VI-VII вв. Бронза, литье

Покровитель православных воинов, Святой великомученик Феодор Тирон (память 2 марта (17 февраля), в субботу первой седмицы Великого Поста ) “ пострадал при императорах Максимиане и Максимине, служа воином в городе Амасии (Малая Азия). Он воспротивился повелению вкусить идоложертвенную пищу, за что принял мученическую кончину 17 февраля 306 года и был погребен в Евхаитах Амасийских. Его именование тирон означает “молодой воин”, то есть новобранец ”[37].

Однако в основание сюжета ярославской иконы ложиться совсем другой эпизод, отраженный в апокрифическом “Житие святого Федора Тирона”: “ Во времена царствования царя Валента в Афинейских пределах и при его мужественных боярах появился некий воин в городе, называемом Андреокий, – сильный, дерзкий, очень богатый, по имени Федор, первый боярин среди всех, и был он возлюбленным рабом Божьим. И жил святой в том городе, где был колодец, кипящий благодатной водой. Охраняли тот колодец звери и змеи, и множество других гадов. И каждый год царь приносил им жертву: коров двенадцать, и девиц восемьдесят, и ягнят двадцать пять. И (тогда) колодец выпускал воду, и весь народ насыщался (ею) ”. 

В определенный момент положенная жертва не была совершена: “ И разгневался змей и остановил воду, и были люди все опечалены этим, и скот у них подох ”.

Ко всему прочему змей похищает мать Федора Тирона.

Федор же “ препоясался оружием и отправился к колодцу, чтобы сразиться со змеем. А царь отправился к Федору и увидел, что тот вооружен и хочет идти к колодцу. И сказал ему царь: “О Федор, чадо (мое), что ты не можешь сделать, то и не думай о том!” <…> теперь тот вход, в который хочешь войти, слишком узок, а змей ненасытен. Нет там места, где бы против (змея) встать, ни оружие вынуть, (змей же) ползает животом и грудью по земле и невидим, не сможешь ты с ним сразиться”. Федор на это ответил: “Если хочешь, владыка, устрой по-доброму дом мой, скот раздай вдовам и сиротам, а рабов освободи, коней же моих и оружие воинское держи в царстве своем. В первую субботу совершай поминовение по мне. И повели мне сотворить молитву да идти к источнику, а не расслабляй меня”. Увидел царь, что он непреклонен, и, став на колена, начал молиться <…> А раб Божий Федор проник в змеево жилище и обнаружил там свою мать, убранную золотыми и серебряными украшениями, словно девица, и двенадцать больших змей обвивали ее ноги, а перед нею (находилась) аспида морская. А старый змей восседал впереди на золотом престоле, и некоторые гады, большие и малые, лежали перед ней, сторожа ее. Увидев это, раб Божий в ужас пришел. И вот увидел он свою мать, замыслил ее похитить и приблизился к ней. Но вдруг поднялись со свистом двенадцать змей, а мерзкая аспида зашипела и облизывала свою пасть. И старый (змей) надвинулся (на него) так, что не-возможно человеку и глаза поднять на него, желая сожрать живым раба Божия. Федор же, увидев множество змей, пришел в ужас и молился, говоря так: “Господи Боже, знающий все, Властитель над всем невидимым и непостижимым, Создатель всего, услышь молитву мою, чтобы одолеть мне врагов, мерзких змей этих, и прославится имя твое святое!” И был голос ему, говорящий: “Мужайся, Федор, я с тобою!” И простер (Федор) руку свою, и пронзил змея и аспиду, и все воинство змеиное победил. Но громадного змея не было там, он охотился в поле. И схватил Федор свою мать, говоря ей: “Выходи, мать моя, уйдем из адовых рук”. И пока они говорили, возвратился громадный зверь и увидел их. Взор его был грозен и страшен, и в длину имел он семь локтей, а в ширину – двенадцать, да три головы. И притащил он с собой двух отроков и трех оленей, и осмотрелся нечестивый, и увидел, что жилище его разрушено, увидел воина, обнимавшего свою мать, и сильно рассвирепел. И гневно испустил на них дым и тьму кромешную. А раб Федор в ужас пришел и стал молиться: “Господи Боже наш, ты извел Иону из чрева кита, который, сначала пожрав его, через три дня выпустил, ты Даниила избавил от пастей львиных, так помилуй же и спаси меня и рабу свою, да одолею я змея этого!” И снова был ему голос, говорящий: “Мужайся, Федор, я с тобою!” И замахнулся (Федор) копьем, и ударил змея так, что не мог тот видеть, и пронзал утробу его, и изнутри, и снаружи. И семь дней был Федор вместе с матерью в затворе. И молился Федор Богу, так говоря: “Господи Боже, сущий на небесах и на земле, разрушивший врата и цепи адовы, внемли молитве моей, ибо ныне слава моя в горьких пропастях пребывает, сошел я в глубины земные, да отринет жизнь моя печаль и устремится она к тебе, Господи Боже мой!” И, желая спасти его и избавить от беды, Господь Бог послал к нему архангела Михаила, и тот заставил воду течь своим путем. И повелел рабу Божию (Федору) выйти с матерью своею и с двумя отроками и отправился возвестить (об этом) царю. И вот появилось облако светлое и покрыло их. И потекла вода обильная, словно река, и увидели люди воду на месте том и раба Божия (Федора) с матерью его и с двумя отроками, и пошли известить об этом царя. И обрадовался царь, встретил (Федора) и стал расспрашивать, как же он убил змея и все его войско. И поставил его первым надо всеми, и с тех пор боролся (Федор) с разными народами и побеждал их ”[38].

Если вспомнить заметное “оживление” культа ящера в XVI веке, и обстоятельства с этим связанные (появление в Прибалтике и Белоруссии в больших количествах giwoites, нашествие речных ящеров 1582 года и т.п.) становится понятно, почему сюжет этого апокрифа представлялся актуальным для иконописца XVII века. Из объекта поклонения (хотя бы и вынужденного) ящер окончательно превращается в “супротивника”, который может и должен быть повержен. Обострение идеологического противостояния закрепляется сюжетным основанием иконы, а также образом именно чудского ящера. Образ этот, по всей видимости, был вполне узнаваем и понятен для того времени и нес вполне определенную смысловую нагрузку.

Действительно, славянская (языческая, а затем христианская) и чудская веры несколько веков сосуществовали рядом и, несомненно, оказывали определенное влияние друг на друга.

Тот факт, что в “Стоглаве” – сборнике государственных законов все того же XVI века, упоминаются арбуи (чудские колдуны) свидетельствует как о широком их распространении, так и о том, что их деятельность продолжалась и в XVI веке.

Там же упоминаются и “ лихие бабы-кудесницы, знавшие колдовство чудских арбуев ”, которые поступали в просфирни и “ над просфорами, и над кутьями, и над свещами, также и над богоявленской водой, волхвовали и приговаривали, яко же арбуи в Чюди ”[39]. Вариант: “ И она (проскурня) спросит имени о здравии да над проскурою (“ проскура ”, “ проскурня ” – разговорный вариант слов “ просфора ” и “ просвирня ”) сама приговаривает якоже арбуй в чюди ” (1551 год).

“ И в Петров деи пост многие ядят скором и жертву деи и питья жрут и пиют мерзким бесом, и призывают деи на те свои скверные молбища злодеевых отступних арбуев чюдцкых ” (1534 год).

После Крещения Руси память об уничтоженных языческих капищах сохранялась в названиях, например, Болвановские улицы и селения в местах сегодняшнего обитания славян обычно указывают на бывшие в основном угро-финские, чудские, мольбища и капища[40].

Влияние арбуев, традиционно почитаемых особенно “ сильными ”, простиралось заметно далее Новгородской земли. В этом свете представляет несомненный интерес версия о существовании на территории нынешней Москвы дославянских чудских святилищ, предложенная В. Муравьевым. Согласно этой версии три московских топонима с корнем “ арбат ” – Арбат, Арбатецкая улица возле Крутиц, Малый Арбатец у Воронцова поля (ныне Дурасовский переулок) – происходят от слов “ арбуй ” (чудской колдун) и “ арбовати ” (колдовать). Муравьев подчеркивает, что эти слова встречаются в документах XVI века применительно именно к чудским волхвам[41].

Так что же нам известно об этом племени, с которым ассоциировалось и которому приписывалось непосредственное авторство изобразительного образа чудского ящера.

О легендарном племени чудь, населявшем некогда север европейской части России и Приуралья, повествуют предания, бытующие среди северян, в частности среди народности коми. Предания о чуди входят в широкий ареал аналогичных преданий у северных русских и некоторых их соседей, охватывающий территории Европейского севера от Скандинавии до Урала[42].