Художественные особенности образной системы в дилогии С. Лукьяненко «Искатели неба»

Аннотации докладов

А. А. Шайкин

Жанровая специфика жития Авраамия Смоленского.

Особые задачи, стоящие перед смоленским агиографом XIII в. Ефремом ‒ автором повествования об Авраамии Смоленском ‒ заставили его существенно переформатировать шаблоны преподобнического жития. Ефрем жертвует изображением биографической полноты преподобного, почти избегает описания чудес, совершаемых святым при жизни и совершающихся по его смерти (в сущности, есть только одно чудо ‒ вызывание дождя), нет детализированного описания монастырской жизни подвижника ни в Селищах, ни в городском монастыре Честного Креста, ни в последнем своем Богородничном монастыре (Положения Ризы Пресвятой Богородицы), где он игуменствовал. Есть только сведения о том, как преподобный стремился украсить храмы. Вместо этого в центре повествования Ефрема оказались сцены конфликтов святого с монастырским и церковным начальством и в особенности сцена суда над ним. Стремясь оправдать своего героя, Ефрем прибегает к жанровым возможностям апология, развивая мысль о неподсудности таких деятелей, как Авраамий. Они не подлежат земному суду, даже в лице высших церковных иерархов, у них только один судия - Господь. Авраамий в сущности противопоставлен всем иерархам, окружающим его; последние только тогда приобретают положительные коннотации, когда проникаются правотой Авраамия. Задача оправдания естественным образом сопряжена с восхвалением героя – отсюда обращение Ефрема к специфике жанра энкомия. Рядом с именем Авраамия возникают прославленные имена Иоанна Златоуста, Аврамия Затворника, Саввы Осященного, Феодосия Печерского. В тексте Ефрема немало отступлений, фигур, уподоблений, как бы уводящих от фабулы «жития» Авраамия. В собирании знаний Авраамий уподобляется традиционной «пчеле», но он не только собиратель «меда знаний», но и «добрый пастух», наделяющий этими знаниями окружающих. Авраамий – «хитрый кормчий», умеющий вести свой корабль, он – воевода-полководец, способный победить неприятеля. Эти и иные новаторские черты, проанализированные в статье, свидетельствует о том, что в Смоленске около середины XIII века было создано произведение, обновившее в силу специфических задач, стоящих перед смоленским агиографом, формы преподобнического жития жанровыми возможностями апология и энкомия.

 

М.В.Антонова

«Рассказ отца Алексея» И. С. Тургенева в контексте традиций древнерусской литературы

В докладе проводится анализ агиографических мотивов в «Рассказе отца Алексея» Тургенева и соотношение сюжета данного произведения с демократическими повестями XVII в. «Повестью о Горе-Злочастии» и «Повестью о Савве Грудцыне».

 

Т.В. Ковалева

Жанр элегии в лирике Константина Льдова

В выступлении рассматриваются философско-эстетические принципы поэзии Константина Льдова (псевдоним Витольда-Константина Николаевича Розенблюма), которые всегда вызывали неоднозначную оценку. Современники, как и некоторые исследователи рубежа ХХ-ХХI вв. (С.В. Сапожков, Т.В. Струкова), считали его поэтом фофановской школы, другие называют продолжателем надсоновской традиции (Е.В. Иванова), Г.А. Бялый относил творчество К. Льдова к школе «чистого искусства».

Установлено, что по формальным признакам (метрика, ритмика, рифма, строфика) лирическое творчество поэта безоговорочно относится к группе поэтов, которых в литературоведении последних десятилетий принято называть «неоромантиками» (А. Апухтин, А.А. Голенищев-Кутузов, К.Р., Д. Ратгауз и т.д.)

По тематическим признакам самой распространенной в лирике К. Льдова является унылая элегия (10 текстов) с ее обязательным мотивом разочарования, с обязательным противопоставлением земли и неба, мир обетованный предстает как место страданий, небо – бесконечно гармонично и возвышенно-прекрасно. «Ночная», как правило, представлена произведениями, передающими состояние тоски и осознание недостижимости счастья и гармонии (6 текстов). Духовным поискам эпохи полностью соответствует группа «элегий о поиске идеала» – 9 текстов (термин В. Козлова). Тексты, относящиеся к ней, по настроению во многом совпадают с унылой элегий, однако в них поэт не обращается к мотивам любви и творчества, которые характерны для других тематических групп. Осознание тщетности поэтического слова представлено в «элегиях личных итогов» (6 текстов).

Достаточно необычным для элегического дискурса русской поэзии является почти полное отсутствие в лирике К. Льдова кладбищенской элегии и элегии на смерть (одно произведение посвящено смерти М.Ю. Лермонтова, перед которым поэт преклонялся и которому подражал).

Установлено, что для большей части элегий поэта характерно смещение временных планов, что восходит к пушкинской традиции (по М.Л. Гаспарову «совмещающая» элегия). В элегиях «Покорствует весь мир законам тяготенья…», «Я не могу смотреть с улыбкою презренья…» настоящее переходит в будущее, в текстах «Смеркается. Тихо. Ни песен, ни шума…», «Anno 1890» смещаются три временных плана, в «Песчаной тропой по оврагу…», использована последовательная смена настоящего и прошедшего времен, усложненная традиционным для элегии мотивом пути.

Изучение корпуса текстов сборника поэта «Стихотворения» (1890 г.) позволяет сделать вывод, что К. Льдова по праву можно считать поэтом элегическим. Из 74 произведений, представленных в сборнике, 35 – элегии, что значительно отличает жанровый состав лирики К. Льдова от жанровых систем его современников.

В элегиях находит свое отражение философско-эстетическая установка поэта на противопоставление земного и небесного, стремление к

инобытийности, что в большей степени соответствует раннему символизму. Однако, попыток постичь суть инобытия К. Льдов не предпринимает, именно поэтому он и остается поэтом-неоромантиком

 

Е.М. Конышев

«Дворянское гнездо» и «Дым» как самый русский и самый западный романы Тургенева

В «Дворянском гнезде» народ предстаёт как хранитель важнейших нравственных и ценностей. Поэтому для Лаврецкого сближение с народом означает не только серьёзную трансформацию сознания, но и погружение в глубины собственной личности, пробуждение новых чувств, открытие новых идеалов.

Роман «Дым» будет написан тогда, когда станет достаточно ясно, что Россия пошла по пути Запада и надо только скорее догонять его. Мастерство писателя сохраняется, но личность центрального героя уже не заключает в себе чего-либо нового и непредвиденного.

     

А.А. Бельская

«Роман И.С. Тургенева «Новь»: имя как смысловая основа образов героев-народников»

В статье рассмотрены поэтика, семантика, художественные функции имени как смысловой основы образов народников и доказано, что оно является одним из важных средств характеристики героев, выражения авторского отношения и имеет качественно иное звучание по сравнению с именами нравственно близких Тургеневу персонажей. В большинстве случаев личные имена героев-народников «Нови» не определяют ни их характера, ни поступков. В сюжетах почти всех революционеров так или иначе переосмысляется ситуация смены/подмены ими культурной традиции, смысла личных имён собственных, которые в контексте романа приращиваются дополнительными значениями и наполняются теми ассоциациями, которые связаны с их обладателями. Преобладание в системе образов героев-народников контекстуального смысла имени над его этимологическим значением служит раскрытию авторского замысла – показать ложность и нежизненность народнической деятельности.

 

Н.В. Кургузова

Художественные особенности образной системы в дилогии С. Лукьяненко «Искатели неба»

В статье исследуется образная система дилогии С. Лукъяненко "Искатели неба". Система персонажей текста основана на принципе двойников и интертекстуальных связях текста с массовой культурой XX века. Высказывается предположение о принципах организации образной системы дилогии в соответствии с традициями постмодернизма и мифологического текста.

 

Н.И. Пименова