Почему душу надо потерять?

 

Посмотрим, что говорится о душе, например, в современной Православной энциклопедии, издании, на мой взгляд, исключительно добросовестном. Статьи энциклопедии написаны на очень высоком уровне. Статья «Душа» начинается так:

«Душа вместе с телом образует состав человека (см. статьи Дихотомизм, Антропология), будучи при этом самостоятельным началом; Д. человека заключает образ Божий (по мнению одних отцов Церкви; по мнению других – образ Божий заключен во всем человеке, т. е. в его Д. и теле) и возможность богоподобия, к‑рые получает как дар Божий вместе с бытием; Д. человека бессмертна (некоторые древнецерковные писатели полагали, что Д. смертна)».

Все сказанное правильно, и далее мы найдем подробную информацию о том, как разные отцы Церкви понимали, что такое душа, – 62 страницы (186 столбцов, включая 8 столбцов библиографии!). Однако даже если мы усвоим всю эту информацию, то едва ли справимся с унынием и депрессией, если уж они к нам пришли. Энциклопедические знания еще не являются гарантией здоровья. А нам надо найти то, что выполняет именно нашу задачу – освобождает душу человека и возвращает потерянную радость.

Обратимся к Библии, точнее, к Новому Завету.

Хочу сразу предупредить: не надо смешивать Ветхий Завет и Новый. Они говорят о разном, даже о разной душе. В Ветхом Завете душа есть жизнь, в прямом или переносном смысле, жизнь человека или животного. А в Новом Завете душа как бы ставится под подозрение, поскольку появляется возможность не просто жить – быть душевным, но жить в избытке – быть духовным.

Апостол Павел, например, относится с большим сомнением к душевным людям: Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем [надобно] судить духовно (1 Кор. 2: 14). Что же это означает, как не болезнь души!

Сам Христос о душе говорит странно и непонятно: ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее (Лк. 9: 24). Действительно, непонятно. Почему же надо нам терять свою душу?

Чтобы найти ответ на этот вопрос, я соединю эту евангельскую непонятность с другой непонятностью церковной жизни – с диалогами Великого покаянного канона Андрея Критского, который я вспоминал уже раньше. Весь канон построен на обращении к душе:

«Горе мне, окаянная душа моя! Почему ты стала подобна первозданной Еве?» (песнь 1‑я, понедельник 1‑й недели Великого поста);

«Окаянная ты душа! Подражала ты скверному разуму Гиезия, а теперь, хоть в старости, отвергни его сребролюбие, и тогда, отступив от дел злых своих, избежишь огня геены» (песнь 7‑я, понедельник 1‑й недели Великого поста);

«Душа окаянная! Уподобились мы Каину. И теперь Создателю всего приносим жертву, но жертва та порочная – непотребная жизнь наша. Потому и осуждаемся» (песнь 1‑я, вторник 1‑й недели Великого поста).

Я привел только несколько примеров из канона, хотя их множество. И, наконец, самый известный текст канона – это кондак, который поется после 6‑й песни:

«Душе моя, душе моя, востани, что спиши? Конец приближается, и имаши смутитися; воспряни убо, да пощадит тя Христос Бог, везде сый и вся исполняяй». В русском переводе: «Душа моя, душа моя, проснись, восстань и распрямись! что же все ты спишь? Конец приближается, и тогда ты смутишься. Пробудись же, чтобы пощадил тебя Христос Бог, везде пребывающий и наполняющий все».

Первое, что сразу бросается в глаза (или в уши), – непонятно, зачем же так ругаться! Здесь душа и окаянная, и скверная, и такая‑сякая. Подобраны весьма оскорбительные эпитеты. Но главная непонятность в другом: кто же автор всех этих бранных и резких слов? Неужели это и есть сам человек? Да, действительно, а кто еще может обращаться к своей душе! Но если это так, то как же человеку – мне – удалось оторваться от своей души, чтобы с ней поговорить? Каким образом образовалась та дистанция, благодаря которой стал возможен весь разговор?

Не будем забывать, что действие происходит в организме Церкви. Именно церковному человеку приходится постоянно задавать вопросы своей душе. Ведь это одна из задач христианина: проверять, растет ли душа, какова ее температура и самочувствие. В обыденной жизни, нецерковной, мы редко задаем такие вопросы и редко на них отвечаем.

Канон читается дважды во время поста. Первый раз на самой первой неделе, где совершается своего рода инициация, введение в покаяние. И второй раз – уже на пятой неделе поста, вместе с чтением о жизни Марии Египетской. При переходе от первой недели к пятой непременно что‑то совершается с постящимся человеком (естественно, что под постом здесь я имею в виду не просто гастрономическую диету). Начинается путь покаяния – изменение своего «я», расширение души.

Именно к этому времени, и никак не раньше, постящийся, то есть человек, сделавший усилие, сделавший несколько шагов в сторону от высохшей души, начинает чувствовать острый дефицит великодушия.

Сон – в обычной ситуации и в обычном смысле – не болезнь. Но призыв, который мы слышим в каноне, проснуться и распрямиться есть призыв к исцелению, призыв к целостности души и к полноте. Значит, сонное состояние души, ее потерянная активность и неспособность творить и есть признак болезни, которую надо «потерять» по дороге к Пасхе.

 

* * *

 

И вот в человеке проснулся новый человек, и этот новый оборачивается назад, к себе старому, и говорит: проснись же! Ты должен проснуться весь, целиком!

Ведь новый – он только народился, как новый месяц, который еще трудно различить и найти на ночном небе, он сам находится еще на грани сна и жизни. До полноты и целостности еще далеко.

Если в жизни человека нет горизонта, значит, он пребывает во рву, в мире без надежд. Ров или глубокая яма есть сонное состояние души, пребывание в замкнутом пространстве, откуда, казалось бы, нет никакого выхода. Но однажды человек встал на цыпочки, изловчился, стал выше самого себя – и достал до края рва. Ухватился за краешек земли, за веточку или корешок, подтянулся – глядь, а там горизонт! И небо сияет, и радуга вдали. И говорит он сам себе: «Что, хорошо тебе было сидеть в этой помойке? Ведь посмотри, сколько ты здесь нагадил!» Может быть, и не много нагадил, может быть, понапрасну его так, бедного, сразу всем покаянным каноном ударили. Ушибли. Но в этом и есть шанс на пробуждение.

Другое дело, что в наше время покаянный канон воспринимается скорее как литературное произведение, как византийская витиеватая речь. Но потому и надо соединять канон с Евангелием, чтобы понять, почувствовать, сколько в нашей жизни сна, а сколько активной жизни. Сидим ли мы в яме и спим или встали и идем, ищем встречи.

Именно о такой ситуации говорится в притче о разумных и неразумных девах (см. Мф. 25: 1–13). Здесь речь идет о десяти девушках, которым поручено дожидаться жениха, таковы правила свадебной игры: подружки должны встречать главного героя со светом. А потому у них приготовлены светильники – глиняные плошки с фитильком, заправленные маслом. Но вот беда – жених не спешит, а потому все они заснули. В самое неожиданное время, где‑то в полночь, стража вдруг закричала: «Жених идет! Жених идет! Выходите, кто со светом!» Вот тут и оказалось, что масло в светильниках закончилось и они едва не погасли.

Среди девиц пятеро были разумные, они взяли с собой запас маслица, а другие пять – неразумные, понадеялись они, что в лампадках масла хватит, и ничего не взяли. Услышав крик, неразумные просят подружек: «Поделитесь с нами маслом, отлейте немного в наши светильники». А те не хотят: а вдруг опять придется ждать, тогда ни у кого не окажется масла, ни у первых, ни у вторых. Говорят они подругам: «Нет, вы сами должны были все подготовить и запасы сделать. Так что идите теперь в лавку и купите себе масло сами».

Пошли неразумные за товаром, а тем временем действительно явился жених. Свадебный стол уже давно накрыт, вошел он в зал, и начался пир. Вернулись те пять, что за маслом ходили, а их не пускают – в зале и так уже полно света, зачем там еще пять маленьких светильников…

Христос, рассказывая эти притчу, заключает: «Итак, бодрствуйте, потому что не знаете ни дня, ни часа».

Это звучит не слишком логично. Ведь заснули все девушки. Но разумные знали, что такой момент естественного физического сна неминуемо придет, и были готовы к нему – они ожидали и во сне. А неразумные спали двойным сном: и тело заснуло, и душа.

А ожидание встречи и называется в христианстве «бодрствованием».

 

Как выйти на свет

 

Теперь нам уже очевидно: потерял свободу – получай больную душу. Но есть какие‑то моменты нашей жизни, когда эта болезнь преодолевается. К человеку возвращается радость и гармония. Можно ли научиться этому состоянию радости так, чтобы потом уже оно не покидало тебя? Ответ связан со свободой, и потому я переформулирую вопрос: можно ли научиться состоянию свободы?

Могу утверждать, что переживание свободы дается каждому человеку в какой‑то момент жизни. Но случается, что, следуя своим путем дальше, человек почему‑то забывает это переживание. Потому я часто говорю всем друзьям и прихожанам: помни первую радость свою, удержи хотя бы память о ней.

А что касается ответа на вопрос, можно ли научиться свободе, – в христианстве жизнь есть пройденный путь, а не учебник моральных проблем с ответами, найденными не тобой самим, а кем‑то другим. Состояние свободы надо пережить, а для человеческого переживания учебника нет.

А потому скажу еще раз: в этой книге вы не найдете ответа, который можно будет просто применить к вашей ситуации. Почему? Вот на это ответ есть: поскольку путь еще не пройден.

Есть простая арифметическая задача: посчитать время пути из точки А в точку Б. Но поскольку в жизни путь еще не пройден, то и точки Б, вашей личной точки Б, нет. Нет единственно «правильного» ответа на все времена и на любую душу. Есть неизвестность как непройденный путь.

 

* * *

 

Попробуем зайти с другой стороны. Известно, что мы живем с двойными стандартами норм жизни. Даже на элементарном уровне, когда мы сравниваем свои «неудачи» с тем «везением», которое, как нам кажется, досталось другому, мы проявляем слепоту, прежде всего, по отношению к себе. Так, иногда нам кажется, что чужой брак удачнее, что именно там он или она более любим, а тебя в твоей жизни оставили недолюбленным. А какое же основание для таких выводов? Только то, что мы не знаем подробности чужой жизни, да и свою тоже толком не знаем.

Ослепление, собственная слепота. Как ограниченно наше видение человеческой судьбы!

У Александра Кушнера есть примечательное стихотворение, где неизлечимо больной завидует заключенному, а заключенный в тот же самый момент завидует больному, – стихотворение, по сути, об ограниченности человеческого горизонта, о слепоте человеческих желаний:

 

Больной неизлечимо

Завидует тому,

Кого провозят мимо

В районную тюрьму.

 

А тот глядит: больница.

Ему бы в тот покой

С таблетками, и шприцем,

И старшею сестрой.

 

Но мы говорим о норме – это не только о слепом ощупывании своей судьбы и сравнивании своей и чужой, это еще и о норме жизни нашего текущего времени.

Есть норма повседневная, которая утверждается в качестве таковой всем ходом дней. Вроде бы и нет ничего плохого в нашей повседневности – день идет за днем, и каждый из них наполнен определенной активностью. Но именно о таких днях человек говорит, что жизнь проходит мимо, но это не совсем правда. Не мимо. Просто жизнь проходит без радости.

Есть и иная норма, но ее трудно извлечь из текучки жизни. Это и есть норма радости и полноценной жизни, норма свободы. Но эту норму мы обнаружили чуть ли не случайно, осматривая свою жизнь и вспоминая переживания праздника. Тогда может возникнуть предположение, что именно в этом и заключается ответ и разгадка: надо череду дней превратить в сплошной праздник. Но увы… Праздник в изначальном смысле этого слова предполагает, что некто пребывает «праздным», «неработающим», однако праздность еще не гарантирует радости. И если мы попробуем ничего не делать, то скоро взвоем от ощущения серости такой жизни. На самом деле мы просто вернемся в тюрьму, где ничего нельзя. Это будет не праздник, а сухость души, которая горло дерет.

Так как же научиться нам жить по норме свободы?

На самом деле мы проделали уже немалую часть пути, по крайней мере в этой книге. Это очень важно, что мы знаем, что живем с болезненной, сонной, высохшей душой. Уже само это знание порождает надежду, что мы научимся справляться с этой болезнью. Раз поставлен диагноз (потеря свободы), то найдем и средство исцеления.

Вернемся к практике чтения покаянного канона во время Великого поста. Теперь, когда мы уже знаем, что сама природа нашей души искажена болезнью, что есть живой Говорящий, то нам не будут казаться слишком грубыми такие попреки и понукания души. Ведь это означает, что какая‑то часть души уже проснулась, почувствовала, что в ее жизни есть свет, вспомнила пасхальную радость! А другая часть еще спит. А потому и покаяние – этот поворот души к свету, – оно началось, но только должно произойти в полноте. Бодрствование должно превратиться в реальность каждого дня – в исцеление.

Скажу еще о чтении канона – как его читать, чтобы «достало».

Когда читаешь канон в спокойной обстановке, скажем дома, то работает в основном сознание, голова, и возникает больше вопросов и сомнений: да так ли все плохо, что я должен себя сравнивать с неизвестными героями Ветхого Завета, с какими‑то там Иамврием или Ианнием. «Яко тяжкий нравом, фараону горькому бых, Владыко, Ианни и Иамври, душею и телом, и погружен умом, но помози ми», в переводе на русский: «По упорству я стал как жестокий нравом фараон, Владыко, по душе и телу я – Ианний и Иамврий, и по уму погрязший, но помоги мне» (песнь 5‑я, четверг 5‑й недели Великого поста).

Но когда ты слушаешь покаянный канон в храме, когда нет времени на «литературный анализ произведения», на его рациональное восприятие, то звучит канон как утренний будильник, повторяющий одну и ту же мелодию, напоминающий об окаянстве твоей души. Для спящего это малоприятное звучание.

В таком случае задача активного участника покаяния – не сравнивать себя в этот момент с Каином или Исавом, с Иамврием или Ианнием, но найти такое состояние, когда удается заглянуть в свою душу. Как я уже говорил, душа знает, что в ней есть свет. Но есть и много тьмы. И если удалось какой‑то частью выбраться к свету, то можно кричать той, что еще в темноте: вставай, выходи! Выходи на волю.

Церковное чтение – это не радение, когда толпа впадает в экстаз[14]. Но Церковь дает возможность думать не только головой, она предлагает переход в иное состояние.

Законный вопрос: а не приведет ли попытка поговорить со своей спящей частью души к ее раздвоению? Ведь раздвоенность есть шизофрения.

Я уверен, что нет, не приведет, ведь душа не есть нечто простое и однородное, а потому и говорю я не о раздвоении души, не о «двое‑душии», но о состоянии души в тот момент ее жизни, когда душа вырвалась вперед и прикоснулась к новой жизни.

Читая канон, можно предположить, что такой прорыв к новому происходит во времени. Что новая жизнь – это где‑то впереди, «после понедельника», когда новая жизнь действительно только началась, и душа попала в это новое каким‑то чудесным и неизъяснимым образом. И теперь, уже из будущего, обращается она к прошлому, к своей отставшей по времени части. Но так бывает далеко не всегда. Бывает, и часто бывает, что это новая душа по времени осталась позади, в младенчестве, а старая – впереди, и она, чуть ли не в буквальном смысле, уже состарилась и устала от жизни.

Новая душа только противопоставляется старой, ветхой; эту новую нам надо искать или творить. Такое соединение ветхого и нового еще долго будет пребывать в нас, поскольку мы – люди, которым Новый Завет был проповедан, рассказан, но это еще не означает, что он был воспринят всей душой, что душа была им просвещена. Ведь в просвещенной душе свет идет изнутри.