Правоведы и публицисты российской эмиграции

Дореволюционная Россия была богата высококвалифицированными юри­стами, талантливыми публицистами, политологами. Многие из них во время гражданской войны эмигрировали, большая часть оставшихся в России погибла в подвалах ЧК.

Юристов-эмигрантов условно можно разделить на две группы: юристов-практиков и правоведов-ученых. Практическая деятельность юристов охваты­вала объемный круг правовых вопросов. В жизни российской эмиграции прак­тики были призваны, по профессиональному долгу, защищать права соотечест­венников за рубежом как беженцев. В качестве адвокатов они защищали рос­сийских эмигрантов в гражданских и уголовных процессах. Некоторые русские предприниматели имели пакеты акций иностранных предприятий как инвесто­ры, и юристы способствовали им на правовой основе вступать во владение за­граничной собственностью. Русские бизнесмены, имевшие счета в заграничных банках и что-то прихватившие с собой из России, располагали возможностью продолжить предпринимательскую деятельность в разных странах. Юристы помогали им создавать акционерные общества и коммерческие предприятия, служили юрисконсультами.

Российские юристы организовывали свои комитеты, союзы, юридические фирмы. Так, существовали «Комитет русских юристов за границей», «Объеди­нение русских адвокатов в Париже», «Союз русских адвокатов в Германии», «Комитет русских юристов в Польше».

В этой главе кратко рассматриваются некоторые правоведческие концеп­ции ряда русских ученых-эмигрантов, а также проблемы, актуальные для со­временной России, которые пытались разрешить русские публицисты.

 

НОВГОРОДЦЕВ ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ (1866-1924). П. Новгородцев - ав­тор оригинальных работ по философии права, составивших известность рус­ской философской и юридической мысли. В 1888 г. окончил юридический фа­культет Московского университета, в котором был оставлен для подготовки к преподавательской деятельности. В 1903 г. защитил в Петербургском универ­ситете докторскую диссертацию. В 1921 г. Новгородцев эмигрировал. Он яв­лялся основателем и деканом русского юридического факультета в Пражском университете.

П. Новгородцев был врагом всякого догматизма, критиком утопических социально-политических идей, направленных на «решительные» изменения существующих институтов, противником «утопий земного рая», будь то кон­сервативные, либеральные или социалистические, возводящих относительные формы социальной жизни в абсолютные, идеальные. В книге «Об обществен­ном идеале» он развенчивает утопические элементы в политической доктрине марксизма, так как считает процесс социально-нравственного совершенствова­ния бесконечным.

Философия права Новгородцева основывается на неокантианских установках. Он до конца своей жизни оставался убежденным поборником идеи пра­вового государства, в котором личность не может быть принесена в жертву об­ществу, страстным защитником приоритета государственной идеи в условиях деградации правового сознания в предреволюционной и особенно послерево­люционной России. На этой концепции построена статья «Восстановление свя­тынь», написанная незадолго до его смерти и напечатанная после кончины ав­тора в журнале «Путь» (1926). Статья, подводившая итоги размышлений учено­го о судьбах России, была воспринята в эмигрантских кругах с большим инте­ресом и вызвала противоречивые толкования позиций автора.

Рассуждая о демократии «как великом слове», полном значения и ценно­стей для интеллигентов его поколения, П. Новгородцев отмечает, что русская демократическая идея, которая могла бы привести Россию «к величию и свобо­де», не проявила созидательной силы. Февральская же революция толкнула страну «к разрушению и порабощению». Временное правительство не стреми­лось противопоставить что-либо действенное и результативное процессу раз­рушения. Свое управление государством оно строило на принципе доброволь­ного повиновения свободных граждан «созданной ими самими власти», без применения «старых насильственных приемов управления».

Главную причину разрушения общего государственного единства Новго­родцев видит в том, что идеи государства, власти и права упразднялись полити­кой самого Временного правительства. «В условиях русской действительно­сти... руководящее значение в революции получили не те, которые могли бы противодействовать стихии, а те, которые ей подчинились... Таким образом, под знаменем «завоеваний революции» Россия с неудержимой силой катилась к торжеству большевизма».[15] Керенский повинен в Ленине, констатирует автор, у Ленина идея революции превратилась в форму беспощадной классовой борьбы и истребление всех, «неугодных властвующим», в демагогический деспотизм.

П. Новгородцев считает Октябрьскую революцию как закономерное про­должение Февральской революции, закончившееся государственным переворо­том и захватом власти большевиками. «В результате революции Россия не только не слилась с демократией всего мира и не только не стала впереди, а на­против, противопоставила себя ей как система управления диктаторского, дес­потического и вместе с тем разрушительного»,[16] - пишет ученый.

Путь «завоеваний революции» Новгородцев считает пройденным Россией до конца и призывает начать новый путь - «собирание русской земли и восста­новление русского государства», утверждение свободы в стране на основе за­конного порядка, охраняемого властью. По убеждению автора, для решения такой созидательной задачи нужны люди с новым духом, новым политическим сознанием, направленным не на разрушение, а на воссоздание России. Ради этого следует отбросить классовые разделения.

Новгородцев призывает Россию к возрождению национального сознания как высшей духовной связи русского народа со своей культурой, традициями, подавляемого партийной догмой интернационализма, настаивает вернуть вер­ховенство и первенство русскому народу и русской культуре «на русской земле и в русском государстве» и не растворять гражданское понятие «русский на­род» в безликом понятии «народы России»,

Истинное национальное чувство, по Новгородцеву, состоит в том, чтобы «ощутить душу своего народа и его особый, своеобразный лик» - «лик России». «Для возрождения России необходимо «восстановление святынь», заключает ученый, и, прежде всего, восстановление святыни русской души, которая свя­зывает настоящее с прошлым, живущее поколение с давно отошедшим и весь народ с Богом как жребий, возложенный на народ, как талант, данный Богом народу».[17] Актуальность статьи «Восстановление святынь» для России 1990-х годов несомненна.

В последние годы жизни взгляды П.И. Новгородцева подверглись неко­торой эволюции. Он все более склонялся к религиозному обоснованию свободы и права, что заметно и в статье «Восстановление святынь» и особенно в работе «Существо русского православного сознания. Православие и культура» (Бер­лин, 1923). Кроме отмеченных работ, П. Новгородцеву принадлежат следую­щие произведения: «Кризис современного правосознания» (1909), «О праве на существование. Социально-философские этюды» (1911), «Политические идеа­лы древнего и нового мира» (1913-1914).

 

КОРФ СЕРГЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ (1876-1924). Известный русский юрист и историк А.С. Корф в период научно-преподавательской деятельности был профессором Гельсингфорского университета, руководил кафедрами рос­сийского и сравнительного права. При Временном правительстве был помощ­ником генерал-губернатора Финляндии. После Октябрьской революции Корф эмигрировал. Умер Сергей Александрович в США.

С. Корф был оригинальным мыслителем, хотя его печатное научное наследие, сравнительно с другими правоведами, невелико. Более известными яв­ляются книги «Федерализм» (1917), «Иностранная политика России», «Само­державие и революция» (обе выпустил в Америке). Центральной проблемой, которую Корф изучал в течение многих лег, была проблема федерализма - союза, содружества, перераспределения суверенитетов. Следует заметить, что немногие русские ученые занимались вопросами федерализма. В книге «Феде­рализм» С. Корф прослеживает историю международного общения государств и создания на основе договоров международных союзов и союзов государств в период XIX - начала XX веков.

Из истории развития федерализма С. Корф делает следующий главный вывод: «Каждый народ, каждая национальность, естественно, стремится к воз­можно полной самостоятельности; когда несколько народностей соединены в одно целое (например, государство старого режима), каждая из них проявляет центробежные, сепаратистские идеалы и наклонности, но как только им обес­печивается внутренняя самостоятельность, возможность правотворчества и га­рантия собственного культурного развития, так центробежные силы сменяются центростремительными и начинается процесс объединения на основе федера­лизма».[18]

Основной политический фактор федерации автор видит в рациональной децентрализации власти, в прочном обеспечении внутренней самостоятельно­сти субъектов федерации, в национальном содружестве.

Проблему федерации С. Корф развивает далее в очерке «Возможна ли в России федерация?», написанном в эмиграции в начале 20-х годов и напечатан­ном в парижских «Современных записках». Автор отмечает, что для него нико­гда не было сомнения в том, что «некоторая федеральная форма» вполне воз­можна и приемлема для будущей России.

Одной из главных ошибок имперской политики царского правительства Корф считает его «близорукое и злое» отношение к «малым» национальностям России, у которых, начиная с середины XIX в., стало пробуждаться националь­ное самосознание. Однако, вместо поддержки национального самовозрождения, создания для него прочных связей с «центральным государством» правительст­во продолжало и даже усиливало притеснение «малых» народов, а в конце XIX в. проявило и шовинистические элементы в национальной политике. Великоросские тенденции правительства в центре и провинциях породили у «малых» народов неприязнь к русскому народу, не причастному к национальной поли­тике правительства, что вошло «в подсознательную область миросозерцания» национальных меньшинств. Следствием этого явилось то, что многие «малые» народы после революции стали настаивать на полной самостоятельности, само­управлении.

С Корф впервые в России сумел определить в правоведческой теории взаимодействие центробежных и центростремительных сил в становлении фе­дерации. Он убежден, что основой всякой федерации является «равнодейст­вующая» между обеими силами. Возникновение цетробежных сил в многона­циональной России автор объясняет национальной политикой царского прави­тельства, стержнем которой является пресечение стремления «малых» народов к обеспечению «собственного национального развития», своих собственных культурно-национальных идеалов.

К центростремительным силам Корф относит социальные (национальные), политические и экономические силы. В области социально-национальных сил автор считает, что «первой задачей для русских должно быть устранение чувства озлобления и обеспечение в своем поведении и политике государства логики, расчетливого предвидения будущего».[19]

Социально-национальные силы ученый взаимосвязывает с политически­ми центростремительными силами, направленными на национальное единение. По убеждению автора, «Русские интересы могут быть защищены и гарантиро­ваны также лишь при существовании дружеских отношений с соседними на­родностями».[20] И напротив, территории враждебно настроенных окраинных на­родностей могут быть беспрепятственно использованы врагами России в случае войны для развертывания своих армий, делает вывод автор.

Корф сочетает развитие экономических интересов России с установлени­ем равноправия «малых» народов во всех сферах государственных взаимоот­ношений. По его мысли, национальные меньшинства при благоприятном поли­тическом климате, при возможности национального самоопределения, свобод­ного развития и упрочения «своих собственных национальных сознания и куль­туры» будут стремиться к укреплению экономических связей с центральной Россией.

Корф признает необходимым дифференцированный подход к заключе­нию федеративного соглашения с национальными регионами, расположенными на периферии России, в зависимости от их политического, экономического и культурного развития. При этом следует определить интересы центральной России и выработать общегосударственные, федеральные интересы в отличие от местных договаривающихся сторон.

Особого внимания заслуживает мнение ученого о государственном строе, федеральных органах и принципах создания российской федерации. Государст­венный строй будущей России он предполагает как федерацию во главе с вели­корусским центром. Причем каждое государство, входящее в сослав союза, мо­жет организовать свой строй «сообразно местным требованиям».

С. Корф предусматривает следующие центральные, федеративные орга­ны: главу государства, избираемого всенародно; федеральные законодательные органы, нижняя палата которых состоит из народных депутатов, верхняя палата должна представлять собою «отдельные составные части, на началах равнопра­вия», федеральные суды, в функции которых входит рассмотрение судебных споров, касающихся интересов, конфликтов между субъектами ({юдерации и «толкования (редералыюй Конституции».

Автор считает, что наиболее трудным будет вопрос об определении взаи­моотношений местных и федеральной исполнительных властей Он предлагает введение во всех частях федерации парламентарных министерств и тесную связь глав союзных государств с федеральным центром.

Корф признает только единственный принцип создания Российской Фе­дерации мирное, дружеское соглашение между центром и окраинами, «при условии народной санкции, народного голосования». Он отвергает возмож­ность создания федерации силой: «Русской стороне и правительству центра не­чего надеяться на мир, если восстановление единства государственности будет достигнуто новым завоеванием и имперской политикой».[21]

Ученый считает, что при выработке союзнических соглашений надо иметь в виду «некоторую общность институтов и принципов» с последующим уточнением подробностей федерального строя. Сергей Александрович убеж­ден, что такая федерация «возможна, желательна и необходима». Он считает, что следует пресекать всякие сепаративные тенденции, охватившие некоторые народы России после революции. Но проводить эту миссию надо по принципу развития центростремительных сил во всех сферах общественной жизни, чтобы сохранить федеративную Россию единой и неделимой с великоросским цен­тром.

Размышления ученого о будущем устройстве Федеративного союза на территории бывшей империи в условиях распавшегося СССР, скороспелой су­веренизации автономных образований в России, вплоть до попытки отделения от нее, приобретают большую значимость. Относительно подробное изложение Федеративных принципов будущей России в концепции С.Л. Корфа не случайно, потому что стадия становления Российской Федерации в 1900-х го­дах созвучна учению русского правоведа.

 

ИЛЬИН ИВАН АЛЕКСАНДРОВИЧ (1883-1954). И.А. Ильин - юрист, ре­лигиозный философ, историк, идеолог Белого движения, общественный дея­тель-монархист, блестящий оратор и публицист - родился 16 марта 1883 г. в Москве. В 1906 г. по первой степени окончил юридический факультет Московского университета. С 1916 г. он профессор философии права этого универ­ситета, был удостоен обеих степеней магистра и доктора. К 1918 году И. Иль­ин автор ряда работ, широко известных не только в России, но и в Европе.

Октябрьскую революцию Ильин не принял и не скрывал своих политиче­ских взглядов. В 1922 г. он был арестован в шестой  раз, судим и приговорен к смертной казни, которая была заменена пожизненным изгнанием из Советской России. В 1923 г. ученый поступил на должность профессора Русского научно­го института в Берлине. В 1934 г., после прихода Гитлера к власти, он был уда­лен из института, а в 1938 г гестапо запретило ему всякие публичные выступ­ления. Оставшись без средств, Ильин в том же году уехал в Швейцарию В Цюрихе Иван Александрович много писал, работал над своими научными тру­дами и читал публичные лекции, что было единственным источником заработка. Внезапная смерть 21 декабря 1954 г. прервала его напряженную творческую деятельность. Обширное научное наследие И. Ильина насчитывает более 30 книг и около 300 статей.

Большой интерес вызывают труды Ильина как правоведа, которые не только не потеряли своей национальной актуальности, но и связаны с государ­ственным строем СССР и России 1940-х годов. Так, проблемы государственно­го устройства нашли отражение в таких работах ученого, как «Понятие права и силы. Опыт методологического анализа» (М., 1910), «Основы общего учения о праве» (М., 1915), «Проблемы современного правосознания» (Берлин, 1923), «Наши задачи. Статьи 1946-1954гг.» (Париж, 1956), «0 сущности правосозна­ния» (Мюнхен, 1956), «Путь духовного обновления» (Мюнхен, 1962).

Для Ильина характерно органическое понимание политики. Развитие раз­личных политических систем, норм государственного устройства, по его убе­ждению, должно происходить по своим внутренним законам, как и развитие живых организмов, обусловленным географическими особенностями страны, характером ее исторического пути, национальной культурой и традициями, ве­роисповеданием и не допускающим произвольных, внешне насильственных изменений. В соответствии с этим принципом любые политические реформы должны носить эволюционный характер. Ильин был противником стандартной политической модели для различных социально-культурных общностей. «Еди­ного мерила, единого образцового строя для всех народов и государств нет и быть не может».[22]

Как монархист, Ильин настороженно относился к демократическому го­сударственному устройству, отмечал, что демократия в его период преврати­лась в абсолютную, непререкаемую ценность, в «исповедание веры», преду­преждал об опасностях последствий от ее поспешного и непродуманного вне­дрения в государственную жизнь.

Всякий политический строй, по Ильину, разумен, прочен и эффективен, когда он держится на соответствующих ему духовных основах. Под этими ос­новами, на которых только и может утвердиться демократия, предполагающая способность народа править государством, он разумел, прежде всего, «уверен­ное и живое чувство государственной ответственности», «свободную лояль­ность», чувство долга и неподкупности, бескорыстие, честность и уважение к законам и государственному устройству.

Кроме того, народ, управляющий государством, должен иметь соответст­вующий государственно-политический кругозор, глубокое понимание истори­ческих, международных и внутренних задач своей страны, высокий уровень сознания, который выражается в достаточной образованности и способности к самостоятельному и обоснованному мышлению. Если эти качества отсутствуют у народа при полной внешней свободе, то неизбежен раскол общества на мно­жество враждующих группировок, для которых все средства в политической борьбе хороши. При этом резко падает общественная солидарность. Демокра­тические выборы властных органов не способствуют выдвижению достойных депутатов, гак как избиратели легко поддаются лживым заверениям и обещани­ям кандидатов, модным фразам и сиюминутным программам. Ильин резонно утверждает, что некомпетентность народа - идеальная почва для самоутверждения всякого рода карьеристов, авантюристов, рвущихся к власти. Отсюда неизбежность противостояния власти и народа, которое может привести к гра­жданской войне и, как следствие, к установлению в той или иной форме тота­литарной диктатуры.

Особое внимание Ильин уделяет процессу перехода от тоталитарной вла­сти к власти демократической. По его убеждению, осуществление демократии немедленно после победы над тоталитаризмом невозможно, поскольку он ос­тавляет после себя такие следы в общественном сознании, которые будут ска­зываться длительное время. Одно из важнейших условий утверждения демо­кратии - хозяйственная самостоятельность граждан. В переходный период, считает ученый, формой государственного устройства должна выступить авто­ритарная диктатура. Авторитаризм в отличие от тоталитаризма совсем не пре­тендует на тоталитарное государственное регулирование. Он заинтересован в развитии самостоятельности и инициативы граждан. Этот строй прочно держит в руках лишь ключевые и решающие рычаги общественной жизни. Его главный аргумент - авторитет, а не сила. Ильин пишет: «Сила власти есть, прежде всего, ее духовно-государственный авторитет, ее уважаемость, ее признаваемое дос­тоинство, ее способность импонировать гражданам... Истинная сила власти со­стоит в ее способности звать, не грозя, и встречать верный отклик в народе».[23] Сильная власть является важным фактором перехода от тоталитаризма к демо­кратии. Но эта власть не та, которая вызывает страх, широко используя кара­тельные органы, аппарат принуждения.

Одной из важнейших задач авторитаризма в переходный период является осуществление «качественного отбора людей». В демократическом государстве должен четко действовать механизм выборов, выдвижения вверх действительно талантливых, даровитых граждан, чтобы воспрепятствовать прорыву к власти по карьеристской лестнице бездарных приспособленцев.

Из рассмотренных выше проблем политического устройства государства можно сделать следующий вывод. У И.А. Ильина нет жестких рецептов, одно­значных предписаний для будущей России в политической области, его вы­кладки это предостережение от ошибок, от догматического отношения к по­литической реальности. Политика, в понимании Ильина, это творчество, ис­кусство находить решения, исходя из сознания уникальности конкретной поли­тической ситуации. Напомним, что С.А. Ильин был приверженцем конституци­онной монархии, но все его выкладки по переходу государства к демократическому строю характерны и своевременны для России 1990-х годов с ее полити­ческими недугами и болями

С.Л. Ильин видел цель своей жизни в служении России, глубоко и осно­вательно проанализировал причины ее падения и катастрофы, указал и разрабо­тал пути духовно-национального возрождения Отечества. Некоторые работы ученого были изданы за рубежом после его смерти. В России его имя известно узкому кругу специалистов. На родине пока еще мало его работ опубликовано.

 

ПАВЕЛ ГРОНСКИЙ (1883 - дата смерти не установлена). По политиче­ским убеждениям Гронский был ориентирован на леволиберальное крыло рос­сийских политиков (партия «народных социалистов», отмежевавшаяся от эсеров), был членом Государственной думы (1912-1917). Его научно-педагогическая деятельность как приват-доцента проходила в Петроградском университете. С 1920 г. он преподавал право и историю в политехникуме и в психоневрологическом институте Петрограда. В этом же году П. Гронский эмигрировал во Францию, где вскоре установил сотрудничество с П.Н. Милю­ковым. В 1923 г. он был приглашен в Литву и стал профессором права в Кау­насском университете. Имя П. Гронского было известно в эмигрантских кругах как талантливого ученого.

Гронский проявлял заметный интерес с правоведческих позиций к госу­дарственной политике в Советской России. Образование СССР как федератив­ного государства, состоящего из национальных республик, и принятие первой Конституции вызывает у него, как и у других правоведов и политологов, недо­умение. И этой связи Гронский в 1925 г. написал статью «Юридическая приро­да СССР», которая была опубликована в зарубежном сборнике. Этa статья ока­залась пророческой в судьбе СССР. Ученый еще в 1925 году предопределил неминуемый развал Советского Союза, который не имеет «национального кор­ня» - русской нации как ведущей. Он писал: «Итак, СССР - это такое государ­ство, которое может в любой момент по взаимному соглашению входящих в него членов и в силу определенного постановления статьи 4-й Конституции перестать существовать... До сих пор культурный мир еще не видел такого госу­дарства, которое в своей конституции провозглашало бы открыто принцип до­пустимости и полной легальности выхода из состава федеративного государст­ва его членов лишь в силу простого заявления о гаком желании покинуть федерацию со стороны государства, пожелавшего выйти из Союза».[24]

Образование СССР ставило в тупик юристов еще и потому, что принцип диктатуры противоречит, отмечает Гронский. принципу федерализма. «Под внешним обличьем федеративного строя скрыта политическая действительность властной диктатуры Союзного ЦИКа, находящегося в полном распоря­жении Коммунистической партии»,[25] заключает автор.

 

МАРК ВИШНЯК (1883-1977). Он в молодости, как и большинство студенческой молодежи, включившееся в бурные годы начала XX столетия в раз­личные радикальные течения, участвовал в левом движении. Это привело его в партию социалистов-революционеров. Его политическим кредо было установ­ление в России конституционного строя через революционный переворот. Пе­риод от Февраля до Октября 1917 г. был самым активным в его деятельности как правоведа. Он стал членом комиссии Временного правительства по выбо­рам в Учредительное собрание. Ортодоксом демократического строя в России и Учредительного собрания П. Вишняк оставался и в эмиграции до последних дней своей жизни.

 

ЮРИЙ КЛЮЧНИКОВ (1885-1938). В 1917 г. он был приват-доцентом Московского университета. В годы гражданской войны активно участвовал в политической жизни на стороне Белого движения. Однако Ю. Ключников не имел устойчивой политической платформы. Так, в 1918 г. он участник левоэсеровского восстания в Ярославле, затем управлявший Министерства иностран­ных дел «Уфимской Директории», потом шеф дипломатии «Омского прави­тельства» адмирала Колчака, что кончилось конфликтом с Советом Министров, отставкой и эмиграцией.

В 1920 г. Ключников меняет свою политическую позицию и выступает за прекращение вооруженной борьбы с большевизмом и советской властью. Более того, в 1921 г. он участник сборника «Смена вех». Его статья стала определяю­щей идейную позицию эмигрантов, решивших вернуться на родину. В 1921- 1922 годах Ключников - редактор журнала «Смена вех». В эти годы он написал книгу «На великом историческом перепутье», в которой проводит идею о воз­можностях не революционного, а эволюционного развития мира. В августе 1923 г. Ю.В. Ключников вернулся в Россию (СССР), где вел исследовательскую работу в области истории и теории международных отношений и права, одно­временно работал в Коммунистической академии. В 1938 г. он был репрессиро­ван.

В трудах Ю. Ключникова как правоведа заметное место занимает книга «Интернационализм. Основные вопросы международных отношений». Центральными вопросами книги являются проблемы конфедерации и федерации, их преимущества и недостатки в определенных исторических условиях.

Автор рассматривает первую форму государственного строя как образо­вание «международно-правового характера», в основе которого действует дого­вор, сохраняющий суверенитет государств, входящих в союз. Конфедерация представляет собой союз правительств объединившихся государств, но не на­селения как «единого союзного народа». Ключников считает: «Непосредствен­ной целью образования конфедерации является совместная защита государст­вами общих им всем международных интересов. Как и везде, интересы полити­ческие идут здесь рука об руку с экономическими интересами, и чем больше тех и других обнаруживается в данной группе государств, тем обширнее и плотнее обещает стать в ней клубок конфедеративных нитей».[26]

Ключников выступает сторонником федерации как формы государствен­ного устройства, которой, по его убеждению, принадлежит будущее и которая воплощает в себе сочетание принципов свободы и равенства с материальным благополучием и внешней безопасностью субъектов объединения. Он полагает: «Если конфедерация представляет собой отношение международно-правового характера, то федерация переводит нас в область государственного права. Если конфедерация покоится непременно на договоре, то федерация покоится на за­коне или на договоре, с известного момента сам собой превратившемся в закон. В конфедерациях суверенитет принадлежит отдельным входящим в них членам, в федерациях он штатам не принадлежит».[27]

Совершится ли конфедерация или федерация бывших союзных республик СССР в полном соответствии этим понятиям, покажет время и история. Пока что СНГ - нечто неопределенное и неустойчивое при наличии конфедератив­ных договоров. Между тем, концепция Ю. Ключникова в этой области близка к реальной перспективе в направлении устойчивой конфедерации.

Видным русским правоведом был Ф.Ф. Кокошкин. До сих пор значимой остается его идея о «сдержках и противовесах» различных ветвей власти, кото­рые не дают государству выродиться в диктатуру или империю. Он считал, что при многопартийности в государстве создается гарантия предотвращения пар­тийной диктатуры и авторитаризма и укрепляется роль государства в экономи­ке и социальной политике.

ПУБЛИЦИСТЫ

 

Эмигрантская периодическая печать была единственным средством общения между рассеянными по чужому миру соотечественниками, связующим звеном, объединительным центром русских общин и единственной ареной, на которой велись жаркие дискуссии по самым различным проблемам, выяснялись различные позиции авторов. Среди них были и острые, узловые проблемы, ко­торым публицисты, политологи, журналисты уделяли более пристальное вни­мание.

Заметными фигурами на публицистском поприще были П. Милюков, пи­савший в течение многих лет передовые статьи для газеты «Последние ново­сти», П. Струве, Г. Федотов, Ф. Степун, П. Долгоруков, Н. Устрялов, И. Бунаков-Фондаминский, Марк Алданов, В Шульгин, Е. Аничков, А. Изгоев, Ф. Мельников. Можно назвать и других талантливых русских публицистов. Нема­ло проблем, которые они пытались разрешить в своих печатных выступлениях, актуальны и для современной России. На некоторых из них мы и сосредоточим внимание.

 

АЛЕКСАНДР ИЗГОЕВ (1872-1935). А. Изгоев (настоящее имя Арон Ланде) — публицист, социолог, общественный деятель. Окончил юридический фа­культет Новороссийского университета. Первоначально был «легальным мар­ксистом», сотрудничал в марксистских журналах «Новое Слово», «Жизнь», «Образование». В 1905 г. руководил одесской группой «Союза Освобождения», был редактором еженедельника «Южные записки». После закрытия еженедель­ника в декабре 1905 г. переехал в Петербург. Здесь он вскоре становится чле­ном ЦК кадетской партии, одним из лидеров ее правого крыла вплоть до 1918 г.

В Петербурге Изгоев с 1906 г. был сотрудником журналов П. Струве «Полярная Звезда», «Свобода и Культура» и газеты «Дума», одним из руково­дителей газеты «Речь». Он вошел в состав авторов сборника «Вехи» (1909), в котором выступил со статьей «Об интеллигентной молодежи». С 1910 г. Изгоев - редактор политического отдела «Русской мысли». В ноябре 1917 г. он органи­зовал издание антибольшевистской газеты «Борьба». Среди его многочислен­ных работ, написанных до эмиграции, выделяются следующие: «Общинное право» (1306), «Русское общество и революция» (1910), «П.А. Столыпин» (1912), «Наши политические партии» (1917), «Социализм и крестьяне» (1917), «Социализм во второй русской революции» (1917).

В 1918 г. А. Изгоев написал статью «Социализм, культура и большевизм», помещенную в сборнике «Из глубины» (1918); в который были включе­ны статьи крупнейших русских философов и известных деятелей культуры на­чала века. Главное внимание в статье автор уделяет несовместимости социа­лизма и большевизма с культурой в классическом понимании ее компонентов, традиций и нравственных норм. Он рассматривает культуру в трех слагаемых: культура личности, духовная культура, материальная, «вещная» культура. В статье русская культура (по определению большевиков, «буржуазная») проти­вопоставляется «пролетарской культуре».

В условиях строительства социализма, отмечает Изгоев, когда повержено христианство, «облагораживающее человеческую натуру», культура личности разрушается, и человек без Бога, назвавший себя «социалистом», уподобляется «кровожадной, садистски злобной обезьяне». «Никогда в обществе социальные связи не были столь слабы, столь надорваны, как во времена официального царства социализма. Человек человеку волк - вот основной девиз этих страш­ных дней. Сотрудничество и общность были лишь во время преступления. По­сле него, при дележе добычи, каждый думал лишь о себе, сталкивая с дороги более слабого или неопытного. Стадо волков, вырывающих друг у друга добы­чу»,[28] - заявляет автор.

Духовную культуру Изгоев связывает с христианством, считая религию основным рычагом культуры человеческого общества. По его убеждению, со­циализм - это христианство, но без Бога, без христианского нравственного ко­декса. Автор констатирует: «Освобожденный от религии человек семимильны­ми шагами пошел не вперед, к царству разума, свободы, равенства и братства, как учили лживые социалистические пророки, а назад, к временам пещерного быта и звериных нравов».[29]

Помимо христианства, Изгоев отмечает и такие основные компоненты духовной культуры, как наука и искусство. Он указывает, что эти две составные части духовной культуры в отечественных и западных образцах давно объ­явлены социалистами, «начиная от Н.Г. Чернышевского и Н.К. Михайловско­го», буржуазными. Большевики пошли дальше. В этой связи Изгоев пишет: «Огромные культурные ценности - наука и искусство — суть ценности «буржу­азного мира». Опыт русских большевиков засвидетельствовал, что эти ценно­сти не могут существовать в «социалистическом царстве». Там нет для них воз­духа».[30]

В области материальной, «вещевой» культуры, которая, по словам автора, объемлет «весь наш быт». Изгоев сосредоточивает внимание на критике мар­ксистской политической экономии, вызвавшей интерес в либерально-демократических кругах русской интеллигенции в конце XIX — начале XX ве­ков и возведенной большевиками в экономический фетиш в развитии произ­водства материальных благ.

После двух арестов Изгоев осенью 1922 г. был выслан в Германию. Встреча с П.Б. Струве привлекла его к активному участию в восстановленной «Русской Мысли», «Возрождении». Однако откровенные правомонархические устремления редактора «Возрождения» П. Струве побудили А. Изгоева выйти из редакции в знак протеста. В последние годы публицист работал в газете «Руль».

 

БУНАКОВ-ФОНДАМЕНСКИЙ ИЛЬЯ ИСИДОРОВИЧ (1897-1943). Из­вестный русский публицист и общественный деятель, до революции был эсе­ром, но занимал более либеральные и умеренные позиции. В эмиграции редак­тировал вместе с Г.П. Федотовым и Ф.А. Степуном журнал «Новый град» - объединительный орган российской творческой интеллигенции с установкой на поиск социальной правды в христианском идеале. Журнал выходил в Париже с 1931 по 1939 гг.

В период плановой индустриализации и коллективизации в СССР прини­мал активное участие в дискуссиях эмигрантов по вопросам экономического развития Советского Союза и, особенно, в прогнозировании развития индустрии и сельского хозяйства в России после падения большевизма и советской власти. Основная часть эмигрантов видела будущую, возрожденную Россию капитали­стической. Кунаков, как и большинство дискуссировавших, реально, без лиш­него оптимизма оценивал перспективы развития капитализма в России, учиты­вая историю западного капитализма, предупреждал об опасностях поспешного перехода к свободному экономическому развитию в условиях небольшевист­ской России. Трезво мыслящие ученые мужи отмечали, что здесь надо учиты­вать и большевистскую идеологию, проникшую в массы, и морально-психологический климат в послереволюционном советском обществе, и опыт большевиков в развитии народного хозяйства страны.

В 1931 г. Бунаков-Фондаменский опубликовал в журнале «Новый град» статью «Хозяйственный строй будущей России». Статья написана в форме дружеской полемики с Г. Федотовым, который выразил свою точку зрения в этом направлении в книге «И есть, и будет». В целом соглашаясь с конкретны­ми мероприятиями предлагаемого Федотовым плана преобразования будущей России, перевода ее на капиталистический путь развития, Бунаков выдвигает ряд своих аспектов в этой области, которые он нередко выражает в форме во­просов-ответов, что создает своеобразный стиль полемической статьи. Так, на вопрос: «Должна ли Россия пройти всю лестницу исторического развития Запа­да?» - он отвечает, что при советском строе она уже прошла первую ступень европейской цивилизации, достигла определенных успехов в индустриализации народного хозяйства, и нет смысла и необходимости в реставрации раннего ка­питализма.

У Запада, по убеждению Бунакова, следует заимствовать лишь то, что принадлежит фазе «позднего капитализма», новые формы хозяйства, в том чис­ле государственные, кооперативные и «смешанные капиталистически общест­венные», а не переносить на российскую землю отжившие, архаические формы. Вместе с тем, рассуждает автор, надо постоянно рационализировать все хозяй­ственные процессы в соответствии с новыми тенденциями и направлениями в экономическом развитии, чтобы предотвратить экономическую анархию в свя­зи с укрупнением промышленных объединений (тресты, картели, акционерные общества) и бюрократизацией управления. С этой целью, считает Бунаков, не­обходим «один выход, указываемый всем ходом развития современного хозяй­ства: установление в мире хозяйства планового».[31] По его мнению, в плановом хозяйстве возможны различные формы хозяйствования и различные формы владения.

Однако плановое хозяйство не равнозначно государственному хозяйству «как в советской России, и не должно быть однообразным во всех округах». Советское плановое хозяйство не оставляет места предпринимательской ини­циативе, «свободной игре хозяйственных сил», в нем государственное и коопе­ративное играют подавляющую роль.

Бунаков-Фондаменский, возражая Федотову, заявляет, что большевики создают в России экономическую базу, строят советское хозяйство, хотя и «жестоко и бесчеловечно», «на крови и костях миллионов русских людей», что в стране происходит огромный хозяйственный переворот, и Россия из страны аграрной превращается в аграрно-промышленную. Послебольшевистская Рос­сия, говорит Бунаков, получит от большевиков огромное промышленное на­следство. Главное для новой России - разумно использовать это богатство, не шарахаться, подобно большевикам, из одной крайности в другую, правильно распорядиться государственной собственностью, особенно такими ее отрасля­ми, как индустрия и оптовая торговля. Эти две отрасли, считает автор, следует сохранить за государством. В случае передачи их – только «общественным предприятиям или смешанным государственно-частным обществам». Примеча­телен вывод Бунакова-Фондаменского: «За большевистское хозяйствование России еще долгие годы придется расплачиваться».[32]

Внося поправки в мероприятия Федотова по перестройке в отрасли сель­ского хозяйства, Бунаков отмечает, что государство закрепит за крестьянами их земли с правом передачи ее из рук в руки, предоставит им «свободный выбор форм землепользования - общинных и индивидуальных», разрешит выход из колхозов и раздел их, будет способствовать созданию крестьянских кооперати­вов, артелей и тракторных ассоциаций для обработки пахотных полей. При этом государство сохранит за собой «верховную собственность на землю - на­ционализацию».

Большие трудности видит Бунаков в воспитании «нового класса русских предпринимателей». Он имеет в виду не мелких предпринимателей, которые быстро созреют, а предпринимателей «европейско-американского склада», по­строившего капиталистическое хозяйство Запада и способного поднять хозяй­ство России на соответствующую высоту.[33] Тип советского хозяйственника, считает он, для такой работы непригоден. Таково убеждение Бунакова-Фондаменского.

 

АНИЧКОВ ЕВГЕНИЙ ВАСИЛЬИЕВИЧ (1866-1937). Аничков сочетал в се­бе качества талантливого публициста и литературоведа. Он проводил исследо­вания славянской языческой религии на основе анализа древнерусской литера­туры, письменности и фольклора. Об Е. Аничкове мало что известно в совет­ских источниках. В БСЭ ему уделен один абзац как «буржуазному литературо­веду», проводившему «глубоко реакционную идею о религиозном происхожде­нии искусства».

Предоставляется возможность проанализировать статью Аничкова «Две струи русской политической мысли», которая была опубликована в «Записках Русского научного института» в Белграде (выпуск I, 1930) и фрагменты которой помещены в журнале «Новое время» (1992, № 23). Мысли автора созвучны политической ситуации современной России. Центральная линия статьи - это влияние бюрократических слоев на политику России, что стало традицией Рос­сийской империи. «Нескромное обаяние бюрократии» Аничков видит в идее заставить общество развиваться по «правильным правилам», которые приду­мывают «мудрые» и «добрые» руководители. Автор отмечает, что после Фев­ральской революции эсеры, ранее провозглашавшие «народоправство», сразу же начали восстановление прежних государственных форм.

Большевики, пишет Аничков, пошли своим путем в области «народоправства». Это и разгон Учредительного собрания, и создание Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, в которых уже содержатся признаки бю­рократии, и, наконец, «строгий бюрократизм большевиков, опирающийся на неразборчивую в средствах кучку коммунистов».[34] Они, используя свое безгра­ничное влияние в Советах, «осуществили заново перестроенное бюрократиче­ское правление страной».

Первую струю русской политической мысли Е. Аничков формулирует как стремление некоторой партии или организации управлять страной «диктатор­ским или бюрократическим воздействием», открыто или скрытно отрицающим «народоправство». Хотя в программе большевиков и сделан акцент на народо­властии, фактически центральный и местные комитеты партии считают себя суверенными и неподвластными воле представительных органов. Аничков убежден, что «всякое бюрократическое управление страною – будь то консерва­тивное или либеральное, будь то революционное или реставраторское - одина­ково гибельно сказывается на судьбах страны».[35]

Противоположный первому, взгляд на политические события в России, по Аничкову, основан на предвидении, которое возникает «из оценки экономи­ческих отношений». Этот взгляд порождает вторую струю русской политиче­ской мысли. По мнению автора, «политический деятель должен отклонить от себя своеволие либо тирана, либо диктатора, либо какой-нибудь политической и тем более революционной партии».[36]

Задачу «политического мудреца» Аничков видит в том. что он будет ру­ководствоваться наукой - продуктом коллективных познавательных усилий, а не индивидуальной интуицией. И если произойдут ошибки в научном предви­дении, несущие за собой роковые ошибки, то на помощь придет «народоправ­ство» со связанными с ним «свободой слова и веры», которые внесут поправки в «теории и системы». Однако «подобные мысли и принципы не нашли себе и до сегодняшнего дня достаточно яркого выражения в русской общественности».[37]

Талантливым и плодовитым публицистом был Шульгин Василий Виталь­евич (1878-1976) идеолог Белого движения и монархической эмиграции, в до­революционной России активный и популярный общественный деятель. В СССР на это имя был наложен запрет, оно даже не упоминается в БСЭ. Зару­бежное творческое наследие Шульгина весьма богато. Это книги, в том числе «Годы, мемуары» (1973), исторические очерки, политические статьи. Ведущей проблемой последних лет жизни Шульгина был национализм. Он рассматрива­ет его как с психологических, так и с политических позиций в качестве «аксиом национальной этики», которые созревали постепенно и которые нашли отраже­ние сначала в книге «Что нам в них не нравится», а затем в форме автополеми­ки в книге «Постскриптум» (1971). Автор призывает к «самопреодолению национализма». Обширное наследие В.В. Шульгина еще ждет публикации и изу­чения того, что сам автор называл «казусами Шульгина».

 

*     *     *

 

Закончен краткий обзор творческой деятельности русских правоведов и публицистов за рубежом. Следует обратить внимание на одно обстоятельство, касающееся правоведов. Юристы-практики испытывали большие сложности с трудоустройством из-за дефицита рабочих мест и, с другой стороны, из-за язы­кового барьера. Кроме того, ведение самостоятельной практики русскими юри­стами сталкивалось с иной законодательной системой и правовой традицией в чужой стране. Легче было трудоустроиться ученым-правоведам и специалистам по международному торговому праву. Так, преподававшие в русских высших учебных заведениях правоведы П. Тимофеев (Прага), Г. Гуинс (Харбин), С. Корф (Хельсинки) позже получили хорошие должности в США.

Публицистика представляет основную часть эмигрантской общественно-политической литературы. Деятельность публицистов в большей степени была связана с политическим климатом в СССР и его экономическим развитием, с прогнозированием путей преобразования России, перспективами хозяйственно­го строительства после падения большевизма. Трибуной ведущих публицистов был журнал «Новый град», центральной линией которого была защита «фор­мальной» демократии. Он выходил в Париже в период с 1931 по 1939 годы (всего вышло 14 номеров). Создателями журнала являлись философ Ф.А. Степун, христианский богослов и публицист Г.П. Федотов, публицист И.И. Бунаков-Фондаменский В журнале печатались Н.0. Лосский, Н.А. Бердяев, С.И. Булгаков, М.П. Бицилли, M.B. Вишняк, К.Д. Кустова и другие. Журнал зани­мал видное место в философском, социологическом, историческом, публици­стическом наследии российской эмиграции.

 

ГЛАВА III