Мисс Поттс теряет чай

 

Белль шла на кухню, а Чудовище тихо следовало за ней. Последним, неловко переваливаясь с боку на бок, поспешал Когсворт – мажордом явно не мог решить, то ли заговорить с хозяином, то ли оставить его в покое.

Из‑за шторы выскользнул Люмьер – Белль могла бы поклясться, что слышала хихиканье, – и с любопытством запрокинул свечу‑голову, глядя на странную процессию.

– Всё в порядке, mа cherie? Вам у нас нравится? – поинтересовался он, отвешивая величественный поклон.

– Насколько позволяют обстоятельства, – вежливо ответила Белль, подавив насмешливое фырканье. – Вы были правы: библиотека в самом деле потрясающая. Находиться там – сплошное удовольствие.

Она попыталась увидеть человека в маленьком подсвечнике с тремя рожками, но когда он не двигался, то выглядел как самый обычный канделябр, разве что рожки торчали под неправильными углами. У него не было ни глаз, ни носа, ни рта, даже в пламени свечей. Не может быть, чтобы до превращения его звали Люмьером! Или может? Из книг Дефо и других авторов Белль знала, что в Англии хозяева больших усадеб часто давали слугам другие имена, принимая их на работу. У мужчин‑слуг слишком часто встречались имена Джон и Джеймс – не могли же их матери знать лишь эти два имени? Может, Чудовище тоже поменяло своему слуге имя, после того как волшебница его заколдовала?

– Мы идем на кухню, – ласково сказала она, опускаясь на колени. – Хотите пойти с нами? Я могу вас понести…

– О нет, мадемуазель, – проговорил канделябр, снова низко кланяясь. – Я как раз шел… выполнять… свои обязанности…

На этот раз Белль отчетливо услышала за шторой хихиканье. Она постаралась сдержать улыбку и не думать о том, чем могут заниматься предметы обстановки за закрытыми дверями. Никогда уже она не сможет смотреть на письменный столик так, как раньше.

Когсворт стоял, не двигаясь, и определенно глядел прямо на Люмьера. Наверное, подумала Белль, он сейчас сурово хмурится.

– Я не знала, что вы… Мы пытаемся придумать способ снять проклятие, – неловко проговорила Белль. Теперь, когда жизни этих людей зависели от нее, страх провала ужасал ее, как никогда.

– Ну конечно! – храбро закивал Люмьер. Показалось ли Белль, или его голос действительно звучал напряженно? – Там, где есть жизнь, есть и надежда, верно? Пошли, Когсворт, не будем отвлекать молодых людей от работы. Прошу, дайте знать, если вам хоть что‑нибудь понадобится, mа cherie!

– Конечно, – сказала Белль. Ничего другого она не могла им пообещать.

Часы и канделябр ускакали прочь, точно два старых солдата, уходящие в закат. При этом они перешептывались, издавая странные писклявые звуки, от которых Белль пробирали озноб и грусть.

Чудовище молча дождалось, пока Белль продолжит путь, и двинулось следом.

На кухне было тепло и уютно – приятный контраст по сравнению с темным коридором и печальным открытием, которое Белль сделала в библиотеке.

Печь что‑то ворчала себе под нос, помешивая поварешками в стоявших на конфорках горшках, да время от времени открывала дверцу духовки, регулируя температуру и проверяя, что происходит внутри. Яркий оранжевый свет пламени отражался от идеально начищенной посуды, стоявшей в буфете, в большой лохани плавали в мыльной пене чашки, а порхающая над ними щетка старательно их надраивала.

Миссис Поттс стояла на разделочном столике и давала указания группе столовых приборов, но при виде хозяина подпрыгнула от удивления и ахнула:

– Батюшки! А я только что послала к вам Когсворта, узнать, нет ли у вас каких‑то особых пожеланий относительно ужина. Так приятно в кои‑то веки принимать настоящего гостя!

Она суетилась, подпрыгивала и булькала. Белль могла бы поклясться, что на ее круглых щеках выступил румянец.

– Мы встретили Когсворта, – вежливо сказала Белль, – но мы все равно хотели зайти к вам и поговорить.

– Всё в порядке? – Миссис Поттс деловито запрыгала к краю стола, чтобы оказаться поближе к Белль. – Чай остыл? Я знаю, в библиотеку нельзя подавать печенье, но если бы вы спросили, возможно…

– Что на самом деле случилось с Алариком? – немного нетерпеливо перебило ее Чудовище.

Белль поглядела на него с возмущением. Ну как можно быть таким грубым?

Миссис Поттс тоже воззрилась на хозяина. Определить ее настроение было труднее, ведь у нее не было ни глаз, ни рта, но Белль предположила, что выражение «разинула рот от изумления» подошло бы как нельзя лучше.

– С моим… мистером Поттсом? – запинаясь, повторила домоправительница.

– Да. Твой муж. Аларик Поттс. Старший конюх. Что с ним случилось? – отрывисто спросило Чудовище.

– Думаю, ваш хозяин хочет сказать, – вмешалась Белль, – что мы пытаемся решить сложную задачу, чтобы разрушить проклятие, и нам помогла бы любая информация об исчезновениях, случившихся много лет назад.

– Аларик Поттс. Старший конюх. Ваш любимый слуга, которого вы всегда выделяли среди остальных, – медленно и спокойно проговорила миссис Поттс.

– Да. Что с ним стало? Родители говорили, что он просто бросил и тебя, и службу. Возможно, из‑за меня.

– Из‑за вас?.. Он исчез более десяти лет назад, и вы задаете этот вопрос только сейчас?

До сих пор Белль представляла себе домоправительницу как милый толстенький чайник, полный сочувствия, по‑матерински заботливый и добрый.

Однако таким тоном домоправительница говорила впервые, и в нем не было ни капли сочувствия. Теперь к хозяину замка обращалась дама много старше его, полная достоинства и праведного негодования.

– Я был ребенком. Столько всего произошло, – ощетинилось Чудовище. – Эпидемия, мои родители…

– Понятно. И все же… сегодня вам впервые пришло в голову поинтересоваться, что же случилось с заблудшим слугой? С вашим любимым заблудшим слугой? – настаивала миссис Поттс, все повышая и повышая голос. – ТАК Я РАССКАЖУ ВАМ про Аларика Поттса!

Она так энергично заскакала к Чудовищу, что ее крышечка с дребезгом запрыгала в такт. Белль хотела протянуть руку и поправить крышечку – еще упадет и разобьется, – но побоялась рассердить женщину еще больше.

– Аларик Поттс был самым добрым, честным, достойным, заботливым человеком из всех, что я когда‑либо встречала, – заявила миссис Поттс. После каждого слова у нее из носика вырывалось облачко пара. – Порой он даже был чересчур добрым. Он ко всем относился одинаково, не важно, принц перед ним или гном. Он любил меня, Чипа и всю нашу семью – всех в этом замке. Он любил вас, хозяин, почти как родного сына. И он обожал свою работу в конюшне, души не чаял в лошадях. Не знаю, что случилось в ту ночь, когда он не вернулся домой. Я так этого и не узнала. Этого никто не знает. Он просто исчез, как многие другие. И все же, несмотря на эпидемию и это злосчастное проклятие, я держалась все эти десять лет ради своего сына, потерявшего отца. Полагаю, зная это, вы могли бы проявить немного сочувствия?

Белль украдкой посмотрела на Чудовище: оно выглядело потрясенным… и, пожалуй, слегка виноватым.

– И после всего этого… бульк… приходить… буль‑буль… спустя десять лет… бульк… и спрашивать меня…

Миссис Поттс буквально закипала, разбрызгивая воду.

Белль пришла в ужас, она не знала, что делать. Кипящий чай, пузырясь, выплескивался из носика и из‑под крышки чайника.

Чудовище, тоже захваченное врасплох, слегка попятилось.

Какое‑то время миссис Поттс сотрясалась и булькала, а потом затихла.

Вообще‑то она замерла и совсем не двигалась. Просто застыла.

Прошло несколько мгновений. Белль начала беспокоиться.

– Миссис Поттс? – осторожно позвала она.

Девушка взглянула на Чудовище – оно тоже встревожилось.

Чайник выглядел как… обычный чайник. И не скажешь, что он живой.

А потом миссис Поттс вдруг вернулась к жизни, словно ничего не произошло.

– Я… Мне надо отдохнуть. Слишком много всего навалилось, – воскликнула она, одним прыжком развернулась и поскакала прочь, высоко задрав носик, стараясь сохранять достоинство. Чудовище и Белль смотрели, как она спрыгивает на стул, потом на пол, позвякивая, пересекает кухню и скрывается за дверью. Наконец, если судить по позвякиванию, она запрыгнула на полку.

 

Придворная кухня

 

Печь принялась с грохотом переставлять туда‑сюда горшки, имитируя бурную деятельность, а сама поглядывала на Белль и Чудовище сердитыми глазами‑угольками.

Повисло неловкое молчание.

– Я просто… Я всегда думал, что все это моя вина, – наконец нерешительно проговорило Чудовище и тяжело опустилось на ближайший стул. Потом сгорбилось, перераспределяя свой немаленький вес на кривые задние лапы. – Мне было так стыдно, что я не мог ни с кем разговаривать. Я и не подумал поговорить с ней или с Чипом. Боялся, что они меня возненавидят. Я не думал об их чувствах. А они его потеряли.

Чудовище провело по затылку широкой неуклюжей передней лапой, взъерошив мех. Белль подумала о портрете, висящем в западном крыле: будь принц человеком, волосы у него были бы русые.

Она положила руку ему на плечо.

– Думаю, ты можешь объясниться с миссис Поттс позже, когда она успокоится, – предложила Белль успокаивающе.

– Возможно, твоя мать была права, – прошептало Чудовище. – Я всегда считал слуг чем‑то вроде… вещей. Эти вещи делали мою жизнь проще. Потому‑то она так и поступила со мной.

– Возможно, – вздохнула Белль. Мысль о том, что живых людей использовали для того, чтобы преподать принцу урок, ее возмущала.

Тут Чудовище тихо на нее зарычало.

В следующий миг у него сделался такой глупый вид, что Белль сообразила: рычание исходило не из пасти, а из живота.

– Вообще‑то я тоже немного проголодалась, – сказала она, ничуть не лукавя. Пустой желудок недовольно сжимался, и голова чуть‑чуть кружилась, просто, увлекшись работой, девушка этого не замечала.

– Мы ведь шли сюда, чтобы поговорить насчет ужина, – пожаловалось Чудовище.

– Ну… – Белль посмотрела на печь. – Пожалуй… нам стоит приготовить ужин самим.

Чудовище уставилось на нее в изумлении.

Белль уперла руки в бока.

– Ты же сам только что сказал: эти слуги всю свою жизнь служили тебе не за страх, а за совесть… А последние десять лет работали, даже потеряв человеческий облик! Они до сих пор прислуживают тебе, готовят ужин, наводят порядок в замке… даже после того, как превратились в ложки, швабры, чашки, а некоторые и подавно стали мебелью. И все это случилось с ними лишь из‑за твоего проклятия. Может, пора немного облегчить им жизнь, а?

Чудовище несколько раз открыло и закрыло рот: похоже, подобное предложение напрочь лишило его дара речи.

– Я не умею готовить ужин, – призналось оно наконец.

– Я тебе помогу. Мы приготовим его вместе, – пообещала Белль, направляясь к раковине.

– Готовка. Чтение. Есть что‑то, что ты не умеешь делать?

Белль ухватила Чудовище за толстую лапу и макнула в воду.

– О да, я настоящая богиня домашнего хозяйства, – лукаво сказала она. – Видел бы ты, как я делаюсь невидимкой и хожу по воде. Давай‑ка найдем тебе фартук.

По правде говоря, можно было бы и не прикрывать потрепанную одежду и густой мех Чудовища. И все же Белль повязала ему на шею скатерть, стараясь отрешиться от мысли, что та напоминает гигантский слюнявчик.

«Вообще‑то, если добавить сюда кожаные ремни, Чудовище вполне сошло бы за Гефеста или одного из титанов, помогавших богу в его кузнице на Олимпе».

Вот только они собираются готовить рататуй, а не ковать мечи для героев.

– А еще гречневые блины, пирог с луком и курица… в винном соусе, – задумчиво добавила она, глядя на часы. К счастью, кухонные часы не разговаривали. – Мы не успеем приготовить настоящую курицу в вине или мясное рагу. О‑о‑о, и тарт‑татен на десерт!

Чудовище скептически шевельнуло бровями.

Белль повернулась к плите и сказала извиняющимся тоном:

– Кажется… нам придется прибегнуть к вашим услугам. Здесь нет другой печи.

– Мои умения к вашим услугам, мадемуазель, – сказала та басом, склоняя трубу. Очевидно, до превращения печь была шеф‑поваром. – Но только один раз: обычно я никому не позволяю вторгаться в свою епархию.

– Кроме тех случаев, когда ты слишком пьян и того и гляди сожжешь сам себя! – выкрикнул кто‑то из кладовки.

– А МОЖЕТ, ЭТО Я ИЗ‑ЗА ТЕБЯ ПЬЮ! – отрезал повар‑печь. – ИЗ‑ЗА ТЕБЯ И ТВОЕГО ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЯ ТМИНОМ!

– Вот и славно, – быстро сказала Белль. – Чудовище, ты пока можешь почистить яблоки.

Она полагала, что управляться с опасными острыми ножами ему понравится больше, чем долго и нудно вымешивать тесто. В самом деле, Чудовище с готовностью схватилось за нож. Увы, тот оказался слишком мал для огромной лапищи, которая, хоть и была пятипалой, не могла сравниться в гибкости и ловкости с человеческой кистью.

Зажав яблоко в одной лапе, а нож в другой, Чудовище принялось снимать с плодов шкурку так, будто обстругивало веточку. Очевидно, когда‑то оно любило это занятие.

Однако спустя два с половиной яблока и три пореза – которые оно попыталось скрыть от Белль, – Чудовище сдалось и с такой силой метнуло нож на стол, что тот почти по рукоятку вонзился в деревянную столешницу.

– Бесполезно! – прорычало оно. – Нож слишком маленький. Яблоки слишком мягкие. У меня не получается.

– Хорошо… – сказала Белль, глубоко вздохнув. – Тогда попробуй месить тесто. Это весело!

Она выбрала самую большую миску и попыталась на глазок положить туда верное количество ингредиентов. Чудовищу очень понравилось растирать муку с маслом: его здоровенные неуклюжие лапы отлично для этого подходили. И тесто с когтей оно слизывало, только когда Белль отворачивалась.

Они работали в дружеском молчании.

Интересно, как бы сложилась жизнь, если бы в детстве рядом с ней была мать. Они могли бы вот так же готовить вдвоем, возможно, даже повязывали бы головы одинаковыми косынками…

Конечно, ей приходилось готовить вместе с отцом, но что, если с мамой все было бы по‑другому? Или так же?

– Значит… любой, кто… не родился принцем… умеет это делать? – спросило Чудовище, прерывая молчание.

– Более или менее, – ответила Белль, пожимая плечами. – Мой отец умеет. Девочек, наверное, учат готовить больше, нежели мальчиков… но большинство людей могут сами о себе позаботиться.

– Потому что вы выходите замуж и готовите для мужей, – блеснуло познаниями Чудовище – видимо, почерпнуло эту глубокую мысль в какой‑то книге. «Экскурс в жизнь селян. Издание для испорченных принцев».

– Точно. Да. Готовим для мужей. – Белль от души замахнулась и одним ударом отделила куриную ножку от тушки. – Милые женушки.

У Чудовища округлились глаза, оно не отрываясь смотрело на расчленяемую курицу.

– Что… что я такого сказал?

– Ой, ничего особенного… – вздохнула Белль. – Я не хочу быть «милой женушкой». Я хочу приключений, хочу… сама стать героиней истории. Вот только окружающие хотят, чтобы я вышла замуж, слушалась мужа, родила семерых‑восьмерых детей, стирала его носки… ТВОИ НОСКИ ВОНЯЮТ, ГАСТОН!

Она размахнулась и отхватила вторую ножку.

Если бы ее мать была где‑то неподалеку, приехала бы она на свадьбу дочери? Превратила бы всех гостей в свиней за то, что осмелились нарушить покой ее дочурки?

– Гастон? Это тот… охотник, о котором ты недавно говорила? – кротко поинтересовалось Чудовище.

– Это любитель устраивать засады на невест. Жених – любитель сюрпризов. Чурбан неотесанный, вот он кто. – Тут Белль осеклась. Чурбан неотесанный.

А ведь это правда – почему она раньше об этом не подумала?

Нанимать оркестр, заказывать торт, устраивать свадьбу‑сюрприз не нормально и не романтично. Особенно принимая во внимание тот факт, что она никогда не отвечала Гастону взаимностью – чего он, похоже, совершенно не замечал. Вся эта выходка – полный ужас и дикость. И в каком‑то смысле этот поступок не далеко ушел от заточения в темнице человека, случайно вторгшегося в ваш дом.

– В городе Гастон важная персона, – сказала она более спокойным тоном и отложила нож. – Все мечтают выйти за него замуж. Он высокий, красивый, сильный, отлично стреляет, у него удивительные синие глаза, он всегда душа компании…

Чудовище на секунду перестало месить тесто и посмотрело на девушку. Белль увидела, что морда у него испачкана в муке. Чудовище, проследив за ее взглядом, осторожно слизнуло муку длинным розовым языком.

Белль только покачала головой и возвела глаза к потолку.

– Но если… – смущенно проговорило Чудовище, – если он такой… красивый и идеальный, что все хотят выйти за него замуж, почему он не женится на ком‑нибудь другом? На девушке, которая захочет за него выйти?

Белль улыбнулась, покраснела и отвернулась обратно к курице.

– Это прозвучит ужасно тщеславно, но он полагает, будто я самая красивая девушка в городе. Ему нужна не я… он, знаешь ли, просто хочет заполучить «красивейшую девушку в городе». Думает, что достоин этого, раз он самый красивый парень в городе.

Чудовище посмотрело на свои огромные уродливые лапы, перепачканные в муке, потом снова на Белль.

– Ты… красивая, – проговорило оно угрюмо. – Так почему бы тебе не выйти замуж за самого красивого парня? Разве ты не достойна лучшего?

– Кажется, кое‑кто совсем меня не слушал. – Белль подбоченилась, но осторожно, дабы не испачкать платье. – Он тупой, невежественный, эгоистичный, убивает животных ради забавы, шумный, совершенно не любит читать…

– Я тоже не люблю читать, – пробурчало Чудовище, уставившись в миску.

Белль вздохнула.

– А еще я большой, – продолжало Чудовище еще тише. – И шумный.

– И определенно отъявленный эгоист, раз перевел весь разговор на себя, хотя изначально мы говорили обо мне, – поддела его Белль, делая вид, что возмущена до глубины души.

Чудовище тут же пошло на попятный.

– Держу‑пари‑из‑тебя‑получилась‑бы‑очаровательная‑невеста, – тихо пробубнило оно, с удвоенной силой набрасываясь на тесто, словно больше его ничто в этой жизни не интересовало.

Белль рассмеялась.

– Благодарю. – Об этом она как‑то не подумала: интересно, заказал ли Гастон для нее букет или фату? Не мог же он не подумать о том, как будет выглядеть самая очаровательная невеста в городе рядом с самым красивым женихом. Белль улыбнулась, представив, как Гастон договаривается со шляпником, выбирает, что именно заказать…

– ПРОКЛЯТИЕ!

Ее размышления прервал страшный грохот: Чудовище схватило миску с тестом и швырнуло на пол, так что та разлетелась на тысячу фарфоровых кусочков. %ар был такой силы, что тесто расплющило об пол тонким слоем, и через него просвечивала каменная плитка.

Чудовище рычало и фыркало, пока еще стоя на задних лапах, но явно намеревалось опуститься на четвереньки, при виде его оскаленной морды Белль почти испугалась.

– И что это сейчас было? – медленно проговорила она.

– Я повернулся, чтобы взять еще масла, и задел миску! – провыло Чудовище. – Лапой! А миска упала! ГЛУПО! Не стоило мне этого делать!

– Верно, тебе не стоило так поступать. И не стоит вести себя, точно большой испорченный ребенок, который, чуть что не по нем, сразу же закатывает истерику. Сколько тебе лет? Двадцать один? Чтобы принц так себя вел в таком‑то возрасте?

– Я НЕ ПРИНЦ, Я ЧУДОВИЩЕ!

Белль обдало горячим дыханием, как будто в летний день повеяло зловонным ветром или рядом кипит, грозя взорваться, плод неудачного эксперимента ее отца.

– Неужели? Тогда зачем вообще заботиться о том, как выглядишь? – Она потянула за золотую застежку его плаща. – Зачем ты надеваешь одежду и живешь в замке, а не в лесу? Зачем борешься с проклятием? Почему бы не сдаться и стать настоящим чудовищем во всем?

Чудовище разевало и закрывало пасть, то ли примеряясь, как половчее откусить девушке голову, то ли не находя слов.

– ЭТО ТРУДНО! – заорало оно в конечном счете.

– Конечно, трудно, тебе же раньше не приходилось готовить, – твердо сказала Белль. – Или ты полагал, что принцам все удается с первого раза?

Она отвернулась и продолжила разделывать курицу.

Чудовище помолчало.

Потом наклонилось и принялось собирать тесто с пола.

– Только попробуй положить это в другую миску, – сказала Белль, не глядя на него.

– Я и не собирался! – тут же откликнулось Чудовище. – Я просто… хочу взять другую миску.

Хозяин замка неуклюже заковылял к мусорному ведру, а Белль не смогла сдержать улыбку.

 

Ужин подан

 

Два часа спустя кухня наполнилась всевозможными изумительными запахами. Белль слегка опьянела от тепла, ароматов и страшной усталости. Готовить ужин на пару с Чудовищем нелегко, а заставить его потом прибраться еще труднее. Нет, оно не протестовало, но так и норовило выронить неодушевленную швабру, словно держало ее в лапах впервые в жизни – впрочем, возможно, так оно и было.

Белль вытерла пот со лба. Никогда еще ей не приходилось готовить на такой удивительной кухне. Девушка никогда не стремилась к кулинарным изыскам: еду она воспринимала просто как топливо, которое нужно время от времени забрасывать в себя в перерывах между чтением. «Хотя готовить на такой кухне, как эта, одно удовольствие. Здесь просторно… великолепные приправы… огромная печь…»

– И что же, скажите на милость, тут происходит? – осведомился Когсворт, влетая на кухню такими огромными прыжками, какими только позволяли его деревянные ножки. При виде Чудовища, снимающего импровизированный фартук, мажордом резко затормозил. – О, хозяин, простите, я просто…

Тут мажордома догнал Люмьер.

Канделябр сделал вид, что принюхивается. Белль мимоходом подумала, способны ли одушевленные вещи улавливать запахи и чувствовать вкус еды. Они определенно зрячие, а как у них обстоит дело с другими органами чувств, присущими живым людям? Чего еще их лишило проклятие?

– Так‑так, что у нас тут такое? – жизнерадостно изрек Люмьер. – Курица? Грибы? Любовь?

Пламя центральной свечи канделябра замигало, словно он играл бровями. Когсворт стукнул не в меру болтливого приятеля.

Белль улыбнулась.

– Мы с вашим хозяином сами приготовили себе ужин.

Когсворт залепетал:

– Это в высшей степени… Это так…

– Предприимчиво с вашей стороны, – подхватил Люмьер, отвешивая поклон и с любопытством косясь на Чудовище.

– Это не я придумал, но готовили мы вместе, – похвастался его хозяин.

– Ну, тогда мы вас оставим, – сказал Люмьер и замахал на Когсворта свечами‑руками, прогоняя. – У нас свободный вечер! Чем бы заняться?

– Э‑э‑э… сыграем в криббедж? [карточная игра]

Белль поглядела вслед удаляющейся парочке почти с нежностью, потом проверила столовую.

Та оказалась пустой и неуютной. Несмотря на настойчивое требование девушки позволить им с Чудовищем все сделать самим, кто‑то уже успел сервировать стоявший в центре столовой длиннющий стол. Чудовище посмотрело на Белль. В ответ девушка улыбнулась и принялась собирать все ложки, вилки и тарелки с одного конца стола, а потом разложила все это на другом конце, так чтобы два места оказались рядом.

Потом они вернулись на кухню, чтобы забрать еду, где застукали миссис Поттс: домоправительница перекладывала блюда на поднос, чтобы подать. Заслышав их шаги, она с виноватым видом обернулась.

– Миссис Поттс, – сказала Белль с легкой укоризной. – Сегодня мы обслужим себя сами. Вы заслужили отдых.

– О, я просто чувствовала вину за недавний инцидент, я просто… – забормотала домоправительница. – Вы великолепно готовите, моя дорогая!

– Пусть и немного elementaire [просто (фр.)], – подсказала печь.

Надо отдать Чудовищу должное: приподняв крышку горшка и вдохнув широкими ноздрями божественный аромат, источаемый курицей, оно не запустило туда лапу – хотя, судя по его виду, отчаянно мечтало это сделать. Вместо этого хозяин замка аккуратно положил крышку на место, разве что прижал чуточку сильнее необходимого. Белль одобрительно улыбнулась. Она собирала остальные блюда, опасно балансируя на одной руке блюдом с луковым пирогом.

Чудовище протянуло лапу и без всяких видимых усилий забрало у нее блюдо так, словно то весило не больше крутого яйца. Девушка засмеялась, Чудовище тоже улыбнулось этой сиюминутной неловкости.

– Ужин подан, – объявила Белль, грациозно входя в столовую.

Чудовище внимательно наблюдало, как она расставляет еду на столе, а потом наполняет свою тарелку, пользуясь соответствующими каждому блюду приборами, и наконец садится. Тут‑то Чудовище сообразило, что обслуживать его девушка не собирается.

Оно поспешно ухватило половник и налило себе супа, пролив самую малость.

Белль с аппетитом принялась за еду, наслаждаясь вкусом. Дома‑то ей часто приходилось экономить ингредиенты или вовсе обходиться без чего‑то.

– Очень вкусно, – сказало Чудовище. – Elementaire, – повторило оно ремарку печи, очевидно, полагая, что это комплимент.

Белль приподняла одну бровь.

– Я не люблю всякие разносолы, – быстро продолжало Чудовище, очевидно, сообразив, что похвала не удалась. – Мне нравится… мясо.

Белль чуть не выронила ложку. А она‑то старалась соответствовать высокому кулинарному искусству. «Ну, по крайней мере, я сама ем с удовольствием», – решила она.

Глаза Чудовища вдруг округлились, в них плескался ужас.

Сначала девушка подумала, что оно случайно разгрызло перчинку – кажется, она читала, что собаки не любят перец, – но потом увидела, что Чудовище смотрит куда‑то вверх.

Лепестки роз.

Б воздухе медленно кружились черные лепестки роз и в полной тишине опускались в центр стола, на темную деревянную столешницу. В полумраке столовой выглядело это зловеще – словно из морского тумана показался мрачный «Летучий голландец», на мачте которого реет Веселый Роджер.

– Не слишком… романтично, – через силу попыталась пошутить Белль.

А сама мысленно считала лепестки.

У диких роз обычно пять лепестков, у розы центифолии их может быть сотня, а у обычной садовой розы – от двадцати пяти до сорока. Десять лепестков уже упало, и на морде Чудовища отчетливо проступила тревога.

Девятнадцать… Двадцать…

Чудовище побледнело, насколько это вообще возможно, его пасть приоткрылась – так человек, осознав некую ужасную истину, может замереть, приоткрыв рот.

Белль начала подниматься, чтобы собрать лепестки.

Двадцать один.

Лепестки перестали падать.

«Ну конечно. Двадцать один лепесток – это двадцать один год, возраст, до которого можно было снять проклятие».

Вот они лежат на столе, точно черные бархатистые хлопья.

– Я просто… – Белль встала, намереваясь смахнуть лепестки, убрать подальше от Чудовища. Ужасное видение потрясло девушку, и все же в ее душе боролись противоречивые чувства: с одной стороны, она пришла в ужас, с другой – хотела утешить и защитить Чудовище.

Однако стоило ей коснуться лепестков, те замерцали и исчезли – просто растаяли в воздухе, как лепестки настоящей розы накануне.

Все это время Чудовище сидело неподвижно, но Белль заметила, что его когти глубоко вонзились в деревянную столешницу, и поняла: хозяин замка вот‑вот сорвется.

– Может, моя мать хотела таким образом что‑то мне сказать, – предположила она.

– Или это действие проклятия, – мрачно отозвалось Чудовище. – Оно все больше опутывает замок, чтобы напомнить мне о моем приговоре.

– Так, – сказала Белль, глубоко вздохнув. Она лихорадочно соображала, пытаясь придумать, как сменить тему и отвлечь их обоих от мрачного видения.

Хотя… возможно, не стоит этого делать. Им во что бы то ни стало нужно придумать, как разрушить проклятие, так что призрачные лепестки просто сурово напомнили об этой необходимости. С тем же успехом она могла бы притащить сюда слона, вцепившись в его бивни.

И все же что‑то сказать нужно.

– Давай освежим в памяти факты. Во‑первых, моя мать прокляла тебя десять лет назад. Мы не знаем, жива она или мертва. Хотя, должна сказать, мне все время кажется, будто здесь витает ее призрак. Мы знаем, что рядом с ее именем в документах стоит странный значок, и этим же знаком отмечены все люди, которые в дальнейшем исчезли из списков. Мы знаем, что Аларик Поттс исчез… проклятие. Я забыла проверить, есть ли рядом с его именем тот символ: слишком сильно расстроилась. Нужно заняться этим сразу же после ужина. Как тебе мои рассуждения?

Чудовище пожало плечами, но, похоже, слова Белль немного отвлекли его от переживаний.

– Звучит разумно. Не знаю, правда, чем это нам поможет.

– Я тоже этого не знаю, но тут кругом загадки… как будто открываешь ящик, а в нем лежит второй, открываешь второй – а там третий. – Белль вздохнула. Она поскребла кончиком ложки по тарелке, поболтала остатки подливки. – По крайней мере… теперь я знаю, что все твои слуги прежде были… людьми. А значит, мы можем спросить кого‑то из них, что здесь происходило до проклятия. Это значительно упростило бы нам жизнь.

– Раньше мне и в голову не приходило с ними поговорить, – задумчиво пробормотало Чудовище. – Мать с отцом всегда меня учили… что слуги – просто инструменты… почти как неодушевленные вещи, которыми мы владеем. К ним нельзя слишком сильно привязываться, потому что тогда они попытаются меня использовать… Вот поэтому они так сердились из‑за Аларика.

– О, вот как.

Белль положила в рот кусочек курицы, не зная, что еще сказать. Можно ли винить кого‑то за его взгляды, если его таким воспитали?.. А потом на десять лет превратили в чудовище. После превращения время для Чудовища словно застыло. Понимала ли ее мать, что проклятие подействует именно так: ничего не исправит, а только еще больше навредит?

Бедняга расплачивается за ошибки родителей.

– Похоже, твои родители были не очень просвещенными и современными людьми, – сказала она наконец.

Чудовище передернуло плечами.

Девушка снова вспомнила слова из видения: «В твоем сердце нет любви, принц, как не было ее у твоих родителей».

– Какими они были? Король и королева?

– Они были моими родителями. Правили королевством. – Чудовище пожало плечами.

– Но… как они правили? Что они делали во время эпидемии? Попробуй вспомнить.

Чудовище перестало жевать и мрачно уставилось в тарелку.

– Они заперли замковые ворота и никого отсюда не выпускали, потому что здесь было безопасно… тут были священники и доктора. Не помню почему. Помню запах благовоний… еще мне не разрешали кататься верхом.

– А что они делали для народа, чтобы облегчить страдания людей?

Хозяин замка посмотрел на нее озадаченно и медленно проговорил:

– Они… закрыли границы. Я огорчился, потому что мне больше не привозили свежие ягоды с севера, которые я так любил. Никому ни при каких обстоятельствах не позволялось въезжать и выезжать, чтобы не дать заразе распространиться.

– Это, конечно, умно. Но устраивали ли они… полевые госпитали? Обеспечивали едой тех, кто из‑за болезни не мог выйти из дома?

Чудовище повозило лапой под столом.

– Твои родители делали что‑то…

Чудовище вдруг взревело и вскочило из‑за стола, опрокинув стул.

– Они делали всё! – прорычало оно в лицо девушке. Белль отвернулась и заслонилась руками, пытаясь защититься – ее внезапно ужаснули желтые клыки и оскаленная морда.

А потом, не говоря больше ни слова, Чудовище удалилось на четырех лапах, расшвыривая в стороны все, что попадалось ему на пути.

Белль окинула взглядом разбросанную по столу еду и разбитые тарелки.

Потом взяла салфетку и механическими движениями принялась медленно вытирать разлитый соус.

«Никогда не забывай, что имеешь дело с чудовищем», – печально сказала она сама себе.

 

Спросите у посуды

 

К тому времени, когда Белль закончила наводить порядок, она страшно вымоталась и осталась на кухне совсем одна. Плита, похоже, уснула, предварительно потушив огонь в духовке. Мебель тоже притихла и не двигалась.

Впервые за время своего пребывания в заколдованном замке Белль стало одиноко. Не страшно и не грустно – просто скучно без компании. А ведь, казалось, они неплохо поладили с Чудовищем… Что это вдруг на него нашло?

Девушка потихоньку заглянула в столовую для прислуги. К ее облегчению, большая часть слуг собралась за столом у огня в дальней части комнаты. Миссис Поттс, Люмьер и Когсворт сидели вместе во главе стола. Грабли – предположительно бывший садовник – и ремень для правки бритв пытались играть в карты. Метелочки для пыли, бывшие служанки, и зонтик от солнца сплетничали.

– Добрый вечер! – нерешительно сказала Белль, входя.

Все слуги тут же прекратили свои занятия и уставились на нее.

– О, дитя, вы уже закончили ужинать? – с тревогой в голосе воскликнула миссис Поттс.

– Кажется… я довела вашего хозяина до крайности, – устало ответила Белль. Потом указала на пустой стул: – Можно?

– Это в высшей степени… – начал было Когсворт.

– Да, конечно, – перебил его Люмьер, спрыгивая со стола и отодвигая стул для дамы.

Белль без сил опустилась на стул, одарив Люмьера благодарным взглядом.

– По всей видимости, я только что… совершила необдуманный поступок…

«В точности как моя мать. Она с бухты‑барахты прокляла человека, я, не подумав, помчалась в страшный заколдованный замок… Хотя, пожалуй, это не одно и то же».

– Раз уж я здесь, мне хотелось бы перед всеми вами извиниться. Если вы еще не в курсе… Выяснилось, что это моя мать прокляла вашего хозяина и всех вас. И, разумеется, именно я сделала заклятие необратимым. Мне очень, очень жаль.

Те, кто уже обо всем знал, вроде Люмьера и Когсворта, никак не отреагировали – или очень хорошо держали себя в руках. Остальные слуги потрясенно заахали.

– Я чувствую себя ужасно. Не могу передать, как мне жаль. Впервые попав сюда, я не осознавала… что все вы когда‑то были людьми. Я думала, что вы… просто ожившие вещи.

– Я христианин, – возмущенно воскликнул Когсворт. – Христианин! Человек, наделенный душой, запертый в этом злосчастном часовом механизме, точно в тюрьме.

– О, полагаю, это твое главное достоинство по сравнению с общим вредным характером, – небрежно заметил Люмьер.

– Мы все когда‑то были людьми, – грустно сказала миссис Поттс. – Даже мой мальчик, Чип. Он был совсем маленьким, когда все это случилось, и до сих пор остается таким. Может быть, в каком‑то смысле это благо.

– Выходит, вы – дочь той самой великой волшебницы, – задумчиво проговорил Когсворт. – Я нахожу… в высшей степени странным то, что вы сюда вернулись.

– Магия всегда возвращается, – вздохнула миссис Поттс.

Слуги согласно забормотали, а те, у кого имелось подобие головы, закивали.

– Как, простите? – переспросила Белль.

– О, просто так частенько говаривал мистер Поттс, – ответила домоправительница, покачивая носиком. – Любое проклятие, любые чары, даже простенькая кухонная магия не проходят без последствий и… не заканчиваются, даже когда перестают действовать. Всегда нужно заплатить какую‑то цену – как правило, платит тот, кто сотворил заклинание.

– Он был волшебником? – вежливо поинтересовалась Белль.

– Мой муж? Нет, – хихикнула миссис Поттс. – Он не принадлежал к числу чаровников. Все его волшебные умения ограничивались способностью ладить с животными, но это не магия, если вы понимаете, что я имею в виду.

– Подождите… Чаровники? – переспросила Белль, ухватившись за незнакомое слово. – Что это значит?

– Это общее название, – пояснил Люмьер, изображая пожатие плечами. – Так говорят о тех, кто хоть немного отмечен… магией.

– У чаровников могли быть волчьи уши и хвост, – сказала миссис Поттс. – Или привычка парить над землей, а не ходить по ней. К ним относились великие волшебницы, или слабенькие ведьмы, или та странная девочка с рынка, которая не взрослела, а осенью всегда продавала замечательные грибы.

– Феи, – потрясенно сказала Белль, припомнив слова Чудовища. – Чаровники. Они здесь жили.

– Тем наше королевство и славилось, – фыркнул Когсворт. – И гордилось. Поначалу.

– Значит… моя мать… была одной из этих чаровников, – медленно проговорила девушка. – А тот забавный значок рядом с именем моей матери… Я никак не могла понять, что он означает. Власти королевства отслеживали чаровников?

Слуги неуверенно замялись.

– Неофициально, – деликатно ответил Когсворт. – В разные эпохи у чаровников по‑разному складывались отношения с королевской властью… Нашим правителям категорически не нравилось, что среди их подданных есть люди намного более сильные и могущественные, чем их собственные солдаты…

Белль напрягла память, вспоминая имена из документов, отмеченные загадочным символом.

– Вам не приходилось слышать имя Жирар? Франсуа Жирар?

Слуги остались безучастными.

– Эми Дюпре?

Вещи покачали головами и пожали плечами – в зависимости от того, кому что позволяла нынешняя форма.

– Кристоф Ламбер?

– Оборотень, – тут же ответил Люмьер. Еще несколько слуг согласно закивали. – И к тому же страшный пьяница! Вся их семейка была к этому склонна. К пьянству, то есть. В основном он был безобиден, если не считать того случая с овцой. Перед новолунием он обычно ударялся в загул, а потом бегал по холмам. Зрелище то еще, особенно лунными ночами.

– Интересно, что с ним стало, – сказал старый садовник. – Некоторым не нравились его завывания, но лично я находил их весьма милыми. Бывало, как взвоет глухой ночью, этак жалобно и волшебно – прямо как в старые добрые времена.

– Да только они все куда‑то пропали на третий год эпидемии, – добавил ремень для правки бритв.

– Это было неспокойное время, – сказала миссис Поттс с дрожью в голосе. – Я тогда слегла на месяц, помните? И мне еще повезло! Температура у больного поднимается так высоко, что кажется, будто можно обжечься, если пощупать его лоб. Дышать тяжело, приходится бороться за каждый вздох.

– К тому времени как болезнь пошла на убыль, почти половина населения умерла, – мрачно добавил Когсворт. – Мор косил всех без разбору, не важно, крестьянин ты, король или королева.

У Белль пересохло во рту.

– Король… и королева?

– Да, болезнь унесла их обоих, увы, – вздохнула миссис Поттс. – Хозяин остался сиротой в возрасте десяти лет.

– О… О господи… – Белль потерла лицо ладонями, чувствуя панику и тошноту. – Так они умерли во время эпидемии… Вот почему ваш хозяин так распереживался и убежал. А я‑то еще рассуждала, мол, какие король с королевой нехорошие люди… Я такая дура, просто ужас. Идиотка. Нужно найти его и попросить прощения… – Белль начала вставать.

– Не тревожьтесь, – мягко сказал Люмьер, хватая ее за рукав. – Если хозяин сейчас… не в духе, то лучше подождать, пока он успокоится.

– Подождите до завтрашнего утра, дорогая, – кивнула миссис Поттс. – Так будет лучше.

Белль неохотно опустилась обратно на стул. «Разузнать, расспросить, расследовать, – напомнила она себе. – Ты именно за этим сюда пришла, так действуй!»

– Хорошо… Но вы сказали, что к концу эпидемии чаровников почти не осталось. В документах нет записей о том, что их унесла эпидемия…

– Ха! Еще бы, – заговорила метелочка для пыли. – Болезнь их совсем не коснулась, потому что именно они ее наслали. Все это происки какой‑то ведьмы!

– Чушь какая, – возразила миссис Поттс. – Ты сама не знаешь, о чем говоришь, деточка.

– Это была обычная смертельная болезнь, только и всего, – твердо добавил Когсворт. – Ничего магического в ней не было. Она поражала всех без разбору.

– Тогда что же случилось с чаровниками? – не отставала Белль.

В комнате вдруг сделалось очень тихо. Вещи не двигались, только мерцали горящие свечи Люмьера да тикал циферблат Когсворта.

– Послушайте, думаю, зная это, я смогу выяснить, как снять проклятие, – умоляюще сказала Белль. – Мне кажется, здесь кроется причина того, почему моя мать нас оставила… или исчезла… Я уверена: она пытается мне что‑то сказать, и, если мы хотим попытаться снять проклятие, вы должны мне всё рассказать!

– Король с королевой… не любили чаровников, – медленно проговорила миссис Поттс. – И они были в этом не одиноки.

– И на то имелись причины! – фыркнула метелочка для пыли.

– Как я уже заметил, всегда существовало напряжение между власть имущими и чаровниками, – чопорно проговорил Когсворт. – Обычно все так или иначе улаживалось, но… случались периоды… когда люди были… настроены, скажем так, менее дружелюбно и решительней обычного. Проклятию предшествовал именно такой период. Произошел несчастный случай: молодой парень умер от рук чаровника. Вскоре после этого участились случаи насилия. Многие люди к тому времени уже винили чаровников во всех бедах королевства, будь то засуха, неурожай или падеж скота…

– Или эпидемия, – холодно подсказала горничная‑метелочка.

– Поговаривали, будто чаровники уходят, отправляются обратно в Дивные Земли или откуда они там пришли, – вздохнула миссис Поттс. – Только на самом деле они, похоже, исчезали не по своей воле. То молва доносила до нас историю о том, как до полусмерти избили какую‑нибудь повитуху, то рассказывали про исчезновение торговца китайским шелком. Милейший был человек, правда, вместо ногтей у него росли когти. Так вот, он просто исчез, а из его дома и лавки ничего не пропало. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что тогда происходило.

– Обычным людям бояться было нечего, – заметила горничная.

– Ерунда, – возразила миссис Поттс. – Подумай о мистере Поттсе. Он тоже бесследно исчез, хотя не был чаровником.

– Подумаешь, – фыркнула горничная. – Вы сами подтверждаете мои слова. Все знали, что он разделяет их взгляды. Если бы он не водился с этими отродьями, то, возможно, не пострадал бы. И не забудьте: вас прокляла чаровница, одна из тех, кого он так любил! Она прокляла всех нас! Мы на своей шкуре убедились, что эти колдуны могущественны и безумны! Как вы можете их оправдывать?

– Этой волшебнице, – терпеливо проговорил Когсворт, – пришлось наблюдать, как ее народ… запугивают и избивают. Она делала то, что считала правильным, и пыталась, в меру своего разумения, защитить их и спасти все королевство. Ты не можешь винить всех чаровников за поступки одного человека.

– Но…

– Мы все теперь чаровники! – сказал Люмьер, указывая свечой на собравшихся за столом слуг. Никогда еще Белль не видела, чтобы маленький канделябр говорил так спокойно и серьезно. – Все это уже не важно! Весь остальной мир забыл о нас, а если бы даже вспомнил, то люди принялись бы выслеживать и убивать нас, объявив дьяволопоклонниками, или посадили бы в клетки и отправили в цирк!

Услышав такое заявление, все вещи принялись переглядываться и нервно ежиться.

– Не понимаю, – пробормотала Белль, подпирая отяжелевшую голову руками. – Жители деревни, в которой я выросла, не верят в магию. Эта деревня совсем недалеко отсюда, за рекой. А моя мать исчезла после того, как мы туда переехали. Значит, она не могла стать жертвой… охоты на ведьм?.. Верно?

– Полагаю, для одного вечера впечатлений достаточно, – мягко сказала миссис Поттс, вразвалочку направляясь к краю стола. Она выглядела уставшей, словно каждое движение давалось ей с трудом.

– Думаю, нам всем стоит отправиться спать, – предложил Люмьер, пытаясь говорить, как раньше, легко и непринужденно.

Все ложки, чашки, швабры, садовые инструменты и прочая одушевленная домашняя утварь, позвякивая, бряцая и цокая, спустилась со стола на стулья, а потом на пол. Некоторые испытывали трудности с передвижением: одна ложка так устала, что ее товарищам пришлось ее нести. Белль с изумлением за ними наблюдала, но тут циферблат Когсворта начал отбивать полночь. Наверное, все живые вещи просто‑напросто устали, но не могли показать этого, как сделали бы живые люди. Возможно, магия, позволявшая им двигаться, заканчивала действовать в полночь, как произошло с каретой Золушки.

– Я только уберу несколько блюд, – сказала Белль, тоже вставая.

– Оставьте, дорогая, – ответила миссис Поттс. – Мы разберемся с этим с утречка, на свежую голову.

– Но все это затевалось ради того, чтобы дать вам хоть один выходной! – запротестовала Белль.

– Вы славно потрудились, но этого достаточно – я говорю серьезно, – сказала домоправительница, поворачиваясь туда‑сюда, при этом ее носик оставался направленным на Белль. Похоже, так она пыталась изобразить понимающую улыбку. – Вы очень много сделали, чтобы вдохнуть жизнь и принести перемены в этот замок, – столько никто еще не делал для нас за долгие десять лет.

Белль помрачнела.

– Я тут подумала: что, если все ваше королевство было проклято задолго до появления моей матери? Болезни… гонения на чаровников… король и королева, которым нет дела до собственного народа…

Миссис Поттс вздохнула.

– Так было не всегда. Раньше наше королевство было волшебным местом во всех смыслах этого слова. Ну да ладно.

Домоправительница тяжело заковыляла к краю стола, чтобы присоединиться к возвращающейся на кухню процессии вещей. Белль испугалась, что миссис Поттс упадет со стола, и, не раздумывая, подхватила ее и осторожно поставила на пол. Потом запоздало испугалась – не нарушила ли она какое‑то неписаное правило проклятых, но в тот момент ей казалось, что она поступает правильно.

На ощупь миссис Поттс оказалась теплой и неподвижной, совсем как обычный чайник. Если бы ее носик не шевелился, Белль ни за что бы не подумала, что держит живое существо.

– Спасибо, моя дорогая, – поблагодарила миссис Поттс и уковыляла на кухню.

Интересно, подумала Белль, кто присматривал за маленькими чашками, пока взрослые вещи сидели в столовой? Няня‑кувшин?

Вздохнув – до чего безумной стала ее жизнь! – Белль на негнущихся ногах устало зашагала в свою комнату.

Поднимаясь по лестницам, она крепко держалась за каменные перила, чтобы не упасть, а сама все думала и думала.

В приключенческих книгах не бывает неловких пауз и ситуаций, когда герои не знают, что сказать. В моралите и фарсах редко встречались серьезные обсуждения нетерпимости, стадного чувства, погромов и эпидемий. В научных книгах не описывались застольные откровения об ужасных вещах.

«Жизнь – странная смесь всех этих жанров, – размышляла девушка, – и в ней всё совсем не так радужно и безоблачно, как в книгах».

Когда она зашла в свою комнату, тетушка‑гардероб спала.

Или просто затаилась.

Белль медленно разделась и забралась на кровать, за один вечер она узнала столько всего, что голова шла кругом.

Пропитанное злом, страдающее от повального мора королевство.

Король и королева, настолько далекие от народа, что их можно сравнить с Нероном, буквально сидели сложа руки, пока их королевство полыхало.

Волшебница прокляла одиннадцатилетнего мальчика, разгневавшись из‑за притеснений, которые терпел ее народ, и нежелания правителей навести в королевстве порядок.

Неужели маленький принц действительно заслужил такую судьбу?

И вот Белль своими руками обрекла себя на вечное заточение в мрачном замке. Если они не узнают, что же случилось с ее матерью, или не найдут другого могущественного чаровника, то Чудовище и все его слуги обречены до конца своих дней влачить жалкое существование в преданном забвению замке, укрытом от остального мира густыми лесами.

«Магия всегда возвращается…»

Перед тем как Белль окончательно погрузилась в сон, в ее сознании мелькнула мысль: раз ее мать наслала это проклятие, то, возможно, именно Белль способна его снять?

 

Тем временем вдали от замка…

 

Морис смотрел в окно автоматического экипажа, чувствуя сразу отчаяние, потрясение и сожаление.

Сожаление, потому что, несмотря на ужасающие обстоятельства, он ехал домой в чудесном, волшебном устройстве, которое само выбирало дорогу, не имея ни глаз, ни ушей, при этом шло мерной рысью, как хороший конь. Изобретатель жалел, что у него нет времени и возможности понаблюдать за удивительным безлошадным экипажем, понять, как он работает, потыкать его палочкой. Посмотреть, будет ли он подчиняться кому‑то еще, кроме Чудовища.

Потрясение, потому что, мечтая о мире, полном самодвижущихся экипажей, он никогда и помыслить не мог о такой отвратительной насекомообразной штуке. Волшебное транспортное средство не катилось – у него вообще не было колес. Вместо этого оно с ужасным скрипом ползло на длинных, кривых деревянных ногах, словно гигантский таракан.

И отчаяние, потому что необходимо немедленно найти кого‑то, кто поможет ему вызволить Белль!

Вот только кого?

Друзей у него нет, и он предполагал, что месье Леви скорее всего не сможет поучаствовать в налете на волшебный замок. Старик лет на двадцать старше самого Мориса.

Где найти достаточно молодого и сильного помощника? Кто сможет собрать отряд крепких парней и отправиться на выручку Белль?

Потом его озарило. Такой человек есть, это же очевидно.

Едва экипаж добрался до главной площади, Морис стал изо всех сил тянуть за ручку дверцы. Впрочем, он мог бы и не тратить силы зря: дверца оказалась не заперта и легко открылась, так что изобретатель вывалился на холодную мокрую брусчатку. Экипаж замер, поскрипывая деревянными ногами.

– Э‑эм‑м‑м… до свидания и спасибо, – смущенно поблагодарил его Морис.

Он не был уверен, как правильно обращаться к подобному созданию, но вежливость еще никому не вредила.

Экипаж согнул все четыре ноги, изобразив нечто вроде книксена или поклона, – наверное, именно так слоны на Ближнем Востоке пригибаются, чтобы наездники могли спуститься с их огромных спин. После чего уполз обратно, по‑паучьи перебирая ногами.

Морис вдруг осознал, что идет снег.

Он так задумался, пока ехал обратно в деревню, что не замечал ничего вокруг. Стараясь не поскользнуться на обледеневшей брусчатке, он побежал к пивной.

Завсегдатаи, похоже, сидели там уже довольно долго: громкий смех и пение нарушали тишину сонного городка.

Морис толкнул дверь, и ледяной ветер распахнул створку так сильно, что та с театральным стуком ударилась о стену. Изобретатель не рассчитывал на такое эффектное появление, зато все собравшиеся в пабе бросили свои дела и обернулись на шум.

– Помогите! Люди, мне нужна ваша помощь!

– Морис? – встревоженно воскликнула стоявшая за стойкой пожилая служанка.

– Он забрал ее и запер в темнице!

Будь проклято его косноязычие! Умение красиво выражать свои мысли никогда не было сильной стороной изобретателя… и именно сейчас он отчаянно нуждался в красноречии.

– Кто?

Это заговорил Лефу, дружок Гастона. Неплохой малый, правда, повсюду хвостом таскался за охотником. Невеликого ума, зато до безумия преданный и задиристый.

Именно такой человек как нельзя лучше подошел бы для охоты на Чудовище.

– Белль! Нужно торопиться! Нельзя терять ни минуты!

Изобретатель схватил Лефу за рукав и бросился к выходу, окинув безумным взглядом выставленные у двери ружья и прочее огнестрельное оружие. Им следует хорошенько вооружиться.

– Эй‑эй, погоди‑ка, Морис! Кто запер Белль в… темнице?

Между изобретателем и Лефу вклинился Гастон. Для такого крупного человека двигался он на удивление быстро. Даже пребывая в полном душевном раздрае, Морис заметил на модных брюках охотника старые, не до конца оттертые пятна. Странно. Неужели Гастон отправился на охоту в парадных штанах и нечаянно свалился в загон для свиней?

Загадка, на решение которой сейчас нет времени.

– Чудовище. Ужасное, страшное чудище! – Морис широко раскинул руки.

Гастон, подняв брови, обвел взглядом завсегдатаев бара – те наблюдали за ним, не отрываясь, стараясь не пропустить ни слова.

– А что… большое попалось чудовище? – спросил один из них.

– Огромное! – Морис содрогнулся.

– А клыки у него острые, длинные? – предположил другой.

– Да! Но оно разговаривало, как человек! И ходило на двух ногах!

– А… какая у него морда? Вытянутая и отвратная? – спросил третий.

– Да, да! – сердито выдохнул Морис. Какая разница, как выглядит Чудовище? Оно опасно и у него сейчас Белль. – Вы мне поможете?

– Ну конечно, – вежливо ответил Гастон. Он дернул подбородком, давая сигнал завсегдатаям бара. – Мы тебе поможем.

– О, спасибо, огромное вам спасибо! – пробормотал Морис, вздыхая с облегчением.

Изобретатель повернулся обратно к двери. Конечно, деревенские – люди сомнительных моральных качеств и никогда не были с ним особенно приветливы, и все же, когда у него случилась беда, они дружно…

Изобретателя вдруг подхватили под мышки и оторвали от пола.

– Мы поможем тебе найти выход! – прокричал кто‑то.

Дверь перед ним распахнулась, и Мориса выпихнули на мороз.

– Нет! – пронзительно закричал он, стремительно разворачиваясь.

Однако дверь захлопнулась у него перед носом.

Он изо всех сил стукнул по ней кулаком, потом еще и еще.

– Нет! Я его видел! Я видел Чудовище! – завопил он. – Почему никто меня не слушает?

Из окна высунулся Гастон, в последний раз глянул на изобретателя и захлопнул ставни, пробормотав:

– Старый псих Морис… хм‑м‑м…

– Я не сумасшедший! – заорал изобретатель. – Неужели никто мне не поможет?

Но городок мирно спал, жители вместе со своими любимыми семьями надежно укрылись за крепкими дверями и закрытыми ставнями.

– Тогда я отправлюсь выручать дочь в одиночку, – тихо пробормотал отец Белль, осознав, наконец, что случилось. Да, он был мечтателем, но ни один изобретатель не добьется успеха, если откажется от своей мечты. Если у тебя что‑то не выходит, когда ты, например, не понимаешь, как поведет себя металл или с какой силой пар давит на поршень, ты должен немедленно остановиться и подумать, в чем причина неудачи, а потом попробовать решить поставленную задачу по‑другому. Трудолюбивый, смекалистый, упорный – вот как можно охарактеризовать любого успешного изобретателя.

Морис повернулся и решительно зашагал к дому под покровом холодной снежной ночи.

Если бы сейчас рядом с ним была жена, она бы его поддержала. Он… смутно помнил, что в такие моменты она очень ему помогала… пусть он и не помнил, в чем заключалась эта помощь.