2020-04-07
446
Любой исторический труд расчленяет истекшее историческое время и выбирает свои хронологические параметры в соответствии с более или менее осознанными тенденциями и предпочтениями. Традиционная история обращает свое внимание на короткие промежутки исторического времени, на индивида, на событие. Мы уже давно привыкли к ее стремительному драматическому рассказу, произносимому на коротком дыхании,
Новая экономическая и социальная история на первый план в своих исследованиях выдвигает проблему циклического изменения, его длительности: она заворожена фантомом, но вместе с тем и реальностью циклического подъема и падения цен. Таким образом, сегодня наряду с повествованием (или «речитативом») традиционной истории возникает речитатив, свидетельствующий об экономической конъюнктуре, рассекающей прошлое на большие промежутки времени: десятилетия, двадцатилетия, пятидесятилетия.
Наряду с этим вторым видом речитатива утвердилась история еще более длительных временных единиц. Оперируя уже столетиями, она оказывается историей большой, даже очень большой длительности. Безотносительно к тому, удачна или неудачна подобная формула, я привык считать ее прямой противоположностью «истории событий» (термин, впервые после Поля Лакомба употребленный Франсуа Симианом). Но формулы здесь несущественны; важно другое - мы должны рассматривать и тот и другой вид истории, оба полюса времени - и мгновение, и большую длительность. Последние термины не притязают на абсолютную точность. Но столь же многозначно и понятие «события» Я бы ограничил его значение тем, что происходит в сжатые промежутки времени. Событие – это взрыв, «звонкая новость», как говорили в шестнадцатом столетии. Его угар заполняет все, но он кратковременен и пламя его едва заметно.
На первый взгляд прошлое - это масса мелких фактов, одни из которых поражают вас, другие же, напротив, постоянно повторяясь, почтя не, привлекают вашего внимания. Это те факты, которые исследует сегодня микросоциология и социометрия (существует также и микроистория). Но эта масса фактов не охватывает всей реальности, всех переплетений истории, через которые пробирается научное мышление. Наука об обществе испытывает ужас перед массой незначительных событий. И не без основания: кратковременность - наиболее капризная, наиболее обманчивая из всех форм деятельности. Поэтому у некоторых историков складывается настороженное отношение к традиционной истории, так называемой истории событий. Иногда ее неоправданно отождествляют с политической историей. Политическая же история не обязана ограничивать себя событиями, быть историей кратковременных событий. Между тем остается фактом, что за последнее столетие эта история, почти всегда бывшая политической, то есть сконцентрированной на драме «великих событий», разрабатывалась в кратковременном хронологическом масштабе. Выявление массы документов породило среди историков взгляд, согласно которому проблема исторической истины полностью сводится к проблеме документальной подлинности.
Недавний, разрыв с традиционными формами историографии XIX века не означает полного отказа от исследований кратковременных событий. Как мы знаем, он пошел на пользу социально-экономической истории, но политическая история, мало выиграла от этого. Он привел к революции, обновлению идей, неизбежно сопровождаемому методологическим изменениями и смещением центра, интересов, к введению количественной истории, которая, конечно, еще не сказала своего последнего слова. Но главным образом разрыв с традиционными формами привел к изменению масштабов исторического времени. Историк сегодня, безусловно, располагает новым историческим временем. Он может писать историю, расчленяя ее в соответствии с новыми вехами.
Всей своей логикой новый тип исторического повествования, охватывающий все новые области истории, подводят нас к понятию исторической долговременности. Но существует целый ряд причин, препятствующих внедрению этого подхода к истории, и на наших глазах происходит возвращение к кратковременным хронологическим масштабам. Может быть, это происходит потому, что представляется более необходимым (или более насущным) создать некоторый синтез «циклической» истории и истории традиционной, чем идти вперёд, в неизвестное.
Вторым, даже более полезным ключом, является термин «структура». Он господствует во всех проблемах, связанных с исторической долговременностью. Под «структурой» исследователи социальных явлений донимают организацию, порядок, систему достаточно устойчивых отношений между социальной реальностью и массами. И для историков структура – это ансамбль, архитектура социальных явлений, но прежде всего она - историческая реальность, устойчивая и медленно изменяющаяся во времени. Некоторые долговременные структуры становятся устойчивым элементом жизни целого ряда поколений. Иные структуры менее устойчивы. Но все они являются и опорой, и препятствием исторического движения. Так, определяя границы действия и опыта человека, они оказываются препятствиями («огибающими» в математической терминологии). А как трудно преодолеть некоторые географические и биологические условия, некоторые пределы роста производительности труда и даже духовные факторы, ограничивающие свободу действия! (Узость духовного кругозора также может быть долгосрочной тюрьмой!).
Итак, в сопоставлении с другим формами исторического времени та форма, которую мы называем «большой длительностью», оказывается чем-то довольно сложным. Ввести ее в нашу науку очень непросто. Здесь меньше всего речь идет о простом расширении предмета исследования или области наших интересов. Да и само введение новых временных параметров отнюдь не сулит одни лишь блага. Оно влечет за собой готовность историка изменить весь стиль и установки, направленность мышления, готовность принять новую концепцию социального. Это значило бы привыкнуть ко времени, текущему медленно, настолько медленно, что оно показалось бы почти неподвижным. Только тогда мы сможем вырваться из плена событий, чтобы снова вернуться к ним и посмотреть на них другими главами, задать им другие вопросы. Во всяком случае, историю, в целом можно понять только при сопоставлении ее с этим необозримым пространством медленной истории. Только так можно выявить действительный фундамент исторических событий. И тогда все этажи общей истории, все множество ее этажей, все взрывы исторического времени предстанут перед нами вырастающими из этой полунеподвижной глубины, центра притяжения, вокруг которого вращается все.
