Корректировка внешнеполитического

КУРСА ВЕЛИКОБРИТАНИИ

 

После прихода к власти коалиционного правительства консерваторов и либерал-демократов внешняя политика страны бы-ла заметно скорректирована.

Ещё в предвыборном манифесте 2011 г. проявилось стремление тори добиться традиционных для них задач: усилить роль Великобритании в мире, продвинуть c помощью активизации внешней политики британские национальные интересы, избегая просчётов предшественников. Они сделали акцент на проблеме укрепления международной безопасности и стабильности, а так-же реформирования системы международных отношений. Для этого предлагалось интенсифицировать многовекторное между-народное сотрудничество в рамках концепции «глобальной во-влечённости», а именно: укрепить роль Сoдружества наций, от-ношения с Индией (эта страна была поставлена на первое место), Китаем, странами Ближнего Востока, Юго-Восточной Азии, Латинской Америки, содействовать получению Японией, Германией, Индией и Бразилией статуса постоянных членов Со-вета Безопасности. Великобритания подтверждала свой статус одной из важнейших мировых держав с широким географическим охватом. Консерваторы намеревались активизировать по-литику страны на Ближнем Востоке, в урегулировании ситуации в Афганистане и Пакистане, в укреплении режима нераспространения, в иранском вопросе и др.[141]

Выступая в марте 2010 г. в Королевском институте объединённых родов войск «теневой» на тот момент министр иностран-ных дел У. Хейг выделил пять ключевых направлений британской внешней политики: реформа процесса принятия внешнепо-литических решений, приверженность НАТО, укрепление отно-шений с традиционными союзниками, а также новыми партнёрами, реформа и развитие международных политических инсти-тутов (в том числе и Евросоюза), сохранение ценностей и традиций страны[142]. Таким образом, новое правительство продемонстрировало свои притязания на формирование глобальной повестки дня.

1 июля 2010 г. Хейг уже в качестве действующего министра иностранных дел выступил с первой крупной программной речью по внешней политике (всего таких речей было четыре). На-рисовав картину изменяющегося мира, он выделил четыре при-чины происходящих изменений. Во-первых, смещение экономи-ческой мощи в сторону Востока и Юга, в пользу новых держав в лице Бразилии, Индии, Китая, Турции и Индонезии. Во-вто-рых, заметное расширение кругa стран, принимающих международные решения (вместо «большой восьмёрки» – «двадцатка»), что создаёт дополнительные трудности для британской диплома-тии, которой в новой ситуации приходится учитывать позиции гораздо более широкого круга государств. Хейг назвал также но-вые угрозы и изменение природы международных конфликтов.

Для сохранения способности влиять на ход мировых событий, что представляется консерваторам очень важным, британская внешняя политика нуждается в серьёзных изменениях, ко-торые, как подчеркнул глава Форин-офис, будут носить не революционный, а эволюционный характер.

Основными, приоритетными направлениями британской внешней политики остаются трансатлантическое и европейское направления, а также отношения с НАТО. Однако Лондон не будет, как это происходило при лейбористах, принимать внешнеполитические решения, постоянно оглядываться на Вашингтон. Евросоюз, по словам министра, будет по-прежнему иметь ключевое значение для Великобритании, которая намерена уве-личить своё влияние во всех его основных структурах за счёт наращивания британского присутствия в Еврокомиссии и других подразделениях организации.

Cогласно Хейгу, существенно изменится политика в отноше-нии стран с быстро развивающейся экономикой – Индии, Брази-лии, Китая, Чили и ЮАР. Она станет стабильной, в отличие от «беспорядочного» подхода, характерного для предыдущего пра-вительства.

Появление новых гигантов сопровождается неизбежным со-кращением влияния Евросоюза. При этом Западу, в силу падения его глобального политического влияния, как считает Хейг, будет всё труднее добиваться своих целей в сфере внешней по-литики, в том числе из-за заметного сокращения эффективности такого важного в прошлом инструментa, как санкции.

Отныне координировать деятельность всех министерств в вопросах внешней политики должен новый правительственный орган – Совет национальной безопасности. C помощью внешней политики предполагалось решить главную задачу ближайших лет – добиться скорейшей стабилизации государственных расходов, сокращения бюджетного дефицита и государственного долга. Британская дипломатия станет уделять больше внимания расширению торгово-экономических отношений. (Этот тезис получил развитие в речи Хейга, произнесенной позже в Токио).

Хейг перечислил факторы, которые ещё позволяют Велико-британии пользоваться значительно большим влиянием в мире, чем то, на которое она могла бы рассчитывать, исходя из численности своего населения. К ним относятся: искусный дипломатический корпус, постоянное членство в Совете Безопасности ООН, особые отношения с США, ключевая роль в делах Ев-росоюза, Содружество наций, роль глобальной торговой держа-вы, мощные вооружённые силы, а также единый (или близкий) подход ведущих британских партий к решению ключевых международных проблем.

В числе опасностей новой эпохи глава Форин-офис выделил «несостоявшиеся государства» и даже целые «несостоявшиеся регионы», международный терроризм и новые виды конфликтов. Все они, по его мнению, подпитываются хронической бедностью, поэтому борьба с ней остаётся важным направлением деятельности Великобритании.

Что касается отношений с Россией, Хейг признал, что постоянная конфронтация с Москвой не отвечает британским национальным интересам, в том числе и потому, что без России невозможно решить целый ряд важнейших международных про-блем, прежде всего нераспространения ядерного оружия. Поэто-му новое правительство «открывает дверь» для более тесных от-ношений с Россией, хотя процесс нормализации потребует существенных усилий с обеих сторон. С тех пор атмосфера в анг-ло-российских отношениях заметно потеплела: в 2011 г. состоялся обмен визитами глав внешнеполитических ведомств, подписано соглашение о прямой шифрованной связи между Лондоном и Москвой. Премьер-министр Д. Кэмерон и Президент Рос-сии Д. Медведев уже встречались на саммите «большой вось-мёрки», а в сентябре 2011 г. состоялся официальный визит бри-танского премьера в нашу страну.

Тори, безусловно, не собираются отказываться от «особых отношений» с США и при любом удобном случае будут подчёркивать свой привилегированный статус. Хейг охарактеризо-вал союз двух стран как «нерушимый», однако дал понять, что британская сторона намерена руководствоваться национальны-ми интересами в этом партнёрстве, в отличие от предыдущего лейбористского правительства. «Важны и другие двусторонние отношения», – заявил министр. Можно ожидать, что периодически Лондон будет демонстрировать свою самостоятельность и приоритет национальных интересов, которые, как показывает практика, ненамного расходятся с американскими.

В ходе недавнего визита президента США в Великобританию, состоявшегося в конце мая 2011 г., не было недостатка в высокопарных выражениях и реверансах в отношении друг дру-га. Президент США Б. Обама, который цитировал не только Черчилля, но и Шекспира, охарактеризовал англо-американские отношения не просто как особые, а «жизненно важные» в деле обеспечения глобальной стабильности и процветания. При этом он говорил о «новой главе в нашей общей истории». Безусловно, Соединённые Штаты нуждаются в Великобритании и её поддержке, особенно в последние годы. В Вашингтоне хорошо понимают, что ближе и надёжнее партнёра в Европе у них нет и не предвидится (несмотря на настораживающую американскую сторону риторику консерваторов об отказе от «раболепия»). И в этом смысле (c точки зрения важности партнёров друг для друга) можно сказать, что по мере ослабления позиций США в мире англо-американские отношения будут становиться всё бо-лее равноправными.

Обама стал первым в истории президентом США, который выступил в знаменитом Вестминстер-холле британского парла-мента перед членами обеих палат. Центральное место на переговорах в Лондоне заняли проблемы Ливии и Афганистана. Обама заверил на совместной пресс-конференции, что наземной операции в Ливии не будет (Кэмерон при этом отмолчался). Тем не менее, всё больше фактов свидетельствовало о том, что дело шло именно к наземной операции. Таким образом, повторялась ситуация 1999 г. (война против Югославии), а роль посредника, который должен «дожать» Каддафи (по аналогии с Милоше-вичем), вновь отводилась России.

Проблема отношений с Евросоюзом стала предметом наибольших разногласий консерваторов с предыдущим правительством. Консерваторы, как известно, всегда выступали последовательными противниками единой европейской валюты, проти-вились евроконституции и Лиссабонскому договору, ратовали за децентрализацию и большую гибкость ЕС. В партии широко распространено мнение, что отношения с ЕС необходимо поста-вить на иную договорно-правовую основу, в частности, вернуть Великобритании отдельные полномочия, переданные Европейскому суду. Бывший лидер партии М. Ховард даже вынашивал идею выхода из Евросоюза, а затем возвращения в эту организацию, но уже на другой договорной основе.

Тем не менее, Евросоюз остаётся и для нового правительства ключевым направлением внешней политики. Не случайно свой первый визит в качестве премьер-министра евроскептик-прагматик Кэмерон совершил в мае 2010 г. в Европу, более того – в Париж (к этому моменту в Вашингтоне уже побывал Хейг).

Благодаря коалиции с самой проевропейской из крупнейших британских партий – либерал-демократами – тори пришлось смягчить свой евроскептицизм, отказаться от некоторых предвыборных обещаний, в том числе касавшихся Евросоюза. Например, они отказались от идеи заключить на новых условиях соглашения с ЕС в сфере трудового права и юстиции. Некоторые аналитики говорили в этой связи о «странной кончине» ев-роскептицизма тори[143]. Однако новые законы в области уголов-ного права теперь будут рассматриваться самым пристальным образом под углом зрения укрепления безопасности Великобри-тании, а также защиты прав и свобод ее граждан.

Тори выполнили обещание не допустить дальнейшего расширения полномочий Брюсселя без согласия британцев: правительство внесло на рассмотрение парламента законопроект о ЕС, который предусматривает проведение референдума в стране по вопросу дальнейшей передачи прерогатив от Великобритании Евросоюзу. В итоге, по большинству чувствительных для Лондона проблем в отношениях с ЕС Британия к настоящему времени «подстрахована» референдумами.

В целом же, как и при предыдущем правительстве, Великобритания намерена играть важную роль в Евросоюзе, заинтере-сована в его расширении, укреплении единого европейского рын-ка, реформе единой сельскохозяйственной политики, сокращении бюджета. Лондон по-прежнему проявляет осторожность в области социальной политики, юстиции и обороны. Вместе с тем, есть и различия.

Визит Кэмерона в Париж стал символом стремления установить более близкие отношения с Францией, «сцементировать партнёрство». Лондон демонстрирует, что Франция – один из главных его визави не только в Европе, но и мире. Здесь свою роль сыграло и намерение Кэмерона сгладить свой имидж евро-скептика.

После Франции Камерон проследовал в Германию, где при-ём нового британского премьера был обставлен с подчёркнутой торжественностью. Это было сделано, вероятно, для того, чтобы устранить напряжение в англо-германских отношениях, воз-никшее после развала союза британских консерваторов и ХДС в Европарламенте. Он стал результатом того, что тори, выполняя ещё одно предвыборное обещание, вывели свою фракцию из объединения «Европейская народная партия – Европейские демократы», которое традиционно поддерживает идеи европей-ского федерализма. Необходимо отметить, что спорные вопросы, в частности проблема евро, на переговорах в Берлине не под-нимались. Кроме того, Кэмерон ушёл от дискуссии об изменении правил функционирования еврозоны с целью укрепления бюджетной дисциплины, на чём последовательно настаивает канцлера Германии А. Меркель. Англо-германские отношения британский премьер расценил как «сильные и действенные».

Продолжением курса на укрепление отношений с Францией стали переговоры в Лондоне в ноябре 2010 г., в ходе которых были подписаны важные документы, охарактеризованные фран-цузской стороной как «исторические» и «беспрецедентные», а британской – как «важные» и «прагматичные». Речь идёт о двух соглашениях: о повышении степени взаимодействия британских и французских вооружённых сил[144] и o сотрудничестве в сфере ядерного сдерживания[145]. Великобритания и Франция при необ-ходимости будут развёртывать свои вооружённые силы в национальных интересах независимо друг от друга.

Надо признать, что для британской стороны поворот к более тесному военному сотрудничеству с Францией, вызвавший силь-ное раздражение у США, – мера вынужденная. Действительно, в условиях сокращения военных расходов на 8% Великобритания не сможет самостоятельно удовлетворять свои потребности в области обороны. По всей видимости, соглашения преследуют также цель успокоить те круги, которые обвиняют правительство в неоправданном сокращении военных расходов.

Практика, однако, показывает, что при возникновении серь-ёзных кризисов Лондон и Париж часто оказываются на разных полюсах. Новые соглашения вполне может постигнуть судьба декларации Сен-Мало 1998 г., ещё более амбициозной, предпо-лагавшей создание европейской армии. Тем не менее, её содер-жание, благодаря самим англичанам, было впоследствии благополучно выхолощено.

Что касается стран с быстро развивающейся экономикой, а также Содружества наций, то консерваторы лукавят, утверждая, что предыдущее правительство недооценивало его роль. Это ут-верждение больше подходит для правительства М. Тэтчер, которое действительно не уделяло должного внимания Содружеству из-за того, что британская политика в отношении Юга Аф-рики подвергалась в этой организации жесткой критике. Что ка-сается лейбористов, то они прекрасно осознавали значение этой организации для поддержания статуса Великобритании в качестве одной из ведущих мировых держав. Вместе с тем, необходимость борьбы с международным терроризмом, а затем и с по-следствиями мирового финансово-экономического кризиса вытеснили проблематику Содружества из повестки дня правительств Т. Блэра, а затем и Г. Брауна. Несмотря на это, оба пре-мьера-лейбориста уделяли большое внимание Африке (многие африканские страны входят в Содружество) и борьбе с бедностью на африканском континенте. Именно Великобритания сы-грала ведущую роль в принятии «большой восьмёркой» программы помощи Африке, в списании долгов беднейших стран.

Правительство Кэмерона отводит Содружеству одну из цен-тральных ролей в стратегии «глобального вовлечения». Ставит-ся задача придать новый импульс как отношениям с организацией в целом, так и с её ведущими членами. Можно утверж-дать, что в политике по отношению к Содружеству произошли существенные перемены.

Новый подход получил практическое подтверждение в активизации политических отношений Британии с Индией (визит Кэмерона в июле 2010 г.), Пакистаном (переговоры в Лондоне с президентом Пакистана А.А. Зардари в августе 2010 г.). Дели, безусловно, отдаётся приоритет, что подтвердила тронная речь королевы в мае 2010 г. Елизавета II заявила о намерении установить «расширенное партнёрство» с Индией, не упомянув при этом никакую другую страну[146]. При лейбористах же приорите-ты отдавались отношениям с Китаем и Японией. Любопытно, что ещё 20 лет назад утверждалось, что британская политика в Азии символизирует прошлое (отношения с Индией), настоящее (отношения с Японией) и будущее (отношения с Китаем). С тех пор, Индия сделала рывок вперёд, её экономическая мощь и по-литический вес продолжают стремительно расти. Она превратилась в одного из главных инвесторов в британскую экономику. Индия в новом качестве вовсе не склонна ориентироваться на бывшую метрополию и всё больше разворачивается к США. Подписание в 2005 г. американо-индийского соглашения о сотрудничестве в области ядерной энергетики Лондон воспринял как тревожный звонок.

Особая заинтересованность Великобритании в этом азиатском гиганте обусловлена стремлением стать для Индии «воро-тами» в Европу (аналогично роли Британии в качестве «европейских ворот» для Японии), облегчить положение британской экономики благодаря экономическим связям с Дели. Визит Кэ-мерона в июле 2010 г. стал крупнейшим за всю историю поездок британских премьер-министров в Индию[147]. В результате переговоров был подписан целый ряд двусторонних соглашений и меморандумов о взаимопонимании в области транспорта, образования, экологии, инвестиций, культуры, а также в военной сфере. Принято решение поднять англо-индийские отношения до уровня «расширенного партнёрства ради будущего».

Надо отметить, правительство Кэмерона расчистило путь к активизации отношений с Индией, скорректировав позицию в отношении кашмирской проблемы. Предыдущее лейбористское правительство признавало Кашмир «спорной территорией», под-держивало идею референдума по вопросу его территориальной принадлежности, что шло вразрез с позицией Индии, настаивав-шей на урегулировании конфликта на двусторонней основе без привлечения третьих сторон. Кроме того, лейбористы навязчиво предлагали своё посредничество в урегулировании конфлик-та, что давало повод индийской стороне подозревать Великобританию в пропакистанской позиции. Воодушевлённый успехом в деле урегулирования североирландской проблемы Блэр решил, что и кашмирская ему по плечу. На конференции Лейбо-ристской партии 2005 г. он озвучил намерение взять на себя по-средничество в конфликте, что вызвало резкую реакцию Дели.

Новый скандал в англо-индийских отношениях произошёл в 2009 г., когда глава Форин-офис Д. Милибэнд в ходе визита в Индию заявил, что неурегулированность кашмирской проблемы мешает окончательной победе над терроризмом. Индийская сто-рона расценила его слова, как грубые по тону и содержанию по-учения. Неуклюжие заявления Милибэнда подверг критике те-невой министр иностранных дел Хейг, отметивший, что отношения с таким партнёром, как Индия, чрезвычайно важны, а лейбористское правительство наносит им ущерб.

Летом 2010 г. уже сам Кэмерон отмежевался от политики предыдущего правительства и дал понять, что Великобритания не собирается вмешиваться в индо-пакистанский спор. Вместе с тем, в угоду Индии британский премьер сделал выпад против Исламабада, обвинив его в поддержке терроризма в регионе, что, в свою очередь, привело к обострению англо-пакистанских отношений и поставило под вопрос визит президента Пакистана в Лондон. В итоге визит всё же состоялся, а дипломатический конфликт был улажен. В ходе переговоров подчёркивалась нерушимость двусторонних отношений, а Кэмерон принял приглашение посетить Пакистан и обещал увеличить помощь пострадавшим в этой стране от наводнения. Стабильный диалог с Исламабадом новое британское руководство рассматривает в качестве средства укрепления британского влияния в Южной Азии. Прежде всего, Лондон заинтересован в военном сотрудничестве с Пакистаном.

Очередная встреча глав правительств стран Содружества на-ций в октябре 2011 г. в Австралии (г. Перт) покажет степень и глубину изменений в британской политике в отношении этой организации.

Турция не входит в состав Содружества, но это региональный лидер, отношениям с которым в Лондоне придают большое значение. Во время визита Кэмерона в Анкару был подписан договор о стратегическом партнёрстве. Кроме того, британ-ский премьер подтвердил позицию предыдущего правительства о поддержке вступления Турции в Евросоюз.

Изменения произошли и в отношениях с Китаем, хотя и не столь заметные. Консерваторы выразили намерение установить с ним более тесные отношения, прежде всего в торгово-эконо-мической области. При этом они фактически вывели за скобки «этическую» компоненту внешней политике, характерную для «новых лейбористов», и вернулись к традиционному для тори прагматизму, который в СМИ окрестили как «новый реализм».

Кэмерон и Ху Цзиньтао впервые встретились на саммите «большой двадцатки» в Торонто в июне 2010 г. Вскоре состоялась поездка в Китай нового главы Форин-офис, который пред-ложил установить между двумя странами «партнёрство ради ро-ста», заверив китайскую сторону, что новое коалиционное правительство будет проводить в отношении Поднебесной прежнюю линию (в том числе, касательно политики «одного Китая» – принадлежность КНР Тайваня и Тибета).

Официальный визит Кэмерона в Китай состоялся в ноябре 2010 г. Весьма представительный состав делегации (включая канцлера казначейства, министров образования, торговли и энер-гетики, а также более 50 представителей деловых и научных кругов, деятелей культуры) говорил о серьёзности, с которой британское правительство подходит к развитию отношений с этой страной. В своих выступлениях в ходе визита Кэмерон вся-чески подчёркивал, что Британия открыта для бизнеса и заинте-ресована в установлении крепких англо-китайских отношений. Стремительный рост Китая британский премьер рассматривал не как угроза, а как возможность для британской экономики с помощью значительного наращивания экспорта в эту страну выйти из финансово-экономического кризиса. В ходе визита бы-ли подписаны многомиллиардные контракты, в том числе в аэ-рокосмической области. Кэмерон поставил амбициозную цель – довести к 2015 г. объём товарооборота с Китаем до 100 млрд долл., при этом не менее трети должно приходиться на британский экспорт (в настоящее время товарооборот составляет порядка 52 млрд). Разумеется, тема соблюдения прав человека, в отличие от практики предыдущего правительства, на переговорах в Пекине почти не звучала.

В январе 2011 г. в ходе визита в Лондон заместителя премьера Госсовета Китая и его переговоров с заместителем британского премьера Н. Клеггом было подписано ещё 15 контрак-тов на сумму 4,7 млрд долл. (в том числе о разведке нефтяных месторождений на шельфе Южно-Китайского моря), а в июне 2011 г. – визит главы китайского правительства Вэнь Цзябао – ещё на 2,2 млрд.

Китай занимает шестое место среди инвесторов в британскую экономику. Самый привлекательный для Великобритании азиатский рынок – китайский. Уже в 2007 г. он стал крупнейшим азиатским рынком для британских товаров. Что касается военно-политического сотрудничества, характерного для правитель-ства консерваторов в прошлом, то здесь британская сторона бо-лее сдержана. В основном оно принимает форму интенсивного обмена визитами, а также регулярных стратегических переговоров, но не поставки вооружений. До сих пор ещё действует эмбарго, введённое ЕС против Китая после событий на площади Тяньаньмэнь в 1989 г.; его снятию противятся Япония и США.

Другой азиатский гигант – Япония – наиболее близкий бри-танский партнёр в регионе, а Великобритания, в свою очередь, – «лучший друг» Японии в Европе. Для этих двух «непотопляемых авианосцев» характерны общие подходы к большинству международных проблем. Великобритания в 1990-е гг. превратилась в главные европейские ворота для японских компаний (их количество на Британских островах составляет порядка 1200, обеспечивая работой около 100 тыс. человек). Уровень развития отношений с Японией был достаточно высок и при лейбористах. После прихода к власти коалиционного правительства визитов на высшем уровне пока не было. В стране вос-ходящего солнца в июле 2010 г. побывал У. Хейг. Там он произ-нёс программную речь по вопросам британской экономической политики и проблемам мировой экономики[148], в которой особо подчеркнул намерение Великобритании тесное взаимодействовать с ведущими азиатскими странами, в том числе с Японией. Хейг заверил представителей японских деловых кругов в том, что новое британское правительство будет и далее создавать привлекательные условия для японских компаний.

После этого визита состоялись и другие (на уровне замести телей министров), демонстрируя интенсификацию политических контактов, в том числе в военной области. Великобритания и Япония тесно сотрудничали в Ираке и Афганистане[149]. Британское правительство, вне зависимости от того, кто находится на Даунинг-стрит, заинтересовано в углублении военно-стратегического партнёрства с Японией и уже несколько лет пытается заключить сделку по продаже Токио истребителей на сумму в 10 млрд долл.

В мае 2011 г. Лондон объявил, что Великобритания официально завершает военную миссию в Ираке после того, как британские инструкторы закончили подготовку иракских моряков. Теперь она займётся только охраной своего посольства в Багда-де, а также продолжит спонсировать обучение иракских офицеров в британской элитной военной академии Сэндхерст.

Курс на активное участие в мировой политике нашёл своё подтверждение в том, какую позицию Великобритания заняла в отношении ливийских событий. По всей видимости, Кэмерон решил улучшить имидж правительства с помощью маленькой победоносной войны. Здесь он вступил на путь Блэра – самого воинственного британского премьера послевоенного периода, при котором страна оказалась втянутой в пять военных конф-ликтов: иракская операция «Лис пустыни», Югославия, Афганистан, Сьерра-Леоне и вновь Ирак. По словам Клэр Шорт*, Блэр как-то признался ей, что с удовольствием направил бы британские войска и в Зимбабве. Однако этому помешали наст-роения в стране и в Лейбористской партии. Из-за воинственной риторики Блэра в кругах администрации США ему даже присвоили саркастическое прозвище «Уинстон»[150].

Англо-ливийские отношения в последние 25 лет складывались непросто: достаточно вспомнить бомбардировки Ливии Соединёнными Штатами в 1986 г., косвенное участие в которых приняла Великобритания, разрешив американцам использовать свои военные базы. В 1988 г. ливийцы взорвали американский авиалайнер над г. Локерби, Шотландия, в связи с чем ООН наложила на Ливию санкции. Они были отменены после выдачи Триполи подозреваемых в теракте. При лейбористских правительствах Т. Блэра и Г. Брауна произошла нормализация англо-ливийских отношений. В 2009 г. ливийца аль-Меграхи, отбывав-шего заключение по делу Локерби, шотландский министр юсти-ции освободил «из сострадания» в связи с состоянием здоровья.

Великобритания приняла участие в военной операции против Каддафи «Одиссея. Рассвет» с целью установить бесполётную зону над территорией страны в соответствии с резолюцией СБ ООН № 1973. В мае 2011 г. после нападения на британское посольство в Триполи из Лондона был выслан ливийский посол. Британская операция в Ливии получила кодовое название «Ellamy»; её руководителем стал маршал авиации сэр Стюарт Пич. В операции приняли участие подводные лодки, два эсмин-ца – «Вестминстер» и «Камберленд», миноносец «Ливерпуль», королевские ВВС[151]. По традиции, британский контингент стал одним из наиболее крупных среди стран НАТО.

Военную операцию в Ливии практически единодушно одоб-рил парламент («за» проголосовали 557 депутатов, «против» – лишь один), чего нельзя сказать о стране: согласно опросам об-щественного мнения операцию поддерживали только 35%, а 43% выступали «против».

Если в начале операции лидеры стран коалиции не ставили задачу свержения режима Каддафи, то уже 15 апреля США, Ве-ликобритания и Франция объявили, что операция будет проводиться до тех пор, пока Каддафи не сложит свои полномочия. Друuими словами, цель операции оказалась иной, нежели первоначально заявленная. Более того, довольно быстро участники операции перестали скрывать намерение физически уничто-жить Каддафи.

Великобритания не хотела увязнуть в Ливии по аналогии с иракским или афганским сценарием. Кэмерон неоднократно подчёркивал, что наземной операции не будет. Избранная стратегия представлялась Лондону выигрышной: затраты незначительны, потери минимальны. Однако быстрой победоносной войны не получилось: операция затягивалась, сроки её проведе-ния продлевались. Несмотря на заявления о намерении защитить мирное население, количество гражданских жертв постоянно росло. Чтобы минимизировать недовольство своих граждан, Великобритания, с одной стороны, призывала интенсифицировать ход военной операции, а, с другой, предпринимала усилия по гуманитарной помощи ливийцам. Её объём к августу 2011 г. составил более 13 млн ф.ст.[152]

Великобритания открыла дипломатическую миссию в занятом повстанцами Бенгази, в составе которой работала и группа военных советников. Лондон вёл переговоры с бывшим минист-ром иностранных дел Ливии (разорвавшим отношения с Кадда-фи и уехавшим в Лондоне), а также с председателем переходно-го национального совета, приехавшим в британскую столицу в мае 2011 г. Великобритания спонсировалa конференцию по Ли-вии в конце марта 2011 г., на которой было принято решение создать контактную группу. Её первое заседание состоялось в начале мая в Риме.

Будущее покажет, смогут ли консерваторы, реализовав поставленные ими внешнеполитические задачи, сохранить за Великобританией способность по-прежнему существенно влиять на ход мировых событий.

 

Л.О. Бабынина*