В условиях демократического развития, начавшегося в эпоху Просвещения и перешедшего в передовых демократических странах в 1950—1960-е годы в новую фазу, происходят знаменательные изменения позитивном праве этих стран.
В чем существо таких изменений?
Самое главное здесь — это прямое и глубокое вторжение в позитивное право, в саму его органику, возрожденного естественного права, выраженного в системе общепризнанных неотъемлемых прав человека. Иначе говоря, это обретение неотъемлемыми правами человека значения и функций действующей правовой реальности, да причем — такой, когда она становится правовым базисом, юридической основой национальных правовых систем.
А это приводит к следующим четырем серьезным последствиям в позитивном праве.
Во-первых, позитивное право (и как раз через неотъемлемые права человека, которые напрямую входят теперь в его содержание) непосредственно соотносится с целой основой человеческого бытия — со свободой и в соответствии с этим призвано воплощать ее в необходимых юридических формах, реализовывать в процессе правового регулирования общественных отношений[124].
Во-вторых, намного увеличивается собственная сила позитивного права: она теперь в меньшей мере опирается на авторитет и силу власти, а главным образом и прежде всего основывается на мощи естественного права, которое потому и воспринимается в качестве "естественного", что имеет для человека важнейшее и приоритетное значение.
В-третьих, положения об общепризнанных неотъемлемых правах человека приобретают в правовой системе государства непосредственное юридическое действие. Это значит, что основные, фундаментальные человеческие права, признанные мировым сообществом, непосредственно, причем независимо от воспроизведения или упоминания о них в национальных документах, входят в содержание действующего права страны и имеют в стране непосредственное юридическое значение. Это значит также, что органы правосудия не только могут, но и юридически обязаны принимать решения с одной лишь ссылкой на общепризнанные права человека.
Одним из наиболее ярких подтверждений принципиального изменения регулятивного статуса естественного права, выражающих его неотъемлемых прав человека, стало в 1996 году решение Конституционного суда Германии, который признал юридически оправданной ситуацию, невозможную с позиций догматической юриспруденции, — привлечения к уголовной ответственности руководителей несуществующего государства (ГДР) за причастность к убийствам на границе перебежчиков, то есть за деяния, которые как будто бы согласовывались с законоположениями ГДР, но противоречили фундаментальным правам человека.
В-четвертых, именно категории возрожденного естественного права в виде идей о неотъемлемых правах человека (и это — наиболее значимое последствие) стали центральным звеном действующего права как сложного многогранного образования. Тем центральным звеном, той правовой идеей "в праве", которая имеет первостепенное значение не только для решения ряда вопросов теории, в том числе для характеристики особого построения всех других слоев, граней правовой материи, но и для практической стороны дела - для решения вопросов законодательства, опросов юридической практики.
Именно здесь нужно искать объяснение тому обстоятельству, что в современных условиях неотъемлемые права человека по своему юридическому значению не только уступают национальным законам всех рангов, но и в принципе имеют по сравнению с ними приоритетное юридическое действие.
С позиции юридической практики существенно важно, например, то, что при пробелах в действующем праве, недостаточности или неопределенности действующих законоположений правовой вакуум заполняется, а неопределенность законоположений преодолевается на основе центральной правовой идеи. Значит, права человека в таком случае становятся ориентиром, определяющим направление и перспективу решения тех или иных юридических дел. И, забегая несколько вперед, замечу: то обстоятельство, что в российском Конституционном Суде при рассмотрении конституционной обоснованности актов, положивших в 1994 году начало войне в Чечне, права человека не получили такого признания, свидетельствует о том, что в России продолжает господствовать право власти (в лучшем случае — право государства), а не передовое демократическое право, соответствующее требованиям современного гражданского общества.
Отмеченные крупные изменения в позитивном праве, выражающие глубокое проникновение в саму его органику возрожденного естественного права, — изменения, в должной мере ни наукой, ни общественным мнением еще не оцененные (и более того — в значительной степени оставшиеся незамеченными), в действительности по своим масштабам и, особенно, значению для настоящего и будущего ничуть не уступают тому гигантскому прогрессивному сдвигу в правовом развитии, которым отмечена эпоха Просвещения, эпоха французской революции. Потому-то они с полным основанием и могут быть обозначены в качестве второй "революции в праве"[125].
Новая трактовка права диссонирует со сложившимися и весьма устойчивыми стереотипами о праве, законе, законности, сориентированными на власть. И поэтому переход от понимания права как исключительно и всецело "силового" института, прочно укоренившегося за долгие века взаимоотношений человека с властью, к пониманию его как гуманистического явления, феномена свободы, происходит с трудом. Еще в самом начале XX века знаменитый русский правовед П.И. Новгородцев говорил о неоправданном положении вещей, "когда отвергают право как порождение силы и произвола и забывают право как выражение справедливости и свободы, — то право, которое издавна вдохновляло на подвиги и на борьбу и которое всегда почиталось священным достоянием лиц"[126].
Новое соотношение.
Теперь — о самом значительном последствии в позитивном праве, наступающем в условиях возрожденного естественного права, его новой жизни. Оно касается соотношения права и власти — того соотношения, которое при всех метаморфозах права (его развитии от "права сильного" к "праву власти" и "праву государства") неизменно оставалось силовым институтом, не содержащим каких-либо элементов, так или иначе не зависящих от власти.
Ныне же, в результате второй "революции в праве" такого рода элементы, да притом непосредственно выражающие сами основы человеческого бытия, появились! Появились в виде положений о неотъемлемых правах человека, которые приобрели прямое юридическое действие и заняли (точнее — начали занимать) центральное место во всей юридической системе современного гражданского общества.
А это значит, что впервые за всю историю человечества право стало обретать такое новое качество, которое позволяет ему возвыситься над властью и, следовательно, наконец-то решить одну из коренных проблем нашей жизни, истинное наказание и проклятие для человечества — проблему умирения и "обуздания" политической государственной власти.
Стало быть, в результате недавней "революции в праве" именно сейчас, в наше время, право и власть начали меняться местами. И именно сейчас, в наше время, на место права как сугубо силового образования приходит гуманистическое право — право современного гражданского общества[127], действенность которого строится в основном на природной силе естественного права, свободы.
Такого рода изменение соотношения между правом и властью, как мы видели, напрямую связано с новой, высокой миссией прав человека. И здесь нужно вновь сказать о Канте. Мечта ли это философа? Прозрение? Глубина мысли и единая логика идей? Не знаю. Но самые замечательные, необыкновенные и по сегодняшним меркам слова о соотношении права и власти в идеальном его понимании сказал именно тот философ, идеи которого заложили исходные блоки философии гуманистического права, — Иммануил Кант. По его словам (уже приведенным на одной из первых страниц книги), "право человека должно считаться священным, каких бы жертв ни стоило это господствующей власти. Здесь нет середины и нельзя измышлять среднее прагматически обусловленного права (нечто среднее между правом и пользой); всей политике следует преклонить колени перед правом..."[128].
С этих позиций, быть может, самым верным показателем того, что в данном обществе право занимает достойное и высокое положение, соответствующее формулам "правовое государство", "правление права", является способность власти терпеть право и без колебаний сообразовывать с ним все свои действия. Так относиться к праву, чтобы и в тех случаях, когда существование и действие права не согласуются с интересами власти, безропотно признавать его приоритет, верховенство над собой и одновременно — делать все для того, чтобы его требования неукоснительно и полностью проводились в жизнь.
Понятно, что процесс формирования права современного гражданского общества даже в передовых демократических странах пока не завершен. Во многих других он еще и не начат. В некоторых странах заметны порой симптомы правового регресса, возвратного движения к праву власти, силовым юридическим порядкам.
Что ж, перспектива формирования и развития гуманистического права в тех или иных странах накрепко связана с судьбой демократии на нашей планете, будущим демократических и гуманистических ценностей, словом, с судьбой и будущим на нашей земле цивилизаций либерального типа.
Но как бы то ни было, закладка фундамента юридических систем, способных возвыситься над властью и последовательно реализовать демократические и гуманистические ценности, в истории человечества состоялась.
Идея правозаконности
Концепция.
В настоящее время, судя по многим показателям, по философско-правовым вопросам уже накоплено такое количество данных, которое позволяет подвести известный итог развитию философии права и охарактеризовать ее в том виде и облике, которые отвечают требованиям современной стадии человеческой цивилизации.
Основные из этих данных приводятся в настоящей главе. И вот — некоторые обобщающие соображения. Начиная с эпохи Просвещения философская мысль по вопросам права, развиваясь и оттачиваясь, в своем едином движении неизменно склонялась к одному — к тому, что основой права, его стержнем и предназначением является свобода. И не просто свобода, не свобода вообще, не абстрактно понимаемая идея свободы, а — прошу обратить внимание! — реальная, в живой юридической плоти свобода отдельного, автономного человека.
И самое, пожалуй, поразительное здесь — это то, что с такой сутью и направлением философской мысли точка в точку по конечным итогам совпало и фактическое развитие политико-правовой действительности в странах, преимущественно — Европы и Северной Америки, где в ходе и в результате демократического переустройства общества шаг за шагом, методом проб и ошибок утверждаются и укрепляются институты демократии. И тут, непосредственно в практической жизни людей начиная с эпохи Просвещения, первых демократических деклараций и конституций развитие неуклонно шло и идет ныне от общих формул о свободе, равенстве и братстве — к идеям правозаконности, к приоритету в политико-юридическом бытии неотъемлемых прав и свобод человека.
Одним из наиболее выразительных образцов соединений философской мысли и правовой реальности стало уже отмеченное выше развитие в XIX—XX веке гражданского законодательства. Ведь капиталистический строй в экономической жизни потребовал, как это ни странно прозвучит, свободы в строго кантовском ее определении. То есть такого простора в вольном поведении участников экономических отношений, при котором развертываются "полные антагонизмы" — конкуренция, экономическое соревнование, состязательные начала (это и есть рынок) и который в силу этого предполагает' "самое точное определение и сохранение границ свободы" (Кант), "игру свободы" (Шеллинг), что как раз и дают отработанные искусные гражданские законы.
Именно соединение передовой философской мысли о сути человеческого бытия и реального развития политико-правовой действительности в последние два столетия дает надежное основание для вывода о том, что суммой философско-правовых идей (концепцией) о праве в жизни людей, отвечающей требованиям нынешней стадии человеческой цивилизации, должна стать философия гуманистического права - философия правозаконности.
И сразу же — два пояснения в отношении использованных в приведенных положениях понятий:
Первое. Определение "гуманистическое" по отношению к праву (использованное отчасти ввиду отсутствия других, более адекватных, по представлениям автора, сути явления) в данном контексте — не рядовой, привычный, в известной степени затертый, потерявший изначальный смысл эпитет, широко, к месту и не к месту употребляемый наряду с такими, скажем, понятиями, как "демократия", "прогресс" и им подобные. Он использован в своем точном, изначальном значении — в смысле характеристики явлений в жизни общества, сконцентрированных вокруг человека, человеческих ценностей и интересов, то есть в строго персоноцевтристском значении.
И второе пояснение, относящееся к другому, параллельно используемому понятию — правозаконность.
Суть дела здесь вот в чем. Реальность права, его действенность раскрывается через законность — строжайшее, неукоснительное претворение в жизнь действующего права, закона. Но как таковой термин "законность" мало что говорит. Сам по себе он характеризует всего лишь одно из имманентных свойств любого права, его общеобязательность — категоричность, непременность строжайшего, неукоснительного соблюдения, претворения в жизнь действующих юридических норм — неважно каких, в том числе "революционных" и самых что ни есть реакционных.
Что же меняется, когда к приведенному термину добавляется слово "право" ("правозаконность")? Казалось бы — ничего, не очень-то нужный словесный повтор, тавтология, "масло масляное". Ведь право тоже может быть "революционным" и крайне реакционным, что и было характерно для советской юридической системы с ее идеологизированным выражением и символом — "социалистическая законность".
Но смысл этого терминологического обозначения резко меняется, как только признаются и на деле осуществляются основные начала гуманистического права — основные неотъемлемые права человека. В этом случае правозаконность означает строжайшее, неукоснительное проведение в жизнь не любых и всяких норм, а начал гуманистического права, прежде всего основных неотъемлемых прав человека, и, кроме того, также связанных с ними ряда других институтов (о них речь — дальше), в том числе общедемократических правовых принципов, частного права, независимого правосудия. А следовательно — и реальное на деле построение на последовательно общедемократических, гуманистических началах всей юридической системы, всей политико-государственной жизни.
В этой связи заслуживает внимания мысль Ю.Я. Баскина о том, что сама законность может быть двоякого рода: "законность может быть истинной, соответствующей "духу", т. е. сущности права, и законность чисто формальной, сводящейся соблюдению любых норм, если они санкционированы государством. Для первой необходимо наличие определенных общественных, политических и идеологических предпосылок, необходима правовая культура и уважение к праву, осознание его необходимости и справедливости, т. е. правопризнание (И. Ильин). Для второй все это в конечном счете необязательно и даже ненужно"[129].
И еще одно замечание. Не будем упускать из поля зрения то, что здесь и далее речь идет о философии, о концепциях, об идеях, в немалой степени — об идеалах. Концепция современного гуманистического права (прав о законности) занимается в данном случае не как во всех своих ипостасях реальный факт, не как фактически существующая конкретная юридическая система какой-то страны (даже наиболее развитой в демократическом и правовом отношениях), а как известный идеал, модель, теоретический образ.
К этому идеалу некоторые национальные системы попили на довольно близкую дистанцию. В национальном праве демократически развитых стран — таких, как Великобритания, Франция, США, Норвегия, Нидерланды, Швейцария, ряда других, — многие элементы, если не большинство, современного гуманистического права уже наличествуют, другие находятся близко, как говорится, "на подходе". Главное же, все эти элементы — и наличествующие, и представленные как идеал, некое обобщение, соответствуют логике общественного развития, отвечают требованиям нынешней ступени цивилизации и в своей совокупности, надо полагать, обрисовывают "правозаконность", или "современное право гражданского общества", — новую, наиболее высокую ступень развития права, непосредственно следующую за ступенью, на которой находятся в настоящее время многие страны, в том числе и ряд демократических, за "правом государства".
Таким образом, концепция права, отвечающая требованиям современного гражданского общества, — это философия правозаконности — гуманистического права, которое призвано господствовать править в обществе.
Достоинства формулы.
Правозаконность потому может стать итоговой характеристикой философии гуманистического права, ее символом, что по самой своей сути приведенное положение в сжатом ("свернутом") виде содержит все главные ее особенности, о которых говорится в этой главе.
В то же время хотелось бы заострить внимание на том, что при всех новых смысловых нагрузках и оттенках рассматриваемой формулы она остается положением о законности. А законность, при всех исторически происходивших с ней метаморфозах (в том числе и таких, о которых пойдет речь в следующей главе, — "революционная законность", "социалистическая законность"), остается именно законностью, порядком, строем или устройством строжайшего соблюдения действующего позитивного права, выраженного в законах, других юридических источниках. А коль скоро в современном гражданском обществе правовой порядок, или, иначе говоря, правовое устройство, призванные выражать законность, основываются на гуманистическом праве и, стало быть, прежде всего на естественных неотъемлемых правах человека, то и сам строй юридических отношений должен приобретать своего рода естественно-природный характер. То есть становиться столь же необходимым и жестким, как и сама природа.
Поразительно в этом отношении совпадают взгляды юриста и философа.
Знаменитый российский правовед Н.М. Коркунов полагал, что прочный общественный строй предполагает установление такого правового порядка, который "будет подчинять себе стремление отдельных личностей с такой же безусловностью и беспощадностью, как законы природы"[130].
С еще большей, притом глубоко философской, основательностью развернул свои суждения по рассматриваемому вопросу Шеллинг, когда он как раз и выдвинул уже упомянутую ранее идею о правовом устройстве как о "второй природе" (не упустим из виду и то, что все эти суждения философ связывает со свободой человека).
Шеллинг прежде всего делает акцент на том, что "свобода должна быть гарантирована порядком, столь же явным и неизменным, как законы природы"[131]. В этом же ключе строится мысль автора, когда он пишет: "...то, что служит защите и обеспечению права, не должно зависеть от случая"[132]. И вот, по Шеллингу, порядок, гарантирующий свободу, должен быть как бы второй природой — притом высшей природой, в которой господствует правовой закон. Шеллинг пишет: "Над первой природой должна быть как бы воздвигнута вторая, и высшая, в которой господствует закон природы, но совсем иной, чем в зримой природе, а именно закон, необходимый для свободы"[133], — причем — такая природа, такая "железная необходимость", которая "стоит над" человеком и "сама направляет игру его свободы"[134].
Учитывая вышесказанное, надо отдавать себе отчет в том, что общие рассуждения о праве в самом высоком (гуманистическом) его значении мало чего стоят, если идея права не соединена, не спаяна накрепко с идеей законности — такого правового устройства, которое функционирует столь же твердо, непоколебимо, явно и неизменно, как закон природы. То есть — как правозаконность!
Обратимся теперь к основным положениям, которые образуют философию гуманистического права — звеньям и признакам идеи правозаконности.
"Личностное" право.
Иначе — Право Человека, в отношении которого можно уже сейчас фиксировать важные юридические признаки (не везде, понятно, полностью развернувшиеся), характерные для правозаконности, для современного гуманистического права в только что отмеченном качестве, то есть как "личностного" права.
Среди этих признаков заслуживает особого внимания тот, который уже был выделен выше, — приобретение общепризнанными неотъемлемыми правами человека непосредственного юридического значения — ив виде юридической реальности, и в виде соответствующих идей — как центрального звена всей национальной юридической системы.
В этой Связи следует признать, что в случаях, когда граждане руководствуются требованиями прав человека, но по данным вопросам в национальной юридической системе имеются иные законодательные установления, поведение граждан, опирающееся на общепризнанные права человека, не может служить основанием для возложения на лицо юридической ответственности.
Ситуации подобного рода в российском обществе возникли в 1995—1997 годах по делу Мирзоянова и по делу Никитина, обвиненных в разглашении государственной тайны. В том и в другом случаях привлеченные к уголовной ответственности лица были освобождены от уголовной ответственности. И все же нетвердая линия по этим делам правоохранительных органов и колебания в общественном мнении — свидетельство того, с каким трудом начала гуманистического права находят признание в жизни российского общества.
Отличие современного гуманистического права не только в том, что неотъемлемые права человека обладают прямым юридическим действием и образуют основу всей национальной юридической системы, но также и в том, что они призваны определять содержание, смысл и направления деятельности законодательных, исполнительных, правоохранительных органов по всем вопросам, на которые так или иначе распространяются права человека.
Более того, поскольку неотъемлемые права человека имеют первостепенное, основополагающее значение, сообразно их статусу должна строиться сама государственная власть. Во всяком случае, власть должна быть умеренной, не содержать в себе таких потенций, которые позволили бы ей быть "Большой" — доминировать над правом или тем более попирать его.
И еще один момент. В тех подразделениях юридической системы, в которых решающую роль играют властные начала, принципы субординации (уголовное право, административное право, налоговая и таможенная службы и др.), основные права человека тем не менее призваны создавать общий фон юридического регулирования, служить критерием при определении границ прав и обязанностей, фактором первостепенного значения при оценке доказательств, определении конкретной меры наказания, при учете обстоятельств, смягчающих или отягчающих юридическую ответственность, решении других юридически важных проблем.
Работающие принципы.
Идея личностного права, выраженная в обретении правами человека непосредственного юридического действия, вызвала к жизни еще одну сторону гуманистической концепции, в соответствии с которой закрепленные в юридических документах высокого ранга, прежде всего в Конституции, в кодифицированных актах фундаментальных отраслей демократические правовые принципы — такие, как презумпция невиновности, принцип состязательности в процессе, принцип диспозитивности гражданском праве и др., — также могут приобретать "работающее" юридическое значение, позволяющее органам правосудия принимать правовые решения, несмотря на пробелы и недостатки в законодательстве.
Насколько существенное значение имеет такое видение правовых явлений, позволяет судить хотя бы тот факт, что до последнего времени правовая наука относила принципы права к интеллектуальным явлениям, обобщениям, не имеющим прямой юридической значимости. И по всем данным, трансформация взглядов по этому вопросу во многом условливается как раз необходимостью последовательной защиты неотъемлемых прав человека.
Причем практика стран с развитой персоналистической юридической культурой свидетельствует о том, что в ряде случаев юридическое признание получают не только принципы, закрепленные в юридических документах высокого ранга. Как показала И.А. Ледях, Конституционный совет Франции "существенно расширил конституционное пространство защиты прав и свобод человека"; в него, в это пространство, "включаются и так называемые фундаментальные принципы права", и эти принципы "приравниваются по значимости к самой Конституции и толкуются наряду с ее текстом; обычно они выводятся либо из отдельных конституционных положений, либо из совокупности органических законов, либо из свода действующего законодательства, включая и кодексы"[135].