Яицкий каменный городок

 

Река Яик. Каспийское море. Яицкий каменный городок.

Высокие яицкие башни, стены метровы, ворота дубовы. Не городок, а твердыня.

«Тут отдыхать моим казакам, – раздумывал Разин. – Да только пойди возьми городок! Полвойска у стен уложишь».

И вот однажды Разину доложили – в степи схвачены люди. Человек тридцать. Идут в Яицкую крепость. Богомольцы. Монахи.

Хотел Разин сказать: «Людишки святые, мирные. Отпустите, пусть‑ка идут». Да вдруг спохватился:

– Эй, постойте. Ведите сюда.

Явились монахи.

– Раздевайся!

Позвал казаков.

– Одевайся!

Поменялись они нарядами.

Неспокойно в Яицкой крепости. Знают стрельцы, знает начальник, что где‑то Разин рядом в степи. Того и гляди, под стены пожалует.

Усилил начальник охрану крепости. Строго наказал никого не выпускать и не впускать без доклада. К ночи ворота – на все засовы.

Солнце клонится к закату. Стоят дозорные в караулах. Смотрят внимательно в степь.

Вдруг видят – движется к городу группа людей. Присмотрелись – монахи.

Подошли богомольцы к воротам:

– Откройте.

Смутились охранники:

– Куда вы?

– В соборы яицкие. К иконам святым на поклон.

– Ночуйте в степи. Не велено, странники.

– Ах вы безбожники, – зароптали монахи. – Ужо попомнит Господь.

Караульные пошли, доложили начальнику.

– Сколько их?

– Душ тридцать.

– Впустите. Да смотрите, чтобы лишку не оказалось.

Тем временем стало совсем темно. Вернулись посыльные. Открыли засовы. Бородатый стрелец, впуская по одному, стал пересчитывать богомольцев.

– Один, второй… двадцатый… тридцатый. Стойте!

– Ты что, борода, считать не умеешь? – послышался чей‑то голос – Еще и двадцати не прошло.

«Что такое?» – растерялся стрелец.

Вот уже сорок. Вот уже пятьдесят. Вот уже и мужики поперли. Вот и лошадиная морда сунулась. Один верховой, за ним – второй, за вторым – третий.

– Стойте! Стойте! – кричит охранник.

Да где тут! Подбежал к нему здоровенный детина. Зажал рот приготовленным кляпом.

Пока поняли в крепости, в чем дело, пока подняли крик, было уже поздно.

Так и достался Яицкий городок Разину без всякого боя. Правда, на улицах постреляли. Да это уже не в счет.

Был городок боярский. Стал разинский городок.

 

Две руки

 

Группа беглых крестьян пробиралась на Волгу к Разину.

Шли ночами. Днями отсыпались в лесах и чащобах. Держались подальше от проезжих дорог. Стороной обходили селенья. Шли целый месяц.

Старший среди мужиков, рябоватый дядя Митяй поучал:

– Он, атаман Степан Тимофеевич, – грозный. Он нератных людей не любит. Спросит: владеете саблей? Говорите – владеем. Колете пикой? Колем.

Явились крестьяне к Разину.

– Принимай, отец атаман, в войско свое казацкое.

– Саблей владеете?

– Владеем.

– Пикой колете?

– Колем.

– Да ну? – подивился Разин. Приказал привести коня. – Залезай, борода, – показал на дядю Митяя. – Держи саблю.

Не ожидал дядя Митяй проверки. «Пропал, пропал, казнит за вранье атаман». Стал он выкручиваться:

– Да мы больше пеше.

– В казаках да и пеше? А ну‑ка залазь!

– Да я с дороги, отец, устал.

– Не бывает усталости ратному человеку.

Смирился дядя Митяй. Подхватили его казаки под руки, кинули верхом на коня. Взялся мужик за саблю…

Гикнули казаки. Помчался по полю конь. Непривычно дяде Митяю в седле. Саблю впервые держит. Взмахнул он саблей, да тут же и выронил.

– Сабля с норовом, с норовом. Не дается, упрямая, – гогочут вокруг казаки.

– Зачем ему сабля? Он по ворогу лаптем, – пуще всех хохочет Степан Тимофеевич.

Обидно стало крестьянину. Набрался он храбрости. Подъехал к Разину и говорит:

– Зря, атаман, смеешься. Стань за соху – может, мы тоже потешимся.

Разгорячился от смеха Разин:

– Возьму да и встану.

Притащили ему соху. Запрягли кобылицу. А Разин, как и все казаки, отроду не пахивал поле. Думал – дело простое. Начал – не ладится.

– Куда, куда скривил борозду! – покрикивает дядя Митяй.

– Мелко, мелко пласт забираешь. Ты глубже, глубже землицу, – подсказывают мужики.

Нажал атаман посильнее – лопнул сошник.

– Соха с норовом, с норовом. Не дается, упрямая! – засмеялись крестьяне.

– Да зачем казаку соха? Он саблей землицу вспашет! – похихикивает дядя Митяй.

Посмотрел Разин на мужиков. Рассмеялся.

– Молодец, борода! – похлопал по плечу дядю Митяя. – Благодарю за науку. Эй, – закричал казакам, – не забижать хлебопашный народ. Выдать коней, приклад. Равнять с казаками. – Потом задумался и добавил: – И пахарь и воин что две руки при одном человеке.

 

Треть аршина

 

При взятии городов Разин строго наказывал никому из купцов не чинить обиды. Понимал Разин: без купца даже гвоздя и того не достанешь.

– Мы их не тронем, отец атаман, – отвечали восставшие. – Они бы нас не обидели.

– Обидишь вас, – усмехнулся Степан Тимофеевич. – А обидят: обмерят, обвесят – так взыск. Моим атаманским именем.

Вступили разинцы в Астрахань. Открыли купцы свои лавки, разложили товары. Разин сам прошел по рядам. Даже купил сапожки. Красные, маленькие – гостинец для дочки своей, Параши.

Вернулся Степан Тимофеевич в свой атаманский шатер. Доволен. Бойко, мирно идет торговля.

Толпится народ у лавки купца Окаемова. Торгует купец атласом и шелком. Покупают казаки красные, зеленые, желтые штуки себе на выходные рубахи. Отмеряет купец. Отмеряет и думает: «Или я человек не торговый, чтобы при такой‑то удаче и не обмерить?» Перекрестился купец и стал каждому по трети аршина недорезать.

Прошло полдня, как вдруг кто‑то из казаков заметил обман. Стали казаки проверять свои штуки. И у одного, и у второго, и у пятого, и у десятого по трети аршина в куске не хватает.

– Держи его, нечестивца!

– К ответу злодея!

Схватили купца покупатели. Вытащили из лавки, тут же устроили суд. Через час дежурный есаул докладывал Разину:

– Дюже обозлился народ. Укоротили купца.

– Как – укоротили? – насупился Разин.

– На треть аршина.

– Как – на треть аршина?!

– Голову с плеч.

– Тьфу ты! – ругнулся Разин. – Ну‑ка зови обидчиков.

Явились казаки к атаману.

В страшном гневе кричит на них Разин:

– За треть аршина – жизни купца лишили! Кровью за тряпки брызнули?

– Не гневись, не гневись, атаман, подумай, – отвечают ему казаки. – Да разве в аршинах дело? Воровскую голову с плеч – лишь польза народу. Тут бы и нам, и внукам, и правнукам дело такое попомнить. Не гневись, атаман.

Остыл Разин.

– Ладно, ступайте. «Нужен, нужен купец народу, – рассуждал про себя Степан Тимофеевич. – Нельзя без торгового люда. Да ведь и беда от него немалая, когда Окаемовы в нем заводятся. Может, и правильно решили люди».

 

Казацкое слово

 

Два молодых казака Гусь и Присевка заспорили, кто больше народному делу предан.

– Я, – кричит Гусь.

– Нет, я, – уверяет Присевка.

– Я жизни не пожалею, – бьет себя Гусь в грудь кулаком.

– Я пытки любые снесу и не пикну, – клянется Присевка.

– Хочешь, я палец в доказ отрежу.

– Что палец. Я руку себе оттяпну!

Расшумелись казаки, не уступают один другому.

Разин в это время проходил по лагерю и услышал казацкий спор. Остановился он. Усмехнулся.

Заметили спорщики атамана. Притихли.

Посмотрел Степан Тимофеевич на молодцов.

– Ну и крикуны: жизнь, пытки, палец, рука. Хотите себя проверить?

– Приказывай, атаман! Слово даем казацкое.

– Грамоте учены?

– Нет, Степан Тимофеевич.

– Так вот. Кто первый осилит сию премудрость – тому настоящая вера.

Смутились казаки. Не ожидали такого. Ну и задал отец атаман задачу. Однако что же тут делать? Назад не пойдешь. Слово казацкое брошено.

Не зря говорил про грамоту Разин. Нужны ему люди, умеющие писать и читать. Мало таких. Трудно крестьянскому войску.

Пошли казаки в церковь, разыскали дьячка:

– Обучай, длинногривый.

Сели они за буквы. Пыхтят, стараются казаки. Только трудно дается наука. Неделя проходит, вторая.

– Нет больше моих силушек, – плачет по‑детски Гусь.

– Уж лучше бы смерть от стрелецкой пули, – стонет Присевка.

Проходит еще неделя.

– Голова моя, голова раскалывается. Помру я на этом деле, – убивается Гусь.

– За что же муки такие адовы? – причитает Присевка.

Стонут, проклинают судьбу свою казаки. Стонут, а все же стараются. Слово казацкое дадено. Прошло целых два месяца.

– Ну, ступайте, – произнес наконец дьячок.

Словно ветром сдунуло казаков – помчались быстрее к Разину.

– Осилили, отец атаман, премудрость!

– Да ну! – не поверил Степан Тимофеевич.

– Проверяй!

Протянул Разин Гусю писаный лист бумаги:

– Читай‑ка.

Читает Гусь. Правда, не так чтобы очень гладко. Однако все верно, все разбирает.

– Молодец, казак! – похвалил Разин.

Достал он лист чистой бумаги, протянул бумагу Присевке:

– Пиши‑ка.

Пишет Присевка. Правда, не так чтобы очень быстро. Однако все верно. Буквы не путает.

– Молодец, казак! – подивился Разин.

Приблизил Степан Тимофеевич к себе казаков. Приставил к разбору важных бумаг и сообщений. дельными оказались они помощниками.

– Молодцы, молодцы, – не нахвалится Разин. – Не опозорили честь казацкую.

Смущаются Гусь и Присевка.

– А как же – дело народное.

 

Райская ягода

 

Взяв Самару, Разин дальше пошел – на север, к Симбирску.

Идет вверх по Волге Разин. А в это время следом за ним поднимается струг с виноградом. Это астраханцы решили послать атаману гостинец.

– Пусть отведает отец атаман. Пусть и казаки ягодой этой побалуются.

Виноград отборный – райская ягода. Грозди одна к одной.

Добрался струг до Царицына. В Царицыне Разина нет. Ушли отряды уже к Саратову.

Филат Василенок, старший на струге, подал команду трогаться дальше в путь.

Добрался струг до Саратова. В Саратове Разина нет. Ушли отряды уже к Самаре.

Призадумался Филат Василенок. Лето жаркое. Дорога дальняя. Портиться стал виноград. Половина всего осталась.

– Ну и прытко идет атаман!

Подумал Филат, все же решил догнать Разина.

– Налегай, налегай! – покрикивает на гребцов.

Налегают гребцы на весла.

Прибыли астраханцы в Самару. В Самаре Разина нет.

– О Господи праведный! – взмолился Филат Василенок. – За какие такие грехи наказал ты меня, несчастного?

От винограда и десятой доли теперь не осталось. Гребцы за дорогу к тому же устали. В струге течь появилась.

Думал, думал Филат Василенок, крутил свою бороду. В затылке и правой и левой рукой чесал. Прикидывал так и этак. Ясно Филату – не довезет он Разину гостинец в сохранности.

Решил Василенок дальше не плыть. «Эх, была не была, раздам я виноград самарцам. Детям, – подумал Филат. – Вот кому будет радость».

Так и поступил.

Для самарцев виноград – ягода невиданная. Собрались к берегу и мал и стар.

Раздавал Василенок виноград ребятишкам, приговаривал:

– Отец атаман Разин Степан Тимофеевич жалует.

То‑то был праздник в тот день в Самаре! Виноград сочный, вкусный. Каждая ягода величиной с грецкий орех. Набивают ребята рты. Сок по губам, по щекам течет. Даже уши в соку виноградном.

Вернулся Василенок в Астрахань. Рассказал все, как было. Не довез, мол, виноград Разину. Раздал его в Самаре ребятам.

– Как! Почему? – возмутились астраханцы.

Обидно им, что их гостинец не попал к Степану Тимофеевичу. Наказали они Филата. А к Разину послали гонца с письмом.

Написали астраханцы про струг с виноградом, про Филата, про самарских ребят. В конце же письма сообщили: «Бит Филат Василенок нещадно кнутами. А будет воля твоя, отец атаман, так мы посадим его и в воду[1]. Отпиши».

Ответ от Разина прибыл.

Благодарил Степан Тимофеевич астраханцев за память, за струг. Написал и о Филате Василенке. Это место астраханцы читали раз десять. Вот что писал Разин:

«А Филатке Василенку моя атаманская милость». Далее шло о том, что жалует Разин Филата пятью соболями, то есть пятью соболиными шкурками, казацкой саблей и шапкой с малиновым верхом. «Дети, – значилось в разинском письме, – мне паче себя дороже. Ради оных и бьемся мы с барами. Ради оных мне жизни своей не жалко».