2020-05-12
1031
1. Правовое регулирование договорных обязательств занимает важное место в международном частном праве. Это обусловлено ролью и значением гражданско-правовых договоров в регулировании отношений с участием иностранных партнеров. Такие договоры активно применяются в предпринимательской сфере; немалый удельный вес они имеют и в иных областях, например при установлении обязательственных отношений, связанных с удовлетворением личных потребностей физических лиц.
В области международного экономического сотрудничества они охватывают внешнеторговый обмен, научно-технические связи, взаимоотношения в кредитно-финансовой сфере, осуществление совместных строительных проектов, выполнение других работ и оказание различных услуг. Рамки и виды такого сотрудничества постоянно расширяются.
В зависимости от предмета и характера отношений для регулирования их используются различные виды и типы договоров: купли-продажи, аренды, финансовой аренды (лизинга), кредитные договоры, договоры поручения, комиссии, страхования, факторинга, международных перевозок, оказания транспортно-экспедиционных услуг и другие. Договорами оформляется и обмен результатами интеллектуальной деятельности.
Для российских предпринимателей и других лиц, вступающих в деловые контакты с иностранными партнерами, существенное значение имеет расширение круга субъектов, которые могут быть участниками таких отношений, наделение их необходимыми для успешного сотрудничества правами. Эти тенденции, связанные с общими процессами демократических преобразований в стране, нашли отражение в нормах российского международного частного права (разд. VI ГК РФ).
Иностранный элемент, которым может быть осложнено договорное отношение, может относиться к субъекту (иностранные граждане или иностранные юридические лица, участвующие в гражданско-правовых отношениях) и объекту (нахождение за границей имущества). Отечественная доктрина указывает и на третий вид иностранного элемента - юридический факт, с которым связано возникновение, изменение или прекращение договорного правоотношения (например, совершение сделки за границей).
При анализе системы правовой регламентации указанных отношений необходимо обратить внимание, во-первых, на терминологическую особенность в наименовании таких обязательств и, во-вторых, на ряд общих положений, характеризующих источники правового регулирования этих отношений.
В российском законодательстве и в правовой литературе применительно к договорным обязательствам с участием иностранных партнеров используются понятия «сделка» и «договор». Они близки по своему содержанию, но не тождественны. Договор - это двусторонняя или многосторонняя сделка, выражающая согласованную волю лиц, участвующих в его заключении. Применительно к гражданско-правовым договорам с иностранным элементом в сфере внешнеэкономических связей наиболее часто употребляются понятия «внешнеторговая сделка», «внешнеэкономическая сделка». Сделки могут носить односторонний (когда достаточно выражения воли одного лица, например, при выдаче доверенности, рассматриваемой как односторонняя сделка) или двусторонний (многосторонний) характер. Таким образом, понятие «сделка» шире понятия «договор», в котором участвуют как минимум две стороны. Исходя из содержания и характера рассматриваемых отношений, можно утверждать, что в этих случаях при использовании указанных выше понятий речь обычно идет о двусторонних или многосторонних сделках, т.е. о договорах. Употребление в этих случаях термина «сделка», а не «договор» можно расценивать как дань сложившейся традиции наименования договоров в данной сфере, когда речь не идет о конкретном виде договора (купли-продажи, аренды, подряда и т.д.). В литературе отмечалось, что практически при использовании термина «сделка» применительно к отношениям во внешнеэкономической сфере имеется в виду договор.
Регулирование коллизионных вопросов, касающихся односторонних сделок, как правило, осуществляется отдельными нормами (см. ст. 1217 ГК РФ). Вместе с тем есть нормы, в которых говорится о сделках вообще: действие их обычно распространяется и на односторонние, и на двусторонние (многосторонние) сделки. Примером может служить ст. 1209 ГК РФ, содержащая коллизионные нормы, определяющие право, подлежащее применению к форме сделки. Различия в формулировках конкретных положений, относящихся к сделкам, необходимо учитывать при применении соответствующих норм законодательства.
В международно-правовых актах нередко применяются понятия «международный коммерческий договор», «международная коммерческая сделка». Их можно рассматривать как собирательные, охватывающие различные виды договоров, используемых для регулирования международных экономических отношений, за исключением договоров, заключаемых в потребительских целях (например, по приобретению товаров гражданами для личного потребления или использования). Это наименование указанных договоров не отражает каких-либо их принципиальных отличий от названных выше договоров (сделок).
В правовой литературе используются и другие определения внешнеэкономических сделок: «международные торговые сделки», «международные трансграничные коммерческие сделки», «международный коммерческий контракт», которые по сути имеют в виду одни и те же отношения, отличающиеся лишь терминологией.
Сделки, заключаемые в сфере международных экономических отношений, имеют ряд характерных черт. Все они направлены на осуществление предпринимательской деятельности. В качестве квалифицирующих признаков внешнеэкономических сделок в доктрине отмечается различная национальная (государственная) принадлежность контрагентов, совершающих данные сделки; регулирование сделок нормами иностранного права, международными договорами, международными торговыми обычаями; возможность передачи споров на разрешение иностранных судов и международных арбитражей.
Пересечение товаром, являющимся предметом сделки, государственной границы также в большинстве случаев является признаком внешнеэкономической сделки. Это условие связано, как правило, с кругом участников внешнеэкономической деятельности, предприятия которых, как указывалось выше, находятся в разных странах. Однако на практике имеют место случаи, когда по условиям сделки, заключенной иностранными контрагентами, товар реализуется в пределах страны продавца (или изготовителя) и, таким образом, пересечение им государственной границы не имеет места.
Так, международным коммерческим арбитражным судом при ТПП РФ было рассмотрено дело, в котором российское угольное предприятие заключило договор на поставку угля с зарубежной фирмой. Отгрузка его производилась в адрес третьей организации, находящейся на территории РФ и состоявшей в договорных отношениях с иностранной фирмой, приобретавшей уголь у предприятия. Арбитражный суд квалифицировал подписанный российским предприятием и иностранной фирмой договор как внешнеэкономический, хотя пересечения товаром границы страны экспортера в этом случае не было.
Подобные ситуации дают основание сделать вывод о том, что рассматриваемый признак присущ большинству, но не является безусловно обязательным для всех внешнеэкономических сделок без исключения.
К критериям, характеризующим внешнеэкономические сделки, нередко относят и валюту платежа. В таких сделках выбор валюты платежа осуществляется по соглашению сторон и хотя бы для одной из них она, как правило, является иностранной. Для большинства сделок этот критерий имеет существенное значение. Однако, как справедливо отмечается в литературе, его нельзя признать универсальным для всех без исключения договорных обязательств между субъектами разных стран и он может быть отнесен к факультативным признакам.
Следует обратить внимание на то, что в российском законодательстве и в международных актах не содержится определения международных коммерческих (внешнеэкономических) сделок.
В научных исследованиях по этому вопросу высказывались различные точки зрения. Исследуя природу таких сделок, Л.А. Лунц основным признаком внешнеэкономической сделки называл наличие иностранного элемента. Наряду с этим он отмечал, что понятие «внешнеторговая сделка» не может быть стабильным в условиях, когда виды внешнеэкономических отношений множатся, разнообразятся, изменяются.
Исходя из анализа положений действующих международных договоров (Конвенции ООН о договорах международной купли-продажи товаров 1980 г., Конвенции о международном финансовом лизинге 1988 г. и др.) и национального законодательства ряда стран, многие ученые к внешнеэкономическим сделкам относят совершаемые в ходе осуществления предпринимательской деятельности договоры между лицами, коммерческие предприятия которых находятся в разных государствах. Однако термин «коммерческое предприятие» не имеет однозначного толкования. Наиболее распространенным на сегодняшний день является мнение, что его следует трактовать как место основной деятельности участника сделки, постоянное место осуществления деловых операций, которое может не совпадать с местом регистрации компании.
2. Регулирование договорных обязательств в сфере международных отношений (отношений, осложненных иностранным элементом) имеет ряд существенных особенностей.
В качестве важнейшего коллизионного правила в российском законодательстве закреплено положение об автономии воли сторон, вступающих в договорные отношения. Это касается возможности самостоятельного выбора сторонами, заключающими договор, применимого права, которым будут регулироваться их отношения, а также определения содержания, порядка исполнения и последствий ненадлежащего исполнения договорных обязательств.
Единообразие правового регулирования достигалось до недавнего времени только путем разработки и принятия договаривающимися государствами в рамках универсальных и региональных организаций международных конвенций. После присоединения государств к таким международным документам их правила становились обязательными для всех организаций и предпринимателей данной страны.
Российская Федерация является участницей многих из них. В силу ст. 15 Конституции РФ и ст. 7 ГК РФ эти международные договоры рассматриваются как составная часть правовой системы России и имеют приоритет перед нормами внутреннего законодательства (см. гл. 2 учебника).
В правовом регулировании договорных обязательств между юридическими и физическими лицами разных стран в области внешнеэкономических связей наряду с использованием коллизионных норм широко применяются унифицированные материально-правовые нормы прямого действия. Применение унифицированных норм, содержащихся в международных договорах, способствует единообразию условий соответствующих договоров, устраняет разнобой в регулировании однотипных отношений, что неизбежно при применении норм национального законодательства разных государств, имеющего различия, и тем самым создает необходимую правовую базу для эффективного и равноправного международного сотрудничества.
Особенностью современного периода является использование наряду с международно-правовой унификацией автономной системы регулирования отношений, возникающих в процессе заключения и исполнения международных коммерческих контрактов, - так называемый метод частноправовой унификации. Прослеживается тенденция к расширению применения этого метода. Суть его состоит в том, что правительственные и неправительственные организации разрабатывают на основе и с учетом сложившихся обычаев делового оборота документы, имеющие рекомендательную силу (типовые общие условия, регламенты, рекомендации). Унификация в этом случае достигается путем единообразного применения таких документов участниками международных коммерческих контрактов.
В отличие от международных конвенций, применение которых осуществляется на основании волеизъявления участвующих в них государств, единообразное применение документов, имеющих рекомендательный характер, происходит в результате обращения к ним самих участников делового оборота. Этому способствует авторитет организаций, создающих такие источники частноправовой унификации. К ним относятся: Принципы международных коммерческих договоров (Принципы УНИДРУА в ред. 2010 г.), Принципы Европейского договорного права (в ред. 2002 г.), Международные правила по унифицированному толкованию торговых терминов (ИНКОТЕРМС в ред. 2010 г.), Унифицированные правила и обычаи для документарного аккредитива (в ред. 2006 г.), Унифицированные правила по инкассо (в ред. 1995 г.); принципы определения и модельные нормы европейского частного права: Проект общей справочной системы (DCFR) 2009 г., Свод принципов, правил и требований lex mercatoria 2003 г. и ряд других (см. § 1 гл. 11 учебника).
Имеют свою специфику условия применения международных договоров, регулирующих обязательственные отношения между юридическими и физическими лицами разных стран:
1) действие таких актов распространяется на хозяйствующих субъектов и других лиц, вступающих в договорные отношения, при условии, если государства, к которым относятся эти субъекты (лица), являются участниками соответствующего международного договора. Международные договоры могут применяться и в регулировании договорных обязательств между лицами, государства которых не являются участниками определенного международного договора. Для этого стороны должны сделать в договоре отсылку к соответствующему акту как источнику регулирования их отношений. В таком случае нормы избранного ими международного правового акта будут иметь для них силу договорных условий;
2) международные соглашения (договоры) по общему правилу носят для участников договорных отношений диспозитивный характер. В связи с этим стороны вправе избрать в качестве применимого право любой страны, в том числе и третьих стран, не участвующих в данном соглашении. Необходимо только, чтобы воля сторон в подобном случае была достаточно четко и ясно выражена в их соглашении;
3) подчиненность гражданского договора конкретному международному правовому акту не исключает применения в определенных случаях норм национального права, поскольку любой международный акт регулирует складывающиеся между сторонами отношения не исчерпывающим образом. Национальное право применяется в таких случаях на субсидиарной основе.
При отсутствии соглашения сторон о применимом праве данный вопрос решается на основе коллизионной нормы, определяемой юрисдикционным органом, компетентным разрешать споры, вытекающие из соответствующего договора или связанные с ним. Этот вопрос подлежит разрешению при отсутствии соглашения сторон о применимом праве как в тех случаях, когда их отношения не подчинены международно-правовому акту прямого действия (в подобных ситуациях избираемое на основе коллизионной нормы право регулирует весь комплекс взаимоотношений сторон), так и при наличии такого акта. В последнем случае определяется национальное законодательство, нормы которого подлежат субсидиарному применению наряду с соответствующим международным актом.
Для договорных отношений, складывающихся между партнерами из разных стран, характерно, кроме того, то, что возникающие между ними споры и разногласия разрешаются в большинстве случаев международными арбитражными судами, действующими в качестве третейских судов, или третейскими судами, избираемыми сторонами для рассмотрения конкретного дела (ad hoc).
В Российской Федерации споры такой категории рассматриваются:
- Международным коммерческим арбитражным судом при ТПП РФ;
- Морской арбитражной комиссией при ТПП РФ;
- коммерческими арбитражами при торгово-промышленных палатах субъектов РФ.
3. Начавшийся в 90-е гг. прошлого столетия процесс либерализации российской экономики существенным образом затронул систему договорных (обязательственных) отношений в международной сфере, что нашло отражение в нормах российского законодательства.
В ГК РСФСР 1964 г. договорным обязательствам с участием иностранных лиц было посвящено всего три статьи: ст. 564, в которой говорилось о праве иностранных предприятий и организаций совершать в РСФСР сделки по внешней торговле и связанным с ней расчетным, страховым и иным операциям с советскими внешнеторговыми объединениями, которым было предоставлено право совершать такие сделки; ст. 565, определявшая закон, применяемый к форме сделки, и ст. 556, посвященная праву, применимому к обязательствам по внешнеторговой сделке.
В Основах 1991 г. раздел, посвященный международному частному праву, был значительно расширен.
Содержавшееся в ГК РСФСР 1964 г. понятие «внешнеторговая сделка» было заменено понятием «внешнеэкономическая сделка», охватывающим более широкий круг договорных отношений. Это соответствовало международной практике сотрудничества организаций разных стран не только в области внешней торговли, но и в других сферах. В статье 166 Основ 1991 г. наряду с понятием «внешнеэкономическая сделка» использовался термин «договор». Он относился к конкретным видам договорных обязательств, для которых определялись соответствующие коллизионные привязки. В перечень таких договоров входили наряду с куплей-продажей договоры имущественного найма, хранения, поручения, дарения, залога, поручительства, перевозки, транспортной экспедиции и др.
Весьма важным было изменение критерия, в соответствии с которым должно определяться применимое право (при отсутствии соглашения сторон по этому поводу). В Основах 1991 г. в качестве субсидиарной привязки предусматривалось применение права страны, где учреждена, имеет место жительства или основное место деятельности сторона, которая осуществляет исполнение, имеющее решающее значение для содержания договора. Для многих договоров содержалось указание той стороны договора, чье право должно применяться.
Проявившаяся в Основах тенденция более развернутого и предметного регулирования договорных обязательств в международном частном праве получила дальнейшее развитие в части третьей ГК РФ (разд. VI «Международное частное право»). В ней нашли отражение многие основные принципы и институты современного международного частного права, положения международных договоров, сложившаяся отечественная и мировая практика.
В отличие от действовавших ранее нормативных актов коллизионные нормы разд. VI ГК РФ определяют право, подлежащее применению к любым сделкам и договорам, осложненным иностранным элементом, без выделения внешнеэкономических сделок. Лишь в одном случае предусматривается особое регулирование для таких сделок путем установления специальных требований к их форме.
В ст. 1211 ГК РФ содержится развернутый перечень гражданско-правовых договоров, совершаемых в международной сфере, с указанием коллизионных норм, определяющих право, подлежащее применению к ним.
Кроме того, в ГК РФ были включены нормы, разрешающие конкретные вопросы, часто встречающиеся в практике международных обязательственных отношений. В качестве примера можно привести ст. 1216, в которой определяется право, подлежащее применению к уступке требования.
В практике международных отношений при исполнении денежных обязательств (в том числе по оплате товаров, работ, услуг) постоянно возникают вопросы применения мер ответственности за просрочку платежа. Статья 1218 содержит правило, согласно которому основания взимания, порядок исчисления и размер процентов по денежным обязательствам определяются по праву страны, подлежащему применению к соответствующему обязательству, что позволяет обеспечить единый подход к регулированию всего комплекса отношений, складывающихся между участниками договора.
Нельзя не отметить имеющую большое практическое значение в обязательственных отношениях норму, изложенную в п. 3 ст. 1202. Юридическое лицо, говорится в ней, не может ссылаться на ограничение полномочий его органа или представителя на совершение сделки, неизвестное праву страны, в которой им совершена сделка, за исключением случаев, когда будет доказано, что другая сторона в сделке знала или заведомо должна была знать об указанном ограничении. Здесь выражено приобретающее все большее значение в гражданском праве требование добросовестности сторон и справедливого подхода в случае возникновения между ними споров.
Помимо норм, непосредственно относящихся к договорным обязательствам с иностранным элементом, актуально для этих отношений четкое правовое регулирование статуса их участников, понятия личного закона физического и юридического лица, являющихся субъектами правоотношений, регулирование вещных прав, объекты которых становятся предметом сделок.
Важные изменения, касающиеся коллизионного регулирования договорных обязательств, были внесены в разд. VI ГК РФ Федеральным законом от 30 сентября 2013 г. № 260-ФЗ «О внесении изменений в часть третью Гражданского кодекса Российской Федерации». Среди них расширение автономии воли сторон трансграничных договоров, т.е. возможности их участия в выборе применимого права, новые правила, определяющие право, применимое к форме сделок, и др.
Включение соответствующих норм в ГК РФ укрепляет правовую основу участия российских юридических и физических лиц в международных экономических и других связях, сближая их регулирование с принятыми в законодательстве большинства стран и в международных актах подходами.
Право, подлежащее применению к договорным отношениям
При заключении договоров с иностранными юридическими лицами и гражданами в процессе осуществления торгово-экономических и иных международных связей одним из наиболее важных является вопрос об определении права, подлежащего применению к возникшим гражданско-правовым отношениям.
Категорию «применимое право» следует толковать широко, включая в нее нормы национального права, нормы международных договоров, а также в определенных случаях общие принципы права, обычаи и обыкновения международной торговли.
1. В настоящее время в законодательстве большинства стран мира и в ряде международных договоров - Гаагской конвенции о праве, применимом к международной купле-продаже товаров, 1955 г., Гаагской конвенции о праве, применимом к агентским соглашениям, 1978 г., Римской конвенции о праве, применимом к договорным обязательствам, 1980 г., заменившим ее Регламенте ЕС № 593/2008 «О праве, применимом к контрактным обязательствам» от 17 июня 2008 г. (Рим-I), Гаагской конвенции о праве, применимом к договорам международной купли-продажи товаров, 1986 г., Кодексе Бустаманте 1928 г., Межамериканской конвенции о праве, применимом к международным контрактам, 1994 г. и др. в качестве основного получил закрепление принцип автономии воли сторон - lex volu№tatis, означающий свободу сторон подчинить договор избранному ими правопорядку. Данный принцип нашел отражение и в двух документах, принятых в рамках СНГ: Соглашении о порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности, 1992 г. (ст. 11) и в Конвенции о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам 1993 г. (ст. 41). Автономия воли участников договорных отношений стала одним из фундаментальных принципов международного частного права.
Дальнейшее расширение границ принципа автономии воли сторон при заключении трансграничных контрактов предусматривается в новом документе, принятом Гаагской конференцией по международному частному праву, - Гаагских принципах выбора права, применимого к международным коммерческим договорам, 2015 г. (Гаагские принципы).
Вместе с тем в доктрине и на практике дискуссионными остаются вопросы определения границ действия воли сторон - может ли свобода их выбора в отношении применимого к договору права быть абсолютно неограниченной. Сформировалось два подхода к этой проблеме - объективный и субъективный, суть которых сводится к следующему.
Объективный подход предполагает возможность выбора сторонами только того права, которое имеет связь с договором. Этот принцип закреплен, в частности, в законодательстве Испании, США.
Субъективный подход не ограничивает волю сторон, предоставляя им полную свободу в выборе применимого права. Он нашел отражение в законодательстве многих стран, в том числе Австрии, Венгрии, Германии, Швейцарии.
В договорных отношениях, где позиции и интересы сторон должны, как правило, иметь приоритет, предпочтительным представляется применение избранного ими права без указанных выше ограничений. Этот принцип в большей мере удовлетворяет требованиям международного делового оборота.
Он закреплен в таких многосторонних международных договорах, как Римская конвенция 1980 г., Регламент ЕС «О праве, применимом к контрактным обязательствам» 2008 г. (Рим I), Гаагская конвенция 1986 г., Межамериканская конвенция 1994 г., Гаагские принципы 2015 г., содержится в Принципах международных коммерческих договоров (Принципы УНИДРУА). В рамках СНГ этот принцип закреплен в Соглашении о порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности, 1992 г.
Возможность выбора сторонами трансграничных контрактов любой правовой системы была поддержана в работах многих российских ученых. Л.А. Лунц писал, что «едва ли целесообразно и отвечает интересам наилучшей организации внешнеторгового обмена установление каких-либо ограничений для избрания сторонами компетентного правопорядка».
В отечественном законодательстве принцип автономии воли сторон впервые был сформулирован в Основах 1961 г. (ст. 126), закрепивших многолетнюю практику Внешнеторговой арбитражной комиссии при ТПП СССР, которая при разрешении споров принимала во внимание волю сторон договора. Дальнейшее развитие он получил в Основах 1991 г., ст. 166 которых предусматривала, что права и обязанности сторон по внешнеэкономическим сделкам определяются по праву страны, избранному сторонами при совершении сделки или в силу последующего соглашения.
В ГК РФ, воспринявшем основные положения Римской конвенции 1980 г., воле сторон в выборе правопорядка, применимого к их правам и обязанностям по договору, придается первостепенное значение. Кодекс содержит еще более подробную и детальную регламентацию с учетом положений действующего законодательства ведущих стран, международных договоров, а также сложившейся мировой практики.
В соответствии с п. 1 ст. 1210 ГК РФ стороны при заключении договора или в последующем могут выбрать по соглашению между собой право, которое подлежит применению к их правам и обязанностям по этому договору. Аналогичные права предусмотрены в законодательстве многих стран, а также в международных договорах, в частности в Гаагских принципах 2015 г. (ст. 2 (4)).
Вместе с тем в законе четко не указываются границы выбора права: допустим ли выбор права стороны контракта или любого иностранного государства, действующих международных соглашений, а также допустима ли ссылка на неформальные своды правил? Проблема возможности выбора сторонами при заключении трансграничного договора в качестве применимого права неформальных регуляторов неоднократно обсуждалась в литературе <1>. Вопрос имеет и важное практическое значение, поскольку в последнее время в заключаемых контрактах в качестве применимого права стороны нередко ссылаются не на нормы национального права, а на «общие принципы права», обычаи и обыкновения международной торговли, lex mercatoria и др.
На практике при возникновении спора суды по-разному квалифицируют соответствующие условия контрактов. Государственные суды в большинстве случаев не рассматривают такие договоренности в качестве соглашения о применимом праве, которое исключает применение судом коллизионных норм. В международной коммерческой арбитражной практике соглашения о применении неформальных сводов «норм права» или аналогичных источников рассматриваются более благосклонно. Объясняется это тем, что в Законе об МКА содержится специальная норма (п. 1 ст. 28), предусматривающая, что третейский суд (арбитраж) разрешает спор в соответствии с такими нормами права, которые стороны избрали в качестве применимых к существу спора. В литературе отмечалось, что в правовом режиме международного коммерческого арбитража термином «нормы права» охватывается не только право в традиционном понимании, но и нормы вненационального права, современного lex mercatoria - именно такое толкование давалось этому термину разработчиками Типового закона о международном коммерческом арбитраже 1986 г., на основе которого разработан указанный российский закон. Этот двойной режим регулирования нашел отражение в п. 1 ст. 1186 ГК РФ, где предусмотрено, что особенности определения права, подлежащего применению международным коммерческим арбитражем, устанавливаются законом о международном коммерческом арбитраже.
Позиция, учитывающая требование современного международного экономического сотрудничества признавать негосударственные источники в качестве регуляторов трансграничных договоров, отражена в ст. 3 Гаагских принципов 2015 г. В ней говорится, что правом, выбранным сторонами, могут быть правовые нормы, в целом признаваемые на международном, наднациональном или региональном уровне в качестве нейтрального и сбалансированного свода правил, если только правом государства суда не предусмотрено иное. При этом свобода сторон выбрать применимое право не связывается с конкретным способом рассмотрения спора: это может быть не только международный коммерческий арбитраж, но и государственный суд.
Новые подходы к определению применимого права, предполагающие право сторон контракта подчинить свои отношения общим принципам и правилам, касающимся международных коммерческих договорных обязательств, в отношении которых существует широкий международный консенсус, предусмотрены и в принятом в феврале 2015 г. Комиссией ICC по коммерческому праву и практике документе - Вненациональные правила как применимое право в международных коммерческих контрактах со специальной отсылкой к типовым контрактам ICC.
Соглашение сторон о выборе подлежащего применению права должно быть согласно п. 2 ст. 1210 ГК РФ прямо выражено или определенно вытекать из условий договора либо совокупности обстоятельств дела. Специальных требований к форме соглашения о применимом праве ГК РФ не устанавливает, на основании чего можно сделать вывод о возможности в этих случаях применять общие требования о форме гражданско-правовых сделок, поскольку их применение не будет находиться в противоречии с особым характером и целью такого соглашения.
Соглашения сторон о выборе права нередко включаются в заключаемый ими договор в качестве одного из условий. Они могут быть составлены и в виде отдельного документа. Неопределенность формулировок соответствующих условий создает нередко трудности в случае возникновения между сторонами договора спора. В отдельных случаях арбитражные суды не признавали такие договоренности действующими. Так, в рассмотренном МКАС при ТПП РФ деле (№ 118/2008) стороны предусмотрели в договоре, что права и обязанности сторон регулируются одновременно материальным правом России и Украины. Такая оговорка была истолкована составом арбитража как недостижение сторонами договоренности о применимом праве с последующим применением коллизионной нормы ст. 1211 ГК РФ.
В практике МКАС при ТПП РФ соглашения о применимом праве признавались совершенными в результате обмена письмами, сообщениями по телетайпу, телеграфу либо с использованием иных средств электросвязи, обеспечивающих фиксацию такого соглашения. Считаются они заключенными и тогда, когда в договоре или корреспонденции сторон, на основании которой договор признается заключенным, имеется ссылка на документ, содержащий условие о праве, подлежащем применению. Может рассматриваться как соглашение сторон о применимом праве, вытекающее из «совокупности обстоятельств дела», и установившаяся между сторонами практика подчинения своих отношений определенной системе права. Так, при отсутствии в одном из нескольких заключенных сторонами договоров указаний о выбранном праве суд или арбитраж имеют серьезные основания для применения аналогии с предшествующими договорами.
ГК РФ (п. 3 ст. 1210) предоставляет сторонам возможность решить вопрос о подлежащем применению праве и после заключения договора. Такое соглашение имеет обратную силу и считается действительным с момента заключения договора при условии, что оно не будет иметь отрицательных последствий для третьих лиц и для действительности сделки с точки зрения требования к ее форме с момента заключения договора.
Следует отметить, что выбор сторонами договора компетентного органа для рассмотрения спора не может автоматически рассматриваться как выбор ими подлежащего применению права. Аналогичная норма содержится в ст. 4 Гаагских принципов 2015 г.
При анализе правовой природы соглашения о подлежащем применению праве в литературе обращается внимание на его юридическую самостоятельность, автономный характер по отношению к договору, в тексте которого оно содержится. Таким образом, признание контракта недействительным или незаключенным не влияет на действительность соглашения о применимом праве.
Судебная практика исходит из того, что соглашение о применимом праве сохраняет свое действие и в случае расторжения договора, если иное не установлено соглашением сторон.
Новеллой российского международного частного права является норма, допускающая возможность выбора сторонами права, подлежащего применению как к договору в целом, так и к отдельным его частям (п. 4 ст. 1210). Подобные положения содержатся в законодательстве многих стран, закреплено оно и в Регламенте Рим-I (ст. 3 (1)), а также в п. 2 ст. 2 Гаагских принципов.
В практике МКАС имеется ряд решений, в которых арбитражный суд при рассмотрении споров применял право различных государств к отдельным частям заключенного сторонами контракта. В качестве примера можно привести решение по делу № 30/2010. В заключенном сторонами договоре предусматривалось, что вопросы ответственности за ненадлежащее исполнение контрактных обязательств регулируются законодательством Республики Казахстан. Право, подлежащее применению к другим отношениям сторон, было определено с помощью коллизионной нормы ст. 1211 ГК РФ, в результате чего компетентным было признано право Германии как право страны продавца. Арбитражный суд применил такой же подход при решении дела № 38/2013. Суд признал правомерным избрание сторонами российского права при определении порядка выплаты штрафа за задержку оплаты по контракту, а в отношении остальных условий договора подлежащим применению признал право Германии на основании отсылки к ст. 1211 ГК РФ.
Отдавая должное предоставленной сторонам возможности более свободно определять право, подлежащее применению к отдельным условиям договоров, необходимо вместе с тем иметь в виду, что в конкретных ситуациях практическая реализация такого права может вызывать определенные трудности. Так, в литературе отмечается, что одновременное применение к договору права различных государств таит в себе немалый риск возникновения противоречий в регулировании отношений сторон из-за несовпадения разнонациональных норм права и может привести к полному или частичному непризнанию юридической силы соглашения о выборе права ввиду наличия неустранимых пороков содержания. В этой связи высказывается мнение о том, что не только выбор права в отношении различных частей договора должен быть четко определен сторонами, но и избранные правопорядки должны быть логически совместимыми, т.е. «часть договора» должна быть «отделимой» (severable) от остальной части контракта так, что она должна составлять подгруппу прав и обязанностей, которая может рассматриваться отдельно от основного контракта. Если часть контракта, в отношении которой избирается отдельное право, не является отделимой (severable) или избранное право не является логически совместимым с правом, регулирующим остальную часть контракта, то такой выбор сторонами права не признается.
Закрепляя общий принцип свободного выбора сторонами применимого права, ГК РФ вместе с тем предусматривает определенные исключения из этого правила. Если в момент выбора сторонами договора подлежащего применению права все касающиеся существа отношений сторон обстоятельства связаны только с одной страной, выбор сторонами права другой страны не может затрагивать действие императивных норм права той страны, с которой связаны все касающиеся существа отношений сторон обстоятельства (п. 5 ст. 1210). Этот момент весьма важно учитывать при заключении соглашений о применимом праве.
Необходимо обратить внимание на то, что принцип автономии воли сторон не распространяется на договоры в отношении земельных участков, участков недр и иного недвижимого имущества, находящегося на территории РФ (п. 2 ст. 1213 ГК РФ). Пункт 2 ст. 1213 содержит одностороннюю императивную коллизионную норму, предусматривающую для сделок с такими объектами применение только российского права. Имеются также определенные ограничения в применении его и к договорам с участием потребителя (п. 3 ст. 1212 ГК РФ).
Расширяет применение принципа автономии воли сторон норма п. 6 ст. 1210 ГК РФ, согласно которой положения п. п. 1 - 3 и 5 данной статьи применяются к выбору по соглашению сторон права, подлежащего применению к отношениям, не основанным на договоре, если иное не вытекает из закона или существа отношений.
Принятие данной нормы вносит необходимую ясность при разрешении возникающих между сторонами споров. Так, МКАС в решениях по делам № 82/2017 и 82/2017 признал нормы российского законодательства, подлежавшие применению к контракту, заключенному между российской и казахской организациями, и к возникшим в процессе исполнения контракта внедоговорным отношениям.
2. Выбор права не является обязанностью сторон. При отсутствии соглашения сторон право, подлежащее применению к договору, по общему правилу определяется правоприменительными органами на основе коллизионных норм. При этом международный коммерческий арбитраж согласно п. 2 ст. 28 Закона об МКА определяет применимое право в соответствии с коллизионными нормами, которые сочтет применимыми, а российские суды основываются в этих случаях только на коллизионных нормах национального права РФ.
В процессе развития и применения отечественного законодательства менялись подходы к выбору критерия, определяющего применимое право в случаях, когда стороны не согласовали этот вопрос в договоре.
Основы 1961 г. (ст. 126) определяли применимое право только в отношении внешнеторговых сделок, исходя при этом из формального критерия, предусматривающего, что права и обязанности сторон по внешнеторговым сделкам определяются по законам места ее совершения.
Иной критерий определения применимого права для внешнеэкономических сделок был закреплен в Основах 1991 г. В качестве субсидиарной коллизионной привязки в ст. 166 Основ предусматривалось применение права страны, где учреждено, имеет место жительства или основное место деятельности сторона, которая осуществляет исполнение, имеющее решающее значение для содержания договора. Для отдельных видов договоров предусматривались конкретные коллизионные привязки.
ГК РФ в ст. 1211 ввел дополнительные критерии определения применимого права, расширил содержание коллизионных привязок по конкретным видам договорных обязательств.
Новым для российского международного частного права стал закрепленный в п. 1 ст. 1211 ГК РФ общий коллизионный принцип, согласно которому при отсутствии соглашения сторон о подлежащем применению праве к договору применяется право страны, с которой договор наиболее тесно связан (proper law of the co№tract). Таким образом, в ГК РФ была установлена единая субсидиарная привязка - закон наиболее тесной связи.
Действие этой нормы распространялось практически на все гражданско-правовые договоры, включая и внешнеэкономические сделки.
Федеральный закон от 30 сентября 2013 г. № 260-ФЗ «О внесении изменений в часть третью Гражданского кодекса Российской Федерации» внес ряд изменений в ст. 1211 ГК РФ. Наиболее принципиальным из них является отказ от применения в качестве единой субсидиарной привязки при отсутствии соглашения сторон права страны, с которой договор наиболее тесно связан. Аналогичный подход мы видим и в решении данного вопроса в Регламенте Рим-I. Общим для любых договоров, в которых отсутствует соглашение сторон о выборе права, стал закрепленный в п. 1 ст. 1211 ГК РФ принцип применения права страны, где на момент заключения договора находится место жительства или основное место деятельности стороны, которая осуществляет исполнение, имеющее решающее значение для содержания договора. Данная коллизионная норма подлежит применению, если иное не предусмотрено ГК РФ или другим законом.
В п. 2 ст. 1211 ГК РФ содержится перечень из 18 договоров, для которых определена сторона, осуществляющая исполнение, имеющее решающее значение для содержания договора. Так, в договоре купли-продажи ею выступает продавец, в договоре дарения - даритель, в договоре аренды - арендатор и т.д. Для ряда договоров с учетом их специфики предусмотрены специальные коллизионные нормы. Они касаются договоров: строительного подряда и подряда на выполнение проектных и изыскательских работ (п. 3), простого товарищества (п. 4), заключенных на аукционе, по конкурсу или на бирже (п. 5), коммерческой концессии (п. 6), об отчуждении исключительного права на результаты интеллектуальной деятельности или средство индивидуализации (п. 7), лицензионного договора (п. 8).
Необходимо обратить внимание на то, что действующий закон не отказался полностью от применения коллизионного принципа наиболее тесной связи. Однако теперь, согласно п. 9 ст. 1211 ГК РФ, он имеет подчиненное значение по отношению к конкретным коллизионным нормам, выполняет корректирующую роль и применяется, если из закона, условий или существа договора либо совокупности обстоятельств дела следует, что в действительности договор более тесно связан с правом иной страны, чем та, которая указана в конкретной коллизионной норме п. п. 1 - 8 ст. 1211 ГК РФ Подробнее об этом см.: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части третьей (постатейный).
При рассмотрении споров МКАС в ряде случаев отказывался от применения указанных в законе коллизионных привязок, установив более тесную связь договора с правом другой страны. Так, например, при рассмотрении одного из споров по договору купли-продажи выяснилось, что товар, приобретенный зарубежной фирмой у российской организации (изготовителя), был им продан другой российской организации и отгружен изготовителем непосредственно покупателю (без вывоза товара за пределы России). С учетом этого, а также того, что контракт был заключен в России и расчет за товар предусматривался в рублях через российский банк, суд признал применимым российское право, а не право страны продавца.
В другом деле при рассмотрении спора, возникшего в связи с исполнением договора транспортной экспедиции, МКАС установил, что стороны - кипрская фирма и казахская организация не согласовали условия о применимом праве. Решая этот вопрос, суд признал применимым право Республики Казахстан, исходя из того, что местом заключения договора является Республика Казахстан, а также то, что перевозка грузов проходила по территории этой республики.
В качестве основной коллизионной привязки закон наиболее тесной связи применяется при определении права, подлежащего применению к договору, содержащему элементы различных договоров. К такому договору согласно п. 10 ст. 1211 применяется право страны, с которой этот договор, рассматриваемый в целом, наиболее тесно связан, если из закона, условий или существа договора либо совокупности обстоятельств дела не вытекает, что применимое право подлежит определению для таких элементов этого договора отдельно.
Вместе с тем для некоторых договоров в ГК РФ предусмотрено специальное регулирование, исключающее применение закона наиболее тесной связи. Это относится к договорам с участием потребителей, договорам о создании юридического лица с иностранным участием, к договорам в отношении находящихся на территории России земельных участков, участков недр, обособленных водных объектов и иного недвижимого имущества.
3. Определение права, подлежащего применению к договорам, осложненным иностранным элементом, ставит вопрос о сфере действия подлежащего применению права.
Выбор закона по воле сторон касается вопросов статута обязательства - прав и обязанностей сторон по договору. Российское законодательство до принятия нового ГК РФ не определяло сферу действия обязательственного статута. Новеллой, восполнившей этот пробел, стала норма ст. 1215 ГК РФ. Она содержит примерный перечень вопросов, определяющих сферу действия права, подлежащего применению к договору:
- толкование договора;
- определение прав и обязанностей сторон договора;
- исполнение договора;
- последствия неисполнения или ненадлежащего его исполнения;
- прекращение договора;
- последствия его недействительности.
Действие данной статьи распространяется только на отношения, по которым правила о применимом праве предусмотрены в ст. ст. 1210 - 1214, 1216 ГК РФ. Указанные правила, если иное не вытекает из закона, не затрагивают, в частности, сферу действия права, подлежащего применению к личному закону юридического лица (п. 2 ст. 1202), к вещным правам (ст. 1205.1) и к отношениям представительства (п. 5 ст. 1217.1).
Приведенный в ст. 1215 перечень вместе с тем не исключает применение обязательственного статута и в силу прямых указаний в других нормах ГК РФ, отсылающих к праву страны, подлежащему применению к соответствующим отношениям. Это относится к исковой давности (ст. 1208), уступке требований (допустимость уступки требования, отношения между новым кредитором и должником, условия, при которых это требование может быть предъявлено к должнику новым кредитором, вопрос о надлежащем исполнении обязательства должником (п. 2 ст. 1216)); основаниям взимания, порядку исчисления и размеру процентов по денежным обязательствам (ст. 1218); обязательствам, возникающим вследствие недобросовестного ведения переговоров о заключении договора (ст. 1222.1).
В обязательственный статут не входят вопросы формы сделки, вещных прав на имущество, обязательств, возникающих из односторонних сделок, вследствие недобросовестной конкуренции, неосновательного обогащения, представительства и доверенности на совершение договора. Право, подлежащее применению к таким отношениям, регулируется специальными коллизионными нормами. Отдельными нормами регулируется и праводееспособность сторон договора: определение личного закона юридического и физического лица. Л.А. Лунц подчеркивал, что стороны не могут путем выбора закона избежать действия таких императивных норм законодательства, которые относятся к личному статуту участников сделки. Они не могут как-либо ограничить или расширить действие норм, касающихся правоспособности или дееспособности организаций - участников сделки. Они не могут также избежать действия норм, регулирующих форму сделки. Такие вопросы не подчинены обязательственному статуту и, следовательно, не подчинены принципу автономии воли сторон.
Поскольку указанный перечень, как следует из редакции ст. 1215 ГК РФ, не является исчерпывающим, в литературе было высказано мнение о возможности отнесения к сфере действия права, подлежащего применению к договору, и других отношений, в частности связанных с заключением договора и признанием его действительным или недействительным, акцессорными обязательствами, переводом долга и др.
Положения о сфере действия права, подлежащего применению к договору, нашли отражение во многих международных соглашениях - Межамериканской конвенции о праве, применимом к международным контрактам, 1994 г., Римской конвенции о праве, применимом к договорным обязательствам, 1980 г., Гаагской конвенции о праве, применимом к переходу права собственности при международной купле-продаже, 1958 г., Гаагской конвенции 1978 г. о праве, применимом к агентским договорам, Гаагской конвенции о праве, применимом к договорам международной купли-продажи, 1986 г., Регламенте Рим-I, Гаагских принципах выбора применимого права к международным коммерческим договорам. Кроме того, данный вопрос урегулирован в законодательстве многих стран: Австрии, Венгрии, Германии, Италии, Швейцарии, Чехии, Белоруссии, Украины, Казахстана, Киргизии, Узбекистана.
Форма внешнеэкономической сделки
Отечественное законодательство на протяжении длительного времени предъявляло особые требования к форме внешнеэкономических сделок и порядку их подписания, что объясняется существовавшей в стране государственной монополией внешней торговли. Коллизионные нормы, определявшие право, применимое к форме внешнеэкономических (внешнеторговых) сделок, имели императивный характер. В ГК РСФСР 1964 г. (ст. 565), Основах 1991 г. (ст. 165), ГК РФ (п. 2 ст. 1209) предусматривалось, что форма внешнеэкономической сделки, независимо от мест
Коллизионные вопросы обязательств вследствие причинения
вреда (общие вопросы). Регулирование в зарубежном праве
Коллизии законов в области обязательств вследствие причинения вреда (, u№erlaubte Ha№dlu№ge№, torts) решаются обычно исходя из первенствующего значения одного из старейших начал международного частного права - закона места совершения деликта (lex loci delicti commissi). Выбор права места деликта в качестве ведущей коллизионной нормы закреплен в законодательстве ряда стран (Австрия, Великобритания, Венгрия, Вьетнам, Германия, Греция, Испания, Италия, Куба, Лихтенштейн, Монголия, Польша, Румыния, Тунис, канадская провинция Квебек и др.), судебной практике (Франция, Скандинавские страны), в международных договорах (Кодекс Бустаманте).
Следует этому началу Модель ГК для стран СНГ, гражданские кодексы Армении, Белоруссии, Казахстана, Киргизии, Узбекистана, Законы Азербайджана и Украины о международном частном праве.
Будучи распространенной, привязка к закону места совершения деликта тем не менее встречает возражения, которые сводятся главным образом к критике ее «жесткости», затрудняющей поиск справедливого в каждом отдельном случае решения. Не будет преувеличением заметить, что в последние десятилетия произошла основательная переоценка классического начала: отношение к нему в доктрине и практике колеблется от безусловного признания до существенного ограничения или даже вытеснения новыми, «гибкими» коллизионными формулами.
Проявлением современных подходов стали:
- комбинированное применение закона места совершения деликта и иных коллизионных правил, отсылающих к законам гражданства, домицилия сторон, места регистрации транспортного средства и др.;
- более широкое применение закона места наступления вреда;
- построение системы коллизионных норм, рассчитанных на отдельные виды правонарушений;
- привязка деликтного отношения к праву страны, с которой это отношение имеет наиболее тесную связь.
Эти тенденции прослеживаются в развитии зарубежного законодательства, в международной договорной практике.
Распространение получили исключения из правила, отсылающего к закону места совершения деликта, предназначенные для коллизионного регулирования ответственности за вред, причиняемый:
- дорожно-транспортными происшествиями;
- недобросовестной конкуренцией;
- недостатками товара;
- посягательствами на честь и достоинство.
Ограничение применения закона места совершения деликта в пользу общего личного закона сторон обязательства, кажется, прочно вошло в практику.
Закон о международном частном праве Швейцарии в случаях, когда причинитель вреда и потерпевший имеют обычное местопребывание в одной и той же стране, подчиняет требования из причинения вреда праву этой страны. В отсутствие общего местопребывания сторон требования из причинения вреда регулируются правом страны, в которой было совершено действие, причинившее вред. Но если такое действие повлекло наступление вредных последствий в другой стране и причинитель вреда должен был предвидеть это, применяется право страны, где наступили вредные последствия.
Коллизионные вопросы правонарушений (torts) - одна из ветвей коллизионного права США, претерпевших наиболее значительные изменения в своем развитии. Если первый Свод законов о конфликте законов (1934 г.) исходил из определяющего значения закона места совершения правонарушения, то второй Свод (1971 г.) по существу закрепил результаты глубокой ревизии взглядов в этой области, признав главенствующей привязку к праву, имеющему наиболее существенную связь с происшествием и со сторонами. Для определения этого права принимаются во внимание перечисляемые в Своде принципы, а также учитываются обстоятельства, которые включают: место причинения вреда, место, где было совершено действие, причинившее вред; домицилий, место пребывания, гражданство, место инкорпорации, место осуществления коммерческой деятельности сторон; место локализации их взаимоотношений.
Линия на переоценку значения коллизионного начала «закон места совершения деликта», наиболее ярко проявившаяся в решениях апелляционного суда штата Нью-Йорк (дело Babcock v. Jackso№), была продолжена судами других штатов. Многие штаты отказывались следовать этому началу, демонстрируя солидарность с идеями «отцов революции» в американском коллизионном праве - Б. Карри, Д. Каверса, У. Риза, Р. Лефлара и прежде всего с выдвинутой Б. Карри теорией «анализа правительственного интереса» (Gover№me№tal I№terest a№alysis). Подразделяя межштатные коллизии на «действительные» (в случаях, когда более чем один штат заинтересован в применении своего права) и «мнимые» (в отсутствие такой заинтересованности), суды обращались соответственно к праву заинтересованного штата либо к праву суда.
К 2000 г. число штатов, следовавших традиционному началу lex loci delicti, еще более сократилось. К этому времени суды в 39 штатах и федеральном округе Колумбия придерживались методологии выбора применимого к torts права, принимающей во внимание содержание и цели законов тех штатов, с которыми стороны и обязательственное отношение были связаны.
С 1 января 1992 г. в Луизиане вступил в силу Закон о международном частном праве, 36 статей которого были включены в Гражданский кодекс Луизианы, из них семь составили главу, посвященную деликтным и квазиделиктным обязательствам (ст. ст. 3542 - 3548). Общее коллизионное правило для таких обязательств сформулировано в ст. 3542: поскольку иное не предусмотрено в титуле VII «Деликтные и квазиделиктные обязательства», вопросы таких обязательств подчиняются праву штата, устремлениям которого был бы нанесен наиболее серьезный ущерб, если бы его право не было применено к соответствующему вопросу.
Критерий наиболее существенной, тесной связи применимого права с фактическим составом правонарушения был воспринят в ряде европейских и других стран. Закон о международном частном праве Австрии, подчиняя требования о возмещении вреда праву страны, где было совершено действие, повлекшее вред, признает, однако, определяющим право другой, общей для сторон, страны, если стороны связаны с ним в большей степени. Имеется в виду прежде всего право страны общего места жительства, общего гражданства.
При оценке последствий правонарушения, совершенного за рубежом, закону места деликта нередко противопоставляется закон суда. Обращение к закону суда наиболее характерно для ситуаций, когда действие или иное обстоятельство, образующее за рубежом основание для возмещения вреда, по закону суда не признается деликтом.
В недавнем прошлом, когда говорили о правовых системах, в которых отношение между lex loci delicti и lex fori было как бы «перевернуто» (вместо того чтобы исходить из иностранного права и ограничивать его применение в определенной степени путем влияния закона суда, применялся этот последний, но притом известное влияние предоставлялось lex loci delicti), то имели в виду прежде всего английское право. Следующее правило, основанное на прецедентах почти вековой давности, раскрывало отношение английской судебной практики к lex loci delicti: действие, совершенное в зарубежной стране, считалось правонарушением (tort) и порождало право на иск в Англии, лишь если оно признавалось, во-первых, actio№able по английскому праву (или, другими словами, произойди оно в Англии, рассматривалось бы здесь как tort) и, во-вторых, «неоправдываемым» (№ot justifiable) согласно праву зарубежной страны, где оно было совершено. Если эти условия соблюдались, подлежало применению английское право, а не право места совершения правонарушения.
Требование «actio№ability», впервые сформулированное в 1868 г., было воспринято судами Австралии и Канады. Что касается условия «№ot justifiable», то оно получило различную интерпретацию не только в Англии, но и в других странах «общего права». В последующем эти правила подверглись изменениям, причем наиболее существенным образом в 1995 г. Великобритания была участницей принятия и применения Регламента Рим-II.
Изменения в традиционных подходах к решению коллизионной проблемы обязательств из деликта не всегда выражаются в отказе от правила «закон места совершения деликта» в пользу «гибких» коллизионных норм. Как свидетельствуют английское законодательство (Private I№ter№atio№al Law (Miscella№eous Provisio№s) Act 1995), а также практика Верховного суда Канады и кодификация международного частного права канадской провинции Квебек, реформирование в этой области коллизионного права может осуществляться и в ином направлении - от подчинения иностранных деликтов закону суда к признанию (в тех или иных пределах) классического начала lex loci delicti.
Можно заключить, что с введением в действие десятой книги «Международное частное право» Гражданского кодекса канадской провинции Квебек предусматриваемые ею коллизионные правила вытесняют применявшиеся ранее в этой провинции к torts нормы общего права, сложившиеся под влиянием английских судебных прецедентов. Согласно ст. 3126 Кодекса обязательство возместить причиненный вред подчиняется праву страны, в которой имело место действие, причинившее вред. Если результат такого действия проявляется в другой стране, подлежит применению право этой страны, если лицо, совершившее вредоносное действие, должно было предвидеть наступление вреда. Исключение из общего правила образуют случаи, когда причинитель вреда и потерпевший домицилированы или имеют место проживания в одной и той же стране: в таких случаях подлежит применению право этой страны.
Применение закона места совершения деликта иногда осложняется различиями в определении зарубежными правовыми системами понятия «место деликта». Следует ли понимать под locus delicti место, где было совершено действие, причинившее вред, или место, где наступили вызванные им вредные последствия; возможен ли в этих случаях выбор применимого права, принадлежит ли право выбора потерпевшему либо выбор составляет прерогативу суда, - эти и другие вопросы, связанные с определением места деликта, решаются в зарубежных правовых системах по-разному.
Германский закон подчиняет требование из недозволенного действия праву государства, в котором действовало обязанное предоставить возмещение лицо. Но потерпевшему предоставляется право потребовать, чтобы вместо этого права применялось право государства, в котором наступил результат действия. Право выбора может быть осуществлено только в первой инстанции до конца самого первого заседания или до конца предварительного письменного производства.
В других странах предпочтение отдается праву места совершения деликта или праву места наступления вредных последствий, если причинитель вреда должен был предвидеть проявление их в этом месте.
Существенные изменения в европейском праве произошли с принятием Регламента (ЕС) Европейского парламента и Совета от 11 июля 2007 г. № 864/2007 «О праве, подлежащем применению к внедоговорным обязательствам» (Рим-II). Регламент исходит из принципа связи с правом страны, где наступил прямой ущерб (lex loci dam№i), устанавливая справедливый баланс между интересами причинителя вреда и потерпевшего. Общее правило о праве, применяемом к внедоговорным обязательствам, возникающим на основании деликта, отсылает к праву страны, на территории которой наступил ущерб (damage occurs), независимо от права страны, на территории которой событие, послужившее основанием для возникновения ущерба, имело место, а также независимо от права страны, на территории которой проявились косвенные последствия вредоносного события. Но если причинитель вреда и потерпевший имели обычное место пребывания на территории одной и той же страны в момент причинения ущерба, применяется право этой страны.
Когда из совокупности всех обстоятельств дела явно следует, что деликт наиболее тесно связан со страной иной, чем указано выше, то применяется право этой страны. Наиболее тесную связь с другой страной определяют, в частности, сложившиеся ранее отношения между сторонами, например контрактные отношения, тесно связанные с деликтными по существу.
Для целей Регламента термин «ущерб» (damage) охватывает любое последствие деликта, неосновательного обогащения, №egotiorum gestio u culpa i№ co№trave№ed.
Любое право, избранное в соответствии с Регламентом, подлежит применению независимо от того, является ли оно правом государства - члена ЕС.
Регламент содержит специальные коллизионные нормы относительно ответственности за недобросовестно произведенную продукцию, недобросовестную конкуренцию, за ущерб, причиненный окружающей среде, а также определяет право, подлежащее применению к внедоговорным обязательствам, возникающим вследствие нарушения прав интеллектуальной собственности. Закрепляется возможность выбора права, применимого к внедоговорным обязательствам, самими сторонами.
С принятием Регламента 2007 г. законодательство европейских государств в отношениях между странами, в нем участвующими, заменено соответствующими положениями этого акта. Внесены и некоторые изменения в законы. Так, в Законе Австрии о международном частном праве (в ред. 2015 г.) предусмотрено, что к обязательствам из причинения вреда, не подпадающим под действие Регламента Рим-II, применяется право, которое прямо или косвенно выберут стороны.
В некоторых ситуациях отсылка к закону места совершения деликта оказывается вообще невозможной (правонарушение в открытом море, воздушном пространстве над ним). В этих случаях необходимо обращение к иным коллизионным правилам, если отсутствуют унифицированные посредством международных договоров материальные нормы о деликтной ответственности.
Круг вопросов, подчиняемых статуту деликтного обязательства (и прежде всего вопросов, относимых к основаниям освобождения от ответственности, объему и размеру возмещения), определяется зарубежными правовыми системами не единообразно. Различия зависят, в частности, от оценки отдельных институтов как институтов материального или процессуального права <1>.
--------------------------------
<1> О примерах отказа американских судов от процессуальной концепции исковой давности при рассмотрении исков, связанных с авариями на дорогах, см.: Садиков О.Н., Краснова Н.Л. Исковая давность в международном частном праве // Российский ежегодник международного права. 1992.
Ряд правовых систем (как и Регламент Рим-II) предоставляет потерпевшему возможность выбора между иском из правонарушения и иском из договора. В случае предъявления иска из договора, существовавшего к моменту причинения вреда между потерпевшим и лиц
