Отсутствие адекватной социальной базы демократии

С точки зрения задач политической демократизации, переход к рыночной экономике - не самоцель, а лишь средство для создания среднего класса в качестве массовой социальной базы демократии. Подсознательно шедшие в советском обществе процессы модернизации, с 1960-х гг., создавали некий начальный аналог среднего класса, который, в конечном счете, и стал виновником краха коммунизма. Однако в отличие от среднего класса на Западе образующей основой советского "старого среднего класса" стала не собственность, а профессиональная и институциональная позиция в государственной системе.

С распадом советского государства, последующим углублением экономического кризиса и началом рыночных реформ этот начальный советский "старый средний класс" подвергся фактическому вымыванию при расколе общества на два (довольно типичных для стран "третьего мира") полюса – 1) зона массовой нищеты и 2) узкая прослойка богатства с социально бесформенной стихией между ними. Что же касается "нового среднего класса", то в России пока что так и не появился. Тем самым, проблема формирования адекватной и достаточно массовой, основанной не на отношении к государству, а на отношениях частной собственности, социальной базы демократии остается в посткоммунистической России нерешенной.

Центробежные силы национализма и кризис национальной идентичности.

Другой специфической особенностью российского демократического транзита являлся этнический состав СССР и России, а также подъем под лозунгами демократии центробежных сил национализма, в конечном счете, приведших к распаду СССР и остающихся угрозой для России. В условиях прогрессирующего распада советского общества национальные идеи стали попыткой придать некую позитивную и содержательную форму антикоммунизму. Однако в посткоммунистическом контексте объясним стремлением к национальному возрождению стало приобретать формы, трудно совместимые с демократией, а то и прямо противоречащие ей.

Ко второй группе особенностей самих процессов преобразований в посткоммунистической России можно отнести следующие:

Особенности формирования демократической оппозиции в СССР и России, в конечном счете повлиявшие на характер ее взаимоотношений с новой российской властью.

Само демократическое движение в СССР и России существенно отличалось от оппозиционных сил, участвовавших в других демократических транзитах. В отличие от узко революционного движения инакомыслящих 60-70-х годов, практически полностью раздавленного в брежневский период, демократическая оппозиция начала перестройки являлась продуктом коммунистического реформизма и была непосредственно связана с советской системой множественными узами. В отличие от оппозиционных движений в восточноевропейских социалистических странах, она была порождена не гражданским обществом, а государством, то есть она возникла внутри самой советской системы, причем усилиями наиболее дальновидного и способного ее сегмента, который к середине 1980-х г. пришел к выводу о необходимости либерализации ради сохранения основ системы.

Отсутствие пакта, предварительной договоренности между радикалами и консерваторами.

Отказавшись от компромиссов М.С. Горбачева, и, добиваясь полной и безоговорочной победы над советским режимом, Б.Н. Ельцин и радикалы намеренно исключили возможность достижения компромиссной фазы пакта, который, как упоминалось ранее, в большинстве успешных демократических транзитов выполнял важную стабилизирующую функцию. Такой пакт в других случаях формулировал в целом демократические правила игры, которых в дальнейшем придерживались основные политические силы. Из-за его отсутствия в России весьма значительный политический сегмент общества на долгое время, вплоть до выборов 1993 г., легализовавших оппозицию, оказался искусственно выключенным из демократического процесса.

5) Отсутствие первых "учредительных" выборов, легитимизирующих новый баланс общественных и политических сил.

Б.Н. Ельцин вполне осознанно проигнорировал и следующую фазу классической модели успешного демократического транзита - отказался от проведения первых свободных "учредительных" выборов, которые могли бы заложить фундамент легитимной демократической власти и способствовать плавному и постепенному развитию многопартийности в стране. Причем, он отказывается от первых свободных выборов.

Отсутствие этой важнейшей начальной институциональной фазы в процессе российского демократического транзита во многом объясняет и результаты декабрьских парламентских выборов 1993 г., которые большинством обозревателей в стране и за ее пределами были восприняты с чувством шока. Лишь формально хронологически эти выборы в новый российский парламент были "первыми", тогда как согласно общей и в большинстве случаев подтверждаемой историческими фактами логике демократических транзитов они были "вторыми".