Св. Василий Великий: «Внемли себе»

 

Есть способ узнавания себя, который был найден еще в IV веке Василием Великим, епископом Кессарийским. Одна из его бесед называется «Внемли себе». Внемли себе не означает «слушайся себя», не означает – слушай свой внутренний голос и следуй своим желаниям, но означает – узнай себя, вслушайся в то, что в тебе творится, и постарайся с этим разобраться, внемли себе, какой ты есть сейчас.

Василий Великий предлагает различать в себе следующее. Есть внутреннее «я», это душа и ум. Есть нечто «мое» – мое тело, мои чувства, но это данное, точнее – при‑данное, которое уже следует отличать от собственного «я». А есть нечто, что называется «мое окружение» – мое имущество, различные искусства, которые попали в поле моего зрения и в поле притяжения моей жизни.

Святой Василий говорит так: «…ибо иное – мы сами, иное – принадлежащее нам, а иное – то, что около нас. Мы – это душа и ум, поскольку мы сотворены по образу Создавшего; наше – это тело и приобретаемые посредством него ощущения; около же нас, окружение – имущества, искусства и прочие удобства жизни»[7].

Здесь важно сразу отметить такую вещь – «ум», о котором говорит Василий Великий, это вовсе не есть рассудок, место которого мы обычно предполагаем в голове. Ум – по‑гречески «нус» – есть скорее сердце, то есть орган духовного восприятия реальностей мира (мира видимого и мира невидимого), который вовлекает нас в духовную жизнь. Расположение нуса будет где‑то посредине физического тела, и при этом оно не обязательно совпадает с тем сердцем, которое перекачивает кровь.

Вот почему христианские аскеты говорили, что молитва должна начинаться словесно в голове, но кончаться она непременно должна в сердце – в духовном центре человека. Ведь молитва – это не просто слова, которые мы произносим, продумывая их или не думая, а просто вычитывая текст, но – работа сердца по расширению души (оставим пока это утверждение без особых пояснений и комментариев).

Итак, «я» – это душа и ум/сердце, поскольку в этом есть образ Божий. Это и есть икона Божия, о которой я говорил в начале книги. «Я» – не просто реакция на новости сегодняшнего дня, но подлинный ответ на тот свет, который непременно есть в твоей душе. В этом свете происходит какое‑то движение, там нечто струится, но нам пока трудно этот свет локализовать. Такая неотчетливость подобна зыбкому и неоформленному движению, что происходит в зерне, когда оно только приготовилось к весеннему труду пробуждения от зимнего сна. Так и в человеке – не отчетливая и яркая мысль рассудка, но предчувствие света жизни, которое может мелькнуть на мгновение и исчезнуть, заставляет нас искать этот свет; не имитировать жизнь, согласившись на некую функцию, но искать тот смысл жизни, который заложен в нашей душе. Вот почему нам нужно войти именно в себя: «Войди в себя, пребывай в сердце своем, ибо там – Бог».

Наше «я» изменяется, растет в течение земной жизни или, наоборот, скукоживается, становится маленьким. Это справедливо по отношению к душе, которая может проявлять велико‑душие или мало‑душие, может трепетать от восторга, а может каменеть и так далее – наш язык помогает, обнаруживая в ней все оттенки движения и роста.

«Мое» может блокировать путь, затормозить опыт продвижения к «я». Но с другой стороны, без этого «мое» не будет и «я». Поэтому важно их различать – именно различать, а не выбрасывать тут же все «мое», если вдруг оно покажется лишним на пути.

 

«Я» и «мое»

 

«Мое» – мое тело, мои чувства, мое сознание. Это богатства, которые нам даны в этой жизни. Цветные краски радуги, которыми для нас раскрашен мир. Мы проснулись весной, а на дворе такая палитра утренних красок, что душа хочет петь. Прекрасно, вот и пусть поет, это же замечательно! Потому что именно в этом пении она почувствует и красоту мира, и собственную изначально данную красоту.

 

* * *

 

Чувства – не капустные листья  

В утренних молитвах христианин говорит: «И ныне просвети мои очи мысленныя, отверзи моя уста поучатися словесем Твоим <…> и пети Тя во исповедании сердечном». Поначалу эти слова кажутся забавными и нелогичными – почему, действительно, чтобы чему‑то научиться, надо «открывать уста» и петь? Но оказывается, что сердце действительно учится через открытые уста. Ум (нус) учится именно в тот момент, когда он поет – исповедует сердцем Творца и понимает (не головой, не рассудком, а всей глубиной!), что сам несет в себе печать красоты, ведь он – икона, образ Творца.

Но бывает и другой момент жизни – когда сердце не поет, а нудит и злится. Тогда человеку кажется, что именно его чувства и есть он сам: раздражение переполняет и становится гневом. А гнев очень трудно отличить от себя самого, ведь он захватывает, овладевает человеком, получается, что гнев подменяет «я», и человек погружается в темноту.

Трудно в такой момент вспомнить, что «я» – это еще далеко не то же самое, что мои гнев и раздражение. Но для того мы и идем путем христианина, чтобы научиться это различать.

Итак, я и мои чувства, я и мои желания – это не одно и то же. Но при этом нельзя сказать, что мои чувства и желания – это не я. Все переплетено в человеке, и все влияет на все. Вы не можете сбросить чувства и желания, как какую‑то лишнюю одежду, или снять их с себя, как листья с капусты, так можно перестараться и в результате ничего не останется, кроме кочерыжки!

Но иногда бывает другая крайность – мы начинаем интенсивно заниматься «своими чувствами», не особо разбираясь, что здесь существенное, а что второстепенное, что дает прирост душе, а что есть только пустой фантик от конфеты. А время жизни уходит…

Различать свои чувства и желания, понимать, что мое, а что нет, что добро, а что зло, помогает прекрасное и трудное искусство – искусство аскетики.

 

* * *

 

Тело, или Ответ гностицизму  

Тело – это храм духа, хранилище человеческой души. Тело имеет отношение к спасению нашего «я», нашей души, тело – это «мое». Было учение, отвергнутое Церковью, – гностицизм[8]. Это учение, хотя и являлось ересью, было весьма популярно, особенно у людей образованных. Гностицизм в той или иной форме живет и сейчас, под другими именами, но живет и пользуется популярностью, поскольку предлагает просветление, полученное через «тайное знание». Тайны привлекательны.

Гностицизм характерен тем, что с презрением относится к человеческому телу, да и мир материи в целом принимает за зло, как мир, отпавший от Творца. Тело в этом учении – темница для души, которая жаждет освобождения. Напротив, в Православии принято относиться к телу бережно. Как сказал апостол Павел: Разве не знаете, что тела ваши суть члены Христовы? <…> Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святаго Духа? (1 Кор. 6: 15, 19).

А митрополит Антоний Сурожский говорит так: «… как многое наше тело способно воспринять непосредственно, сколько в нем знания и мудрости»[9].

«Мое» тело означает данное мне тело, за которое я отвечаю и не должен им пренебрегать.

Бывают моменты, когда тело болеет. Боль наплывает с такой силой, что невольно говоришь: «Мне так плохо, я совсем уже не могу жить, это не жизнь, но сплошное страдание. Я страдаю». В такой ситуации наивно уговаривать человека, что страдает только тело, а «само „я“» к этому не имеет отношения. Потому и апостол Павел говорит: Сам же Бог мира да освятит вас во всей полноте, и ваш дух и душа и тело во всей целости да сохранится без порока в пришествие Господа нашего Иисуса Христа (1 Фес. 5: 23).

Итак, тело – не тыква, и не надо его отвязывать от себя, но надо помнить, что тело вместе с душой составляют целое, которое должно находиться в гармонии.

 

* * *

 

«Я» и сознание, или Тыквы made in Europe  

Одна из важных вещей, которая является «нашей», – это наше сознание. Европейская традиция обычно помещает сознание где‑то в голове, и если это совсем уж плоский и рациональный вариант, то приравнивает сознание к мышлению. Не будем сейчас с этим бороться, дело не в этом. Дело в том, что отождествляется «я» и мое сознание. «Я» в этом случае равно тому, как и что я думаю, и тогда наше «я» помещается прямо в голове, а затем, следующим шагом, и душа отождествляется с нашим сознанием. Собственно, с такой деревянной моделью боролся, например, Фрейд, так много говоривший о подсознании.

Несчастье традиционного варианта (когда «я» и мое сознание – тождественны) в том, что при этом раскладе сознание, а следовательно, и сплетенная с ним душа не обладают бессмертием. Что происходит с нашим «я», когда прекращаются мысли? У нас на приходе была девушка, она была верующей, но при этом панически боялась смерти. В ее жизни был опыт операции под глубоким наркозом, и с тех пор ей казалось, что смерть есть только безысходный вариант наркоза, когда при финальном уходе в этот провал смерть стирает все, что записано в сознании, какой‑то особо жесткой стирательной резинкой, после чего запись уже не восстановить. Опыт сгоревшего компьютера, у которого не успели сделать backup. Печальная участь компьютера приводила эту девушку в состояние паники и депрессии.

Но попробуем задать вопрос: почему мы предполагаем, что «я» и есть исключительно наше сознание, с какой стати мы их отождествляем? И каким же образом в эту картину вписывается тогда наша душа, наш ум, тело, наконец? Разве именно память о прожитых событиях жизни и есть бессмертие души? А что же тогда мы будем делать с тем человеком, который по какой‑то причине потерял память? Разве в жизнь вечную войдет только та часть человеческой жизни, которая была прожита «сознательно»? А как быть с «помутившимся» сознанием или с теми формами, которые мы не слишком еще понимаем – сознание аутиста, например. Разве только «норма» наследует вечность? Смею утверждать – нет. Ведь вечность в таком случае обретает подозрительно малую плотность заселенности, и Бог теряет шанс привести ко спасению всех.

Итак, сознание, приравненное к «я», есть только тыква, которую следует отвязать. Слишком многое здесь не сходится с опытом человека и опытом Церкви.

 

* * *

 

«Я» и мой мир  

Теперь о том, что нас окружает. Напомню слова Василия Великого: «Около же нас – имущества, искусства и прочие удобства жизни». Здесь надо вспомнить о «реактивном действии» как причине мнимости и неподлинности нашего существования. Мы реагируем на что‑то и думаем, что реакция и есть мы сами. Но это далеко не так. Наше окружение очень важно для вхождения в себя, есть такое окружение, которое этому помогает, но есть и такое, которое навязывает нам ложный ход и говорит: сюда, тебе обязательно надо сюда! Но там тебя нет. Это была ловушка. Капкан, в котором нет ни тебя, ни свободы.

Посмотрим на мир, который нас окружает. Для Василия Великого мир есть наш дом. Дом, в котором живут очень разные, непохожие друг на друга люди. Разных характеров и разных профессий: охотники, архитекторы, путешественники, атлеты, земледельцы, воины и многие иные. Это дом Божий, и человек занят благоустройством этого дома, за что его особо восхваляет святой Василий в той же 3‑й беседе: «Ты получил разумную душу, ты проникаешь рассудком в природу сущего. Ты изобрел искусства, построил города и придумал все, что нужно для жизни в них. Твой разум сделал моря проходимыми. Земля и моря служат твоей жизни. Воздух, небо и множество звезд показывают тебе стройность своего чина».

В этом доме живет человек. В доме – это естественно – есть пространство, есть в нем и время. Пространство – для вещей, которые располагает человек вокруг себя. Время – для встреч, которые сами располагают человека к разным событиям жизни, поворачивают его лицом к переживанию встречи.

Располагать вещи – это совсем не так просто, ведь можно попасть в зависимость. Зависимость от вещей мы назовем стяжательством. На примере стяжательства хорошо видно, как человек лишается свободы. Стяжательство не возникает просто так само по себе – есть и у него глубокая внутренняя причина, о которой человек часто не догадывается, – например, так он бессознательно пытается найти свое потерянное место в мире. Но чем больше он пытается жить именно таким образом, тем дальше оказывается от цели, тем больше его тревога и неудовлетворенность. Компенсируется эта тревога опять стяжательством.

То есть стяжательство есть показатель какой‑то более серьезной болезни, но если этого не видеть, то возникает порочный круг.

При стяжательстве какая‑нибудь «штука» занимает место не только в пространстве, но и в душе человека. А ведь и пространство нашей души ограничено: как только наступает переполнение, тогда сразу и вещи и люди, которых наша душа не может вместить, кажутся уродами. Это интересная тема, и мы коснемся ее в дальнейшем, когда будем говорить о свободе и творчестве.

В общем, чем больше ты имеешь вещей (а под вещами тут имеются в виду не только вещи материальные, но и, например, «друзья» по социальной сети), тем меньше у тебя свободы. Звучит банально по отношению к вещам, звучит маловероятно по отношению к знакомым, но попробуйте ограничить себя в желании иметь больше вещей и друзей. Окажется, что это трудно сделать.

Приведу пример из собачьей жизни.

Врачи предписали мне прогулки: «дышите чаще, дышите глубже, у вас больные легкие». Дышу, гуляю по берегу моря – Северного, конечно, у нас в Голландии оно одно. Рядышком бегут две собаки. Одна побольше – собака и одна поменьше – собачонка. У каждой во рту по мячику – мячик маленький, теннисный, держать очень удобно. Каждая гордо несет свой мячик впереди хозяйки. Если собака мячик роняет, хозяйка подбирает его и бросает в море – найди и принеси, забава обычная для всех хозяек и собак.

Вот большая собака потеряла свою ношу, и мяч летит в волны. Обе собаки тут же бросаются вплавь, но маленькая собачонка, сделав еще только несколько бодрых гребков лапами, вдруг замирает на месте. В ее глазах видно неподдельное изумление – неожиданно она поняла, что тем мячиком, что в воде, ей не овладеть, даже если она опередит соперницу. Ведь у нее в пасти уже есть один мяч! А как же тот второй – желанный? А как же первый – ведь он уже мой?!

Я наблюдаю это замешательство в течение нескольких секунд. Насколько сейчас выразительны лицо и глаза у собачонки, такое выражение и мордой называть даже нельзя! Но вот замешательство прошло, и, поджав хвост, собачонка возвращается на берег. Соображение правильное и человеческое – лучше синица в руках и мячик в зубах, чем журавль в небе и два мячика, которые плавают отдельно от тебя. Но какое чувство горькой обиды в ее глазах! «Боже, какая чудовищная несправедливость в этом мире – иметь только одну пасть, когда мячиков два!»

Так вот это и есть аскетика в действии – понять не то, что пасть только одна – это будет всего лишь физиология, а то, что ты забыл спросить сердце: нужен ли мне еще лишний мячик и не займет ли этот лишний то место в сердце, что было приготовлено для другого?

 

* * *

 

Мир, который меня окружает, – мой мир. «Мой» здесь может выступать в двух значениях: как мир, который мне принадлежит, и как мир, в котором я расту. Первое значение нас будет мало интересовать. Я уже показал, что если мир вещей, которые мне принадлежат, – это и есть мой мир и другого нет, то это мир скучный, мир замкнутый. Там постоянно будет не хватать места.

Мир открытый – это мир, в котором я расту; мир, в котором раздвигаются границы. В таком мире есть пространство и время отношений между мной и вещами, между мной и другими людьми. Эти отношения очень важны, они активны, они влияют на нас и наше развитие, они складывают нас.

Есть отношения, которые помогают нашему росту, точнее – росту нашей души, а есть отношения, которые работают на сокращение душевного пространства.

Как было бы просто, если бы мы сами могли строить такое пространство человеческих отношений: так расставить фигурки своих ближних и дальних, родственников и друзей вокруг себя, чтобы такое пространство само заставляло бы нас двигаться вперед. Вперед – к себе и к своей свободе.

 

Куда пошел Авраам?

 

К свободе – значит, к Христу. Именно Христос – Спаситель и Спасатель, – если мы слышим его хорошо, говорит нам: мне нужен человек, а не функция! Но и этого мало. Христу нужен свободный человек – вот что важно!

Давайте зададим простой вопрос, который мы проскакиваем, обычно даже не задумываясь: почему Иисус, призвав в Галилее первых апостолов, призвал именно неучей? Да, неучей – ведь они были не искушенные в Законе и Писании книжники, а простые рыбаки из Галилеи.

Потому, что они были свободны, именно поэтому они и призваны. Они были более свободны, чем фарисеи, первосвященники и «старейшины народа» – все те, кто уже сформирован буквой Закона. Знание формирует не только ответы, но и вопросы. «Неуч» может задать простой, «глупый» вопрос, но этот вопрос будет жизненно важен. А наученному, функционирующему по закону человеку не положено задавать простые и уж тем более «глупые» вопросы. Он будет спрашивать о Законе – как исполнить закон, чтобы наследовать жизнь вечную?[10] Но он не будет спрашивать, в какой степени соблюдение Закона является условием жизни вечной.

Об этом как‑то рассказывал в одной из своих лекций Мераб Мамардашвили[11] со ссылкой на Кьеркегора[12]: самое трудное для христианина – это стать христианином! Вот ведь какая неожиданность. Однако так оно и есть: трудно стать христианином, если ты уже «христианин». Мамардашвили имеет в виду, что зачастую вместо свободы в христианстве люди ищут лишь набор правил. И, найдя их, думают, что достаточно соблюдать эти правила, и ты уже будешь христианин.

Не будешь. Поскольку христианство – это путь, который надо пройти, а не набор правил, которые надо соблюдать. Так было и со Христом – он обращался с проповедью нового учения к рыбакам, поскольку те были свободны от набора правил. Они, галилеяне, не являются функцией от закона и не обвешаны тыквами. Говорит им Иисус: …иди за Мною, встань и иди (Ин. 1: 43). И встают Андрей, Симон Петр, Филипп – и идут за Мессией.

Но есть условие: делая такой шаг, необходимо оставить все «твое» старое позади. Все, что ты считаешь своим, все, что ты полагаешь в качестве себя самого. Даже семью свою: И они, оставив отца своего Зеведея в лодке с работниками, последовали за Ним (Мк. 1: 20), даже работу свою, даже сети рыбацкие.

Похожая история произошла и с Авраамом. И сказал Господь Авраму: пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего, в землю, которую Я укажу тебе (Быт. 12: 1). А зачем, собственно говоря, надо было куда‑то идти? Почему в «доме отца твоего» не могло произойти рождение этого «отца великого народа», как он назван в Писании? Что этому мешает?

Мешает все старое, что ты принимаешь за свое, принимаешь за себя самого, то старое, которое не дает тебе быть свободным. Твои тыквы, твои функции. Мешает взгляд родителей, которые видят тебя привычным взглядом – видят ребенка и не видят не осуществленный еще гений творца.

Христос говорит: Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни (Ин. 8: 12). Помните, как ребенок говорил: «Не туши огонь, а то спать не видно». Огонь надо иметь, свет. При свете жизни видно не только «спать» – когда растворяются страхи этой жизни, но видно и самого себя. Когда отступает страх, тогда приходит свобода.

Куда пошел Авраам? «Туда» – учиться быть отцом великого народа. Искать свою свободу. Учиться быть собой.