Розовые лепестки, поцелуи и торт 5 страница

В конце зала показалась растерянная Верона.

– Верона, пожалуйста, возьми Белоснежку, – попросила Королева.

– Нет! Мама! Не оставляй меня! – закричала девочка.

Верона подошла к Королеве и попыталась забрать малышку, но Белоснежка лишь сильнее вцепилась в руку матери.

– Нет! Мама! Не уходи! Мне страшно! – продолжала она кричать, пока Верона уводила ее прочь.

Но Королева была неумолима, и лишь вернувшись к себе, она без сил рухнула на кровать. За ней насмешливо наблюдал отвратительный Раб зеркала.

 

ГЛАВА XI

Прощание

 

Дни шли, а Королеве все чудилось по ночам, как она сжимает во сне руку Короля. Иногда ей слышались его шаги на лестнице или стук в дверь ее спальни. Когда где‑то в замке раздавался смех, она часто думала, что это он смеется. В эти моменты она говорила себе, что все это была одна сплошная чудовищная ошибка, что он дома, живой, с ней. Но вспыхивавшая надежда быстро угасала в густом облаке отчаяния, и реальность настаивала на своем.

Как бы она хотела поклясться перед богами быть лучшей женой, только бы ее супруг вернулся к ней. Ее убивали воспоминания о том, как она стыдила его во время праздника зимнего солнцестояния. Она мечтала сказать ему, как сильно она его любит. Он должен был знать. Ей была невыносима мысль, что он мог уйти, будучи неуверен в ее чувствах.

В должный час она не смогла даже взглянуть на его тело и перепоручила все заботы Вероне. А еще оттягивала приготовления к похоронам столько, сколько было в ее силах. С его смерти прошли дни – или недели? – и Королеву завалили просьбами сообщить детали предстоящего погребения. Казалось, не прошло и четверти часа, а письма уже прислали со всех концов земли, и они горками возвышались на серебряных подносах в руках девушек с опухшими глазами; весь двор скорбел, по замку, стараясь производить как можно меньше шума, бродили слуги с черными повязками на руках и бледными отекшими лицами.

Рядом с Королевой все ступали на цыпочках, словно опасаясь, что она в любой момент может сломаться. А кто‑то, возможно, недоумевал, как этого еще не произошло.

И все это время Раб зеркала не показывался. Удивительно, но она стала ощущать потребность в его присутствии. Раз он мог видеть все в пределах королевства, почему не дальше? А может, даже его взгляд проникал за границы настоящего? Но именно сейчас, когда она так жаждала встречи с ним, он не желал появляться.

Ее жажда – ее муки – были невыносимы, но лишь Верона видела ее плачущей. Королева уходила в малую гостиную и сидела там в одиночестве, смотря в окна через сад на двор и колодец, наблюдая, как цветы колышутся на ветру, и вспоминая день своей свадьбы. Заходил слуга и ставил перед ней тарелку с бутербродами и свежезаваренный чай лишь затем, чтобы вскоре вернуться и унести еду, к которой она так и не притронулась.

Иногда ей чудилось, что Король направляется к дому по своему привычному маршруту. И она представляла, как бежит навстречу, чтобы поприветствовать его, целует его, а он подбрасывает ее в воздух, словно маленькую девочку. На столе перед ней продолжала расти гора так и не распечатанных конвертов.

– Бедная моя девочка.

В дверном проеме малой гостиной стояла пожилая женщина с собранными в большие пучки по бокам головы гладкими седыми волосами, отражающими солнечные лучи. Ее добрые глаза блестели от слез. Кто она? Ангел, спустившийся за Королевой?

Затем за женщиной мелькнуло знакомое лицо – дядюшка Маркус. Значит, это должна быть тетушка Вивиан.

Королева поднялась, чтобы поприветствовать их, и Маркус обнял ее. Он был таким теплым и настоящим, в его руках она почувствовала себя защищенной, а ее сердце едва не разорвалось от его бесконечной доброты.

– Здравствуй, дядюшка, я так рада видеть тебя, – ровным тоном произнесла она, словно сама едва могла поверить, что когда‑нибудь сможет испытать нечто, хотя бы отдаленно напоминающее радость.

– Мы здесь, дорогая. Я и твоя тетушка Вив пришли, чтобы помочь тебе.

– Одно твое слово, дорогая, и я сделаю все, что угодно, – подхватила Вивиан. – Абсолютно все, что бы ты ни желала, только скажи мне. Я знаю, каково тебе сейчас, милая. Я месяцы провела в постели, будучи не в силах подняться, и как никто знаю, что с этим делать. Мы быстро поставим тебя на ноги. Помяни мое слово, дорогая.

Королева рассеянно кивнула.

– Почему бы мне не начать с этих писем? Тебе совсем не нужно самой с ними разбираться. Не сейчас. Не стоит. Я возьму их на себя, если ты не против.

Королеве вдруг стало стыдно.

– Простите, что не приказала подать напитки и не попросила слуг показать вам комнаты, – от горя ее глаза утратили привычный блеск.

– О нас уже позаботились, дорогая. Верона все организовала. И не волнуйся за нас, мы здесь, чтобы помочь тебе. Лучше скажи, что мне приказать подать тебе? Думаю, горячий чай не повредит, этот чайничек уже явно остыл. И как насчет того, чтобы немного перекусить? По твоему виду можно подумать, что ты уже несколько недель не питалась как следует, – произнесла тетушка Вив.

Королева покачала головой.

– Да не думайте спорить, Ваше Величество, – проговорил Маркус. – Она накормит вас прежде, чем вы успеете сказать «нет». Проще уступить. Это я понял давным‑давно. Проще, да и вкуснее, – и Маркус похлопал по своему выдающемуся животу.

Впервые с момента потери мужа Королева улыбнулась. То была слабая и, можно сказать, вымученная улыбка, но все же улыбка. Ее обрадовала возможность иметь рядом кого‑то постарше, на кого можно положиться. Кто был близким человеком для ее супруга.

С помощью тетушки Вив все приготовления к похоронам наконец были закончены. Дождливым утром тело Короля отвезли в усыпальницу. Гроб установили на богато украшенный экипаж, который в прошлом уже не раз доставлял туда особ королевской крови. Экипаж тянули два больших вороных коня с блестящей шкурой, и, казалось, они тоже вместе со всем королевством скорбят по Королю.

Гроб Короля украшали цветы. Красные розы, его любимые. Так он распорядился в завещании, составленном перед его первым военным походом. Королева надела черное платье с вышивкой из темно‑красного бисера. Заплетенные в косу волосы венком обвивали голову. Слуги держали над ней полотно из плотной черной ткани, оберегая ее от дождя. Белоснежка, несчастный ребенок, была в темно‑красном платье. Королева подумала, сможет ли когда‑нибудь малышка вновь почувствовать радость. И если да, будет ли у нее на это право?

Королева, не показывавшаяся на людях с самого дня смерти Короля, встала, поддерживаемая Вероной, когда его тело занесли в усыпальницу. Верона приобняла Королеву – свою подругу – и повела ее и Белоснежку к карете, чтобы отправиться назад в замок.

– Как ужасно…

– Какая потеря…

– Такой молодой, такой…

– Красивый, и вот теперь он… ушел.

Королева подняла взгляд.

Сестры.

– Мы должны были присутствовать, – сказала Люсинда.

– Надеемся, ты не против, – добавила Марта.

– Ведь мы расстались при весьма неприятных обстоятельствах, – закончила Руби.

Королева была так сильно измучена горем, что не почувствовала ничего, кроме неприязни к сестрам. Да и гнев был бы совсем не к месту.

– Благодарю вас, – произнесла она.

– Полагаем… – начала Люсинда.

– Ты получила наш подарок? – закончила Марта.

Королева рассеянно кивнула, даже не задумавшись, о каком подарке идет речь. Мысль о зеркале не пришла ей в голову.

– Временами он может быть слегка черствым и грубым, твой отец, – сказала Руби. – Дай знать, если понадобится его усмирить.

Верона окинула стоящих прямо под дождем сестер возмущенным взглядом. Она устала от их непонятных разговоров и загадок. Притянув Королеву и ее дочь к себе, фрейлина поспешила увести их от сестер назад к карете. Сестры торопливо, по‑птичьи, маленькими шажками засеменили прочь от процессии, и, возможно, это горе сыграло с ней нехорошую шутку, но Королеве показалось, будто она услышала с их стороны смех.

 

ГЛАВА XII

Одинокая Королева

 

После похорон Королева многие недели провела, не покидая постели. Ее мучило то, что она отказала Белоснежке в праве навещать ее. Ей отчаянно хотелось успокоить малышку, но это было выше ее сил. Девочка вызвала бы лишь новую вспышку воспоминаний о Короле. Казалось, с лица Белоснежки на Королеву смотрят его глаза. Кроме того, предстань она перед дочерью в таком виде, страдания бедной девочки лишь усилились бы.

Но дело было не только в Белоснежке. С момента смерти мужа Королева отказывала любым посетителям, кроме одного. Верона постоянно была рядом с Королевой и умоляла ее выйти из комнаты и прогуляться.

– Моя Королева, почему бы вам сегодня не повидаться с дочерью? – упрашивала ее Верона. – Вы можете пойти погулять по окрестностям. Она ужасно скучает. Вы не выходили из комнаты уже несколько недель. Она очень любит дядюшку Маркуса, тетушку Вив и Охотника, но ей нужны вы.

– Я еще не готова, Верона, – ответила Королева.

– Как вам будет угодно. Не забывайте, я с вами, что бы ни случилось. Только позовите, и я тут же буду рядом.

– Я помню, сестра. И я благодарна тебе за это. А теперь, пожалуйста, оставь меня.

Верона присела в реверансе и покинула комнату, но Королева знала, что вскоре она вернется. Верона не смела оставить Королеву одну на долгое время.

Как только дверь за фрейлиной затворилась, Королева подошла к зеркалу – со дня похорон это стало для нее своего рода ритуалом. Она жаждала увидеть в нем Раба. Ей хотелось услышать – она нуждалась в этом! – вести о своем супруге, убедиться, что в ином мире с ним все в порядке.

Но в зеркале не было ничего, кроме ее собственного отражения.

Королева уставилась на себя, разбитую и потухшую. Измученная и осунувшаяся, с опухшими глазами и отекшими щеками, сухая кожа покрыта пятнами. А волосы не мылись и не расчесывались целые недели.

Видя, во что она превратилась, Королева окончательно пала духом. Возможно, ее прежняя красота была всего лишь чарами… наложенными ее мужем. А когда он умер, ее красота – фальшивая красота – умерла вместе с ним. С чего она вообще решила, что красива? Что похожа на свою восхитительную маму или что может хоть в чем‑то соперничать с первой женой Короля или даже с маленькой Белоснежкой?

В отчаянии, что вот‑вот должно было поглотить и окончательно сломить ее, она всматривалась в собственное ненавистное лицо, когда заметила в глубине зеркала некую тень. Струйки тумана закружили, сплетаясь, и в зеркале появилось лицо Раба. Королева ощутила в душе звоночек надежды, а может, и радости.

– Давненько не виделись, дочь моя. Тебе понравились похороны? – спросил Раб.

Королева сжала губы.

– Это была прекрасная церемония, достойная прекрасного мужчины. А теперь я хочу спросить кое о чем тебя.

– И о чем же?

– Расскажи, как мой муж.

Лицо в зеркале захохотало.

– Рассказы о Короле закончились с его смертью.

– Разве ты не видишь все? – спросила Королева.

– Я не могу заглянуть за последнюю черту. Но я способен видеть все, что происходит в королевстве. Я могу видеть вещи, которые ужасно опечалят тебя. И вещи, которые могут сделать тебя очень, очень счастливой.

– Что может осчастливить меня сейчас, когда мой муж мертв? – удивилась Королева.

– Думаю, ты и сама знаешь, – ответило лицо и исчезло.

Королева ударила по зеркалу, взывая к Рабу, но тот больше не появлялся. И хотя Королева не знала, когда он вновь вернется, она не сомневалась, что это произойдет. И в нужный час она будет готова.

А пока ей предстояло отправить сообщение.

Хотя они жили почти на другом конце королевства, сестры прибыли в тот же день, когда Королева послала за ними. Верона недовольно фыркала и хмурилась, наблюдая, как они семенят по замку и щебечут между собой как ни в чем не бывало. Их поспешное прибытие стало очередным звеном в цепочке странных событий, с ними связанных. Белоснежка при их появлении где‑то затаилась, да и все придворные чувствовали себя неуютно в присутствии трех женщин.

Но долго терпеть их не пришлось. Королева приказала сопроводить сестер в ее покои сразу же после их прибытия.

– Сестры, – поприветствовала их Королева, – добро пожаловать.

– Это честь… – начала Люсинда.

– Для нас, – закончила Руби.

– Потеря мужа сказалась на тебе, – сказала Марта и, потянувшись, выдрала из шевелюры Королевы седой волос.

Королева поежилась. В любое другое время за подобное она бы навеки изгнала сестер из королевства, но сейчас ей было кое‑что нужно, и она прекрасно понимала, что лишь они могли ей это дать.

– В последнюю нашу встречу… – начала Королева.

– На похоронах – печальный день, – о да, печально, очень печально, – закудахтали сестры.

– В последнюю нашу встречу, – повторила Королева, не обращая внимания на их манеры, – вы упомянули о моем зеркале.

На трех лицах одновременно появились одинаковые зловещие ухмылки.

– Волшебное зеркало, – сказала Люсинда.

– Окно в Иной мир, – добавила Руби.

– В котором заключена душа Зеркальщика, – продолжила Марта.

– Так вы знаете о нем, – уточнила Королева.

– Разумеется, мы знаем! Это мы…

– Его создали…

– Хотя и не мы его нагревали и украшали…

– Но именно мы заточили в него душу Зеркальщика…

– Не заточили! – вдруг возразила Люсинда. – Он сам отдал нам ее…

– А мы ее поймали в шелковую паутину, когда она покинула его тело и начала подниматься, подниматься…

– И именно мы забрали ее и заключили…

– В волшебное зеркало. Не забывайте, сестры…

– Он сам об этом просил. Он умолял…

– Он сам заложил свою душу.

И сестры противно захихикали.

Королева окинула их холодным взглядом.

– Я приказываю рассказать подробности. Что значит заложил свою душу?

И сестры поведали историю, впервые на памяти Королевы почти не разрывая предложений и не перескакивая с одной мысли на другую.

Они заговорили хором:

– Дело в том, что жена Зеркальщика очень хотела ребенка – больше всего на свете. Но она была бесплодна. А Зеркальщик не мог видеть ее несчастной, и мы, мы тоже не выносим, когда кто‑то несчастен, поэтому мы позвали Зеркальщика и сказали, что за особую плату мы сможем сделать так, чтобы его жена понесла. Но цена была высока…

– Его душа, – закончила за них Королева.

Сестры согласно кивнули и продолжили.

– Она получила ребенка – и он тоже, но Зеркальщик оказался перед нами в неоплатном долгу…

Королеву захватили противоречивые эмоции. Она должна была возненавидеть сестер за то, что они сделали с ее отцом, но Королева сама так сильно презирала этого мужчину, что ощутила великое удовлетворение, узнав о таинственных путах, которыми сестры его сковали.

– Продолжайте, – потребовала Королева.

– С рождением ребенка наш договор вступил в силу, он получил желаемое – младенца. Мы же должны были получить его душу, как только она покинет свое смертное обиталище. Какая жалость и ирония, что твоя мать не выжила и не смогла оценить его жертву.

– Мы заключили душу Зеркальщика в зеркало и отправили зеркало твоему мужу, – сказала Люсинда.

– И организовали все так, чтобы он отдал его именно тебе, – закончила Руби.

– Ведь тебе, дорогая, было наверняка так тяжело остаться без обоих родителей, – усмехнувшись, добавила Марта.

– А теперь с волшебным зеркалом твой отец всегда рядом, – сказала Люсинда, тоже неприятно улыбнувшись.

– Я припоминаю, на похоронах вы говорили о зеркале. О моем отце. Что‑то об усмирении духа, – произнесла Королева, которой было не по себе от всего этого разговора, и тревога с каждой секундой возрастала.

– Какие‑то трудности? Зеркало с тобой не разговаривает? Ты не можешь дозваться до отца, дорогая? – спросили сестры, и от их привычки задавать один вопрос втроем у Королевы закружилась голова.

– Да, – ответила она. – Вы можете рассказать мне, как усмирить его дух?

Сестры захихикали.

– Уверена, что ты этого хочешь? – спросили они.

Королева кивнула.

– Знай, некоторые вещи, о которых он тебе расскажет…

– Могут тебя погубить.

– Скажите мне. Я приказываю, – повысила голос Королева.

Сестры подошли к зеркалу и, взявшись за руки и подняв сцепленные ладони над головами, произнесли нараспев:

 

Раб в зеркале волшебном,

Явись из тьмы глубин.

Не заглушить зов ветром.

Ответь нам в сей же миг!

 

Откуда ни возьмись в комнате закружил порыв холодного ветра, и шторы на окнах затрепыхались. В зеркале вспыхнуло пламя, а затем из закручивающегося пурпурного тумана явилось лицо. Но в этот раз что‑то изменилось. Лицо Раба практически не выражало эмоций, и он выглядел куда покорнее обычного. Значит, они говорили правду? Их заклинание его усмирило?

– Что желаете знать, сестры?

Троица довольно захихикала.

– Отчего такое неуважение к своей новой хозяйке? – спросили сестры.

– Я не был добр к Ее Величеству, ибо, как вы и сами изволите знать, она никогда не призывала меня с помощью тех сил, которыми связали меня вы.

Сестры опять засмеялись.

– Можешь исчезнуть, Раб, – сказали они, и лицо в волшебном зеркале растворилось в пурпурном вихре.

– Вас устраивает сей принцип работы, Ваше Величество? – спросили сестры.

– Более чем, – улыбнувшись, ответила Королева. – Можете идти.

– Прежде чем ты отправишь нас восвояси… – произнесла Люсинда.

– Мы оставим тебе еще один дар… – продолжила Руби.

– Ты найдешь его в своем подземелье. Используй его… – сказала Марта.

– С умом, – закончила Руби.

 

Когда наступил вечер, а сестры покинули двор, Королева подошла к волшебному зеркалу, все еще усталая, но с затеплившейся в сердце надеждой на то, что теперь она узнает ответы на интересующие ее вопросы. Все ее мысли были о зеркале, так что она моментально выбросила из головы слова сестер о втором даре. Королева задумчиво уставилась в зеркальные дали, мысленно формулируя вопрос, затем произнесла по памяти заклинание призыва Раба.

– Что желаете знать, моя Королева? – спросил Раб.

– Я желаю знать, как мой муж. С ним все хорошо? Он среди богов или демонов?

– Я уже говорил вам, моя Королева, я не могу увидеть то, чего нельзя увидеть.

Королева обдумала его ответ. Надежда на то, что она наконец узнает о судьбе своего мужа после его смерти, разбилась вдребезги. В зеркале за лицом Раба она смутно видела собственное отражение. Но оно ужаснуло ее. Перед ней стояла та самая уродина, какой всю жизнь считал ее отец. За исключением известий о супруге, был лишь один вопрос, ответ на который мог придать ей сил.

– Скажи мне, зеркало, кто всех прекрасней в мире? – в отчаянии спросила она.

– Вы уверены, что желаете услышать от меня ответ? – спросил Раб.

– Уверена, – ответила Королева сквозь плотно сжатые зубы.

– Вы должны знать, что я обязан говорить лишь правду, – продолжил Раб.

– В таком случае, если это не я, скажи мне, кто она, – Королеву охватило раздражение.

– Я не сказал, что это не вы. Я лишь уточнил, что не могу лгать. Подумал, что вы должны быть в курсе, прежде чем получить ответ на столь важный вопрос.

Королева фыркнула и кивнула.

– Кто она, Раб? Кто всех прекрасней в мире? – спросила Королева.

– Все произошедшее оставило на вас глубокий отпечаток. Вы измучены и… – произнес Раб.

– Прекрати! – криком оборвала его Королева и стукнула кулаком по каминной полке. – Кто всех прекрасней в мире?!

– Вы, моя Королева, – ответил Раб. Затем он исчез в туманном водовороте, и Королева вновь смогла ясно увидеть собственное лицо. Ее глаза прищурились, а уголок рта вытянулся в зловещей ухмылке.

 

ГЛАВА XIII

Зависть

 

Вскоре после разговора с Рабом зеркала Королева наконец вышла из своей комнаты и выглядела при этом столь же величественно, как и всегда. И, как и утверждала Верона, все королевство лишь ждало возможности признать Королеву своей полноправной правительницей, о чем и было объявлено на весь свет. По сему случаю было устроено пышное празднество.

Этот день прошел в водовороте лепестков красных роз, кружащих в воздухе и порождающих особую волшебную атмосферу, которая пробудила в памяти Королевы картинки свадьбы с Королем, из‑за чего ее грудь стянуло от боли, а глаза наполнились слезами. Белоснежка со всех ног бросилась к матери и обняла ее. Верона стояла рядом и улыбалась.

– О мама, я так скучала по тебе! – воскликнула девочка.

Откуда‑то сбоку приветливо махали дядюшка Маркус и тетушка Вив. Королева взяла Белоснежку на руки, и собравшаяся толпа перед ней разразилась ликующими криками.

День прошел в нескончаемой череде празднеств, пиршеств и развлечений. А вечером, вернувшись в свои покои, Королева обнаружила, что у нее появился новый источник уверенности в себе. Она подошла к зеркалу и сказала своему отражению:

– Я всех прекрасней в мире.

Она чувствовала себя обновленной, не только из‑за того, что теперь она являлась полноправной правительницей королевства, дело было в ней самой. Все эти годы после смерти отца Королева верила, что изгнала его образ из своего разума. Но она ошибалась. Лишь после того, как его лицо сказало, что она красива – всех прекрасней в мире, если быть точной, – этот груз наконец спал с ее сердца. Теперь он был в ее власти, как много лет назад она была в его. И она намеревалась этим пользоваться.

Она вызвала Раба в зеркале так, как научили ее сестры: дождавшись, когда он появится во всполохах пламени и облачках пурпурного дыма, она спросила:

– Зеркало волшебное, кто всех прекрасней в мире?

Раб, обязанный говорить лишь правду, подтвердил, что Королева была всех прекрасней в мире, и это ее успокоило. Страх, что она превратилась в ту самую страшную ведьму, какой когда‑то считал ее отец, растворился. А с ним ушла и неуверенность. Даже глубокое горе от потери Короля смягчилось, когда она услышала и увидела, как Раб зеркала – душа и лицо того самого человека, который когда‑то только и знал, что унижать и оскорблять ее, – говорит, что она красива, что в мире нет никого прекраснее ее.

Вскоре Королева обнаружила, что если она забывала поговорить с зеркалом, то весь ее день был наполнен раздражительностью, горечью и тревогой. Она срывалась на слугах и даже на самых близких людях – на Вероне и Белоснежке. Ей не хватало воздуха, в груди все сжималось. И она знала, единственный способ исцеления состоял в том, чтобы поддаться навязчивым мыслям и вернуться к зеркалу – к лицу ее отца – и услышать от него, что она красива. И не просто красива, а всех прекрасней в мире.

Для Королевы это стало ритуалом. Каждый день, порабощенная тщеславием и страдающая из‑за смерти мужа, она задавала волшебному зеркалу один и тот же вопрос. Радость от власти над отцом затмевали горячечные кошмары, где она заново переживала потерю Короля, или превращалась в старуху, или просто становилась уродливой, какой, по утверждению отца, всегда и была.

А зеркало успокаивало ее своей правдой. Что Королева всех прекрасней в королевстве. Но вдруг в один день его ответ изменился.

– Вы известны своей красотой, Ваше Величество, но вижу я красавицу иную…

Внутри Королевы все вскипело от ярости. Еще никогда в жизни она не испытывала ничего подобного. Ужасное и при этом восхитительное чувство. Впервые ее охватила такая сильная зависть, способная раздуть не только гнев, но даже ненависть. А ненависть пробудила в ней невиданную силу.

– Кто? Кто она? Отвечай, раб! – резко приказала Королева.

– Ее красоту, моя Королева, не колебали ни горе, ни потери, и лик ее не тронули следы пережитых трагедий. Ей не пришлось проходить через всю ту боль и страдания, что познали вы. Эта фрейлина…

– Фрейлина? – перебила Королева.

– Я не смею отрицать, что вы прекрасны, моя Королева. Но и лгать я не могу. Вас затмила Верона. Она единственная женщина во всем королевстве, чья красота превосходит вашу.

– В детстве я грезила о твоей любви, мечтала услышать от тебя хоть одно словечко похвалы! А теперь ты воспользовался этим, чтобы рассорить меня и ту, что мне дороже всех на свете, единственного родного мне человека? О нет, я не верю тебе. Я не верю во все это! Я, должно быть, сплю или околдована, но скоро я проснусь, и все это окажется очередным кошмаром, порожденным моими страданиями и горем! – заявила Королева.

– Хотите ли вы сказать, моя Королева, что станете счастливой без меня? Ведь я прибыл по вашему зову, но если мое присутствие расстраивает вас, я с удовольствием удалюсь до тех пор, пока вы вновь меня не позовете, – сказал Раб и исчез из зеркала.

В следующую секунду в комнату вошла Верона, ведя за руку Белоснежку. Она буквально лучилась счастьем. Такая красивая и милая! Впервые в своей жизни Королева возненавидела ее за это.

– Простите, что прервали вас, Ваше Величество, – сказала Верона. – Но церемония в честь празднования первого месяца вашего воцарения на престоле вот‑вот начнется, и мы подумали проводить вас в парадный зал, где уже все собрались в ожидании своей Королевы.

– Да, конечно, спасибо, Верона, – ответила Королева, но, к ее глубокому удивлению, в ее душе не нашлось ни намека на прежнюю сестринскую любовь к фрейлине.

– В таком случае не желаете ли направиться в зал? – спросила Верона, которой явно стало неуютно под тяжелым взглядом Королевы.

– Не раньше, чем я поцелую свою красавицу дочку. Белоснежка, как ты, мой милый птенчик?

– Я счастлива видеть тебя, мама. Я очень скучала по тебе, пока ты болела, и рада, что ты уже столько времени хорошо себя чувствуешь.

– Я тоже скучала по тебе, мой птенчик, и мне жаль, что, пока мне нездоровилось, нам не удавалось видеться так часто, как хотелось.

– Но я рада видеть тебя вновь, мама. Ты очень красива сегодня, как и Верона. Скажи же, мама?

– Да, она прекрасно выглядит, – ровным голосом сказала Королева. – Что же, идемте и насладимся всем, что приготовил для нас сегодняшний день.

И три красавицы направились в парадный зал. Может, у Королевы просто разыгралось воображение, или на Верону, стоило им показаться перед гостями, на самом деле устремилось множество восторженных взглядов? Королева старалась выбросить из головы слова Раба о фрейлине, но ей это никак не удавалось. Праздничный вечер подошел к концу, несколько дней пролетели, а Раб зеркала продолжал твердить одно и то же.

Верона была всех прекрасней в мире.

Королеву разрывало между любовью к женщине, ставшей для нее сестрой, и любовью – вот только могло ли это называться любовью? – к ее отцу. Нет, то было чувство много ужаснее, чем любовь. Его признание стало ее навязчивой идеей, неизлечимой зависимостью. А Верона одним своим присутствием при дворе не давала Королеве получить ежедневное отцовское подтверждение собственной исключительности, которое было ей так необходимо.

Но с чего ей желать признания отца? Разве ей принесут удовлетворение его слова о ее красоте, если она только для того, чтобы услышать их, поддастся приступу зависти? И если да, как это будет характеризовать ее?

Принимая решение об отъезде Вероны в соседнее королевство с дипломатическими целями, Королева убеждала себя, что дело вовсе не в тщеславии. Нет‑нет, то было исключительно ради ее спокойствия и для сохранения их дружбы.

Для Вероны прощание стало тяжелым ударом. Как и для Белоснежки, которая не находила себе места от горя. Бедная малышка перенесла столько потерь, а теперь и самая близкая после мачехи женщина должна была покинуть ее. Королева же оставалась невозмутимо‑холодной и неприступной. А стоило карете Вероны покинуть двор, как Королева резко развернулась, так что ее мантия взметнулась, и поспешила в свои покои.

Захлопнув за собой дверь, она подошла к зеркалу. Ее охватила нерешительность. Что, если это не сработало? Что, если Верона была лишь первой в целом списке лучших красавиц в королевстве? Наконец, собравшись с духом, Королева вновь призвала Раба зеркала. Ее сердце было не на месте, а когда за стеклом замелькали знакомые язычки пламени, какая‑то ее часть вспыхнула надеждой, что Раб, возможно, вообще не появится. Королева не могла определиться, что принесет ей истинное облегчение: если он покажется или нет.

И затем из воронки пурпурного тумана проявилось лицо.

– Что желаете знать, моя Королева?

– Зеркало волшебное, кто всех прекрасней в королевстве?

– Теперь, когда Верона уехала в дальние земли, вы, моя Королева, всех прекрасней в королевстве.

Все напряжение разом покинуло тело Королевы, каждый мускул блаженно расслабился. Она сделала глубокий вдох и выдох. Но что‑то внутри не давало покоя. Во что она превращается? Как могло случиться, что она выбрала собственную красоту вместо дорогой подруги?

– Раб, у меня есть для тебя еще один вопрос, – сказала она.

– Я обязан ответить на него искренне, моя Королева.

– Возможно, я всех прекрасней в королевстве. Но как мне вновь стать счастливой?

– Счастье – это красота, а красота – это счастье. Красота приносит радость, кто бы ею ни обладал, мужчина, женщина, девочка или мальчик.