грустно, что вам живется невесело, что вы называете себя неудачницей. Я почти здоров, пишу понемногу, болею, старею. И когда теперь вижу красивую женщину, то старчески улыбаюсь, опустив нижнюю губу, - и больше ничего.

ЛИКА. Почти два года у меня было только одно – моя дочка. Но не прожив и двух лет моя Христина, так звали мою девочку, заболела и умерла.

ЧЕХОВ. Я вам сочувствую… В Ялте живется невесело, погода дурная. Поговорить не с кем, и работать не для чего, так как все равно не видишь и не слышишь своей работы. Пианино и я – два предмета в доме, проводящие свое существование беззвучно и недоумевающие, зачем нас здесь поставили.

ЕЛЕНА. Антон Павлович! Есть на свете человек, который думает о вас постоянно, радуется вашей радостью, страдает, когда вы больны или вас постигает горе. Этот человек любит вас безнадежно, издалека, ничего не хочет и просит об одном только, чтобы вы хоть изредка давали весть о себе, о своем здоровье.

ЧЕХОВ. Желаю вам здоровья, миллион рублей, веселого настроения, славы и всего, чего только ваша душенька желает. Шлю поздравления и привет также вашему мужу..

ЛИКА. Вот вам моя фотокарточка. Вот, какой старой ведьмою я стала.

ЧЕХОВ. (Читает надпись на карточке). «Дорогому Антону Павловичу на долгую память о восьмилетних хороших отношениях. Лика. Будут ли дни мои ясны, унылы»...

ЛИКА. «Будут ли дни мои ясны, унылы,

Скоро ли сгину я, жизнь погубя, -

Знаю одно, что до самой могилы

Помыслы, чувства, и песни, и силы – всё для тебя»!

Я могла написать это восемь лет назад, а пишу сейчас и напишу через десять лет. Пусть эта надпись вас скомпрометирует, я буду рада.

ЧЕХОВ. Любовь-это остаток чего-то вырождающегося, бывшего когда-то громадным, или часть того, что в будущем разовьется во что-то громадное.

 

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

                                             

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

 

Чехов обходит замерших четырех женщин, персонажей жизни, как в прологе Хранитель осматривал персонажей снов. Духовой оркестр тихо играет вальс. Они оживают.

МАРИЯ. Ну, будь счастлив и укрепляй своё здоровье, если не для себя, то для других. Очень многие нуждаются в тебе. Прости за мораль, но это верно.

ЕЛЕНА. Шер метр, я так горячо люблю вас и сознаюсь в этом, потому что это так же естественно, как если б я сказала, что люблю солнце, а потому, я очень страдаю оттого, что вы совсем забыли меня…

ЛИКА. Я вас люблю гораздо больше, чем вы того стоите, и отношусь гораздо лучше, чем вы ко мне. И знаю отлично, что не представляю для вас никакого интереса.

ОЛЬГА. Я очень легкомысленно поступила по отношению к тебе. Если я на сцене, то должна остаться одинокой. И не мучить никого. Не проклинай меня.

  Вальс громче, и дамы, вальсируя, исчезают. Остается Ольга.

ОЛЬГА. «Ты такой талантливый, умный, лучший из всех теперешних писателей, единственная надежда России. У тебя столько искренности, простоты, свежести, здорового юмора. Ты можешь одним штрихом передать главное, что характерно для лица или пейзажа, люди у тебя, как живые. Тебя нельзя читать без восторга!»

ЧЕХОВ. Последняя страница моей жизни! Великая артистка земли русской. Что это значит? Где вы?

ОЛЬГА. Я так счастлива, что могу греться на южном солнышке после холодного мая.

ЧЕХОВ. Мы уже начинаем думать, что вы забыли о нас и вышли на Кавказе замуж. Автор забыт – о, как это ужасно, как жестоко, как вероломно! Быть может, вы оставить сцену?

ОЛЬГА. А я-то думала, что писатель Чехов забыл об актрисе Книппер. Так, значит, изредка вспоминаете? Спасибо вам. Что-то вы поделываете в Мелихове, - неужели все холодно? А здесь красиво кругом – прогулки великолепные, много развалин старинных, интересный древний грузинский собор. Прокатились бы вы сюда, Антон Павлович, право, хорошо здесь. Отсюда бы вместе поехали в Ялту? А?

ЧЕХОВ. Писатель Чехов не забыл актрисы Книппер. Предложение поехать вместе в Ялту кажется ему очаровательным. Я поеду с условием, что вы не вскружите мне голову. Меня считают очень серьезным человеком, и мне не хотелось бы показаться таким же слабым, как все.

ОЛЬГА (Очень просто, искренно) «Милая моя, пойми, это талант!

АКТРИСА (с театральным пафосом) Милая моя, пойми, это талант!