Глава XI. Доиндустриальный тип социальности и культурная регуляция 7 страница

Механизм взаимодействия культур В литературе по проблемам аккультурации раскрыт механизм и последствия взаимодействия различных культур. На этнографическом уровне выделяют как по­зитивные, так и негативные варианты, а именно: прибав­ление, усложнение и обеднение (эрозия). Прибавление в культуру Европы приносило почти каждое открытие заморских стран, из которых ввозились культурные рас­тения и навыки их использования (картофель, кукуруза, табак, чай, какао, соя и т.д.). Но и позднее Восток по­стоянно обогащает Запад своими идеями и достижения­ми в духовных системах,психотехнике, воинских искус­ствах, орнаментике и т.д. На уровне массовой культуры этот процесс порождает многочисленные движения, цен­тры, школы и группы, практикующие восточные системы медитации или духовного и физического саморазвития. На уровне высокой культуры влияние Востока сказыва­ется в творчестве видных писателей, философов, компо­зиторов и художников. Такие процессы сами по себе еще не приводили к усложнению духовной жизни Европы, которая уже и без этого была достаточно разнообразной и перестраивала свою структуру в соответствии с внутренней динамикой, инициируя смену периодов, стилей, моды и т.д. Усложнение происходило в культурной жизни Индии, арабских стран или Китая в период экспансии европей­ской культуры в XIX в., так как к уже имеющимся раз­ витым системам социокультурной регуляции добавля­лись новые, пришедшие из разных метрополий Европы. Эрозии обычно подвергаются те этнические культуры, которые испытывают массированное воздействие извне и не имеют достаточно устойчивой и развитой собствен­ной культуры, способной адекватно отвечать новым жиз­ненным требованиям. Убедительный пример такого процесса дает, как по­казал в своих работах С.А.Арутюнов, история айнов, ко­торые оказались постепенно поглощенными культурой Японии. Подобные процессы происходили и с культурой американских индейцев, и лишь ценой создания искус­ственно поддерживаемых резерваций часть прежних эт­нических групп сохраняет прежний образ жизни. Среди факторов, способствующих позитивному эф­фекту воздействия, следует выделить следующие: а) степень дифференциации принимающей культуры. Общество, располагающее развитыми системами морали, права, художественной культуры, эстетики, философии, оказывается в состоянии адаптировать к себе функцио­нально приемлемые нововведения, не подрывая основную духовную структуру; б) длительность контакта, возникающая, например, на основе поддержания торговых путей между разными странами, гораздо результативнее, чем мощные, но крат­ковременные военные конфликты. Растянутое во време­ни воздействие вызывает не шоковое состояние и оттор­жение, а привыкание и постепенное принятие; в) политические условия взаимодействия. Очевидно, что ситуация господства или зависимости во многом ме­няет и содержание культурного общения. Зависимость приводит к росту культурного протеста, к культурной интеграции угнетенных народов, в которой мобилизуют­ся духовные силы общества для утверждения его един­ства и противостояния угнетению. Наглядное проявле­ние эти процессы имели в период колониализма. Колониализм и этнокультурные процессы. Коло­ниальный раздел Азии и Африки оказал различное вли­яние на культурные процессы: 1. Расчленение сложившихся и складывающихся эт­нических общностей границами колониальных владений нарушило этнические процессы, приведя к обособлению частей ранее единого народа и их дивергентному разви­тию (малайская общность, распавшаяся на две части в результате англо-голландских завоеваний; англо-фран­цузские захваты арабских территорий усилили тенден­цию к атомизации этнических и языковых процессов в пределах отдельных колониальных владений). 2. Колонизация отдельных стран со сложившимися этносами, повлекшая за собой развитие экономических связей, путей сообщения, наоборот, стимулировала проте­кавшие этнические процессы (колонизация Вьетнама ус­корила процесс формирования вьетнамской нации). 3. В результате колонизации произошло искусствен­ное объединение различных этносов, далеких по языку и культуре (большинство стран Тропической Африки). Между этими этносами ранее не существовали прочные языковые контакты, и они стали осуществляться с по­мощью языка метрополии. Колонизация не приостановила полностью процесса укрупнения существующих этнических общностей и рас­пространения их культур, в частности, за счет ассими­ляции крупными общностями более мелких. При этом ассимиляция через временное состояние билингвизма вела к монолингвизму и утрате родного языка. Распространению некоторых культур способствова­ли также углубление экономических связей и усиление торгового обмена между разноязычными народами (ма­лайская культура в обширном регионе Юго-Восточной Азии, суахили в Восточной Африке), потребность об­щения в районах сельскохозяйственного и промыш­ленного производства, особенно в городах, прежде все­го портовых, населенных разноязычным населением (волоф стал обиходным языком Дакара, где проживает более 30 этнических групп, а хиндустани — языком Калькутты, находящейся в бенгалоязычном районе Ин­дии). Распространение культуры, обусловленное торгово-экономическими контактами, как правило, не означало полную ассимиляцию и утрату родного языка целыми этническими общностями. Бикультурность формирова­лась лишь у отдельных представителей или узких со­ циальных прослоек таких общностей и не имела тен­денции к расширению. Даже политика прямого управления не привела по­всеместно к низведению широко распространенных куль­тур до уровня семейно-бытовых. Культуры оказывали разную сопротивляемость, и это впоследствии прояви­лось в том, что в некоторых из них быстро и с большой легкостью язык метрополии был вытеснен из всех сфер общения и заменен автохтонными (вьетнамский, корей­ский). Другие языки не смогли так быстро заменить язык метрополии (Кампучия). Разная сопротивляемость культур не может быть объяснена только разной дли­тельностью колониального господства (Корея — 36, Вьетнам — 60, а Кампучия — 67 лет). По-видимому, это зависит от того, что колониальные захваты совпали с различными стадиями национальной консолидации, ста­новления национальных культур. Политика прямого, а отчасти и косвенного управления накладывала ограничения на автохтонные культуры (за­прещая применение местных языков в высших звеньях колониального управления), вела к сужению диапазона их функционирования и замедляла их развитие. В ре­зультате эти культуры после освобождения оказались не готовыми обеспечить совместное общение из-за бедности и недостаточной дифференциации. В период борьбы за национальную независимость в колониальных странах происходит консолидация антиколониальных сил, вклю­чающих все этнические общности и все их классы и со­циальные слои. Обоснования духовной колонизации. Вплоть до XIX в. в духовных отношениях Запада с другими на­родами преобладали религиозные критерии. Нехристи­анские народы рассматривались как уступающие Европе н духовной иерархии. Индийский ученый К.М.Паниккар к книге “Азия и господство Запада” писал: “Деятель­ность христианских миссионеров был связана с экспан­сией империализма... Насаждавшаяся ими идея превос­ходства не только христианства, но и европейской цивилизации, их претензия на воплощение в учении христианской церкви полной и окончательной истины, иск­лючающей правомерность других культур, вызывала от рицательную реакцию. Азиатские народы не приняли идею культурного превосходства Запада”*. Секуляризация, охватившая Европу в XIX в., утвер­ждает расовый критерий. Он был направлен против не­гроидных и азиатских народов и получил обоснование в “науке о расах”. Р.Киплинг и другие европейские ли­тературные мэтры колониальной эпохи дали необходи­мое для формирования сознания колониальной буржуа­зии образное воплощение идеи превосходства белого че­ловека над выходцами из неевропейских культур. Но эволюция колониальных режимов допускала воз­можность европейски образованным представителям других рас и религий примкнуть к цивилизации. Под ней опять-таки подразумевалась именно европейская. Она считалась носительницей прогресса в отличие от всех других культур и независимо от степени их раз­вития. Это подавалось так: цивилизованность не имеет своим критерием цвет кожи. Любые народы могут стать цивилизованными, если в процессе своего культурного развития откажутся от национальных традиций. Такая политика привела к созданию вестернизованной элиты, которая оказалась в духовном плену у Запада. Критерии ^цивилизованности^. Вплоть до круше­ния колониальных режимов европейски понимаемая ци­вилизованность служила целям экспансии западных де­ржав (к которым потом присоединились США и Япо­ния) в “нецивилизованные” страны для обоснования получаемых преимуществ в торговой, политической и культурной сферах. Важное обстоятельство заключалось еще и в том, что такая “цивилизованность” утверждалась вопреки прин­ципам, которые долгое время существовали в Китае, Ин­дии, Японии и Османской империи. К началу XX в. сло­жились следующие критерии принадлежности страны к цивилизованному обществу: 1. Государство должно гарантировать основные права: на жизнь, достоинство, частную собственность, а также свободу передвижения, торговли и воспроизводства преж­де всего для иностранцев европейского происхождения. • Panikkar К. Asia and Western Dominance.- L., 1954. 2. Государство должно управлять своей территорией че­рез достаточно эффективную административную систему. 3. Государство создает условия для регулярности дипломатических и информационных связей. 4. Цивилизованное общество утверждает гуманные нормы общественной жизни: не допускается самосожже­ние вдов, полигамия и рабство. На первое место выдвигались свобода торговли и пе-редвижения. Именно к этим практическим соображени­ям сводился смысл европейского “универсализма” коло­ниального периода. Хорошо известно, насколько реши­тельно, всеми мерами (вплоть до войны) утверждали за­падные державы требование открыть “варварские” стра­ны, т.е. обеспечить в них доступ товаров, которые были не только предметом потребления, но и средством при-* вязать эти страны к интересам метрополий. Товар стал воплощением рыночной цивилизации. Второй критерий, вытекавший из первого, сводился к требованию соблюдения законов, обеспечению свободы и безопасности, прежде всего для торговцев. Он распрост­ранялся также на миссионеров, следовавших за ними по пятам и содействовавших обращению “варваров” в хри­стианство, а соответственно и гарантированному потреб­лению новых товаров. Остальные критерии утверждали универсализм евро­пейских норм, их распространение в качестве законов на весь мир, на все “неразвитые” расы и народы. “Не­цивилизованные” должны были постепенно приобщаться к новому образу жизни и его принципам, в чем и со­стояла “цивилизаторская миссия” Запада. В начале XX в. Европа считалась политическим и культурным центром мира, и выдвинутые ею критерии цивилизованности стали основой принятия других стран в международное сообщество. Даже постепенное допу­щение в него некоторых неевропейских стран (Японии, Турции, Сиама) происходило при сохранении непрере­каемости европейских критериев. По отношению к ос­тальным признавалось вполне оправданным и законным вооруженное вмешательство, навязывание неравноправ­ных договоров. Получила оправдание система протекто­ратов и колоний. Воздействие колониализма на культуру покорен­ных стран. Провозглашаемые колониализмом идейные принципы не соответствовали его же собственным реаль­ным действиям. Внешний фасад колониализма украшали призывы приобщения к христианству, достижениям ра­зума и цивилизации. Но за идеологизированной оболоч­кой скрывались грубые материальные интересы. Дема­гогия прикрывала насилие, алчность, расовое высокоме­рие по отношению к подчиненному населению. Реаль­ность колониальных завоеваний, подавления освободи­тельных движений, империалистических войн превраща­ла понятие “цивилизация” в риторический оборот и дип­ломатический ритуал. Разоблачение формализма колониального права как фактического бесправия стало важной задачей первых поколений азиатских и африканских национальных де­ятелей разных направлений. Но если умеренные стре­мились способствовать преодолению негативных сторон колониализма и утверждению цивилизации в рамках правосудия, то радикально настроенные повели реши­тельную борьбу не только против колониализма, но и за национальное возрождение. Колониальная эпоха в целом оказывала противоречи­вое воздействие на все сферы общественной жизни, в том числе на общественное сознание. Вводя прямо или кос­венно элементы современности, колониализм вместе с тем приводил к разрушению прежних перспективных соци­альных и духовных начал в самих колониях или же к прямому насаждению традиционализма. Так, в Индии с конца XVIII в. английские власти содействовали применению шариата для мусульман и ко­декса норм, содержащихся в “Дхармашастрах”,—для ин­дусов. Были призваны на помощь британские академи­ческие круги, которые переводили с санскрита “Законы Ману” и сборники древнеиндийских классических зако­нов XI—XII вв. Контролируемые англичанами суды, обло­жив себя древними текстами, навязывали взятые из них законы в ущерб сложившемуся обычному праву. Даже там, где религиозные ученые пандиты и улемы проявляли гибкость и шли на компромисс, английские судьи, во все­оружии оксфордской индологии или исламистики, оказы- пались гораздо более “последовательными”. Лишь в кон­це XIX в. было обнаружено, что древние “Законы Ману” не отвечают принятым среди массы населения нормам и приводят к опасному усилению традиционной элиты. Позднее академическое востоковедение и культурная антропология, исследуя изолированные традиционные общности, рекомендуют оставить их в прежних рамках, тем самым утверждая их структурно-функциональную целостность. Заповедным полем таких исследований ста­ли наименее затронутые модернизацией общества в аф­риканской и азиатской глубинке. В 50—60-х гг. XX в. начинается кризис в культурной антропологии, оказав­шейся слишком тесно связанной с интересами колони­альных режимов как в выводах, так и по исходным предпосылкам. Но помимо поддержки традиционализма, духовное воздействие колониализма велось также через утвержде­ние идеалов и ценностей западной культуры, как вопло­щения безусловного прогресса. Колониальные режимы создавали видимость приобщения к развитым формам духовной жизни и достижениям западной цивилизации. Именно в этом заключалась убеждающая сила колони­альной идеологии, воздействовавшей на умы, по крайней мере, образованных слоев на протяжении раннего пери­ода колониального господства. Для буржуазного просве­тительства характерны установки на рост знаний и про­мышленное развитие, что должно привести к устранению традиционных, сковывающих человека форм мышления, поведения, застойных социальных структур и т.п. Однако в колониальных условиях с особой остротой проявились социокультурные противоречия, присущие буржуазному обществу. Здесь происходит отчуждение новых производительных сил от народа. Ценностные ориентации, получившие высокую санкцию в буржуаз­ном сознании, оказываются лишь уловками для зату­шевывания подлинных отношений, процессов разруше­ния основ существования широких масс. Преодоление колониальных взглядов и установок было необходимой предпосылкой борьбы за политическую независимость. Просветительство и реформаторство. Важным фактором, определившим характер социально-поли тического и духовного развития стран Востока в конце XIX—XX в., стало движение за политическую и куль­турную модернизацию, получившее выражение прежде всего в просветительстве и реформаторстве. Это поло­жило начало долгому и сложному процессу перестройки культурной жизни восточных и африканских обществ. Огромное превосходство Запада в технике, военном деле и политической организации заставляло обществен­ное сознание традиционных обществ признавать важное значение этих факторов сначала в международных от­ношениях, а затем и во внутренних делах. Первоначально просветительство, в значительной сте­пени формировавшееся под влиянием европейского Про­свещения, оставалось элитарным течением и выступало в светской одежде. Отвергая традиционные формы жиз­ни, его сторонники ратовали за распространение в своих странах общественных институтов Запада и за прямое усвоение западных форм сознания. Однако просвети­тельство не смогло решить две основные, тесно связан­ные между собой социально-политические задачи, кото­рые возникли перед странами Востока на новом этапе их развития, национальной консолидации и националь­ного освобождения. Противоречивость его социально-политического содержания раскрывалась как при стол­кновении с монархическими режимами, на разумность которых оно продолжало уповать, так и в отношениях к колониализму. Выход из этих противоречий был воз­можен только за рамками просветительской идеологии и программы деятельности. Но было бы неверно полагать, что просветительство сходит со сцены. Просветительская ориентация воспро­изводится прежде всего растущей потребностью обще­ства в развитии научных знаний. И в дальнейшем она вступает в сложное взаимодействие с другими течениями в культурной жизни, прежде всего с религиозным ре-форматорством. Соединение просветительских идей с реформаторст-вом затронуло более широкие пласты общественного со­знания, стало важным этапом формирования новых идейных течений. В центре внимания просветителей и реформаторов были проблемы преодоления феодальной отсталости, изживания пережитков, устранения кастовой, расовой и религиозной дискриминации. Развитие обра­зования, распространение научных знаний, создание но­вой литературы на живых языках в немалой степени спо­собствовали пробуждению общественного самосознания. Реформаторы стремились избавить общество от слепого фанатизма, расширить права человеческого разума и воз­можности критического отношения личности к условиям своего существования. Невежественность, скованность и пассивность народа были для них бесспорными фактами. У многих мысли­телей возникают опасения перед массовой стихией. Власть, по их мнению, должна стать силой, которая спо­собна вывести общество из прежнего состояния застоя. Без верховной власти, распоряжающейся судьбами всех подопечных, увеличивается раскол между богатыми и бедными, возникают рознь и вражда, подрывающие ос­новы существования общества. На практике реформаторам, как и просветителям, при­ходилось также вести длительную обременительную тяж­бу с традиционными лидерами общества —духовенством, феодальными и дворцовыми кругами, имевшими устояв­шиеся каналы влияния как на народ,так и на власть. Поэтому у реформаторов надолго сохраняется представ­ление о необходимости сильной, но разумной власти, спо­собной преодолеть местную ограниченность. Столкнув­шись с упорным сопротивлением традиционных элемен­тов и колониальных режимов, реформаторство становит­ся более критическим и радикальным, перерастая в дви­жения за национальное возрождение и самоопределение. Постепенно вступает в свои права национализм, и не только как противостояние западному империализму, но и как стремление к самоопределению общества на куль­турно-этнической и политической основе. Национализм придает качественно новое содержание общественному сознанию. Он вырастает на том этапе, когда монархо-этатистские или религиозные формы со­противления и регуляции общества утрачивают прежнее значение и усиливается тенденция собственно нацио­нальной интеграции. Его основные характеристики мы рассматривали выше, в гл. VIII. Современная культурная экспансия Запада. Вли­яние западного мира (а также и Японии) на освободив­шиеся страны в области культуры глубоко противоречи­во. Оно способствует закреплению подчиненного поло­жения этих стран на мировом рынке, приводит нередко к разрушению прежних форм культуры, моральных норм и ценностей без полноценной замены их новыми, к подрыву духовного потенциала общества. Поэтому экс­пансия Запада встречает отрицательное отношение об­щественности освободившихся стран, а политика многих государств направлена на отпор культурной экспансии Запада или, по крайней мере, на ее ограничение. Эта экспансия все чаще определяется в международных до­кументах как культурный империализм. В новейших исследованиях подчеркивается, что импе­риализм принимает разные формы и способен действо­вать в разных сферах. Обычно перечисляется пять форм империализма: экономический, политический, военный, коммуникационный и культурный. Понятие “культур­ный империализм” раскрывается обычно как использо­вание политической и экономической власти для возвы­шения и распространения ценностей и обычаев иностран­ной культуры за счет культуры другой нации. Перечис­ленные виды империализма присутствуют постоянно, но роль, отводимая каждому из них, может меняться, что приводит к перестройке методов воздействия в зависи­мости как от глобальной ситуации, так и от возможно­стей, к которым империализм может прибегать в данной конкретной стране. В сфере самой культуры характерными чертами куль­турного империализма считаются следующие*: 1) перенесение образа жизни и потребительских ори­ентации, присущих западному обществу; 2) насаждение западной культуры как универсальной, исключающей вклад других культур; 3) стремление достичь путем культурных связей по­литических целей; * Здесь воспроизводится перечень, приведенный в статье Cultural Imperialism из американского словаря •“The Harper's Dictionary of Modern Thought” (N.Y„ 1976.- P. 303). 4) односторонний поток информации от “центра” к “периферии” (т.е. от крупнейших западных компаний в области индустрии развлечений и средств массовой ин­формации и коммуникации к многочисленной аудитории в других странах); 5) формирование социально-культурной элиты, кото­рая должна способствовать утверждению прозападных ориентации и служить, тем самым, опорой влияния бур­жуазного Запада. Транснациональные корпорации и культурная экспансия. Культурная экспансия — важная составная часть и необходимая предпосылка деятельности транс­национальных корпораций (ТИК), подчиняющих себе различные сферы общественной жизни в развивающихся странах. Их деятельность не ограничивается экономи­кой. Она дополняется как политическим давлением на правительства или же на оппозиционные силы, так и интенсивным социальным и культурным влиянием. Для успешного функционирования ТНК внедряют соответст­вующие социальные и духовные механизмы в принима­ющее общество. В результате происходит не только из­менение моделей потребления, но и перестройка всей си­стемы ценностных ориентации, в которой доминирующей становится установка на потребление. ТНК придают значение социокультурным инвестици­ям, чтобы обеспечить интересы своего производства. Они обеспечивают производство такой масскультуры, которая ведет к идеализации образа жизни, идеологии, ценностей, мировоззрения и искусства метрополий, к их некритиче­скому принятию, порождая чувство неполноценности в отношении к собственным культурам. ТНК претендуют на деидеологизацию своей деятель­ности, сводящейся якобы только к производству и про­даже товаров, обеспечению культуры бизнеса и культуры потребления, что будто бы и означает ориентацию на ма­териальные интересы. На самом деле вместо прежних мифов, в которые облекались человеческие отношения в доиндустриальных обществах, капитализм утверждает то­варный фетишизм. Товар не только продается. Он фун­кционирует в огромной степени как часть соответствую­щего образа жизни, предполагаемого всей системой средств массовой коммуникации, массовой культуры и ре­кламы. Здесь опять-таки существует высокая степень мо­нополизации. Крупнейшие корпорации по производству культуры: кинофильмов, телевизионных программ, музы­кальных записей, журналов, газет, книг, игр и т.д.— при­надлежат США, хотя с ними в острую конкуренцию всту­пают японские, английские и французские компании. Реклама способствует внедрению завышенных потреб­ностей, непригодных для данного общества. Она отвеча­ет коммерческим интересам, а не подлинным потребно­стям населения в поддержании здоровья, питании, одеж­де. Система внушения должна заменять подлинные по­требности в питье и спрос на кока-колу или пепси, на­туральное молоко — на порошковое, продающееся в яр­кой упаковке, и т.д. Потребность в еде превращается в спрос на широко рекламируемые “шоколадные батончи­ки”, потребность в транспорте — в спрос на автомашины модных марок, потребность в жилище — в спрос на особ­няк с приспособлениями для высокого комфорта. Ломка прежних потребностей, тесно связанных с обычаями и этническими культурами, приводит к разрушительным последствиям во всей системе привычных ориентации и стремлений. Впрочем, подчас в культуру потребления с большой готовностью включается местная экзотика, так­же служащая целям престижного потребления и досуга. “Чудеса” Востока и Африки входят в реестр коммер­ческих доходных предприятий. Если интересы самих ТНК оказываются вполне удов­летворенными видимым расширением потребления про­изводимого ими продукта, то этого нельзя сказать ни об интересах широких слоев населения, ни об интересах об­щества в целом. Предлагаемый образ жизни дорого сто­ит в прямом и переносном смысле. За него надо рас­плачиваться подчинением своей жизни и труда законам капиталистического производства, которые оказываются гораздо более безжалостными, чем прежние тотемы, табу и религиозные запреты. Распространяясь на различные сферы образа жизни, такого рода потребительские ориентации нередко ска­зываются весьма драматично не только на социальном, но и прямо в экономическом плане. Широко известный пример пагубности такого потребительства, навязывае­мый массовой рекламой с использованием социально-психологических факторов, деятельность швейцарской фирмы “Нестле”, пропагандирующей во многих странах мира искусственное кормление младенцев с использо-ианием продуктов этой фирмы. Замена естественного вскармливания бутылочным приводит к значительному росту расходов на импорт, превышающих в ряде афри­канских и азиатских стран бюджет органов здравоохра­нения. Другим результатом такого навязанного потреб­ления в условиях низкого уровня жизни становится по­вышение уровня детских заболеваний. По ориентиро­вочным подсчетам, все это обходится развивающимся странам в сотни миллионов долларов. И это лишь один пример того, как культурно-психологические средства используются для усиления экономической зависимо­сти. Реклама новейших товаров направлена на различные слои населения. Она разрабатывается весьма дифферен­цирование и с использованием всякого рода мимикрии, в том числе так называемой культурной экзотики. Ведь она должна привлечь прежде всего состоятельные, пла­тежеспособные слои населения. Моссовет культура в системе воздействия. В слаборазвитых странах влияние массовой культуры ока­зывается еще более противоречивым, чем в тех, где до­стигнут высокий уровень развития. Оно создает види­мость доступности для индивида иного, более легкого существования, что должно способствовать подсознатель­ному убеждению в преимуществах западного образа жизни, его некритическому принятию и идеализации, по­рождая чувство неполноценности в отношении к собст­венной культуре. Распространяемая с Запада массовая культура тесно связана с консьюмеризмом, т.е. с погоней за теми веща­ми, модами, услугами, знаниями, которые будто бы опре­деляют принадлежность человека к высшим слоям об­щества. Приспосабливаясь к поощрению таких взглядов, массовая культура внушает мысль о первостепенной зна­чимости индивидуальных нужд, личных интересов по сравнению со всеми общественными. Массовая культура, выражающаяся в широком рас­пространении развлекательной литературы, кинофильмов и телепрограмм легкого содержания, приводит к разру­шению существующих норм поведения и потребления, прежде устоявшихся представлений и ориентации, заме­няя их новыми мифами и фетишами, привязанными к запросам того рынка, на котором местному населению часто нечего продать. Роль средств массовой информации. Ведущие ка­питалистические державы интенсивно используют огром­ные возможности современных средств массовой комму­никации для усиления своего влияния во внешнем мире. Термин “информационный империализм” давно устоял­ся как в политической, так и в научной литературе. Западные информационные агентства, прежде всего четыре таких “кита”, как АП, ЮПИ, Рейтер и Франс Пресс, навязывают свое восприятие мира. Значимость новостей и информации, вырабатываемых этими агентст­вами, отражает запросы развития капиталистических де­ржав, для которых реальные жизненные проблемы ог­ромных масс населения других стран не имеют особого значения. Эти проблемы менее важны, чем различного рода крупные или мелкие сенсации, будоражащие умы западной публики. Достижения же развивающихся стран в экономическом, социальном или культурном отноше­ниях не могут проникнуть на рынок информации. Сис­тема массовых коммуникаций не столько способствует свободному распространению информации, сколько из­вращает представления о действительно важных собы­тиях, происходящих в мире. И дело не только в том, что поток информации, например, из ведущих капитали­стических стран в развивающийся мир в 100 раз пре­восходит обратный поток. Дело, прежде всего, в содер­жании этого потока, в характере информации, отражаю­щей потребности ведущих капиталистических держав. Более того, ТНК, действующие в сфере информации, стали дополнением и продолжением промышленных ТНК. Информация и идеи, распространяемые через сеть массовых изданий, радио, телевидение, кино, рекламу и т.п., проникают в сознание человека и его психологию, создают предпосылки для принятия ценностей и норм, отвечающих потребностям развития постиндустриальных общественных систем. Формы выражения и содержание информации, распространяемой через сеть массовых ком­муникаций, отражают идеологические и ценностные ус­тановки общества, находящегося на “технотронной” ста­дии, но они во многом резко расходятся как с возмож­ностями менее развитых стран, так и с их перспектив­ными путями развития. Борьба за культурную независимость. Развиваю­щиеся страны ведут решительную борьбу за решитель­ную перестройку международных отношений в области культуры. Культурная политика, разрабатываемая боль­шинством развивающихся стран, все более включает в себя решительные требования устранения пагубных по­следствий засилья Запада в сфере культуры и средств массовой информации, поддержания суверенитета и обес­печения самостоятельного развития. Это неприятие со­провождается утверждением соответствующих позитив­ных ценностей (солидарность, всеобщность, гармония, преемственность), облекаемых в специфическую симво^ лику и семантические конструкции, сложившиеся в рам­ках каждой из цивилизаций и трансформируемые в со­ответствии с требованиями современности.