2020-04-20
114
Шурка Сурков вышел из дому, намереваясь сделать три дела:
сходить на пруд и прогнать оттуда неизвестного мальчишку в белой шапке, который повадился каждое утро удить рыбу на самом Шуркином месте;
заглянуть к маленькой Люське – выяснить, не мучает ли она котенка, взятого на воспитание от Шуркиной кошки;
по просьбе матери – узнать в магазине насчет сметаны.
Первые два дела он сделал:
за мальчишкой долго гнался по берегу, пугая его страшными криками;
котенок чувствовал себя хорошо и сейчас спал вместе с Люськой;
а в магазин Шурка сходить не успел, потому что встретился с одним знакомым тунеядцем по имени Витюша.
Так его все называли, будто маленького, а он вовсе не маленький был, а очень большой, толстый и румяный. Рассказывали, что на соседской свадьбе он за один присест съел целое ведро пирожков с капустой! Может быть, он смог бы и два ведра съесть, если б ему кто‑нибудь дал, но только ему никто не давал, а все считали лодырем и тунеядцем. А тунеядцем он сделался потому, что после восьмого класса учиться дальше не захотел, а где‑нибудь работать вообще не любил…
|
|
|
А сейчас катит этот самый Витюша навстречу на грузовом мотороллере, улыбаясь издалека Шурке, с которым находился в самых дружественных отношениях и недавно даже обменял ему за велосипедный насос настоящие шпоры для ношения на ногах…
Затормозив около Шурки, он спросил:
– Законно, а?
– Ты где взял мотороллер? – поинтересовался Шурка.
– На работе! – важно ответил Витюша. – Я теперь сотрудничаю в горбольнице… Замзав подсобного хозяйства! А как Егор Ефимыч уйдет, могу продвинуться и в заведующие, а что? А этот Ефимыч – вот чокнутый! Ему давно уже можно пенсию получать, а он все работает! Дали бы мне сейчас сколько‑нибудь пенсии, разве бы я стал навязываться? По‑моему, нужно так узаконить: кто на пенсию не хочет, отдавать ее тому, кто хочет, а что? И тогда в гробу я их видал, с ихней работой! Зато мотороллер сейчас в полном моем распоряжении. Хочешь прокатнуться?
– А где я сяду? – спросил Шурка, потому что грузовые мотороллеры устроены очень неудобно: со всех сторон закрытые, гладенькие и, кроме водителева места, негде еще сесть или хотя бы прицепиться…
Но Витюша сообразил:
– Можно в кузов, а что?
В таком интересном месте Шурке еще ни разу не ездил и, не долго думая, залез в железную коробку. Витюша закрыл дверку снаружи, чтобы Шурка не потерялся, и они куда‑то покатили.
Долго кататься, сидя внутри грузового мотороллера, оказалось не так приятно: сам ничего не видишь, на ухабах стукаешься головой о потолок, а боками – о стенки, уцепиться не за что и пахнет какой‑то химией…
|
|
|
Шурка собрался постучать Витюше, чтобы остановил, и идти дальше пешком, но тот остановился сам.
Шурка вылез и увидел, что они очутились у Витюши во дворе.
Витюша подумал, чем бы еще удивить Шурку, и спросил:
– Черепаху хочешь поглядеть?
Шурка даже не удивился: уж если Витюша работает и может кого захочет катать на грузовом мотороллере, то почему бы ему не заиметь и черепаху? А настоящих живых черепах Шурка за всю жизнь ни одной не видал, кроме как на картинках да по телевизору, и даже не знал, что они могут здесь быть, – думал, черепахи находятся в каких‑то других местах…
– Живая? – спросил он для уточнения.
– А то дохлая! – самодовольно ответил Витюша. – Сейчас поглядишь, как она в кадушке плавает! Водяной породы, сам ловил! Вчера застукал возле пруда… Есть сухопутные, те тонут, а эта водяная: ей что на земле, что в воде – всё до лампочки! Сейчас у меня в сарае сидит…
Витюшина мать вышла на крыльцо и, увидев сына с Шуркой, испугалась:
– Чтой‑то такое? Аль уже выгнали?
– Меня не выгонят! – задрал нос Витюша и, достав из кармана грязную бумажку, показал матери: – Вот она, накладная: за комбикормом командирован! Подзаправиться заскочил, собери мне что‑нибудь по‑быстрому! Когда физически целый день работаешь, знаешь, как калории расходуются?
Когда мать ушла в дом, он вынес из сарая фанерный ящик и дал Шурке заглянуть внутрь. Там действительно сидела черепаха! Не очень большая – с тарелку. Она была похожа на темный круглый и плоский камень, изрисованный разными красными линиями и даже узорами.
Витюша вынул ее из коробки и положил на землю:
– Сейчас поползет!
Через минуту черепаха высунула продолговатую голову, за ней – ноги и поползла, подминая высокую траву, будто неуклюжий допотопный танк ползет по мелкому лесу. Оказывается, у нее даже имелся и маленький острый хвостик. А лапы были с коготками и даже с чем‑то вроде рыбьей чешуи!..
Больше ничего Шурка не успел рассмотреть у черепахи подробно, потому что Витюша схватил ее и бросил в кадушку с водой. Было хорошо видно, как черепаха медленно опустилась на дно, легла там, опять притворившись камнем и лежала так долго, что Шурка стал беспокоиться, не утонула ли она насовсем…
– Сейчас всплывет! – успокоил его Витюша, уже изучивший черепахины привычки.
И вскоре черепаха вытянула шею, оказавшуюся довольно длинной, расправила лапы и начала медленно всплывать, будто подводная лодка, а голова вытягивалась вверх, как перископ. Но вся не всплыла, а только высунула на поверхность кончик носа, вдохнула воздуха и снова, медленно покачиваясь, легла на дно.
– А чего она ест? – поинтересовался Шурка.
– А кто ее знает! – ответил Витюша. – Я ей пока ничего не давал… Да они могут по три года ничего не есть! Вот кого держать выгодно! Не то что Ефимычивы поросята – не поспеваю им в корыта подливать! Значит, и навозу от них нет, а у этих не поспеваешь чистить!
– Три года… – хмыкнул Шурка.
– Сам в журнале читал! – заверил Витюша, который любил читать журналы, запоминал оттуда всякие чудеса, а потом всем рассказывал.
Посмотреть черепаху получше не дала Витюшина мать, которая вышла и начала ругаться:
– Ба‑атюшки, дождевая вода! Она для чего поставлена, ну‑ка ответь мне на вопрос? Для сти‑ирки, глупой черт, а не черепах там пускать твоих поганых! Вынь немедленно, а то сейчас обоих распалю с черепахой вместе!
– Ладно, ладно, не шуми… – бормотал Витюша, доставая черепаху и пряча ее обратно в ящик. – Чего шумишь хуже Ефимыча? Ефимыч шумит, дома – шум, какое же это житье? Тут вкалываешь целыми днями, как зверь буквально…
– Ешь скорей да езжай, куда послан! – не слушала его мать. – Дите! Вырос, а ума не вынес! Как же на тебя не шуметь? Там Егор Ефимыч небось заждался весь, а он тут с мальчонкой связался! Компанию себе нашел! Какая он тебе компания? Взрослый человек, ты бы хоть людей постыдился, от людей срам: тунеядец, черт!
|
|
|
Водворив ящик с черепахой обратно в сарай, Витюша понуро поплелся за матерью, позабыв про Шурку, который остался один во дворе, постоял немного да и тоже пошел домой…
По дороге он вспомнил про сметану, но сметаны в магазине уже не оказалось: привозили мало, и ее всю разобрали.
Матери Шурка честно объяснил, что сметану он купить не успел, так как заходил смотреть у Витюши черепаху, черепаха важнее сметаны, которая каждый день продается и не очень нужна: можно побыть и без сметаны, не обязательно что‑нибудь сметанное есть, можно другое что… Но она не стала про черепаху выслушивать, а начала ругаться, точно так же, как Витюшина мать:
– Это зачем тебя к Витюше занесло? Вот так компанию себе нашел! Ты б хоть подумал, с кем связываешься! Какой он тебе товарищ? Или тоже в тунеядцы решил записаться?
– Он уже работает! – сообщил Шурка. – Физически! Заместителем заведующего подсобного хозяйства в горбольнице!
– Заведующий, куда пошлют! – усмехнулась мать, откуда‑то уже все знавшая. – Егор Ефимыча насилу уж родня упросила, чтоб взял к себе в подсобники – из‑под свиней грязь выгребать… И тебя бы туда приспособить: будете два сапога – пара!
Но Шурка не стал продолжать разговор и ушел, чтобы своими придирками она не мешала думать про черепаху.
Счастливый же этот Витюша! Вот взял да и нашел черепаху себе! А Шурке никогда не везло… Другие то и дело чего‑нибудь находят: Перфишка нашел длинную собачью цепь с ошейником, Калиныч прямо у себя в саду откопал старинный медный пятак с орлом и костяную коробочку без крышки… да много кой‑чего! А Шурка за всю жизнь не только хоть самой маленькой черепахи, но и вообще ничего не находил, если не считать перочинного ножичка, у которого оба лезвия оказались сломанными, а целым был один штопор для вытаскивания пробок, но во всем поселке не удалось найти бутылку, заткнутую настоящей мягкой пробкой для завинчивания штопора, а жестяные и пластмассовые не годились, поэтому ножичек лежал без дела, а потом снова потерялся… Шурка почти каждый день ходил к пруду, но ни одной черепахи ни разу не заметил, а Витюша случайно заехал, и сразу ему черепаха вылезла… Главное, по всему видно, что она Витюше не особенно и нужна, раз он ее даже не кормит и не занимается с ней, а держит в сарае, в темноте, в тесном ящике, без свежего воздуха, не выпуская погулять и поплавать… И когда ему с черепахой возиться, если он теперь работает? А Витюшиной матери она и вовсе не требуется! Даже если Витюша правильно сказал, что черепахи могут не есть по три года, то откуда он знает, сколько времени она не ела до своей поимки, – может, три года сегодня заканчиваются, а она уже начала помирать. Этого допустить нельзя!
|
|
|
И Шурка пошел к другу Калинычу, чтобы посоветоваться.
Калиныч прошлым летом гостил у двоюродной сестры в Москве и видел там в зоопарке всяких зверей, поэтому сразу начал уточнять:
– А она лапами вот так? – Он показал, как шевелит лапами черепаха.
Шурка кивнул.
– А хвостик остренький?
– Ага…
– А лапы зеленоватенькие?
– Ага…
– Все правильно! – решил Калиныч. – Таких я тоже знаю! А Витюша всем ее показывает?
– Не знаю…
– А ты еще пойдешь ее смотреть?
– Наверно, пойду…
– А меня возьмешь?
– Ладно! – пообещал Шурка, хоть и не знал, как отнесется Витюша к приходу мало знакомого ему Калиныча: может, пустит, а может, рассердится и надает обоим – это уж как на него найдет…
Но Калиныч обрадовался и вспомнил, что у него имеется книжка «Юный зоолог», где вроде бы говорится что‑то и о черепахах… Книжку долго искали по всему дому и даже во дворе, где наконец она и обнаружилась в наполовину порванном виде, потому что ее утащил двухлетний Сашко, любивший рвать все бумажное… А книжка была необыкновенно ценная. К счастью, Сашко не успел дорвать «Юного зоолога» до самого главного места, где говорилось про черепах. И Шурка с Калинычем все до капли разузнали насчет содержания этих интересных животных в неволе.
Шурке с Калинычем особенно понравилось то место в книжке, где говорилось:
«Пища черепахи состоит из червей, водяных насекомых, лягушек, тритонов и рыбы. В неволе черепахи живут по многу лет, если их кормить рыбой, дождевыми червями или сырым мясом, и скоро становятся ручными».
Такой простой едой, если не считать каких‑то неизвестных тритонов, Шурка с Калинычем могли снабдить хоть сто черепах: рыбу и лягушек наловить в пруду, червей добыть в огороде из земли, а сырое мясо – дома из холодильника!..
Не имея привычки откладывать важные дела, они тотчас накопали полную консервную банку дождевых червей, красных, толстых, жирных, которые черепахе должны понравиться, таких она у себя в пруду не попробует! Которые поменьше, тех использовали для насадки на крючок, когда потом пошли запасаться рыбой на пруд и за какой‑то час выудили черепахе на первое угощение пять маленьких рыбок, что, конечно, для нее будет самым лучшим: ведь из всей живности, обитающей в пруду, рыба наиболее съедобна.
Так удачно получилось, что заодно застали там и нахального мальчишку в белой шапке. Жаль только, что мальчишка увидел их раньше и удрал через луг, но они нагнали‑таки на него страху, преследуя до крайних домов; где вступилась какая‑то старушка и запретила дальше его ловить…
Дома еще раз пересчитали рыбок и решили, что черепахе пока хватит, хотя не известно и в книжке «Юный зоолог» не указано, по скольку она ест за один раз.
Наутро Шурка зашел за Калинычем, и, прихватив с собой угощение для черепахи, они отправились к Витюше в гости.
Заходить к нему прямо во двор они постеснялись и начали вызывать Витюшу на улицу, крича во все горло:
– Вит‑юша‑а‑а! Витюша‑а!
Кричать пришлось долго, даже в соседних дворах все переполошились, пока наконец Витюшина мать услышала, открыла калитку и тоже закричала:
– Ну чего, ну чего, ну чего глотки надрываете?
– Здрассте, теть… – поклонился Шурка. – Витюша дома?
– Какой он вам Витюша! Кому Витюша, а кому – Виктор Николаевич! Какие приятели заявились! Нету его! На работе! На кой он вам понадобился? Какое у вас может быть до него дело?
– Мы не к нему… – оробел Шурка. – Мы к черепахе…
– Говорю вам раз навсегда: ни‑ка‑ких тут больше чертовых черепах нету. И не ходите сюда, и не булгачьте людей понапрасну! Утром ему велела, чтоб нес куды хотит! Зверинец развел! На дело его нету… Всю кадушку изгваздал черепахой своей поганой, пускает то и дело, как маленький! От людей срам!..
– А куда он ее понес? – спросил Шурка.
– Я почем знаю! Не знаю и знать не хочу! Откудова брал, туда пускай и относит! Хоть под буерак!
Витюшина мать с силой хлопнула калиткой, а Шурка с Калинычем еще немного постояли на улице, не зная, что теперь делать…
– Неужели выбросит? – не верил Калиныч. – Уж лучше бы нам отдал!
Интересно, что точно такая же мысль была в это время в голове и у Шурки, только сказать не успел… Вот что значит дружба: даже мысли приходят одинаковые!
Действительно, для черепахи гораздо полезнее жить у Шурки. Тут нужно так рассуждать. Витюша – человек большой, почти взрослый, ему нужно работать, а не черепах пускать, а то от людей срам, как правильно Витюшина мать сказала. Черепаха будет его от дела отвлекать, а у Шурки свободного времени больше, – найдет, когда с ней заняться: ведь ей требуются прогулки, простор, купание… Недаром книжка «Юный зоолог» выпущена: там знают, кому лучше всего черепах доверять! А у Витюши она не живет, а просто мучается – голодная, в темном ящике… А Шурка будет ее прогуливать в саду и огороде, купать в воде и угощать чем только она пожелает! Она бы везде ползала, а Шурка ей рыбок или чего другого приносил – так бы и жили… Если она захочет, то можно целый бассейн для нее вырыть в огороде – пусть плавает на здоровье! А Витюше делом нужно заниматься, не маленький… И все‑таки куда он ее дел? Неужели успел уже выбросить или кому другому отдать? Следует все выяснить как можно скорее, пока не поздно!
– Быстрей! – скомандовал он Калинычу и припустился бегом.
Калиныч – за ним.
– А куда мы бежим? – спросил он, догоняя Шурку.
– В больницу!
– А зачем?
– К Витюше!
И они наддали еще, стремясь скорее повидать Витюшу, и даже не остановились, когда из своего двора выскочил Дед, удивился и крикнул:
– Куда вы?
– За черепахой! – наскоро объяснил ему Калиныч. Дед ничего не понял и тоже побежал, на ходу пытаясь выспросить, в чем дело, какая черепаха и зачем они так быстро бегут…
Витюшина начальника хромого Егора Ефимыча все в поселке знали и уважали за то, что он был мастер на все руки и в свободное от работы время вместо отдыха кому‑нибудь что‑нибудь делал: строил или починял. Этой весной он состроил Шурке ворота и починил забор, а Шурка ему помогал, и они даже подружились… Калиныч тоже знал Егора Ефимыча, который сделал им крыльцо и поменял электропроводку. Дед с Егором Ефимычем знаком не был, но считался вместе с Шуркой и Калинычем. Поэтому они смело зашли на подсобное хозяйство больницы.
Это хозяйство имело такой большой двор, что если сложить все дворы, и Шуркин, и Калинычев, и Дедов, да еще добавить Перфишкин, то все равно не хватит… И весь он был застроен сарайчиками, будками и навесами, в которых можно даже заблудиться. Ребята сначала и заблудились немножко: никак не могли выйти к Витюше и Егору Ефимычу, чьи голоса слышались то совсем близко, то подальше, а то и вовсе далеко… А приблизиться мешали груды пустых бочек, ящиков, парниковых рам и каких‑то механизмов. Попалась даже соломорезка – интересная штука с громадными зубчатыми колесами, которые изрежут в крошку любую солому, если ее туда сунуть и начать крутить. Дед хотел было попробовать, да Шурка запретил: неудобно – прийти и прямо сразу начинать соломорезкой баловаться…
Наконец они вышли к загону, обнесенному новеньким штакетником, где бегали, играли, дрались и грелись на солнышке маленькие поросята, но оробели и спрятались за штабелем ящиков, увидев Егора Ефимыча, Витюшу и одну женщину по имени тетя Маруся.
Егор Ефимыч стоял возле большой бадьи и сыпал туда муку из бумажного пакета, тетя Маруся размешивала, а Витюша отдыхал под навесом на мешках и рассказывал:
– Свиньи – это несовременно… Пережиток буквально… Теперь их научились из нефти производить или там из опилок… Не живых, конечно, а уже готовых: в виде котлет прямо… Для ускорения процедуры! А то ходи за ними да жди, когда подрастут…
– Ловко! – покачал головой Егор Ефимыч. – А тебе, стал быть, останется только возле той машины с тарелочкой дожидаться…
– Тарелочка ему что! – хихикнула тетя Маруся. – С ведром!
Но Витюша не заметил намека:
– Вы вот не верите, потому что не в курсе научно‑технического прогресса… А я сам видел в журнале снимок: черная икра и какое‑то мясо с гарниром – из синтетики! Призывали лучших поваров пробовать: никакой разницы не заметили! Теперь добиваются, чтобы вид был… А что вид? Был бы вкус!
– Да нефть‑то, она небось керосином воняет! – не верила тетя Маруся.
– Опять же вы не в курсе! Физика что гласит? Она гласит, что все состроено из атомов. Зависит только, как они перемешаны. Берут нефть, по‑другому атомы перемешают – икра! Перемешают еще – поросятина…
– Готово! – воскликнул Егор Ефимыч и, взяв пальцем немного месива, попробовал его на язык. – Твои атомы когда ещё там перемешаются, а тут в самый раз! Ну‑ка, химик, подымайся да разноси по корытам!
Витюша медленно встал с мешков и начал топтаться вокруг бадьи, примериваясь, как ее взять, чтобы не запачкать свои нарядные джинсы.
– Живей! – прикрикнул Егор Ефимыч. – Что ты как не своими руками! Ну, рабо‑о‑отничек! Таких работяг самое нефтью и кормить – лучше не стоют!
Витюша поднял бадью за ручки и потащил в поросячий загон. Когда он открыл дверку, поросята толпой бросились ему под ноги, он отталкивал их пинками, но двое самых отчаянных прошмыгнули наружу и хотели убежать. И тут из‑за ящиков, как кот, выпрыгнул Шурка, схватил одного, Калиныч погнался за другим и, упав животом на землю, уцепил его за ногу, а Деду поросенка не досталось, и он взялся рукой за Шуркиного, будто тоже ловил…
– Давай их сюда! – распорядился Егор Ефимыч, даже не удивившись, что Шурка с друзьями вдруг зачем‑то оказались на его хоздворе. И только водворив обратно в загон поросят, которые с веселым и довольным видом тотчас ввязались в общую схватку у корыта, спросил Шурку:
– А ты чего тут? Ворота осели?
– Да нет… так… – не знал что ответить Шурка.
– Они должны в скором времени рассохнуться и осесть, – не слушал его Егор Ефимыч. – Тес был сырой… У меня запланировано зайти, подделать – скажи матери, пускай не беспокоится…
– Да нет… Мы зашли… поросят посмотреть! – объяснил Шурка, видя, что Витюша сделал страшное лицо и погрозил исподтишка кулаком.
Шурка дернул головой и поднял брови, что должно означать вопрос: как черепаха? Витюша понял: подмигнул, слегка помахал, ладонью, и Шурке стало ясно, что с черепахой все в порядке, только нужно пока помалкивать и не подавать виду…
– Посмотрите, посмотрите… – разрешил Егор Ефимыч, унося пустую бадью, ведро и мешалку. – Пока их не успели на нефть заменить… Эй, химик, покажи им!
Витюша, пуская ребят в поросячий загон, громко, чтобы слышал Егор Ефимыч, заорал:
– Чего приперлись всей бригадой? Только людей от дела отрываете!
А потом добавил:
– Тут она… Я ее сюда перепрятал, а то дома мать житья не дает… Чтобы Ефимыч не увидал…
Он повел ребят в угол, сдвинул доски, грудой сложенные у ограды, и вынул ящик с черепахой.
Черепаха лежала там на дне, вся упрятавшись в свой панцирь, и не двигалась. И даже когда ей к самой голове подложили принесенных рыбок, нисколько не пошевелилась.
– Симпатичная… – шепнул Калиныч, а Дед просто кивнул.
– А она не померла? – беспокоился Шурка.
– Живая, что ей сделается! – заверил Витюша, грубо переворачивая черепаху на спину. – Я недавно тянул за хвост – поджимает!..
Но, увидев, что Егор Ефимыч возвращается назад, таща на спине какой‑то мешок, он проворно задвинул ящик под доски и принялся толкать ногами поросят, которые толпились вокруг, будто тоже хотели посмотреть на черепаху.
– Ну вы, тунеядцы! Замучили меня, гады, житья от вас нет!..
– Уж ты уработался, надорвался… – сказал Егор Ефимыч, сваливая на землю мешок.
– А что? – обиделся Витюша. – Вы, Егор Ефимыч, известный человек: всё недовольны да придираетесь… А чего я не сделал?..
– Чего? – рассвирепел Егор Ефимыч и, схватив мешок за углы, вытряхнул из него кучу вялой, мятой травы. – Ты какой травы принес? Тебе русским языком было сказано: лебеды и подсвекольника, а не абы чего! Это – трава? Это – хворост! Ей бык подавится, не то что поросята малые…
– Подумаешь, персоны… – хмыкнул Витюша. – Подсвекольник им подавай!.. Чего еще они понимают? Может, им бананов? Откудова я знаю, какой там подсвекольник, чем отличается…
– Подсвекольника он не знает! – еще больше кипятился Егор Ефимыч. – Дожили! Ты в каком это Париже воспитывался, что подсвекольника не различаешь? Культурный какой! Аль у тебя своего огорода нету?
– Огородом мать заведует… – буркнул Витюша.
– То‑то и оно! Привык на материнском горбу кататься, лодырь! Поганая метла об тебе плачет!
– Мы знаем подсвекольник! – вмешался Шурка, радуясь, что черепаха – цела, и боясь, что Егор Ефимыч рассерчает еще больше да проводит всех со двора раньше времени. – И лебеду знаем! Можем нарвать, сколько угодно!
– Таким хорошим поросятам нужно самую лучшую травку давать! – подхватил Калиныч, чтобы угодить сердитому завхозу. – Можно, мы нарвем?
– А что? – обрадовался Витюша. – Законно! Правильно, Егор Ефимыч? Пускай привыкают к физическому труду! А я за ними, присмотрю, покажу им, а то напортят чего… Неопытные…
– А сам в бега ударишься? – спросил Егор Ефимыч.
– Да вот они свидетели будут! – горячо заверил его Витюша. – Напрасно вы, Егор Ефимыч, меня всегда подозреваете… Вот они не соврут!..
– Ладно… – согласился Егор Ефимыч. – Все одно от тебя тут проку как от козла молока…
Витюша вынес из‑под навеса три громадных мешка и повел ребят между сарайчиков и будок прямо на больничные огороды, где в неимоверном количестве росли картошка, свекла, морковь и другие овощи, полезные для больных, а также и для здоровых. Больничные огороды протянулись далеко, а в конце смыкались с огородами соседнего совхоза: есть где подсвекольник собирать!
– Ефимыч ну и чокнутый! – рассуждал Витюша. – Сам покоя не знает и другим житья не дает! Ему давно уже пенсия положена, а он все работает! А тут, пока до пенсии доживешь… Эх!..
Витюша с тяжелым вздохом махнул рукой.
– «Поганая метла плачет»… Это еще не известно! Может, я сам скоро уволюсь по собственному желанию! Вот подыщу престижную работенку, чтоб не пыльная, но денежная, и в гробу я его видал с поросятами вместе! В Англии – вот где жизнь! Недавно читал в журнале: там даже котам зарплата идет! Их на военных складах содержат от мышей, и звание присвоено: «его королевского величества военный кот»! Клево, а? Зарплата, конечно, небольшая, но если развести котов двадцать да устроить их на склады, живи себе спокойно! Законно, а?
– Так зарплата им на пропитание… – напомнил Шурка.
– Коты обязаны мышами пропитываться, – поучительно сказал Витюша. – А то и мышей ловить не станут, дураки они, что ли?
– Точно! – поддержал его Дед. – Наш кот и у нас, и у квартирантов питается, а мышей нисколечко не ловит! Цельный день спит и спит на диване, а мыши даже у него все из блюдечка утаскивают…
– Может, он мышей не любит? – предположил Шурка.
– Да‑а, не любит… Я раз ему наловил мышеловкой пять штук, сложил в блюдечко, думал, дня на два хватит… А он утром пришел и съел зараз всех, а потом залег на диван и давай спать!
Шурка решил, что настал подходящий момент закинуть удочку насчет черепахи.
– Вить, а ты черепаху куда хочешь девать? – начал он осторожно выспрашивать.
– Кого? – не расслышал Витюша, видимо увлеченный мечтами о разведении военных котов. – А, черепаху… Не знаю, не решил еще… Может, суп сварю, а что? Черепаховый суп знаете какой дорогой? Только лорды и дикари могут есть!..
– То из морских! – возразил Шурка, тоже кое‑что читавший про черепаховый суп. – А из наших не едят!
Но Витюша был упрямый.
– Неизвестно. Наши тоже водяные, какая разница? Может, и получше будут… Ведь наш карась вкуснее какой‑нибудь бельдюги? Вот и черепаха…
– Да жалко… – вздохнул Калиныч, и Витюша уступил:
– Можно и не варить, пускай так живет…
– Ей в ящике плохо сидеть… – гнул свое Шурка.
– Ничего! Не будет попадаться! А попалась – так сиди! Вроде как срок отбывает, га‑га‑га‑га!..
– А помрет!
– А пускай!
– А можно она у нас поживет? – решился Шурка. – Хоть временно…
Витюша внимательно оглядел Шурку и сказал:
– Подумаю… Конечно, свою кровную черепаху какой чокнутый за так отдаст? Поработать за это надо! Физически. А что? Законно! Вы мне тут подмогнете, а я пока подумаю… посмотрю, как будете стараться…
Шурка очень обрадовался, что плата за черепаху такая удобная. Главное – не требуется отдавать взамен какую‑нибудь хозяйственную вещь, за которую потом может влететь от родителей. Когда Витюша обменял Шурке шпоры на велосипедный насос, Шурка думал, что выгадал, а потом, когда велосипед починили, а накачать его оказалось нечем, сообразил, что все‑таки насос нужнее шпор, которые вдобавок сразу пропали и почти не пришлось в них походить…
– Короче говоря, вы тут действуйте, – продолжал Витюша, – а мне нужно по одному делу в одно место срочно смотаться… Как полон мешки нарвете, тащите Егор Ефимычу. Он спросит: «А этот лодырь уже убег?» Вы не признавайтесь, говорите: «Он там рвет, а мы таскаем». Поняли?
– Поняли…
– Ну и порядок!
И Витюша быстрой, энергичной походкой куда‑то ушел.
– Думаешь, отдаст? – спросил Шурку Калиныч.
– Кто его знает… – размышлял вслух Щурка. – Может, и отдаст… А может, и не отдать… Давай сильней стараться!
– Давай, а то вдруг сварит!
– А он не шутил? – спросил Дед.
– Да не поймешь… – ответил Шурка, знавший Витюшин характер. – Может и сварить… Он знаете какой обжора! Но, может, раздобрится и насовсем отдаст… Зачем она ему? Он все равно ею не пользуется, только понапрасну в ящике держит… На его месте я бы отдал нам черепаху, хоть на время!
И ребята начали выискивать среди картошки подсвекольник и лебеду.
– А тот, которого я ловил… – захихикал вдруг Калиныч, – он меня запомнил! И я его: спина в смоле! Он высунул нос и смотрит… Розовый, мокрый: хрю‑хрю… Своему я самой лучшей нарву!
– А я своему! – воскликнул Шурка. – Своего я тоже запомнил: у него родинка возле уха!
– А я своему! – сказал Дед, а Калиныч спросил:
– Где у тебя свой? Тебе же не досталось ловить…
– Я там одного приметил…
Хорошей травы оказалось меньше, чем Шурка ожидал, и мешки наполнялись медленно. Так всегда бывает: если что не нужно, то попадается на каждом шагу, а когда понадобится, сразу куда‑то пропадает…
Не так давно Шурка вызвался принести одному пожилому соседу мухоморов для натирки от ревматизма и похвалился, что в любое время может набрать хоть тысячу штук, самых больших и красивых, потому что всякий раз, когда ходишь за грибами, они краснеют по всему лесу, куда ни глянь. Но в этот раз нашлось всего две штуки, и те трухлявые. И было совестно перед соседом: мог подумать, что Шурка ленился искать. А когда соседу кто‑то рассоветовал натираться мухоморами, то столько их в лесу объявилось на каждом шагу, хоть слона натирай! Вот и черепаха: теперь Шурке стало ясно, что она ему всю жизнь была нужна, потому и не попадалась, а попалась Витюше, который в черепахах не нуждался, а если и нуждался, то не так сильно, как Шурка…
Если Шурка что‑нибудь делал, делал хорошо, и сейчас выбирал самую мягкую, молодую лебеду и подсвекольник, чтобы поросята и Егор Ефимыч остались довольны. Он выдергивал траву из земли, а сам все думал, что черепахе не годится сидеть у Витюши в ящике, где она может совсем от скуки зачахнуть, – ей требуется прудовая вода, которую ничего не стоит натаскать из пруда ведром…
А вообще интересно было трудиться на больничных огородах! Главное, никто не имеет права тебя оттуда прогнать, раз ты рвешь подсвекольник не себе, а государственным поросятам. Заодно и картошка со свеклой пропалываются, так что польза получается двойная. И даже, когда в поисках наилучшей лебеды они зашли на совхозные посевы и, откуда ни возьмись, появился сторож, то Шурка с товарищами даже не подумали удирать:
– Мы не от себя… – объяснил ему Шурка. – От горбольницы мы! Егор Ефимыч поручил!
И сторож сразу подобрел:
– Егор Ефимыч? Знаю, как же! Ну что он там? Все попрыгивает? Ох и моторный мужик! Вы, ребята, если желаете, можете забрать во‑он большие кучи… То наши девки вчерась пололи…
И пошел сторожить в какое‑то другое место…
Совхозную траву Шурка забраковал: пыльная и вялая, а нужна свежая и самая лучшая.
Когда полные мешки принесли Егору Ефимычу, он действительно сразу же спросил:
– А этот лодырь где? Уже убег?
– Там… – Шурка показал в сторону огородов и ловко увильнул от дальнейших расспросов, сообщив: – Нам сторож хотел свою лебеду отдать – здоровые кучи! Да мы не взяли: она завялая уже…
– Напрасно… – покачал головой Егор Ефимыч. – Напрасно не взяли… Она б годилась. Ее досушить – и будет сенная мука первый сорт! Такую в прежнее время и люди ели, в голодовку…
– Мы принесем? – вызвался Шурка, и Егор Ефимыч разрешил:
– Валяйте, коли не лень…
О какой лени мог быть разговор! Не меньше десяти или даже двенадцати раз пропутешествовали Шурка с друзьями на совхозное поле и принесли целую гору всякой лебеды, а после разложили на всех солнечных местах – пусть досыхает. Большое количество сенной муки должно было получиться: Шурка не знал, сколько такой муки требуется поросенку на раз, но решил, что должно хватить надолго.
А тем временем поросята радостно объедали свежие листики подсвекольника, оставляя толстые стебли, чавкали, хрюкали и помахивали своими смешными хвостиками. Шурка выбирал самые симпатичные подсвекольнички и подсовывал своему знакомому – с черной родинкой на ухе, Калинин – своему, а Дед тоже облюбовал себе поросенка, но сразу потерял, так как особых примет не запомнил, и начал кормить всех подряд. Да и как тут запомнишь, когда они скачут, бегают, толпятся, отталкивают друг друга, и никак не возможно за ними уследить, – рады свежей витаминной травке!
Между делом удалось разок заглянуть к черепахе: она все так же сидела, не высовывая ни лап, ни головы, а к рыбкам даже не притронулась… Шурка попробовал слегка потянуть за лапу, но черепаха поджимала ее, не давалась – значит, живая… А получше обследовать не удалось: Егор Ефимыч то и дело сновал по двору, да и некогда было.
К концу дня появился сам Витюша, неся на согнутой руке наподобие букета тоненький пучок повилики. Он кинул ее поросятам и бодро сказал:
– Последняя! Законно, Егор Ефимыч, мы огород очистили? Никакой прополки не понадобится…
А Егор Ефимыч, довольный, что теперь у него стало так много травяной муки для поросят, ни о чем его не расспрашивал.
Витюша взглянул на свои часы и с удивлением воскликнул:
– Ого! Уже пять! Ну до чего быстро за делом время проходит! Туда‑сюда – и уже конец рабочего дня… Эй, Ефимыч, пять уже! Я пошел!
И он торопливым шагом направился к выходу, строго наказав Шурке:
– Завтра, с утра чтоб как штыки! Важное дело предстоит… Да не опаздывать, а то у меня строго!..
Непривычный к физической работе Дед сильно уморился и по дороге домой сказал, что завтра не придет – будет целый день отдыхать, но если тут надумают резать чего‑нибудь на соломорезке, то пусть прибегут за ним, он встанет и из последних сил поможет вертеть колесо…
Шурка с Калинычем отдыхать не думали: сразу пошли с сачком на пруд и наловили в консервную банку всякой водоплавающей насекомой живности, чтобы черепаха могла выбирать себе по вкусу. Да еще крошечного лягушонка зацапал Шурка и посадил в спичечный коробок – тоже черепахе…
Из‑за этих забот все остальные дела приостановились.
Приходили двое малышей, именуемых Зубан и Голован, которым Шурка поручил следить, как маленькая Люська обращается с котенком, и в случае чего докладывать лично ему.
– Она его руками душит за бока! – сообщил Зубан.
– И в одеяло закутывает! – добавил Голован.
– А он пищит, вырывается!
– А потом ее оцарапал и убежал на крышу!
– Ладно! – постановил Шурка. – Разберусь, как управлюсь. А ей скажите: не перестанет – обратно отниму!
Те же разведчики донесли, что «кирпичи» – коварные жители соседней Кирпичной улицы, с которой Луговая под командованием Шурки находилась в войне, – совсем осмелели и задираются. До настоящих нападений пока не дошли, но уже два раза дразнились и один раз кидались. Вдобавок мальчонка‑рыболов в белой панамке приходил на пруд откуда‑то с их стороны и, очевидно, являлся замаскированным «кирпичом». Но с открытием боевых действий Шурка решил подождать до полного прояснения дела с черепахой.
Когда наутро Шурка с Калинычем пришли на хозяйственный двор, там Егор Ефимыч уже о чем‑то ругался с Витюшей. Ребята, замедлив шаги, прислушались: может, сердитый завхоз недоволен, что посторонние люди часто приходят к его поросятам, и больше не хочет никого пускать?..
– До лампочки мне эта самодеятельность! – слышался жалобный голос Витюши. – Чего с ним возиться?.. Подогнать самосвал, и в речку! Удобрения, если хочете знать, сейчас везде минеральные применяют…
– Хоз‑зяин, елки‑палки! – кипятился Егор Ефимыч. – «Минеральные»! Ишь, теоретик какой! Молодой, а грамотный!.. Ты давай языком не мели, а берись‑ка вон за вилы да приступай помаленьку… Тебе за что деньги плотют?
– Да в гробу я его…
Тут Витюша увидел Шурку с Калинычем и радостно воскликнул:
– Вот и они! Чего опаздываете? Это, Егор Ефимыч, у меня заместители! Сейчас они с ходу ваш навоз перетаскают а я, значит, беру мотороллер и мотаю в «Сельхозтехнику», чтобы время не терять…
– А ребятишки при чем тут? – не понимал Егор Ефимыч.
– Да они еще вчера приставали! – врал Витюша. – Привязались буквально: дай и дай им навозцу потаскать… Интересно, как компостные кучи делают… Ну, я разрешил… Пусть приучаются к физическому труду! Это им на пользу…
– Стал быть, на место себя детишек приспособил?..
– Какие же они детишки? Они получше любого взрослого справятся, верно я говорю, Шурок?
– Конечно! – заверил Шурка. – Не беспокойтесь, Егор Ефимыч, справимся!.. Как начнем! Вы нам только покажите, куда и чем…
– Законно! – торжествовал Витюша, усаживаясь на ящик. – Вы, Егор Ефимыч, напрасно журналов не читаете, а между прочим, в Африке один малый даже обезьяну приучил на тракторе работать, вполне заменяет…
– Самое по тебе… – ворчал Егор Ефимыч. – Она бы пахала, а ты посиживал…
– Между прочим, у нас на Кавказе тоже начали обезьян разводить… – сообщил Витюша.
– Как разведут, тогда мне скажи! – оборвал его Егор Ефимыч. – Я тебя прогоню, а обезьяну найму! Обезьяна более твоего сработает!
– Это как сказать… – буркнул Витюша и скомандовал Шурке с Калинычем: – Айда за инструментом!
Не вставая с ящика, он указывал, где им взять носилки, вилы и лопату.
Носилки находились в поросячьем загоне, и Шурке удалось незаметно заглянуть к черепахе, выкинуть из ящика протухших рыбок, заменив их свежей водяной живностью в консервной банке и лягушонком, вытряхнутым прямо в ящик из спичечного коробка.
Пришла тетя Маруся, поглядела на Витюшу и спросила:
– Все сидишь сложа руки? Смотри, земля притянет!
– У меня тут штат работает… – с важностью ответил Витюша, но все‑таки встал и начал осматривать свой грузовой мотороллер. Потом он сел на него и куда‑то укатил. А Шурка с Калинычем принялись накладывать вилами на носилки навоз, горой возвышавшийся за сараем, и таскать его в конец огорода на компостную кучу. Как делается компост, Шурка давно знал, имея в своем саду маленькую кучу, куда сваливали всякие очистки, объедки и лили помои. Поэтому делал все по правилам: на каждый слой навоза насыпал земли, чтобы они вместе перегнивали, образуя ценное природное удобрение.
Егор Ефимыч пришел посмотреть и остался доволен.
– Молодцы! Умеете! – погладил он Шурку по голове. – Я тебя еще в тот раз приметил, когда ворота делал: трудящегося человека сразу видно, он работой не брезговает! Не то что этот обалдуй… Я бы его давно по шее направил, да мать жалко: мать у него всю жизнь труженица, а надо же какого дурака воспитала! Я, ребята, вот что вам скажу: зря вы с ним дружбу завели, ни до чего хорошего он вас не доведет…
– Мы не с ним… Мы сами… – слабо оправдывался Шурка.
– Ну ладно… – вздохнул Егор Ефимыч и ушел. Сначала какой‑то неисчерпаемой казалась эта навозная гора у сарая. Носилки за носилками утаскивали Шурка и Калиныч, а от нее почти ничуть не отбавлялось… Для порядка Шурка начал было считать, сколько ходок сделано, но, досчитав до одиннадцати, забыл, сбился, и дальше таскали уже без счета. Сперва почти бегом бегали, потом шагом стали, потом начали часто отдыхать: заболели руки и плечи, а на ладонях появились пузыри от слишком толстых и неудобных носилковых ручек… Не меньше чем полдня прошло, когда наконец гора сдалась – стала маленькой, жалкой, зато компостная куча в конце огорода поднималась к небу, большая, аккуратная, красивая: прямо не верилось, что вдвоем такую великолепную компостную кучу соорудили.
Во время одного отдыха заглянули и к черепахе. Лягушонок прыгал по ящику целый и невредимый, по виду консервной банки не похоже было, чтобы черепаха оттуда что‑нибудь себе доставала, а сама вроде немного ухудшилась: стала какая‑то сухая и унылая…
Появился Витюша и загорланил:
– Как тут мой аппарат трудится? Все законно? Давай, давай!
– Она опять ничего не берет… – тревожно сообщил ему Шурка.
– Кто?
– Да черепаха…
– Ху! Захочет – возьмет!..
– У нас ей будет лучше… – канючил Шурка. – Дал бы нам…
Витюша оглядел Шурку, Калиныча и спросил, тыча пальцем:
– Кому? Тебе или тебе?
– Да кому хочешь! – вылез Калиныч. Наморщив брови и лоб, Витюша подумал:
– Ладно. Объявляю соревнование: кто лучше себя проявит – тому! В виде премии – га‑га‑га‑га!..
И пошел искать Егора Ефимыча, чтобы объяснить, почему так долго ездил в «Сельхозтехнику».
А у Шурки с Калинычем руки и плечи сразу перестали болеть, вся усталость куда‑то пропала, и они с новыми силами набросились на разоренную навозную гору. Теперь только бы дожила черепаха до того момента, когда Витюша ее наконец отдаст, если обратно не передумает…
Шурка за черепаху переживал, а у Егора Ефимыча, оказывается, своя была забота. Когда от навозной горы осталось только сырое место, которое Шурка, любивший порядок, даже подчистил лопатой и подмел, они с Калинычем пошли для отдыха к поросятам. Там Егор Ефимыч озабоченно наблюдал, как поросята чавкают месиво из корыт, покачивал головой и бормотал:
– Ну и ну… Ах, елки‑палки!.. Вот беда…
– А что? – спросил Шурка.
– Да боюсь, кое из каких толку не выйдет. Видишь вон того – родинка на ухе?
– Это мой! – сказал Шурка. – А что он?
– Обрати внимание, как ест. Он не ест, а, как говорится, сцеживает… То есть одну жижу пьет, а гущу оставляет…
– Ну и что?
– А нужно, чтобы хапал, тогда с него будет толк! Вот тот, в смоле, тот хапает!.. Тот быстро на поправку пойдет… А который сцеживает – зачичкается, так задвохлый и останется…
Калиныч радовался за своего поросенка и хвалился:
– Недаром он мне сразу понравился! Когда еще я его ловил, то аж насилу‑насилу поймал! Чуть не удрал совсем! Насилу успел схватить – быстрый такой! А Шуркин задвохлый, потому он сразу и поймался…
– Что теперь делать? – обеспокоился Шурка.
– Да уж так не бросим… – ответил Егор Ефимыч. – До ума доведем! Завтра овсяного молока попробуем дать – стал быть, для разгону аппетита!..
– Какое овсяное молоко? – заинтересовался Шурка. – Где вы его возьмете?
– Сами сделаем из овса!
– А мне покажете, как делается?
– Ну что ж… – согласился Етор Ефимыч и велел ребятам идти домой отдыхать, сказав, что они сегодня крепко потрудились и большую работу проделали.
По домам Шурка и Калиныч шли каждый отдельно, потому что, не пройдя и больницы, поссорились. Разговор шел о черепахе:
– Может быть, она не любит на суше есть? – рассуждал Шурка. – Привыкла жить у себя в воде, там и ест…
– На то она и водяная, – согласился Калиныч. – Вот как возьмем у Витюши, можно ей в воду всего накидать… Я даже и водорослей в кадушку принесу!..
– В мою кадушку! – уточнил Шурка, начиная что‑то подозревать. – У меня она будет жить!
– Может, кое‑когда и у меня поживет… – уклончиво ответил Калиныч. – Сначала у тебя, после у меня маленько…
– Она должна в одном месте находиться. Чтобы привыкала!
– А как привыкнет, можно будет и в другое перенести… – уперся Калиныч. – Не известно, где ей больше понравится… Ведь у меня и озеро есть! Где лучше – в озере или в кадушке, по‑твоему?
Тут ничего не скажешь: в саду у Калиныча действительно имелась обширная яма, которая после дождей наполнялась водой. Оттуда брали воду для поливки, но Калиныч называл свою яму озером и даже несколько раз пускал туда для разведения карасиков, но в жару вода высыхала до самого дна, а куда девались карасики – неизвестно… Раньше Шурка по ошибке тоже считал Калинычеву несуразную яму озером, но сейчас с презрением фыркнул:
– Ну и озеро! Лужа обыкновенная!..
– А у тебя и такого нет!
– И не нужно! Да я могу себе в два счета выкопать побольше, чем у тебя! И поглубже…
– А чего же ты не выкопал? Ты когда еще выкопаешь, а у меня уже готовая есть!
Шурка приостановился и сжал кулаки:
– Ты думаешь, я не знаю, чего ты задумал? Хочешь себе черепаху захватить? Не выйдет!
Калиныч тоже остановился и тоже сжал кулаки:
– А что? Я тоже имею право! Не меньше твоего работал… Не известно, кому Витюша отдаст!
– А я еще раньше с Витюшей договаривался! Что? Он мне первому показал, мне должен и отдать!
– Посмотрим…
– Да не посмотрим, а точно! Тут и смотреть нечего!
Драка почему‑то не получилась, но Шурка с Калинычем оба обиделись и пошли домой: хоть и в одно место шли, но каждый по своей стороне улицы…
Шурка потом злился до самого вечера. Вот так друг оказался! Считается, товарищ, а сам хотел исподтишка черепаху захапать, не хуже своего поросенка. Недаром он и поросенка себе выбрал такого же захапистого: что Калиныч, что поросенок – никакой разницы, оба жадные! Но только у него ничего не выйдет, потому что черепаха, если правильно рассуждать, должна достаться Шурке, больше никому: во‑первых, Шурка раньше всех ее увидел; во‑вторых, Витюша больше Шуркин знакомый, чем Калиныча, который его мало знает, а Шурка уже давно обменивал с ним насос на шпоры; в‑третьих, Егор Ефимыч – тоже Шуркин друг: они вместе ворота строили и забор, а когда Егор Ефимыч починял Калинычево крыльцо, сам Калиныч в это время болел в больнице желтухой и нисколько ему не помогал… А на хозяйственном дворе не он главный был, Шурка просто захватил его с собой по дружбе, мог и вообще не брать, а навоз один перетаскал бы ведром… Какое же он имеет право на черепаху? Но Шурка человек не жадный, и Калиныч может в любое время ходить ее смотреть, хоть целый день с ней возись – на Шуркином дворе! Впрочем, можно на денек и к Калинычу ее отпустить, когда совсем привыкнет… Пускай уж и в Калинычевом озере поплавает для разнообразия, даже интересно!
Успокоив себя таким образом, Шурка заснул и увидел сон про черепах: будто он залез в какое‑то озеро, наподобие Калинычева, но гораздо больше, а там – видимо‑невидимо черепах! Шурка начал их ловить и складывать в корзинку, но черепахи были быстрые, юркие и старались разбежаться… Уже почти полную корзину наловил Шурка, потом поглядел, а там нет ни одной, а вместо них лежат противные дохлые рыбы… В сны Шурка не верил, но тут, проснувшись, начал размышлять: к чему такой сон?..
Оказалось – к плохому, на что Шурка нарвался сам, через свою собственную дурость…
Заглянул он в кухню, чтобы поскорее чего‑нибудь перекусить да поспеть в подсобное хозяйство, пока Калиныч не опередил, а там сидит в гостях соседка Афанасьевна и разговаривает с матерью. Сперва разговор шел неинтересный – про цены, про рассаду, про дожди, но потом Афанасьевна стала жаловаться на своего поросенка, которого недавно купила на базаре. Как человек, кое‑что кумекающий в поросятах, Шурка начал прислушиваться…
– Уж не знаю, будет ли с него прок, нет ли… – вздыхала соседка. – Заморенный какой‑то… Не везет мне на поросят!..
Шурка счел нужным вмешаться.
– А как ваш поросенок ест? – спросил он. – Хапает или сцеживает?..
– Чегой‑то?.. – не поняла Афанасьевна.
– Если, когда ест, хапает, то это хорошо! – охотно разъяснил ей Шурка. – А если только одну жижу пьет – не будет из него толку… Так задвохлый и останется! Зачичкается, короче говоря!..
Мать и Афанасьевна с удивлением слушали Шурку, не понимая, откуда у него взялись такие знания по свиноводству…
А Шурка расходился еще больше:
– Но вы не бойтесь! Его еще можно до ума довести: надо только овсяного молока дать – для разгону аппетита!
– Да ты‑то почем знаешь? – спросила мать.
– Это он у Егора Ефимыча набрался! – догадалась Афанасьевна. – Энтот дуралей Витюша на подсобное пристроился, и они там вертятся какой день: Маруська, что с Егор Ефимычем работает, сказывала…
– Во‑он он где пропадает! – обрушилась на Шурку мать. – Я тебе чего приказывала? Чтоб не сметь с ним компанию водить! Не товарищ он тебе!
– Да я не с ним, а с Егор Ефимычем вожу… – оправдывался Шурка. – А Витюша там почти и не бывает! Раза два всего был, я его почти и не видал… Даже почти не разговаривал… С Егор Ефимычем мы!
Но мать не слушала:
– Это ты куда собрался? А ну, положь шапку! Никуда ты не пойдешь!
– Пойду! – начал грубить Шурка – А если меня Егор Ефимыч ждет? Все равно пойду!
– Я сейчас сама пойду и всех там распеку и Егор Ефимыча вместе – не сманывай ребят!
– Ладно‑ладно… – пошел на попятный Шурка, боясь, что она вправду пойдет и осрамит его перед всеми там. – Не пойду… Только немножко по улице погуляю…
– Я тебе погуляю! Положь, говорю, шапку на место!
– Значит, мне теперь уж и воздухом подышать нельзя?
– Дыши дома! А еще лучше ступай вон картошку окучивай, заросла вся!
– Сама окучивай… – буркнул Шурка, ушел на порог, сел там на приступку и начал горевать.
Надо же было вылезти с советами своими! Пускай бы Афанасьевной поросенок хоть весь исхудал, как скелет, – какое ему дело! У Егора Ефимыча, наверное, разлили по корытам месиво; как‑то там себя чувствует Шуркин поросенок? А трава уже должна хорошо высохнуть, и можно делать сенную муку… А раз мать не пускает там помогать, то он и тут не будет: картошку окучивать ни за что не пойдет, пускай поляжет, воду пусть сама носит и в магазин ходит, а когда привезут дрова, Шурка к ним пальцем не притронется, лежи они, неколотые, хоть сто лет! Калиныч уже, наверное, пришел к Егору Ефимычу, и они делают овсяное молоко… А Шурка так и не узнает, как оно делается, и не посмотрит, как доходит до ума поросенок с родинкой на ухе… А Егор Ефимыч подумает, будто Шурка заленился, потому и не пришел, оказался тоже лодырь, хуже Витюши… А Витюша теперь уже наверняка отдаст черепаху Калинычу… Но все‑таки лучше, если черепаха будет у Калиныча, а не у Витюши. Хоть они с ним вчера немного поссорились, но потом можно будет и помириться… Не все ли равно, у кого черепаха будет жить, у Калиныча или у Шурки, – никакой прямо разницы! У Калиныча и озеро есть… Оно хоть и маленькое, но все‑таки больше похоже на пруд, чем, например, кадушка… А если очень понадобится, то добродушный Калиныч не откажет, чтоб черепаха пожила у Шурки пару дней или побольше… А как с матери зло сойдет, забудет она про Витюшу, можно постепенно к Егору Ефимычу пойти… Не станет же она всю жизнь держать Шурку во дворе – будет прямо смешно!..
От таких мыслей Шурка повеселел, решил отношения с матерью дальше не ухудшать и, взяв тяпку, пошел окучивать картошку.
Даже ни разу не зайдя в дом, он тяпал и тяпал землю вокруг картофельных кустов и уже почти пол‑огорода окучил, когда мать позвала:
– Эй, трудящи‑ий!.. Иди, там тебя на улице дружки спрашивают.
По голосу было видно, что она перестает злиться и скоро совсем перестанет.
Когда Шурка тяжелой трудовой походкой, подпираясь тяпкой, шел через двор, мать спросила:
– Чем это ты Егору Ефимычу так угодил?
– А что? – забеспокоился Шурка.
– Сейчас в магазине видала Марусю, что с ним работает. Она рассказывала: там хвалит тебя, там хвалит – ну, не нахвалится! Золотой, говорит, парень, все спорится в руках… Работы не боится!
– А то боюсь! – вскинул голову Шурка и намекнул – Конечно… Если человеку даже воздухом подышать не дают…
Мать хитро промолчала, но все равно было приятно… А дружки оказались Зубаном и Голованом, которые пришли доносить на Люську:
– Она опять котенка мучает!
– В воду его окунала!
– Не всего, а хвост только…
– И всего хотела! А он ее оцарапал и на дерево убежал!
– Ладно. Вот управлюсь – разберусь… – пообещал Шурка и хотел вернуться докучивать картошку, но тут в конце улицы из‑за угла вышли Калиныч и Дед. Калиныч нес под мышкой хорошо знакомый ящик… Уже черепаху тащат! Значит, они с Дедом заключили союз и Витюшу уговорили…
Но, поравнявшись с Калинычевым домом, они в ворота не свернули, а пошли дальше… А дальше, кроме как к Шурке, идти не к кому, потому что Дед жил совсем в другой стороне.
Завидев Шурку, Калиныч еще издали закричал:
– Черепаху несу!
Шурка побежал навстречу:
– Отдал?
Калиныч радостно кивнул и спросил:
– А ты чего не пришел? Про тебя Егор Ефимыч спрашивал и Витюша… Отдал нам черепаху вместе с ящиком! И вот я несу!
– Его выгнали насовсем! – сообщил Дед. – Он поросят купать не захотел, а Егор Ефимыч как закричит: «Уходи отсюда, долдон, чтоб твоей ноги здесь не было!» И граблями замахивался, чуть не ударил!..
– А Витюша?..
– А Витюша говорит: «Ну и законно!.. Мне все равно перед армией нужно будет отдохнуть!»
– Поэтому он и отдал нам черепаху! – радовался Калиныч. – А то как он домой придет: с работы выгнанный да еще и с черепахой… хи‑хи‑хи‑хи!..
– А овсяное молоко уже делали? – вспомнил Шурка.
– Мы не знаем… – пожал плечами Калиныч, который, конечно, не имел у Егора Ефимыча такого доверия, как Шурка.
У Шурки во дворе черепаху вынули из ящика и, найдя местечко с лучшей, самой мягкой муравой, положили на траву. Она долго не шевелилась, наконец высунула голову, затем ноги и поползла.
– Несем ее в кадушку! – скомандовал Шурка. – Она сколько времени без воды, не пивши, высохла вся!..
Он только сейчас сообразил, что едой‑то черепаху снабжали, а про питье совсем как‑то забыли, да разве все упомнишь… А водяному животному вода требуется и для питья, и для обмыва…
Пустили черепаху в кадушку. Она сразу погрузилась на дно и долго лежала там – наверное, отпивалась и отмокала, наконец‑то очутившись в своем родном мокром царстве. Шурка хорошо понимал, что она сейчас чувствует: он и сам не мог вытерпеть, чтобы в жаркий день не слазить в какую‑нибудь воду – в речку, в пруд или в ту же кадушку. А был человек вполне сухопутный!
В мутной воде черепаху было плохо видно, поэтому Шурка вскоре вынул ее и посадил опять в траву:
– Пускай она на воздухе погуляет – разомнет лапы… А то ей надоело сидеть в тесноте!..
Черепаха поползла прямо под ноги Зубану и Головану. Им водяных черепах еще не доводилось видеть, и они с испугом отпрыгнули в стороны.
– Не бойтесь! – сказал Шурка. – Черепахи людей не трогают!
Он повернул черепаху головой к огороду:
– В огороде ей будет лучше…
– Она обрадуется, что похоже на лес! – согласился Калиныч. – Может, поймает себе какую улитку… Она прудовых улиток ест, а чем огородные отличаются? Даже лучше: у огородных раковина слабая, легче разгрызать… А потом мы ей кадушку оборудуем в виде пруда: водорослей туда напустим, ракушек, букашек водяных…
– И кадушку, и твое озеро! – великодушно сказал Шурка. – В кадушке поживет, потом к тебе в озеро перенесем, там поживет… А сейчас ей полезно по огороду походить! Наверное, ей чего‑нибудь травяного хочется для аппетита, как Егор Ефимычевым поросятам!..
Но черепаха отчего‑то не хотела ползти в огород, а упрямо поворачивала к двору.
– Вот глупая! Не понимает, где ей лучше! – удивлялся Шурка.
– Она не знает, что там огород, – предположил Калиныч. – Думает, другое что… Давай занесем подальше туда!..
Занесли черепаху подальше в огород и пустили в грядку с луком. Но она опять повернулась и поползла в сторону двора…
– Ладно! Не трожьте ее, посмотрим, куда она хочет! – решил Шурка.
Напрямик через грядки, как маленький танк, подминая лук и редиску, черепаха выползла с огорода и пересекла двор, двигаясь в сторону улицы. Уткнувшись в забор, она стала пробираться вдоль него, пока не нашла дыру, вылезла на улицу и пустилась прямиком через проезжую дорогу…
– А ведь это она к пруду! – догадался Калиныч. – Там будет пруд, если напрямик!
– Откуда она знает, где пруд?.. – сомневался Шурка, хотя и на самом деле, если двигаться, не обращая внимания на дома, сараи, заборы и прочее, прямиком в ту сторону, куда двигается черепаха, выйдешь как раз к пруду.
– Поверни ее! – посоветовал Дед для проверки. Шурка повернул черепаху головой в обратную сторону, но она не послушалась и опять устремилась в прежнем направлении!..
Все‑таки не верилось, что черепаха чувствует, в какой стороне находится ее дом, и Шурка решил проверить получше:
– Давай ее запутаем!
Укутав черепаху курточкой, чтобы не подглядывала, перенесли ее на совсем другую улицу, в самый конец – так, что оттуда пруд приходился далеко в стороне. Немного потоптавшись на месте, черепаха без ошибки выбрала такое направление, что по прямой, если убрать с ее дороги дома с дворами, опять вышла бы точно на пруд.
Однако все равно не верилось! Для самой главной проверки черепаху опять завернули в курточку и долго кружили с ней по улицам и переулкам, даже сами чуть не заблудились, но ее сбить с пути не сумели, она будто имела внутри какой‑то маленький компас, указывающий самую прямую дорогу к пруду. Черепаха ползла медленно, но упрямо, с видом деловым и сосредоточенным, будто спешила в такое место, где ее давно ждут…
– Как же она знает? – дивился Дед.
– А скворцы откуда знают, где их дом?! – воскликнул Калиныч. – Они вон аж через сколько стран и морей разных летят… прямо до нашего города! Потому что ихняя родина – у нас!
Тут и Шурка сообразил, что действительно, скворцы находят не только город, но и свой двор, где стоит их родной скворечник, в котором они жили и выводили скворчат…
– Мои каждую осень перед самым улетом являются! – похвалился Дед. – Попрощаться и местечко получше запомнить…
– Будто только твои одни! – сказал Шурка. – Мои осенью на неделю прилетают: попоют, посидят последний разочек в своем скворечнике – и полетели.!
Черепаха все ползла и ползла, а ребята шли следом.
Для окончательной проверки решили ей не мешать и даже перенесли на самую окраину поселка, чтобы дорогу не преграждали дома и заборы.
Когда она выбралась на травяной луг, где на другом краю находился сам пруд, то, наверное, ощутила прохладу, доносящуюся оттуда, и начала явно поспешать, двигая лапами изо всех сил.
Но на пути ей предстояло большое препятствие: через луг тянулась автомобильная дорога на довольно высокой и крутой насыпи, и обогнуть ее нигде нельзя… Черепаха преодолела и эту трудность: она ловко вскарабкалась по насыпи вверх, переползла асфальт, но хорошо спуститься с обратной стороны не сумела и скатилась вниз кувырком. Но ей это не повредило: сама перевернулась на живот и поползла дальше.
Когда черепаха была еще на проезжем асфальте, появился грузовик, ехавший прямо на нее, но она не спешила и даже не обратила внимания… Ребята побежали навстречу грузовику, махая руками.
Шофер затормозил и высунулся из кабины:
– В чем дело?
– Подождите минутку! – взмолился Шурка. – Минуточку только!
– Да что такое?
– Черепаха у нас ползет!
– Опыт проводим… – объяснил Калиныч, а Шурка вкратце рассказал шоферу, в чем заключается их опыт. Шофер оказался умный, не дуралей какой‑нибудь, и отнесся к проводимому опыту с пониманием: даже сам вылез из кабины и вместе с ребятами наблюдал за черепахой. А когда подъехала другая машина, он ее остановил:
– Погоди немного… Тут ребятишки опыт проводят…
Другой шофер тоже был хорошим человеком и тоже вылез, чтобы посмотреть, как ползет черепаха…
Потом они, улыбаясь, разошлись по машинам и, помахав ребятам, уехали.
А черепаха, не обращая ни на кого внимания, все ползла и ползла!.. Чем ближе к пруду, тем она сильнее шевелила ногами, хоть не заметно было, чтобы от этого скорость сильно прибавлялась…
– Будем до конца прослеживать! – распорядился Шурка, хотя сопровождать такого пешехода, как черепаха, было очень нудно и, главное, нельзя подогнать, чтоб двигалась побыстрее…
Когда до берега осталось метров двадцать, Калиныч вздохнул:
– Как она стремится… жалко ее!.. Она старалась, ползла, а ее обратно в кадушку…
– Почему в кадушку? – неожиданно для себя решил вдруг Шурка. – Пускай ползет домой!
И всем отчего‑то сделалось радостно! И стало еще интереснее наблюдать за черепахой!..
А она доползла до берега, без малейшей остановки вошла в воду и скрылась с глаз…
Ребята посидели у пруда, дожидаясь, не всплывет ли хоть разок черепаха, чтобы оглянуться на своих мучителей, но она так и не всплыла… Наверное, отдыхала на дне после тяжелой и опасной дороги, все еще не веря, что опять очутилась на своей родине.
– У меня тоже такой характер… – сказал Шурка. – Если меня утащить даже в Африку, я назавтра уже дома очутюсь! Не люблю жить в чужом месте!
– А я аж с Северного полюса прибегу! – хвалился Калиныч. – По льдинам!
– И я! – сказал Дед.
– И мы! – воскликнули Зубан и Голован.
Когда шли назад, рассуждая, что сейчас делает черепаха, навстречу из‑за угла вдруг появился мальчишка в белой панамке с удочкой в руке. Очутившись нос к носу с Шуркой, он встал на месте и замер от страха. Но на душе у Шурки было приятно, и он сказал:
– Не бойся, не тронем…
Белая панамка моргал и не двигался.
– Ты на пруд? – спросил Шурка самым добрым голосом.
Белая панамка испуганно кивнул.
– Можешь ловить! – разрешил Шурка. – Но смотри! У меня там черепаха посажена… Запустили в пруд, пускай разводится… Ее ты не лови!
Мальчишка опять кивнул и заспешил к пруду, то и дело оглядываясь.
Пройдя еще немного, Шурка сказал ребятам:
– Интересно, как там у Егор Ефимыча? Айда к нему? Раз с черепахой теперь все закончилось, нужно будет помочь поросят до ума довести…
ПЛЕННАЯ НАТАШКА
1
Атака должна была начаться ровно через полминуты.
Командующий Шурка Сурков оторвался от бинокля, в последний раз взглянул на ручной компас, заменявший часы, досчитал в уме до тридцати и выпрыгнул из окопа.
За ним с криком «ура» бросился в атаку личный состав, швыряя на бегу ручные гранаты из земляных комков, разрывавшихся при, ударе о землю почти как настоящие.
Не выдержав такого мощного натиска, противник бросил свои позиции и обратился в паническое бегство по всему фронту.
Разбитых противников преследовали по пятам до самых дворов, куда они попрятались в полнейшем беспорядке. Потом из одного двора выскочил дядька с хворостиной и всех воюющих разогнал.
С жителями улицы Кирпичной – «кирпичами» – Луговая воевала всегда, но ожесточенные бои начались сразу после прокопки между этими улицами траншей для водопровода, когда в распоряжении обеих сторон оказались удобные окопы и неисчерпаемые запасы земляных бомб.
До сих пор бои шли с переменным успехом.
Когда «кирпичи» со страшным криком начинали атаку, то в окопах как‑то не сиделось и приходилось поспешно отступать. В родных местах храбрость Шуркиных бойцов необыкновенно усиливалась, а у противника, оказавшегося на чужой территории, вдали от своих домов, наоборот, ослабевала. Тогда, сконцентрировав силы, командующий Шурка бросал свой личный состав в новое наступление, и противник в панике удирал к себе. Так повторялось несколько раз. Поэтому после окончания сегодняшней войны Шуркин отряд торжественно прошел парадным строем на виду у «кирпичей», трусливо наблюдавших парад из укрытий, – чтобы всем было ясно, на чьей стороне победа.
Затем Шурка отвел армию на отдых и переформирование в глубокий тыл, расположенный в Перфишкином саду, в беседке, оборудованной под штаб, где имелись стол со стулом для самого командующего, а длинная скамейка – для рядового состава.
Это место было выбрано потому, что вокруг Перфишкиного сада от сгнившего забора остались одни кособокие столбы и вход был свободный с любой стороны.
Подсчитав потери, командир нашел их незначительными.
Сражаясь в первых рядах, сам он получил небольшую контузию прямым попаданием тяжелого снаряда в голову, отчего земля набилась в волосы и просыпалась за шиворот. У остальных ранения были и вовсе мелкие: царапины, шишки и множество мелких заноз от каких‑то неизвестных колючек, по которым в горячке боя ползали и не замечали.
Если среди живой силы потерь не имелось, то в боевой технике насчитывалась одна серьезная потеря: потеряли заслонку, временно изъятую Шуркой из своей печки для использования в качестве щита, так как она имела скобу, куда просовывать руку. Во время одного особо быстрого отступления Шурка забыл ее в окопе, а «кирпичи» унесли к себе как трофей.
– А почему рядовой Марчуков сегодня не присутствовал? – спросил командующий у своего начштаба Калиныча.
– Он дядину книжку читает! – доложил н
