Первое впечатление от Северодвинска – необычайно зеленые листва, трава и ослепительно яркое солнце

В 1958 году мой отец Сергей Ильич Почепаев окончил Севастопольское высшее военно-морское инженерное училище подводного плавания. Потом долго служил на подлодках Северного флота, а заканчивал службу в военном представительстве на Севмаше.

В отставку он ушел в звании капитана I ранга в 1987 году.

Валенки в августе

В Северодвинск наша семья приехала в 1971 году. А до этого мы «служили» в Видяево и немножко в Севастополе. Мама категорически отказывалась менять юг на Северодвинск, а я, выросшая в Заполярье и полюбившая Север с его просторами и сопками (они мне долго снились в Севастополе!), ждала переезда с нетерпением, и на два голоса с отцом, как могли, уговаривали маму.

Каково же было мое удивление, что сопок здесь нет и в помине! Зато есть красивейшие леса с грибами и ягодами и мои любимые белые ночи. Я вообще считаю, что жизнь с приходом белых ночей меняется, само понятие времени меняется, и даже люди становятся другими, как будто жить торопятся. Так что лето – это действительно маленькая жизнь, если ночи нет вовсе!

Но если вспомнить мое самое первое, самое яркое впечатление от Северодвинска – это необычайно зеленые листва на деревьях и трава и ослепительно яркое солнце! И на всю эту красоту я любуюсь из окна нашей квартиры на проспекте Ленина, а на мне валенки, потому что август в том году был холодный. И уже сколько лет прошло, а у меня мороз по коже от воспоминаний грандиозного зрелища: черная людская река, текущая по утрам к заводу. Кто помнит эту картину, тот меня поймет!

Брак со скандалом

Укореняться на этом месте моя семья не собиралась. Думали, все будет как обычно у военных: лет 5-7 поживем, а там новое звание, новое назначение… А получилось так, что прижились мы в Северодвинске. С адаптацией у военных и их семей, наверное, вообще проблем нет!

Определили меня учиться в первую школу, записали в музыкалку на Бойчука. Правда, поначалу мои сверстники приняли меня в штыки. Как же, капитанская дочка, зазнайка, вся такая в беленьких бантиках да гольфиках. Потом сдружились. И уже с подружками мы обожали гулять в районе старых домов, уютно там было: много зелени, все ухожено с любовью.

После школы пошла в медучилище, бредила тогда косметологией. А в 18 лет в первый и последний раз попала на танцы в ДОФ: подружка уговорила. Там-то я и познакомилась с моим будущим мужем. Ухаживал он за мной, как и полагается, с шиком, но недолго. Ох и скандал был, когда родители узнали, что мы уже и заявление в загс подали. Они были категорически против, отец громы и молнии метал! Но когда, скажите, молодые и влюбленные родителей слушали? Хотя у нас в доме вообще была установлена строгая военная дисциплина. Гулять – только до 21.00, и попробуй хоть на пять минут опоздать! Парк культуры и отдыха был почему-то для меня запретной зоной. Только с родителями! И вот ведь что интересно: отец – непререкаемый авторитет: и на службе, и дома командир. И каково же было нам узнать, что у этого сурового капитана есть тайная страсть: стихи он начал писать еще со школьной скамьи. И Северодвинску, ставшему родным, не одно стихотворение посвятил.

Плохо без формы

Расписали нас с моим лейтенантом быстро, для этого мы много порогов пообивали, и сразу мой новоиспеченный муж уехал на Север, в Оленью губу, и только через полтора года я к нему переехала. После Северодвинска – дыра дырой! Но жили хорошо, дружно, весело.

А вернулись мы в Северодвинск только в 2000 году. Годы, конечно, не лучшие для возвращения, но ведь и мы не из рая на грешную землю спустились. Родительская квартира уже пустовала: отец переехал в Севастополь, там много северодвинцев-отставников обосновалось. К тому времени Северодвинск вроде бы и пережил все беды и горести, но впечатление он тогда произвел на меня гнетущее. Я его для себя как бы заново открывала. И был он каким-то обветшавшим и унылым. Первая школа заколоченная стояла. Деревянные дома уже иначе, как «деревяшки», и не называл никто. До сих пор, уже 12 лет, остаются непроходимыми из-за луж тротуары от улицы Лесной до улицы Ломоносова. И вообще, складывается впечатление, что город наш ни для автомобилей, ни для пешеходов не приспособлен. Разве что Ягры по-прежнему радовали и радуют: и песчаный берег моря, и сосновый бор с ручными белками. Вот еще бы скверов и парков в разных частях города было бы побольше. Пусть крохотных, но со скамейками и цветами.

А еще Северодвинску очень не хватает формы. Теперь встретить человека в форме – такая редкость. А я помню, как с восхищением мальчишки-одноклассники разглядывали моряков в зале кинотеатра «Родина», они заполняли практически половину зала! И улицы города военные украшали формой, выправкой, поведением. А как красиво под барабаны по утрам по проспекту Ленина маршировала «учебка»! Мне могут возразить, что и теперь военные – украшение Дня ВМФ. Наверное, это действительно так, но я в этот день всегда в Севастополе, с отцом.

Уехать нельзя остаться

Я, наверное, как многие северодвинцы, страдаю раздвоением личности: одна часть меня хочет бросить все и уехать туда, где комфортнее и теплее. Другая цепляется за устоявшийся быт и все то хорошее, что в нашем городе удалось сохранить. Здесь, если честно, меня многое держит. Я достаточно поездила по стране, чтобы сравнивать. И поверьте, по многим позициям наш северный город выигрывает. Как бы ни ругали мы ЖКХ, но есть города, где и ругать уже нечего, все разрушено и восстановлению не подлежит. А еще меня греют в Северодвинске уже малозаметные остатки социализма, того самого «совка», который не все рублем мерил и человеческими отношениями мне дорог, а не рыночными. И соцзащита здесь еще не пустой звук. Ну и люди тут, согласитесь, хоть и северяне, но не отмороженные.

Я точно знаю, слышала часто от других и сама на себе испытала: когда садишься в Москве на свой поезд, сразу настроение улучшается - скоро будем дома! И что бы ни решила моя семья, Северодвинск останется для меня родным городом, с которым я пережила и плохое, и хорошее и который, надеюсь, еще расцветет. Со мной или без меня…

Марина РАХУБА

Вышла – коляски нет

17.04.2013

На фото: Алина Лобанова с той самой коляской

История, которую по телефону начала рассказывать женщина, казалась невероятной…

«Радужные» страхи

В восьмидесятых коляски оставляли возле магазинов достаточно свободно – у каждого крылечка стояли разноцветные ряды детского транспорта. Вот и Алина Лобанова в марте 1980-го, подкатив свою красно-оранжевую коляску с двухмесячной дочкой Иришкой к крыльцу универмага «Радуга», не думала о плохом. Да и нужно-то было всего ничего - забежать на пару минут в магазин за будильником.

Вышла – коляски нет. Первая мысль была – переставили. Но нет, ни за углом, ни за магазином нигде не видно.

Вторая мысль – кто-то перепутал и сейчас обнаружит подмену, вернет непременно! Заметалась Алина по площади перед магазином, пробежала по улицам в надежде услышать знакомый скрип – одно колесо у ее коляски, несмазанное, скрипело сильно. Нет, нигде не слышно и не видно.

Третья мысль казалась страшной, но не такой кошмарной, как та, которую упрямо гнала от себя. Может, это муж проходил мимо магазина и решил проучить молодую жену? Забрал коляску с Иришкой в наказание за то, что без присмотра оставила, и сейчас малышка дома, в тепле и безопасности. Побежала Алина домой - нет, не знает муж. А узнав, бросился в милицию звонить.

Ищут курсанты, ищет милиция

Там сразу поняли, что действовать нужно быстро: март на Севере никогда ласковым не был, двухмесячная малышка может и не дождаться окончания поисков. Выделили каждому родителю по машине с водителем и отправили прочесывать дворы, сами милиционеры кинули клич по городу. И начались поиски.

Двор за двором, круг за кругом объезжали две машины, осматривая сначала близлежащие к универмагу дворы, а затем уходя все дальше и дальше от центра города. Даже по перрону вокзала проехали – все без толку.

Водитель машины Алины сначала пытался приободрить женщину, успокаивал как мог, но через четыре часа безрезультатных поисков все чаще вспоминал только страшные истории. Плакать у молодой мамы уже не было сил, с каждой минутой становилось все страшнее.

В каждый двор и закуток через стекло автомобиля вглядывалась Алина. В другой машине, на другом конце города так же кружил по дворам муж Николай. Ближе к вечеру на помощь молодым родителям пригнали курсантов учебной части. Алина, проезжая за магазином «Пингвин», видела, как они разбирают гору деревянных ящиков в попытке найти ребенка. От мысли, что маленькая Иринка может быть где-нибудь в подобном месте, сердце сжалось от страха, боли и беспомощности.

Вечером, когда северодвинцы вернулись домой с работы, по городскому радио и телевидению прошло объявление о пропавшей коляске. Тут же посыпались звонки. «У нас в подъезде такая коляска стоит!» - сообщали одни. «У нас на чердаке – бесхозная коляска», - пытались помочь другие. Казалось Алине и Николаю, что ищет весь город, весь Северодвинск.

В советское время, когда коляски были так похожи друг на друга, что только по скрипу колеса, пожалуй, различить и можно было, найти одну из тысяч в городе – практически нереально.

Стемнело окончательно, когда стало ясно, что смысла дальше искать нет. В черноте дворов все кошки серы, а уж оранжевые коляски и подавно. Родители вернулись в отчаянии в отделение милиции.

И тут, когда надежда почти угасла, прилетела радостная весть: в Архангельске нашли сиротливую коляску с маленькой девочкой, ребенка отправили на обследование в областную детскую больницу. Жива малышка, жива. Рванули туда вместе со следователем по особо важным делам.

Само «особо важное дело» в это время притихло в кроватке после тяжелого дня, поэтому родителям для опознания медики вынесли одеяльце, шапочку и пинетки. Родные, знакомые, свои!

Иришка-путешественница

Позже счастливым северо-двинским родителям рассказали, что «угонщицей» коляски оказалась двенадцатилетняя девочка из ягринского интерната. Она, деревенская родом, переживала, что бабушка с дедушкой остались там, на селе, одни и скучают. Вот и решила им привезти живую игрушку Ирочку – пусть порадуются старики!

Девочка села на дежурку, доехала до Исакогорки, а затем на автобусе поехала на морской-речной вокзал Архангельска. Почему никто не обратил внимания на ребенка с коляской, а если и обратил, то виду не подал, сейчас, тридцать лет спустя, не понять.

В Архангельск, видимо, приехала она так поздно, что стало смеркаться. Испугалась девчушка, что в интернате спохватятся, затолкала коляску под лестницу за морским-речным вокзалом и вернулась в Северодвинск.

Крик малышки на морозе услышала, к счастью, пробегавшая мимо женщина. Она-то и забила тревогу.

- Никогда мы не держали зла на эту девочку, - вспоминает повзрослевшая Алина Анатольевна. – Говорят, она выросла, уехала в свою родную деревню, стала хорошей школьной учительницей и мамой своих собственных ребят. Вскоре после того случая мы, как семья военнослужащих, уехали из города. Уехали и не успели поблагодарить жителей Северодвинска за то, что они так самозабвенно отозвались на наш призыв о помощи. Низкий поклон вам, люди добрые! Благодарю вас всех!

Семья Лобановых еще возвращалась в Северодвинск, но не смогла найти возможность передать благодарность горожанам. Каждый год 20 марта они вспоминают об этой истории и отмечают второй день рождения своей дочери Ирины. Сейчас Алина Анатольевна и Николай Дмитриевич живут в Смоленске, но вот сама путешественница Ирина и два ее брата остались в Северодвинске. Ирина работает в «Никольском посаде», брат Павел – журналист, еще один брат, Антон, руководит фирмой такси.

- У меня же теперь у самой дочка Лиза есть, ей семь лет, уже в школу пошла, - призналась Ирина, главная героиня этой истории. – Когда Лизочка была маленькая, я не оставляла ее одну ни на минуту. Даже если нужно было куда-то отлучиться ненадолго, брала на руки и несла с собой. Это же так страшно, вернуться и не найти своего ребенка!

Ирина КАЛАЧЁВА

Северодвинску – 75: эхо репрессий

14.04.2013