Предисловие ко второму, исправленному изданию 8 страница

– Именно в этом! Посмотри, с чем мне приходится постоянно бороться. Возьмем, к примеру, моих поставщиков. Бывает, что посреди срочного заказа мы вдруг обнаруживаем, что поставщик прислал нам бракованную партию деталей. Или взять хотя бы все переменные, касающиеся моей рабочей силы: невыход на работу, работники, кому нет дела до качества, текучесть кадров, да можно продолжать без конца. Кроме того, сам рынок. Рынок постоянно меняется. Неудивительно, что у нас оказывается слишком много мощностей в одном месте и недостаточно в другом.

– Алекс, действительная причина, почему ты не можешь сбалансировать свой завод, намного более фундаментальна, чем все те факторы, о которых ты сейчас говорил. Все это относительно незначительно.

– Незначительно?

– Главная причина в том, что, чем ближе ты подходишь к сбалансированному заводу, тем ближе ты подходишь к собственному банкротству.

– Да брось ты! – говорю я. – Ты что, шутишь?

– Давай рассмотрим эту навязчивую идею о сокращении рабочей силы с точки зрения цели, – предлагает он. – Когда ты увольняешь людей, ты этим увеличиваешь уровень продаж?

– Ну, конечно, нет, – отвечаю я.

– Сокращаешь уровень товарно-материальных ценностей?

– Нет, не за счет сокращения рабочих мест, – говорю я. – За счет сокращений мы только уменьшаем наши затраты.

– Именно, – утвердительно кивает Иона. – Ты улучшаешь только один показатель, операционные затраты.

– Разве этого недостаточно?

– Алекс, целью является не само по себе сокращение операционных затрат. Целью не является улучшение одного показателя в оторванности от двух других. Целью является сокращение операционных затрат и сокращение товарно-материальных ценностей с одновременным увеличением протока, – объясняет Иона.

– Ладно, с этим я согласен, – говорю я. – Но если мы сократим операционные расходы, а уровень товарно-материальных ценностей и проток останутся неизменными, разве наше положение не улучшится?

– Улучшится, только при том условии, если вы не увеличите уровень товарно-материальных ценностей и/или не уменьшите проток, – говорит он.

– Хорошо, но балансирование мощностей не сказывается ни на том, ни на другом показателе, – замечаю я.

– Да ну? Неужели? Откуда ты это взял?

– Мы же только что сказали…

– Я ничего подобного не говорил. Я только задал тебе вопрос. Это ты исходил из того, что сокращение мощностей для достижения баланса с рыночным спросом не повлияет ни на уровень товарно-материальных ценностей, ни на проток, – перебивает меня он. – Однако эта исходная посылка, настолько широко принятая в западном деловом мире, абсолютна неверна.

– Откуда ты знаешь, что она неверна?

– Ну, во-первых, существует математическое подтверждение тому, что, когда мощности сокращаются до полного соответствия рыночному спросу, не больше – не меньше, проток падает, а уровень товарно-материальных ценностей пробивает потолок, – говорит он. – А поскольку уровень товарно-материальных ценностей возрастает, то затраты на их хранение, а это операционные затраты, также возрастают, так что довольно сомнительно, удастся ли вообще добиться желаемого снижения операционных затрат, того единственного показателя, к улучшению которого ты так стремился.

– Почему так получается?

– Из-за совокупности двух феноменов, которые существуют на любом заводе, – поясняет он. – Один феномен называется «зависимые события». Знаешь, что я под этим подразумеваю? То, что одно событие или ряд событий должно произойти до того, как начнется другое событие… Последующее событие зависит от событий, произошедших до него. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Да, естественно, – отвечаю я. – А что в этом такого особого?

– Нечто особое имеет место, когда зависимые события оказываются в совокупности с другим феноменом, называемым «статистические колебания», – отвечает он. – Знаешь, что это?

Я пожимаю плечами.

– Колебания статистических данных, так?

– Позволь мне сформулировать это таким образом, – объясняет он. – Ты знаешь, что некоторый тип информации может быть определен с точностью. Например, если нам нужно узнать вместимость этого ресторана, мы можем с точностью определить ее путем подсчета количества стульев за каждым столом.

Он показывает на зал.

– Однако есть тип информации, предсказать который с точностью невозможно. Как, например, сколько времени уйдет у официанта на то, чтобы принести нам счет. Или сколько времени уйдет у повара на то, чтобы сделать омлет. Или сколько яиц сегодня потребуется кухне. Такой тип информации изменяется в каждом отдельном случае. Он подвержен статистическим колебаниям.

– Да, но в целом, на основе опыта возможно предположить, что из себя будет представлять эта информация, – говорю я.

– Но только в определенных рамках. Прошлый раз у официанта ушло пять минут сорок две секунды на то, чтобы принести счет. До этого у него ушло только две минуты. А сегодня? Кто знает? Может быть, три, четыре часа, – говорит он, оглядываясь по сторонам. – Где он, черт бы его побрал?

– Ладно, но если шеф-повар готовит банкет, и он знает, сколько людей придет, и знает, что все будут есть омлет, тогда он точно знает, сколько ему понадобится яиц, – говорю я.

– Точно? – спрашивает Иона. – А что, если он уронит одно на пол?

– Ну, ладно, у него будет пара яиц на всякий случай.

– Невозможно с точностью определить большинство факторов, являющихся критическими для успешного управления твоим заводом, – говорит Иона.

Между нами появляется рука официанта, оставляющего на столе наш счет. Я придвигаю его на свою сторону.

– Хорошо, я согласен, – говорю я. – Но поскольку работник делает ту же самую работу изо дня в день, эти колебания за определенный период времени усредняются. Честно говоря, я не понимаю, какое отношение эти два феномена вообще имеют к нашему разговору.

Иона поднимается, собираясь уходить.

– Я не говорю ни о том, ни о другом как об отдельно взятом, – поясняет он. – Я говорю об их совокупном эффекте. Это и есть то, над чем я хочу, чтобы ты подумал, потому что мне надо идти.

– Ты уже уходишь? – спрашиваю я.

– Я должен идти, – повторяет он.

– Иона, ты же не можешь уйти вот так.

– Меня ждут клиенты, – говорит он.

– Иона, у меня нет времени на загадки. Мне нужны ответы, – говорю я ему.

– Он кладет мне руку на плечо.

– Алекс, если я тебе просто скажу, что тебе делать, ты, без всякого сомнения, потерпишь поражение. Для того, чтобы правила начали работать, ты должен разобраться сам, – говорит он.

Он пожимает мне руку и говорит на прощанье:

– До следующего раза, Алекс. Позвони мне, когда сможешь сказать, что значит для твоего завода совокупность этих двух феноменов.

И он торопливо уходит. Кипя внутри от злости, я подзываю официанта и вручаю ему счет и деньги. Не дожидаясь сдачи, я иду вслед за Ионой в холл. Я забираю мою дорожную сумку у коридорного, где я ее оставлял, перекидываю ее через плечо и, повернувшись, вижу Иону, все так же без галстука и пиджака, разговаривающего у входных дверей с каким-то шикарно одетым мужчиной в темно-синем костюме. Они вместе выходят из дверей, я иду за ними на расстоянии нескольких шагов. Мужчина подводит Иону к черному лимузину, ждущему у тротуара. Как только они подходят, выскакивает шофер и открывает для них заднюю дверь.

Я слышу, как шикарно одетый мужчина в темно-синем костюме, садясь в лимузин за Ионой, говорит: «После того как мы осмотрим производственные площади, у нас назначена встреча с председателем правления и некоторыми членами правления…» Внутри сидит седой мужчина, он пожимает Ионе руку. Шофер закрывает дверь и садится за руль. Все, что я вижу, это нечеткие силуэты их голов за темным стеклом, и большая машина тихо растворяется в потоке транспорта.

Я сажусь в такси. Водитель спрашивает:

– Куда едем, шеф?

 

Глава 12

 

Я знаю одного парня, он тоже работает в ЮниКо. Однажды поздно вечером он вернулся с работы домой, вошел и сказал: «Привет, крошка, я дома!» И его слова эхом прокатились по пустым комнатам дома. Его жена забрала все: детей, собаку, золотых рыбок, мебель, ковры, электроприборы, шторы, картины со стен, зубную пасту – все совершенно. Практически все. Вообще-то, две вещи она ему оставила: его одежду, сваленную в кучу около шкафа на полу в спальне (она забрала даже вешалки), и записку, написанную губной помадой на зеркале в ванной комнате «Прощай, мерзавец!»

Картина вроде этой крутится у меня в голове, когда я подъезжаю к дому. Собственно, она крутится у меня в голове со вчерашней ночи. Перед тем как затормозить, я смотрю на лужайку перед домом, боясь увидеть там следы от колес грузового фургона. Лужайка нетронута.

Я оставляю «Бьюик» у гаража. По дороге в дом я заглядываю через окно в гараж: «Аккорд» Джули стоит внутри, и, поднимая глаза к небу, я с облегчением говорю: «Спасибо Тебе!»

Когда я вхожу, она сидит за кухонным столом спиной к двери. Услышав шаги, она вздрагивает, вскакивает и поворачивается к двери.

Какое-то мгновенье мы молча смотрим друг на друга. Я замечаю, что у нее покрасневшие глаза.

– Привет, – говорю я.

– Что ты делаешь дома? – спрашивает Джули.

Я смеюсь – и в моем смехе явно слышно раздражение.

– Что я делаю дома? Тебя ищу! – отвечаю я.

– Ну, вот я, не видишь разве? – нахмурившись, отвечает она.

– Да, я вижу. Сейчас ты здесь, – говорю я. – Но мне хотелось бы знать, где ты была этой ночью.

– Меня не было дома, – отвечает она.

– Всю ночь?

Джули к этому вопросу готова.

– Подумать только, странно, что ты вообще знаешь, что меня не было дома, – говорит она.

– Послушай, Джули, может, хватит? Я раз сто звонил сюда вчера ночью. Я с ума сходил, не знал, что с вами случилось. Утром звонил – никого. Я знаю, тебя не было всю ночь, – настаиваю я. – Кстати, где были дети?

– Им было, у кого остаться на ночь, – отвечает она.

– Посреди учебной недели? – я не могу поверить своим ушам. – А где была ты? Тебе тоже было у кого остаться?

Она вызывающе кладет руки на бедра.

– Да, именно, мне тоже было у кого остаться.

– И этот кто-то мужчина или женщина?

Ее взгляд становится жестким. Она делает шаг вперед.

– Когда я вечер за вечером сижу дома с детьми, тебе дела нет, – бросает мне она, – а когда меня одну ночь нет дома, тебе вдруг надо знать, где я была и что делала.

– Мне кажется, ты должна мне объяснить, – говорю я.

– А сколько раз ты поздно возвращался или вообще уезжал из города, и кто знает, куда? – спрашивает она.

– Это связано с работой, – отвечаю я. – И я всегда тебе говорю, где я был, если ты спрашиваешь. Сейчас спрашиваю я.

– Да здесь и спрашивать не о чем, – отвечает она. – Мы с Джейн просто решили куда-нибудь сходить.

– С Джейн?

Я не сразу понимаю, о ком она говорит.

– Ты имеешь в виду ту свою подругу оттуда, где мы раньше жили? Ты что, ездила в такую даль?

– Мне нужно было выговориться, – объясняет она. – А к тому времени, когда мы закончили разговор, я уже слишком много выпила, чтобы возвращаться домой. Я в любом случае знала, что с детьми до утра ничего не случится. Так что я осталась у Джейн.

– Ладно, но почему? Что на тебя вдруг нашло? – спрашиваю я.

– Нашло на меня? Вдруг? Алекс, тебя никогда нет дома, тебя нет дома даже вечерами. Неужели ты не понимаешь, что мне одиноко. Ничего на меня вдруг не нашло. Как только ты перешел на управленческую работу, твоя карьера стала для тебя важнее всего, а нам достается, что останется.

– Джули, я просто стараюсь, чтобы ты и дети хорошо жили.

– И все? Тогда почему ты все время соглашаешься на повышения?

– А что я должен делать? Отказываться?

Она не отвечает.

– Послушай, я так много времени провожу на работе потому, что мне приходится это делать, не потому, что мне так хочется, – пытаюсь объяснить я ей.

Она молчит.

– Ладно, послушай, я обещаю: я буду проводить больше времени с тобой и детьми, – говорю я. – Честно, я буду проводить дома больше времени.

– Ал, из этого ничего не получится. Даже когда ты дома, мысли твои в офисе. Случается, дети обращаются к тебе два или три раза, прежде чем ты их слышишь.

– Все будет по-другому, как только я разберусь с тем завалом, который у меня сейчас на работе.

– Да ты вообще слышишь, что ты говоришь? «Как только я разберусь с тем завалом, который у меня сейчас на работе». Ты думаешь, что-нибудь изменится? Все это я уже слышала. Знаешь, сколько раз мы уже об этом говорили?

– Ну, хорошо, ты права. Мы говорили об этом много раз. Но сейчас я ничего не могу изменить, – говорю я.

Она смотрит куда-то вверх и говорит:

– У тебя на работе постоянно какой-нибудь завал. Постоянно. Но если ты такой никудышный работник, почему тогда тебя все время продвигают по службе и повышают оклад?

Я тру переносицу.

– Как же мне тебе объяснить, – пытаюсь подобрать слова я, – что на этот раз дело не в продвижении по службе и не в большем окладе? На этот раз дело в другом. Джули, ты себе даже представить не можешь, что у меня сейчас делается на заводе.

– А ты себе даже представить не можешь, каково мне здесь дома, – отвечает она.

– Послушай, – говорю я, – я хотел бы проводить больше времени дома, только откуда я возьму это время?

– Мне не нужно все твое время, – отвечает она. – Но мне нужно хоть немного твоего времени, и детям тоже.

– Я знаю это. Но если я хочу спасти завод, это потребует от меня пару месяцев всех моих сил, времени, всего, что у меня есть.

– Но хотя бы приезжать домой на ужин почаще ты не сможешь? Вечерами мне тебя особенно не хватает. Нам всем тебя не хватает. Без тебя мне так пусто, даже с детьми.

– Приятно слышать, что я еще кому-то нужен. Но иногда мне нужны и вечера. У меня днем просто не хватает времени на работу с бумагами, – объясняю я.

– Привози бумаги домой, – предлагает Джули. – Делай эту работу дома. По крайней мере, мы хоть сможем тебя видеть. Может быть, я даже смогу тебе чем-нибудь помочь.

Я откидываюсь на спинку стула.

– Я не знаю, смогу ли я сосредоточиться дома, но… ладно, давай попробуем.

Она улыбается.

– Правда?

– Правда. Если не получится, мы сможем вернуться к этому разговору, – говорю я. – Решено?

– Решено, – отвечает она.

Я наклоняюсь к ней и спрашиваю:

– Скреплять договор будем рукопожатием или поцелуем?

Она обходит стол, садится ко мне на колени и целует меня.

– Знаешь, мне тебя так не хватало вчера.

– Правда? – говорит она. – Мне тоже, очень. Я даже не думала, что в баре для одиноких так тоскливо.

– В баре для одиноких?

– Это была идея Джейн, – оправдывается Джули. – Честно.

Я качаю головой.

– Я даже слышать об этом не хочу.

– Зато Джейн научила меня танцевать кое-что новенькое, – переводит она разговор, – и, может быть, на выходные…

Я крепко обнимаю ее.

– Если у тебя есть какая-нибудь идея насчет этих выходных, крошка, я весь в твоем распоряжении.

– Здорово! – восклицает она и добавляет шепотом мне на ухо, – а сегодня как раз пятница, почему бы нам, не начать выходные пораньше?

Она целует меня еще раз.

Но я говорю:

– Джули, я, правда, очень хотел бы, но…

– Но?

– Мне, правда, надо посмотреть, что делается на заводе, – заканчиваю я.

Она поднимается.

– Ладно, но обещай, что сегодня ты задерживаться не будешь.

– Обещаю, – говорю я ей. – Это, действительно, будут замечательные выходные.

 

Глава 13

 

Субботним утром я открываю глаза и вижу тусклое синее пятно. Пятно оказывается моим сыном Дейвом, одетым в форму бойскаута. Он тянет меня за руку.

– Дейви, ты что здесь делаешь? – спросонья не понимаю я.

– Папа, уже семь часов, – отвечает он.

– Семь часов? Ты разве не видишь, что я сплю? Пойди, посмотри телевизор или займись еще чем-нибудь.

– Мы опоздаем, – говорит он.

– Мы опоздаем? Куда?

– В поход с ночевкой, – отвечает он. – Ты что, забыл? Ты же сам мне разрешил сказать, что пойдешь с нами помочь руководителю отряда.

Я бормочу себе под нос то, что бойскауту слышать никак не положено. Но Дейва это не смущает.

– Давай вставай. Иди в душ, – требует он, вытягивая меня из постели. – Твое снаряжение я упаковал вчера. Все уже в машине. Мы должны быть там к восьми.

Я еще успеваю бросить взгляд на Джули (глаза ее закрыты) и мягкий теплый матрас, когда мой сын выталкивает меня из двери.

Через час и десять минут мы с сыном прибываем к какому-то лесу. Нас ждет отряд – пятнадцать мальчишек в полной выкладке: пилотки, шейные платки, знаки отличия – все, как положено.

Еще до того как я успеваю спросить: «А где руководитель отряда?» – те несколько родителей, кто еще оставался со своими чадами, поджидая нашего приезда, ныряют в машины и снимаются с места, до упора вдавив педаль газа. Я смотрю по сторонам и вижу, что, кроме меня, взрослых больше нет.

– Наш руководитель отряда не смог приехать, – отвечает один из мальчишек.

– Это как?

– Он заболел, – объясняет другой, стоящий рядом с ним.

– Да, геморрой разыгрался, – добавляет первый. – Похоже, теперь Вы за старшего.

– Что мы теперь должны делать, мистер Рого? – спрашивает второй парнишка.

Поначалу то, что все это повесили на мою шею, выводит меня из себя. Потом я говорю себе, что не буду же я пугаться необходимости руководить группой детей. В конце концов, я занимаюсь этим каждый день на заводе. Я велю всем собраться вокруг меня. Мы разворачиваем карту и обсуждаем задачи нашей экспедиции в неизведанность лежащего перед нами леса.

Выясняется, что по плану отряд должен пересечь лес, ориентируясь по специальным меткам, и выйти к месту под названием «Чертово Ущелье». Там мы должны разбить лагерь и остаться на ночевку. Утром мы должны свернуть лагерь и вернуться на то же место, откуда отправлялись, и где мамы и папы будут ждать возвращения из похода своих маленьких Фредди, Джонни и их друзей.

Однако сначала мы должны добраться до Чертова Ущелья, которое оказывается приблизительно в десяти милях отсюда. Я строю отряд в колонну. У каждого за спиной рюкзак. С картой в руке я становлюсь во главе колонны, и мы отправляемся.

Погода стоит изумительная. Сквозь листву пробиваются солнечные лучи. Небо голубое и чистое. Немного ветрено, и довольно прохладно, но, когда мы входим в лес, это как раз оказывается подходящим для похода.

Мы без труда следуем установленным маршрутом, ориентируясь по меткам на стволах деревьев. Они сделаны желтой краской через каждые десять ярдов или что-то около того. Кустарник по обеим сторонам тропинки настолько густой, что мы вынуждены идти цепочкой.

Я полагаю: моя скорость при ходьбе должна быть около двух миль в час, это средняя скорость идущего человека. Двигаясь с такой скоростью, рассчитываю я, мы должны пройти десять миль где-то за пять часов. Мои часы показывают почти половину девятого. С учетом полуторачасового привала на отдых и обед мы должны, не особо напрягаясь, добраться до Чертова Ущелья к трем часам.

Через несколько минут я оглядываюсь. Колонна скаутов немного растянулась. Сейчас расстояние между мальчиками стало больше, по сравнению с тем, какое было, когда мы начали двигаться. Если раньше ребята двигались на расстоянии приблизительно ярда друг от друга, теперь, как я вижу, промежутки между ними неравномерны. Я продолжаю шагать.

Через несколько сотен ярдов я оглядываюсь опять: колонна растянулась еще больше.

И появилась пара солидных дыр. Я с трудом вижу мальчика, замыкающего колонну.

Я решаю, что будет правильнее, если я пойду в конце колонны. Тогда я смогу видеть всю колонну, и тогда наверняка никто не отстанет. Я жду, пока первый мальчик поравняется со мной и спрашиваю, как его зовут.

– Рон, – отвечает он.

– Рон, я хочу, чтобы ты шел во главе колонны, – говорю я, протягивая ему карту. – Просто следуй этому маршруту и держи умеренный темп. Хорошо?

– Хорошо, мистер Рого.

И он начинает двигаться в достаточно умеренном темпе.

– Все идут за Роном! – громко объявляю я остальному отряду. – Никто не обгоняет Рона, потому что карта с маршрутом у него. Понятно?

Все кивают или машут мне. Всем понятно.

Я жду, стоя с краю тропинки, пока весь отряд не проходит мимо меня. Мой сын, Дейв, проходит мимо меня, разговаривая с другом, идущим позади него. Сейчас, когда он со своими товарищами, он меня не знает. Он слишком независим для этого. Мимо проходят еще пять или шесть мальчиков, они без всяких проблем идут в темпе движения мальчика, возглавляющего колонну. Потом после довольно приличного разрыва проходят еще два мальчика, и после них оказывается еще больший разрыв. Я смотрю, кто идет следом за ними. Это оказывается толстый мальчишка. Он, похоже, уже запыхался. За ним идет остальной отряд.

– Как тебя зовут? – спрашиваю я, когда этот толстый мальчишка подходит ближе.

– Герби, – отвечает он.

– Все в порядке, Герби?

– Да, все в порядке, мистер Рого, – отвечает он. – Ну и жара сегодня!

Герби продолжает шагать, все остальные следуют за ним. Похоже, что некоторые из них могли бы идти быстрее, но они не могут обогнать Герби. Я пристраиваюсь за последним мальчиком. Теперь вся цепочка передо мной и я вижу всех практически все время, только если впереди не холм или резкий поворот тропы. Похоже, колонна движется в удобном темпе.

Не то чтобы пейзаж был скучен, но через какое-то время я начинаю думать о другом. О Джули, например. Я, действительно, хотел провести этот выходной с ней. Вся эта затея Дейви просто вылетела у меня из головы. «Что еще можно было от тебя ожидать?» – вот что она, пожалуй, скажет. Я не знаю, откуда мне вообще найти время для нее. Единственное, на что я надеюсь в оправдание этому походу, что она все-таки должна понять, что я должен быть с Дейвом.

И еще я думаю о том разговоре с Ионой в Нью-Йорке. У меня не было времени подумать о нем. Довольно интересно, что преподаватель физики разъезжает в лимузинах с шишками из деловых кругов. И я не понимаю, что он пытался сказать, рассуждая о тех двух феноменах. Я имею в виду «зависимые события» и «статистические колебания» – ну и что? Ни тот, ни другой феномен ничего особенного из себя не представляют, довольно обычные явления.

Очевидно, что производственный процесс состоит из зависимых событий. Другими словами, одна операция должна быть выполнена до того, как может быть выполнена другая операция. Чтобы изготовить деталь, нужна определенная последовательность шагов. Станок А должен завершить первый шаг до того, как рабочий Б перейдет ко второму шагу. Все детали должны быть произведены до того, как мы приступим к сборке конечного продукта. Сборка конечного продукта должна быть завершена до того, как мы его отправим. И так далее.

Однако зависимые события можно найти в любом процессе – не только на заводе. Например, вождение машины требует последовательности зависимых событий. Так же, как и этот поход. Для того чтобы добраться до Чертова Ущелья, надо пройти положенный маршрут. Рон, идущий во главе колонны, должен пройти этот маршрут до того, как его пройдет Дейв. Дейв должен пройти его до того, как его пройдет Герби. Для того чтобы я прошел этот маршрут, мальчик передо мной должен пройти его раньше меня. Это довольно простой пример зависимых событий.

Ну а статистические колебания?

Я смотрю вперед и замечаю, что мальчик передо мной идет быстрее, чем я. Сейчас он от меня на несколько футов дальше, чем когда я пристроился за ним. Я ускоряю шаг, чтобы догнать его. И уже через секунду подхожу к нему настолько близко, что должен замедлить шаг.

Вот оно: если бы я измерял свои шаги, я бы отметил статистические колебания. Ну и что, что с этого?

Когда я говорю, что иду со скоростью «две мили в час», я не имею в виду, что скорость моего движения ровно две мили в час. Иногда я буду двигаться со скоростью 2,5 мили в час, иногда только 1,2 мили в час. Скорость будет колебаться в зависимости от длины и скорости каждого шага. Но с учетом времени и расстояния моя скорость усреднится до приблизительно двух миль в час, более-менее.

То же самое происходит на заводе. Сколько времени уходит на припайку проволочных выводов на трансформатор? Ну, если взять секундомер и несколько раз замерить время операции, можно определить, что на это в среднем уходит, скажем, 4,3 минуты. Но действительное время, уходящее на эту операцию в каждый конкретный момент, может колебаться от 2,1 минуты до 6,4 минуты. И никто загодя не может сказать: «Вот в этот раз припайка займет 2,1 минуты, а в этот раз 5,8 минуты». Это невозможно предсказать.

Ну и что в этом не так? Ничего, насколько я понимаю. Как бы то ни было, у нас все равно нет выбора. Что еще мы можем использовать вместо «средний» или «ожидаемый»?

Тут я почти натыкаюсь на мальчика, идущего передо мной. Темп несколько снизился. Это потому, что мы поднимаемся на высокий и довольно крутой холм. Мы все столпились за Герби.

– Ну давай, Герпес! – подгоняет его один из ребят.

Герпес?

– Давай, Герпес, двигайся! – поддерживает его другой.

– А ну-ка прекратите, – одергиваю я дразнящих.

Наконец Герби забирается на холм. Он поворачивается, и я вижу, что от подъема его лицо раскраснелось.

– Молодец, Герби, – подбадриваю его я. – Двигаемся дальше!

Герби исчезает по ту сторону холма. Остальные продолжают подъем, я шагаю за ними и, поднявшись на вершину холма, задерживаюсь, чтобы осмотреть колонну.

Мать святая! Где Рон? Он, должно быть, уже в полумиле от нас. Я вижу двоих мальчиков перед Герби, остальные уже почти потерялись из виду. Я складываю руки рупором и кричу во всю глотку;

– ЭЙ! БЫСТРЕЕ! ПОДТЯНУТЬСЯ! УСКОРИТЬ ШАГ! УСКОРИТЬ ШАГ!

Герби переходит на рысцу. Ребята за ним начинают бежать. Я трусцой догоняю их. В ритм шагам прыгают и мотаются из стороны в сторону рюкзаки, пакеты с провизией и спальные мешки. А Герби – я не знаю, что он такое тащит на себе, но по грохоту и звяканью, сопровождающему его бег, складывается впечатление, что он прихватил с собой половину лавки старьевщика. Мы пробегаем пару сотен ярдов, но так и не догоняем первую часть колонны. Герби замедляет бег. Мальчишки орут, чтобы он двигался быстрее. Я пыхчу, несясь за ними. Наконец я вижу Рона.

– ЭЙ! РОН! – кричу я. – СТОЙ!

Ребята передают мою команду по колонне вперед. Рон, он, возможно, сразу услышал ее, останавливается, поворачивается и смотрит в нашу сторону. Герби, с облегчением увидев, что осталось не так много, переходит с бега на быструю ходьбу. И все остальные тоже. Когда мы подходим, все головы повернуты в нашу сторону.

– Рон, я же сказал тебе идти в умеренном темпе, – говорю я ему.

– Я и шел! – протестует он.

– Ладно, теперь давайте постараемся держаться все вместе, – говорю я ребятам.

– Мистер Рого, а может быть, посидим чуть-чуть? – предлагает Герби.

– Хорошо, давайте передохнем.

С высунутым языком Герби сваливается на траву рядом с тропинкой. Все тянутся к пакетам с провизией. Я нахожу подходящее бревно и сажусь. Через несколько минут ко мне подходит Дейв и садится рядом.

– У тебя отлично получается, пап, – хвалит он меня.

– Спасибо. Как ты думаешь, сколько мы уже прошли?

– Около двух миль, – отвечает он.

– Всего-навсего? – удивляюсь я. – А такое чувство, будто мы уже должны бы прийти на место. Мы, пожалуй, прошли больше двух миль.

– Нет, по карте Рона не больше.

– Вот как? Тогда нам надо двигаться.

Мальчики уже строятся.

– Отлично, пошли, – командую я.

Мы продолжаем наш поход. Тропинка здесь прямая, и я вижу перед собой всех. Мы не проходим и тридцати ярдов, как я замечаю, что все начинает повторяться. Колонна растягивается, расстояние между мальчиками увеличивается. Чертовщина, если так будет продолжаться, мы так и будем целый день то бежать, то останавливаться. Половина отряда наверняка потеряется, если мы не сможем держаться вместе.

С этим нужно заканчивать.

Для начала я проверяю, в каком темпе идет Рон. Но Рон на самом деле идет в умеренном, «среднем» для отряда темпе – ни у кого не должно бы возникать с этим темпом проблем. Я смотрю на ребят, шагающих за Роном: все они идут приблизительно в одном с Роном темпе. Ну а Герби? Он тоже больше не создает проблем. Он, наверное, чувствует себя виноватым из-за недавней задержки, потому что он особенно старается не отставать. Он прямо на пятки наступает парнишке, идущему перед ним. Странно: если мы все идем в одинаковом темпе, почему тогда расстояние между Роном, идущим во главе колонны, и мной, идущим в конце колонны, увеличивается?

Статистические колебания?

Нет, не может быть. Колебания должны усредняться. Мы все движемся с той же скоростью. Тогда расстояние между нами должно немного варьироваться, но с течением времени выровняться. Расстояние между мной и Роном также должно увеличиваться и уменьшаться в определенных рамках, но должно усредниться до какого-то одного значения, если мы возьмем весь поход в целом.

Но этого не происходит. Несмотря на то, что каждый из нас поддерживает тот же нормальный, умеренный темп, который задает Рон, длина колонны увеличивается. Разрывы между нами становятся все больше.