Ваняпетя. В Москве один университет

ДЯДЯ. А я вам говорю – два.

ВАНЯПЕТЯ. Пускай хоть три, тем лучше.

ДЯДЯ. В Москве два университета! В Москве два университета: старый и новый. А если вам не угодно слушать, если мои слова раздражают вас, то я могу не говорить. Я даже… могу уйти в другую комнату.

АКТРИСА. Уехать в Москву. Продать дом, покончить всё здесь и – в Москву…

ФОКУСНИЦА. Да! Скорее в Москву.

ДЯДЯ. Черта с два!

АКТРИСА. Грубый, невоспитанный человек…

ДЯДЯ. Черта с два!

ОЛЬГА. Сегодня я в мерлехлюндии. Невесело мне. Пойду .(свистит)

АКТРИСА. Перестань свистеть, как ты можешь.

ДЯДЯ. (Ольге) С каким удовольствием я посидел бы теперь в Москве у Тестова или в Большом Московской. (Чехову) Голубчик мой.

 

ВАНЯПЕТЯ. А в Москве, давеча рассказывал подрядчик, какие-то купцы ели блины. Один, который съел сорок блинов, будто помер. Не то сорок, не то пятьдесят. Не упомню.

ДЯДЯ. Сидишь в Москве, в громадной зале ресторана, никого не знаешь и тебя никто не знает, и в то же время не чувствуешь себя чужим.

ВАНЯПЕТЯ. Тот же подрядчик сказывал – может, и врёт, - будто поперёк всей Москвы канат протянут.

ДЯДЯ. Для чего?

ВАНЯПЕТЯ. Не могу знать. Подрядчик говорил.

ОЛЬГА. Зачем ты уехал, раз ты должен быть со мной? Я долго шла за поездом, точно не верила, что мы действительно расстаёмся.

ЧЕХОВ. Здесь, дуся, удивительная погода. Так хорошо, что даже совестно. Мне уже захотелось в Россию.

ОЛЬГА. Сегодня, милый, была славная репетиция «Трех сестер». Я жива, здорова, хриплю только. Думаю о тебе, люблю тебя, мне хорошо и покойно в душе. (репетируя) «Люблю, люблю, он казался мне сначала странным, потом я жалела его, потом полюбила...

АКТРИСА. Глупая ты…

ОЛЬГА. Люблю, такая, значит, судьба моя… Значит, доля моя такая. И он меня любит. Как-то мы проживем нашу жизнь?»

ЧЕХОВ. Опиши мне хоть одну репетицию «Трех сестер». Хорошо ли ты играешь, дуся моя? Не делай печального лица ни в одном акте. Сердитое, но не печальное. Люди, которые носят в себе горе, только посвистывают и задумываются часто. Понимаешь? Конечно, ты понимаешь, потому что ты умная.

АКТРИСА. «Ты глупая. Самая глупая в нашей семье – это ты. Извини, пожалуйста.

ОЛЬГА. Мне хочется каяться, милые сёстры. Томится душа моя. Покаюсь вам и уже больше никому, никогда»…

ЧЕХОВ. Со мной обедает много дам, есть москвички. Я молчу и упорно ем или думаю о тебе. Москвички то и дело заводят речь о театре, видимо, желая втянуть меня в разговор, но я молчу и ем. Мне бывает очень приятно, когда тебя хвалят. Говорят, будто ты хорошая актриса.

ОЛЬГА. А ты там жуируешь, кутишь? Получаешь цветы от дам? Пусть за тобой побольше ухаживают, а ты за это больше меня люби.

ЧЕХОВ. Ну как «Три сестры»? Если испортите третий акт, то пьеса пропала, и меня на старости лет ошикают.

ОЛЬГА. Ах, Антон, как бы мне хотелось быть сейчас с тобой! Скажи мне, ведь и мы поймаем хоть кусочек жизни!

ЧЕХОВ. Как «Три сестры»? Ни одна собака не пишет мне об этом. Ты тоже не пишешь, и я тебя вздую за это. Если ты влюбилась в кого-нибудь, то напиши, чтобы я не смел мысленно целовать тебя и даже обнимать, как делаю это теперь.

ОЛЬГА. Чудак ты, старец Антоний! Можешь продолжать меня мысленно целовать и обнимать, не думай плохо обо мне и люби меня по-прежнему. (читая роль) «Когда берешь счастье урывочками, по кусочкам, потом его теряешь, как я, то мало помалу грубеешь, становишься злой».

ЧЕХОВ. Как идут репетиции? Боюсь, что скверно. Если пьеса провалится, поеду в Монте-Карло и проиграюсь там до положения риз.

ОЛЬГА. (читая роль) «А уже летят перелетные птицы… Лебеди или гуси. Милые мои, счастливые мои..»

ЧЕХОВ. О пьесе ты не пишешь, и я подозреваю, что она проваливается. Я уеду в Алжир.

ОЛЬГА «Я люблю, люблю… Люблю этого человека… Вы его только что видели…

АКТРИСА. Оставь это. Я всё равно не слышу.».

ЧЕХОВ. Здесь стало холодно, я рад, что уезжаю. Поеду не в Алжир, а в Италию, в Неаполь. Мне бы не писать лет пять, лет пять путешествовать, а потом засесть.

ОЛЬГА. «Что же делать! Он казался мне сначала странным, потом я жалела его… потом полюбила…

АКТРИСА. Я не слышу всё равно. Какие бы ты глупости не говорила, я всё равно не слышу».

ЧЕХОВ. Как прошли «Три сестры»? Телеграфируйте поживее, не щадя живота моего.

ОЛЬГА. «Люблю – такая, значит, судьба моя. Значит доля моя такая… И он меня любит… Это всё страшно. Да? Нехорошо это»?

ЧЕХОВ. Шла моя пьеса или нет? О ней ни слуху, ни духу, очевидно, не повезло.

ОЛЬГА. «Как то мы проживём нашу жизнь, что из нас будет»…

МАРИЯ. Милый Антоша! Я была на первом и втором представлении «Трех сестер». Очень, очень интересно. Пьеса прелесть. Поставлена хорошо, хотя местами можно было бы и лучше для Художественного театра. Успех пьесы огромный.

ОЛЬГА. По всей Москве только и разговору, что «Три сестры». Одним словом, успех Чехова и успех нашего театра. После четвертого акта вышла вся труппа, выкатили огромную корзину цветов, публика сумасшествовала, в ушах звенело от криков и аплодисментов. Но мне почему-то всегда в такие минуты бывает тоскливо. И вчера мне все плакать хотелось.

МАРИЯ. Уже нет ни одного билета на шесть будущих спектаклей. По всей Москве только и разговору что о «Трех сестрах».

ОЛЬГА. Антон, ты не изменился? У тебя все тот же нос, губы, волосы, глаза, борода? Как мне больно, что ты не видишь, как я играю Машу. С какой бы радостью я играла бы тебе ее. Спасибо тебе, Чехов! Браво!!!

ДЯДЯ. Сейчас швейцар из казённой палаты сказывал… Будто, зимой в Петербурге мороз был в двести градусов. Две тысячи людей помёрзло будто. Народ, говорит, ужасался. Не то в Петербурге не то в Москве – не упомню …

ОЛЬГА Ты был прав, что в Петербурге мы не будем иметь успеха. И действительно, публика нас принимает, а газеты ругают до бесстыдства. Меня совсем загрызли. Рецензии все безграмотные, нелепые, со змеиным шипением.

ЧЕХОВ (Пауза). Не читай газет, не считай вовсе, а-то совсем зачахнешь. Тебя бранят первый раз в жизни, оттого ты так и чувствительна, со временем же привыкнешь!

ОЛЬГА. Пишут, что репертуар наш развращающе действует на молодежь, актеров нет, только превозносят режиссуру.

ЧЕХОВ. Для театра можно писать, где угодно, но не в России, где авторов не уважают, а лягают копытом.

ОЛЬГА. Такое отвратительное, оскорбительное отношение к нашему театру – ты себе представить не можешь.

ЧЕХОВ. Погода в Ялте чудесная, такая же, как твои письма. Птицы поют, не жизнь, а малина. А я с удовольствием двинул бы теперь к Северному полюсу, куда-нибудь на Новую Землю, на Шпицберген, тем более, что здоровье мое окончательно поправилось.

ОЛЬГА Я так ждала весны, так ждала, что мы будем где-то вместе, поживем хоть несколько месяцев друг для друга, станем ближе. Напиши все, что ты думаешь, выругай меня, если надо только не молчи. Мне хочется поговорить с тобой, как с близким человеком.

ЧЕХОВ. (Пауза) В начале мая я приеду в Москву, мы повенчаемся и поедем по Волге. Можно и по Северной Двине, в Архангельск, на Соловки.

 

Все персонажи снов окружают Чехова

ДЯДЯ. Женился я по страстной любви и клялся любить вечно, но… Прошло пять лет, она всё ещё любит меня, а я… Я не чувствую ни любви ни жалости, а какую-то пустоту, утомление.

ФОКУСНИЦА. Любить безнадежно, целые годы ждать чего-то… А как выйду замуж – будет уже не до любви, новые заботы заглушат всё старое. И всё-таки, знаете, перемена.

АКТРИСА. Она вышла замуж восемнадцати лет, когда он казался ей самым умным человеком. А теперь не то. Он самый добрый, но не самый умный.

ВАНЯПЕТЯ. Жена моя бежала от меня на другой день после свадьбы с любимым человеком по причине моей непривлекательной наружности. Я до сих пор её люблю и верен ей.

ДЯДЯ. Жениться не нужно. Не нужно, потому что скучно…

ЧЕХОВ. Если дашь слово, что ни одна душа в Москве не будет знать о нашей свадьбе, я повенчаюсь с тобой, хоть в день приезда. Ужасно почему-то боюсь венчания и поздравлений, и шампанского, которое нужно держать в руке и при этом неопределенно улыбаться,

ОЛЬГА. Маша! Свадьба у нас вышла преоригинальная! В церкви не было ни души, у ограды стояли сторожа. Священник не хотел венчать без оглашения. Я еле стояла от головной боли, и мне казалось, что я или расплачусь или рассмеюсь.

МАРИЯ. Вы не желали оглашения, а о женитьбе Антона напечатано в газетах. Телефон трещит непрерывно. Я принимаю поздравления, острю, говорю глупости.

ОЛЬГА. Для меня все события этого дня прошли как сон. Из церкви поехали прямо на вокзал и в Нижний, были у Горького.

ДЯДЯ. (под Горького – на «О») Г о в о рят, что вы женитесь на какой-т о женщине–артистке с ин о странн о й фамилией. Не верю. Но, если правда – т о я рад. Эт о х о р о шо – быть женатым, если женщина не деревянная и не радикалка…

ОЛЬГА. Оттуда в Уфу…

ЧЕХОВ. На кумыс..

ОЛЬГА. Десять верст в таратайке…

МАРИЯ. Я чувствую себя одинокой, более чем когда-либо. Уходят сразу и брат и подруга. Я за два года так к тебе привязалась. Неужели между нами ляжет бездна, как всегда это бывает, когда одна из подруг выходит замуж? Если бы ты знала, как я страдаю! Мама все плачет, не может успокоиться, что ее любимчик женился на актрисе. Как странно, что ты теперь Чехова, нужно писать на конверте – Ольге Чеховой.

ОЛЬГА. Если бы ты знала, как огорчило Антона твое письмо. Машенька, дорогая, будь умницей, чтобы нам всем жилось хорошо. Неужели ты разлюбишь меня за то, что я стала женой Антона. Боюсь мечтать, но мне кажется, что мы будем отлично поживать.

МАРИЯ. Желаю тебе быть счастливой и своим счастьем зацепить и меня немножко. А нашему любимцу желаю полного выздоровления. Где ты теперь будешь жить зимой – в Москве или в Ялте?

ОЛЬГА. Я сама ничего не знаю. Ведь кроме театра, у нас не было жизни, не было других радостей. Мне ужасно сразу бросить дело, дело новое, молодое, которому мы отдали все наши силы. Запутала я и свою, и чужую жизнь, как-то я с этим справлюсь?

ЧЕХОВ. Милая Маша! Женитьба нисколько не изменит моей жизни. Буду жить так, как жил до сих пор. И к тебе мои отношения останутся неизменно теплыми и хорошими, какими были до сих пор. С супругой своей придется быть в разлуке – к этому, впрочем, я уже привык.

ОЛЬГА. Ты сейчас удивишься: сегодня был приемный экзамен в театре. Я сидела за столом в комиссии, и… знаешь, кто экзаменовался? Лика Мизинова. Читала «Как хороши, как свежи были розы» Тургенева. Потом Немирович-Данченко дал ей прочесть монолог Елены из третьего акта «Дяди Вани». Но все прочитанное было пустым местом (между нами), и мне жаль ее было, откровенно говоря.

АКТРИСА. Несчастная девушка в сущности.

ОЛЬГА. Комиссия единогласно не приняла ее. Режиссер Санин посоветовал ей открыть модное заведение.

ЧЕХОВ. Жена моя, без тебя мне так скучно, точно заточили в монастырь. Живу один одинешенек, как старый холостяк, как старый хрыч.

ОЛЬГА. Мне кажется, что я никакая не актриса, играю все скверно, неумело и почему-то делаю вид, что я настоящая актриса. У меня ведь мало веры в себя. Хочется переработать старые роли, изучать что-нибудь, этак фундаментально уйти с головой во что-нибудь. Ты уже не доволен, что я философствую.

ДЯДЯ. «Когда философствует мужчина, это философистика или там софистика, а когда философствует женщина – это уж будет - потяни меня за палец!».

ОЛЬГА. Еще день прошел и приблизил день нашего свидания, мой мифический муж? И мне нравится то, что я не знаю, как это будет. Вдруг я буду держать в своих объятиях всего моего Антона? Господи, даже невероятно. Хочется быть около тебя, ругаю себя, что не бросила сцену.

ЧЕХОВ. Для той скуки, которая теперь в Ялте, покидать сцену нет смысла.

ОЛЬГА. У нас метель сегодня, у меня настроение противное.

ЧЕХОВ. Будущую зиму я не буду сидеть в Ялте, уеду в кругосветное плавание… Один хороший знакомый взял у меня шестьсот рублей до пятницы.

ДЯДЯ. (ободряюще) У меня всегда берут до пятницы.

ОЛЬГА. Я чувствую, что жизнь как-то между пальцами бежит. Какая-то возня, а не жизнь. Вечное ощущение чего-то ненастоящего, а вот-вот придет настоящая жизнь. Ты, Антон, настоящий человек, ты любишь ты понимаешь жизнь настоящую, а не выдуманную. Я это люблю в тебе ужасно. И смешной ты бываешь ужасно. Ни один человек в мире не может меня рассмешить, как ты.

ЧЕХОВ. В кабинете пасмурно и холодно, писать трудно, пальцы не слушаются. Печки, случается, бывают горячие, но тепла не бывает. И так будет всю зиму.

ОЛЬГА. Сегодня, когда я шла на репетицию, меня безумно охватило чувство приближающейся весны. И хочется жить наперекор всему, оттого, что есть у меня Антон, есть жизнь, кроме всепожирающего театра, есть весна впереди.

ЧЕХОВ. Туман, ревет серена, гудят заблудившиеся пароходы. Около меня пусто, даже в телефон никто не звонит. Я жду тебя…

ОЛЬГА. Дирекция не отпускает, – я играю каждый вечер. Не знаю, любить мне или проклинать театр? Я способна сейчас все бросить и лететь к тебе.

ЧЕХОВ. Я все мечтаю написать смешную пьесу, где бы черт ходил коромыслом. Не знаю, выйдет ли. Не скучай, работай, будь умницей, не хандри – это тебе не идет. Когда ты весела, ты молодеешь лет на десять.

ОЛЬГА. Даю тебе слово, что это последний год так. Антон, родной, прости меня, легкомысленную дуру, не думай обо мне очень уж скверно… (пауза) Мне вдруг вспомнились наши майские дни: венчание и пароход, Волга, Уфа, десять верст в таратайке, чудесный аромат степи.

ВАНЯПЕТЯ. (читая газету) Бальзак венчался в Бердичеве. В Бердичеве… Бальзак!

ЧЕХОВ. Рыжая моя собака! С каким удовольствием проехал бы я с тобой куда-нибудь очень далеко, например, на Байкал. Это чудеснейшее озеро, увидишь, всю жизнь будешь помнить! Завтра лягу спать в девять часов, чтобы не встречать Новый год.

ОЛЬГА. Если бы ты мог быть здесь! В театре все время говорят о тебе, о твоей новой комедии.

ЧЕХОВ. О комедии я написал тебе зря – это с пера сорвалось. Она чуть забрезжила в мозгу, как самый ранний рассвет. Я сам еще не понимаю, какая она, что из нее выйдет, и меняется она каждый день. Писатель должен много писать, но не должен спешить. Я уже не помню, блондинка ты или брюнетка, помню только, что когда-то у меня была жена.

ОЛЬГА. Какая я тебе жена, если приходится жить врозь. Я очень легкомысленно поступила по отношению к тебе. Раз я на сцене, я должна остаться одинокой, и не мучить никого. Не проклинай меня!

ЧЕХОВ. Не говори глупостей. Мы с тобой очень порядочные супруги, если не мешаем заниматься другу другом делом.

ОЛЬГА. Спасибо, что не забываешь меня. Тебе, значит, сюда не хочется?

ЧЕХОВ. Кровохарканье было чуть-чуть, и надо лежать. Злюсь, так как нельзя работать.

ОЛЬГА. Недаром я это предчувствовала. Отчего откровенно не сказал мне. Ты, значит, скрывал от меня. Как мне больно, что ты относишься ко мне, как к кукле, которую нельзя тревожить. Вообще получается чепуха из нашей жизни.

ЧЕХОВ. Я уже составил план, как нам с тобой проводить будущее лето. Хочется в Швейцарию, где я еще ни разу не был. Поедем?

ОЛЬГА. Ты человек сильный, а я ничтожный совершенно и слабый. Ты живешь своей особенной жизнью, и на каждодневную жизнь смотришь довольно равнодушно.

ЧЕХОВ. От природы у меня характер резкий, я вспыльчив, но привык сдерживать себя. Скоро приеду! Подыскивай мне хорошего портного, подыскивай легкий мех. У меня, отродясь, не было сносной, мало-мальски приличной шубы!

                           

                                 Где-то проходит Лика

 

ОЛЬГА. Наш режиссер Санин женился на Лике, уже принимает поздравления.

ЧЕХОВ. (Пауза). Лику я знаю давно. Она хорошая девушка, умная и порядочная. Мы с ней друзья…

ДЯДЯ. Уже?

ВАНЯПЕТЯ. Что значит это «уже».

ДЯДЯ. Женщина может быть другом мужчины лишь в такой последовательности: сначала приятель, потом любовница, а потом уже друг…

ВАНЯПЕТЯ. Пошляческая философия.

ДЯДЯ. Как?

ЧЕХОВ. Ей с Саниным не будет хорошо, она не полюбит его. Ну, да все это от судьбы!.

ДЯДЯ. Да… Надо сознаться, становлюсь пошляком. Да я и пьян. Когда я бываю в таком состоянии, то становлюсь нахальным и наглым до крайности. (увидев Ольгу) Извините, я без галстука.

ЧЕХОВ. Я все похварываю, начинаю уже стараться, не вижу много такого, что как литератор должен бы видеть. Чувствую, как мимо меня уходит жизнь.

ОЛЬГА Я знаю, что надо жить около тебя, помогать тебе, развлекать тебя. А не делаю это потому, что подла, не сильна или неправильно понимаю жизнь. Сама не знаю, ничего я не знаю. Смотрю на фотографию и представляю, что ты смотришь на меня в окошечко.

ЧЕХОВ. Я чувствую себя полегче, и уже не поглядываю сердито на свою рукопись. Пьеса получается веселая, легкомысленная.

АКТРИСА. Кто там поглядит за ним, кто даст ему, вовремя, лекарства? И что ж тут скрывать или молчать, я люблю его, это ясно. Люблю, люблю… Это камень на моей шее, я иду с ним на дно, но я люблю этот камень и жить без него не могу.

ЧЕХОВ. Есть места, которые может почеркать цензура, это будет ужасно.

АКТРИСА. Не думайте дурно, не говорите мне ничего…

ЧЕХОВ. Пьесу пришлю на твое имя, а ты уже передашь в театр. Мы все интересуемся только войной и думаем только о ней.

АКТРИСА. Нет, нет, нет, не надо говорить так!

ЧЕХОВ. Я работаю, но не совсем удачно.

АКТРИСА. Надо быть мужчиной, в ваши годы надо понимать тех, кто любит. И надо самому любить… Надо влюбляться! Да, да! и у вас нет чистоты, а вы просто чистюлька, смешной чудак, урод…

ВАНЯПЕТЯ. (в ужасе) Это ужасно! Что она говорит?!

АКТРИСА. В ваши годы не иметь любовницы!

ВАНЯПЕТЯ. Это ужасно… не могу, я уйду…Что она говорит?

АКТРИСА. В ваши годы не иметь любовницы!

ВАНЯПЕТЯ. Между нами все кончено!… (уходит)

АКТРИСА. Петя, погодите! Смешной человек, я пошутила! Петя! (слышен грохот) Что там такое?

ФОКУСНИЦА. Он с лестницы упал!

АКТРИСА. Какой чудак!

ОЛЬГА. Отчего «Вишневый сад» будет в трех актах? В четырех лучше. Поздоровеешь и напишешь в четырех, увидишь. 

ЧЕХОВ. Мне все кажется, что по случаю войны никто ничего читать не будет.

ОЛЬГА. Сегодня читают «Вишневый сад» в театре. Слушали все с благоговением, с лицами особенными. На меня как-то все хорошо смотрят, а мне приятно. Как все жаждут видеть тебя, ненаглядный мой! Театр ожил с твоей пьесой, настроение у всех отличное, работать весело и приятно, несмотря на войну.

ЧЕХОВ. В июле, если позволит здоровье, поеду на войну. Поеду врачом. Врач увидит больше, чем корреспондент.

ОЛЬГА. Сыграли вчера «Вишневый сад» на ура. Играли хорошо. Успех шумный и серьезный. Несмотря на ужаснейшее настроение общества из-за войны, все же «Вишневый сад» имеет огромный успех.

ЧЕХОВ. (Марии). По совету врачей мы с Олей уезжаем за границу, в Баденвейлер. Газеты и журналы, все без исключения, прикажи складывать у меня на столе.

МАРИЯ. Милый Антоша, поправляйся скорее. Крепни и приезжай из-за границы молодцом. В Ялте, как нарочно, когда тебя нет, стоит все время великолепная погода. Сегодня приходили два студента и курсистка и просили позволения осмотреть сад и дом твой. Сад я показала и наделила их розами, но в дом не пустила. Они с благоговением ходили по дорожкам, и курсистка целовала розы. Было странно и мило. Мать кланяется тебе и Оле. Пиши почаще о своем здоровье.

ЧЕХОВ. Уже третьи сутки я живу на месте, мне предназначенном. Здоровье входит в меня не золотниками, а пудами.

МАРИЯ. Слава богу, что ты поправляешься, все радуемся и сразу повеселели. У нас в доме и во дворе все благополучно. Зацвели гвоздики, поспел крыжовник и смородина.

ЧЕХОВ. Скажи мамаше и всем, кому это интересно, что я выздоравливаю. Уже выздоровел.

ОЛЬГА. (Марии). Здесь очень хорошо: очаровательные мягкие горы, виноградники, воздух легкий, масса роз. Заборы из роз. Антон часто пишет тебе, но вряд ли много – о своем здоровье. Чувствует он себя здесь все время очень нехорошо.

ЧЕХОВ. Дела мои по части здравия пошли на поправку по-настоящему. Я уже привык и к комнате своей и к режиму. В полдень играет в саду музыка, дорогая, но очень бездарная. Не чувствуется ни одной капли таланта ни в чем, ни одной капли вкуса. Наша русская жизнь гораздо талантливее, но, зато порядок и честность здесь хоть отбавляй.

ОЛЬГА. Ночи мучительные, бессонные. Доктор ездит два раза в день. Я умоляла отпустить нас в Ялту, но сейчас Антона везти нельзя. Если бы я могла предчувствовать все это, ни за что не решилась бы везти его за границу. Я долго мучилась, писать ли тебе правду, но решила написать. Антону, конечно, не давай почувствовать, что я тебе писала, а-то это будет его мучить. Он заставляет писать, что ему лучше. Просит заказать ему светлый костюм из фланели.

ЧЕХОВ. Меня неистово тянет в Италию. В Ялту мы вернемся морем. По железной дороге не хочется ехать, приедешь домой скорее, а я еще не нагулялся.

МАРИЯ. Будь здоров, милый Антоша, постарайся не кашлять и побольше кушать, набирайся сил и приезжай домой.

ЧЕХОВ. Я хожу есть устриц. Мне положительно нечего делать, и я думаю только о том, чтобы мне съесть и выпить, и жалею, сто нет такой устрицы, которая меня бы съела, в наказание за грехи. Нехорошее, насмешливое мое счастье. Милая Маша! Завещаю тебе дачу мою в Ялте и доход с драматических произведений, а жене моей – Ольге Леонардовне – дачу в Гурзуфе и пять тысяч рублей. Брату Александру – три тысячи. После твоей смерти и смерти матери, что останется, поступает в распоряжение таганрогского городского управления на нужды народного образования. Помогай бедным. Береги мать. Живите мирно. Антон Чехов. Разговор через тысячу лет, на другой планете – о земле: «Помнишь ли ты то белое дерево – березу!».

ОЛЬГА. В начале ночи Антон проснулся и первый раз в жизни сам попросил послать за доктором. Пришел доктор. Антон как-то необыкновенно прямо приподнялся, сел и сказал по-немецки громко и ясно «Ich sterbe» – я умираю. Доктор велел подать шампанского. Принесли шампанское. Антон взял бокал, оглянулся, улыбнулся мне и сказал: «Давно я не пил шампанского». Выпил все до дна, лёг на левый бок - и умолкнул навсегда.

ЕЛЕНА. Вот и похоронили мы Чехова… Этот чудесный человек, всю жизнь боровшийся с пошлостью, был привезен в Россию в вагоне для «перевозки свежих устриц».

«Персонажи снов» окружают лежащего на диване Чехова и начинают петь хорал. Тихо, торжественно. «Персонажи жизни» присоединяются к поющим… Темнота…

 

КОНЕЦ

 

Гранатов Борис Александрович

Москва, ул. Люблинская, дом 35, корп. 1, кв. 63. Тел. (499) 178-49–42, +7 917-523-28-90

160001, Вологда, ул. Октябрьская, дом 36, кв.6. Телефон:+7 921-722-47-53,

 

© Авторские права сохраняются.

Постановка может быть осуществлена только с письменного согласия автора