Лирический мир Сильвии Плат

Литературный институт имени А. М. Горького

 

Дипломная работа

ЧЕРНОЕ МОЛОКО

 

Студентки 5-го курса очного отделения

Пешевой К.А.

 

Руководитель творческого семинара

доц. А. В. Василевский

 

 

Москва, 2020

Содержание:

Предисловие

Поэзия

Переводы

Эссе

 

 

Предисловие.

 

Я родилась в городе Долгопрудном Московской области.

С пяти лет воспитывалась мамой и бабушкой. В шесть лет начала рисовать и писать стихи. Была отдана в художественную школу, которую закончила в 13 лет с полным отвращением к рисованию. Вкладыш с оценками использовала под черновик школьного сочинения. Некоторое время занималась игрой на фортепиано и джазовым вокалом. Не состояла ни в каких литературных кружках, обьединениях и сообществах, и не публиковалась до поступления в Литературный институт.

 

Всерьёз увлеклась литературным творчеством в старших классах. Особенно, поэзией. Тогда же подверглась травле со стороны одноклассников и некоторых учителей, в том числе, по русскому языку и литературе. В конце десятого класса попала на скорой в травматологию, где провела две недели. И написала первый рассказ.

 

На сегодняшний день дважды публиковалась в "Полутонах", также в псковском литературном альманахе "Известь".

 

Поэзия

 

*

 

 в детстве говорили, если потерялся -
сиди и жди
пока тебя не найдут
не спасут

а то сильнее потеряешься
пропадешь что больше сам себя не найдешь
и дороги обратно забудешь

как это на жизнь похоже
знаешь

но что если
никто тебя не ищет

и не искал

 

 

*

 

солнце плавится в молоке
я рука к руке и себя не держу

по полу катится диск
солнечный
и я куда-то
качусь

клонится день ко сну
и какая нить связала утро с вечером
солнце с луной

мой диск солнечный тонет в чашке с молоком

там зима белая
и белая рука поднимается из снега
подними меня

 

из этого февраля
достань

пока яблоком катится солнце багряное
по краю льда

 

 

*

 

я вижу как кот разгрызает мышь у порога перемалывает кости и хребет зубами, хрустит
черное солнце садится на ступени

этим утром письма принесли
а я еще не открывала

сижу за квадратным столом с пустой чашкой чайной и смотрю на них
пытаясь угадать

не ты ли

кот смывает кровь с усов и лап
и спать идет в шкаф с синими цветами

я смотрю в его глаза
и узнаю твои

не мышь ли я
не кот ли ты

 

 

*

 

утки поднимались над бежевым глянцевым прудом
вожу по скатерти рукой
холодно

среда

птицы со скатерти смотрят вверх
я смотрю на них свысока и допиваю чай

мне говорят

скорее

в парк идти в пруд смотреть как улетают утки как крошатся деревья осыпаются старики засыпают выдры застывает вода темнеет земля взрослею я

а мне не хочется
скорее

 

 

*

 

не дотянуться до полки с ягодным чаем сегодня
сломан табурет

а за окном печально кричат чайки

раскачивается дверь от сквозняка с невки
и натягивается струна

по коридору прямо
на окне сидящего скрипача и заунывно
звучит что-то сквозь стены

похожее на реку или лунное окно

качающееся в волнах от катеров
и барж

на глаза полные южного моря и заката за белым вином

из погреба бабушки маши

я падаю не дотянувшись ногой
до комода

и рассыпаю чай

 

*

 

мы рыбы
на берег брошенные

опаленная чешуя царапает
кожу

все инородное
и мы тоже

этому берегу
дети приемные

 

*

мы стоим под

яблоней

на двоих десять

ты
смотришь на звезды
и спрашиваешь

зачем так темно
среди нас

 

 

*

 

рана моя рвана
зашей меня
мама

я по лоскутам
по швам

распадаюсь
мама

 

*

 

в окнах лица застывшие улицы мечутся как коты бездомные
голодные и все бежит куда-то

лето это
не догнать

как ни беги

мне дышит в затылок кто-то
и говорит

замри

 

 

*

на дне орешка вечер гнилой ядрышко
в лещине тонет

я стою под деревом ореховым и черчу глазами круг
где я и лето и твои следы в траве
замкнулось

птицы заметают лапами листву и где теперь искать следы

я не найду мне отыщи себя меня найди в лесу
я не найдусь скажи маме
что я вернусь

 

*

 

закрывая веки
за столом сижу

зеленый пол в глазах и завитках

в корзине красно-бежевой орехи
и жуки
с прозрачным брюшком пауки хотят домой
под мертвую листву

руки истертые от шелухи
орехи пахнут летними слезами и рекой
тобой

и катится луна упавшей головой
в корзину утра

 

*

эти глаза напротив из динамика
в ладе синей звездочки на стекле
я вижу сквозь марево пыльное угол невспаханной целины
и солнце по контуру катится зеленому как советский графин
и мы за солнцем вслед

 — как подсолнухи

 

*

 

это не скворцы так сердце бьется
слышу не рви синих цветов у изгороди
говорила бабушка
там собака злая с зубами острыми стережет
а мне цветы синие снились и вечером поздним
я их рвала
бабушка, прости меня
и так неосторожно жить я научилась
всем шрамам не зажить уже но каждый мой
и след от лап собачьих на ладони

 

*

 

я все бегу куда-то опаздываю на трамвай последний
в час двадцать уходит в даль я смотрю ему вслед и плачу
куда же ты куда же
и так во всем и никак иначе
я все опаздываю

 

 

*

у собаки глаза синие как небо июньское
дно чаши гжельской на завтраке в пятницком

когда сжимаешь пальцы крепко-крепко держа себя
от беды
не сорваться бы не сорваться бы
снова

у собаки были глаза синие как река у дома
как река у синего дома

где стою и твержу
не сорваться бы на дно

чаши гжельской на завтраке в пятницком
не сорваться бы

в прошлый август убежать босой
в синий дом у реки где собака лежит у порога
не сорваться бы
снова

удержи меня
удержи

 

*

мороженое за пять рублей на углу
вывеска синяя
бабушка, дай пятачок

я хочу, чтобы проще и как прежде
а не это всё

 

*

в очертаниях страстной пятницы когда по пятницкой пьяницы
и бездомные как мы с тобой потерянные
дарят друг другу боль и белое
и между створок застревает лунное окно
в котором он и музыка
ты слышишь
нервное
как свет в соборе в раннюю весну касается ладоней
нежно
я тебя целую в лоб

 

*

меж страниц омелой тянуло левкоями цвел май и утро пятница
цвел побегами маковыми полдень
и остался меж страниц

меж ресниц увял

меж вчера и сегодня в книге цветок оставить
синий как небо
красный как заря

чтобы не забыть как быть
как жить

как пахнет ландыш
как целовать в щеку
как звучит нота соль

как держать за ладонь
как держаться

 

*

 

черное молоко в громкой кружке на краю стола, слышу как падает на пол, (но ещё не упала)

ладонью сгребает крошки, несёт

и за окно швыряет

 

а за окном и так сыпет серым, мама говорит, это снег и он белый

и молоко белое

 

а я ничего белого не вижу

ни света ни снега ни молока

только чернота

 

 

*

в то лето меня укусила пчела прямо в сердце
и упала замертво в листья ракитовые в корни древесные
я слегла на три дня и три ночи
и проснулась в холодном поту

кажется, эта болезнь неизлечима
сколько ни соблюдай постельный режим, ни пей лимона с луком — не пройдет
не помогут ни компрессы, ни таблетки, ни мятный чай,
ни грелки
будет саднить и болеть и мешать спать
мыслями одолевать среди ночи
покуда обезболивающее не найдется
покуда все не пройдет, а все обязательно проходит

и пчелиное жало больше не гноит
рана не болит
только остается шрам на гладкой плоти

и пара фотокарточек без надписи на обороте

 

*

наше дерево сгнило сожрали черви

оплакивает сентябрь листопадами
я бы поверил в вечную жизнь если можно
лишь бы не думать

спасает белое сухое
и одинокие прогулки по парку в драных кедах
я сегодня первый я сегодня смелый

хожу в сумерках с опустевшими карманами опустевшими глазами
одинокий зверь притягивает больше внимания

и если спросят
я ни в чем не виновный

просто сердце ищу
и каштаны по осени

передай ей привет
если спросит

 

 

*

я отцвела
сухие лепестки ссыпаются под стебель
подсолнухи, поспевшие к весне
опали

в моих корнях засел какой-то жук и жрет
все соки выпивает
душит

я отцвела
и к осени всё стало только хуже

кому нужны эти цветы
скажи

 

*

бабушка шура просила еще почитать
пододвигала хрустальную вазочку, полную сушек
а я отвечала, спасибо, но больше не хочется
смотрела на кромку рябины, побитую градом

сегодня непогодилось и рвало
из рук рябиновых алые ягоды наземь бросало
я продолжала вслух читать с выражением
и думать

зачем все это надо
вставать по утрам рано идти в школу садиться за парту
поднимать руку молчать слушать
есть когда скажут бежать когда скажут

а хочется чая мятного и сушек
и бежать во двор до вечера гулять

 

*

брусники глаза смотрят со стола
я чешу коту живот полосатый как свитер дедушки
пряжа в кресле с деревянными локтями
оно покинутое и тоскует по вечерам за самоваром
когда все кругом кувырком и шум разговоры
и плетется шарф зеленый
по дощатому полу

*

черная комната — тело
изучаю трещины в стенах
каждый излом каждый крестик каждую черточку
и никак наружу не выбраться
на ключ заперто

 

*

комнаты белой квадраты под ключ посуточно
лыхны в граненом стакане

на вкус - любовь

разрисовываю утро тобой
и звоном колоколов

 

*

я слышал сердца стук
колес о рельсы ржавые нескорых поездов
и шел навстречу

в унисон
мы бились

 

*

раз раз проверка я слышу тебя едва
прибавь громкость прием

мне важно знать
сдавать ли билет москва-воронеж
мне важно знать
насколько ты этого хочешь

в плацкартной столице холод
чай пожалуйста три ложки сахара
весна обещает быть несладкой

мои кондукторы проводники ласточки
никак не наговорятся в соседнем купе
никак не согреются

куда я еду теперь не узнать нигде
и машинист молчит не признается меняет снег на ветер
февраль на март смотрит ли
куда едет

знает ли
как там мой диспетчер

 

 

*

декабрь мне
сладкий лед
на подоконниках небо
синий цвет платья на рождество

отпусти пройтись по рождественке
в половину двенадцатого
мне нужно найти себя
найти подарок для верочки

в людях отражаются лампочки
на мертвых елках

декабрь мне
чертежи
резные своды крыш на скомканной бумаге
все, что сегодня у меня есть
это скомканные воспоминания

 

 

*

 

рафаэлевские ангелы с точеными чертами
следят с высоты подоконника за моими шагами
вальсированием по комнате

поцелуй меня, шахат

рой пчел повис под крышкой банки
статична местность
раскрошен лимб соцветием купальниц
пряность сон-травы

я с вами
с распростерыми ладонями

дети темной весны.

 

*

ветви кровеносные сосуды
небо бьется
вьется птичка желтая в орешнике
май

бежал в листьях жженых
запах смолистый мускусный
сжатый иван-чай

 

*

двадцать минут на трамвае
кофе остывший на вкус, как известка

этот день звучит голосом кристалинской
и пахнет хозяйственным мылом и лавандой
от мужчины в галстуке

на остановке
женщина ищет мелочь в дырявом пальто
я ищу, что сказать
своему репетитору по французскому

еще тридцать минут на метро
утро такое московское

собака в контейнере трется носом о решетку
пахнет персиками из пакета мальборо
белорусская

осторожно, двери закрываются

и утро такое московское

пройтись пешком

с брусчатки ветер поднимает пыль от ветхой церковки
на повороте бабушка с букетом незабудок

купить баранок за углом

кондратьевский переулок

пара шагов

серый хвост мелькнул за резной занавеской

"радиостанция маяк"

тетя рая рвет черемуху в белом платье

доброе утро, москва

 

*

захотелось апреля и цветущей вишни на балконе
и зеленых мелков в упаковке с рисованным львенком
чтобы все были рядом
и накрывали стол
к празднику, которого я не вспомню.

 

 

*

 

в этой южной квартире
на полу чищенном виниловые пластинки
горой
и постер с фредди меркьюри на кухне
над кофейником

ее рисунок с кудрявой черной копной
и завтрак в керчинской кондитерской
на фотографии

руки на ней сложенные, а улыбка -
не лжет
вполголоса шепчет радио юность

ее проводили прошлой весной,
а здесь все еще пахнет
маслом мускусным

 

*

синими галками над полями
слов

ручкой помечать в белом небе то что нужно

 вычеркнуть

 

*

на рентгене черные пятна
на сердце

на солнце
врач смотрит хмуро

а я знаю
то следы твои

 

*

смотри на себя размытого в замытом окне
зигзагами

такой ли ты
сегодня

такой же
как вчера

станцию называет голосом металлическим
она

какая сегодня твоя

и где твое место

 

*

я глаза открываю
темно

ночь такая черная, ни звезды, ни фонаря, ни света окон, только тьма
я перед окном встаю и снова это:

"мы с тобой играем в прятки"

ночь проглотила леса, проглотила небо, и берега проглотила, дома деревянные, души живые, подсолнухи в поле и спящих бродячих собак
только река, только река движется и слышится издалека, я чувствую, есть она, колышется

только река

помнишь, жуков собирали в поле майском, в коробочки темные из-под диафильмов, ты их в ящике стола хранил, одна к одной, все черные
они уходили в ночь, эти насекомые
ты их иглой прокалывал, ловил, засушивал, они скреблись надрывно, о пощаде молили

с крылышками цветными, черные, коричные, как палочки специй, бежевые, зеленые, цвета травы и бутылочных стеклышек, самые разные взаперти

сохнут в ящике от твоей руки

и ты улыбаешься, в глазах солнце тонет, как в омуте, зеленом, болотном, вязком
и там так душно, непролазно, в этих глазах, темно

мы забираемся под лестницу, и я, как прежде, предлагаю прятки
в этом доме - закоулков тьма, мы разбредаемся, кто куда
и я вожу

глаза закрываю, говорю громко:

"мы с тобой играем в прятки, слышишь... "

девять, десять...

и я не слышу шагов, дом опустел будто, я осторожно по комнатам брожу
под ногами половицы шепчутся, я пытаюсь услышать тебя

открываю дверцы, заглядываю под столы, кровати, на цыпочках хожу, и время тянется и тянется все, как мед, в духоте майской

плавится день

в доме все меньше теней, наступает полдень, часы пробивают двенадцать, а я все ищу

куда ты мог забраться?

остается чердак, туда не ведет лестница, забраться никак нельзя
на ней обломилась перекладина, и лестницу снесли в подвал
я смотрю на черный квадрат чердака, там забиты окна, и по углам ползает темнота

я тебя зову - тишина
и нигде ни следа

беру переломанную лестницу с подвала, прилаживаю к чердаку
лишь бы не упасть, - думаю
и никак не могу взять в толк, где ты прячешься, куда пропал без следа

время неумолимо тянется и плавится, сползая по ступеням, по перекладинам стекая каплями, будто расплавилось на жаре
едва не падая, стою в темноте
чердак чернеет без окон, и где-то слышу я шорох, должно быть, мышь
но вдруг ты здесь
и я тебя зову

под окнами забитыми мебель, накрытая белым
я снимаю покрывала, вдруг ты здесь
под ними

я зову

я вижу шкаф с отломанной дверью и письменный стол, в столе ящики забиты, но он точь-в-точь твой
один ящик надломан, не хватает угла, стесано дерево
что-то внутри падает: нужно заглянуть туда

вокруг топчется темнота, танцует
сквозь окно пытается пробиться луч

я открываю ящик

баночки черные стоят, из-под диафильмов, одна к другой, все в ряд

я одну открываю наугад

там ты

 

 

*

 

что это в глазу у тебя

бледное тельце
на пожарной лестнице

свет отключили за неуплату свечка-овечка коптит обои
он вышел за сигаретой в ларёк за домом

голос матери мурлычет протяжно
спи, мальчик, сладким сном
в саду уснули птички, в пруду - рыбки

и мы уснем

 

 

*

мне нравится рисовать твои плечи
по линии света
в преддверии ночи

керосинка мигает, и мотыльки
чертят
на стенах блики

и хочется жить

 

*

голос, как солнцем прогретое яблоко,
тает
звон воздуха, разбитого жарой

в разбитую бровь стекает пот
и жжется

ладони стягивает соль

не вытирай рукавом слезы
и не падай

но ударяет в бровь то яблоко и голос все звучит
и глохнет посреди меня

где сердце хлопает
как выстрел из ружья

 

и хлоп

и я тону захлебываясь солнцем и землей
и день как кол пронзает грудь
и не вздохнуть

 

мне гладит волосы она
руками стягивая и вырывая
июньская жара

 

 

*

на меня смотрят цветы сорванные
истекают соками
вытираю о фартук руки ножницами подрезаю стебли
течет кровь цветочная

 

*

 

как в дулах винтовок
цветы

отцвели

ради чьей любви
мы штабелями
легли

 

*

трава была глубокой

в ее низине глохли
линии электропередач

и голоса упавших птиц
в пролеты лестниц

 

*

не западай в снег не застывай в лед
оно еще бьет в стены
еще рокочет

может выйти хочет
или зовет кого

 

*

и кому оно надо
битое

собери в пакет мусорный
вынеси

 

*

на сетчатке
останется твоей улыбки след
погаснет свет

и сузится зрачок
зайдет за горизонт

мне не придется думать перед сном о том
снимая линзы

с кем ты сегодня и кому приснишься

 

 

*

черемуха сыпалась сыпалась в руки
январского утра

белое белое зыбкое млеко неба кусок
в платок завернутое трепетно
стучит

и повышая градус поднимаюсь
по лестнице ведущей вниз

а доберусь ли до весны
кто знает

*

по окнам кресты луну делят
как пирог

за столом сидит он с чешуйчатыми ладонями пахнущий солью и водорослью

и где-то за порогом скребется пес черный просится к столу

ему пора ко сну, а сын забыл оставить дверь открытой

и ветер ломается о косяки и пороги
и кажется будто поет ему кто-то
говорит вернись в море
к нам

 

*

 

через порог не подавай не жми рук тому кто друг и не друг
а след из тех по кому пройти
по пути из тел
им сам бог велел молить и молиться
и жить по роду племени на полу штабелями бельмами
на городском лице

на станциях казанского направления
да и любого другого

вокзалы полны запаха кадряночки и плесени
немытых рук желтых заусениц
по корке ладони можно видеть где обитать где притереться
за корку хлебную на колени встать

и целовать землю и персты ради всего святого
подаст кто пятачок за доброе слово

 

 

*

распродай по частям по лоскутам

все мое - твое - наше

мой желтый велосипед - даше

коньки - юле

 

я буду твоей девочкой пока не вырасту из этого платья из тюля

с васильками

пока не вырасту из этого дома и не поеду по углам

пока там-сям и на все нужно время

 

а ты все новое наживешь потрешь старое на терке

в салат

на именины новой дочери

на торт со свечками и кремом

посыпешь

 

я ни о чем не скажу и не попрошу больше

только верни меня кусочек

 

 

*

река лежала на солнце как гигантское существо - левиафан
как змея переливалась чешуей и нежилась в потоках прогретого сухого воздуха, извиваясь и ласнясь

у берегов терялись мы

как маленькие скромные цветы растущие под камнями
сухой песок забивался в сандалии

и кругом тишина

я вижу как тебя глотает змея и уносит, я не рвусь, я глотаю воздух

и время замирает и тонет в реке
камешком

солнце режет глаза пополам

я режу тишину криком

но никто не слышит
его сьедает река

 

*

кто услышит нас
скребущих
в темноте

котят в мешке заброшенных
на дно колодца

кто наш разрубит узел
туго стянутый

как туго стянут крик
пропавший
в глотке

мы все кричим
срывая голоса и когти

скребя о дно
колодца

 

 

Переводы.

 

 

Сильвия Плат

Сожжение ведьмы.

 

На рыночной площади они сучья сухие сложили

Из теней роща – худое пальто. Я запечатана

В воске, я в теле куклы с моим лицом

Хворь начинается здесь: я мишень для ведьм.

 

Лишь дьявол может пожрать дьявола

В месяц алой листвы я восхожу

на ложе из пламени

 

Легко винить тьму – уста двери,

Утробу подвала. Они задули мой огонек

Леди с темным лицом держит меня в клетке для попугаев

Какие большие глаза у мертвецов!

Я близка с волосатым духом

Дым клубится из клюва пустого сосуда

 

Если я так мала, не смогу причинить зла

Если буду смирно сидеть, не смогу ничего задеть

Так говорила я, сидя под крышкой котла, неподвижная

И крошечная, как рисовое зернышко

 

Они зажигают горелки, кольцо за кольцом

Мы полны крахмала, мои малые белые братья,

Мы растем.

Сначала пронзает боль. Но алые языки учат правде

 

 

Мать насекомых, лишь разведи свои руки:

Полечу я сквозь пламя свечи, как мотылек

Мой облик верни, я готова воскресить те дни,

Что с прахом в тени камня смешала

 

Мои лодыжки горят, мои бедра сиянием охвачены

 

Я растворяюсь, я растворяюсь

в одеждах из света

 

Маки в июле.

 

Крошки маки, пламени адского язычки
можете ли зло вы причинить

Вы полыхаете
докоснешься едва ли

Я руки кладу на огонь
но не жжется он

И так утомительно это, смотреть на пламя,
источаемое вами
алыми сморщенными ртами

Ваши рты в крови
и юбочки до ниточки кровавы

Я вдыхаю эти пары
докоснешься едва ли

Где ваш опиум, ваши дурманящие семена

Если б могла я кровью истечь иль уснуть с вами

Губами скрепить мой союз с этой болью
Нектар ваш испить из стеклянного семени

Но бесцветен
он

 

Эссе

Лирический мир Сильвии Плат.

Сильвия Плат является одной из наиболее ярких представителей «исповедальной поэзии», наряду с Робертом Лоуэллом. Что особенно характерно для ее лирики, в целом, и для данного направления это особая детальность и биографичность. Мотивы и образы, всплывающие в стихах поэтессы, особенно значимы для нее и взяты из жизни.

Лирику Плат отличает болезненность и некоторая резкость, образы ее колкие, острые, ранящие, как игла. И вместе тем – искренние.

При жизни Сильвии Плат был издан всего один поэтический сборник - «Колосс», в 1960 году (Лондон). Однако громкой славы он не сыскал.

Нужно отметить, что лишь посмертно Сильвия Плат получила известность и признание.

Второй сборник «Ариэль», названный так в честь любимой лошади поэтессы, был издан посмертно. И стал прорывным. Именно стихи, вошедшие в «Ариэль», сделали поэтессу американским классиком. Наиболее известны стихотворения «Леди Лазарь» и «Папочка».

В «Леди Лазарь» наиболее полно отражена надломленность поэтессы, лейтмотивом произведения является тема суицида, так остро ассоциирующаяся с именем Сильвии.

Умирание – это искусство, как и все остальное.

И я делаю это блестяще.

«Папочка» стал своеобразной одой отцу Сильвии, смесью ее противоречивых чувств, которые копились в ней долгие годы. Смесь любви и ненависти, преклонения и отвращения. Сильвия сравнивает отцы с фашистом, и себя – с еврейским народом. Нужно отметить, что именно так воспринимала обстановку в семье юная поэтесса. Отец Сильвии Плат был немцем по происхождению, а мать – еврейкой.

К слову, отношения с отцом у Сильвии были довольно непростые. Девочка тянулась к нему, пыталась заслужить любовь хорошими оценками в школе, однако он оставался холодным и отстраненным. Мать все время уделяла младшему брату поэтессы, который был довольно болезненным ребенком. Таким образом, с детства она чувствовала этот «купол» над своей головой, изоляцию, отрешенность от окружающего мира, полное одиночество.

Поиски настоящего дома, одиночество и отрешенность от окружающего мира стали сквозными темами творчества Сильвии Плат.

В раннем детстве Сильвия жила у океана, в Новой Англии, и этот дом также запечатлен в ее ранних произведениях. В возрасте восьми лет она теряет отца, из-за запущенной стадии диабета у него развивается гангрена. В результате чего он умирает. Сильвия непросто переживает смерть отца и последующий переезд. Чувство брошенности, покинутости возрастает в ней. Впоследствии это послужит причиной обострившейся депрессии и первой попытки свести счеты с жизнью.

Однако талант поэтессы проявлялся с ранних лет. Первое вторжение Плат в мир поэзии, озаглавленное «Стихотворение», было напечатано в детском разделе Бостон Геральд еще в 1941 году.

 

Слышишь, сверчки стрекочут, (Hear the crickets chirping)

В покрытой росой траве. (In the dewy grass.)

Яркие маленькие светлячки (Bright little fireflies)

Мерцают, пролетая мимо. (Twinkle as they pass.)

 

С 11 лет Сильвия Плат вела личный дневник, где уже в первых записях за 1950 год можно прочесть следующее: «Хотя я вряд ли когда-нибудь буду счастлива, сегодня я довольна».Одним из любимых поэтов Плат того времени был Уильям Батлер Йейтс, которого она вольно цитировала:

 

 

We only begin to live when we conceive life as tragedy.

 

Значительное влияние на поэтику Плат оказал Роберт Лоуэлл, в последнем интервью она упоминает его книгу «Постижение жизни», которая, по ее словам, явилась прорывом в новой американской поэзии, поскольку раскрывала табуированные темы, такие как, душевные болезни. Сильвию они очень занимали. Также она упомянула Энн Секстон, в ее поэзии Плат выделила особую искренность, откровенность, где она раскрывает тему материнства и ментальных расстройств.

После колледжа Сильвия знакомится с поэтом, Тедом Хьюзом, с которым в последствии свяжет свою жизнь. В отличии от нее, Хьюз пользовался популярностью и авторитетом в литературных кругах того времени. Можно сказать, он был успешным автором. Именно развод с любимым супругом сыграет роковую роль в жизни Сильвии Плат, став последней каплей на чаше весов ее ментального здоровья. Однако в литературном плане последние годы жизни станут наиболее плодотворными для поэтессы. 14 января 1963 года выходит в свет ее полуавтобиографический роман «Под стеклянным колпаком». Это произведение в полной мере отражает душевное состояние Сильвии, в сущности, главной героиней романа является депрессия. Все в нем пропитано той, близкой Сильвии, отрешенностью и опустошенностью. Ощущение вакуума, ограниченного пространства, напоминающего купол, в который бьется главная героиня, как рыба об лед, пытаясь вырваться в реальный мир прочь из этого душевного «аквариума».

 

В феврале 1963 года Сильвия Плат погибнет в результате удушения угарным газом, на собственной кухне. Это станет ударом для всей ее семьи, в частности, для бывшего мужа, Теда Хьюза. Именно он посмертно издаст ее сборник «Ариэль», однако не в первозданном виде, а изменив порядок стихов и исключив некоторые из них. Посмертно Сильвия Плат удостоится Пулитцеровской Премии.