Отрывок из книги «Север Гдовщины»

По сведениям гдовской земской статистики в 1870-е – 1900-е гг. в Ложголовской волости сдавались в аренду на трехлетний срок земские станции в дд. Лососкино и Дретно. Лососкино, как известно, стояло и стоит на большой дороге, а вот Дретно сегодня является в дорожном отношении – «тупиковой деревней».

Старая «допетровская еще» Новгородская дорога на участке «Пенино – Дретно – Серебрянка – Славянка – Самро», которой пользовались все власти и граждане, и по которой с незапамятных времен ходили войска, здесь давно не поддерживается, а потому движения тут никакого нет. Мосты на этой дороге все сгнили, а сама дорога, проходимая только пешим порядком, едва читается на местности.

Описывая в свое время дорожную ситуацию и северо-гдовские Земские станции 1873 г., я, естественно, поминал и Дретновскую дорожную станцию. – Нам же эта станция примечательна по ее отношению к пог. Пенино.

Надо упомнить при этом, что станция в д. Дретно была небольшая, и местный «почтосодержатель» имел в означенное время всего 3 лошади, содержавшиеся на казенный счет. Движение при этом в Дретно было значительным, о чем становится известным из земской статистики.

Основным же местом следования «казенных лиц» здесь был проезд их от станции Дретно через пог. Пенино и Старополье до Доложского пог., т.е. – много больше, чем 30 положенных на один прогон верст:

«На 1 августа 1873 года в Гдовском уезде было «30 постоянных станционных пунктов с 105 лошадьми, с платою от Земства на содержание их ежегодно 14022 рубля». Отдельно учитывалась оплата за провоз должностных лиц на Гдовской станции, за поставку сверхконтрактных лошадей (на всех станциях), оплата за перевоз должностных лиц на озерных ладьях («по прибрежью Чудского озера и на остров Желачек»).

На территориях современного Сланцевского района земские станции были в селениях: Лососкино, Рожки, Поля, Старополье, Кондуши, Доложск, Дретно и Низы. На них содержались «простые тележки». Управа предлагала ввести по примеру других мест в эксплуатацию «тарантасы» – более совершенные средства передвижения.

«До настоящего времени согласно существующих кондиций на земских станциях Гдовского уезда содержатся обыкновенные простые тележки. Имея в виду с одной стороны, что в некоторых уездах введены уже па земских станциях маленькие не крытые тарантасы, которые при одинаковой легкости с простою тележкою, представляют собою более покойный и удобный экипаж для пассажира, а с другой стороны, что такие тарантасы имеют одинаковую с тележками ценность, если делать вновь те и другие; для переделки же старых тележек на тарантасный ход, т.е. перестановка только готового кузова на дроги, расход не превышает от 10 до 15 руб. сер. Управа предполагаете предложить почтосодержателям с окончанием в сем году колесной езды, приступить к введению на всех станциях таких тарантасов, если они не потребуют какого либо за это вознаграждения; при новых же торгах на будущее время ввести в кондицию обязательное содержание таких тарантасов».

Проезжающие, недовольные содержанием станции, могли записать жалобу в т.н. «шнуровую книгу», которая ревизовалась членами управы. В конце года все книги ревизовались в самой Управе. В указанный год поступило 10 жалоб. Согласно четырех «почтосодержатели» подверглись взысканию (с них взыскали «контрактные неустойки» от одного до четырех рублей), согласно других жалоб «почтосодержателям» «сделали внушения», а две жалобы «оставили без последствий».

Правом бесплатных служебных разъездов при этом пользовались чины полиции, судебные следователи и жандармские унтер-офицеры. Разным службистам полагалось разное количество лошадей (зависимо от статуса):

Тройка лошадей – исправнику,

пара лошадей – становому приставу и судебному следователю,

одна лошадь – полицейским рассыльным и жан дармским унтер-офицерам.

Служители за этих проезжих получали «двойную прогонную плату по числу верст за каждую лошадь». Обычная «такса» считалась по 3 копейки за версту. Иногда в тех местах, где станций не было, договаривались с крестьянами об огульной плате за прогон из расчета: 2 – 3 десятка верст – около двух рублей за прогон. Для этого Управа вступала в соглашение с конкретными крестьянами конкретной деревни на провоз должностных лиц. Изредка таких соглашений не было. Власти из практики знали – где крестьяне при соответствующей плате свезут начальство. Траты на разъезды входили в отчеты соответствующих ведомств, в т.ч. в отчеты Земства.

Количество необходимых лошадей устанавливалось из практики – из числа «разгонов» в день, неделю, месяц, в зависимости от сезона («колесная и санная езда»). Так в какой-то период в Низах было 8 – 10 лошадей, а в Дретно пара. Безусловно, во Гдове лошадей было больше, чем в Полях, а в Нарве было больше, чем в Гдове.

Лошади, обусловленные контрактами, назывались «комплектные лошади» («комплект лошадей Польской станции – 10 шт.»). На их содержание Управа Гдова выделяла необходимые суммы, как выделяла их на содержание «некомплектных лошадей».

Бывали ситуации когда все лошади могли быть в разгоне (т.е. в пути; заняты).

Выделялись деньги и на содержание «лóдей» (озерных лодок в прибрежных местах).

За лошадей отпущенных восвояси «без прогона» (порожняком, после доставки должностного лица) тоже отпускались деньги (как сегодня пассажир платит за такси в оба конца, если водителю в отдаленной деревне не найти пассажира). На грядущие расходы по конкретной станции и их совокупности составлялись расходные сметы. Каждая «отпущенная лошадь» (ушедшая в разгон; сегодня бы сказали ушедшая по заказу) записывалась в специальную книгу учета.

Приведем из отчетов Земства отрывок о «подводной повинности:

«Земские станции в Гдовском уезде в отчетный 1872 – [18]73 год содержались на прежних же основаниях.

За истечением в этот период контрактных сроков на станции Тросненскую, Язвинскую, Осьминскую и Дретненскую Управой были произведены новые торги, на которых:

Тросненская станция (3 лошади) осталась за прежним содержателем, крестьянином дер. Тросно Егором Дементьевым, ценою за 468 руб. в год, дешевле прежней цены на 1 рубль.

Язвинская станция (2 лошади) осталась за Гдовским мещанином, проживающим в деревне Ветцы Федором Ивановым, куда переведена и станция, за 119 рублей, дешевле на 6 рублей.

На Осьминскую и Дретненскую станции, на коих содержится по 3 лошади, торги назначались четыре раза: 7 Марта 1873 года в Осьминском Волостном Правлении, 13 Марта в Управе, 3 и 23 Мая в Старопольском Волостном Правлении. На первых торгах на Осьминскую станцию последняя цена объявлена 385 руб., дороже прежней на 280 рублей, и на Дретненскую 550 руб., дороже прежней на 250 р. Такое непомерное возвышение цен на эти станции, по заявлению торгующихся, произошло от закрытия в прошлом 1872 году Горестицкой станции, чрез что значительно увеличился разгон, как на возку Земской почты, так и в особенности при проезде местной Полиции, ибо в тех случаях, когда лошади прежде переменялись в Горестицах, с уничтожением там станции содержателям Осьминской или Дретненской станции приходилось провозить чинов Полиции прямо в Доложск, делая еще при том значительные концы в стороны, что в сложности составляло иногда более 50 и 60 верст. Избежать этого невозможно, ибо если соблюдать в точности условие контракта, по которому лошади могут быть взяты со станции только на 30-ти-верстное расстояние, а затем должны быть отпущены, то в сем случае им приходилось бы по отвозе чиновника Полиции за 30 верст, возвращаться назад, но затем в назначенный час поставить туда вновь лошадей для обратного следования чиновника на такое же расстояние, и таким образом приходилось бы сделать вместо 60 верст ровно вдвое. Хотя постановлением Земского Собрания 29 Сентября 1872 года и предоставлено было Управе по ближайшем рассмотрении вопроса о необходимости сохранения станции в с. Горестицах, или устроить там постоянную станцию, или же войти в соглашение с крестьянами этого селения на поставку, в случае проезда должностных лиц, наемных лошадей; но такого соглашения с крестьянами, Управа, несмотря на неоднократное предложение, не могла достигнуть ни за какую плату. Затем на вторичных торгах были объявлены двоякие цены: если не будет открыта Горестицкая станция – на Осьминскую 350 руб., и на Дретненскую 450 рублей; при открытии же особой станции в Горестицах – на Осьминскую 251 рубль 50 копеек и на Дретненскую 310 рублей. Вследствии этого Управа вынуждена была открыть вновь Горестицкую станцию с 2-мя на ней лошадьми и по произведенными торгам, 23 Мая, означенные станции остались:

Осьминская за крестьянами деревни Новоселья Василием Павловым и Егором Яковлевым за 248 рублей, дороже прежней цены на 143 рубля.

Дретненская за крестьянином дер. Каленца Михаилом Никифоровым за 307 рублей, дороже на 7 руб.

Горестицкая за крестьянином той же деревни Иваном Максимовым в 203 рубля.

До закрытия Горестицкой станции в 1872 году контрактная цена на оную существовала 375 руб. в год, т. е. дороже нынешней цены на 172 рубля.

Таким образом содержание упомянутых 3-х станций на новый срок обходится в сложности дешевле на 22 рубля».

На границах уездов (Лужского и Ямбургского) возникали вопросы «смежной гоньбы». Не всегда было согласовано – кто же должен платить возчикам за перевоз должностных лиц из уезда в уезд.

«Лугская Уездная Земская Управа на предложение Гдовской Управы принять участие в расходах на содержание земской станции в дер. Должицах, на самой почти границе Лугского уезда, после неоднократных повторений, уведомила 31 Мая сего года за № 1377, что вопрос этот был представлен на обсуждение Лугского Земского Собрания, которое таковой отклонило. – Между тем, С.-Петербургская Губернская Управа, от 5 Апреля сего же года, за № 1053, сообщила на зависящее распоряжение Гдовской Управы отношение Г. Губернатора, который, имея в виду, что в С.-Петербургской губернии, кроме уездов Царскосельского, Лугского и Гдовского, установлен надлежащий порядок перевозки должностных лиц на земских лошадях от ближайших к границе станционных пунктов в одном уезде до первого станционного пункта в другом, а не до пределов лишь соседнего уезда, просил распоряжения Губернской Управы об установлении такого же порядка отправления подводной повинности и в вышепоименованных уездах. На этом основании Лугская Управа, от 28 Мая за № 1351, отнеслась в Гдовскую Управу с просьбою сделать распоряжение в этом же смысле в отношении всех 3-х станций Гдовского уезда, пограничных с Лугским уездом. Таким образом, пока будет существовать станция в Должицах, содержатель оной, в силу вышеприведенного требования Г. Губернатора, обязан будет должностных лиц, следующих в Лугский уезд, отвозить до станции Плюссы, т.е. весь перегон почти по Лугскому уезду, и включенное в контракт его условие о том, что если на обязанности его будет лежать провоз следующих в Лугский уезд должностных лиц только до первого селения Лугского уезда, а не до станции Плюссы, контрактная цена должна уменьшиться на 30 рублей, – остается неприменимым. Хотя же постановлением Собрания 25 Сентября 1872 года Управе и предоставлено по ее усмотрению упразднить эту станцию и договорить местных крестьян на поставку для проезда должностных лиц вольнонаемных лошадей, но на предложение Управы желающих на поставку частных лошадей не оказалось; для совершенного же упразднения этой станции необходимо соглашение как с содержателем оной на уничтожение контракта, срок которого истечет только в 1875 году, так и с содержателем Бобровской станции по предмету переходящей к нему в сем случае новой обязанности отвозить должностных лиц чрез Должицы прямо до станции Плюссы Лугского уезда, так как перегон этот будет более 30 верст, и для достижения такого соглашения потребуется кроме увеличения контрактной цены за содержание Бобровской станции, безвозвратный еще расход на вознаграждение Должицкого почтосодержателя в виде отступного, на который Управа не уполномочена. Почему настоящее обстоятельство и представляется на благоусмотрение Земского Собрания.

По поручению Земского Собрания, возложенному на Управу тем же постановлением 25 Сентября, Управа не могла достигнуть соглашения с Ямбургскою Управою об устройстве постоянной станции в селении Муравейно Ложголовской волости на границе Ямбургского уезда, так как в Ямбургском уезде подводная повинность отбывается натуральным способом и земских станций не существует; почему Гдовская Управа договорила крестьянина деревни Муравейно, Антона Петрова, при проезде должностных лиц из Ямбургского в Гдовский уезд через селение Муравейно, поставлять наемных лошадей для проезда их от Муравейно до ближайшей Лососкинской станции, с платою из земских сумм по 1 руб. 50 коп. на лошадь за перегон. Ту же плату предлагал Петров получать из сумм Ямбургского Земства и за поставку лошадей при проезде должностных лиц от дер. Муравейно через Ямбургский уезд до Молосковицкой станции на линии Балтийской железной дороги; но Ямбургская Управа не приняла этого условия, предлагая с своей стороны плату по 3 коп. за версту на лошадь, на которую Петров не согласился».

Не случайно станционные смотрители назывались «почтосодержателями». – Одна из основных их задач была доставка различного вида почтовых отправлений. В 1870 годы по почте доставлялись: письма, газеты, журналы, книги, переводы денег, заказная корреспонденция. Для взвешивания отправлений на почтовых станциях имелись весы. Для удостоверения оплаты отправления закупались почтовые марки. Еще А.С. Пушкин «выписывал» множество книг по почте, в ссылку – в сельцо Михайловское. А.В. Дружинин, проживая летом в Гдовской уезде (сельцо Марьинское), любил читывать столичную прессу сидя в сельском своем кабинете. Ф.А. Чуркин вспоминал, что в его родной деревеньке Ужово кто-то из крестьян выписывал газету «Копейка». Во времена Керенского в Гдове известна газета «Гдовский голос», которую читали повсеместно, в т. ч. и в Старополье, Доложске, Скамье.

«Открытие пересылки по земской почте» (в Гдовском уезде) «заказной и денежной корреспонденции» следует отнести к 1872 году, на что было постановление Земского собрания от 29.09.1872 года. Управа открыла прием денежной заказной корреспонденции у нижеследующих корреспондентов: «Денежной в селе Выскадке у Волостного Старшины Ефима Андреева, в селе Старополье у Волостного Старшины Варфоломея Павлова, в селе Заянье в Волостном Правлении, в селе Полна у священника Яхонтова, в селе Ремде у дьячка Дмитрия Иванова, и в селе Середке у Волостного писаря Филиппа Смирнова.

И одной только заказной корреспонденции в селе Доложске в Волостном Правлении, в селе Ложголове в Волостном Правлении, в дер. Язви в Волостном Правлении, в дер. Узьмино у Волостного писаря Фомина, в селе Спицино у дьячка Михаила Покровского, в селе Бельске у Волостного писаря Быстрова. Все означенные корреспонденты снабжены Управою печатными правилами, составленными сообразно основаниям, изложенным в отчете Управы за 1872 год, шнуровыми книгами с вырезными квитанциями и весами, необходимыми для взимания весового сбора.

Озабочиваясь, чтобы движение Земской почты производилось правильно в определенные Управою дни и часы и, принимая во внимание, что до настоящего времени Земская почтовая сумма, не сопровождаемая почтальоном, весьма часто задерживалась на Земских станциях, а иногда и у корреспондентов, так что в более отдаленные пункты почта опаздывала иногда целыми днями, Управа вынуждена была нанять особого почтальона для сопровождения Земской сумки по очередно по всем трем трактам и преимущественно по тем, где замечается наиболее неаккуратное отправление почты, с платою почтальону жалованья по 17 руб. в месяц. Мера эта принята временно и Управа надеется, что таким путем раз на всегда установится должный порядок почтового движения без промедления, и сопровождение Земской почты особым почтальоном будет скоро отменено».

В 1872 году на покупку почтовых весов (количеством 15 штук) израсходовали 17,25 руб., на покупку марок - 26,20 руб.; на заготовление книг записи корреспонденции затратили 13,79 руб.; жалование почтальону составило 85 руб. Очевидно он курсировал в особых случаях, вручая заказную корреспонденцию под роспись. Деньги и эту же корреспонденцию могли выдавать только особо доверенные лица, вроде известного Ефима Андреева.

В 1872 г. некоему Михаилу Васильеву (д. Ямщина, крестьянину) уплатили 1,50 руб. за починку пяти сумок для земской почты. В обязанности почтосодержателей входил надзор за передачей почты от одного ямщика к другому (в вышеозначенных сумках). «Свою» корреспонденцию (для ближайших получателей) почтосодержатель должен был отобрать из общего числа (т.н. «разбор почты»).

Некто Шлегель (член Управы) получил в описываемое время аванс, «на расходы по пересылке… денежной и заказной корреспонденции» в сумме 301 руб. 57? коп. (какова бухгалтерия). С 1.08.0872 по 1.08.1873 было отправлено бесплатных (казенных) конвертов 7190 шт., писем и повесток оплаченных – 16076 шт.

Показательна фраза отчета: «Почта (в 1872 г.) опаздывала… целыми днями».

Нарекания на работу сегодняшних почтовиков ХХ – ХХI столетий известны. – Письмо из СПБ до Сланцев может идти 3 недели; и это не предел.

Интересен перечень «доверенных лиц», занимавшихся делами почтовых отправлений. Тут и волостной старшина, и священник, и дьячок и волостной писарь. Кое-где заказную корреспонденцию и переводы принимали и выдавали в волостных правлениях. Учреждения и лица, занимавшиеся этим ответственным делом, назывались «корреспонденты». Все они снабжались должностными инструкциями, «шнуровыми книгами с вырезными квитанциями» и весами «для взимания весового сбора».

«Движение почты производилось в определенные управой дни и часы» – (как это важно).

…

Поразительно точен классик в описании почтовой станции своего времени. Приведем и его слова – благо, литература, – та же история.

Станционный смотритель

«Коллежский регистратор,

Почтовой станции диктатор.

Князь Вяземский.

Кто не проклинал станционных смотрителей, кто с ними не бранивался? Кто, в минуту гнева, не требовал от них роковой книги, дабы вписать в оную свою бесполезную жалобу на притеснение, грубость и неисправность? Кто не почитает их извергами человеческого рода, равными покойным подьячим или, по крайней мере, муромским разбойникам? Будем однако справедливы, постараемся войти в их положение и, может быть, станем судить о них гораздо снисходительнее. Что такое станционный смотритель? Сущий мученик четырнадцатого класса, огражденный своим чином токмо от побоев, и то не всегда (ссылаюсь на совесть моих читателей). Какова должность сего диктатора, как называет его шутливо князь Вяземский? Не настоящая ли каторга? Покою ни днем, ни ночью. Всю досаду, накопленную во время скучной езды, путешественник вымещает на смотрителе. Погода несносная, дорога скверная, ямщик упрямый, лошади не везут – а виноват смотритель. Входя в бедное его жилище, проезжающий смотрит на него как на врага; хорошо, если удастся ему скоро избавиться от непрошеного гостя; но если не случится лошадей?.. боже! какие ругательства, какие угрозы посыплются на его голову! В дождь и слякоть принужден он бегать по дворам; в бурю, в крещенский мороз уходит он в сени, чтоб только на минуту отдохнуть от крика и толчков раздраженного постояльца. Приезжает генерал; дрожащий смотритель отдает ему две последние тройки, в том числе курьерскую. Генерал едет, не сказав ему спасибо. Чрез пять минут – колокольчик!.. и фельдъегерь бросает ему на стол свою подорожную!.. Вникнем во все это хорошенько, и вместо негодования сердце наше исполнится искренним состраданием. Еще несколько слов: в течение двадцати лет сряду изъездил я Россию но всем направлениям; почти все почтовые тракты мне известны; несколько поколений ямщиков мне знакомы; редкого смотрителя не знаю я в лицо, с редким не имел я дела; любопытный запас путевых моих наблюдений надеюсь издать в непродолжительном времени; покамест скажу только, что сословие станционных смотрителей представлено общему мнению в самом ложном виде. Сии столь оклеветанные смотрители вообще суть люди мирные, от природы услужливые, склонные к общежитию, скромные в притязаниях на почести и не слишком сребролюбивые. Из их разговоров (коими некстати пренебрегают господа проезжающие) можно почерпнуть много любопытного и поучительного. Что касается до меня, то, признаюсь, я предпочитаю их беседу речам какого-нибудь чиновника 6-го класса, следующего по казенной надобности.

…Находился я в мелком чине, ехал на перекладных и платил прогоны за две лошади. Вследствие сего смотрители со мною не церемонились, и часто бирал я с бою то, что, во мнении моем, следовало мне по праву. Будучи молод и вспыльчив, я негодовал на низость и малодушие смотрителя, когда сей последний отдавал приготовленную мне тройку под коляску чиновного барина. Столь же долго не мог я привыкнуть и к тому, чтоб разборчивый холоп обносил меня блюдом на губернаторском обеде.

…По приезде на станцию, первая забота была поскорее переодеться, вторая спросить себе чаю. «Эй, Дуня! – закричал смотритель, - поставь самовар да сходи за сливками».

…Лошади были давно готовы, а мне всё не хотелось расстаться с смотрителем и его дочкой. Наконец я с ними простился; отец пожелал мне доброго пути, а дочь проводила до телеги. В сенях я остановился и просил у ней позволения ее поцеловать; Дуня согласилась... Много могу я насчитать поцепуев, с тех пор, как этим занимаюсь, но ни один не оставил во мне столь долгого, столь приятного воспоминания.

…Лошади стали у почтового домика. Вошед в комнату, я тотчас узнал картинки, изображающие историю блудного сына; стол и кровать стояли на прежних местах; но на окнах уже не было цветов, и всё кругом показывало ветхость и небрежение. Смотритель спал под тулупом; мой приезд разбудил его; он привстал... Это был точно Самсон Вырин; но как он постарел! Покамест собирался он переписать мою подорожную, я смотрел на его седину, на глубокие морщины давно небритого лица, на сгорбленную спину - и не мог надивиться, как три или четыре года могли превратить бодрого мужчину в хилого старика».

Литература.

Отчет Земской Управы Гдовского уезда за 1872 – 1873 гг. СПБ. 1873.

Б.А. Павлов, Б.Б. Павлов. Из истории родного края. Сланцы, М. 2000.

А.С. Пушкин. Т. 3. М. 1986.

В.И. Будько. Подпорожек. Постоялый двор // Рукопись Сланцевской ОРБ. 2003»[117].