2020-04-20
77
– Ты знаешь, есть такие рыболовные крючки – желтые. Это бронированные крючки, особенные, – сказал мне Вовка.
В это время мы с ним тащили в школу ржавую железную печку.
Весь наш класс собирал металлолом. Очень интересно было его собирать! Мы заходили в каждый двор и говорила: «Здравствуйте, у вас есть металлолом?»
Одна тетя отдала нам даже поломанную швейную машинку.
Она погладила Вовку по голове и сказала: «Ишь ведь, труженики!.. Ну, счастливо вам…» И насыпала нам по карману сушеных вишен. Даже наша соседка Прокофьевна, на что скупая, и то вынесла медную лампу, всю мятую и в дырах. Вовка этому так удивился, что, только мы вышли на улицу, подбросил эту лампу вверх, а сам пригнулся, накрыл голову руками и побежал. Лампа, падая, как раз угодила ему по спине. Вот с этого самого, наверное, и пришла ему в голову мысль о крючках.
– Чем же, – говорю, – эти крючки такие особенные?
– Ты, – говорит, – не понимаешь. На них любая рыба клюет. Очень она уважает эти бронзовые крючки. Как увидит – сразу радуется и никак не может, чтоб не проглотить. Ужасно мне эти крючки нужны, потому что я в воскресенье поеду к бабушке, в деревню. Вот где наловлю я рыбы! Надо только достать такую сетку побольше, чтоб рыба плавала живая в воде, а то боюсь, как бы она у меня не протухла, пока я ее домой привезу!.. Я, когда прошлым летом там ловил, так десять крючков оторвал! Но с крючками паршиво дело обстоит.
– Почему?
– Их за деньги не продают. Только за утиль. Это – всякие там кости, тряпки и вообще всякое утильсырье. Я заходил туда, мне один крючок дали за то, что я им помог тележку нагрузить.
Вовка снял фуражку и показал крючок, который был воткнут в подкладку.
– «На, – говорят, – а то ты все равно стащишь. Все ты тут выпрашиваешь, принюхиваешься…» Но одного мало. Надо этого утиля побольше набрать, сразу на двадцать крючков. Потому что мало ли: может, будет только крупная рыба клевать, она на допустит к таким хорошим крючкам всякую мелкоту… И вот я решил набирать утиль! Давай будем?
Я спросил:
– А как же металлолом?
– Ну, металлолом, оттого что полежит, не испортится? Мы его после соберем. Его и гак много собрали, аж до самой крыши! А крючки раскупят, и останемся ни с чем. За утиль каждый согласится! У кого, может, денег нет, а ненужного утиля везде полно. Успевай только таскать. Я даже не знаю, как еще там крючки остались, и свистки, и мячики на резинках. Наверное, мало ребят об этом знает.
– А наши ребята что скажут, если увидят, что мы собираем утиль?
По правде сказать, я очень опасался ребят.
– А как они узнают? Это наш квартал, одни мы тут собираем. Зачем они сюда зайдут? А если ты со мной не пойдешь, я один пойду! Только не годится товарища бросать. Когда тебе зуб лечили, я ходил же с тобой в поликлинику! Две двойки через это схватил… И к моей бабушке мы вместе поедем, всю рыбу – пополам… Вот эту печку мы сейчас отнесем и приступим!
Мы отнесли печку, потом зашли к Вовке, взяли мешок и отправились собирать утиль.
– Складывать мы его будем вот тут, – говорит Вовка и показывает в тупичок между двумя домами, весь заросший травой. – Тут в стороне его никто не украдет.
– А кому он нужен?
– Это утиль‑то не нужен? Утиль каждому человеку нужен! Особенно, когда он уже набран. Как много наберем, придет за ним дядька с тележкой, заберет, а нам даст крючки. Сначала мы пойдем вон под тот мостик. Там я прятался от одного человека и видел: валяется много костей и всяких интересных штук.
Мы залезли под мостик, где весной и после сильных дождиков протекал ручей, а теперь – высох. Чего там только не было! Даже разбитый аквариум и чья‑то грязная кепка. Валялась сломанная крысоловка, и сама крыса тут же лежала – дохлая. Больше всего было ржавых консервных банок и разбитых бутылок.
И все‑таки мы насобирали почти полный мешок. Мы нашли еще несколько рваных галош. Вовка сказал, что это тоже утиль. И кепку забрали.
Кости и тряпки оказались очень тяжелые. Наверное потому, что были все в грязи.
Мы по очереди несли этот утиль, сильно уморились, а когда дотащили все‑таки до тупичка и высыпали на землю, его оказалось совсем маленькая кучка.
Вовка почесал нос и сказал:
– Да‑а‑а… Чего‑то мало их… Когда несли, казалось много, а очутилось мало. Пожалуй, на один крючок, а? Как ты думаешь, насобирали на один крючок?
Я ответил, что на один крючок, пожалуй, уже есть.
– Вот и хорошо! – сказал Вовка. – Теперь еще мешков двадцать набрать и – порядок! Ну, мы их быстро наберем. Пошли по дворам!
Он подошел к угловому дому и изо всей силы застучал щеколдой калитки.
– Легче, легче! – крикнул кто‑то со двора.
Открылась калитка и вышла толстая тетка:
– Чего надо?
Вовка прикинулся смирненьким. Голос у него стал прямо как у кота Базилио, когда тот просил Буратино показать монетки.
– Здрасьте, Марь Андревна! Как поживаете? Как ваше здоровье, у вас есть утильсырье? Всякие тряпки, кости, галоши…
Эта самая Марья Андреевна не очень, видно, обрадовалась, что мы пришли.
– Я ж отдала вам железо? Какого еще тут…
– Так то – железо, – вежливо объяснил Вовка. – А это утильсырье. Железо называется – металлоломом.
Марья Андреевна подумала и спросила:
– Это что же вас – заставляют?
– Да не совсем… – выкручивался Вовка. – То есть вообще‑то… Это знаете как называется? Инициатива! Вот.
– Ишь ты… не разберешь вас: тряпичники вы иль учащие. Настоящие‑то ученики чистенькие да аккуратненькие, а таким, как вы, ободранцам, только тряпки и собирать! Ну, идите, поглядите за сараем, под дом слазьте, на помойке… Как ты это слово‑то назвал?
– Инициатива, Марья Андреевна! – сказал Вовка, залезая под дом.
От Марьи Андреевны мы вышли нагруженные, как ослы. Вовка нес полмешка костей и старых галош, а я – целый узел всякого рваного тряпья, которое мы нашли под домом. Прохожие на нас оборачивались, но Вовка не унывал:
– Видел, как дело движется? Думаю, что придется нам еще и лески купить. Там лески тоже есть. А то – накупим слишком много крючков, а они возьмут да и заржавеют!
В тупике возле нашего утиля уже толпились всякие мелкие ребятишки. Один напялил себе на голову рваную кепку и кривлялся не хуже клоуна, а остальные швыряли в него галошами и покатывались со смеху.
– Седый! – завопил Вовка. – Ты наши кости трогать! Не беги, догоню – хуже будет!
Этот самый Седый, который был в кепке, сорвал ее и кинул на землю, остальные отбежали немного и поглядывали, что будет дальше.
– Мы не знали, что это ваши, – говорит Седый. – Мы думали – ничьи…
– Ладно, – сказал Вовка. – Хотел я с вами расправиться… ужасно как! Но так и быть, доверяю вам караулить вот это все!
– Ну‑у‑у… – говорит Седый. – Мы хотим в разбойников играть…
– Успеете в разбойников, – говорит Вовка. – Я тебе за это такой вот крючок дам. Ты такого и не видывал!
Он отцепил от подкладки фуражки свой крючок и дал его Седому. Остальные ребятишки пытались разглядеть его издали.
– Ух, – сказал Седый. – Вообще мы можем и в сторожей играть!
Мы сложили свой груз и опять пошли на добычу, а ребятишки толпились вокруг Седого и любовались крючком.
– Вовка! У реки костей полно, где сваливают мусор! – крикнул нам вслед Седый.
– Я знаю, где это, – сказал Вовка. – Это далеко. Мы не найдем.
– Что ж ты? – спросил я. – Был у тебя один крючок, и тот ты отдал?
– Это ничего, – говорит Вовка. – Это пустяк. У нас будет столько крючков, что я не знаю, куда мы их и девать будем… Придется еще кому‑нибудь дать! Вот тут Иван Гаврилыч живет. Инвалид, а веселый и ничуть не жадный. Пойдем к нему.
Инвалид Иван Гаврилович сидел во дворе на стуле и читал газету. Увидев нас, он вскочил и отдал нам пионерский салют:
– Привет энтузиастам‑общественникам! Даешь металлолом! Рот фронт!
Потом он поздоровался с нами за руку, как со взрослыми.
– Я вас давно жду! Решил подключиться к вашему движению. Я, брат, старый пионер! Небось не верите? А был! Стой здесь!
Он сходил в дом и вынес тусклую фотокарточку. На ней были какие‑то смешные мальчишки и девчонки с галстуками, в смешных шляпах, с длинными палками в руках. Они держали плакат «Долой частную собственность!»
– Вот они, красные орлята! Ну‑ка найдите, где я!
Мы искали‑искали, но не нашли.
– А я – вот он! – Иван Гаврилович гордо ткнул пальцем в тщедушного мальчишку, который сидел на земле, обхватив босыми ногами барабан, держа в руках палочки, и таращил глаза в объектив. – Силен, а? Это, брат, были времена! Даешь коммуну! Долой частный капитал!
И запел:
Не надо нам монахов!
Не надо нам попов!
Бей спекулянтов!
Души кулаков!
– Ну, как, – говорит, – мировая песня? А теперь ступай за мной!
В углу двора стояла тележка, доверху нагруженная ржавым железом.
– Вот. Кое‑что у меня нашлось, кое‑что в соседних дворах. Довезете? Может, помочь?
– Довезем! – поспешно сказал Вовка и впрягся в тележку. Я уперся руками сзади.
Иван Гаврилович вышел провожать нас на улицу. Не успели мы тронуться от его дома, как подошла какая‑то незнакомая тетенька.
– Ребятки, это вы тряпки‑кости‑то собираете? А то у меня этого добра валяется… Петровна говорит…
– Нет, – сказал Вовка. – Это, может, какие другие ребята и собирают тряпки, а мы собираем металлолом. Для тяжелой промышленности. Ну, давай, чего стал! – крикнул он на меня и потащил тележку так быстро, что я за ним не успевал.
– А правда, хороший этот Иван Гаврилович? – сказал я, когда мы отъехали. – Интересную песню он пел.
– Ничего в ней нет интересного, – мрачно ответил Вовка. – Чем же спекулянты виноваты, что они спекулянты? Зачем их бить? Это совсем ни к чему. А дядька хороший!
В школе все ребята ахнули, когда увидели, сколько мы привезли железа.
– Мы – будь спокоен! – хвалился Вовка. – Не то что всякие рыжие Славки. Ему столько в сто лет не собрать, хоть бы он собирал его и по выходным, и по праздникам, и на каникулах.
– А кто‑то говорил, что вы вроде… – начал было ехидный Славка.
И разозлился же Вовка.
– Чего «вроде»! Я дам – «вроде»! Ах ты, ослиная голова! Ты сначала набери столько, а потом… Повезли, Кольк, тележку назад!
Иван Гаврилович, когда мы возвращали ему тележку, хотел нам показать еще фотокарточки и какой‑то старый барабан. Интересно было бы поглядеть, но Вовка заупрямился, ничего смотреть не захотел, сказал ему, что свободного времени у нас даже минуты нет. И вообще он сделался упрямый и неразговорчивый.
– Пошли на другую улицу! – сказал он. – Здесь, слышал же, все и у соседей он взял.
– Так то железо, а утиль…
– И утиля тут никакого нет. Откуда он тут? Я знаю. Нам на этой улице нечего делать. Одна канитель.
Мы перешли на другую улицу. Вовка походил от двора к двору и никак не решался постучать. Потом он сказал:
– Вообще, зачем нам столько крючков? Что нам – спекулировать ими, что ли? Где бабушка живет, там озера чистые. Да была б леска крепкая, и так не оборвется. А зацепится, можно снять и штаны, слазить и отцепить. Я когда у бабушки был прошлое лето, целую неделю одним крючком ловил. А рыбы поймал столько, что кот ел‑ел, насилу доел. Я думаю, что мы уже порядочно набрали утиля. Дадут нам по одному крючку – и ладно! Сходим только к реке, заберем, что там есть. Пусть берег будет чище. А то – валяются кости, как будто там битва какая происходила!
Я тоже подумал, что лучше уж сходить подальше, чем шляться по дворам, как побирушки.
Костей на берегу реки было не то чтоб горы, но порядочно. Там были и тряпки, и галоши, и несколько рваных ботинок. Вовка сказал, что ботинки сырьем не являются и за них не дадут даже мячика на резинке, не то что крючки.
Мы набили полный мешок и принесли к своему месту. Седого там уже не было. У реки утиля еще много оставалось, но Вовка махнул рукой:
– Хватит! А то все крючки заберем, больше никому не достанется. Сейчас я схожу туда, это тут за углом – близко. Приедет на телеге дед, заберет все, а нам даст крючки. Ты карауль тут, а то Седый куда‑то исчез.
Я сел на другой стороне улицы на лавочку, а Вовка побежал что есть духу за угол.
Я сидел, как будто просто так – уморился, присел отдохнуть и ни к каким костям отношения не имею.
И хорошо это сделал, потому что тут откуда ни возьмись появились Женя и Сашка Рыбкин. Женя нес погнутую граммофонную трубу и дудел в нее, а Сашка катил впереди себя чугунное колесо.
Они увидели меня и подошли:
– Ты чего тут сидишь? Я говорю:
– Не видишь – отдыхаю? Нельзя, что ли, отдохнуть?
– Можно, – сказал Женя. – Мы тоже отдохнем. Гляди, какая труба! Я сейчас на ней сыграю «Голубой Дунай» с выходом. А Вовка где?
– Сейчас придет, – сказал я, потому что заранее не придумал, куда мог деться Вовка. – Да вот он!
Вовка поздно заметил ребят, хотел повернуть обратно, но они его уже увидели.
– Эй, Вовка, мы тут, иди сюда!
Вовка подошел сильно растерянный.
– Чего сидите? – сказал он. – Пора приниматься за работу. А то, если каждый будет рассиживаться, мы за неделю лома не соберем.
– Мы уже выполнили норму! – сказал Сашка. – Надо же отдохнуть. Я лучше сейчас тебе сыграю.
– Нечего, нечего! – тянул его за рукав Вовка. – Надо перевыполнять, а не успокаиваться на достигнутом! Пошли‑ка!
– Подожди! Сыграю, говорю… такой… с выходом… Отдохнем немножко. Вон Сашка палец на ней разбил.
– Ну, этот твой палец – пустяк! – тянул его Вовка. – Если из‑за всякого пустякового пальца отдыхать, никакого толку не получится.
В это время из‑за угла выехала лошадь, запряженная в пустую телегу. На телеге сидел, свесив ноги, бородатый дед с цигаркой.
Поравнявшись с нами, он придержал лошадь и обратился к Вовке:
– Эй, хозяин! Где твой утиль‑та?
– Какой утиль? – Вовка весь покраснел и начел оглядываться по сторонам. Сашка и Женя разинули рты.
– Это вон там! – показал наконец Вовка. – Я и позабыл! Гляньте, вон он! Ух, ты‑ы‑ы! Да много! Интересно: кто его туда натаскал? Давно б его надо было забрать, а то валяются тут всякие кости! Они зараза… и вообще благоустройство портится!
– Так этот самый твой‑то? – никак не мог понять дед.
– Ничего не мой! Раз на улице лежит, какой же он мой? Он уже тут сто лет лежит! Я все давно думал: надо пойти сказать, чтоб его куда‑нибудь увезли. А то тут маленькие детишки играют и все такое… Ну пошли, что ль! Расселись! Со своим пальцем! Надо лом собирать, а они сидят, как в гостях!
Дед начал погружать утиль на телегу, а мы пошли по улице.
Вовка ничуть не горевал. Наоборот: он опять сделался веселый, отобрал у Женьки трубу и заорал в нее громче любого граммофона:
Не надо нам монахов!
Не надо нам попов!
Бей спекулянтов!
Души кулаков!
Он спел этот куплет раз десять, потом отдал трубу Сашке и сказал:
– Был у меня один хороший крючок, и тот пропал. Но это ничего. Надо будет к Ивану Гаврилычу сходить – поглядеть, какой у него барабан.
