В высшей степени захватывающая экскурсия по историческим

И архитектурным достопримечательностям замка

 

– …К тому же трудность, очевидно, заключалась в том, что мощная главная башня – центр средневековой части замка – нарушала симметрию, столь необходимую для достижения облика подлинного барокко. Я говорю, само собой, о высоком центральном портале и фланкирующих флигелях, которые вы можете наблюдать, например, в замке Мансара Мезон‑Лаффит…

Люмьер прыгал впереди, дабы освещать дорогу, ему, очевидно, уже порядком прискучила эта заумная лекция. А вот Белль было по‑настоящему интересно: она читала про Мансара и мечтала когда‑нибудь увидеть спроектированные им дворцы в Версале. И все же рассказ у Когсворта выходил на редкость неоригинальный. Он же говорящие часы, в конце концов, а рассказывает так, словно зачитывает кусок из обычной книги по истории. Мажордом ни словечком не обмолвился про злых колдунов, рассерженных богов или о том, почему замок стал таким, каким стал: заколдованным и всеми забытым.

– Непохоже, чтобы все эти латы и оружие датировались эпохой барокко, – мягко перебила она «экскурсовода», взмахом руки указывая на пару висящих на стене крест‑накрест боевых топоров. В коридоре, где они сейчас находились, так и веяло духом Средневековья: вдоль стен выстроились тусклые рыцарские доспехи, и девушка могла бы поклясться, что они поскрипывают, несмотря на кажущуюся неподвижность.

– Ах да, действительно, трудно отличить готическое влияние от французского, – гордо сказал Когсворт. – Мы не стыдимся своего наследия.

Белль постаралась не обращать внимания на доспехи – те, уже не таясь, оборачивались ей вслед. Это нервирующее внимание пугало ее больше, чем воинственные позы доспехов. Она чувствовала себя как в тот ярмарочный день, когда впервые явилась в городок во взрослом платье, подчеркивающем грудь. Жители немедленно принялись шептаться у нее за спиной, причем замечания варьировались от «Посмотрите на это странное дитя» до «Какая жалость, что подобная внешность досталась такой, как она».

– ОТСТАВИТЬ! – рявкнул Когсворт на доспехи, заметив, как опасливо девушка на них косится.

В тот же миг десятки шлемов с лязганьем вернулись в изначальное положение.

Они вошли в большое фойе, но прошли мимо огромной мраморной лестницы, точной копии той, что вела в крыло, в котором находилась комната Белль.

– А что там, наверху? – спросила девушка.

– О, ничего… м‑м‑м… важного, – быстро ответил Люмьер. – Ничего, что могло бы заинтересовать мадемуазель… Только ступеньки да ступеньки…

Ага.

– Ах, ступеньки. Батюшки мои. Это так утомительно для хрупкой девушки вроде меня. Итак… если там ничего нет, то не важно, осмотрюсь я там или нет, – заявила Белль, направляясь к лестнице.

– НЕТ! – забормотал Когсворт, поспешно преграждая ей дорогу. – Западное крыло очень скучное. Там нет для вас ничего интересного!

Люмьер стукнул приятеля медной рукой.

– Значит, – протянула Белль, растягивая миг триумфа, – это и есть запретное западное крыло.

– Он просто имел в виду… Есть еще столько интересных мест, которые следует посмотреть в первую очередь, – быстро исправился Люмьер. – Например, сады.

– Там же слишком холодно, – возразила Белль, делая еще шаг к лестнице.

– Не прогуляться ли нам в оружейную? – с надеждой в голосе предложил Когсворт. – Или в оранжерею?

– Там слишком страшно, ведь уже поздно, – поежилась Белль, не спеша поворачивать назад.

– Как насчет… библиотеки?

Белль резко обернулась. Люмьер каким‑то образом сумел изобразить довольную улыбку своими огнями.

– Библиотека? – медленно переспросила девушка.

– О да, у нашего господина о‑о‑очень много книг, – протянул маленький канделябр.

– Да‑да! – поддакнул Когсворт, подпрыгивая к приятелю – так близко, что Белль мимоходом удивилась, как это мажордом не загорелся. – Целые комнаты, полные книг!

– Правда? – спросила она, не сумев скрыть любопытства.

«Комнаты, полные книг».

В то время как другие дети мечтали о домах с фонтанами, больших мягких кроватях и слугах, которым можно отдавать распоряжения, Белль мечтала о книгах. О деньгах, на которые можно купить все книги, какие она только пожелает, со всех концов света, а также о месте, где можно будет их хранить.

– Да‑да‑да, идемте, – подхватил Когсворт. – Можете провести там всю ночь, если пожелаете. Биографии, труды по истории, двенадцать разных переводов Библии, романтические приключения…

Какое искушение.

Но библиотека может и до завтра подождать. Ведь Белль застряла тут навсегда, верно?

Эти малыши что‑то скрывают, точно так же, как пытались утаить правду о том, что именно случилось здесь десять лет назад… Белль подсознательно чувствовала, что найдет наверху ответы на все интересующие ее вопросы.

«Как и причину того, что я никогда не слышала об этом замке и королевстве… Что такое это Чудовище? Как оно стало правителем над всеми этими неодушевленными предметами? Где все живые люди, которым полагается здесь жить? На каком основании хозяин замка считает возможным бросать в тюрьму безобидного старика и его дочь?»

И почему никто не хочет, чтобы она попала в западное крыло?

Белль опять начала подниматься по лестнице.

Люмьер в отчаянии заломил руки.

– Прошу, не ходите… Хозяин просил…

– Я лишь обещала вашему хозяину остаться, и ничего больше, – твердо повторила Белль.

Ничто не помешает ей удовлетворить свое любопытство теперь, когда с ней происходит самое удивительное приключение всей ее жизни.

 

Смерть и проклятие

 

В сонной деревушке Морис совершенствовал свои изобретения, а Розалинда пестовала свои заколдованные розы, и оба постигали премудрости правильного кормления (и забивания) цыплят, дойки коз, заботы о пчелах и прочих новых и непривычных для них занятий, присущих сельской жизни.

Белль росла, жадно проглатывая одну книгу за другой, бегала босиком, наблюдала за облаками и мечтала о жизни, далекой от полей и растений, однообразные дни сменяли друг друга.

Тем временем в их старом королевстве болезнь свирепствовала с новой силой, распространяясь с ужасающей скоростью чумы, косившей народ в стародавние времена. Население вымирало: молодые и старые, богатые и бедные, мужчины и женщины – недуг никого не щадил. В городе внизу люди мерли, как крысы, а король с королевой заперлись в высоком замке, боясь заразиться. Никого не впускали и не выпускали, в том числе и слуг… в число которых входил и Аларик.

Но деревню, в которой жили Морис, Розалинда и Белль, болезнь странным образом миновала. Возможно, этому способствовало закрытие соседними городами границ и карантин.

А может быть, причина крылась в чарах Розалинды. Хотя, возможно, сыграли свою роль быстро растущий и набирающий силу дуб или специальный отвар, приготовленный одной вынужденной переселенкой‑волшебницей.

Какова бы ни была причина, но ни один человек к западу от реки не заразился, как не заболели и те горожане, кто приютил у себя сбежавших чаровников.

А потом, одной страшной, дождливой ночью, когда Белль уже давно уложили спать в третий раз, предварительно отобрав книжку, которую она пыталась читать под одеялом, вооружившись банкой со светлячками, в дверь домика постучали.

Розалинда и Морис переглянулись и вскочили с мест, думая, что сейчас снова увидят старого друга.

Однако на пороге стоял вовсе не Аларик, а незнакомец в капюшоне, в холодном лунном свете его усталые глаза казались еще более запавшими.

– Вы должны явиться в замок, немедленно. Король и королева желают вас видеть.

– Мы больше не являемся гражданами этого славного королевства, – прорычала Розалинда. – Мы не обязаны подчиняться приказам и выполнять просьбы тамошних правителей. Мы более не их подданные.

Морис положил руки жене на плечи, в его душе гнев боролся с любопытством.

– Чего они хотят?

Человек вздохнул.

– Болезнь, свирепствующая в стране, пробралась в замок, начали умирать дворяне и слуги.

– Я не… – начала было Розалинда, но умолкла. Ее злость угасла пред лицом бессмысленных смертей и тревоги в глазах посланника. Возможно, недуг поразил кого‑то, кого он любит.

Розалинда посмотрела на Мориса.

– Поезжай, – посоветовал ее муж. – Люди в беде. К тому же в замке ты сможешь повидаться с Алариком! Мы его так давно не видели.

– Ладно. Повезло вам, что мой супруг намного добрее меня, – вздохнула Розалинда, надевая теплый серый плащ. – Но я сама туда доберусь. А вы отправляйтесь своей дорогой.

После того как Розалинда растворилась в ночи, Морис остался один на один с усталым посланником. Повисло неловкое молчание.

– Не могу пригласить вас в дом, – произнес он извиняющимся тоном. – Эпидемия. Сделать вам чашку чая? Вы можете забрать ее с собой. В качестве… сувенира?

 

Замок сильно изменился с тех пор, как Розалинда приходила сюда в последний раз. Светильники горели тускло, слуги жались в тени, в коридорах гудело эхо песнопений, которые выводили священники. В воздухе так сильно пахло ладаном, что молодая женщина с трудом могла дышать.

Король и королева восседали на тронах и вид имели очень усталый. Маленького принца рядом с ними не было.

– Волшебница, – произнесла королева, голос ее звучал немного хрипло, но, как и прежде, твердо. – Ты прощена за то, что нарушила карантин. В обмен мы хотели бы просить тебя использовать свою волшебную силу и вылечить наши королевские величества, а также всех обитателей замка.

Розалинда моргнула.

– Что? – переспросила она, впервые в жизни не найдя что сказать.

– Королева выразилась достаточно ясно, – рявкнул король. – Мы по милосердию своему снимаем с тебя вину за незаконное пересечение границы и трусливое бегство из нашего страдающего королевства. Быть может, в благодарность ты… уладишь… это. – Он взмахом руки обвел комнату. Розалинда заметила, что платок, который король комкает в пальцах, больше не благоухает духами и цветами, но источает запах солей и горьких лекарств – видимо, с помощью этих средств лекари надеялись предотвратить заражение.

– Я не преступница, – проговорила Розалинда, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. – Я сбежала из этого… кошмарного места и теперь живу в другом. Там никто не пишет оскорбительных надписей у меня над дверью, а соседей не похищают без суда и следствия. Хотите – можете простить мне воображаемые преступления, хотите – не прощайте. У меня нет никакого желания сюда возвращаться, поэтому все ваши уговоры бессмысленны. Найдите себе какого‑нибудь доктора, и покончим с этим.

– Доктора… те, что еще остались… не смогли предложить ни лекарств, ни хоть какого‑то лечения, – произнес король, тщательно подбирая слова. – Фредерик, безусловно, талантливый хирург, но ужасный целитель.

– Все, кто мог вам помочь, либо исчезли, либо вынуждены были бежать, – прошипела Розалинда. – Более религиозный человек сказал бы, что Бог излил Свой гнев и наказывает вас за ваши грехи.

– Я король. И судить меня может только Бог.

Королева остановила его взмахом руки.

– Если хочешь, можешь винить нас, только помоги. Мы умоляем тебя спасти тех, кто еще остался в живых… в этом замке.

– Ни за что, – выплюнула Розалинда. – Последняя свободная страна чаровников канула в прошлое из‑за необузданной жестокости, в то время как вы наблюдали за гонениями и пальцем не шевельнули, чтобы их прекратить… Я не стану вам помогать.

Воцарилась тишина, все присутствующие то ли не могли произнести ни слова от потрясения, то ли просто не имели на это сил.

– Мы вызвали тебя сюда не для того, чтобы выслушивать поучения, а для того, чтобы ты поколдовала, – сказал наконец король, презрительно фыркнув. – Не пытайся читать нам мораль, ты, грязная тварь.

Розалинда развернулась на каблуках и зашагала к выходу.

– Подожди! – Королева вскочила с места. – Мой сын. У меня есть… сын. А у тебя есть дочь. Я не… Мне все равно, что будет с остальным королевством. Меня не заботит, что будет с нами. Но прошу… Он ведь ни в чем не виноват…

Розалинда резко обернулась.

– Не виноват? МОЕЙ ДОЧЕРИ угрожала опасность в вашем королевстве, потому что ее мать одна из чаровников… И вы думаете, что ваш сын должен быть спасен только потому, что вы – королева?

– Пожалуйста, – прошептала королева, опуская глаза.

Король отвернулся, не говоря не слова.

– Я подумаю об этом, – холодно проговорила Розалинда. – Пока я здесь, я хотела бы повидать вашего главного конюха. Он старый друг моего мужа.

– Кто это? – спросил король, и по его тону было ясно, что ему нисколько не интересен ответ.

– Ваш старший конюх, Аларик Поттс. Мы не видели его с тех пор, как вы заперли ворота и спрятались в замке вместе с доверенными слугами, запретив им выходить наружу.

– Ах да, тот парень‑лошадник. Он пропал, – сказал король, округляя глаза. – Исчез. Полагаю, просто собрался по‑тихому и сбежал, когда дело приняло серьезный оборот. Бросил семью и подался подальше от карантина.

– Если он и умер, то не от эпидемии, его тело так и не нашли, – добавила королева. – Я почти надеюсь, что он мертв. Принц так переживает, лишившись ежедневных прогулок верхом. Постоянно плачет из‑за своей лошади. Слуги никогда не принимают во внимание последствия своих поступков… не думают, как они могут повлиять на других.

– Аларик. Поттс. Никогда бы. Не. Сбежал.

В душе Розалинды бушевали гнев и боль, грозя разорвать ее и всех присутствующих в зале.

Вместо этого волшебница позволила бушевавшей внутри силе унести себя домой.

Заливаясь слезами, чувствуя себя обессиленной, она упала в объятия Мориса и обо всем ему рассказала. Выговорившись, Розалинда выпрямилась и несколько раз резко взмахнула волшебной палочкой, чтобы оградить дом от заражения. Затем заглянула в комнатку Белль и начертала в воздухе дополнительный знак – тот несколько мгновений померцал зеленым и скользнул в щели между досками пола, как побеги вьюнка.

Теперь дочь в безопасности.

Опечаленный Морис похлопал жену по плечу.

– Понимаю твое нежелание им помогать… особенно после известия об Аларике, – сказал он тихо. – И все же, сдается мне, поступать так нельзя.

– Они не защитили мой народ… собственный народ, своих подданных. Ни одно деяние не остается без ответа. Магия всегда возвращается, а человеческие поступки – тем более. Чем значимее человек, тем сильнее его действия влияют на мир. Возможно, король с королевой извлекут урок, если выживут.

– А если все умрут, никто ничему не научится, – мягко заметил Морис.

Розалинда промолчала, только принялась перебирать пальцами, сплетая заклинание.

Далеко‑далеко, в замке, окруженном лесом, в воздухе появились серебристые искры и опустились на тех, кто ведать не ведал о действиях волшебницы и изобретателя.

– Принц… в безопасности? – спросил наконец Морис.

Розалинда кивнула.

– А также все слуги и дети.

Супруги помолчали.

– Если со мной что‑то случится… – медленно заговорила молодая женщина.

– Ничего с тобой не случится, дорогая! – воскликнул Морис, целуя любимую. – Ты не заразишься.

– Но… если вдруг… случится что‑то другое… Я бы хотела… чтобы Белль ничего не угрожало. Я хотела бы… чтобы мой народ жил в безопасности.

– Не представляю, как ты собираешься этого добиться, – вздохнул Морис. – Ты самая могущественная волшебница из всех, что остались на свете… но даже тебе не под силу защитить всех.

– Я бы заставила всех… остальных… забыть, – медленно произнесла Розалинда с задумчивым видом. – Забыть обо мне и чаровниках. Мы стали бы персонажами сказок и навсегда спрятались от людских глаз.

– Звучит грустно, но идея не лишена смысла, – сказал Морис, обнимая жену за талию. – Только пусть на меня эти чары не действуют. Не важно, что со мной будет… Ни за что не хочу тебя забывать.

Розалинда улыбнулась и поцеловала мужа… но не ответила.

 

Роза

 

Когсворт и Люмьер остались у подножия лестницы и нервно спорили, обсуждая, следует ли им идти за девушкой.

Белль решительно зашагала вверх по ступеням.

Эта часть замка выглядела… иначе. Если все остальные комнаты выглядели заброшенными – там пахло плесенью, было холодно и темно, – то западное крыло напоминало пещеру. Несмотря на промозглую по‑зимнему погоду, кто‑то оставил одно окно открытым, и воздух стал влажным. Странный, чтобы не сказать неприятный запах щекотал ноздри – так могло бы пахнуть в сарае, где держат животных.

Белль поймала себя на том, что задерживает дыхание.

Над верхней площадкой лестницы висела тяжелая позолоченная рама, занимавшая всю стену, наверное, когда‑то она служила обрамлением для огромного зеркала и смотрелась очень эффектно. Теперь же от зеркала осталось лишь несколько острых осколков в углах рамы, остальные куски стекла устилали пол. Оставшиеся кусочки зеркала были не шире ладони Белль, а некоторые – шириной с ее мизинец, однако все вместе они, пусть и разделенные трещинами, отражали бледное лицо Белль, и девушка поняла, что выглядит осунувшейся и встревоженной.

В глубине ее сознания начала формироваться какая‑то мысль, зудя и не давая покоя. Страх, паника или предвкушение какого‑то важного открытия. Очевидно, она на верном пути.

Рядом с зеркалом располагалась огромная двустворчатая дверь. На каждой створке имелась бронзовая ручка в виде демонической головы, и головы эти показались Белль странно знакомыми. Мгновение Белль медлила, не решаясь взяться за холодную оскаленную морду, но потом пересилила себя.

В лицо ей ударил порыв холодного ветра, еще сильнее распахнув тяжелую створку. Белль шагнула внутрь и осторожно углубилась внутрь комнаты.

Сначала она думала, что угодила на ужасно захламленный чердак: повсюду опрокинутая мебель, словно по помещению прошелся подвыпивший великан, расчищая себе путь к окну. Жесткие стулья разломаны на куски, стулья с мягкой обивкой не тронуты, но зачем‑то сдвинуты вместе. Ковры свалены грудой, как будто кто‑то пытался зарыться в них, как в нору. Пол испещряли длинные глубокие борозды, по четыре в ряд, очень похожие на следы гигантских когтей. Со стен свисали разорванные в клочья гобелены, покрытые толстым слоем пыли, а карнизы, на которых они когда‑то висели, кто‑то разломал в щепки. Там и тут зловеще белели обглоданные кости.

Белль поняла, что угодила в логово Чудовища.

Единственной не сломанной вещью в комнате оказалась красивая кровать с балдахином, которой, похоже, не пользовались. Судя по ее размеру, предназначалась она для ребенка, а полированные столбики из розового дерева, вероятно, не понравились Чудовищу – слишком уж напоминали клетку. В такой кровати мог бы спать десятилетний ребенок.

Десять лет.

Все началось десять лет назад.

Сердце Белль заколотилось, как сумасшедшее.

Неужели Чудовище напало на замок, убило всех его обитателей и превратило эти покои принца в свое логово?

Новый порыв ветра всколыхнул разорванные занавеси, те вздулись, точно рассерженные призраки, и девушка подпрыгнула от неожиданности.

Луна вышла из‑за облаков, ее бледный свет озарил комнату, и Белль увидела другие следы разрушений. Стулья и секретеры разбиты на мелкие кусочки, в углу лежат обломки письменного столика, его мраморная столешница треснула, как лед.

Белль сглотнула.

Неужели все эти вещи когда‑то были живыми вроде чайника‑домоправительницы и часов‑мажордома?

Интересно, они умели ходить и говорить, ругаться и смеяться до того, как их умертвили таким странным способом, разбив на куски?

Как это случилось?

Пытались ли обитатели замка дать отпор и защитить свой дом?

Может, вся эта сломанная мебель – это павшие в бою солдаты?

Или они просто пали жертвами гнева Чудовища?

Белль прикусила губу и двинулась в глубь комнаты, хотя все инстинкты вопили, требуя бежать. Нет, если она спрячется, забьется в угол, то не получит ответов на вопросы. К тому же струящийся из окна лунный свет странным образом успокаивал. Белль пошла к дальней стене, чтобы вдохнуть свежего воздуха.

Она на цыпочках обошла гниющие груды одежды, которую, похоже, совершенно не погрызли мыши. Постаралась не вздрогнуть при виде разломанного гардероба – такого же, как в ее комнате, только поменьше: этот шкаф лежал неподвижно, весь затянутый паутиной, дверцы его валялись рядом, сорванные с петель, ящики перекосились.

На стене за раскуроченным гардеробом висел портрет в искусно сделанной раме, почти такой же большой, как зеркало на лестнице, и так же сильно поврежденный. С полотна свисали ободранные полосы холста – четыре длинные параллельные полосы, совсем как борозды на полу. Не задумываясь, Белль подошла к портрету и попробовала приложить два больших куска полотна, на которых оставалась краска, на их изначальные места. Кажется, на картине изображен молодой человек в королевских одеждах…

Белль нахмурилась. Этот юноша слишком взрослый, чтобы заподозрить в нем обитателя этих покоев: детская кровать ему явно мала. Впрочем, отцом мальчика он тоже не мог быть – слишком молод. Кто же это такой? Загадка за загадкой.

Краем глаза девушка заметила какой‑то блеск и обернулась.

Там, в глубине комнаты, перед окном, до которого Белль пока не успела дойти, стоял каменный столик, абсолютно целый, без единой царапины, в отличие от остальных вещей в этой комнате. На столике поблескивали, озаренные лунным светом, две вещи.

Красивое зеркало в серебряной оправе.

И красная роза под стеклянным колпаком.

 

Конец игры

 

Королю с королевой не помогли ни высокие стены, ни доктора, ни священники, ни богатство – правители заболели и скончались.

Их сына хворь, по иронии судьбы, пощадила, как и всех остальных детей в замке. Некоторые называли такое везение чудом.

Прошел год. Эпидемия пошла на убыль, унеся жизни огромного количества горожан.

Наконец время траура подошло к концу, и назначили дату коронации. Скоро у маленького королевства появится новый король, а с ним и новая надежда.

 

Тем временем в деревушке Розалинда пыталась сшить для Белль платье. Шитье не входило в число ее талантов, она исколола пальцы в кровь и ругалась на чем свет стоит – такое поведение не очень‑то пристало волшебнице. Однако день рождения Белль приближался, и Розалинда, как это часто с нею бывало, чувствовала необходимость сделать для дочери что‑то такое, что делают обычные матери.

Морис уже несколько раз предлагал сшить платье для дочери на заказ. Он получил денежный приз на ярмарке за автоматическую молотилку, и в кои‑то веки у них появилось немного денег, на которые можно себя побаловать. Розалинда, впрочем, отказалась наотрез.

Словом, молодая женщина шила, ругаясь себе под нос, при свете фонаря – Морис придумал хитроумный светильник, состоявший из зеркал и линз. Снаружи бушевала буря, и мысли Розалинды снова и снова кружили вокруг неприятной темы.

Морис поймал взгляд жены в оконном стекле. Он понимал: она тревожится не из‑за шторма, из‑за того, что происходит далеко на востоке.

– Почему ты так переживаешь из‑за коронации? – спросил он со вздохом. – Все случившееся там осталось в прошлом: ты же сама им сказала, что ни за что не вернешься.

– Просто… дело в том… – Розалинда прикусила губу. – Если есть хоть малейший шанс спасти королевство и сделать его прежним, то все будет зависеть от принца.

– Ему нелегко придется, – проговорил Морис с сочувствием. – И помощников у него немного. Честно говоря, я бы не удивился, если он все бросит и поступит в университет, вместо того чтобы править. Немецкие принцы частенько так делают.

Розалинда отшвырнула недошитое платьице.

– Я должна его увидеть, немедленно, пока его не сделали королем.

– Дорогая… – начал было Морис.

– Я должна убедиться, что он не такой, как его родители, – твердо заявила она. – Для того чтобы у этой земли было будущее, ей нужен добрый и великодушный правитель, дальновидный, энергичный и добрый.

– Ты сказала «добрый» дважды.

– Мне пора, – произнесла Розалинда, хватая свой зеленый плащ.

Морис даже не стал заикаться, мол, куда идти‑то по такой погоде: волшебнице любой шторм нипочем.

– Ты уже дважды являлась в замок и дважды сумела выбраться оттуда невредимой, – заметил он. – Вспомни, что тебе сказал когда‑то Фредерик.

– Я изменю внешность, – пообещала Розалинда, быстро целуя мужа.

Морис схватил ее руки и прижал к сердцу.

– Дорогой, – произнесла волшебница, терпеливо улыбаясь. – Я обернусь в два счета и вернусь прежде, чем Белль проснется. Малышка даже не поймет, что я уходила. И мы все вместе отпразднуем ее день рождения.

Она на миг замерла у стола, молча глядя на букет роз и что‑то обдумывая. Потом выбрала великолепный красный цветок – прекраснее розы мир не видывал, однако в этом доме такая красота была в порядке вещей.

Муж понимающе поглядел на нее.

– Магия всегда возвращается, – напомнил он.

– Что? Я это знаю. Кто сказал, что я прибегну к магии? – небрежно ответила Розалинда.

А потом исчезла.

Поскольку волшебница не воспользовалась обычной дорогой, она не увидела черный экипаж с плотно закрытыми окнами, который тоже направлялся к замку.